Текст книги "Здесь водятся чудовища"

– Лучше почеши за ушами, – посоветовал Грегори, – тогда, может быть; она тебе покажет и свои клыки.

Чудовище задрало голову, показывая, что оно также не прочь, чтобы его почесали и под подбородком. Для этого дела тут же нашелся смышленый мальчуган.

Грегори отступил, понимая, что он уже здесь лишний, любуясь своей работой. Произведенный им монстр, гроза хобьяхов, действительно впечатлял – и в то же время был сущей радостью для окрестной детворы. Затем Грегори обернулся к поселянам:

– Вот вам надежный страж – он будет охранять вас от хобьяхов. Пока он здесь, ни один хобьях не посмеет приблизится.

Взрослые так и замерли, не решаясь двинуться с места. Затем, постепенно, шаг за шагом, они стали подходить к детям, которые забавлялись с новой игрушкой.

– Уверен, что это безопасно? – спросил Ален.

– Безопасней и надежней, чем стена и ров с водой, – заверил его Грегори. – Но им еще предстоит привыкнуть к нему. До них еще просто не дошло, вопрос времени.

Они направились в дальнейший путь той же дорогой, в том же направлении. Братья беспокойно посматривали на принца. Мысль Грегори прозвучала в голове Джеффри: «Когда же Ален начнет понимать?»

«Надо ждать, – ответил Джеффри. – Будет видно».

«Для принца он скромен, даже чересчур». – согласился Грегори.

«Теперь не то время, чтобы, скромничать».

«Один из трех должен быть хладнокровен», – напомнил брат древнюю магическую формулу.

«Убей или спаси, – согласился Джеффри. – Он всегда был справедлив.»

«Судя по тому, что он умеет и говорить, и молчать, у него большое будущее, – глаза Грегори стали большими от удивления. – Есть ли что мудрее молчания?»

«Его суждение – лишь ошибочное самомнение, – Вздохнул Джеффри. Что делать, братец…»

Ты, в самом деле хочешь, чтобы я что-то с этим сделал?"

«А ты как считаешь?» – вопросом на вопрос ответил Джеффри.

«Лучше предоставить его воспитание нашей сестре. Похоже, у нее неплохо получается»

"Будем надеяться, что она, в отличие от нас, окажется приятно удивлена, – пришел саркастический ответ Джеффри. Затем его глаза тоже удивленно выкатились:

– А тебе не кажется, что она уже в курсе?"

– Что это за дрянь перед нами? – Ртуть уставилась на дорогу. Остальные девушки, придержав коней, также воззрились на белый пульсирующий холм, раскинувшийся на всю долину.

– Похоже на преизрядное скопление ведьмина мха, – сказала Корделия. – Но что бы это могло быть? Не иначе, здесь только что проходил какой-то монстр огромных размеров.

– Хотела бы я посмотреть на того, кто обратил его в этот студень, – пробормотала Алуэтта.

Лошади испуганно заржали, отступая.

– Подойдем? – спросила Корделия.

– Отчего бы нет? – отозвалась Ртуть. – Ведь у него уже ни когтей, ни зубов. Она пришпорила свою лошадь, но животное лишь испуганно забило копытом, не желая двигаться в этом направлении. – Ну, давай же, лошадушка! Вперед, кобылка. Не бойся.

– Погоди, – Алуэтта тронула ее локоть.

Ртуть развернулась, уже готовая ответить острым словцом, упрекая подругу в нерешительности, но ее остановил жест Алуэтты – та показывала вперед:

– Там есть кому проверить.

Ртуть повернулась, едва успев заметить, как юркнула по дороге белка в двух футах от кучи.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Перед Ртутью промелькнула псевдоподия-ложноножка: она выстрелила из желеобразной кучи, мигом приклеив белку, как лягушка слизывает муху языком.

Раздался душераздирающий писк – и маленький зверек утонул в протоплазме. Псевдоподия исчезла в груде слизи под жуткое удовлетворенное причмокивание.

Алуэтта содрогнулась:

– Это Размазня! Самая настоящая Размазня!

– Вот уж действительно… лучше не назовешь, – сдвинула брови Ртуть. – А что это за штука?

– Сказали же тебе – Размазня! – повторила Корделия. – Это ее имя, а не состояние.

