Текст книги "Коралловый остров"

Глава XXXI

Странная и кровавая битва. – Страшные сцены и беспокойство за будущее.

Мы узнали у миссионера, в каком месте пройдет сражение, и дошли туда за два часа. Для сражения была выбрана вершина холма, поскольку, в отличие от остальных островитян, предпочитающих драться в кустах, дикари с острова Манго привыкли встречаться на открытых площадках. Мы прибыли раньше сражающихся сторон и, подкравшись как можно ближе, залегли среди камней.

Дикари выстроились в четыре ряда. Первый ряд был вооружен длинными копьями, второй – палицами для защиты копейщиков, в третьем ряду стояли юноши с пращами, а в четвертом – женщины, державшие корзины камней для пращников, а также запасные копья и палицы. Вскоре после нашего появления началась битва. Наука сражений была им неизвестна, и две толпы дикарей просто набросились друг на друга. Никогда ранее я не видел столь жестокой драки. На них были причудливые военные головные уборы, изготовленные из всякой всячины и украшенные перьями, тела они разрисовали красками, чтобы выглядеть как можно ужаснее, и все так размахивали оружием, кричали, орали, вопили и дубасили друг друга, что походили на чертей. Нас очень удивил вид женщин, которые походили на настоящих фурий и держались за спинами мужей, чтобы защитить их. В том числе мы видели одну молодую женщину, чей муж чуть не был повержен. Она подобрала большой камень и бросила его в голову врагу. Битва продлилась недолго. Те дикари, что были дальше от нас, уступили и бежали, оставив восемнадцать своих товарищей мертвыми. Победители разбили мертвецам черепа и, завернув мозги в листья, отбыли с ними, как мы узнали позже, в храмы, чтобы преподнести жертву своим богам.

Мы поспешили обратно в христианскую деревню, ощущая глубокую печаль при мысли о кровавой резне, которую только что увидали.

На следующий день, позавтракав с нашим другом, мы принялись готовиться к осуществлению нашего плана. Поначалу миссионер пытался отговорить нас.

– Вы не представляете, – говорил он, – какой опасности подвергаетесь. Мне очень жаль бедную Аватею, но вы не сможете спасти ее, а вместо того умрете сами.

– Ну, – тихо сказал Джек, – я не боюсь умереть по такой достойной причине.

Миссионер улыбнулся и после недолгих уговоров согласился пойти с нами в качестве переводчика. По его словам, Тараро хоть и не любил его, но все же относился к нему с уважением.

Мы вернулись на борт шхуны, решив обойти остров и бросить якорь напротив деревни язычников. Мы взяли с собой множество туземцев и надеялись, что демонстрация большой пушки удержит дикарей в страхе. Вскоре мы вышли в море и через два часа, выстрелив в качестве приветствия и подняв британский флаг, бросили якорь. Суета на берегу показала нам, что мы вселили ужас в сердца дикарей, но, увидев, что мы не собираемся нападать, они спустили каноэ и осторожно погребли к нам. Миссионер вышел на палубу и объяснил, что мы друзья и хотим говорить с вождем.

Ответа нам пришлось ждать долго. Все это время мы беседовали с миссионером о множестве вещей, которые изменила Благая весть, придя на эти острова.

Тем временем дикари, составлявшие нашу команду, лишились всяческого занятия и уселись на палубу, достав небольшие книжки, содержавшие в себе переведенные отрывки из Нового Завета, а также гимны и букварь. Одни из них повторяли алфавит, вторые заучивали молитвы наизусть, а некоторые пели гимны, не обращая на нас никакого внимания. Вскоре миссионер присоединился к ним, и они вознесли молитву, которую позже перевели нам. Она содержала в себе просьбу об успехе нашего предприятия и об обращении язычников.

Пока мы были заняты всем этим, от берега отошло каноэ, и несколько дикарей ступило на палубу. Один из них сказал, что Тараро не может появиться у нас на борту сегодня, будучи занят религиозными церемониями, которые никак невозможно отложить. Кроме того, он принимал у себя другого вождя, который скоро собирался уехать с острова, и поэтому просил миссионера и его друзей высадиться на берег и нанести ему визит. Миссионер ответил, что мы немедленно будем.

