Текст книги "Ночь, когда она исчезла"

– 19 –
Сентябрь 2018 года

В школе «Мейпол-Хаус» первый день нового семестра. Разумеется, Шон работает вот уже несколько дней, но есть нечто новое и яркое в этом дне, когда Софи наблюдает за тем, как он готовится к работе в этот солнечный понедельник. День начнется с общего собрания, и Шон вот уже несколько дней сочиняет свою приветственную речь. Вчера вечером он практиковал ее перед Софи, стоя рядом с их кроватью в одних трусах и носках, а она лежала на кровати, играя роль его аудитории.

– Замечательно, – сказала она, аплодируя. – Просто замечательно. Теплая, проникновенная, вдохновляющая.

– Не слишком короткая?

– Не слишком короткая, – заверила его она. – Идеальной продолжительности. Идеальной тональности. И судя по тому, как народ воспринимал тебя сегодня вечером за ужином, они все уже любят тебя.

– Думаешь?

– Их симпатия буквально витала в воздухе, – сказала она. – Честное слово.

Она не кривила душой, так оно и было. Она чувствовала это везде, куда бы Шон ни пошел накануне вечером, – это чувство искренней вовлеченности, которое он оставлял после себя, его умение воодушевить окружающих. И людям было приятно его внимание. Казалось, одним своим присутствием он зарядил всех энергией по поводу начала нового учебного года, и это еще до того, как он провел общее собрание и произнес речь.

И вот теперь Шон ушел на работу и Софи осталась в доме одна. В коттедже прохладно и тихо. Ее ноутбук открыт на кухонном столе, ее роман мигает ей с экрана, ее почтовый ящик полон рабочей корреспонденции, которой она, по идее, должна заниматься, ее посудомоечная машина забита посудой, которую нужно вынуть, ее ждут коробки, которые нужно распаковать, но Софи не делает ничего из этого. Она переключает экран, открывает браузер и набирает в Гугле «Лиам Бейли».

Как она и ожидала, поисковый запрос обнаруживает сотню людей по имени Лиам Бейли. Но они все не те. Она добавляет в поиск «Мейпол-Хаус». Появляется веб-сайт школы.

Она удаляет «Мейпол-Хаус» и добавляет «Скарлетт Жак».

Результаты не найдены.

К поиску Лиама она добавляет имя «Зак Аллистер».

Результаты не найдены.

Она вздыхает и откидывается на спинку стула. Как могут два человека пойти в пятницу вечером в паб и больше не вернуться и никто не знает, что с ними случилось? Эта загадка поглощает ее целиком. Софи чувствует, как она шепчет ей сквозь ветви деревьев в лесу, в коридорах колледжа, с балкона комнаты Лиама, с поверхности утиного пруда на деревенской площади, из окна Ким Нокс, выходящего на автобусную остановку, из кольца в коробочке в дальнем углу ее ящика.

При этой мысли она резко вскакивает, бежит вверх по лестнице в свою спальню, рывком открывает ящик в туалетном столике и вытаскивает коробочку. Кончиками пальцев она снова смахивает с крышки грязь, но все равно у нее не получается разобрать надпись. Тогда она относит коробочку в ванную и протирает уголком влажного полотенца. Чернота сходит, зато начинают проступать золотые печатные буквы. Еще раз смочив полотенце, она трет сильнее. И вот они, отчетливо заметные слова «Mейсон и сын. Ювелирные изделия, Mэнтон, Суррей».

Ее сердце замирает.

Мэнтон.

Это довольно крупный город в шести милях от Апфилд-Коммон. Город, в котором Таллула училась в колледже. Софи хочет туда поехать. Прямо сейчас. Но она не умеет водить машину. И она понятия не имеет, как вызвать такси до Апфилд-Коммон. Возможно, ей это подскажет администратор, но она чувствует себя странно: она не хочет, чтобы кто-то знал, что она едет в Мэнтон. А потом она вспоминает автобусную остановку у розового куста Таллулы. Она хватает сумку, бросает в нее коробочку с кольцом, пересекает территорию школы и идет через дорогу к автобусной остановке.