Ртуть сощурила глаза, глядя на кучу слизи:

– А откуда она взялась, такая гадость? И чего от нее ожидать?

– Ничего хорошего, – ответила Корделия. – Пожирает все, к чему прикоснется.

– Что, и людей?

– Ей без разницы – растение, животное или человек. Слижет все, что к ней приблизится. И потом, конечно, переварит.

– Давайте тогда лучше обойдем ее стороной, – Ртуть развернула лошадь, затем в нерешительности остановилась. Лошадь по-прежнему перебирала ногами, с опаской посматривая в сторону бесформенного монстра. – А двигаться она умеет?

– Нет, – сказала Алуэтта. – Она не ползает и не ходит. Но вы только представьте, что будет, если сюда забредут дети. Они из чистого любопытства могут залезть в эту пакость.

Корделия вспомнила о том, что случилось с белкой и поежилась:

– Разве можно оставлять такое… на дороге?

Тут глаза Алуэтты вспыхнули:

– Сзади! – воскликнула она.

Корделия и Ртуть тут же оглянулись – и заметили след. Полоска слизи длиной в десять футов, дымясь, исчезала у них на глазах.

– Такое впечатление, что эта гадина ползет за нами, – с отвращением заметила Ртуть.

– Нас ей не догнать, – оценила Алуэтта. – И, тем не менее, похоже, она не неподвижна.

– И все равно, если она потянется за нами в населенные места… – начала Корделия, тут же представляя, что может из этого получиться.

Перед остальными вырисовывалась не менее впечатляющая картина на тему: что может произойти, если такая дрянь приползет в какую-нибудь деревню.

Между тем по бесформенной куче прокатилась дрожь – она подернулась рябью, как сокращающаяся мышца, и стала у них на глазах расплываться в сверкающее озерцо, достигая травы на обочине и отсекая им дорогу.

– Сообразительная тварь, – заметила Ртуть. – Она не только ползать, но и думать умеет.

– Ума в ней немного, – возразила Алуэтта. – Вот если бы она собралась обратно в кучу – тогда другое дело. С ее стороны это было бы более предусмотрительно.

– Ты имеешь в виду – если бы она могла почувствовать рядом с собой…

Корделия не сказала «ведьму», чтобы лишний раз не обидеть подругу и попутчицу.

– Хорошо еще, что она не расползается на части, чтобы атаковать нас с разных сторон, – заметила она. – Ну, что, поиграем?

– Давай, – охотно откликнулась Алуэтта. Ее ноздри затрепетали, как у охотницы при виде зверя, с которым предстоит сразиться, и который уже обречен стать ее добычей.

– А может нам помочь ей?

– Что ты имеешь в виду?

– Если мы сами разделим ее на части, чтобы потом уничтожить? – предложила Корделия.

– Можно попробовать.

Ртуть наблюдала за этим диалогом в нерешительности. Бесформенная тварь пугала ее больше, чем любой лесной зверь или вооруженный до зубов человек – с ними ей сталкиваться приходилось, и она могла выйти победительницей из поединка. Но с такими тварями она раньше дела не имела – и поэтому понятно, откуда в ней взялась робость. Не то, чтобы она трусила, но…

Прямо у нее на глазах лужа стала делиться, раскатываясь в омерзительно серого цвета капли – целые шары, покатившиеся к самым корням ближайших деревьев. Они облепили узловатые корни и кору, тут же приобретая их цвет. На поляне мгновенно расцвели и просияли цветы – налились фиалки, нарциссы распустились в тени, тюльпаны раскрыли свои бутоны, розы зацвели и множество других экзотических цветов распустилось среди дубов и ясеней, расплескивая яркие кричащие краски по всему лесу.

Ртуть старалась сохранять при этом самообладание, хотя страх пронизывал ее до костей. Она была обыкновенной деревенской девушкой, выросшей среди простых людей и бесхитростных суеверий своего времени, в постоянном контакте с эсперами. Они всегда вселяли в нее жуть – какой-то первобытный и ничем не объяснимый страх перед таинственными силами природы.

