Текст книги "Тайные желания джентльмена"

Глава 13

Если вы плохо чувствуете себя, если плохо спали, вас освежит шоколад. Но у вас нет шоколада! Я без конца думаю об этом. Дорогая моя, как же в таком случае вы справитесь?

Маркиз де Севиньи

Филипп вернулся к своей двери еще более расстроенный, чем тогда, когда уходил из дома полчаса тому назад.

«Я считаю, что люди, собирающиеся вступить в брак, должны испытывать взаимное уважение и привязанность, а у нас нет ни того, ни другого. То, что вы мне предлагаете, это не брак. Это рабство».

– Ну конечно, это рабство: быть маркизой и иметь ежемесячно тысячу фунтов стерлингов на булавки, – пробормотал он, поднимаясь по парадной лестнице. – А быть прикованной к плите в кухонной жаре и выпекать хлеб по двадцать часов в сутки – это, разумеется, предел мечтаний свободной личности.

Он вошел в дом, с трудом сдержавшись, чтобы не хлопнуть за собой дверью. Он предложил ей гораздо больше, чем то, на что может надеяться любая женщина такого же, как она, происхождения, а в ответ получил кучу язвительных упреков.

«Ты обращался со мной отвратительно».

Отвратительно? Отвратительно предложить женщине выйти замуж? Интересно бы узнать, что я должен был предложить, подумал он, поднимаясь по лестнице. Любой другой мужчина его статуса воспользовался бы ею в этой проклятой карете – и дело с концом. Ни один мужчина не стал бы пытаться исправить содеянное зло, предложив жениться на ней.

Войдя в свою комнату, он убедился, что его слуга вернулся в гардеробную и крепко спит. Наверное, ему тоже пора лечь в постель, но пока он раздевался, ее слова продолжали звучать в его голове.

«Маркизу нет необходимости жениться на служанке с кухни, чтобы переспать с ней».

Он насмешливо хмыкнул. Если бы он принимал ее за служанку, то даже в детстве не допустил бы дружбы между ними. Он считал бы, что она должна говорить только тогда, когда к ней обращаются, и распластываться по стенке, пропуская его, когда он проходил мимо, а также подавать ему вещи только на серебряном подносе, чтобы не соприкасались их руки. И ему было бы все равно, когда вся деревня смеялась над ее неумением отбить мяч в крикете, или когда, собираясь в парижскую школу-интернат, она не знала ни слова по-французски, а он учил ее.

Он лег в постель и лежал, уставившись в потолок, а в голове продолжали звучать ее сердитые слова.

«Ты вел себя тогда как законченный мерзавец».

Он откинул простыни и снова встал. Сейчас было бесполезно пытаться заснуть. Тем более что все равно уже рассвело. Он раздвинул шторы, пропустив в комнату слабый свет раннего утра, потом направился к умывальнику, налил в раковину воды из кувшина и плеснул в лицо холодной водой.

Надо ему освободиться от нее и вновь обрести хотя бы видимость душевного равновесия. Однажды ему удалось это сделать, но только благодаря тому, что он отослал ее подальше от себя. На сей раз такой способ применить не удастся, потому что она уже отказалась взять деньги, предложенные за то, чтобы она уехала, а он, несмотря на все ее обвинения, не был мерзавцем. Он не мог заставить себя выгнать ее, чтобы отделаться от нее. А это означало, что у него остается единственный выход.

Филипп направился в гардеробную и встряхнул за плечо спящего слугу.

– Гастон, ты мне нужен, – сказал он, когда слуга открыл глаза. – Извини, что разбудил тебя так рано, Гастон, но я решил поехать сегодня в Кейн-Холл и хочу успеть на утренний поезд из Пэддингтона. Понимаю, что выгляжу законченным мерзавцем, но ничего не могу поделать, – добавил он через плечо, выходя из гардеробной.

– Простите, не понял, сэр? – сказал сбитый с толку Гастон, следуя за ним.

– Не имеет значения.

Погода в этот день идеально подходила для поездки. Светило солнце, было тепло, и, как только Филипп со слугой оказались за пределами Лондона, воздух стал чистым и свежим. Уже на полпути в Гемпшир Филипп почувствовал, что у него улучшилось настроение.