Автобус приезжает через полчаса. Она садится в середине салона. В автобусе, кроме нее, всего два человека. Пока автобус трясется по проселочным дорогам, а затем выезжает на шоссе к большой кольцевой развязке, Софи представляет себе, как Таллула сидела в нем, как сейчас сидит она сама – держа рюкзак на коленях. Ее изящные черты полны задумчивости, солнце блестит на пирсинге в ее носу, темные волосы закрывают половину лица.

Поездка в Мэнтон занимает двадцать минут. Остановка на главной улице – это конец маршрута. Водитель глушит двигатель и выключает свет – намек пассажирам, чтобы они вышли из автобуса.

Софи вводит в Гугл-карты название ювелирного магазина и, следуя указателям, шагает к небольшому повороту рядом с главной улицей.

Это крошечный старинный магазинчик с низко расположенными окнами, на которые нужно смотреть сверху вниз. Софи останавливается и, прежде чем толкнуть дверь, пару секунд любуется витриной. У нее перехватывает дыхание. Точно такой магазинчик она описала бы в одной из своих книг о детективном агентстве Хизер-Грин: за витриной со стеклянной крышкой сидит на высоком табурете слегка комичный владелец и читает книгу в твердом переплете. Он ужасно маленький, с коротко стриженными седыми волосами и в очках в красной оправе. И когда он смотрит на нее, его лицо расплывается в улыбке, полной неподдельной радости.

– Доброе утро, мадам, – говорит он, – как поживаете?

– Прекрасно, спасибо.

– Чем могу вам помочь?

– Если честно, у меня странная просьба, – говорит она, засовывая руку в сумку.

Мужчина вскакивает со стула и поднимает руки вверх.

– Не стреляйте! – говорит он. – Не стреляйте! Просто берите все, что хотите!

Софи мгновение тупо смотрит на него.

– Я… э-э-э…

Мужчина чересчур громко смеется.

– Шучу, – говорит он, а Софи думает: «Никогда нельзя серьезно воспринимать мужчину в очках с красной оправой».

– Понятно, – говорит она. – Хорошо. – Затем достает из сумки коробочку и ставит ее на прилавок между ними. – Я это нашла, – поясняет она, – она была закопана в конце моего сада. И я подумала: вдруг вы знаете, кому это может принадлежать? В смысле вдруг вы ведете какие-нибудь записи?

– О да, конечно же, веду! – он похлопывает по обложке гроссбуха в кожаном переплете на столе слева от себя. – Тут есть все с того дня, как я получил ключи от этого магазина в 1979 году. Так что давайте заглянем сюда, хорошо?

Он открывает коробочку, вынимает большим и указательным пальцами кольцо, подносит его под яркий свет лампы, которая стоит рядом на прилавке, и рассматривает в небольшую лупу.

– Что ж, – говорит он, – мне хотелось бы сказать, что я сразу вспомнил это кольцо, – я горжусь своей способностью запоминать все, что я продаю, но, очевидно, некоторые изделия запоминаются лучше, чем другие, и это кольцо не вызывает во мне никаких воспоминаний. Но я могу точно сказать, что оно современное, а не антикварное. На клейме обозначен 2011 год. Это девятикаратное золото, и хотя в него вставлен небольшой, очень красивый сверкающий бриллиант, оно не представляет большой ценности. Но, – добавляет он, хитро глядя на нее, – к счастью, я человек, который ценит дотошность. И я строго блюду одно важное правило: всему, что проходит через этот магазин, я присваиваю номер. На случай ограбления или кражи. Страховых исков. Ну, вы понимаете. Итак… – Он притягивает коробочку к себе и засовывает пальцы под обтянутую синим бархатом подушечку. Затем вынимает ее и переворачивает. К обратной стороне приклеена крошечная бирка. – Вот, – говорит он, опуская очки и улыбаясь Софи. – Номер 8877. Итак, теперь все, что мне нужно сделать, это свериться с моей библией.

Софи понимает, что он рисуется перед ней. Она с улыбкой смотрит, как он, водя пальцем по строчкам, неторопливо листает страницы гроссбуха и тихо что-то мурлычет себе под нос. Внезапно он останавливается, тычет в страницу пальцем и говорит:

– Эврика! Вот, нашел. Это кольцо купил в июне 2017 года некто по имени Зак Аллистер. Он заплатил за него триста пятьдесят фунтов.

По спине Софи пробегает дрожь, причем с такой скоростью, что у нее перехватывает дыхание.

