Текст книги "Коралловый остров"

Глава XIX

Изготовление обуви. – Ровное течение нашей жизни прервано. – Неожиданный визит и ужасная битва. – Мы все вступаем в бой, а Джек оказывается героем.

В течение долгих месяцев жизнь наша протекала на благословенном острове тихо и спокойно. Иногда мы выходили на рыбную ловлю в лагуну, иногда охотились в лесах или взбирались на вершину холма, чтобы придать своему существованию некоторое разнообразие, хотя Питеркин утверждал, что мы отправляемся туда, чтобы высмотреть в море какой-нибудь корабль. Но я уверен, что никому из нас не хотелось освободиться от плена, в котором мы чувствовали себя вполне счастливыми. Питеркин говорил, что, поскольку мы все очень молоды, потеря года или двух не должна нас пугать. Самому Питеркину было тринадцать, Джеку – восемнадцать, а мне сравнялось пятнадцать лет. Впрочем, Джек был очень высок и силен для своего возраста, и ему легко можно было дать двадцать лет.

Климат на острове был так хорош, что здесь царило вечное лето. Деревья постоянно цвели и плодоносили, и мы не испытывали никакой нужды в пище. Да и стадо свиней только увеличивалось в числе, хотя Питеркин весьма часто навещал их с копьем. Если у нас вдруг не получалось найти свиней, следовало всего лишь прогуляться к сливовому дереву, где всегда спало немаленькое семейство.

Мы занимали свое время изготовлением различного платья из волокон кокосовой пальмы, поскольку та одежда, в которой мы высадились на берег, очень истрепалась. Питеркин также смастерил отличные башмаки из шкуры старой свиньи: прежде всего он вырезал продолговатый кусок кожи на несколько дюймов длиннее своей ступни. Потом он вымочил его в воде и, мокрый, сшил так, как сшивают пятку башмака. После этого он пробил отверстия по краю и пропустил через них веревку. В сшитый кусок ставилась пятка, а остальную часть башмака он шнуровал вокруг ноги. Конечно, эта обувка была весьма неприглядна, но отменно прочна, и Джек в конце концов предпочел ее своим высоким сапогам. Мы изготовили и множество других вещей для комфортной жизни и раз или два заговаривали о постройке дома. Но мы настолько привязались к своему шалашу и находили его таким удобным, что решили не бросать его и не строить дом, который в этом климате мог оказаться лишним.

Мы часто изучали пистолет, который обнаружили в хижине на другой стороне острова, и Питеркин мечтал о порохе и пулях, чтобы легче было убивать свиней, но с течением времени мы так наловчились управляться с пращой, луком и копьем, что больше не нуждались в автоматическом оружии.

Наш Водный сад доставлял нам столько же удовольствия, сколько и прежде, а Питеркин постепенно переставал бояться воды. Что же до нас с Джеком, мы чувствовали себя в воде, как в родной стихии, и резвились там так, что Питеркин выразил опасение, что однажды мы обратимся в рыб и уплывем от него, и добавил, что Джек становится все больше и больше похож на акулу. На это Джек заметил, что если бы в рыбу превратился сам Питеркин, то это была бы креветка. Бедняга Питеркин не завидовал нашим прогулкам в Водном саду, за исключением случаев, когда Джек нырял на дно, садился там на камень и начинал корчить рожи. Питеркин часто говорил, что за такую возможность отдал бы все. Меня это очень веселило, поскольку, если бы Питеркин мог видеть свое лицо при самом коротком погружении в воду, он бы понял, что давно превзошел Джека.

И вот, пока мы были заняты этими делами и развлечениями, произошло неожиданное, тревожное и неприятное событие.

Мы с Джеком сидели на камнях на Утесе фонтанов, как частенько делали, а Питеркин отжимал одежду, поскольку недавно упал в море, что случалось с ним постоянно. И тут наше внимание привлекли два предмета на горизонте.

– Что это там? – спросил я у Джека.

– Понятия не имею, – отозвался он. – Я их заметил некоторое время назад и решил, что это черные чайки, но теперь мне кажется, что они много больше.

– Кажется, они приближаются, – решил я.

– Эй! Что случилось? – спросил подошедший Питеркин.

– Посмотри, – велел Джек.

– Киты! – закричал Питеркин, прикрывая глаза рукой. – Нет, нет. Может, это лодки?

При одной мысли о том, чтобы снова увидеть человеческое лицо, наши сердца забились чаще.

– Думаю, ты прав, Питеркин. Но для лодок они движутся странновато, – сказал Джек будто бы себе под нос.

