Текст книги "Тайные желания джентльмена"

Глава 14

Они в конце галереи; удалились, чтобы выпить чаю и посплетничать, в соответствии со своим старинным обычаем.

Уильям Конгрив

Она скучала по нему.

Как ни отвратительно было в этом признаться, но она не испытывала по отношению к Филиппу такого чувства с тех пор, как он унизил ее своим пренебрежением, когда ей было пятнадцать лет. И всякий раз, когда она думала о его предложении выйти замуж, ее одолевали бесчисленные противоречивые эмоции: гнев, удовольствие, радостное возбуждение, обида. С тех пор прошло четыре недели, и она в конце концов так запуталась, что сама себя не узнавала.

Тем не менее после того, как она ночь за ночью, лежа в постели, без конца вспоминала его признание в страстном желании, после того, как она вновь и вновь переживала моменты лихорадочного возбуждения в его карете и прислушивалась, не раздадутся ли его шаги за кухонной дверью, после неоднократных осторожных расспросов его слуг о том, когда ожидают его прибытия в Лондон, Мария была вынуждена признать ужасную правду: она по нему скучает.

Чувствуя потребность стряхнуть с себя этот странный наплыв эмоций, Мария решила, что пора взять отгул. В воскресенье, во второй половине дня, она оставила мисс Симмс вместо себя в магазине и отправилась в меблированные комнаты на Литл-Рассел-стрит на воскресное чаепитие со своими подругами.

Воскресные чаепития были ритуалом, составлявшим часть жизни девушек-работниц, проживающих в меблированных комнатах на Литл-Рассел-стрит, задолго до того, как одиннадцать лет тому назад там поселилась Мария, снимавшая квартиру вместе с Пруденс. Большинство леди трудились на оплачиваемых работах – это были машинистки или продавщицы, которые, отработав неделю до полудня субботы, были потом свободны до понедельника. Хотя рабочее расписание Марии было всегда значительно более хаотичным, чем у подруг, она всегда старалась выкроить часок-другой после воскресной службы в церкви, чтобы выпить с ними чашку чая. Но за три месяца после открытия кондитерской она была просто не в состоянии освободиться даже на эти несколько драгоценных часов.

И теперь, глядя на красное кирпичное здание, которое так долго было ее домом, с его темно-зелеными ставнями, геранями в горшках и кружевными занавесками на окнах, Мария почувствовала тоску по дому. Становясь владелицей своей кондитерской, она даже не подозревала, какой одинокой себя почувствует и как мало у нее будет времени на общение с подругами.

Хотя она больше не жила в меблированных комнатах, Мария не стала церемониться и вошла, не постучавшись.

– Здравствуйте все! – крикнула она, задержавшись в прихожей, чтобы снять шляпку.

В ответ на ее приветствие послышались радостные восклицания, и, едва успела она повесить шляпку на вешалку, как из гостиной появилась миссис Моррис.

– Мария, дорогая! Как я рада тебя видеть!

Мария повесила сумочку на другой крючок и, повернувшись, получила поцелуй в щеку от своей бывшей квартирной хозяйки.

– Сегодня день неожиданных гостей, – сказала миссис Моррис, подталкивая ее в гостиную.

– Неожиданных гостей? – переспросила Мария, но, когда увидела Пруденс и Эмму, дальнейшие объяснения не потребовались. Как и жизнь Марии, жизни герцогини Сен-Сир и виконтессы Марлоу были наполнены иными заботами, чем жизни обитательниц меблированных квартир на Литл-Рассел-стрит, и они не всегда могли присутствовать на воскресных чаепитиях.

Присутствие остальных друзей удивило ее меньше. Люси и Дейзи Меррик все еще жили здесь, как и Миранда Дикинсон. Милая маленькая миссис Инкберри не жила на Литл-Рассел-стрит уже много лет, но и она тоже была здесь. Будучи самым старым другом миссис Моррис, миссис Инкберри всегда приходила на воскресные чаепития.