– Зак Аллистер?

– Да. Из Апфилд-Коммон. Имя и вправду знакомое, если подумать. Вы его знаете?

– Нет, – отвечает она, – нет. Не совсем. То есть нет, совсем нет. У вас, случайно, нет его адреса? Чтобы я смогла вернуть ему это кольцо?

– Я… – Хозяин магазина на миг умолкает. – Что ж, пожалуй, я мог бы дать вам адрес. Наверное, мне не стоит этого делать, но вы, похоже, заслуживаете доверия. Вот, – он переворачивает бухгалтерскую книгу. Софи быстро достает из сумки телефон, чтобы сфотографировать запись. Как только кадр становится резким, она узнает адрес. Это тупик, где живет Ким Нокс. Конечно, это он, Зак. Должно быть, Зак жил здесь, когда они с Таллулой пропали без вести.

– Весьма странно, – говорит хозяин магазина. – Закопать такое красивое колечко в вашем саду… Могу лишь предположить, – продолжает он, – что дама отвергла его предложение. – С минуту он выглядит грустным, но затем вновь приободряется. – Хотите воссоединить кольцо с его владельцем? – спрашивает он.

– Э-э-э… да, – бодро отвечает Софи. – Да, я знаю этот адрес. Я определенно могу вернуть кольцо.

– Интересно, какой скандал за этим последует? – говорит он тоном, который предполагает, что он не прочь бы увидеть это своими глазами.

– Я дам вам знать!

– О да, будьте добры. Мне любопытно, что получится.

– Я вернусь, обещаю вам, – говорит она, кладя кольцо обратно в сумку и направляясь к дверям магазинчика. – Большое спасибо.

Через час автобус возвращает Софи обратно в Апфилд-Коммон. Она смотрит на часы. Уже почти полдень. Она переходит площадь и идет к тупику. Похоже, дома кто-то есть. Переднее окно приоткрыто, и она слышит внутри детский смех и звуки работающего телевизора.

Она нажимает на дверной звонок и отступает на шаг назад, затем прочищает горло и на миг задается вопросом: что, собственно, она здесь делает? Она уже почти передумала, но затем стискивает зубы и напоминает себе, что когда чей-то ребенок пропал, больше всего на свете его родители жаждут информации, и кольцо в ее сумочке способно дать какой-то ответ. А потом дверь открывается, и перед ней появляется Ким. На ней джинсовая мини-юбка и черная футболка с короткими рукавами. Она босиком, волосы собраны в хвост. Она смотрит на Софи через модные очки для чтения в черной оправе.

– Здравствуйте, – говорит она.

– Здравствуйте, – говорит Софи. – Э-э-э… меня зовут Софи. Я недавно переехала в коттедж на территории Мейпол-Хаус. Неделю назад. В саду есть калитка, ведущая в лес. Знаю, это звучит странно, но к забору была прибита табличка с надписью «Копать здесь», так что я взяла совок, и выкопала, и кое-что нашла. Кольцо. И, по словам того мужчины из ювелирного магазина, это кольцо купил некто по имени Зак Аллистер, живший по этому адресу. Вот. – Она достает из сумочки коробочку и протягивает ее Ким.

Ким моргает, и ее взгляд медленно падает на коробочку в руке Софи. Она берет ее и открывает. Бриллиант мгновенно ловит свет, осыпая лицо Ким яркими бликами. Она поспешно захлопывает футляр и переспрашивает:

– Извините, где вы это нашли?

Софи объясняет ей снова.

– Я отвезла его только в Мэнтон. Чтобы узнать, кому оно принадлежит. Продавец ведет записи. По его словам, это кольцо купил некто по имени Зак Аллистер. В июне 2017 года. Живший по этому адресу. Взгляните, – она поворачивает телефон, чтобы показать Ким фотографию рукописной записи в бухгалтерской книге. Ничего больше она сказать не может. Сказать что-то – значит намекнуть, что ей известно нечто большее, чем, по ее мнению, ей положено знать.

Лицо Ким слегка бледнеет. Телевизор на заднем плане внезапно начинает орать на полную мощность.

– Сделай тише, Ной! – кричит она через плечо.

– Нет, – следует упрямый ответ.

