Текст книги "Маг-крестоносец"

Глава 14

Воины-мусульмане встретили их атаку ятаганами и щитами, и затем в течение нескольких минут происходило состязание в фехтовании. Все новые и новые варвары перебирались через парапет. На каждого из мусульманских воинов уже приходилось по трое врагов.

Мэт не в силах был представить, как защитникам Иерусалима до сих пор удавалось выдержать хотя бы одну такую ночную атаку. Но он решил, что у него еще будет время подумать об этом на досуге. Сейчас же надо было действовать.

 
Какой пробрался паразит
К распределительной коробке?
Такая тьма кругом царит,
Как будто вывернули пробки.
 
 
Но нет, не дремлют мозга клетки!
Работу я сейчас начну
И пробки заново вверну.
«Да будет свет!» – сказал электрик!
 

Во мраке у подножия стены затеплился свет, зажегся ярче. Казалось, он физически отгоняет тьму. Варвары застыли, ошарашенно моргая и ожидая, когда наступит их очередь взбираться по приставным лестницам.

Те немногие лучники-мусульмане, которым в данный момент не грозила рукопашная схватка с врагами, радостно вскричали и принялись стрелять по ярко освещенным целям. Турки, манчжуры и казахи с криками падали наземь, сраженные стрелами.

Между тем сотворенный Мэтом свет продолжал распространяться дальше. Отбрасывая во все стороны ослепительные лучи, свет пополз вверх, озарил парапеты, и враги стали видны мусульманам словно при свете дня. Афганцы и хетты оступались, ошарашенно оглядывались по сторонам, и в этим мгновения их разили мечи арабов. Опомнившись, уцелевшие варвары заново принимались сражаться, обуреваемые жаждой мщения, но треть их пала в минуты замешательства.

Через какое-то время на фоне шума боя раздался могучий рев, и в тылу вражеского войска появились человекоподобные страшилища огромного роста, с выпученными глазами, длинными кривыми клыками и мускулистыми ручищами. Страшилищ было два, но неожиданно в вышине полуночных небес показались еще три великанов.

– Джинны! – возопили воины и в страхе попятились назад.

– Хуже! Это ифриты! – воскликнул араб-чародей. Варвары мстительно расхохотались и замахнулись кривыми мечами. Некоторые арабы успели вовремя прийти в себя, сбросив суеверный ужас, но не все.

– Подумаешь – проблема! – крикнул Мэт и поднял руки к небу. – Я сейчас же прикажу им вернуться в лампы и перстни, из которых они явились!

– В лампы? – гневно переспросил арабский чародей и резко обернулся к Мэту. – Это не те существа, что повинуются воле чародеев, глупый ты франк. Это дикие ифриты, намного более опасные и могущественные, нежели любой из джиннов, и они явились сюда по собственной воле, а не по чьей-нибудь!

– Отступники! – простонал Мэт. – Арьясп уговорил их поучаствовать в его игре! – Но он тут же радостно улыбнулся. – Но если они не пленники ламп и колец, то скоро станут ими!

И он начал читать строфу.

Ифриты, все как один, сложили пальцы «ковшиками» и замахали великанскими ручищами. В их огромных ладонях заклубился туман и вскоре, уплотнившись, превратился в здоровенные булыжники, которыми ифриты вознамерились обстрелять город.

Мэт оборвал начатое заклинание в пользу более насущного.

 
Вышли камни из тумана?
Ну, подумаешь, напасть!
Тут ведь главное, ребята,
На кого камням упасть!
 
 
Ну-ка, камни, не стесняйтесь
И картечью рассыпайтесь!
Ох и остры, ох и колки
Силикатные осколки!
 

Огромные булыжники в полете взорвались подобно гигантским гранатам. Варваров осыпало кремневой шрапнелью. Люди выли от боли и падали. Арабы успели предусмотрительно пригнуться, и большая часть осколков их не задела, а со свистом пролетела мимо. Конечно, не обошлось без попаданий: досталось и кое-кому на стенах, да и на тех, кто находился в городе, осколки посыпались, но все же от них большей частью пострадали именно те, на чьей стороне сражались ифриты.