Мария улыбнулась всем своим дорогим друзьям и широко распахнула руки, чтобы обнять каждую из них. После приветствий миссис Моррис устроила ее на кушетке рядом с Дейзи и, как только Мария сняла перчатки, налила ей чашку ароматного чая «Эрл Грей».

– Ты, конечно, хочешь лепешку со сметаной, не так ли?

– Да, спасибо. – Поставив наполненную тарелку на колени, Мария приняла из ее рук чашку и, устроившись поудобнее, вздохнула.

Услышав вздох, миссис Инкберри наклонилась к ней и вгляделась в ее лицо.

– У нее осунулось лицо. Тебе не кажется, Абигайль? – спросила она у миссис Моррис. Потом снова обратилась к Марии: – Надеюсь, ты не слишком много работаешь в этом твоем магазине?

– Я немного устала, – призналась она, но не стала объяснять, что причиной ее усталости является бессонница, вызванная самым возмутительным человеком во всей Британии. – Булочная переполнена заказами, – сказала она в порядке оправдания и поспешила сменить тему, пока две старшие леди не принялись отчитывать ее за перегрузку. – А что нового здесь?

– Мы тут обсуждали вопрос о том, что делать с Дейзи, когда в «Ледбеттер и Гент» ее уволили, – сказала Люси и сердито свела светлые бровки на переносице, взглянув на младшую сестру.

– Что я слышу? – сказала Мария, повернувшись к девушке, сидевшей рядом с ней, которая с виноватым видом наматывала на палец прядку огненно-рыжих волос. – Ты снова потеряла работу?

Дейзи закусила губу и с глуповатым видом ответила:

– Да. Вчера.

– Вообще-то, Дейзи, – раздраженно сказала ее сестра, – если так будет продолжаться, я скоро не смогу найти для тебя никакого места. Даже сейчас я не уверена, что это получится, если ты умудрилась потерять семь мест работы за четырнадцать месяцев.

Дейзи оставила в покое волосы и сложила руки. В ее лице появилось бунтарское выражение.

– Но на этот раз была не моя вина.

Мария почувствовала, что с языка Люси вот-вот сорвутся слова: «Ты никогда не чувствуешь себя виноватой». Очевидно, то же самое почувствовала Эмма, потому что она сразу же заговорила.

– Возможно, мой муж смог бы найти ей место в издательстве Марлоу, – сказала она. – Им всегда нужны машинистки.

– Боюсь, что дело кончится тем, что ты будешь перепечатывать манускрипты моего мужа, – рассмеявшись, сказала Пруденс. – Это может быть весело. Хотя, возможно, и не очень. У герцога отвратительный почерк.

– Чего я действительно хочу, так это стать писателем, – заявила Дейзи. – Как герцог с его дорожными справочниками. Или как ты, Эмма, с твоими советами о покупках в Лондоне или книгами по этикету.

– Моя сестра собирается писать книги по этикету? – удивленно вытаращила глаза Люси. – Можете себе такое представить? После этого лондонское общество уже никогда не будет таким, как прежде.

Дейзи, сморщив веснушчатый носик, взглянула на сестру:

– Ладно. В таком случае я буду актрисой. – Приложив руку ко лбу, она манерно вздохнула и упала на кушетку. – Ромео, Ромео, где ты, Ромео? Не позволяй отцу…

– Об актерской карьере не может быть и речи, – сказала Люси. – Это аморальная профессия.

«Боже милосердный, – удивленно подумала Мария, – именно таким образом выразил бы свое неодобрение Филипп». Эта мысль вызвала чувство досады. Видно, она даже на полдня не может выбросить из головы мысли об этом человеке! Она заставила себя вновь включиться в разговор.

– Я понимаю, что на самом деле стать актрисой не так-то просто, – говорила Дейзи. – Но это была бы такая волнующая профессия. Быть, например, такой, как Сара Бернар. Помните, как несколько лет тому назад мы все ходили в «Ковент-Гарден» смотреть ее в «Полин Бланшар»? Она была великолепна.