Умом она понимала, что здесь не происходит ничего сверхъестественного, что она наблюдает обыкновенные фокусы людей, обладающих редкими способностями – но ее живот свело от страха, потому что этот человеческий орган не понимал – или не хотел понимать происходящего. От желудка страх немедленно подкатывал к горлу. Как она ни пыталась избавиться от гнетущего чувства, напоминая себе, что так называемые «ведьмы» – всего лишь такие же девушки, как и она – во всем похожие на нее и подверженные всем слабостям женского организма – ничего не помогало. Даже то, что Джеффри снабдил ее некоторым навыком читать мысли.. Она не могла избавиться от наваждения: страх буквально проникал во все ее поры.

Вскоре гигантская глыба слизи окончательно исчезла, наполнив лес цветом и ароматом. После чего Корделия удовлетворенно кивнула:

– Ну, кажется все. Отлично сработано.

– Слишком легко, – нахмурилась Алуэтта. – Чтото мне это не нравится. Она почти не сопротивлялась.

Куда же подевался тот, кто стоит за всем этим? Неужели он позволил бы нам расправиться с ней без всякого труда?

– Наверное, дал деру, – предположила Ртуть. – Все ж таки две колдуньи – это две колдуньи. Он мог испугаться. А может он слишком далеко и занят совсем другими делами.

– Ты думаешь? – задумчиво выпятила губу Алуэтта.

– И какими «другими» делами? – поинтересовалась Корделия.

– Устраивает новые ловушки. Вроде этой, только, быть может, еще опаснее.

– Вообще, в ее словах есть рациональное зерно, – заметила Корделия. – Да и эту ловушку безопасной не назовешь – мы могли влипнуть и еще как.

– Возможно, – Алуэтта уставилась на место, где только что лежало чудовище и, затем, подумав, кивнула. – Нет, похоже, вблизи пока врагов не предвидится. Я говорю – пока. Так что расслабляться не следует.

– Но и расстраиваться тоже.

– Безусловно. Настало время, когда следует шарахаться каждой тени!

Корделия обменялась с Ртутью взглядом, полным сомнения. Затем девушка-воин обратилась к бывшей наемной убийце:

– Что ты имеешь в виду? Ты что-то подозреваешь?

– Вопрос совершенно не к месту, – запротестовала Алуэтта. – Это старая привычка видеть врага за каждым кустом! Не удивлюсь, что враг там в самом деле окажется – поднятый из небытия одной силой твоего воображения!

– День насмарку, если не встретилось ни одного врага, – кивнула Корделия.

– А если настоящий враг появится – он может испортить день почище того! – сказала Ртуть, заметив, что ее упрекают в излишней подозрительности. – Вы уж извините, леди, что мы не разделяем ваши фантазии. И что за противник чудится вам теперь?

Алуэтта пожала плечами:

– Судя по всему, это совершенно сверхъестественное создание, которое редко встречается в природе.

– Справедливо замечено, – откликнулась Корделия.

– Может, это просто случайность, – вмешалась Ртуть. – Но оно должно следовать за нами, чтобы увериться, что это не так. Откуда вы думаете, эти монстры, мадемуазель?

– Похоже, кто-то скачет впереди и создает этих тварей, – нерешительно предположила Алуэтта.

– Похоже-то оно, похоже, – свела брови Корделия, – но зачем же, в таком случае, он оставил нам свое создание на расправу, даже не позаботившись помочь ему? Ведь эта Размазня не поддалась бы нам так просто.

– Так он это сделал специально, – воскликнула Ртуть. – Чтобы не возбуждать подозрений!

– Как легко и просто все у тебя получается, – Алуэтта покачала головой.

– Все равно, Алуэтта – не теряй бдительности. Он может быть где-то рядом. И, скорее всего, из нас троих ты первая почувствуешь его, – предупредила Корделия.

Алуэтта растерянно заморгала: ей непривычно было слышать, как бывшая соперница обращается к ней, сердечно называя по имени.

– Мне приходится сдерживать себя, – ответила она в том же тоне, словно опасаясь развеять возникшую меж ними атмосферу доверия. – Я бы не хотела, чтобы воображаемая опасность пришла раньше настоящей.

– То есть, ты хочешь сказать, как бы тебе самой не наплодить монстров, прежде чем их нам устроит наш тайный недоброжелатель? – спросила Ртуть.

Алуэтта кивнула.

