Текст книги "Загадка завещания Ивана Калиты. Присоединение Галича, Углича и Белоозера к Московскому княжеству в XIV в"

Следующее известие, связанное с Дмитровом, относится к 1334 г. Под этой датой Рогожский летописец, в целом относящийся не слишком доброжелательно к Москве, поместил весьма краткое, но многозначительное известие о смерти дмитровского князя Бориса, позволяющее думать, что его кончина наступила не без «помощи» со стороны Ивана Калиты: «Выиде князь великии Иванъ (Калита. – К. А.) изо Орды, а князь Борись Дмитровскыи въ Орде мертвъ»³²¹. А.Н. Насонову были непонятны причины гибели дмитровского князя в Орде³²². Они проясняются, если знать, что он сначала служил князю Михаилу Ярославину Тверскому, а затем его сыну Александру. Находившийся в изгнании в Пскове после тверского восстания 1327 г. и последовавшего затем разгрома Твери татарами с помощью Москвы, Александр Михайлович всячески пытался противодействовать Ивану Калите, в том числе и при ханской ставке. Очевидно, таким его агентом в Орде и являлся дмитровский князь. Это не могло не вызвать неудовольствия Калиты, и в итоге Борис Давыдович Дмитровский поплатился жизнью за слишком тесные связи со своим сюзереном.

Из того факта, что духовная грамота 1353 г. Семена Гордого упоминает принадлежащее московскому князю «село в Дмитрове», можно полагать, что к этой дате Дмитров уже стал собственностью Москвы³²³. Это, очевидно, произошло в промежуток между 1334 и 1353 гг. Каким же образом это произошло?

Как уже говорилось выше, летописи молчат о присоединении Дмитрова к Москве. Это можно объяснить тем, что город вошел в состав московских владений мирным путем, а не в результате военных действий.

Вместе с тем, как отмечал В.А. Кучкин, Дмитров не упоминается в завещаниях московских великих князей Семена Гордого и Ивана Красного. Подобную кажущуюся «несостыковку» источников можно объяснить очень просто – так же как Мещера и Галич, Дмитров достался московским князьям в качестве приданого.

Действительно, под 1347 г. летописи помещают известие о женитьбе московского великого князя Семена Гордого на дочери тверского князя Александра Михайловича Марии: «Тое же весны оженися князь великии Семенъ Ивановичь, приведоша ему со Тфери княжу дчерь Александрову Михаиловича Марию, а ездил по нее Андреи Кобыла да Алексей Босоволковъ»³²⁴. Очевидно, тверские князья отдали за ней в качестве приданого Дмитров. Поскольку он являлся личной собственностью Марии, в случае возможного развода с московским князем (а перед этим браком Семен Гордый уже дважды разводился) Дмитров оставался бы в ее владении. Тем самым становится понятным, почему он не назван в духовных грамотах как Семена Гордого, так и его брата Ивана Красного.

В своем завещании Семен Гордый выделял своей жене, помимо ее собственных владений, доставшихся ей в качестве приданого, еще целый ряд волостей и сел, лежавших на территории Московского княжения³²⁵. Духовная грамота Ивана Красного 1358 г. дает их перечень и предусматривает, что московские волости и села, находившиеся в руках Марьи, принадлежат ей пожизненно – «до ее живота… а по ее животе те волости и села сыну моему, князю Дмитрью»³²⁶. Вдова Семена Гордого Марья скончалась в 1399 г.³²⁷, но уже задолго до ее кончины принадлежавшие ей волости перешли к Дмитрию Донскому (они упоминаются в его завещании 1389 г.)³²⁸. Объясняется это тем, что Марья еще до своей смерти постриглась в монахини под именем Фетинья и вследствие этого должна была отказаться от принадлежавшей ей недвижимости. Несомненно, что помимо выделенных ей мужем московских волостей она вынуждена была отказаться и от принадлежавшего ей в качестве приданого Дмитрова. Он достался князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому, поскольку в своем завещании Семен Гордый «приказывал» свою жену «своей братье, князю Ивану и князю Андрею»³²⁹. О том, что раздел владений Марьи был произведен между их сыновьями: Дмитрием Донским и князем Владимиром Андреевичем Серпуховским, свидетельствует то, что в духовной грамоте князя Владимира Серпуховского начала XV в. упоминается «княгини великие Марьинъ дворъ»³³⁰.