А Мэт вернулся к тому заклинанию, которое не успел прочитать:

 
Не век ифриту быть бомжом
И жить на поприще чужом!
Чтоб духов Зла рассредоточить,
Нужна пристойная жилплощадь!
 
 
Чем спать на камне без подстилок,
Не лучше ль жить внутри бутылок?
Бутылки в мире есть повсюду,
Мы подберем для вас посуду!
 

С изумленным и гневным воплем один из ифритов устремился к городу. Воины-арабы инстинктивно пригнулись, и ифрит промчался у них над головами, после чего понесся вниз, где у стены валялась пустая бутылка. Воины, стоявшие поблизости, в страхе разбежались, но ифрит и не подумал напасть на них: хвостом вперед, стеная от боли и негодования, он вписался в горлышко бутылки. Напоследок он изрыгнул арабское ругательство, услышав которое арабы побледнели, и Мэт на миг пожалел о том, что понимает арабскую речь, поскольку ифрит недвусмысленно пообещал долгую и мучительную смерть тому наглому смертному, который дерзнул пленить его.

– Заткните эту бутылку пробкой да залейте расплавленным воском! – посоветовал Мэт арабскому чародею. – А потом прижмите к воску Соломонову печать и прочтите заклинание, дабы никто не смог снять эту печать до конца времен!

– До конца времен? – выпучил глаза чародей. – Что за чушь!

– Да не совсем, – возразил Мэт. – А что, ты предпочел бы, чтобы этот ифрит выскочил из бутылки и утолил жажду отмщения?

Чародей поежился и поспешил прочь.

Мэт поднял голову и увидел, что другие ифриты, размахивая руками, мстительно вопят. Он поспешно затараторил заклинание, призванное загнать ифритов в бутылки, но успел прочитать только две первые строки, как вдруг ифриты яростно взвыли и, бросив свои лишь наполовину сотворенные снаряды, устремились ввысь. Набирая высоту и скорость, они быстро превратились в крошечные точки, а потом и вовсе исчезли. Мэт задумался относительно того ускорения, с которым удалялись ифриты, а также о том, какие удивительные встречи предстоят грядущим космонавтам в этом мире, когда он дорастет до уровня межпланетных полетов.

– Они улетели! – изумленно вскричал возвратившийся чародей, вперив взор в звезды. Мэт кивнул:

– Они правильно поняли, что им грозит, и решили не рисковать. Свобода дороже. А не то я бы их рассовал по кувшинам.

– По кувшинам? – недоуменно переспросил чародей. – Но разве ты не имел в виду бутылки?

– Бутылки, кувшины, лампы, перстни – все, что есть под рукой. – Мэт отер пот со лба и уставился на собственные руки, обнаружив, что они дрожат. – Знаешь, оказывается, эти ифриты напугали меня сильнее, чем я думал.

– Просто, когда ты увидел их, у тебя не было времени подумать о том, как сильно ты напуган, – с понимающей улыбкой пояснил чародей.

На равнине за городом забили барабаны. Варваров воодушевил этот сердитый и решительный звук. С новой силой они устремились к городским стенам.

Мэт сжал кулаки.

– Ну, что еще?

– Теперь наверняка будет обычный бой! – успокоил его араб-чародей.

Но парапеты заволокло туманом.

Мэт встревоженно вскрикнул, но кричал в это мгновение не он один – кричали все разом, и не только арабы. Неведомые писклявые голоса по-арабски выкрикивали приказ опуститься на колени, и воины-мусульмане повиновались этому приказу. Лезвия варварских мечей просвистели над головами арабов и, описав дуги, угодили в животы их соратников. Те завопили от неожиданности и боли.

Варварский колдун перехитрил самого себя. Мэт испытывал большое искушение оставить все, как есть, но он знал, что жители Центральной Азии сообразительны и скоро догадаются, где их истинные враги. Он выкрикнул:

 
Врага в тумане разглядеть непросто,
Какого бы ни был он обличил и роста,
Но мы туман развеем и прогоним,
И станут все видны как на ладони!
 