Из Пэддингтона он отправил каблограмму мистеру Джеймисону, сообщив дворецкому в Кейн-Холле о своем приезде и приказав прислать телегу для багажа и пару лакеев на станцию в Комбикре. Но когда он прибыл в маленькую гемпширскую деревеньку, на платформе его встречали не только лакеи.

Выходя из поезда, он увидел смеющуюся физиономию Лоренса.

– Держу пари, что, когда ты посылал каблограмму Джеймисону, ты не ожидал, что вместе с лакеями тебя буду встречать я?

– Не ожидал, – ответил Филипп. – Я даже не знал, что ты уже прибыл в Кейн-Холл.

– Мы прибыли три дня назад, немного раньше, чем намечалось. Ну сколько можно осматривать верфи?

– Но ты, конечно, не смог сообщить мне об этом каблограммой?

– Я собирался это сделать, – сказал Лоренс и, заметив скептический взгляд Филиппа, добавил: – Честно. – Он взглянул на слугу Филиппа, разговаривавшего о багаже с носильщиком и лакеями. – Гастон, для багажа есть телега с кучером. Позаботься обо всем. Я увожу твоего хозяина с собой.

Гастон взглянул на Филиппа, который кивком подтвердил слова Лоренса.

– Надеюсь, у нас отдельный экипаж? – спросил он, позволяя брату увести себя с платформы через здания маленького вокзала.

– Да, но это не один из твоих, – сказал Лоренс. – Мы поедем домой в моем экипаже.

– Ты купил экипаж?

– Да. – Лоренс жестом указал на черную двуколку с желтыми колесами, стоявшую перед зданием вокзала. – Когда мы этим утром получили твою каблограмму, я понял, что должен сам приехать за тобой на станцию. Как тебе нравится экипаж?

Филипп осмотрел двухместный экипаж.

– Для сельской местности он хорош, – сказал он, – но едва ли подходит для Лондона. Почему бы тебе не пользоваться моим экипажем, когда приезжаешь сюда?

– Даже не знаю, – пробормотал Лоренс и, взобравшись в двуколку, взял в руки вожжи. – Возможно, потому что трудно было бы пользоваться твоими экипажами, когда они находятся в Гемпшире, а мой дом будет в Беркшире.

– В Беркшире? – Филипп, поднимавшийся в экипаж, остановился на полпути и взглянул на улыбавшегося брата. – Ты говоришь о Роуз-Парке?

– Да, братец, о Роуз-Парке. Нам понадобится там собственный экипаж, не правда ли?

– Вам? – Филипп устроился рядом с братом на сиденье. – Позволь поинтересоваться, составляет ли мисс Даттон часть этого «нам» – местоимения во множественном числе?

Лоренс рассмеялся:

– Ты знаешь, что составляет.

Получив подтверждение, Филипп не мог не вздохнуть с облегчением. От Лоренса можно было ждать чего угодно.

– Рад это слышать.

– Рад, но не очень удивлен, не так ли? Да и почему бы тебе удивляться? – фыркнув, добавил он и, отпустив тормоз, прищелкнул вожжами. – Именно это ты планировал, когда возложил на меня ответственность за ознакомительную поездку полковника и его семьи.

– Да, у меня была такая надежда, – сказал Филипп. – Она красивая девушка, из хорошей семьи, и, судя по всему, общение с ней тебя радует.

– Я счастлив. Ты был прав, подталкивая меня к ней, но это неудивительно. Мария здорово сбила с тебя спесь, не так ли?

Филипп чуть не застонал. Пропади все пропадом, он почти десять минут подряд не думает об этой девушке. И вот теперь Лоренс, упомянув ее имя, вывел его из состояния временного спокойствия. Но он не мог заставить себя перевести разговор на другую тему.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он несколько раздраженным тоном. Мария вовсе не пыталась сбить с него спесь, а ее язвительные замечания относительно его характера были абсолютно беспочвенны.

– Разве ты не помнишь ту ночь в ее кухне два месяца тому назад, когда она поддразнивала тебя насчет того, что ты всегда знаешь, что лучше для каждого человека? А ведь это действительно так. Хотя иногда, должен признаться, это здорово раздражает. Бывали моменты, когда я желал тебе упасть с лошади вниз головой.

– Правда? – удивился Филипп, подумав, что было бы интересно послушать, что сказал бы Лоренс, если бы узнал обо всем, что произошло сегодня рано утром.

