Текст книги "Подземная пирамида"

– Значит, вот это он делал вместо плача. Пел весь вечер. Остальные же рядом с ним спали сладким сном. Вся больничная палата, обычно вопящая, погрузилась в сон. Ваш сын убаюкал их своим пением.

Я почувствовал, что сердце чуть-чуть отпустило.

– Потом?

– Сегодня утром я распорядился обследовать его горло.

Прежде чем я успел подумать, какая-то неведомая сила подбросила меня в кресле, и я в ярости обрушился на доктора.

– Кто позволил? – грубо заорал я на него. Он вздернул брови, разинул рот, потом проглотил ком и закрыл рот.

– Это была моя обязанность, – сказал он сухо. – Он пел красиво, несомненно, но изменения в горле могли быть вызваны и опухолью. От красоты и умереть можно.

Внезапно рассудительность снова вернулась ко мне, и мне стало ужасно стыдно за свою глупую вспышку.

– Простите, доктор…

– Пустяки, Петер. Я понимаю ваше состояние.

– Знаете, это несколько поздний ребенок, и…

– Естественно. Ноя продолжу. Ларингологи осмотрели его горло. Доктор Щютц – наш лучший специалист-ларинголог. И знаете, что он заметил?

Если я и не знал, то, во всяком случае, о чем-то догадывался.

– У мальчика отсутствуют голосовые связки, – произнес он тихо и поспешно снова наполнил рюмки, себе и мне.

Я старался держать себя в руках и выказывать волнение л ишь настолько, насколько это приличествует новоиспеченному папаше. И мне пришлось немножко вспомнить свои былые актерские способности.

– Отсутствуют? – проговорил я дрожащим голосом.

Он с сожалением посмотрел мне прямо в глаза.

– Точно, отсутствуют, Петер. Рука моя дрожала, когда я опрокидывал в рот рюмку. И эту дрожь мне вовсе не нужно было разыгрывать.

– Как такое возможно? Он пожал плечами.

– Не имею понятия. Отсутствуют – и все тут. Ни малейшего намека на связки.

Я поставил рюмку и уставился на доктора невинными глазами.

– Этого я не понимаю, доктор. Вы ведь сказали, что ребенок пел, так ведь? А тогда… Если у него нет голосовых связок… Вы это понимаете?

Он глубоко вздохнул и покачал головой.

– Если бы я понимал. Черта с два я понимаю! И надо же, чтобы такое случилось именно с вашим ребенком!

– Что же, собственно? – спросил я в отчаянии.

– Если бы я знал! – взорвался он. – Ни черта не знаю! У ребенка нет голосовых связок, а он все-таки поет. Представьте себе только!

– Вы не могли бы рассказать подробнее? – спросил я спокойно.

Мое неожиданное спокойствие отрезвило его.

– Простите, Петер, – сказал он и допил свою рюмку. – Я ужасно нервничаю, если чего-то не понимаю. А ваш сын – это живая загадка. Послушайте меня. Итак, у него нет голосовых связок. Вы знаете, что у него вместо них? Вы не поверите. Система свистков.

– Что такое?

– Система свистков? Как в органе. Тонкие трубочки, а в них – косточки-свистки. Когда я заглянул внутрь, то подумал, что это мне снится.

– Боже мой! – простонал я. – Боже мой!

– Не отчаивайтесь так, Петер. Это куда лучше, чем если бы он был немым.

– Но… отчего же это?

– Вы меня спрашиваете? Какая-то мутация. Вы еще не слышали о детях, родившихся от матерей, принимавших талидомид? К сожалению, при родах все чаще наблюдаются аномалии.

– И… значит, он не немой?

– Да нет же! Более того!

– Как – более того?

– Вот послушайте. Если бы мне такое рассказали, я вряд ли поверил бы. Малыша снова поместили к остальным детям, которые заснули от его пения. А те научили его плакать.

– Каким образом, святые небеса) – Очевидно, эти свисточки способны на большее, чем голосовые связки. Вам нечего опасаться, что у вас будет немой ребенок. Словом, когда дети принялись плакать, ваш сын прекратил пение. Сестра Пэтти сказала, что он наблюдал за остальными.

– Родившийся два дня младенец?

– Во всяком– случае, за их голосами.

– С ума сойти!