– А как насчет того, чтобы писать пьесы? – предложила Пруденс. – В таком случае Дейзи могла бы найти применение и литературному, и актерскому талантам.

– Но это заставило бы ее быть в контакте с совершенно неподобающими людьми, – сказала миссис Моррис.

– С актерами, – добавила миссис Инкберри туманно, бросив предостерегающий взгляд на рыжеволосую девчонку на кушетке.

– Всем известно, что актеры пользуются дурной славой, – сказала Миранда. – Подумать только, наша маленькая Дейзи может получить даже какое-нибудь непристойное предложение!

– Я получила предложение, – неожиданно выпалила Мария и тут же поморщилась. Черт возьми, ведь она пытается забыть о нем! Она едва ли поможет себе сделать это, если расскажет подругам о предложении.

Эта новость вызвала удивленные восклицания, потому что предложения – как непристойные, так и честные, – всегда вызывали большое волнение на Литл-Рассел-стрит. На Марию со всех сторон посыпались вопросы.

– Кто он такой? Он красивый? – хотела знать Миранда. – У него ужасная репутация?

– Это было непристойное предложение? Он предложил тебе дом? Драгоценности? Экипаж? – спросила Дейзи.

– Дейзи! – возмутилась Люси, услышав совершенно неприличные вопросы сестры.

– Мария, дорогая, – сказала миссис Моррис, – мы и понятия не имели, что у тебя имеются такого рода… поклонники. Надеюсь… нет, я просто уверена, что ты дала этому наглецу достойный отпор.

Мария покраснела, поняв, о чем они все подумали.

– Но это не было…

– Конечно, она его отшила, Абигайль, – сказала миссис Инкберри, предваряя попытку Марии объяснить ситуацию. – Наша Мария – респектабельная молодая женщина. – Она наклонилась к Марии и потрепала ее по колену. – Бедняжка моя, подверглась ужасному домогательству. Боюсь, что этому нечего удивляться. Мы знаем, какими бывают мужчины, а наша Мария – незамужняя женщина, занимающаяся бизнесом. Такие случаи не редкость.

– Это ужасно! – воскликнула Пруденс. – Ужасно, когда мужчина считает, что незамужняя женщина, занимающаяся бизнесом, должна быть доступной женщиной. – Она встревоженно взглянула на Марию. – Я знаю, что должна была настоять и дать тебе хорошее приданое вместо этого займа. Мы с Эммой могли бы ввести тебя в общество. Такая красавица, как ты, к этому времени получила бы десятки честных предложений. Но ведь и сейчас еще не поздно, не так ли? – Отставив в сторону чашку, она повернулась к Эмме.

– Мы, конечно, введем Марию в общество, – сказала в ответ Эмма. – У нее будет весьма существенное приданое, и, хотя она не имеет высоких родственных связей и, как ты сказала, занимается бизнесом…

– Это не было непристойное предложение! – воскликнула Мария, прерывая обсуждение этой темы. – Он предложил выйти за него замуж.

В комнате воцарилось молчание. Все ее друзья уставились на нее.

– То, что вы так потрясены этим, не очень-то льстит моему самолюбию, – проворчала она. – Я знаю, что мне скоро тридцать и я старая дева, но почему вас так удивляет, что я получила достойное предложение выйти замуж?

– Прости нас, дорогая, – сказала Эмма. – Просто мы обсуждали предложения недостойного характера. И мы не знали… – Она помедлила и окинула взглядом присутствующих. – Полагаю, что могу говорить от имени всех нас, мы не знали о том, что у тебя в настоящее время есть поклонник.

– Я тоже не знала, – печально промолвила Мария.

– Ну и? – подтолкнула ее Дейзи, когда Мария замолчала. – Кто он такой?

– Это не может быть мистер Хоторн, – сказала Пруденс, покачивая головой. – Он помолвлен с мисс Синтией Даттон.