Подобный раздел конечно же в определенной мере нарушал тогдашние правила. Выше мы говорили о том, что по обычаю если брак был бездетным, то за смертью (или пострижением) жены ее приданое должно было переходить не родственникам мужа, а возвращаться в род жены. Правда, в данном случае москвичи могли оспорить это правило – у Марьи и Семена Гордого все же были общие дети, которые, однако, скончались еще при жизни Марьи во время эпидемии чумы 1353 г. И в этом не было вины супруги московского великого князя. Но, вероятно, тверские князья настаивали на безусловном возвращении Дмитрова в их род. При этом претензии на этот город выдвигали и представители дмитровской ветви галичских князей.

Ближайшими сородичами дмитровских князей являлись князья Галичские, как было показано выше, уже со времен Калиты находившиеся на положении «вольных слуг» при московском дворе. Очевидно, именно претензиями дмитровских князей на свой бывший стольный город и объясняется то, что князь Владимир Андреевич Серпуховской был вынужден посадить в Дмитрове на правах «слуги» своего деда князя Ивана Федоровича Галичского, имевшего по родовому счету не меньше прав на Дмитров, чем тверские князья. Именно его портрет с надписью «Иоанн Дмитровский» изображен в написанном в XVII в. и сохранившемся до сих пор «Родословном древе российских государей», находящемся на сводах паперти соборной церкви Преображения Господня в московском Новоспасском монастыре.

Тем не менее прежние владельцы Дмитрова пытались и позднее оспорить право владения этим городом у московских князей. В начале 60-х гг. XIV в. воспользоваться малолетством Дмитрия Донского и Владимира Андреевича Серпуховского постарался было сын погибшего в Орде в 1334 г. дмитровского князя Дмитрий Борисович. Но поскольку к этому времени Дмитров в результате обмена владениями оказался у его сородича князя Ивана Федоровича Галичского, Дмитрию Борисовичу не оставалось ничего иного, как предъявить претензии на Галич. Однако попытка захвата Галича у него не удалась, и он был выгнан оттуда в 1363 г. московской ратью³³¹.

Следующую попытку оспорить у Москвы владение Дмитровом предприняли тверские князья, не смирившиеся с тем, что москвичи так и не вернули обратно Дмитров, отданный ими в приданое за супругой Семена Гордого. Видимо, вскоре после кончины князя Ивана Федоровича Галичского (в московско-серпуховском докончании 1372 г. о нем говорится как уже об умершем) представители Твери вновь потребовали возврата спорного города. Именно в этом контексте следует рассматривать попытку тверского князя Михаила Александровича в 1372 г. захватить данный город. Однако она не удалась, и в отместку тверской князь сжег Дмитров³³².

За серпуховскими князьями Дмитров оставался вплоть до начала 1389 г.³³³ Вслед за этим он был отнят Дмитрием Донским у князя Владимира Андреевича Серпуховского и по завещанию Дмитрия 1389 г. был отдан его сыну Петру.

Глава 3
Белоозеро

Вопрос о времени приобретения Белоозера
московскими князьями

Судя по завещанию 1389 г., Дмитрий Донской своему сыну Андрею отдавал Белоозеро: «А сына своего, князя Андрея, благословляю куплею же деда своего, Белымозеромъ, со всеми волостми, и Вольским съ Шаготью, и Милолюбъскии езъ, и съ слободками, что были детин моих»³³⁴.

Каким образом Белоозеро стало московским владением? Очевидно, это произошло в результате сделки с одним из местных белозерских князей. Но с кем именно?

Определенную пищу для размышлений ученым дало родословие белозерских вотчинников Монастыревых, на которое впервые обратил внимание С.Б. Веселовский, занимавшийся историей землевладения служилого сословия XIV–XVI вв. В нем сообщалось, что родоначальник Монастыревых Александр Монастырь, живший в XIV в., происходил из смоленских князей, а владения на Белоозере получил от своей бабки Настасьи, которая, в свою очередь, купила их для него у своей сестры Федоры, бывшей замужем за князем Федором Белозерским. Последняя являлась сестрой великого князя Семена Гордого³³⁵.