– Еще бы! Потом он попытался подражать их плачу.

– Господи!

– Сначала это ему не очень удавалось. Сестра Пэтти была все это время рядом. Детский плач перемежался музыкальными звуками, странным свистом и щелчками. Наконец он научился плакать безошибочно. И сегодня утром он уже не пел. Только плакал, как остальные.

– Что мне делать, доктор Карпентер?

– По-моему, ничего. По крайней мере, пока ничего. В таком возрасте его все равно не смогут оперировать. Даже если бы это было крайне необходимо. А его вряд ли и нужно оперировать. Может быть, мы свидетели рождения чуда. Как вы думаете, почему Има Сумак и некоторые другие стали гигантами оперной сцены? Потому что у них что-то было не в порядке с голосовыми связками. И у Бинга Кросби они были сросшиеся, и, говорят, у Фрэнка Синатры тоже. Может быть, ваш сын станет величайшим певцом всех времен. Подумайте еще и об этом, а не только о неприятной стороне дела.

Я глубоко вздохнул.

– Попробую.

Он сдвинул брови и поднял вверх палец.

– И еще одно… Он абсолютно здоров, только пропорции тела несовершенны. Он не будет высокого роста… скорее будет низким пареньком с короткими ногами и длинными руками. И голова немного… гм… такой кубической формы. Но современные модные прически помогут это скрыть. В эпоху грибовидных голов это не такая уж проблема.

Его голос звучал оптимистично, однако во взгляде, когда он смотрел мне вслед, сквозило неприкрытое сочувствие. 24 марта – 30 сентября Наша рабочая группа собралась на совещание, и мы решили отдать Ренни в детский сад. Поскольку среди нас не было профессионального педагога, нам понадобилось немало времени, чтобы решить, что для него будет лучше. Одним очень хотелось, чтобы он все время проводил исключительно с нами и не попадался на глаза никому из взрослых, другие же – в первую очередь Селия Джордан – настаивали на том, что Ренни необходимы друзья и настоящее детство и мы ни в коем случае не можем его этого лишать, оправдываясь важностью эксперимента.

Наконец, с общего согласия мы решили, что отдадим его в частное заведение, находящееся неподалеку от института, укрыв его от любопытных взоров среди ребятишек того же возраста.

Нам и так необходимо было принять определенные меры предосторожности. Мы притаились, как лягушки под листьями лопуха, чтобы наша затея не обнаружилась раньше времени.

В заведении мы не стали называть полного имени ребенка, сказали только, что его зовут Ренни. Поскольку это было частное заведение, там не проявили излишнего любопытства: они удовольствовались тем, что мы им сообщили.

Второй мерой предосторожности было то, что в большинстве случаев за ним в конце недели приходила не мама и не я, а кто-то из нашей группы или из студентов университета. Иногда же мы просто просили кого-нибудь из молодежи на улице, чтобы они привели Ренни. Может быть, это было излишней предосторожностью, но мы считали, что не имеем права рисковать. 15 октября Ренни научился говорить немного позже, чем остальные дети. Вначале мы беспокоились, что вдруг возникнут трудности из-за отсутствия у него голосовых связок, но, к счастью, все обошлось благополучно. Когда он заговорил, голос его звучал так же естественно, как и у других детей. Он научился подражать им точно также, как в свое время усвоил плач всего лишь за одну ночь. 20 марта По предложению Карабинаса мы решили, что скарабея спрячем в комнате Ренни. Мы не рискнули отдать его ребенку, потому что боялись, что он его потеряет или проглотит. Между прочим, его больше интересовали автомобили, а среди них особенно гоночные автомобили формулы 1. На космические корабли и прочие электронные летающие игрушки, которыми осыпал его Осима, он не обращал ни малейшего внимания. 14 ноября Сегодня ночью это случилось!

Помню, я рассказывал ему вечером сказку о Белоснежке и семи гномах. Он сидел у меня на коленях и слушал с напряженным вниманием. Закончив рассказывать, я украдкой взглянул на него, чтобы понять, какое впечатление произвела на него сказка. Его большие, орехового цвета глаза были устремлены вдаль, словно он видел перед собой избушку гномов. Потом он чинно поблагодарил и отправился спать.