– Правда? – воскликнула Мария, пытаясь сменить тему разговора и избежать разъяснений. – Я об этом не знала. Лоренс уезжал с семейством Даттон, и его уже два месяца нет в Лондоне. – Она постаралась говорить самым безразличным тоном. – Я слышала, будто он находится в Кейн-Холле… с маркизом.

– Вчера они возвратились в Лондон, – сказала ей Пруденс, – и во всех газетах появилось объявление о помолвке мистера Хоторна.

– Значит, они возвратились в Лондон? Все? И Филипп тоже? – Как только этот вопрос слетел с ее губ, ей тут же захотелось откусить собственный язык.

– Филипп? – промолвила Эмма, заставив Марию поморщиться, потому что только Эмма умела придать одному слову такое разнообразие смысловых оттенков.

– Вот это здорово! – воскликнула Дейзи и рассмеялась. – Смотрите, как она покраснела! Стала розовая, как пион.

– Будет вам, уймитесь, – сердито сказала Мария, с грохотом ставя чашку на блюдце. – Лучше уж сказать вам сразу, иначе вы будете наседать на меня, пока не выпытаете все. – Она сделала глубокий вдох. – Филипп просил меня выйти за него замуж.

Присутствующие отреагировали ошеломленным молчанием. Мария не могла их винить. Она и сама была потрясена его предложением.

Ее подружки-холостячки стали обмениваться изумленными взглядами и пожимать плечами, но первой задала интересовавший всех вопрос Миранда:

– Но кто такой этот Филипп?

– Филипп – брат мистера Хоторна, – объяснила Эмма и, приподняв брови, взглянула на Марию. – Это маркиз Кейн.

– О-ох! – возбужденно воскликнули в один голос и незамужние девушки, и матроны.

– Насколько я знаю, – добавила Пруденс, удивленно глядя на Марию, – Мария его терпеть не может.

– У-ух! – снова прозвучал хор голосов, но на сей раз более разочарованно.

Все они смотрели на нее, явно ожидая подробностей. Она неохотно капитулировала, рассказав им все о возмутительном предложении и подчеркнув, что, по признанию маркиза, любовь к этому никакого отношения не имеет. Она также поведала им о его надменных высказываниях относительно ее низкого происхождения и о том, что он считает, будто их брак станет таким же опрометчивым поступком, как и брак, предложенный ей его братом двенадцать лет тому назад. Рассказывая это, она снова вышла из себя и к концу изложения фактов была так же возмущена, обижена и сбита с толку, как и после его ухода из ее кухни месяц тому назад.

– Поэтому, – в завершение заявила она, – я сказала ему, что он может сделать со своим высокомерием, со своим смехотворным предложением и своими снобистскими понятиями, и дала ему от ворот поворот.

Потом она сложила руки и, кипя справедливым негодованием, стала ждать, когда ее друзья искренне одобрят ее решение и похвалят за проявленную мудрость.

Но присутствующие не спешили высказывать замечания, и она решила, что они слишком возмущены, чтобы говорить.

– Неудивительно ли, что он мог надеяться, будто я выйду за него замуж? Почему, черт возьми, он считает, что после того, как он разлучил меня с Лоренсом, я соглашусь выйти замуж за него?

Миссис Моррис, прочистив горло, заговорила первой:

– Но ведь ты сама сказала, дорогая, что эта история с мистером Хоторном закончилась много лет назад.

– Да, но, видите ли, Филипп…

– Может быть, ты все еще влюблена в мистера Хоторна? – спросила Люси.

– В Лоренса? Нет, конечно! Но…

– Маркиз наверняка человек богатый? – прервала ее миссис Инкберри.

– Да, но это едва ли означает…

– Мария, он предложил тебе именно выйти за него замуж! – воскликнула миссис Инкберри. – Ты стала бы супругой пэра, маркизой.

– Я понимаю, но…

– А он красив? – спросила Дейзи.

– Нет, – сразу же ответила Мария, но ей немедленно возразила Пруденс.

– Он очень красив, – сказала она. – Я видела его на майском балу, и мне показалось, что он пользуется успехом.