Позднее родословное предание Монастыревых подробно было проанализировано А.И. Копаневым. Он выяснил, что супруга князя Федора Романовича Белозерского Феодора (или Феодосия, очевидно, это имя было изменено после пострижения) являлась дочерью московского великого князя Ивана Калиты. Она же упоминается и в духовной грамоте 1389 г. Дмитрия Донского: «А что ми дала княгини Федосья Суду на Белеозере, да Колашну, и Слободку, и что благословила княгиню мою Городком до Волочкомъ, та места ведает княгиня Федосья до своего жывота, а по ее жывоте то княгини моей»³³⁶. Упоминание в завещании московского князя дочери Ивана Калиты, в сочетании с указанием той же духовной грамоты, что Белоозеро являлось «куплей» Ивана Калиты, заставило ученого предположить, что приобретение Москвой владений на Белоозере было самым тесным образом связано с браком белозерского князя и дочери Калиты. По мнению А.И. Копанева, брак Феодосии с князем Федором Романовичем фактически означал подчинение слабого Белозерского княжества Москве.

Пытаясь выяснить время заключения этого брака, А.И. Копанев обратил внимание на события 1339 г., когда Калите удалось с помощью Орды разбить враждебную ему коалицию князей, среди которых упоминался и «Романчук Белозерский», как называет его летописец. По мысли исследователя, одержав победу, Калита попытался закрепить ее. Данной цели как нельзя лучше соответствовало заключение брачного союза дочери великого князя с молодым княжичем еще недавно враждебного Калите княжества. Разумеется, историк осознавал, что предложенный им в качестве возможной даты заключения этого брачного союза 1339 г. является лишь предположением. Но о том, что данный брак был заключен еще при жизни Калиты (а умер московский князь в 1340 г.), говорило родословное предание Аничковых. Согласно ему, их родоначальник царевич Большой Орды Берка выехал на Русь при Калите. Крестившись с именем Аникий, он получил на новой родине многочисленные владения: «И государь князь велики Иванъ Даниловичь Калита даша ему вотчинъ и поместей множество и пожалова ево Белымъ озеромъ подъ Микулою Воронцовымъ и сверхъ ему Микулы пожаловалъ гостиную пошлину»³³⁷. Таким образом, Калита действительно распоряжался землями на Белоозере. Очевидно, этот «реальный успех московской политики» и был назван полвека спустя «куплей» Ивана Калиты, – заключает свои рассуждения ученый³³⁸.

Однако в своих построениях А.И. Копанев не учел одной детали – Феодосия действительно являлась дочерью Ивана Калиты, правда, от его второго брака с Ульяной³³⁹. Он был заключен в последние годы его жизни, и, следовательно, на момент смерти отца она была слишком молода для замужества. Отсюда вытекает то, что брак Федора Романовича Белозерского с дочерью Калиты следует датировать временем уже после кончины московского князя, и, таким образом, он не имеет ничего общего с «куплей» Калитой Белозерского княжества.

В.Л. Янин, определяя возможное время «купли» Белоозера московскими князьями, предположил, что эта сделка могла быть совершена только у Романа Михайловича Белозерского, родившегося до 1293 г. (его отец умер в указанном году) и упоминаемого летописью в 1339 г. Брат Романа Федор Михайлович в последний раз упомянут летописью под 1314 г., то есть задолго до вокняжения в Москве Ивана Калиты. Вместе с тем, отметил В.Л. Янин, данной сделкой суверенные права белозерских князей не были ликвидированы³⁴⁰. Если мы проанализируем последующие летописные свидетельства о Белоозере XIV в., то увидим, что в промежуток между 1339 г. и вплоть до конца 70-х гг. XIV в. Белозерское княжество оставалось независимым или почти независимым. Под 1363 г. летописец сообщает о попытке князя Дмитрия Константиновича Суздальского вторично сесть на великокняжеский стол во Владимире. Суздальскому князю удалось просидеть на нем всего лишь несколько дней, пока он не был согнан с него московской ратью Дмитрия Донского. Для нас в этом известии интересно то, что вместе с князем Дмитрием Константиновичем был «князь Иван Белозерец, пришел бо бе из Муратовы Орды с тритьцатию татаринов»³⁴¹. Наконец, в 1375 г. сын Романа Михайловича князь Федор Белозерский во главе своего войска участвует в походе русских князей под руководством Дмитрия Донского на Тверь³⁴². А еще через пять лет Федор Белозерский вместе с сыном Иваном вновь «сел в стремя» по призыву Дмитрия. В битве на Куликовом поле оба белозерских князя погибли³⁴³.