На следующий день было воскресенье, и мы дольше обычного валялись в постели. Розалинда читала газету, а я как раз хотел пойти на кухню, чтобы поставить чай, когда в комнату влетел Ренни. Он захлопнул за собой дверь детской и, по своему обыкновению, забрался к нам.

Розалинда отложила газету и обняла его. Ренни положил голову ей на плечо и сонно засопел, как будто не выспался. Я осторожно сунул руку под одеяло и пощекотал ему подошвы. Когда он на это не отреагировал, я взял в рот его большой палец и стал в шутку покусывать. Тут он завизжал, как маленький поросенок.

Нескольких минут игры оказалось достаточно, чтобы его взгляд перестал быть сонным.

Он с очень серьезным видом обхватил своими длинными руками колени, посмотрел на меня и проговорил:

– Папа… Ты знаешь Иму?

Я дернулся так, словно кто-то нанес мне удар под ложечку. Краем глаза я увидел, что Розалинда выронила газету, которой она было снова завладела, и, округлив глаза, молча уставилась в лицо Ренни.

– Что это тебе пришло в голову… сынок? – выдавил я, побледнев, а по спине у меня волнами пробежал холодок.

– Ночью он приходил ко мне, – сказал Ренни и почесал ногу, словно сообщил нам самую что ни на есть обычную новость.

– Куда? – тихо спросила Розалинда.

– Ну, в мою комнату…

– И… кто такой этот Иму?

– Мой друг. Вы его не знаете?

Розалинда посмотрела на меня и не осмелилась ничего ответить. Я сжал ее руку и кивнул, чтобы она молчала, а с ребенком заговорил так, словно слушал его слова лишь вполуха. Однако думаю, что за всю историю не было человека, который слушал бы кого бы то ни было так внимательно, как я слушал Ренни.

– И что Иму сказал?

Он лежал на животе, болтая ногами, и не отвечал. Словно забыл обо всем. Потом попросил завтрак и долго жевал хлеб с маслом. В этот день больше не было сказано ни слова о визите Иму. 22 ноября Восемь дней спустя он заговорил об этом снова. Но теперь мы не лежали в постели, а сидели на залитой солнцем садовой скамейке и ожидали Йеттмара, чтобы тот, поскольку был понедельник, отвел Ренни в садик. Йеттмар опаздывал, и мы, пользуясь случаем, грелись в лучах поздно встающего осеннего солнца.

Ренни, которому надоело загорать, принялся бегать по лужайке недалеко от скамейки и собирать всякий хлам, будто бы что-то ему напоминающий. За несколько минут он принес мне крышку от бутылки из-под колы, которая, по его мнению, была похожа на колпак гнома Джонни, несколько цветных камешков и, наконец, кусок дерева.

Черновато-коричневый обломок гнилой ветки длиной примерно в полтора дюйма был абсолютно ничем не примечателен. Однако Ренни засунул его мне в карман с таким видом, словно это чрезвычайно ценная вещь.

Я не смог удержаться, чтобы не спросить его:

– Ну, а это что такое, Ренни? Не пистолет, случайно? Он снова сел рядом со мной на скамейку и очень серьезно кивнул:

– Конечно же. Лучемет.

Я с удивлением посмотрел на него, но в тот момент еще ничего не заподозрил. В конце концов, ему мог рассказать о таких вещах Хальворссон или кто-то другой из нас.

– Лучемет? – все-таки спросил я осторожно.

– Ну да. Таким Рет убил Дему… Я снова почувствовал, как по коже от ужаса подирает мороз и от волнения пересыхает во рту.

– От кого ты это слышал, Ренни? – спросил я и быстро включил лежавший у меня в кармане миниатюрный магнитофон.

– От кого? Ну… от Иму.

– От Иму?

– Конечно. От него… Ты не знаешь?

– Что?

– Что Иму рассказывает мне все. И даже показывает. Только есть такое, чего я боюсь…

– И… когда этот Иму показывает тебе разные вещи? Наверное, вечером?

Ренни кивнул головой.

– Вечером. Когда я ложусь спать. Всегда в это время. Гашу свет, и Иму уже здесь. Он мой волшебник. Стоит мне только захотеть – и он сразу приходит. У тебя тоже есть свой Иму?

Я с нарочитой грустью покачал головой.

– У меня нет, Ренни. Иму бывают только у детей. У взрослых же их обычно нет.