– А ну-ка, немедленно прекрати! – воскликнула Корделия, заметив, что та начала задумываться. – Никаких мыслей, забудь обо всем! Откуда, ты думаешь, столько монстров у нас на пути?

Алуэтта вздохнула и спросила:

– Главное, что сейчас хотелось бы знать – он скачет за нашими мужчинами – или впереди них?

– Может, в самом деле некий безвестный недоброжелатель скачет перед нами, поднимая на пути монстров из ведьмина мха! – с саркастической усмешкой заметил Ален. – Но уж тогда бы вы точно смогли прочитать его мысли.

– Если он опытный эспер, – скептически покачал головой Грегори, – то запросто может скрыть свои мысли и затаиться так, что ни я, ни Джеффри его не почувствуем. Пока он не нападет в открытую. А делать этого он, похоже, пока не собирается. У него и так достаточно средств отравить нам жизнь.

– Может, это и есть тот загадочный «занплока», о котором кричали хобьяхи? – предположил Ален. – И это облако тумана – тоже его рук дело? Ведь именно оттуда появляются огры и прочая нечисть? А может он и есть это самое облако?

– Когда есть несколько объяснений происходящему, – вспомнил к месту поговорку Грегори, – выбирай самое простое – и не прогадаешь.

– Не надо отбривать его лезвием Оккама[1]1
  Уильям Оккам (1285-1349гг) – английский философ-схоласт, представитель номинализма. Согласно принципу так называемой «бритвы Оккама», понятия, несводимые к интуитивному и опытному знанию, должны удаляться из науки.


[Закрыть], братец, – с усмешкой сказал Джеффри, – Начинаю понимать, что чувство справедливости Алена основано не на одной логике, но и на интуиции.

– Об этом я как-то не подумал. Мне и так ясно, что замечание насчет скачущего впереди всадника пока никак не соотносится с тем, что мы видели и слышали.

– Да это всего лишь предположение, – буркнул Джеффри, – но и ты не станешь отрицать, что за всеми этими проделками стоит кто-то достаточно сообразительный и увертливый. Поэтому образ всадника вырисовывается. Не на метле же он перед нами летит.

– Почему ты так думаешь?

– Это привлекло бы к нему излишнее внимание.

Скорее всего, этот некто почти неотличим от нас. Так ему легче замаскироваться и ввести в заблуждение доверчивых поселян.

– Ну да, – скептически заметил Грегори. – А если это невидимка? Что скажешь?

– Не думаю, – сумрачно пожал плечами его брат.

– Вот и я не думаю, – заметил Ален. – Я просто предположил, что это всадник.

– Ну и где же в таком случае он скрывается? Мы несколько раз проходили равниной, где видимость открывается до горизонта – и что-то никого не увидели.

Тем более на коне, в одиночестве. Этакий романтический черный, колдун, пробуждающий к жизни всяческих монстров из ведьмина мха. В известной доле воображения ему не откажешь: один Зловред Окаяный чего стоит. Надо же было придумать такого оборотня. Он за пояс засунет любого колдуна со своими способностями к перевоплощению и умением нападать из-за кустов.

– Я думаю, он прячется за туманом, братец, – сказал Джеффри, ответив любезной усмешкой на кинжальные взгляды, которые метал в него брат.

Солнце склонилось к закату, Ален оглянулся за плечо, на оранжевый обод, светившийся за вершинами деревьев.

– Как проведем следующую ночь? Выстоим?

– А вот! – махнул рукой Джеффри, показывая на сады, уже видневшиеся впереди. – Это все-таки не дикий лес – откуда там взяться морокам? Мягкая постель и свежие фрукты нам обеспечены! Вот ведь повезло. Можно сказать, прямо под ноги катится.

– То-то и оно, – хмуро пробормотал Грегори. – Слишком уж быстро оно тут появилось. И как раз к месту – как только речь зашла о ночлеге. Не нравится мне все это…

– Не будь занудой, братец. Нельзя же шарахаться каждого куста. На свете существуют простые вещи.

Чему-то же следует, в конце концов, доверять. Вернись в реальный мир – он полон прелестей.

– И оборотней, – пробормотал Грегори.

– Что-то и у меня появились подозрения, – признался Ален.

– И ты туда же! У нас остались лишь галеты и вяленое мясо, надо хоть яблок набрать на десерт! – С этими словами Джеффри свернул коня с дороги и пустил в сторону густого сада. – Откровенно говоря, муки голода – пострашнее всякого чародейства!