– Итак, друзья, – сказал Джек, – я не возьму с собой никакого оружия и вам не советую. Мы во власти этих дикарей и, если они нападут на нас, в лучшем случае сможем убить нескольких из них. Вы со мной согласны?

Я согласился с радостью, а Питеркин вместо ответа отложил большой мушкетон[84]84
  Мушкето́н, также известный как абордажный пистолет – разновидность огнестрельного оружия.


[Закрыть] и пару седельных пистолетов[85]85
  Седе́льный пистолет – кавалерийский пистолет, возимый в седельной кобуре.


[Закрыть], посредством которых планировал напугать дикарей.

На берегу нас встретила толпа обнаженных дикарей, проводивших нас в хижину, где для нас были приготовлены жареная свинья и различные овощи. Отведав их, миссионер попросил провести нас к вождю, но эта просьба вызвала неожиданное замешательство, и после короткого совещания один из дикарей выступил вперед и заговорил.

– Что он сказал? – поинтересовался Джек.

– Он сказал, что вождь идет в храм своего бога и не может уделить нам время, поэтому мы должны сохранять терпение.

– Что ж! – воскликнул Джек, вскакивая на ноги. – Если он не придет ко мне, тогда я приду к нему. Кроме того, я бы хотел посмотреть на их церемонии. Вы со мной, мой друг?

– Я не могу, – миссионер покачал головой. – Я не должен входить в языческие храмы и смотреть на их нечестивые ритуалы иначе как с целью осудить.

– Отлично, – ответил Джек, – а я не могу их осудить, пока не увижу своими глазами.

И мы последовали за Джеком через банановые заросли к возвышенной площадке сразу за деревней, на которой стоял бури, или храм.

Повернув на широкую тропинку, которая вела на холм, мы остановились, услышав голоса сзади. Скрывшись в кустах, мы подождали их приближения. Это была процессия дикарей, многие из которых плясали и жестикулировали самым диковинным образом. Обличье их было особенно омерзительно, потому что они вымазали лица и тела черной, красной и желтой краской. Посередине шли люди, несшие три или четыре доски, на которых сидело не менее дюжины человек. Я невольно вздрогнул, вспомнив человеческие жертвоприношения на Эмо, и в страхе повернулся к Джеку:

– О Джек! Я боюсь, что они хотят провести один из своих гадких ритуалов над этими несчастными. Лучше нам не ходить в храм. Они убьют их, а мы ничего не сможем сделать.

– Не бойся, Ральф, – тихо сказал Джек, – страдания этих людей давно прекратились.

Повернувшись при этих словах, я увидел, что все эти люди давно мертвы. Их накрепко привязали веревками к доскам, а из-за закатившихся глаз и разинутых ртов казалось, что они смеются над пляшущей толпой внизу. Позднее мы узнали, что это были люди, погибшие в битве днем ранее, и теперь их должны были вначале представить богу, а затем съесть. Позади толпы шли два человека, которые вели между собой третьего, со связанными руками. На лице его сохранялось выражение полного пренебрежения, поэтому мы предположили, что это преступник, который понесет безобидную кару за свою вину. Замыкали процессию женщины и дети, с которыми мы и смешались, чтобы идти в храм.

В храм мы прибыли через несколько минут. Это было высокое круглое в плане здание, открытое с одной стороны. Со всех сторон его окружали горы человеческих костей и черепов. Внутри ждал жрец, старик с длинной седой бородой. Он сидел на табурете, а перед ним лежало несколько ножей, изготовленных из дерева, кости и бамбука, которыми он разделывал мертвые тела. Также в храме было множество предметов, посвященных богу, в том числе копья и дубинки. Я заметил, что в некоторых их них застряли человеческие зубы.

Трупы, раскрашенные киноварью[86]86
  Ки́новарь – краска красного цвета, изготавливается из природного ртутьсодержащего минерала.