– Жаль, – пробормотал он огорченно, потом лицо его прояснилось, и он воскликнул: – Знаешь что? Я буду его тебе иногда одалживать, чтобы он рассказывал. И чтобы показал тебе тоже Красное Солнце в четырехугольнике Холла.

– Где?

– В четырехугольнике Холла. Так сказал Иму. Это наверняка что-то вроде Моря-океана. Представь себе только большое красное солнце. Очень здорово.

– Спасибо, Ренни, что ты будешь мне одалживать Иму… Но что я должен сделать, чтобы он и мне рассказывал?

Ренни наморщил лоб и стал смотреть в траву.

– Ну… сначала нужно о нем подумать. Я всегда о нем думаю. Я еще думаю и о Белоснежке, но она никогда не приходит, всегда только Иму и другие.

– Другие?

– Те трое других.

– А… Иму и разговаривает?

– Конечно. А как бы я его тогда понимал? '* – И… он говорит так же, как и я?

Тут как раз Ренни увидел бабочку и, обо всем позабыв, бросился за нею. Я же остался на скамейке, хотя мне так и хотелось побежать за ним, притащить назад и продолжить разговор.

Вечностью показались мне те две-три минуты, пока бабочке не надоела назойливость Ренни. Она наконец взмыла над платановой аллеей и исчезла на отдаленной лужайке.

Тогда малыш вернулся и плюхнулся рядом со мной на скамейку.

– Улетела, – пожаловался он. – А я ее уже почти поймал.

Я тут же угостил его жевательной резинкой, чтобы он забыл о своем огорчении.

– Помнишь, Ренни, я спросил тебя, говорил ли Иму так же, как и я и ты, – попытался я продолжить свои расспросы. Признаюсь, я боялся, что охота на бабочку заставила его забыть об Иму.

Однако мой страх оказался напрасным. Он на время задумался, потом послушно ответил:

– Иму? Ну… говорил. И пел. Но я все понимал. Во сне я иногда говорю и с гномами и понимаю их тоже.

– И он говорил о четырехугольнике Холла?

– Угу. Много говорил, но я не понял. И числа показывал на таблице. Когда я пойду в школу, тогда выучу их. Скажи, папа, Иму – учитель?

– Возможно, сынок…

– Потому что он всегда объясняет. А меня никогда не спрашивает.

– А ты с ним никогда не заговариваешь? Он энергично кивнул головой.

– Как же, заговариваю!

– А он?

– Ну… он не всегда обращает внимание. Все рассказывает свое. Поэтому я и подумал, что он учитель.

– А… что он рассказывал о четырехугольнике Холла?

– Что вы вызвали их по радио или еще как-то… может быть, по телефону или по видео… Ты тоже вызывал, папа?

– Возможно, Ренни… Я уже не помню.

– Кто-то вызвал их. Как будто неправильно набрал номер. Представь себе, вдруг приходит вызов, а они не знают, откуда. Вот если бы я сейчас спрятался в кустах и крикнул: «Папа, иди сюда! Папа, иди!» А ты не знал бы, откуда я тебя зову.

– Это тоже Иму рассказывал?

– Да нет. Это я говорю. Ты умеешь играть в классы? Знаешь, мисс Холдерлэнд…

– А что еще говорил Иму о вызове?

– Ах, Иму? Ну, что нужно было искать, кто их вызывал. Главный начальник отдал приказ, чтобы начали искать разумных существ… Ты разумное существо, папа?

– Да, конечно… и ты тоже, Ренни.

– И Болди тоже?

– А кто это – Болди?

– Ну, у нас в садике. Он еще и в классы играть не умеет.

– Болди тоже разумное существо. Ренни глубоко вздохнул.

– Ну, хорошо. Пусть и Болди тоже. Но у него нет такой тарелки.

– Тарелки?

– Которой ищут разумных существ.

– Где же ты видел эту тарелку, Ренни?

– Иму показывал. Знаешь, она была такая, как… Словом, громадная. Как в сказке. В ней были луг, лес, две горы и все остальное…

– В тарелке?

– Угу. И вся она была из проволоки. Как паутина.

– И такими штуками они искали разумных существ?

– Угу. Я думал сначала, что они их ловят этой сеткой, но дядя Иму объяснил, что в сетку попадают только их голоса.