Ким закатывает глаза. В первый миг кажется, будто она готова отругать его за непослушание, но вместо этого лишь слегка качает головой и закрывает за собой дверь. Софи следует за ней к садовой стене, где они обе садятся.

– Это кольцо, – говорит Ким, снова открывая коробочку. – Парень моей дочери, он купил его для нее. Чтобы сделать ей предложение. А потом в ночь, когда он собирался сделать ей предложение, они оба исчезли. И все это время, – продолжает она, – я думала про кольцо, как вдруг вы находите его, закопанное на территории школы рядом с лесом, где мы искали, искали и еще раз искали наших детей. Вы говорите, что там была стрелка?

– Да, – кивает Софи. – Вообще-то я сделала фото, потому что это было так странно. Смотрите.

Она находит в телефоне снимок, который сделала перед тем, как начать копать. Ким пристально рассматривает его.

– Картон, – произносит она. – На вид совсем новый. Не похоже, чтобы он провисел там долго.

– Знаю, – говорит Софи. – Я так и подумала, когда это увидела. Сначала я решила, что, возможно, это осталось от охоты за сокровищами, от каких-то образовательных курсов, что проводились в Мейполе летом. Поначалу я хотела не обращать на это внимание. Но сейчас… я не знаю. Я не могу избавиться от мысли, что кто-то мог оставить его здесь нарочно, чтобы я его нашла.

Ким бросает на нее пристальный взгляд.

– Зачем кому-то это делать?

– Не знаю, – отвечает Софи. – Просто это был наш первый день, для меня и моего бойфренда Шона, он новый директор школы, и этот знак был прикреплен к нашему садовому забору, и я подумала… – Внезапно Софи понимает, что ей лучше не говорить всего, чтобы не показалось, будто она слишком много знает. – Не знаю даже, что я подумала.

– Придется отнести это в полицию, – рассеянно предлагает Ким. – Они должны вернуться. Должны возобновить поиски. И этот знак, – говорит она, указывая на телефон Софи. – Эта картонка. Она все еще там? Вы оставили ее?

– Да, – кивает Софи. – Да, я оставила ее там. Я ее даже не трогала.

– Хорошо. Очень хорошо. Это…

Внезапно Ким душат рыдания. Софи порывисто обнимает ее.

– Извините, – говорит она. – Право, я не хотела вас расстраивать. Я не имела представления…

– Нет, – Ким громко шмыгает носом. – Это не ваша вина. Только не переживайте. А это… Это просто великолепно. Честное слово. Полиция. Они месяцами ничего не делали. У них закончились версии. Закончились ресурсы. В общем, они махнули рукой. Так что это потрясающе. – Она снова шмыгает носом. – Большое вам спасибо, – говорит она. – Спасибо, что выкроили время, чтобы найти это, чтобы найти нас. Чтобы вернуть его.

Из дома доносится детский голос:

– Бабуля! Бабуля! Ты где?

Ким снова закатывает глаза.

– Мой внук, – объясняет она, вставая. – Ной. У него кризис двухлетнего возраста. Нет, я люблю его до смерти, но с нетерпением жду, когда он на следующей неделе вернется в детский сад.

Сжимая кольцо в кулаке, она идет к входной двери, но затем оглядывается на Софи и говорит:

– Мне кажется, я вас знаю. Мы где-то встречались?

– На днях вы подали мне капучино в пабе.

– Ах да, верно, – говорит она, машет футляром для кольца и улыбается. – Огромное спасибо. Не могу даже передать, как я вам благодарна.

Ким возвращается в дом, и Софи в открытое окно слышит, как она разговаривает с внуком.

– Посмотри, – говорит она, – посмотри, что нашла эта добрая женщина. Это кольцо, которое твой папа купил, чтобы подарить твоей маме, но так и не подарил. Что ты думаешь? Разве оно не красивое?

– 20 –
Февраль 2017 года

Каждый день в этом семестре, приезжая в колледж, Таллула обыскивает глазами каждый уголок кампуса в поисках пушистой шубы Скарлетт, прислушивается в надежде услышать ее ленивую протяжную интонацию, почувствовать энергию, что вечно бьет ключом и кружится вокруг нее. Но ничего нет. Шумное присутствие Скарлетт исчезло и унесло с собой все остальное. Дни, которые когда-то были полны волнующих новых возможностей, теперь кажутся какими-то плоскими и приглушенными, и Таллула вновь становится прилежной мамой-подростком с грузом на плечах.