[Закрыть] и сажей, усадили перед храмом, и вперед вышел человек, называемый «дан-воса», то есть оратор. Возложив руки на головы мертвецам, он принялся всячески поносить их. Мы не понимали его слов, но он кричал все громче, а потом оттолкнул тела ногой и побежал прочь, в то время как остальные бросились вперед и, схватив мертвецов за руки, за ноги или за волосы, поволокли по камням и лужам, пока те не потеряли всякий человеческий облик. Затем их вернули в храм, где жрец разрезал их, после чего тела запекли на огне.

Рядом с храмом развели большой костер, в котором накалили камни докрасна. Камни разложили по земле и укрыли листьями, а сверху на них положили тела.

Дикари же с ужасными криками побежали к холму, на котором стоял каркас дома. Умирающие от ужаса, но завороженные этими обычаями, мы последовали за ними, не понимая, где мы и куда мы идем, и ощущая, что спим и видим кошмарный сон.

На холме мы увидели, что все дикари окружили какое-то место. На земле лежал большой деревянный шест, а рядом с ним была вырыта яма глубиной около семи футов и шириной около двух. Пока мы смотрели, человека со связанными руками, которого я упоминал ранее, вытолкнули в круг. Руки ему развязали, а ноги, напротив, плотно привязали друг к другу. Шест опустили в яму, а за ним и человека. После чего его забросали землей и утоптали. Впоследствии нам рассказали, что это была обычная церемония при закладке нового храма или дома для вождя.

– Пойдемте! – воскликнул Джек при виде этого. – Мы видели более чем достаточно.

Джек казался бледным и измученным, и я понимал, что он беспокоится о числе и жестокости дикарей, из рук которых мы хотели вырвать Аватею.

Глава XXXII

Неожиданное открытие, безрассудный вызов и их последствия. – План побега и героическое решение.

Когда мы вернулись на берег и рассказали нашему другу, что произошло, он очень опечалился, но нашу беседу очень скоро прервал Тараро, появившийся на берегу в сопровождении множества людей, несущих на голове корзины с овощами и фруктами.

Мы поприветствовали его, и он выразил свое удовольствие от встречи с нами через нашего переводчика.

– Что же хотели сказать мне мои друзья? – спросил он.

Миссионер объяснил, что мы прибыли, чтобы просить освободить Аватею.

– Скажите ему, – прибавил Джек, – что я полагаю, будто имею право просить его, поскольку спас не только жизнь девушки, но и жизнь его людей. Скажите, что я бы хотел, чтобы она могла жить по собственной воле и принять христианство.

Услышав это, вождь нахмурился, и мы поняли, что наша просьба встречена не слишком приязненно.

– Что он говорит? – спросил Джек.

– К сожалению, он не хочет вас слушать. Он говорит, что дал своему другу слово отдать ему девушку и что его посол ждет выполнения этого обещания на острове.

Джек прикусил губу.

– Скажите Тараро, – воскликнул он, – что, если он не исполнит мою просьбу, он об этом пожалеет. Скажите, что на борту моей шхуны есть большая пушка, которая разнесет его деревню в щепки.

– Нет, друг мой, – мягко ответил миссионер, – я этого ему не скажу. Мы должны отвечать на зло добром.

– Что говорит мой друг? – спросил вождь, который забеспокоился при виде гнева на лице Джека.

– Он недоволен, – ответил миссионер.

Тараро отвернулся с презрительной улыбкой и пошел к своим людям, которые опустошили корзины с овощами прямо на песок.

– Что они делают? – спросил я.

– Полагаю, что это подарок для кого-то.

В этот момент появились двое мужчин, которые вели перед собой девушку. Они поставили ее на кучу овощей и фруктов. Мы смотрели на все это с тревогой, поскольку узнали Аватею, девушку с Самоа.

– О мой юный друг, – прошептал миссионер, хватая Джека за руку, – ее принесут в жертву прямо сейчас.