– Объяснил?

– Рассказал мне. Я спросил, а он рассказал.

– Что он еще рассказал?

– Ну… что туда попал голос… и начальник сказал, что их нужно искать. Тогда они отправились, чтобы разыскать их.

– Иму?

– И еще много дядей. Слушай, папа, если бы ты только видел, сколько там было космических кораблей! Как в кино!

– Космических кораблей?

– Ага. Какие мы видели по телевизору… Они летели среди звезд. И в одном из них сидел дядя Иму с остальными. Смотри, папа! Бабочка вернулась! Ты же купишь мне сачок, правда?

Он вскочил и помчался по платановой аллее. м 24 декабря Весь вечер мы провели, украшая рождественскую елку. Дело в том, что настала наша очередь устраивать большую рождественскую вечеринку: с индейкой на ужин, с куличом и неизменными рождественскими коктейлями. Тогда уже с нами была и Сети; правда, она еще ничего не понимала, только тянула свои ручонки к блестящим стеклянным шарам.

Ренни сидел на коленях у Карабинаса, потом соскочил и стал рыться в елочных игрушках, которые еще лежали в коробке. Вынимал то ангела, то Вифлеемскую звезду и требовал, чтобы на елку повесили все ^понравившиеся ему игрушки.

Йеттмар и Осима, сев подальше в углу, играли в шахматы, а Селия помогала Розалинде на кухне. Хальворссона мы использовали возле елки вместо лестницы: он дотягивался до самых высоких веток, не вставая на цыпочки.

Я как раз был рядом с Ренни, когда это случилось. Он сунул руку в коробку и среди оставшихся с прошлого года, покрывшихся пылью игрушек вытащил какую-то старую фигурку, завернутую в плотную бумагу; кажется, это было изображение какого-то апостола. Посмотрел на нее, прищурив глаза, потом сунул под нос Карабинасу.

– Видишь? Точно такой, как Map…

В комнате сразу стало тихо. Осима так и застыл, держа в руке шахматную фигуру, а Хальворссон стоял возле елки, как гигантская сосулька с красным кончиком.

– Так уж и такой? – спокойно спросил Карабинас. – Как будто немножко другой.

Ренни прищурил глаза и снова стал рассматривать апостола.

– Может быть, это и не дядя Map, – сказал он затем уступчиво. – У него немножко не такая одежда.

– Когда ты видел его в последний раз? – спросил небрежно грек.

– О, даже не знаю. Иму его не очень любил, может быть, даже боялся его… Дядя Map был нехорошим человеком… А ведь каждый человек должен быть хорошим, правда?

– Правда, – кивнул Карабинас.

– Дядя Map во всем доверял Дему. Дядя Map не разбирался в двигателях… и верил всему, что говорил Дему. Все-таки мы его повесим на елку. Ты любишь дядю Мара?

– Я очень мало знаю о нем, – сказал Карабинас. – У тебя есть немного времени?

– А для чего? – спросил Ренни с внезапным любопытством.

Карабинас погладил его по голове.

– Ты знаешь, какого я происхождения? – спросил он и сделал знак Осиме, чтобы тот включил магнитофон.

– А что значит – какого происхождения?

– Ну, знаешь, я родился не на этом континенте, как ты,

– Ты тоже оттуда, где большое Красное Солнце?

– Нет, я не оттуда. Я прилетел на самолете через большое море. Ту страну называют Грецией. И есть там один очень интересный рождественский обычай. Ты о нем не слышал?

– Нет, не слышал, – глаза Ренни загорелись. – Что это?

– Ну… Когда украшают рождественскую елку, каждый рассказывает интересную историю. Это может быть сказка или что-нибудь такое, что было на самом деле. Что случилось с тем, кто рассказывает. Но может быть и то, что ему приснилось. Что угодно может быть.

– Ну, так рассказывай! – пристал к нему Ренни.

– Только тут такое правило, что начинать сказку должен самый маленький.

– Значит, тогда Сети…

– Но ведь Сети еще и говорить не может.

– Тогда я?

– Вижу, Ренни, что ты.

– Я мало знаю сказок… О чем вам рассказать? О семиглаве?

Карабинас подмигнул мне, тогда и я вмешался в их разговор.