Я заметил, что по лицу Джека пробежала тень тревоги. Наконец он вскочил на ноги.

– Это каноэ[44]44
  Кано́э – вид лодки.


[Закрыть], Ральф! Вот только я не знаю, боевые или нет. Но они набиты аборигенами островов, жестокими каннибалами, которые не слишком любят незнакомцев! Мы должны спрятаться, если они высадятся на берег, хотя я очень надеюсь, что они не станут этого делать!

– Как неудачно, – заметил я, когда мы спрятались в кустах, – что мы не взяли с собой оружие.

– Это неважно, – сказал Джек, – здесь полно дубинок. – Он показал на горку крепких шестов разных размеров, которые смастерил Питеркин во время частых визитов на утес, просто чтобы не сидеть без дела.

Мы выбрали себе по дубинке и залегли за камнями, наблюдая за каноэ и при этом не будучи видимыми. Поначалу мы обменивались замечаниями, но когда они вошли в лагуну, мы замолчали и стали смотреть на них молча.

Мы поняли, что одно из каноэ преследовало другое. И если в первом были и мужчины, и женщины, и дети, всего около сорока человек, то во втором сидели только мужчины. Их было также около сорока, но они были куда лучше вооружены и казались воинственнее. Оба экипажа гребли изо всех сил и, казалось, преследователи старались нагнать беглецов до того, как те достигнут берега. Это им не удалось. Первое каноэ коснулось пляжа рядом со скалами, в которых мы притаились. Их короткие весла мелькали как молнии, из-под носа разбегалась пена, и глаза блестели на черных лицах гребцов, напрягавших каждый мускул обнаженных тел. Они ни на миг не остановились, пока каноэ не ударилось о берег, и все с диким криком выпрыгнули на сушу. Три женщины, две из которых держали в руках детей, бросились в лес, а мужчины столпились у кромки прибоя, сжимая в руках камни, копья и дубинки.

Расстояние между двумя каноэ составляло около полумили. На лицах преследователей, быстро приближавшихся к берегу, не было ни страха, ни колебаний. Их встретил град камней, но они не обратили на него никакого внимания. Каноэ ткнулось в берег, и они, издав дьявольский крик, бросились на своих врагов на берегу.

Разразилась ужасная битва. Большинство мужчин было вооружено огромными дубинками самой странной формы, которыми они вышибали друг другу мозги. Поскольку они были почти обнажены и постоянно прыгали, скакали, бегали и уклонялись от ударов, они походили более на демонов, чем на людей. Я бы хотел отвернуться от этого кровавого зрелища, но оно зачаровало меня. Атакующих вел за собой человек невероятных размеров, в котором я предположил вождя. Волосы его торчали вокруг головы подобно огромному тюрбану и имели светло-желтый цвет, немало меня удививший, поскольку кожа его была черна, как уголь. Я предположил, что волосы крашеные. С ног до головы его покрывали татуировки, а лицо, сверх того, было раскрашено красной и белой краской. И весь он, с желтыми волосами, черным телом Геркулеса, сверкающими глазами и белыми зубами, был едва ли не ужаснее всего, что я видывал в жизни. Он успел убить уже четверых человек.

И вдруг на желтоволосого вождя напал человек почти того же роста и сложения, вооруженный тяжелой дубинкой, снабженной чем-то вроде клюва. Секунду или две гиганты мерили друг друга взглядами, будто пытаясь поймать врага на ошибке, но вскоре они одновременно с диким криком перешли в атаку. Дубинки столкнулись с громким треском. Желтоволосый дикарь споткнулся, и его противник прыгнул вперед, занося дубинку, но тут же был повержен наземь камнем, брошенным другим дикарем. Это оказался переломный момент битвы. Дикари, высадившиеся на остров первыми, увидели поражение своего вождя и бросились в кусты. Но ни один не исчез. Впрочем, враги их не убивали, а напротив, пытались захватить живьем. Полтора десятка пленников, связанных по рукам и ногам, оттащили в лес и сгрузили на землю, где и оставили с неизвестной целью. После этого дикари вернулись на место сражения и принялись перевязывать свои раны.

Из четырех десятков чернокожих в живых осталось только двадцать восемь, двое из которых направились в лес за женщинами и детьми. С другой стороны, как я уже говорил, выжило пятнадцать человек, которые теперь лежали связанные.