Таким образом выяснилось, что, несмотря на то что, по данным духовной грамоты 1389 г. Дмитрия Донского, его дед Иван Калита «купил» Белоозеро, вплоть до конца 1370-х гг. оно оставалось фактически самостоятельным. Данное противоречие попытался разрешить В.А. Кучкин. По его мнению, под «куплей» Белоозера следует понимать получение Калитой ханского ярлыка на Белозерское княжение. На его взгляд, ярлык мог быть получен московским князем между 1328 и 1339 гг.³⁴⁴ Но здесь обнаружились новые трудности. Под 1339 г. князь Роман Белозерский упоминается как суверенный князь, более того – ведущий самостоятельную политику в отношении Орды³⁴⁵, и поэтому говорить о том, что на его княжение Иваном Калитой был куплен ханский ярлык, было бы весьма неосмотрительно. Приведенные выше показания летописей заставили В.А. Кучкина сделать оговорку, что распространение власти Ивана Калиты на Белозерское княжение носило временный характер. По его мнению, «в 1337 или 1338 гг., когда хан Узбек простил возглавившего в 1327 г. восстание против ордынского засилья тверского князя Александра Михайловича и передал ему Тверское княжество, что явно шло вразрез с политическими планами Ивана Калиты, монголо-татары и Белозерское княжество вернули старому вотчичу – князю Роману Михайловичу. Во всяком случае, судя по прозвищу этого князя и его самостоятельным сношениям с Ордой, к 1339 г. Белоозером правил уже он». На взгляд историка, Белозерское княжество оставалось самостоятельным до 1380 г., когда «пресечение старшей линии белозерских князей, родственные связи Федора Романовича с московским великокняжеским домом… способствовали переходу Белоозера в руки великого князя Дмитрия Ивановича Московского»³⁴⁶.

Но признать верным это довольно искусственное объяснение В.А. Кучкина все же нельзя. Виной тому – очередная маленькая «неувязка». Еще можно согласиться с тем, что после того, как на Куликовом поле погибли князь Федор Романович и его сын Иван, их удел, оставшийся без наследников, мог перейти к вдове Федора Романовича, а уже от нее, по женской линии наследования, к ближайшему ее родственнику Дмитрию Донскому. Однако московские князья владели частью Белоозера задолго до гибели своих свойственников в 1380 г.

Под 1378 г., еще до пресечения этой ветви белозерских князей на Куликовом поле, летописец сообщает, что на озеро Лаче был сослан некий поп, действовавший в интересах сына последнего московского тысяцкого Ивана Васильевича Вельяминова и захваченный перед сражением с татарами на реке Воже³⁴⁷. Заточать своих политических противников на Руси всегда было принято в своих собственных владениях, причем, как правило, не на вновь присоединенных, а на более старых. Отсюда вытекает вполне естественный вывод, что Белоозеро к 1378 г. уже являлось достаточно старым владением московских князей и, несомненно, было присоединено к Москве не при Дмитрии Донском, а значительно раньше.

Родословие белозерских князей

Чтобы разобраться в вопросе о времени и способах приобретения Белоозера Москвой, а самое главное, у кого Калита «купил» это княжество, прежде всего необходимо обратиться к генеалогии белозерских князей.