Мария возмущенно фыркнула, но на нее не обратили внимания.

– Он высок, широкоплеч, – добавила Эмма. – С темными волосами и, насколько я помню, синими глазами на худощавом волевом лице.

– Потрясающее сочетание, – сказала Люси. – Хотя мне кажется, что женщина, чье мнение важнее всех, с этим не согласна. Ты не считаешь его красивым, Мария?

Все лица снова повернулись к ней, и она попыталась объективно ответить на этот вопрос, но не смогла. Филипп был… просто Филипп. Высокий, невозмутимый, преисполненный достоинства, с глубокими синими глазами, которые, казалось, видят все, и с этой его манерой гордо вскидывать подбородок.

– Пожалуй, он красивый, – неохотно согласилась она и вздохнула. – Конечно, красивый. Но он не должен быть таким. Такие невыносимо консервативные люди не должны быть красивыми. Это как-то несправедливо.

– Ох, Мария! – воскликнула Пруденс, и все рассмеялись.

Она понимала, что ее заявление абсурдно, но ей почему-то это не показалось забавным.

– Не понимаю, почему вы смеетесь. Я была права, дав ему решительный отпор. Он меня не любит. Он называет свои чувства безумием, от которого его излечит женитьба на мне! Скажите мне, может ли женщина в здравом уме принять такое смехотворное предложение?

– Ах-ха! – кивнула Пруденс и, посмотрев на нее пристальным взглядом, улыбнулась такой улыбкой, которая Марии отнюдь не понравилась. – Теперь мне понятно. Ты боишься.

– Боюсь? – Мария уставилась на нее, ушам своим не веря. – Чего это я боюсь, скажи на милость? Я не боюсь ничего, тем более Филиппа Хоторна!

Пруденс игнорировала ее слова:

– Леди, по-моему, наша Мария влюбилась!

– Что-о? – Мария вскочила на ноги. – Таких глупостей я еще никогда не слышала!

– И она боится, что, если выйдет за него замуж, то наскучит ему и останется с разбитым сердцем.

– Похоже, ты не слышала ни слова из того, что я сказала! – рассердилась Мария. – Я не люблю его. Он мне даже не нравится. Он сноб. Причем самонадеянный. Как он смеет считать, что мое согласие само собой разумеется? Как будто я должна быть благодарна за то, что он снизошел до предложения выйти за него замуж! Такой самонадеянности я еще никогда не встречала!

Пру по какой-то причине улыбнулась еще шире:

– Успокойся, дорогая. Мы все слышали твое мнение о его предложении. Зачем так взъерошивать перышки, словно возмущенная голубка?

– Не понимаю, почему ты всегда во всем находишь романтическую сторону? – пробормотала Мария. – Влюблена? Какой абсурд! Ни одна женщина, у которой имеется хоть немного здравого смысла, не может влюбиться в Филиппа.

– А мне кажется, что в него влюблены многие женщины, – добавила Эмма.

– Вздор!

Эмма игнорировала восклицание Марии, отхлебнула глоток чаю и продолжила:

– Я совершенно точно знаю, что в него уже давно по уши влюблена старшая дочь герцога Ричленда.

Мария замерла, вспомнив женщину в небесно-голубом шелковом платье на майском балу.

– У нее черные волосы? – спросила она, сразу же почувствовав себя полной кретинкой. – Впрочем, это не имеет значения, – добавила она. – Одного не могу понять: почему она хочет выйти замуж за Филиппа?

– Ну-у, во-первых, он маркиз, Мария, – напомнила миссис Инкберри, – и хотя совершенно ясно, что тебе это безразлично, он имеет немалый вес в обществе. Полагаю, что многие женщины с радостью вышли бы за него замуж.

– К тому же он красив, – напомнила Миранда. – В этом мы можем положиться на мнения Эммы и Пруденс. И он просил тебя выйти за него замуж!

– Я, по-вашему, сваляла дурака, отказав такому образцу мужского совершенства, но тут уж ничего не поделаешь. Я считаю его отвратительно высокомерным и ни капельки не люблю его.