– Не забывай, что там может скрываться враг с таким же неистребимым аппетитом, что и у тебя! – крикнул вслед ему Ален.

– Посмотрим, чья возьмет! – откликнулся Джеффри. – Когда я голоден, то страшен даже самому себе.

Он спрыгнул с коня, распряг его и протянул к морде сорванное яблоко.

– Вообще, неплохая мысль пришла в голову твоему брату, – не выдержал Ален и последовал примеру Джеффри. Вскоре к ним присоединился и Грегори.

Джеффри к тому моменту уже сорвал второе яблоко и вонзил в него зубы.

Зычный рев тут же огласил округу.

Джеффри с Аденом выронили яблоки и схватились за мечи. Грегори за их спинами тоже опустил руку на эфес, но волнения не проявлял: взор у него был отсутствующий, как во время медитации – он больше доверял уму, чем глазам.

Приближавшийся к ним человек больше напоминал дерево, вырванное с корнями и передвигающееся, переставляя их. Конечности его были узловатыми и заскорузлыми, словно сучья, лицо, покрытое сетью трещин, напоминало кору, а на голове был венок из яблочных листьев. Листва обрамляла его лицо вечнозеленой бородой. Гневно раздувая ноздри, он грозно тряс кулаком:

– Кто вы такие и по какому праву крадете яблоки в моем саду? – проревел он.

В ответ Джеффри лишь плотоядно усмехнулся, но Ален тут же выдвинулся из-за его могучего плеча и миролюбиво обратился:

– Вы, наверное, местный поселянин?

– Ага! И выселянин – для тех, кто мечтает поживиться чужим добром! Тот, кто посадил этот сад, вот уже полвека отсутствует на этом свете – дуба дал, по-нашему говоря. А я Человек-Яблоня, Яблочник, если вам так больше по душе, и этот сад находится на моем попечении. Я здесь копаю, опыляю и гусениц собираю.

И прочих паразитов отпугиваю. – Он недоброжелательно посмотрел на путников.

– Так что за прок от сада, в котором никто не собирает урожая? Что, яблоки так и гниют под деревьями?

– Это их полное право – гнить и разлагаться!

– Но разве им не приятно было бы, – спросил Ален, – чтобы напоследок кто-то вдохнул их аромат, вкусил их мягкую сочную плоть?

– Хорошо сказано! – рявкнул Джеффри, почесывая спину. – Жаль не взял с собой путевого блокнота – записать такое в альбом Ртути. Но ты же!.. – вдруг вспомнил он, обращаясь к человеку-дереву, – ты же не возражал, когда мы кормили яблоками лошадей.

– Что позволено скотине, то не позволено человеку!

Конь ест, сколько ему надо, а люди наедаются до отвала и еще с собой прихватят!

– Ну, они еще и сохраняют яблоки на всю зиму – и, значит, продляют им жизнь, – заметил Ален. – А разумный фермер, между прочим, не дает сгнить урожаю.

– О! О! Поучите еще меня ухаживать за садом. Может, ты и сам садовник? – спросил Яблочный Человек. – Пришел сюда за семенами?

– Нет, мы просто хотели утолить голод, поскольку проголодались не меньше коней, – ответил за Алена Джеффри. – Что с того, если и мы поучаствуем в этой трапезе наравне с лошадьми. В конце-то концов, я должен проверить, чем питается мой конь!

– Проверяй в своем саду! – Яблочный Человек подозрительно прищурился. – А уж не собрались ли вы забрать отсюда семена, чтобы посадить такой же сад в другом месте? Чтобы потом есть их и пускать туда лошадей! Вот вы какие! Никогда не доверяй людям – это злые и хитрые существа! Так и норовят слямзить яблоко прежде чем оно свалится само, сокращая и без того недолгую его жизнь!

– Но этому плоду уже подошло время, – Ален разглядывал яблоко в руке и протянул его Яблочному Человеку, демонстрируя. – Посмотри, садовник, оно уже налилось цветом, хотя бы снаружи, я не разбираюсь в сортах, но как оно пахнет! Так восхитительно пахнуть может лишь спелое яблоко. А сладость какая! – Он причмокнул.