Мы с Джеком и Питеркином шепотом обсудили свое положение. Мы опасались, что дикари могут взобраться по скалам в поисках пресной воды и обнаружить наше убежище, но нас так заинтересовало происходящее, что мы решили оставаться на месте – да и непросто нам было бы встать, не обнаружив себя. Один из дикарей отправился в лес и вернулся с охапкой дров. Мы изрядно удивились, обнаружив, что он разжигает огонь тем же способом, которым воспользовался Джек, когда мы только оказались на этом острове. Когда костер загорелся, двое дикарей привели пленника. Сердце мое сжалось от ужаса, когда я подумал, что они могут сжечь связанных врагов. Когда дикари поднесли его к огню, я чуть не вскочил на ноги, сжав дубинку, но Джек удержал меня. В следующее мгновение один из дикарей поднял дубинку и раскроил череп пленнику. Должно быть, он умер мгновенно, и, стыдно сказать, при этом я испытал облегчение, поскольку теперь мог быть уверен, что беднягу не сожгут живьем. Стоило телу перестать дергаться, как эти чудовища отрезали от него куски плоти, обжарили на огне и с жадностью поглотили.

Из леса послышался крик, и через несколько мгновений двое дикарей потащили к огню трех женщин и двух детей. Одна из женщин была намного моложе своих подруг, и нас изрядно удивила скромность ее поведения и гордое выражение лица. Хотя она обладала таким же плоским носом и толстыми губами, как и другие, кожа ее была светло-коричневого цвета, и мы решили, что она принадлежит к другой расе. Они были облачены в короткие юбочки и накидки на плечах. Волосы их были угольно-черны и очень коротки, как у мальчиков. Пока мы с интересом и страхом изучали этих бедных созданий, вождь подошел к одной из старших женщин и положил ладонь на голову ее ребенку. Но она отпрянула прочь, прижимая ребенка к груди. Расхохотавшись, вождь вырвал ребенка у нее из рук и бросил в море. У Джека, увидевшего этот жестокий поступок, вырвался крик. Волны выбросили ребенка на берег, как будто отказываясь участвовать в этом жестоком убийстве, и мы увидели, что он еще жив.

Теперь вождь говорил с юной девушкой, но, хотя мы слышали его голос и даже различали слова, мы, разумеется, не понимали, что он говорит. Скорее всего, она ответила ему отказом, а он угрожал ее убить.

– Питеркин, – шепотом сказал Джек, – нож при тебе?

– Да, – ответил смертельно бледный Питеркин.

– Слушайте меня, и быстро. Ральф, вот нож. Бегите в лес, перережьте веревки и освободите пленников. Быстро, иначе будет слишком поздно!

Джек вскочил, схватив огромную дубинку, и по лицу его катились крупные капли пота.

В этот момент дикарь, который несколькими минутами ранее убил пленника, подступил к девушке с дубинкой. Джек издал дикий крик и одним прыжком соскочил с утеса высотой полных пятнадцать футов. Не успели дикари опомниться, как он оказался среди них, пока мы с Питеркином бежали к пленникам. Одним ударом Джек уложил дикаря с дубинкой и набросился на желтоволосого вождя. Если бы его удар достиг цели, второго бы не потребовалось, но дикарь был ловок, как кошка, и увернулся, одновременно занося собственную дубинку. Настала очередь Джека уходить от удара, но, к счастью для него, вспышка слепого гнева уже миновала, иначе он сделался бы легкой добычей. Теперь он хладнокровно наносил удары, доказывая преимущества своего более легкого оружия, поскольку без труда уворачивался от ударов тяжелой дубины вождя, а тот не мог, в свою очередь, так же увернуться. Как ни быстр он был, всё же почти все удары Джека достигали цели.

К счастью для Джека, остальные дикари считали победу своего вождя делом решенным и не вмешивались. Засомневайся они – вмиг бы уложили нашего друга.

Постепенно движения вождя становились медленнее, а дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы, и удивленные дикари подошли ближе, чтобы вмешаться. Джек заметил это. Он почувствовал, что судьба его решена, и вложил все силы в следующий удар. Дубинка вождя почти коснулась его головы, и он, хотя легко мог увернуться от удара, не стал этого делать, а вместо этого перехватил свою дубинку и ударил противника прямо между глаз – и сам упал на землю, придавленный бесчувственным телом вождя. Дюжина дубинок взлетела в воздух, готовая обрушиться Джеку на голову, но они все промедлили, поскольку огромное тело дикаря полностью скрыло нашего друга. Это мгновение спасло ему жизнь. Не успели дикари оттащить тело своего главаря, как семеро из них пали под ударами пленников, которых освободили мы с Питеркином, а двое – от наших собственных рук. Мы никогда бы не справились с ними, но наши противники были настолько поглощены сражением Джека со своим вождем, что не заметили нас. Они все еще превосходили нас числом, но мы были упоены победой, а они удручены поражением своего вождя и напуганы яростью Джека, который немедленно выбрался из-под тела и тремя ударами дубинки сравнял количество людей с обеих сторон. Мы с Питеркином бросились на помощь, дикари за нами, и всего за десять минут наши противники были повержены или взяты в плен, связаны по рукам и ногам и уложены на пляже.