Туман поредел и испарился – от него осталась только роса на лезвиях ятаганов да на бурнусах арабов. Бурнусы от влаги, пропитавшей их, стали тяжелыми, но зато теперь арабы четко видели своих противников. С боевыми кличами они вскочили на ноги и своими острыми кривыми мечами, кованными из крепчайшей дамасской стали, проворно уложили еще треть врагов.

Лучники тоже не зевали и снова принялись обстреливать пеших варваров, сгрудившихся у подножия стены. Поняв, что спасительная завеса исчезла, варвары отступили и рассыпались, бросив приставные лестницы. Атака закончилась так же стремительно, как началась. Тут и там арабские воины приканчивали пару-тройку задержавшихся на стене варваров и сбрасывали их тела вниз.

– Вы славно сражались, воины мои! – воскликнул калиф. – Нынче вы достойно защищали Ислам!

Воины ответили на похвалу своего повелителя дружным и радостным криком, но калиф обернулся к шерифу и сказал:

– Они могут вернуться. Они могут вернуться в любой час. Вели всем людям быть начеку.

Военачальник кивнул и поспешил передать приказ калифа командирам. Вскоре те передали его всем защитникам города.

Калиф обратился к другому шерифу:

– Проследи за тем, чтобы павших похоронили, а раненых перевязали. Вели принести еще стрел. Пусть все лучники заполнят ими колчаны.

Шариф кивнул и поспешил исполнить приказ калифа.

– Так, значит, эти безграмотные колдуны оказались бессильны против тебя? – проговорил кто-то рядом с Мэтом.

Обернувшись, он увидел чародея-араба, взгляд которого был полон враждебности.

– Верно, они всего лишь безграмотные, необразованные варвары, – отозвался Мэт, стараясь говорить как можно более дружелюбно. – И для того, чтобы одолеть их, было вполне достаточно заклинаний, прочитанных в книгах и слегка подработанных.

Араб-чародей пристально смотрел на Мэта. Мысль, высказанная им, его явно изумила.

– Но почти все стихи, прочитанные тобой, были предназначены для того, чтобы противопоставить свет тьме.

– Прислужники Аримана действуют, прибегая к помощи мрака и тумана, – сказал ему Мэт. – Но будут и другие чары – чары лжи, сокрытия истины, чары полуправды. И нам нужно будет всего лишь обнажать правду, взывать к ней, дабы она проявилась. Но ты прав, их заклинания слишком примитивны, и противостоять им нетрудно, если знаешь, как они задуманы.

Чародей нахмурился:

– Так в чем же тогда сила этих варваров и почему мы их так страшимся?

– Не так уж они страшны, – заверил его Мэт. – Сила их проистекает большей частью из того, что их слишком много, и из того, что многие из них искусны в верховой езде, а также из того, что они жестоки и совершенно безжалостны по отношению к жителям любых городов, которые дерзают противостоять им.

– Что ж, наш калиф хотя бы от этого избавил города, – заметил чародей. – Он защищал их с помощью собственного войска и при этом не ставил горожан перед выбором – сражаться им самим или нет.

– Мудрая тактика, – кивнул Мэт. – Но должен заметить: вражеские колдуны работают в общем-то спустя рукава, кое-как.

– Хочешь сказать, что их нашептанные шайтаном стишки – всего лишь обман?

– Всего лишь сплетни, – подтвердил Мэт. – Слухи, но слухи препротивные. Это не то чтобы ложь, а всего-навсего сильное преувеличение. Но между прочим, полуправда частенько оказывается намного более действенной, нежели откровенная ложь.

– Получается, что россказни о силе варварских колдунов разбухли, будучи передаваемы из уст в уста, – резюмировал чародей.