Свою родословную они вели от князя Глеба Васильковича Белозерского, брата Бориса Васильковича Ростовского. Родословцы сообщают, что сыновьями у Глеба были бездетный Демьян и Михаил. «В лето 6785 (1277) князь Михайло Глебович женился у князя Федора Ростиславича Ярославского». От этого брака произошли два сына: Федор Белозерский и Роман. Далее видим разночтения. Известно, что один из сыновей Михаила Глебовича, судя по родословцам, был бездетен. Часть из них показывает бездетным Романа и ведет дальнейшее родословие от Федора Михайловича³⁴⁸, другие, наоборот, считают бездетным Федора, а всех последующих белозерских князей производят от Романа³⁴⁹. Отечественные генеалоги, столкнувшись с этим противоречием, склонились на сторону второго варианта, поскольку обнаружили, что в числе погибших на Куликовом поле летописью упоминается Федор Романович, сын Романа Михайловича³⁵⁰. В следующем поколении у Федора Романовича был сын Иван. «И князя Федора и съ сыномъ со княземъ Иваномъ убили на Дону в Мамаев приходъ и отъ тово родъ не пошолъ». Продолжателем белозерских князей стал князь Василий Сугорский, брат Федора Романовича. От его детей впоследствии произошли различные ветви белозерских князей: Белосельские, Андогские, Вадбольские, Шелешпанские, Кемские, Сугорские, Карголомские, Ухтомские.

Ермолинская, Львовская и Типографская летописи дают краткое родословие белозерских князей в следующем виде: у Василька Ростовского был сын Глеб Василькович, внук Михаил Глебович, правнук Федор Михайлович, у которого, в свою очередь, были сын Василий Федорович Сугорский и внук Юрий Васильевич Белосельский³⁵¹.

Отмеченные выше разногласия родословцев показывают, что все они относятся к достаточно далекому времени от эпохи первых поколений белозерских князей и свидетельствуют о том, как представители различных ветвей их потомства старались найти единое родственное «согласие». В этой связи вполне закономерен вопрос – насколько верны показания родословцев и соответствуют ли они действительности?

Важную роль в выяснении этого вопроса играет так называемый Ростовский соборный синодик, опубликованный С.В. Коневым. Особая ценность его заключается в том, что он составлен по семейным записям, и указывает не только имена, но и отчества своих персонажей. Среди прочих поминаний он содержит уникальный помяник белозерских удельных князей. Имена большинства белозерских князей, названных в нем, известны только по этому тексту.

При этом, как отметил С.В. Конев, происхождение Василия Сугорского, родоначальника всех последующих ответвлений белозерских князей, оказывается совершенно иным, чем во всех принятых научных исторических публикациях. По версии синодика, он – сын Федора Михайловича, а не его младшего брата Романа, и, следовательно, продолжатель старшей ветви белозерских князей, а не младшей, как считалось генеалогами. Отметив это обстоятельство, С.В. Конев полагал, что введение в научный оборот этого источника приведет к тому, что «многие историко-географические опусы, посвященные Белозерью, могут быстро устареть для науки»³⁵².

Ввиду важности этого синодика для изучения родословия белозерских князей приведем посвященную им часть памятника полностью, обозначив для удобства цифрами упоминаемых в нем лиц: «Благоверным князем (1) Михаилу Глебовичю, (2) Феодору Михаиловичю, (3) Василию Феодоровичю, (4) Юрию Василиевичю, (5) Роману Михаиловичю, (6) Семену Василиевичю, (7) Юрию Ивановичю Белозерьскимъ вечная память. Князю (8) Андрею Юрьевичю Шелешпаньскому вечная память. Князю (9) Василию Ивановичю, князю (10) Андрею Юрьевичю Андожскому, князю (11) Василию Дмитреевичю, князю (12) Владимиру Андреевичю, князю (13) Юрию Васильевичю, князю (14) Ивану Белозерским вечная память». И далее, среди поминания убитых в 1380 г. на Дону, видим: «Князю (15) Феодору Романовичю Белозерьскому и сыну его князю (16) Ивану… (17) Семену Михаиловичю…»³⁵³

Известен также и другой синодик белозерских князей, хранящийся в Череповецком музее, который в свое время использовал А.И. Копанев: «А се Белозерские князи: благоверного князя (1) Михаила, (2) Романа, (3) Федора, (4) Василья, (5) Иоанна, (6) Феодора, (7) Георгия, (8) Андрея, (9) Георгия, (10) Афанасия, (11) Семена, (12) Андрея, княгини Анны, Феодосьи, Марии Голендуки, Варвары, О лены»³⁵⁴.