– Что? – воскликнул Джек, сбросил руку миссионера, кинулся вперед, мимоходом оттолкнул двух дикарей и схватил Аватею. В следующее мгновение он поставил ее спиной к огромному дереву, выхватил дубинку из рук дикаря, окаменевшего от удивления, и, раскрутив ее над головой, закричал:

– Подходите вы все!

Казалось, что все дикари приняли вызов. Они бросились на Джека с дубинками и копьями и несомненно пролили бы его храбрую кровь, но миссионер встал между ними и воскликнул:

– Стойте, воины! Не вам судить. Пусть Тараро, вождь, решит, должен этот юноша жить или умереть.

Дикари замерли. Не знаю, послужило ли тому причиной признание превосходства или воспоминание о былой помощи Джека, но Тараро махнул рукой и сказал своим людям:

– Стойте. Его жизнь принадлежит мне. – Потом он повернулся к Джеку и сказал: – Ты обязан мне жизнью и свободой. Сдавайся. Ты один, а нас много, как песка на берегу. Зачем тебе умирать?

– Злодей! – крикнул Джек. – Я, конечно, погибну, но погибну не один. Я не сдамся, пока ты не пообещаешь не трогать эту девушку.

– Ты очень смел, – надменно сказал вождь, – и очень глуп. Но я скажу, что Аватею не тронут в течение трех дней.

– Вам лучше согласиться, – прошептал миссионер. – Если вы продолжите сопротивляться, вас убьют, а ей придется плохо. Три дня – это немало.

Джек поколебался мгновение, а потом бросил дубинку наземь и скрестил руки на груди.

Тараро казался довольным. Он сказал миссионеру, что в память о прошлых услугах не тронет самого Джека, но шхуну задержит до полного выяснения всех обстоятельств.

Пока миссионер переводил это, он подошел к Аватее настолько близко, насколько можно было подойти, не вызывая подозрения, и прошептал ей несколько слов на ее родном языке. Аватея, которая все это время стояла у дерева, совершенно не интересуясь происходящим, ответила только быстрым взглядом черных глаз.

Тараро за руку увел девушку, а мы с Джеком, Питеркином и миссионером вернулись на борт шхуны.

Мы пошли в каюту, где Джек в глубоком унынии бросился на диван, но миссионер сел рядом и, положив руку ему на плечо, сказал:

– Не поддавайтесь гневу, мой юный друг. Бог даровал нам три дня, и мы используем их, чтобы спасти бедную девушку от рабства. Нам нужно действовать.

– Действовать? – крикнул Джек. – Смешно говорить о действии тому, кто связан по рукам и ногам. Что я могу сделать? Сразиться со всеми дикарями в одиночку? Сразиться я могу, а вот победить – нет.

– Терпение, друг мой. Вы ничего не добьетесь, пока не научитесь смирению. Я расскажу вам свой план, когда вы сможете слушать.

– Слушать! Конечно же, я могу слушать. Я не знал, что у вас есть план. Надеюсь, он заключается в том, чтобы привести девушку на борт, поднять якорь и уйти прочь!

– Ах, друг мой, – грустно улыбнулся миссионер, – если ваша якорная цепь хотя бы звякнет, на палубе тут же появится тысяча воинов. Нет, нет, это невозможно. Вы бы уже лишились корабля, если бы Тараро не чувствовал благодарности к вам. Но я хорошо его знаю. Он лжец, как и все язычники. Вождь, которому он обещал девушку, очень могуществен, и Тараро вынужден выполнить свое обещание. Он сказал, что не тронет ее три дня, но это лишь потому, что те, кто должен ее забрать, будут готовы только через три дня. Но поскольку он мог бы взять вас в плен, я говорю, что Бог даровал нам эти дни.

– Но что вы предлагаете сделать? – нетерпеливо спросил Джек.

– Мой план опасен, но другого нет. Полагаю, вы достаточно храбры для него. Он таков. Примерно в пятидесяти милях к югу отсюда есть остров, где живут христиане, и правит ими возлюбленный Аватеи. Оказавшись там, она была бы в безопасности. Для этого придется бросить вашу шхуну. Могу ли я ожидать от вас такой жертвы?