– Знаешь что, Ренни? Расскажи об Иму и остальных. Они мало слышали о них.

– Но ведь это не так уж и интересно.

– Все-таки расскажи о них. Малыш тяжело вздохнул и сдался.

– Ну, ладно… Я рассказывал тебе о них, когда ловил бабочку.

– Ты только гонялся за ней.

– Тогда ты мне пообещал сачок!

– Может быть, он здесь, под елкой?

Глаза его вспыхнули, как две маленькие звездочки.

– Ты думаешь? Ну, тогда расскажу… С самого начала?

– Как хочешь, Ренни.

– Лучше с того места, когда они увидели Землю.

– Увидели? – спросил Карабинас.

– В окно. Это было после того, как они долго ссорились.

– Ссорились?

– Да, из-за Инструкции.

– Они не сказали, что такое Инструкция?

– Дядя Иму объяснил. Это такое, как у нас в садике, что можно делать, а что нельзя. Мне, например, нельзя вытирать руки полотенцем Джимми. Знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что это… как это…не… гигиенично…Так сказала мисс Мантовани.

– Наверно, из-за бацилл.

– Наверно.

– Ну и что сделал дядя Иму?

– Ну вот… у них была Инструкция. Только ее не написали в книге и не повесили на стену, как в садике. Ее хранили в ящике.

– Инструкцию?

– Угу. Если ты захотел что-нибудь спросить, нужно только повозиться с ним немножко, и Инструкция дает ответ. В ящике был ответ на любой вопрос.

– Тебе его показывал дядя Иму?

– Угу.

– А…почему Иму и другие дяди поссорились?

– Ну, из-за Инструкции. Знаешь, они улетели с планеты Красного Солнца, чтобы разыскать тех, чей голос попал в их ловушку.

– Ага!

– Поэтому дядя Иму и другие дяди поднялись в небо. Только тем временем их нашел кто-то другой.

– Понимаю.

– Тогда Инструкция сказала, чтобы они все возвращались назад, потому что задание выполнено. Хватит рассказывать?

– Еще нет, Ренни. Если ты не устал, продолжай.

– Как хочешь. Дядя Дему хотел повернуть назад, потому что он был начальником. Иму считает, что он разбирался только в одном: в управлении «Драконом».

– Драконом?

– Так назывался их корабль… Ну, и они собирались повернуть назад, но услышали новые голоса.

– Голоса?

– Голоса…откуда же…я забыл. Голоса, похожие на те, из-за которых они полетел и. Только теперь откуда – то из другого места. И Иму сказал, что нужно найти и эти голоса тоже.

– Какие голоса, Ренни?

– Иму объяснил. Корабль выстреливает звуки, и эти звуки теряются среди звезд. Но если они натыкаются на атмосферу планеты, то возвращаются к кораблю. И эти звуки вернулись.

– Понимаю. А потом?

– Потом была большая ссора. Инструкция не позволяла отправляться вслед за голосами. Дему сказал, что он отвечает за корабль… но тогда Рет стал кричать, что он не вернется назад, потому что вдруг они обнаружили такую планету, на которой можно представить себе существование разумных существ. Забавно, да?

– Что?

– То, как они говорили. Как и вы, когда думаете, что я не слушаю. Дядя Рет исследовал этих разумных существ. Map изучал звезды.

– А Иму?

– Дядя Иму должен был собирать все, если они обнаружат разумных существ. Всю инфо… онто…инфро…

– Информацию.

– Угу. Ее.

– А потом?

– Потом Иму и Рет победили. На Инструкцию не обратили внимания и полетели. Дядя Дему злился страшно, но изменил направление. И улетел оттуда сюда…

– Сюда?

– В нашу сторону. Они опустились в какой-то стране возле моря. Это было очень забавно.

– Что было забавно?

– Ну, когда они опустились. Люди повыбегали из домов и попадали на землю. Много-много людей, и все лежали на земле. И кричали, что бог Ра спустился на землю в солнечной ладье, чтобы служить фараону. Тогда уже Дему и Map не сердились. Они проглотили приборы и вышли.

– Проглотили приборы?

– Да. Чтобы разговаривать с людьми. Потому что иначе они не поняли бы их речи. А так уже понимали.

– Что они делали потом?