Мэт кивнул:

– А на самом деле их заклинания очень и очень слабы. В них нет ровным счетом ничего такого, что могло бы смутить любого правоверного долее чем на минуту. И силой они обладают лишь постольку, поскольку кто-то в них верит.

– Но как же... ифриты? – спросил чародей, встревоженно нахмурившись. – Каким колдовством они были вызваны на служение этим мерзким захватчикам?

– Боюсь, что они поддались чьим-то витиеватым уговорам, – сказал Мэт. – Ну и конечно, извечная злоба ифритов тут также возымела действие. Ифриты обожают наслаждаться людскими страданиями, поэтому, безусловно, были готовы поверить каждому слову Арьяспа, когда тот уговаривал их поклониться Ариману. Вероятно, они решили, что это божество, Князь Лжи, способно наделить их еще большей властью над жертвами, которых они смогли бы предавать жестоким пыткам.

– А он способен на это? – затравленно осведомился чародей.

– Я ведь сказал, что он – Князь Лжи, верно? Но ифриты и без его помощи сильны, и еще как! – Мэт покачал головой. – Ты же, о мудрейший, не бойся варварских стихов. Чудовища из ваших сказаний намного опаснее, чем заклинания языческих шаманов.

Тут пропела труба. Чародей-араб устремил взгляд в сторону западных ворот и округлил глаза.

– Что там еще такое?

С той стороны донеслись радостные выкрики, которые вскоре были заглушены боевыми кличами, бряцанием стали и воплями гибнущих людей. Защитники города поспешно отодвинули двенадцатифутовый засов, на который были заперты ворота. Другие воины распахнули створки.

– Глупцы! – в ужасе вскричал чародей. – Неужто они решили впустить в город чужое войско?!

В ворота проскакала могучая белая лошадь, несущая всадника в золоченых доспехах. В правой руке всадник сжимал окровавленный меч, а в левой – щит, на котором красовался герб в виде меровенсских лилий и двойной короны Гардишана. За всадником в город устремились лучники в стальных шлемах и кожаных кирасах, а за ними следом – сотня конных рыцарей.

– Это войско стоило впустить в город и поприветствовать! – воскликнул Мэт, успокоив чародея-араба. – Надеюсь, ты не обидишься на меня, мудрейший. Мне бы хотелось поздороваться с моей супругой!

* * *

Химена в недоумении уставилась на джинну.

– Мой Мэтью? Что же он такого мог натворить? Чем оскорбил тебя?

Джинна устремила на нее гневный взгляд.

– Ты что же, жена ему? Что-то ты слишком старая!

– Мне столько лет, что я гожусь ему в матери, – отвечала Химена, которую фраза джинны сильно задела. – Я и есть его мать и горжусь этим!

– Гордишься! – вскричала Лакшми, и от ее голоса содрогнулись стены. – Кем гордишься ты? Похитителем детей? Ночным воришкой?

– Мой сын – воришка? – в ярости воскликнула Химена. – Ты лжешь, бессовестно лжешь!

– Нет, она просто ошибается, – поправил жену Рамон и поднял руку. – Мэтью здесь нет, о прекраснейшая из джинн. Он отправился на Святую Землю, дабы помочь отразить нападение сил Зла, пытающихся захватить Восток. Его нет здесь уже более месяца. С чего ты сочла его похитителем детей, и каких детей?

Лакшми продолжала гневно взирать на людей, но взгляд ее стал менее уверенным.

– Не важно, где он пребывает. Все равно он мог похитить у меня моих детишек!

– Детишек? – вытаращил глаза Рамон. – Так у тебя несколько отпрысков? Какое счастье для тебя и твоего супруга-принца! Но... ваше высочество, почему же вы нам ничего не сообщали об этой радости?

– Ваш сынок сам обо всем узнал! Я породила двоих детей, милашек-близнецов, а когда я нынче утром подошла к их колыбели, дабы покормить их грудью, они исчезли без следа! Их колыбелька опустела, а кто еще, кроме чародея, способен выкрасть детей джинны из дворца их отца?