– Друг мой, – ответил Джек, – если речь идет о вещах такой важности, я могу принести любую жертву.

Миссионер улыбнулся:

– Поскольку дикари не могут представить, что ради девушки вы можете потерять корабль, то, если шхуна останется здесь, они будут считать, что вы в их руках. Поэтому я предлагаю забрать небольшую часть запасов с берега, посадить девушку в небольшое каноэ вместе с вами тремя и погрести на христианский остров.

– Браво! – воскликнул Питеркин. – Не думал, что вы на такое способны!

– Что же до меня, – продолжил миссионер, – я останусь на борту, пока они не обнаружат, что вы исчезли. Они спросят меня, куда вы ушли, а я не отвечу.

– И что за этим последует? – спросил Джек?

– Мне это неведомо. Возможно, они убьют меня. Но, – добавил он со странной улыбкой, – я не боюсь умереть по такой достойной причине.

– Но как мы доберемся до Аватеи? – спросил Джек. – Я назначил ей встречу в определенном месте, куда отведу вас вечером. Она легко ускользнет от своих стражей, которые не слишком прилежно следят за ней, поскольку полагают, что сбежать с острова невозможно. Думаю, такая идея никогда не приходила им в головы. Но я снова скажу, что вы подвергаетесь большой опасности. Пятьдесят миль в маленьком каноэ в открытом море – это немало. Вы можете не найти острова, а другой земли в том направлении нет и через сотню миль. Если же вы собьетесь с пути и окажетесь среди дикарей, вам известен закон Фиджи: любой, выброшенный на берег, обречен на смерть. Подумайте об этом.

– Я уже думал, – ответил Джек. – Если Аватея согласится на этот риск, соглашусь и я, и, конечно, мои друзья. – И он добавил, глядя миссионеру в лицо: – Ваша Библия – наша Библия – говорит о Том, кто избавит того, кто призовет Его в день скорби, о Том, кто собрал ветер в пригоршни свои, о Том, кто исчерпал воды горстью своею.

Мы стали готовиться к длительному путешествию. Собрали все предметы, которые могли бы нам понадобиться, и выложили на палубу припасы, достаточные на несколько недель. Все это мы прикрыли парусиной, полагая загрузить каноэ за несколько часов до выхода. Когда ночь опустила над землей свою черную завесу, мы преклонили колени вместе с туземцами и миссионером, который просил благословения для нашего предприятия. Потом мы высадились на берег и отправились на место встречи вслед за миссионером, который вел нас длинным путем вокруг деревни. Мы не прождали и нескольких минут, когда увидели темную фигурку.

– А, вот и ты, – сказал Джек. – Объясните ей, что мы собираемся сделать, и не теряйте времени!

– Я понимать английский мало – тихо сказала Аватея.

– И где же ты его выучила? – изумился Джек. – В день нашей последней встречи ты была нема, как камень.

– Она научилась всему что знает, от меня, – объяснил миссионер.

Мы рассказали Аватее свой план во всех деталях и не стали скрывать, что он опасен. Однако, как мы и ожидали, она была так рада возможности бежать от своих мучителей, что не стала думать о риске.

– Значит, ты хочешь пойти с нами? – спросил Джек.

– Да, хочу.

– И ты не боишься идти так далеко в море?

– Не боюсь. Ты христианин.

После недолгой беседы миссионер решил, что пора возвращаться, так что мы пожелали Аватее спокойной ночи и условились встретиться с ней на утесе, под которым лежало каноэ, на следующую ночь, как стемнеет. После чего мы поспешили назад на шхуну, а Аватея – в свою хижину среди дикарей Манго.

Глава XXXIII

Побег. – Погоня. – Отчаяние и его последствия. – Страшная опасность и чудесное спасение. – Ужасная буря.

По мере того как наше путешествие приближалось, мы всё сильнее боялись, как бы оно не раскрылось. Мы решили отправиться на берег и побродить по деревне, как бы для того, чтобы изучить привычки и жилища дикарей, так как предположили, что вид полного равнодушия к событиям предыдущего дня будет наилучшим средством не возбуждать подозрений. Миссионер в это время оставался на борту с туземцами-христианами, и время от времени мы слышали их голоса, поющие гимны и молитвы.