– Думаю, она слишком много оправдывается, – рассмеялась Дейзи.

– Но это просто смешно! – крикнула Мария, возмущенная до глубины души. Она снова вскочила с места и потянулась за своими перчатками. – А теперь извините меня, я должна идти. У меня большой заказ на пирожные для благотворительного ленча, который маркиз устраивает завтра, так что работы невпроворот.

– Благотворительный ленч маркиза, леди, вещь серьезная, – сказала миссис Моррис, провожая ее к двери.

– Может быть, она еще передумает, – сказала Дейзи достаточно громко, чтобы Мария услышала ее слова в прихожей, – когда увидит, как дочь герцога флиртует с маркизом за сандвичами.

Вслед за этим замечанием раздалось хихиканье, но Мария, не обращая на это внимания, забрала свои шляпку и сумочку.

– Я влюблена в Филиппа? Ишь чего выдумали! – пробормотала она, возмущенно возведя очи к небу, и направилась к двери. Остановившись в дверях, она добавила достаточно громко, чтобы было слышно в гостиной: – Это самое глупое чаепитие из всех, на которых я присутствовала в своей жизни. – И чтобы дополнительно подтвердить свое отношение, она с грохотом захлопнула за собой дверь.

Мария не стала останавливать омнибус или подзывать такси, а решила пойти пешком. Она была так взбудоражена, что только пешая прогулка могла помочь ей прийти в себя. Пройдя по Шефтсбери-авеню, она вышла на Пиккадилли. Слова друзей продолжали звучать в ее ушах. Особенно ее задело замечание Пруденс.

– Боюсь? – возмущенно пробормотала она, заслужив удивленный взгляд какого-то джентльмена, стоявшего рядом с ней на переходе через Дин-стрит. – Я не боюсь ничего.

* * *

К тому времени, как она добралась до Мейфэра, было уже около шести часов, но, к ее удивлению, в магазине ее кто-то ждал.

– Лоренс! – воскликнула она. – Я слышала, что ты возвратился в Лондон.

Он стоял у кассы, разговаривал с мисс Симмс и, услышав ее голос, обернулся.

– Да, мы прибыли вчера. Филипп тоже приехал, – добавил он, как будто ей было до этого дело.

Мария взглянула на мисс Симмс, державшую в руке связку ключей.

– Вы можете идти, – сказала она. – Оставьте ключи, и я сама запру магазин.

– Хорошо, мадам. – Продавщица положила ключи на прилавок, присела перед каждым из них в книксене и ушла через служебный выход из магазина.

От Марии не укрылась озорная улыбка Лоренса. Она поняла, что он что-то затевает, но, игнорировав эту улыбочку, прошла мимо и встала по другую сторону прилавка.

– Я подумал, что тебе будет интересно узнать о его возвращении в Лондон, – пробормотал Лоренс и улыбнулся еще шире, услышав ее возмущенное фырканье.

– Мне совершенно безразлично, что делает этот человек, – сказала она в ответ, сердитая на него, на своих романтически настроенных подружек, а больше всего на себя. – С чего бы мне этим интересоваться?

Улыбка сразу же сползла с его физиономии.

– Нет никаких причин, – согласился он, но его сговорчивость разозлила ее еще больше.

Бросив на него испепеляющий взгляд, она наклонилась, чтобы положить сумочку на полку под кассовым аппаратом.

– Ты хотел выбрать пирожные, Лоренс, – спросила она, выпрямляясь, – или просто пришел, чтобы молоть всякий вздор?

– Я пришел, чтобы выбрать пирожные.

Она взглянула на витрину сквозь стекло со своей стороны.

– Боюсь, что выбор невелик. К концу дня почти все раскупают.

– Ничего. Мне нужна всего дюжина пирожных. К нам придут на ужин несколько друзей, и я хотел попотчевать их твоим десертом.

Она достала из-под прилавка картонную коробку кремового цвета и взяла в руку щипцы.