* * *

– Враги снова осаждают стену! – прокричал дозорный. Ночь была холодна, звезды заливали светом город, как бы смеясь над факелами, озарявшими стены. Однако мирный свет звезд, казалось, померк от воплей варваров. Арабы бросились к стенам, зарядили луки и принялись стрелять наугад.

Алисанда склонилась в седле и поцеловала Мэта.

– Если я паду в бою, – прошептала она, – я буду знать, ради чего жила!

– Ты не падешь в бою, – заявил Мэт, поправив шлем на голове супруги. – Мне нужны новые поцелуи, и потому ты должна жить. Ты непременно должна вернуться.

Глаза Алисанды взволнованно сверкнули. Во взгляде ее не было желания: она хорошо понимала, что ее муж говорит не только о поцелуях, а о таких вечерах, как тот, что они провели сегодня вместе.

– Ну, так храни меня получше! – воскликнула она на прощание, развернула коня, пришпорила его и поскакала к восточным воротам. Издавая боевые кличи, следом за ней поскакали рыцари. Пехотинцы бегом устремились за ними. Калиф проводил взглядом меровенсское войско и обратил к Мэту осуждающий взор.

– Как ты допустил, чтобы женщина заняла твое место?

– Это ее место, а не мое, – возразил Мэт. – Она королева по рождению. Но если ты, о господин, хотел спросить, почему я не поскакал в бой рядом с ней, дабы оберегать ее, то я отвечу так: я мог бы это сделать, ибо я – рыцарь, но кроме того, я – чародей, и я оберегу ее намного лучше, оставшись на городской стене. – Он пожал плечами. – Конечно, мне нестерпима мысль о том, что я – не рядом с ней, но так мудрее.

Калиф улыбнулся:

– А мне странно, что вы, франки, так обожествляете своих женщин.

– Мне, честно говоря, это тоже странно, – заверил его Мэт. – Но я мало-помалу к этому привыкаю... Смотри, началось!

Ворота распахнулись настежь, и варвары, довольно завопив, бросились к ним. Алисанда подпустила их поближе, после чего пришпорила своего белого скакуна и помчалась навстречу врагам, опустив копье.

Азиаты были превосходными всадниками и, конечно, запросто могли бы взять рыцарей в кольцо, но им мешали их соратники, сгрудившиеся около открытых ворот. Пространства для маневра было маловато, а пони, на которых восседали верхом варвары, значительно уступали по всем параметрам европейским клайдесделам и першеронам. Рыцари врубились в толпу варваров и заработали копьями, однако главный удар по врагам был нанесен именно лошадьми, буквально подминавшими под себя любого, кто попадался им под ноги. Те из врагов, которые успели увернуться и размахнуться пиками, падали под парирующими ударами тяжеленных щитов. Те же противники, что отваживались нападать на рыцарей справа, попадали под удары могучих мечей. Некоторым пикам все же удавалось угодить мимо щитов и мечей, но и тогда их наконечники лишь скользили по прочнейшим доспехам европейцев.

Франки все глубже и глубже врубались в толщу варварского войска, но наконец были вынуждены остановиться – врагов было слишком много, и самой своей массой они мешали франкам двигаться дальше. С тыла к рыцарям спешили все новые тысячи варваров.

Но тут подоспела арабская кавалерия, столь же легкая и маневренная, как варварская. Арабские лошади были выше, чем азиатские, а копья столь же острые. Улюлюканье арабов заглушило боевые вопли врагов, их ятаганы со звоном встретились с кривыми мечами соперников. Тут и там падали с коней поверженные враги, и тогда на них бросались меровенсские пехотинцы. Другие пехотинцы занимались тем, что разлучали всадников с лошадьми. Меровенсцы работали парами: один налегал на древко копья во избежание отдачи притом, как на его острие натыкалась варварская лошадка, а второй заслонялся щитом, и в итоге оба они были защищены от ударов врага.