– Не то чтобы я хотел тебе зла, – сказал Лоренс, – но, черт возьми, трудно иметь старшего брата, который всегда знает, что лучше, и который в любых ситуациях принимает правильные решения и никогда не преступает границ. Все считают тебя безупречным.

«Не все».

– Я терпеть тебя не мог за это, – хохотнув, признался Лоренс.

– Я знаю, – сказал Филипп и, чуть помедлив, добавил: – Наверное, ты говоришь о той свадьбе с побегом?

– Прежде всего об этом. Странно, не правда ли, что мы об этом никогда больше не говорили? Да и зачем, ведь с тех пор прошло столько времени? – Лоренс пожал плечами. – Я понял, что ты действовал в наших интересах – Марии и моих. И все оказалось к лучшему. Как ты сказал, так и получилось. Видишь, ты всегда прав.

Филиппу показалось, что он заметил в словах Лоренса какую-то горечь, и он окинул брата проницательным взглядом.

Почувствовав его взгляд, Лоренс повернулся к нему и усмехнулся:

– По правде говоря, Филипп, то, что ты всегда прав, вызывало у меня отвращение. Тебе бы хоть разок упасть лицом в грязь. Я бы от этого почувствовал себя лучше, да и тебе бы это пошло на пользу. Ты перестал бы считать себя лучше, чем все остальные.

Филипп вздрогнул.

– Я не считаю себя лучше, чем все остальные, и не раз падал физиономией в грязь.

– Я этого никогда не видел.

– Что за вздор ты несешь! А что касается мисс Мартингейл, то ты мог бы предупредить меня перед отъездом, что возложил на нее ответственность за десерты для майского бала.

Лоренс застонал и чуть не выронил вожжи.

– Боже милосердный, я совсем об этом забыл!

– Я так и понял, когда она прибыла в «Хоторн шиппинг», вошла в мою контору и заявила, что, поскольку ты отсутствуешь, она вынуждена встретиться со мной.

– Извини, старина. Надеюсь, ты ее не уволил?

– Зачем спрашивать? Ты ведь знаешь, что я этого не сделаю, если ты подписал с ней контракт, – сухо заметил он.

Лоренс смущенно усмехнулся:

– Ну что ж, в конце концов все закончилось хорошо. Мы слышали, что бал имел потрясающий успех и вы с ней, кажется, не убили друг друга.

– Нам удалось сдержать себя, – сказал Филипп безразличным тоном, который стоил ему немалых усилий.

– Но сдержать себя было трудно, не так ли? – Не дожидаясь ответа, Лоренс продолжил: – Хотел бы я знать, что она сделала такого, что ты так на нее ополчился. Только не говори, что это из-за того, что мы чуть было не сбежали, чтобы пожениться, потому что я тебе не поверю. Ты был настроен против нее задолго до этого.

– Скажи, удалось ли тебе во всей этой кутерьме, связанной с помолвкой, убедить полковника предложить нам строить трансатлантические лайнеры? – спросил Филипп, решив, что пора менять тему разговора.

Но Лоренса, как видно, предыдущая тема не утомила.

– Неужели вы с Марией не можете помириться? Со времени той истории с побегом теперь много воды утекло, все давно прощено и забыто. У всех нас нет никаких причин не стать снова друзьями, не так ли?

Друзьями? Филиппу вдруг страшно захотелось остаться одному. Он указал жестом на обочину дороги.

– Останови экипаж, Лоренс. Высади меня здесь.

– Зачем?

– Просто останови, не задавая вопросов.

– Видно, я наступил на больную мозоль, – пробормотал Лоренс, останавливая экипаж на обочине.

– Ошибаешься, – сказал Филипп и тут же придумал причину остановки: – Я хочу… заглянуть на ферму. В прошлый раз, когда я приезжал сюда, у меня не нашлось времени.

– Я подвезу тебя.

– Нет, спасибо, я лучше прогуляюсь. Все утро я находился то в поезде, то в экипаже. Хочу поразмять ноги. Да и до фермы всего одна миля.

Лоренс все еще поглядывал на него с сомнением, но, к облегчению Филиппа, не стал настаивать.

– Значит, увидимся за чаем?

Филипп кивнул, и его брат, щелкнув вожжами, уехал. Филипп вошел в рощицу у дороги и направился в сторону фермы, но, проходя мимо пруда, остановился при виде огромной плакучей ивы на противоположном берегу пруда.