Яблочный Человек посмотрел на него подозрительно исподлобья, а потом стал разглядывать надкусанное яблоко в его руке. Вид у него был при этом такой, точно он переводит взгляд с вампира на его жертву: негодование сменилось состраданием.

Между тем Ален демонстративно поднес яблоко к носу и понюхал с нескрываемым наслаждением.

– А я все ж не буду есть то, чем попрекают, – Джеффри протянул второе яблоко к лошадиным ноздрям – и оно тут же с хрустом исчезло в крупных, точно кукурузные зерна, зубах скакуна.

Затем он с вызовом повернулся к Яблочнику, демонстративно разводя руками и показывая, что они пусты. – Вот так-то.

– И я тоже, – Ален протянул оставшееся яблоко своему коню – тот буквально слизнул его с ладони.

– Ну, положим, яблони закроют глаза на то, что вы ели плоды, если вы станете, как и лошади, добросовестно распространять семена, – проворчал Яблочник. – Похоже, вы порядочные люди – и не станете раскусывать семечки… Но только помните – есть не больше, чем просит нутро!

– О, само собой, – пообещал Ален. – Что скажете, джентльмены ?

– С меня пары яблок вполне хватит, чтобы удовлетворить мой животный аппетит и набить брюхо, – заявил Джеффри.

– Мне тоже, – согласился Грегори, – хотя конь может попросить добавки.

– Да пожалуйста – пусть ест сколько влезет, – хмыкнул Яблочник, – такова уж Природа. Ешьте себе и спите с миром – но чур никаких огрызков!

Он развернулся и, топая корнями, стал удаляться, раздвигая листву, попутно то и дело останавливаясь, оглядывая деревья, нет ли надломанной ветки или сморщенного яблока.

Ален проводил его взглядом, пробормотав:

– Он в самом деле уже пятьдесят лет здесь торчит?

Как думаешь, Грегори?

– По крайней мере, он сам так считает, – объяснил ученый. – Ему даны такие воспоминания.

– В смысле – кусочки воспоминаний о прошлом?

– Да, с дырами и пробелами между ними. Если он в самом деле то, чем кажется с виду, память его слабовата, или же что-то подняло его изо мха, заодно посеяв в голове эти воспоминания.

– И можно это как-то проверить?

– Никак, – помотал головой Грегори. – Один день, проведенный в саду, ничем не отличается от другого.

Монотонные будни поселянина. В таких воспоминаниях запросто можно заблудиться. Картина закладки сада, фермер в молодости, он же в летах, и наконец на склоне лет перед кончиной. Любующийся в кресле-качалке своей гордостью – взращенным садом.

– Такое можно запросто состряпать, – подтвердил Джеффри. – Так и создается память.

– Но как же тогда можно быть в чем-то уверенным?

– А как можно быть в чем-то уверенным вообще? – почти в один голос сказали оба брата.

– Таков путь магии, – пояснил Грегори. – Ты должен сомневаться во всем, в том числе и в своем прошлом. Только выйдя за пределы этой реальности, можно управлять ею.

– Но как… – Ален обескураженно развел руками. – Ведь в данном случае можно хотя бы определить его возраст.

– Все, что рождено из ведьмина мха, не имеет возраста – как не имеет возраста и этот чудодейственный лишайник.

– Ты так уверен, что он из мха?

– Еще бы. А ты думаешь, этот парень заявился с маскарада? Специально вырядившийся деревенский сумасшедший?

– Ну чего не бывает в жизни?

– Нет, Ален, смею тебя заверить – это не костюм.

– В любом случае – настоящий он или фальшивка, но он рассказал нам все, что знает о себе, – подвел итог Ален. – А, значит, он был с нами искренен.

Братья усмехнулись, обмениваясь многозначительными взглядами.

«Опять пошел рассуждать. Для принца главное – вовремя вынести справедливый приговор» – можно было прочитать в их глазах.

Они стали распрягать коней. Ален расчесал гребнем гриву скакуна.

– Может он и в самом деле стар, как рассказывает о себе, но вот только зачем этот колдун поставил его на пути?

Братья задумались, размышляя над этим вопросом.

Затем Джеффри предположил:

– Искушение? Нас пытаются соблазнить и задобрить?