– Какие ты предпочитаешь?

– Ты еще спрашиваешь? Я тут вижу несколько песочных пирожных, так что, конечно, возьму их. Я вижу, у тебя и шоколадные есть. Положи мне парочку шоколадных. Филипп не простит меня, если узнает, что у тебя были шоколадные пирожные, а я их ему не принес.

Мария сомневалась, что после всего происшедшего Филипп будет есть ее шоколадные пирожные – да и вообще что-нибудь сделанное ее руками, – но она этого не сказала. Открыв стеклянную дверцу витрины, она принялась с помощью щипцов укладывать пирожные в коробку.

– Извини, что я не пришел на назначенную встречу, – продолжал говорить Лоренс, пока она занималась своим делом, – но Филипп попросил меня вместо него показать полковнику Даттону наши верфи, а я был так удивлен его поручением мне разнообразия ради чего-то действительно важного, что совсем забыл о нашей встрече. Я не хочу сказать, что встреча с тобой не является важным делом, – поспешил он добавить.

– Все в порядке. Я поняла, что ты имел в виду. Может быть, положить еще эклеров?

– Да, спасибо. Как я понимаю, бал отлично прошел и без меня. Вы с Филиппом притерлись друг к другу, не так ли?

Мария застыла на мгновение, вспомнив незабываемую поездку в карете. Она наклонила голову, делая вид, будто разглядывает пирожные на витрине.

– Да, вполне, – удалось ей сказать.

– Вот и хорошо. И никаких разногласий?

«Нет. Мы были слишком заняты поцелуями».

Она закусила губу, решив сменить тему разговора:

– Насколько я понимаю, тебя можно поздравить? Я слышала, что ты помолвлен.

– Помолвлен. Только не надо меня ненавидеть, Мария, ладно? – попросил он. – Ты, конечно, имеешь на это право, – добавил он, не дав ей ответить, – ведь я тогда тебя бросил и так и не написал тебе, не объяснил, а переложил эту обязанность на Филиппа. Кстати, ты не должна винить его. Во всем виноват я. Я растерялся, и когда он сказал о том, чтобы предложить тебе… содержание… – Он заметил, что она поморщилась, услышав такое определение, и поспешил добавить: – Мне показалось это лучшим, что можно сделать. Филипп сказал, что сумма будет достаточно щедрой, чтобы с тобой все было в порядке. – Он вздохнул. – Извини, Мария, мне нужно было сказать тебе об этом.

– Все это было так давно, Лоренс, но я принимаю твои извинения.

– Но ты понимаешь, что это я был мерзавцем, а не Филипп? – не унимался Лоренс. Казалось, ему почему-то важно подчеркнуть именно это. – Он всегда хотел для меня самого лучшего, а ты не была… – Он отвел глаза и выругался.

– А я не была такой, какая лучше всего для тебя, – закончила она за него. – Я это знаю.

Он с несчастным видом посмотрел на нее:

– Ты имеешь полное право ненавидеть нас обоих.

Обдумав его слова, она решила не приукрашивать ради него ситуацию.

– Да, – сказала она, – я имею на это право. Было время, когда я действительно ненавидела тебя и Филиппа тоже. – От нее не укрылась боль в его глазах, и она сжалилась. – Но я понимаю, почему ты сделал то, что сделал. И у меня больше нет к тебе ненависти, Лоренс.

– А к Филиппу? Неужели ты до сих пор ненавидишь его?

– Нет, – сказала она ему, а себе мысленно добавила: «Хотя и следовало бы».

– Я рад этому, – с явным облегчением сказал Лоренс, что удивило Марию. Она не могла понять, почему ему так важно, чтобы у нее было хорошее мнение о Филиппе. Может быть, он знал, что Филипп сделал ей предложение?

Нет, сразу же решила она. Филипп слишком скрытен, чтобы рассказать ему об этом.