«Если бы у нас была веревка, можно было бы сделать качели».

Даже с другой стороны ему был виден неровный разлом в том месте над водой, где сломалась ветка ивы, хотя не было видно раздвоенной ветки, на которой она сидела в день их знакомства. Не раздумывая, он принялся огибать пруд, чтобы посмотреть на это место, но остановился на полпути, осознав, что делает, и заставив себя вспомнить не первый раз, когда был здесь, а последний.

Узнав о том, что Мария и Лоренс планируют бежать, чтобы обвенчаться, он отправил Лоренса в Оксфорд, выписал ей банковский счет, дал рекомендацию и отослал ее прочь, а потом пришел к этому дереву в последний раз и поклялся, что никогда не будет опять стоять на этом месте; что никогда не почувствует снова того, что чувствовал в тот день; что забудет о ней; что все это оставит в прошлом.

Скрипнув зубами, Филипп повернулся спиной к плакучей иве и ушел оттуда. Однажды ему удалось забыть ее. И он сделает это опять.

По воскресеньям Хай-стрит деревушки Комбикр была, как всегда, запружена народом. После второй службы в церкви это было излюбленным местом жителей деревни для прогулок и обмена сплетнями.

– Даже не верится, что мы это делаем, – заявил Лоренс, когда они шли вдоль булыжной мостовой. – Такого еще не бывало.

Синтия, шедшая рядом с ним, рассмеялась, услышав его слова.

– Почему ты так говоришь, дорогой? Прогулка по деревне кажется мне совершенно обычным занятием.

– Обычным? – Лоренс покачал головой. – Сразу видно, что ты американка, Синтия, и ничего не знаешь о жизни сельской Англии. Маркиз не гуляет по деревне по воскресеньям среди простонародья. Это не принято.

Миссис Даттон, шедшая с мужем впереди всей группы, оглянулась через плечо на Филиппа, замыкавшего шествие.

– Но, Лоренс, – обратилась она к своему будущему зятю, – ваш брат именно это и делает.

– Меня очень удивило, когда утром он предложил эту прогулку. Моему брату несвойственны необдуманные поступки.

– Это не прихоть, – поправил его Филипп. – Я всегда гуляю по Хай-стрит по воскресеньям, когда живу здесь. – Он указал рукой на коттеджи под черепичными крышами в конце улицы. – Кстати, многие наши арендаторы проживают здесь, и я, как лендлорд, обязан убедиться, что их коттеджи содержатся в хорошем состоянии.

– Все это так, но я все же удивлен. Отец всегда поручал эту обязанность агенту по земельной собственности. Оно и понятно, – добавил он, хохотнув. – Отец был снобом.

Филипп остановился посередине тротуара, вспомнив еще одно обвинение Марии.

«Ты такой надменный, чопорный, самонадеянный сноб!»

Он повернулся и посмотрел на свое отражение в витрине книжной лавки Парриша. Когда наконец ему перестанут вспоминаться слова этой женщины?

Он не сноб и никогда не был снобом. Но он был, черт возьми, маркизом, а она – дочерью повара. По социальному статусу она не была ему равной. И не он придумал все эти классовые различия…

– Черт побери, Филипп, на что это ты там смотришь?

– Что? – Филипп повернулся и увидел рядом с собой брата.

Остальные прошли чуть дальше по улице и что-то рассматривали в витрине швейной мастерской миссис Вудхаус. Филипп тряхнул головой.

– Извини, Лоренс. Что ты сказал?

– Я просто хотел узнать, чем это так поглощены твои мысли. Я окликнул тебя три раза, но ты даже не услышал меня и стоял, словно в землю вкопанный у витрины книжной лавки. Гм-м, «Пособие по животноводству», роман Энтони Троллопа, полное собрание сочинений Шекспира… Уверен, что все эти книги уже имеются в твоей библиотеке, так что…

– Как ты думаешь, я сноб?

– Что? – Лоренс удивленно взглянул на него. Вопрос был неожиданным и странным, но почему-то брату было важно получить на него ответ.

– Отвечай, – настаивал Филипп. – Минуту тому назад ты сказал, что отец был снобом. Ты считаешь, что я похож на него? Что я тоже надменный сноб? Что я самонадеян?

– Ну-у… – Брат, склонив набок голову, обдумал ответ. – Да, пожалуй, ты сноб. Извини, старик, но ты такой ярый приверженец всех этих правил приличия. И когда ты что-нибудь не одобряешь, это сразу видно, даже если ты не говоришь ни слова. Это получается весьма надменно.