Но на ее плечах лежит не Ной.

Груз на ее плечах – Зак.

Он хороший, он ласков с Ноем. Он не против ночных пробуждений, он готов спать в одной кровати с беспокойным ребенком, готов менять подгузники, нарезать бесконечные круги вокруг луга с коляской. Он готов часами сидеть и раз за разом листать одни и те же матерчатые детские книги, снова и снова повторяя одни и те же слова. Он купает Ноя, вытирает его полотенцем, надевает на него ползунки, измельчает для него в блендере еду, кормит его с ложечки, убирает за ним, качает его, когда он отказывается засыпать, целую вечность сидит рядом с кроваткой, когда Ной спит днем, поет ему, щекочет его, любит его, любит его, любит его.

Но ту же интенсивность любви, которую он демонстрирует, нянчась с сыном, он проявляет и к Таллуле. А Таллуле это не нужно. Она любит Зака, но любит его скорее как отца своего ребенка, нежели просто как мужчину. Он нужен ей, чтобы помочь с ребенком, чтобы он медленно кружил с ней по супермаркетам, толкал тележку и на кассе прикладывал к считывающему устройству свою дебетовую карту. Но ей не нужны его объятия, его общество или эмоциональная близость. Ей не нужно, чтобы он всегда был рядом. А он всегда рядом. Если она идет на кухню, он тоже идет на кухню. Если она решает прилечь, когда Ной спит, он ложится вместе с ней. Если она сидит за столом в своей комнате и делает домашние задания, он будет тут же лежать на кровати и строчить своим приятелям эсэмески. Иногда она прячется в саду, просто чтобы сбежать от него, всего на несколько минут, и вскоре слышит его жалобный голос, доносящийся из дома:

– Лула! Лула! Где ты?

В таких случаях она закатывает глаза и отвечает:

– Я здесь.

И тогда он появится и скажет: «Что ты тут делаешь? Тебе не холодно?» А потом затащит ее обратно в дом, приготовит ей кружку чая, сядет с ней, чтобы выпить, и начнет расспрашивать о вещах, о которых ей не хочется говорить, или скажет: «Иди сюда», и обнимет ее – заключит в объятия, которых она не хочет, и она попытается скрыть это отторжение в мышцах и сухожилиях ее тела, эту потребность оттолкнуть его и просто сказать: пожалуйста, я очень тебя прошу, не мог бы ты хотя бы на пять минут оставить меня в покое?

Однако по воскресеньям Зак играет на лугу с друзьями в футбол, а Таллула остается дома. Они с матерью едят тосты и играют с Ноем, и это легко и приятно.

В первое воскресенье февраля Таллула ждет, когда Зак выйдет из дома, после чего отправляется на кухню.

– Доброе утро, красавица, – говорит мать, беря ее голову в ладони и целуя в макушку.

– Доброе утро, – говорит она, быстро обнимает мать, а затем наклоняется, чтобы поцеловать Ноя, сидящего на своем высоком стульчике. – Как твои дела?

– Я в порядке, милая. А как ты?

Она кивает.

– Хорошо, – отвечает она, хотя слышит сомнение в собственном голосе.

– Ты выглядишь усталой, – говорит ее мама. – Не выспалась?

– Нет, – говорит она. – Нет. Он хорошо спал. Ненадолго проснулся всего один раз, но Зак пошептал ему, и он снова уснул.

Она видит довольную улыбку матери. Она знает: мать воспринимает то, что Зак живет здесь, как своего рода эксперимент, и с оптимистичным интересом наблюдает за ним со стороны.

Внезапно Таллула ощущает потребность выговориться, высказать все, что она в течение последних нескольких недель хранила внутри себя. Она хочет рассказать матери, что задыхается, что каждый ее шаг контролируется, что Зак предлагал ей бросить колледж, что Зак всегда странно смотрит на нее, когда она возвращается домой: слегка наклонив голову и прищурив глаза, как будто он ее в чем-то подозревает, как будто он хочет ее о чем-то спросить, но не может. Она хочет сказать матери, что Заку не нравится, что она запирает дверь ванной, когда принимает ванну, что он иногда сидит рядом с ней на унитазе, играет со своим телефоном и нетерпеливо постукивает ногой, как будто она моется слишком долго. Она хочет сказать матери, что иногда ей кажется, будто она не может дышать, она просто не может дышать.