Отложив щипцы, Мария закрыла дверцу витрины, поставила коробку на прилавок и наклонилась, чтобы достать из-под прилавка крышку. И тут ей в голову неожиданно пришла одна мысль:

– Скажи, Лоренс, мисс Даттон не знает о том, что произошло тогда, не так ли?

– Конечно же, нет! Я бы никогда не стал рассказывать ей об этой глупой истории. – Как только эти слова слетели у него с языка, он поморщился. – Извини, я не хотел сказать, что жениться на тебе было бы глупо. Я просто… – Он замолчал и печально вздохнул. – Я то и дело говорю не то, что следует.

– Все правильно. Это действительно была глупая история. Мы были такими молодыми. И думали, что любим друг друга. В то время нам казалось, что это любовь. Но на самом деле это не было любовью, не так ли?

– Не было, – согласился он. – Но почему ты спросила, знает ли об этом Синтия? – Он с тревогой взглянул на нее. – Надеюсь, ты не собираешься рассказать ей об этом?

– Конечно же, нет.

Было видно, что он почувствовал огромное облегчение.

– Ты молодчина, Мария.

– Но тебе, наверное, следовало бы это сделать.

Он явно испугался.

– Я уверен, что в этом нет необходимости. Ведь все это было так давно. Зачем ворошить прошлое?

Она внимательно посмотрела на стоявшего напротив мужчину, и ей вспомнились слова Филиппа:

«Я люблю своего брата, но сознаю также его недостатки. Лоренс никогда не умел считаться с реальной действительностью… Он боится испортить чье-либо хорошее мнение о себе».

Как обычно, Филипп был прав, но, как ни странно, ее это не возмущало.

– Ворошить прошлое незачем, – заверила она Лоренса и, закрыв коробку крышкой, стала завязывать ее коричневой с золотом ленточкой. – Ничего не случилось, никто не пострадал. Нет никакого смысла говорить об этом по прошествии стольких лет.

– Спасибо. Я знал, что могу на тебя положиться. Значит, все останется тайной, потому что мы оба знаем, что Филипп не скажет ни слова. К тому же я подозреваю, что брата сейчас занимают более важные вещи, чем наша старая история.

– Это какие же? – спросила она, завязывая ленточку бантом. Она не могла не поинтересоваться, уж не она ли является такой важной вещью, зная, что, даже если и так, то этому не следует придавать никакого значения. Закончив завязывать бант, она повернулась к кассовому аппарату. – Что его так занимает? – поинтересовалась она, и ей тут же захотелось пнуть себя ногой.

– Леди, конечно! Что же еще может быть, если он носит при себе принадлежавшие ей вещи.

Она замерла на месте. Вещица на память о какой-то леди? Вспомнив о дочери герцога Ричленда, она по неизвестной причине вновь почувствовала ревность.

– Эта вещица выпала из его футляра для визитных карточек, – продолжал Лоренс, явно не заметивший, что она замерла, словно статуя. – Посмотрела бы ты на выражение его физиономии, когда я ее схватил! – Он рассмеялся. – Я никогда не подозревал, что брат так романтичен.

«Я испытываю к вам глубокое и страстное влечение».

Влечение – это не любовь, это безумие. Он сказал ей, что оно пройдет. Очевидно, оно уже прошло. Она совсем приуныла.

– Ты узнал имя этой леди?

– Нет. Он отказался говорить на эту тему.

– Не имеет значения. Я знаю, кто она такая.

– Вот как? – Он наклонился к ней. – И кто же?

– Дочь герцога Ричленда.

По совершенно непонятной причине Лоренс расхохотался:

– Дочь Ричленда? – Он покачал головой. – Ни малейшего шанса!

Ей очень хотелось бы верить ему.

– Почему ты так уверен?

– Потому что этой памятной вещицей была лента для волос, – сказал он, надевая шляпу. – Алая, – добавил он и подмигнул ей, – с вышитыми на ней белыми маргаритками.

Он взял коробку с пирожными.

– Мы оба знаем, у кого была такая лента, не так ли? – сказал он и, насвистывая, ушел, а ошеломленная Мария еще долго глядела ему вслед.