На основе этих двух источников попытаемся реконструировать родословие белозерских князей. Для этого обозначим буквой Ч – Череповецкий синодик, а буквой Р – Ростовский синодик.

Первым в обоих синодиках назван Михаил Глебович (41, Р1). Затем в Ч упомянуты оба его сына – Роман Михайлович (42, Р5) и Федор Михайлович (43, Р2), за которыми следуют сыновья Федора Михайловича – Василий Федорович Сугорский (44, РЗ) и Иван Федорович (45; в Р он в этом месте пропущен), а также сын Романа Михайловича – Федор Романович (46, Р15: здесь он помещен в списке погибших на Куликовом поле вместе со своим сыном Иваном – Р16). Вслед за этим 4 помещает сына Василия Федоровича – Юрия Васильевича (47, Р4) и сына последнего – Андрея Юрьевича Шелешпанского (48, Р8). Затем следуют сын Ивана Федоровича – Юрий Иванович (49, Р7) и братья Юрия Васильевича Сугорского – Афанасий Васильевич (410; в Р он пропущен) и Семен Васильевич (411, Р6). Завершает мужские имена Ч сын Юрия Ивановича – Андрей Юрьевич Андожский (412, Р10). Далее в Р следует сын Ивана Федоровича – Василий Иванович (Р9). Относительно Василия Дмитриевича (Р11) мы затрудняемся сказать что-либо определенное, так как не встречаем в синодиках имя его отца Дмитрия. Что же касается Владимира Андреевича (Р12), он может являться как сыном Андрея Юрьевича Андожского, так и Андрея Юрьевича Шелешпанского (мы более склоняемся ко второму варианту). Юрий Васильевич (Р11) – это сын Василия Ивановича. И наконец, Р заканчивается именем Ивана Белозерского (Р14) – под ним следует разуметь пропущенного в своем месте Ивана Федоровича. Составитель Р, обнаружив этот пропуск, просто вписал его имя в конце поминания белозерских князей. Таким образом, генеалогия первых поколений потомков Михаила Глебовича, выстроенная на показаниях синодиков, представляется нам в следующем виде:

Белозерские князья

Примечание: Не включен Василий Дмитриевич (Р11)

Данная таблица проясняет многое в родословии белозерских князей. Так, в частности, А.В. Экземплярский, а за ним и другие историки полагали, что известие 1363 г. об Иване Белозерском, пришедшем из Орды к князю Дмитрию Константиновичу Суздальскому, во второй раз занявшему Владимир, относится к князю Ивану Федоровичу Белозерскому, погибшему на Куликовом поле в 1380 г.³⁵⁵ Правда, при этом они не замечали нестыковок – получалось, что Иван Федорович в летописях упоминался раньше своего отца Федора Романовича, имя которого впервые упоминается летописцем лишь в 1375 г. Все встает на свои места, если известие 1363 г. мы соотнесем с другим Иваном Федоровичем (№ 5 нашей родословной).

Второе уточнение относится к древнейшим актам Кирилло-Белозерского монастыря, составленным еще при жизни основателя обители Кирилла Белозерского и датируемым 1397–1408 гг. В них в качестве наместника сына Дмитрия Донского князя Андрея Дмитриевича упоминается князь Юрий Васильевич Белозерский³⁵⁶. В одном из подобных актов встречается фраза: «Доложа тиуна княжь Юрьева Ивановича…»³⁵⁷ Не зная, кем был упомянутый здесь князь Юрий Иванович, и поскольку сама грамота дошла лишь в позднейшем списке, ее издатели предположили, что в данном случае произошла описка и текст фразы следует читать: «Доложа тиуна княж Юрьева Ивана Львова», как это мы видим в двух предыдущих актах³⁵⁸. Но ошибки здесь нет, и указание грамоты на князя Юрия Ивановича следует соотнести с упоминаемым синодиками князем Юрием Ивановичем (№ 10 нашей родословной).