Но если она начнет рассказывать об этом матери, что будет дальше? Мать займет ее сторону, атмосфера в доме скиснет, эксперимент провалится, Ной будет расти без отца. Лишь вера матери в эксперимент не дает ему испустить дух.

– Почему бы тебе не пойти посмотреть, как Зак играет в футбол? – спрашивает ее мать. – Хорошее утро. Я могу присмотреть за Ноем. Ступай, – говорит она. – Подумай, как он будет рад, если ты появишься там. А потом вы могли бы даже вместе пойти выпить пива в пабе.

Таллула натянуто улыбается и качает головой.

– Понятно, – говорит она. – Нет. Спасибо. Я счастлива просто побыть здесь с тобой.

Мать вопросительно смотрит на нее.

– Правда?

– Да, – Таллула улыбается. – Я скучаю по тем дням, когда мы вдвоем проводили время вместе.

– Ты имеешь в виду, до тех пор, как сюда переехал Зак?

– Да. Наверное.

– Ты не?..

Она качает головой.

– Нет. Нет, все хорошо. Просто он немного навязчивый, тебе не кажется?

Ее мать, прищурившись, смотрит на нее.

– Да, пожалуй, есть такое, – говорит она. – Думаю, учитывая его семейную ситуацию, для него это резкая перемена – быть здесь с вами двумя, когда вокруг царит такая любовь. Наверное, он просто привыкает.

– Наверное, – отвечает Таллула, отрезая еще один ломоть домашнего хлеба.

– Тебе не хватает личного пространства? – спрашивает ее мать.

– Нет, – отвечает она, опуская хлеб в тостер. – Нет. Все нормально. Просто привыкаю, как ты говоришь. И он потрясающий отец. – Она поворачивается к ребенку и сияет улыбкой. – Правда, малыш? – говорит она высоким голосом. – Ведь твой папа потрясающий? Лучший в мире папа? – И Ной улыбается и стучит кулачками по подносу на высоком стульчике, и на миг их только трое на кухне, и все трое улыбаются, а солнце светит на них в окно, и на миг Таллуле кажется, что все хорошо, все очень хорошо.

Когда Таллула в следующий перерыв выходит из здания колледжа, Зак уже там. Ждет в тени небольшой рощицы напротив главного входа. Таллула быстро смотрит на него, затем на свой телефон. Сейчас час пятнадцать. По идее, Зак должен быть на работе. По понедельникам Зак работает на складе стройматериалов недалеко от Мэнтона с полудня до восьми вечера.

Завидев приближающуюся Таллулу, он выпрямляется и кивает в ее сторону головой. Шагая, она видит, как он оглядывается по сторонам, смотрит куда-то позади нее, вокруг нее, как будто ожидает, что она будет с кем-то еще.

– Сюрприз, – говорит он, когда она переходит улицу.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она, ненадолго позволяя ему притянуть ее к себе и обнять.

– Сказался больным, – отвечает он. – Но, если честно, мне и вправду было хреновато. Я подумал, что наверняка с чем-то слягу. Но сейчас я чувствую себя хорошо. И я решил приехать и проводить тебя до дома. – Он улыбается, и Таллула смотрит ему в глаза, те самые глаза, в которые она смотрела практически с детства: серые, с темными ресницами. Та же мягкая кожа, та же крохотная ямочка рядом с левым уголком рта. Не самый красивый мальчик в мире, но симпатичный, у него приятное, доброе лицо. Но сейчас в нем есть что-то еще, нечто такое, что появилось с тех пор, как они расстались в прошлом году, твердый металлический блеск в глазах. Он выглядит как вернувшийся с войны солдат, как пленник, вернувшийся из одиночной камеры, как будто он видел вещи, о которых не может говорить и они заперты в его черепной коробке.

– Как мило с твоей стороны, – говорит она, – спасибо.

– Подумал, посмотрю, как ты выходишь с друзьями, – говорит он, переводя взгляд на вход в колледж, на поток студентов, что тянется из дверей на обеденный перерыв.

Она качает головой.

– А что насчет той девушки? – говорит он. – Ну, той, что на фотке с тобой?