Тем временем рыцари развернули своих коней и, орудуя мечами и боевыми топориками, принялись прорубать себе пространство посреди толпы варваров. Мечи и топоры исправно делали свое дело: враги падали наземь, атакующие рыцари шли вперед полукругом. Обретя свободу действий, Алисанда развернула своего белого скакуна. Подоспели оруженосцы с запасом копий. Подхватив тяжелые копья, рыцари поскакали следом за своей королевой в новую атаку на ряды врагов.

Войско, осаждавшее город, никак не могло пробиться к стенам, поскольку для этого им надо было обойти рыцарей.

Стоя на стене, Мэт обливался потом. Он уже успел пропеть заклинание, призванное противостоять вражескому, из-за которого земля под копытами рыцарских лошадей могла стать вязкой. Затем вражеские колдуны попытались обратить доспехи рыцарей в ржавчину, но и на это Мэт ответил соответствующим заклинанием. Потом он отверг попытку врагов добиться того, чтобы ноги меровенсских коней подкосились, потом не дал колдунам утяжелить копья рыцарей. Он читал одно заклинание за другим, а рядом с ним трудился чародей-араб. Он размахивал руками и распевал по-арабски и тоже порядком изнемог.

Наконец наступила короткая передышка. Рыцари перестраивались для новой атаки, а азиатские колдуны вроде бы иссякли на какое-то время. Мэт опустил руки и, тяжело дыша, проговорил:

– Ну что, тяжко пришлось?

– Нисколечко, – выдохнул чародей. – На редкость простые заклинания, а некоторые даже корявые. Но их было столько!

Как ни невероятно, но варвары начали отступать от города. Мало-помалу орда стала разбиваться на малочисленные, более подвижные отряды.

– А ну-ка! – воскликнул Мэт. – Прочтем умножительное заклинание! Добьемся того, чтобы вместо каждого рыцаря появилось сто мнимых!

Не сговариваясь, Мэт и чародей-араб запели дуэтом:

 
Ваши подлые уловки
Вмиг мы разгадаем,
Мы стоим на изготовке,
Не ворон считаем!
 
 
Вам со счета бы не сбиться,
Как считать начнете:
Где один сражался рыцарь,
Мигом встанет сотня!
 

В следующее же мгновение вокруг города возникло плотное кольцо рыцарей-европейцев, которые незамедлительно набросились на разрозненные отряды варварской кавалерии. Если бы кто-то додумался присмотреться к гербам на щитах рыцарей, то насчитал бы по сотне гербов одной и той же разновидности, однако азиаты явно не были подкованы в европейской геральдике. Взвыли гулкие трубы, и варварское войско, истрепанное и изрядно поредевшее, отступило от стен Иерусалима.

Алисанда повернула коня и повела свою, также уставшую армию к городу. Ворота распахнулись перед меровенсским войском, а вот клонированные рыцари продолжали бой: преследуя варваров, они прогнали их за холмы и погнали еще дальше.

* * *

Химена глянула на мужа. Она вдруг почувствовала, как в ее сердце начало прорастать семя сомнения. Если бы оно проросло, из него выросла бы ветвистая лоза под названием «ревность». Безусловно, Химена слышала рассказы Мэта о сладострастной джинне Лакшми, которая спасла ему жизнь во время странствий между этим миром и Нью-Джерси. Но одно дело – рассказы и совсем другое – лицезрение этой красотки воочию. Льстивые речи, расточаемые Рамоном, при этом помогали весьма ограниченно.

– О нет, мне даже удивительно слушать о том, чтобы Мэт был способен похитить дитя, родившееся от брачного союза джиннов, из колыбели, – возражал Рамон. – Я уверен, это не его проделки, а тех, кто ему противостоит. Расскажи мне, как все произошло. В какой... манере?

– В манере? О каких манерах тут можно говорить? Я выкупала детей и дала им порезвиться в подушках, а сама вышла из комнаты, чтобы развесить выстиранные пеленки! И минуты не прошло – всего-то несколько секунд, – а когда я вернулась, моих малюток и след простыл! – Огромные глаза Лакшми залились слезами, и она вытащила из-за лифа «крошечную» туфельку без задника размером с небольшую лодку. – Только это и осталось – эта туфелька, которую я столь любовно вышила своими руками! А все остальное пропало – шальварчики, жилетики, туфельки, все-все, и мои детки вместе с ними!