– Люди отвели их к тому мужчине, который сидел на высоком троне и… это… правил. Иму назвал и его имя. Аменхо… Аменхотеп! Вот! Его звали Аменхотеп… И этот Аменхотеп принял их с большой любовью и страхом.

– Почему, Ренни?

– Потому что думал, что они спустились с неба, что так и было… Но он думал об этом как-то по-другому. Он думал, что космический корабль Иму и Рета – это такой корабль, на котором плавают по реке… по Хапи.

– По Хапи?

– Так называли реку возле города. И тогда Иму и Дему поссорились снова.

– Поссорились?

– Иму сказал, что нельзя от людей скрывать правду, Что в галактике действует только один принцип – принцип правды. Тогда Дему спросил, что если это так, то почему они обманули Инструкцию? Иму сказал, что это нечто другое. Дему только засмеялся и крикнул, что Аменхотеп для людей – та же Инструкция, только выглядит не так, как их Инструкция. Если можно обмануть одного, то можно тогда и другого. И главное – это в его же интересах… Вы понимаете?

– Понимаем, Ренни, – кивнул я и, ощущая беспокойство, присмотрелся к нему повнимательней, не слишком ли он устал. Однако, похоже, душевное напряжение было Ренни нипочем. Он продолжал рассказывать, словно теперь и сам получал от этого удовольствие.

– Тогда Дему сказал, что только скажут Аменхотепу, что они боги. А он, Дему, – сам Ра… Странно, правда? У него такое же имя, как и у меня? Кто дал мне это имя, папа?

– Я… Ренни.

– А почему именно это имя?

– Потому что… потому что в каком-то смысле и ты тоже сын Солнца… сын Ра: Ренни.

– Ну, я это все равно не понимаю. Не надо дальше рассказывать?

– Почему же, Ренни, почему же! – вмешался Карабинас. – Рассказывай, сколько душе угодно.

– Ну… тогда эти четверо сказали Аменхотепу, что они на самом деле прилетели с неба и что нужно спрятать их солнечную ладью.

– То есть, их корабль.

– Да… Для этого они построили такую высокую эту…

– Пирамиду.

– Во-во. Пирамиду… и спрятали все под землей. И корабль тоже.

– Понимаю, Ренни. А почему они не вернулись назад… к Красному Солнцу?

– Дему хотел вернуться во что бы то ни стало. Но Иму и Рет сказали, что им нужно время, пока они смогут понять эту культуру. Так они сказали.

– И они поняли?

– Ну… я не знаю. Я многого не помню… потому что это было так скучно. Но одно помню. Аменхотеп очень подружился с Иму. И Иму ему помогал.

– Как помогал?

– Тогда Иму стал уже большим человеком. Он ходил в красивых одеждах и был… главным писцом. И каждый вечер он беседовал с Аменхотепом. Один раз Аменхотеп даже плакал, как будто боялся темноты. Он сказал, что у него нет власти над людьми, потому что у них есть один бог, которого они путают с Ра и зовут Амоном. А у Амона есть много-много слуг, которые могущественнее его и не подчиняются ему. И что люди во всей стране без разбору молятся самым разнообразным богам и смеются над всем, что он говорит. Так он сказал. Тогда Иму убежал, а ночью сильно поссорился с Ретом.

– С Ретом? Но ведь эти двое до сих пор во всем были единодушны.

– Это странно, из-за чего они поссорились. Я не очень понял, да и сейчас… Иму сказал Рету, что эта феодальная анархия, или как там ее называют, невыносима и что нужно создать центральную власть… и вместе с ней монотеистическую веру… Вы понимаете, что это такое?

– Ну… так, в общих чертах.

– Дело в том, что я не понимаю. Во всяком случае, многого не понимаю. Я и сказал Иму, чтобы он говорил понятней, но он не обратил на это внимания. Он никогда не обращает на меня внимания. Только говорит прямо перед собой и иногда показывает кино.

– Кино?

– Такое, какое я видел с папой в Диснейленде. Здорово было. Ты видел «Сто одного щенка»?

– Виде".

– Какой тебе понравился больше всех?

– Ну… даже не знаю. Пожалуй., маленький толстяк.

– В от это да! И мне тоже.".Какой он был миленький, когда застрял в заборе, правда?

– Я тогда тоже очень смеялся. Но что случилось потом с Аменхотепом?

– С кем?