– Что за девушка? – Она знает, какую девушку он имеет в виду, слышит, как ее собственный голос слегка запинается на лжи.

– Та, что обнимала тебя. На рождественской дискотеке.

– А, Скарлетт, – говорит она. – Да. Она уехала.

Он кивает, но не отрывает от нее глаз, словно ожидает, что вот-вот раскроется какой-то ее обман. В этот момент из дверей вываливается группа студентов-обществоведов. Таллула их почти не знает, но они с любопытством смотрят на нее. Один из них неуверенно поднимает руку. Она в ответ тоже машет им.

– Кто это?

– Просто студенты с моего курса, – говорит она и смотрит на свой телефон. – Автобус будет через шесть минут. Нам пора идти.

На мгновение кажется, будто он не собирается следовать за ней, будто его взгляд все еще прикован к группе студентов на другой стороне улицы.

– Давай, – говорит она. Зак медленно отрывает от них взгляд и догоняет ее.

– Я бы хотел, чтобы ты обошлась без этого, – говорит он после короткого тяжеловесного молчания.

– Без чего именно?

– Колледжа. Эх, будь у меня возможность зарабатывать достаточно денег, чтобы просто заботиться о тебе и Ное, чтобы тебе не нужно было искать работу.

Она резко втягивает в себя воздух, а затем медленно выдыхает.

– Я тоже хочу позаботиться о Ное, – говорит она. – Я хочу участвовать в его содержании. И я хочу иметь профессию.

– Да, но, Лула… социальный работник. Ты представляешь, сколько сил это будет отнимать у тебя? Насколько это сложно? Сколько часов тебе придется работать? Что ты будешь приносить с собой домой? Не лучше ли найти работу в магазине или что-то в этом роде? Что-нибудь легкое? Что-нибудь рядом с домом?

Она останавливается, поворачивается и смотрит на него.

– Зак, – говорит она, – я сдала три выпускных экзамена. Зачем мне работа в магазине?

– Так было бы проще, – заявляет он. – И ты была бы ближе к дому.

– Мэнтон – это не совсем другой конец света, – говорит она.

– Нет, но я ненавижу, когда нас обоих всю неделю нет рядом с Ноем. Для него это нехорошо.

– Но ведь моя мама всегда с ним! – раздраженно говорит она.

– Знаю. Но с нами ему было бы лучше. Ты согласна?

– Он любит мою маму.

Зак останавливается и притягивает Таллулу к себе. Его руки крепко сжимают ее запястья. Она смотрит на него и видит в его серых глазах этот холодный металлический блеск.

– Просто я… – Блеск в его глазах исчезает. – Просто я хочу, чтобы это были мы, мы трое, всегда. Вот и все.

Она вырывает руки из его хватки и ускоряет шаг.

– Давай, – говорит она. – Я слышу, как едет автобус, быстро, побежали!

Они едва успевают заскочить в автобус, прежде чем тот закрыл двери, и пару секунд сидят, тяжело дыша. Таллула смотрит в окно, потирая мягкую кожу запястий, что все еще саднит из-за грубой хватки Зака.

В следующее воскресенье, когда Зак идет играть в футбол, Таллула спрашивает мать, можно ли ей ненадолго отлучиться.

– Конечно, дорогая. Конечно. Хочешь посмотреть на Зака?

– Нет, – она пожимает плечами. – Нет, просто хочу подышать свежим воздухом, может быть, заеду к Хлое.

Ни к какой Хлое она заезжать не собирается. Они с ней почти не общаются с той рождественской вечеринки, когда Таллула бросила ее, чтобы потусоваться со Скарлетт.

– Можно мне взять твой велосипед?

– Конечно, можно, – говорит мать. – Но только будь осторожна, хорошо? И надень шлем.

Таллула на прощание целует Ноя и мать, затем выкатывает велосипед матери на дорогу. Она не ездила на велосипеде с тринадцати лет. Она неуверенно чувствует себя на двух колесах, но альтернативы у нее нет.

После слегка шаткого старта она едет к площади, а затем выезжает на главную дорогу, ведущую в Мэнтон. Но не доезжая до кольцевой развязки, она сворачивает направо, на узкую сельскую дорогу, что ведет к деревушке Апли-Фолд и к «Темному месту».