– А зачем? – удивился Ален. – Чтобы насмерть закормить яблоками? Нет, высокомерие и несправедливость…

Принц примолк, размышляя.

Грегори одобрительно кивнул.

– Верное замечание, братец. Когда этот Яблочник здесь бушевал, мы могли решить, что это нападение и дать ему отпор.

– И что дальше? – пожал плечами Джеффри. – Какой отпор – кому? Этой старой коряге, единственное преступление которой в том, что она поставлена охранять сады?

– Есть многие, кто мог бы позаботиться о садах, – хмуро заметил Ален. – Но какой вред причинил нам в самом деле этот грубиян?

– Уже хотя бы тот, что чуть не вывел нас из себя.

Вот уже сколько времени мы только о нем и разговариваем, – пояснил Грегори. – К тому же, в самом деле, мы могли применить силу не по назначению. А это уже отступление от верного пути.

– Да, мы в таком случае выглядели бы задирами и хулиганами, – скривился Ален. – В самом деле, нехорошо могло получиться: во время благородного похода ради добра и справедливости мы рисковали совершить поступок, несообразный с рыцарской честью.

Рыцарь ведь не может быть жестоким или несправедливым.

– Ну, жестоким-то, положим, иногда может, – заметил Джеффри.

– А вот несправедливым – никогда!

Джеффри махнул рукой и чуть не выбросил огрызок – но вовремя вспомнил обещание, данное Яблочнику, и с отвращением на него посмотрел:

– Никогда не ел огрызков, но сегодня придется.

Чувствую себя прямо конем. Ешь, ненасытная утроба! – и проглотил остаток яблока вместе с черенком и семечками. – Так что я скоро дам жизнь новым садам.

– Получается, рыцарям недостойно, используя одну лишь грубую силу, быть чуждыми справедливости и настраивать против себя мирное население, – возобновил разговор Ален.

– Вот вам пример из прошлого, – сказал Грегори. – Саксы никогда бы не завоевали Англии, когда бы король Вортигерн не призвал их к сотрудничеству для борьбы со своим соперником Утером.

– Всего лишь легенда, – но принц ощутил укол беспокойства.

– Другие короли посчитали это выгодным – звать на войну солдат соседа, – пояснил ему Джеффри, – и вскоре выяснилось, что по окончании войны солдаты вовсе не желают покидать завоеванной территории.

– Я наслышан о таких историях, – Ален мрачнел все больше. – Одни остаются, чтобы воевать дальше.

Другие просто чтобы высосать все жизненные соки из завоеванной страны, а затем с триумфом возвращаются домой, нагрузившись трофеями и пленниками.

– Жизненные соки! – Джеффри недоуменно уставился на него. – Что-то вроде вампира? Он тоже не. может войти в дом, пока его не пригласят!

Все трое молодых людей в ужасе уставились друг на друга.

Затем Ален приглушенно спросил, словно опасаясь вспугнуть близкого и невидимого противника:

– Так вот для чего эти монстры! Вот в чем их цель!

Напугать крестьян, пока они не запросят помощи у волшебника, который прячется в тумане?

– Волшебника, который посылает в наши земли чародейские токи, поднимая из небытия монстров, – добавил Грегори, – но не может явиться сам, пока его не пригласят?

– То есть – он не может появиться здесь телесно без этого приглашения!

– Не только приглашения его тела, но и его армий! – Джеффри отложил скребницу и потрепал коне по холке. – Думаю, нужно как можно скорее найти это туманное облако и положить конец потоку монстров, атакующих оттуда наши земли.

– Надо спешить, пока не появились жадные дураки. Глядишь, еще попросят помощи у тех, кто ищет нашей погибели! – Ален тряхнул светлыми кудрями. – Эту ночь, похоже, придется провести в пути!

– Но мы не сможем вступить в бой голодными и изнуренными от усталости, – возразил Джеффри. – Всякому солдату известно, что без привала и обеда войны не бывает.

– Ну ладно, ладно! – со вздохом сказал Ален. – Не будем изменять этому древнему воинскому правилу, тем более что ты сейчас вспомнишь еще десяток таких.

Но с рассветом вы готовы погнаться за туманом? Думаю, нам не придется долго его искать!