– Понятно.

– И еще, конечно, твоя манера ходить.

– А с походкой-то моей что не в порядке?

– Ты идешь сквозь толпу, как будто ожидаешь, что все тебе уступят дорогу. Дорогу тебе, конечно, уступают, – добавил он, – ведь ты маркиз. Но наблюдать за этим весьма любопытно. И все кланяются. – Он снял свою шляпу, завел за спину руку, в которой ее держал, другую руку прижал к животу и отвесил поясной поклон. – Дорогу, дорогу лорду Кейну, хозяину всего, что вы видите.

– Вечно ты все доводишь до абсурда.

Лоренс выпрямился и расхохотался, отбросив назад волосы.

– Возможно, но… – Он замолчал, потому что его внимание привлекло что-то за спиной Филиппа. – А вот и сквайр Брамли идет по улице. А с ним, кажется, его новая кобыла.

Филипп обернулся и увидел, что сквайр действительно ведет по улице в их сторону красивую кобылу каштановой масти.

– Он приходил к нам за день до твоего приезда, хотел узнать, когда ты прибываешь в Кейн-Холл, потому что ему не терпелось показать тебе новую кобылу, которую он купил в Штатах. Я забыл сказать тебе об этом. Извини меня за такую рассеянность.

– Ладно уж, придется извинить, – снисходительным тоном сказал Филипп и, сняв шляпу, переключил внимание на осанистого пожилого джентльмена и его лошадь. – Добрый день, мистер Брамли.

– Добрый день, лорд Кейн. – Сквайр свел кобылу с дороги на обочину, и Лоренс с Филиппом подошли к нему. – Добрый день, мистер Хоторн.

– Сквайр, – сказал Лоренс, жестом указывая на Даттонов, которые закончили изучать последние моды в витрине миссис Вудхаус и приближались к ним. – Вы помните мою невесту мисс Даттон? И ее родителей?

– Да, разумеется. – Сквайр поклонился им. – Как поживаете? Но, мистер Хоторн, я помню также, будто вы говорили, что ваш брат не приедет из Лондона в ближайшее время.

– Не вините Лоренса, мистер Брамли, – сказал Филипп. – Моя поездка сюда не была запланирована и стала сюрпризом для брата. – Он жестом указал на лошадь: – Вижу, вы приобрели новую кобылу.

– Да, я купил ее в Кентукки. Каких я лошадей там видел – загляденье!

– Да, в тех краях выращивают отличных лошадей. – Филипп погладил морду кобылы и фыркнул, когда она с тихим ржанием слегка подтолкнула его руку. – Извини, малышка, – сказал он ей, открывая ладонь. – У меня нет сахара, чтобы угостить тебя.

Кобыла, судя по всему, была очень расстроена этим обстоятельством. Она откинула назад голову и, возмущенно всхрапнув, тряхнула гривой, заставив всех рассмеяться.

Филипп потрепал ее по носу и провел рукой по холке.

– Отличное животное, – сказал он, осмотрев кобылу. – Не хотите ли продать ее? Для моих конюшен нужны хорошие племенные кобылы.

Пожилой сквайр покачал головой:

– Я привез ее из самого Кентукки не для того, чтобы продавать, лорд Кейн. Эту кобылу я сам использую на племя.

– Я всегда готов щедро заплатить за высококачественную лошадь, мистер Брамли, – сказал Филипп, но, поскольку сквайр продолжал качать головой, он пустил в ход дополнительное средство убеждения: – Ну и конечно, я дал бы вам первого жеребенка от Александра.

Упоминание о жеребенке от лучшего жеребца-производителя заставило пожилого сквайра призадуматься.

– Это, конечно, может несколько подсластить пилюлю, – пробормотал он. – Я скоро уезжаю в Лондон и, пока буду там находиться, подумаю над вашим предложением.

– Отлично. Позвольте дать вам мой лондонский адрес. В настоящее время я не живу в своей резиденции на Парк-лейн, – объяснил он, доставая из нагрудного кармана футляр для визитных карточек, – так что позвольте дать вам мой нынешний адрес.

Он вытащил свою карточку, но вместе с ней из футляра высыпалось сразу несколько карточек, а с ними выпала и лента для волос, принадлежавшая Марии. Карточки и лента упали на землю, и Филипп сразу же нагнулся, чтобы взять ее, но брат его опередил.