Глава XX

Беседа с дикарями. – Мы мешаем каннибалам. – Похороны погибших. – Мы снова одни на Коралловом острове.

После окончания битвы дикари окружили нас и засыпали вопросами, на которые мы, разумеется, не могли дать ответа, поскольку не понимали ни слова. Чтобы остановить это, Джек пожал руку вождю (который очнулся от раны). Стоило чернокожим понять, что этот жест означает самое доброе отношение, как они все принялись жать нам руки. После окончания этой церемонии Джек подошел к девушке, которая за все это время не двинулась с места, сделал ей знак следовать за ним, и, взяв вождя за руку, хотел было отвести его к нашему шалашу, но тут увидел несчастного младенца, которого бросили в море и который все еще лежал на песке. Бросив руку вождя, Джек устремился к ребенку и, к нашей огромной радости, обнаружил, что тот все еще жив. Также мы увидели, что его мать медленно приходит в себя.

– Эй, расступитесь, – сказал Джек, поскольку мы окружили бедную женщину и пытались привести ее в чувство, – сейчас я все сделаю. – С этими словами он положил ребенка ей на грудь и прижал его теплую щечку к ее щеке. Это возымело чудесный эффект. Женщина открыла глаза, посмотрела на ребенка и с криком радости сжала его в объятьях, одновременно пытаясь встать – очевидно, затем, чтобы бежать в лес.

– Ну вот, все хорошо, – сказал Джек, вновь беря вождя за руку. – Ральф, Питеркин, отведите этих парней к нашему шалашу. Окажем им достойный прием.

Через несколько минут дикари сидели на земле перед нашим убежищем, подкрепляясь холодной жареной свининой, утками, рыбой, кокосовыми орехами, плодами хлебного дерева, ямсом, таро и сливами.

Тем временем мы трое, изрядно утомленные дневными трудами, хлебнули кокосового лимонада и, бросившись на свои постели, быстро заснули. Дикари последовали нашему примеру, и в лагере воцарилась тишина.

Я не знаю, сколько времени мы проспали, но могу сказать одно: когда мы ложились, солнце клонилось к закату, а когда мы проснулись, оно стояло высоко в небе. Я разбудил Джека.

– Ну, давай позаботимся о завтраке, – сказал он, вскакивая на ноги. – Эй, Питеркин, лентяй ты этакий, долго собираешься валяться?

Питеркин зевнул.

– А что, уже утро? Эй, Венера! Откуда ты? Впрочем, ты выглядишь здесь, как дома. А, лучше уж говорить с кошкой, чем с тобой, по крайней мере она меня понимает, а ты нет.

Это замечание было вызвано видом одной из старших женщин, которая сидела на камне перед шалашом, положив ребенка на землю, и уплетала остатки жареной свинины.

К этому моменту все дикари проснулись, и мы приступили к приготовлению завтрака. Мы предпринимали попытки объясниться с ними посредством жестов, но безуспешно. Наконец мы придумали, как назвать им свои имена. Джек ткнул себя в грудь и четко сказал: «Джек», потом показал на Питеркина и на меня, называя наши имена. Затем он снова ткнул себя пальцем и сказал: «Джек», а потом указал на вождя и вопросительно посмотрел ему в лицо. Вождь немедленно его понял и дважды назвался: «Тараро». Джек повторил, и вождь, одобрительно кивнув, сказал: «Чак», в ответ на что Питеркин расхохотался. Джек нахмурился.

– Питеркин, плут несчастный, не стоит смеяться над этими людьми.

Потом, повернувшись к юной женщине, сидевшей у двери шалаша, он указал на нее, и вождь ответил: «Аватея» – и, показав пальцем на солнце, медленно поднимал его, пока не направил прямо в зенит, где и продержал не меньше минуты.

– И что бы это могло значить? – пробормотал озадаченный Джек.

– Возможно, – предположил Питеркин, – он хочет сказать, что это ангел, ненадолго сошедший с небес. Но я не знал, что ангелы бывают черные!

Это объяснение нас не до конца удовлетворило, поэтому Джек подошел к девушке и сказал: «Аватея». Она грустно улыбнулась и кивнула, показав на себя, а потом на солнце, так же, как сделал вождь. Мы даже предположить не могли, что это значит, но, поскольку у нас не было способа разрешить загадку, мы оставили ее в покое.