Они тронулись в путь, когда солнце еще только начинало свой путь из-за горизонта. Первые два часа прошли без приключений; местность с виду казалась мирной и процветающей: наливались колосья нив и пажитей, уже готовые к уборке урожая. Молодые люди вышли на перепелиный выводок, и Джеффри мигом достал и раскатал пращу. Он вложил в чашку камень и стал раскручивать ее над головой, но в этот момент из-за куста выскочила лиса, распугав птиц, разлетевшихся по сторонам.

Джеффри выругался, с трудом удержавшись от того, чтобы не прибить лисицу, и поймал свинцовый шар левой свободной рукой.

– Еще бы десять секунд – и свежий деликатес на завтрак был бы обеспечен!

– Как может свежее так дурно пахнуть? – удивленно переспросил Ален.

Джеффри уставился на него, поскольку еще никогда не слышал, чтобы Ален шутил. Затем до него дошло и он воскликнул:

– Вот загадка! Как думаешь, Грегори, может вонь быть свежей или свежесть – вонючей?

– Это сказал Шекспир, – поморщился Грегори. – Нет, тут дело не в перепелах. Может, просто яблоко загнило под деревом?

Джеффри тряхнул кудлатой головой.

– Раз гниет, значит, не может быть свежим, даже если не было сорвано. – Он покосился на Алена. – Не предполагал, что ты знаешь ответ.

– Ответ? Мой? – Ален усмехнулся. – Я и вопроса не понял!

Так, дружески беседуя, и поддевая друг друга на тему возможных решений парадокса, они проехали все утро. Вскоре обнаружилось, что они выехали на очередной склон холма, так что их ничуть не удивило, когда растительность стала попадаться все более низкорослая, пока не исчезла совсем, и пышные вспаханные поля сменились бескрайней пустошью, поросшей одним вереском и папоротником.

Грегори глубоко вздохнул, поднимая лицо к солнцу и набирая полные легкие.

– Сколько пространства, какое небо! Не понимаю, как леса и поля можно свести воедино!

– Раз ты такой любитель пространств, братец, то зачем выстроил башню посреди лесов, а не здесь, на торфяниках? – спросил Джеффри.

– Сам прекрасно знаешь – я построил ее на месте силы. И потом, – Грегори усмехнулся, – не хотел бы я постоянно обитать среди такого простора земли и неба.

Ален кивнул:

– Слишком одиноко, здесь чувствуешь себя пустынником.

– Временами это очень полезно, – заметил Грегори.

Джеффри кивнул:

– Любая перемена отрадна. Всем время от времени стоит проветриваться в такой вот обстановке: лес менять на пустыню, а пустыню на морской пейзаж.

И они пустились дальше в путь по предгорью, внимательно изучая все, что попадалось им, поскольку еще никто из них не проводил так много времени на торфяниках. Наконец они вышли к ручью, и тут Джеффри предложил:

– Наполним наши меха.

– Давайте, – согласился Ален. – Кто знает, когда в следующий раз попадется вода, тем более в этих засушливых краях?

– Откуда ей взяться на торфяниках? – Грегори тоже спешился и направился за Джеффри: брат уже выдернул пробку и опустился на колени, запуская мех в воду. Но прежде чем он успел заполниться, Ален схватил его за плечо:

– Тш-ш! Оглянись – только медленно и незаметно.

Джеффри, беззаботно посвистывая, вытащил мех из воды, вставил пробку. На секунду подняв рассеянный взгляд над ручьем, он увидел прямо перед собой чужие глаза. Какой-то кургузый, большеголовый человек, в чулках и закопченном камзоле дымного цвета.

– Чего уставился? – прорычал незнакомец.

Было отчего уставиться. Его рост определялся с трудом, поскольку он сидел, поджав ноги, но, судя по длине рук, ноги у него тоже были короткими. Широкие плечи – даже слишком широкие, как будто он позаимствовал их с другого богатырского тела, хотя огромная голова, наверное, заслуживала таких плеч. Лицо у него было такого цвета, словно он всю жизнь просидел у костра и при этом не мылся и не брился, сохраняя этот «загар». Усы и борода смолистого цвета, такого же, как и всклокоченные волосы. Рот у незнакомца был широк, нос велик, а глаза большие и сияющие, будто блюдца с молоком, дочиста вылизанные котятами, сверкали, как у разгневанного быка.