– Ах, бедняжка! – вскричала Химена, сердце которой преисполнилось сочувствия к джинне, которая оказалась ее подругой по несчастью. При этом боль и страдания джинны были еще сильнее – ведь она была матерью, а Химена – бабушкой.

– И ты решила, что это – дело рук Мэтью, – мрачно заключил Рамон.

– Само собой, я подумала о вашем сыночке! Разве он – не самый могущественный маг на Западе?

Химена, не веря своим глазам, смотрела на Лакшми. Неужто о ее Мэте действительно ходит такая слава?

– Кто же еще владеет таким волшебством, чтобы суметь похитить детей у джиннов, даже таких малюток?

– Боюсь, что такое недоступно даже Мэту, – покачал головой Рамон. – Он ведь не Соломон, в конце концов.

– А кто еще! Кто? – в гневе возопила Лакшми. – Кто еще изо всех магов Запада?

Химена знала, что от гнева до страха – один шаг, и потому воскликнула:

– Бедненькая! Я понимаю, как ты напугана – ведь моих внуков тоже только что похитили! Так давай же разделим друг с другом нашу печаль и перестанем препираться!

– Ваших внуков... украли? – Кровь отлила от лица Лакшми, она вперила взгляд в маленькую фигурку Химены, стоявшей на крепостной стене. – Малышей Мэтью? Его отпрысков тоже похитили?!

– Да, его детей и детей Алисанды, – подтвердила Химена. – Мальчика пяти лет и крошку-принцессу, которая лишь в этом месяце научилась ходить.

– Уж не подумал ли он, что его детей выкрала я? – ахнула Лакшми. – Быть может, он решил похитить моих в отместку?

– Он пока не знает о том, что его дети похищены. Он за полмира отсюда, сражается с варварами и злым волшебством! Он слишком сильно занят защитой Запада от варварских орд для того, чтобы додуматься до похищения чьих бы то ни было детей! Кроме того, Мэт обожает детей – не только своих собственных, но и чужих тоже! Он бы никогда не решился на что-то подобное! – Химена перевела дух и протянула к Лакшми руки. В глазах ее стояли слезы. – Джиннская принцесса, поможешь ли ты нам отыскать наших пропавших внуков? Тогда, быть может, и мы сумеем помочь тебе разыскать твоих детишек! Мы должны действовать сообща, а не друг против друга!

Лакшми колебалась. Неуверенность в ее взоре постепенно сменялась благодарностью к другой женщине, готовой разделить с ней ее горе. Однако джинна не была намерена так легко сдаваться.

– Могу ли я доверять тебе? И тебе! – добавила она, развернувшись к Рамону. Взгляд ее вдруг стал подозрительным. – Если она мать Мэтью, то она – твоя жена!

– И это – величайшая удача моей жизни, – заверил джинну Рамон. – И сладчайшее блаженство. – Он взял Химену за руку. – Лакшми, принцесса джиннов, позволь представить тебе мою супругу, леди Химену Мэнтрел. Химена, это – принцесса маридов* [6]6
  Мариды – самые злобные и жестокие из племени джиннов.


[Закрыть] Лакшми, которая так бесценно помогала нам с Мэтом в Ибилии и без которой мы бы ни за что не смогли вернуться домой.

Химена сделала реверанс.

– Польщена знакомством с вами, ваше высочество.

Но Лакшми удостоила ее небрежным взглядом и снова уставилась на Рамона.

– Твоя жена? Но она совсем не старая, она не...

Запас слов у джинны явно иссяк.

И хорошо, поскольку из-за того, как джинна смутилась, угольки ревностных подозрений в душе Химены успели раскалиться добела. С чего это джинна так смутилась? Из-за того, чем она занималась с Рамоном? Или из-за того, чем лишь жаждала заниматься?