Джек сделал дикарям знак идти за ним и, прихватив топор, отправился к месту битвы. Там мы обнаружили пленников, которые провели ночь на пляже, совсем забытые нами. Выглядели они не так уж плохо, да и завтрак съели с аппетитом. Джек начал копать яму в песке и через несколько секунд указал сначала на яму, а потом на мертвые тела, лежавшие поодаль. Дикари немедленно поняли, чего он хочет, и при помощи своих коротких весел в течение получаса вырыли яму достаточных размеров, чтобы вместить в нее все тела. Закончив, они побросали тела врагов в яму с таким безразличием, что мы почувствовали, что сами бы они не стали себя утруждать. Последним оказалось тело желтоволосого вождя. Этот несчастный оправился от удара, нанесенного Джеком, и пытался встать во время битвы, но один из его врагов, заметив это, добил его.

И тут один из дикарей каменным ножом отрезал большой кусок плоти с бедра вождя. Мы тут же поняли, что он собирается съесть его, и не смогли сдержать крика ужаса и отвращения.

– Прочь, мерзавец! – крикнул Джек, отгоняя дикаря от ямы. – Брось это обратно! Слышишь?

Дикарь, разумеется, не понял слов, однако он прекрасно понял отвращение, с которым Джек смотрел на кусок плоти, и ярость в его взгляде, когда он указывал на могилу. Тем не менее он не послушался. Джек повернулся к Тараро и знаками велел ему уговорить человека. Вождь, казалось, все понял. Он занес свою дубинку и чуть не вышиб мозги непокорному, но Джек перехватил его руку.

– Стой, болван! – заорал он. – Не убивай его!

Он снова указал на кусок плоти и на могилу. Вождь произнес несколько слов, которые возымели желаемый эффект, и дикарь бросил свою добычу, которую немедленно засыпали землей. Он был очень угрюм и все время своего пребывания на острове награждал нас, а особенно Джека, мрачными взглядами. Его звали Махин.

Следующие три или четыре дня мы вместе с дикарями ремонтировали их каноэ, которое сильно пострадало от удара о берег. Это каноэ отличалось крайне любопытной конструкцией. В длину оно имело около тридцати футов, а корма была очень высока. Большая часть досок была скреплена так же, как их скрепляли мы для своей маленькой лодки, но сильнее всего нас удивил балансир, или просто длинная доска, приделанная к корпусу каноэ двумя поперечинами. Они удерживали доску параллельно каноэ, но так, чтобы она его не касалась, и между ними оставалось открытое пространство. Таким образом, каноэ получалось как бы двойным. Мы узнали, что это необходимо для того, чтобы придать ему остойчивость, поскольку оно настолько узко, что без этого перевернется. Изобретательность и одновременно неуклюжесть этой конструкции нас поразили.

Когда каноэ было готово, мы помогли погрузить в него пленников и провизию. Мы с Питеркином прогулялись к сливовому дереву и убили целых шесть свиней. Их мы запекли и подарили нашим друзьям в день отъезда. В этот день Тараро сделал нам множество весьма энергических знаков, каковые мы после долгих сомнений истолковали как приглашение отправиться на его остров. Но, не имея ни малейшего желания это делать, мы решительно отказались. Однако мы утешили его, подарив ему ржавый топор, без которого легко могли обойтись, поскольку у нас был хороший. Также мы преподнесли ему дощечку, на которой вырезали наши имена, с веревкой, чтобы носить ее на шее как украшение.

Спустя некоторое время мы все собрались на берегу. Будучи не в состоянии объясниться, мы проделали церемонию рукопожатия и стали ждать их отъезда. Но Тараро подошел к Джеку, вытянул голову и потерся своим носом об его нос и то же самое он сделал с Питеркином и со мной. Поняв, что это их обычай, мы решили проделать то же самое со всеми, не исключая женщин. Неудача ждала нас только при прощании с Махином. Питеркин позже признавался, что, увидев так близко его волчьи глаза, он захотел ударить, а не тереться носом. Когда очередь дошла до Аватеи, никто из нас не мог сдержать искреннего сожаления при расставании с ней. Помимо ее скромного вида и ласкового обращения, она единственная среди всех выказала некоторую долю сожаления при прощании с нами. Подойдя к Джеку, она доверчиво подставила ему свой плоский нос, и таким же знаком внимания она удостоила Питеркина и меня.

Через час каноэ скрылось из виду, и мы, испытывая странную тоску, тихо сидели в тени нашей хижины, размышляя о необычных событиях последних дней.