– С тем… фараоном. С другом Иму.

– Ах, с тем человеком? Даже не знаю. Я сказал уже, что Иму и Рет поссорились?

– Что-то говорил…

– Ну вот, знаешь, это было так… Стой, как же? Рет сказал, что нужно оставить этих людей в покое. Он говорил Иму такие смешные слова. Вот, например, как… Ну как же, а Вот, есть! Послушай только! «Смены общественного строя возможны, только когда для этого созревают условия!» Понимаешь? Потом еще: «Нельзя применять насилие к сложившейся в результате длительного развития структуре, ведь пшеница не станет расти быстрее, если дергать ее кверху, в лучшем случае она высохнет!» Вот такими словами Рет засыпал Иму) – А Иму?

– Это ему не очень понравилось. Он сказал что-то вроде того, что все это, может быть, в общем и правда, но здесь у них конкретный случай. И что старший брат не может позволить младшему брату утонуть только потому, что тот упал в озеро, а для него еще не настало время научиться плавать. Вот ерунда, а?

– Значит…

– Наконец, Рет все-таки сдался, а Иму приступил к работе. Я не могу сказать точно, что он сделал, потому что это было так скучно, что я всегда засыпал, когда дядя Иму начинал говорить об этом. Он и еще сделали нового бога, Атона…Остальное я не очень помню…

– А потом?

– Потом снова случилась большая беда. Теперь уже Иму хотел вернуться домой на планету Красного Солнца, а Дему и Map больше не хотели. Каждый из них жил в большом дворце и имел много-много слуг. Они часто ссорились друг с другом. Дему говорил, что здесь много золота, женщин и слуг, и дурак он будет жить на жалование капитана второго класса, когда здесь он царь. Так он говорил.

– A Map?

– Ему приказывал Дему. Он делал то, что ему говорил Дему.

– Понимаю…

– Потом они очень сильно поссорились; это я видел уже и на картине. Рет убил Дему. Сделал из него такого маленького карлика. Ты не видел?

– Как тебе сказать?

– Мне очень жаль было Дему. Он был хорошим человеком, и сначала как раз он хотел вернуться назад к Красному Солнцу. Только остальные не дали.

– Словом, Дему умер?

– Да. Потом его похоронили. Вынули из него все и похоронили. Ты знаешь, что они из него сделали?

– Что?

– Мумию. Такую, с какими работает папа. Я их не боюсь, потому что они меня не обижают. Папа объяснил, что мумии никого не обижают, потому что они уже не люди. Но все равно я их не люблю. А знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что они некрасивые. И старые. Не такие, как, скажем, мама.

– Ну, это уж точно. Потом похоронили.

– Кого?

– Ну, Дему.

– Ах, Дему? Да, похоронили… И все трое очень плакали, хотя и не получили за это денег.

– Что не получили?

– Ну, денег и всего остального.

– То есть как это?

– Ой, ну как же! Ты этого не знаешь? Когда Дему умер, Аменхотеп приказал, что все должны плакать, когда мумию Дему будут опускать под землю. В комнату. Только в ней не было окон.

– И плакали?

– Многие плакали. Но многие из людей в красивых одеждах получили от Аменхотепа деньги, чтобы они плакали. И когда умер Рет, и тогда тоже плакали.

– И Рет тоже умер?

– Да. Map напоил его чаем, в который человек в высокой шапке подсыпал белого порошка.

– Кто был тот человек?

– Я не знаю его имени. Но он молился тому богу, которому уже было запрещено молиться. Какому-то Амону или как там его… Знаешь, этого бога прогнал Аменхотеп, потому что так ему посоветовал Иму. А человек в высокой шапке из-за этого очень разозлился на Иму и, когда узнал, что Рет убил Дему, пошел к Мару, и они стали конспираторами… Я правильно сказал?

– Правильно, Ренни.

– А это слово трудное…

– Знаю, Ренни. Ты очень умный.

– Потом умер Рет, и его похоронили точно так же, как Даму… И после этого Иму и Map поссорились в последний раз.

– В последний раз?

– Да. Дядя Иму был очень печален и сказал, что после смерти Дему только дядя Рет смог бы объяснить их исчезновение людям Красного Солнца. Что теперь им обоим придется остаться здесь навсегда…

– Да, навсегда…