– А это что такое? – воскликнул Лоренс, поднимая алую шелковую ленту. Разглядев, что у него в пальцах, Лоренс замер и с удивлением взглянул на брата. Филипп молчал, но на лице его застыло страдание.

– Что случилось? – спросила Синтия, подходя ближе.

Лоренс сжал ленту в кулаке.

– Ничего, дорогая, – сказал он и незаметно сунул ленту в ладонь брата. Потом он нагнулся и принялся собирать рассыпавшиеся по земле карточки Филиппа.

Со вздохом облегчения Филипп засунул ленту в карман и продолжил разговор со сквайром Брамли.

– Если вы пожелаете обсудить вопрос о продаже кобылы, мистер Брамли, дайте мне знать, – сказал он, протягивая ему визитную карточку.

– Заметьте, я не обещаю ее продать, но подумаю об этом.

Филипп заставил себя улыбнуться:

– Что ж, это справедливо.

Сквайр продолжил свой путь, а Филипп взял из руки брата стопку своих визитных карточек. Положив их в футляр, он вернул его в нагрудный карман. Они пошли дальше по Хай-стрит, но если Филипп надеялся, что лента Марии Мартингейл позабыта, то надежда его не оправдалась. Лоренс пошел по тротуару рядом с ним.

– Я хочу спросить насчет этой ленты… – начал было он, но Филипп сразу же обрезал его.

– Этот вопрос мы не будем обсуждать, Лоренс, – сказал он яростным шепотом, – ни сейчас, ни когда-нибудь еще.

Его брат, вытаращив глаза, кивнул, и разговор на эту тему закончился, не начавшись, к великому облегчению Филиппа. Когда они пришли домой, он направился прямиком в свой кабинет и вытащил ленту из кармана, решив избавиться от этого глупого краденого напоминания о ней, но когда уже держал ее над мусорной корзинкой, он, казалось, не мог заставить себя выпустить из пальцев этот кусочек шелка.

Он не имел права выбросить его, потому что эта вещь ему не принадлежала. Правильнее будет вернуть его ей.

Он не знает, сколько времени он простоял там. Возможно, прошло несколько часов.

Медленно, очень медленно он поднял ленту и прижал ее к губам, смакуя аромат ванили и корицы, который, как он знал, остался только в его воображении.

Мгновение спустя он вернул ленту в футляр для карточек и ушел из кабинета, решив, что сможет освободиться от Марии Мартингейл только тогда, когда вернет ей ее ленту.

Шел май. Филипп обсуждал строительство океанских лайнеров с полковником Даттоном, ездил по делам, связанным с земельным бизнесом, тщательно избегая плакучей ивы, кухни и других мест, которые сильнее всего напоминали ему о ней. Он навещал соседей, объезжал фермы, посещал аукционы и участвовал в местных делах деревни Комбикр. Исполнение этих обязанностей служило постоянным напоминанием о его статусе и ответственности, связанной с этим.

К концу месяца язвительные слова Марии перестали эхом звучать в его голове, и к нему стало вновь возвращаться душевное равновесие, которым он обладал до ее появления в его жизни. Поэтому, когда Лоренс предложил им вернуться в Лондон на оставшуюся часть сезона, он тоже решил присоединиться. Из-за внезапного отъезда в Лондоне его ждало множество дел, связанных с бизнесом, включая подписание контрактов с Даттоном и передачу брату дополнительных обязанностей в компании «Хоторн шиппинг».

Вечером накануне отъезда Филипп съездил к пруду. Он постоял под плакучей ивой, посмотрел на обломанный конец ветки, с которой когда-то свисала веревка, и не почувствовал ничего.

Возвратившись в дом, он сообщил на кухню, что хочет шоколадное пирожное, а когда оно было готово, отправился на кухню и, игнорируя любопытные взгляды, которые украдкой бросали на него члены кухонного персонала, уселся за стол возле двери кладовой и до последней крошки съел свое шоколадное пирожное.

В ту ночь он спал, не видя ее во сне, а утром проснулся, снова чувствуя себя самим собой, вернулось спокойствие, какого не было уже много месяцев. А когда он вытащил из футляра с визитками ленту, он не смог вызвать в воображении запах ее волос. Безумие прошло.