Наконец этот длинный и утомительный день подошел к концу, солнце опустилось в воду, и короткие сумерки, свойственные этому месту, внезапно превратились в глухую ночь. Бросив несколько одеял в свою небольшую лодку, мы спустились в нее сами и, попрощавшись с туземцами на шхуне, погребли через лагуну, стараясь подойти как можно ближе к берегу. Мы гребли в полной тишине, обмотав весла тряпками, так что любой, увидевший нас с расстояния в несколько ярдов, мог бы принять нас за призрак или тень на темной воде. Воздух был тих, но, к счастью, на берег накатывали небольшие волны, чей шорох сливался с гулом далекого прибоя и делал почти неслышным тихий плеск наших весел.

За четверть часа мы добрались до нависающего утеса, в тени которого лежало небольшое каноэ, опущенное носом в воду и готовое к спуску, а рядом был припрятан весь наш груз. Стоило килю нашей лодочки коснуться песка, как мы увидели руку на носу каноэ и разглядели темную фигуру.

– Эй, – шепотом сказал Питеркин, вылезая на берег, – Аватея? Это ты?

– Да. Я.

– Хорошо. А теперь осторожно. Помогите мне столкнуть каноэ в воду, – прошептал Джек миссионеру. – Питеркин, положи одеяла внутрь, они скоро могут нам понадобиться. Аватея, садись посередине, так будет правильно.

– Все готово? – спросил миссионер.

– Не совсем, – ответил Питеркин. – Ральф, будь любезен отложить эти весла и взять вон те. Когда мы окажемся в безопасности, я попробую смастерить для них уключины[87]87
  Уклю́чина – элемент гребного судна, в котором подвижно закрепляется либо судовой руль, либо весло.


[Закрыть].

– Хорошо, а теперь в путь!

Мы последний раз пожали руку доброго миссионера и, все еще слыша его тихое благословение, полетели прочь от берега, как стрела. Мы гребли по спокойной воде с такой скоростью, с какой только способны грести сильные руки и горячие сердца.

Всю ночь и большую часть следующего дня мы гребли без устали, в полной тишине и без перерывов, за исключением двух раз, когда мы подкрепили свои угасающие силы пищей и водой. Джек взял курс на остров, как только мы отошли от берега, и, положив перед собой маленький карманный компас, направлял нос каноэ к югу, поскольку наш шанс попасть на остров во многом зависел от способности рулевого удержать наше крошечное суденышко на курсе. Мы с Питеркином гребли на носу, а Аватея трудилась посередине.

Когда солнце коснулось сверкающего моря, Джек отложил весло и объявил перерыв.

– Итак, – воскликнул он, тяжело дыша, – мы оставили между собой и дикарями достаточно миль воды, так что теперь заслужили добрый ужин и сон.

– Слушайте, слушайте, – завопил Питеркин, – отлично сказано! Ральф, дай-ка мне воды. Господи, девочка, что с тобой? Ты похожа на черную сову, моргающую на солнце.

Аватея улыбнулась.

– Спать, – сказала она и, будто бы подтверждая свои слова, уронила голову на борт каноэ и тут же заснула.

– Она не привыкла столько работать, – ухмыльнулся Питеркин. – Как думаете, может быть, разбудить ее и покормить? Или, – добавил он, приняв самый сосредоточенный вид, – мы можем положить еду прямо ей в рот, который она так изящно приоткрыла, и посмотреть, проглотит ли она ее во сне. Ральф, ты можешь осторожно подойти к ней и покормить ее, пока мы с Джеком поедим сами. Это сэкономит нам немало времени.

Я не мог не улыбнуться, услышав предложение Питеркина, которое показалось мне заслуживающим внимания, пусть и теоретически. Я не стал воплощать его на практике, опасаясь, что пища может попасть не в то горло. Но когда я поделился этим опасением с Питеркином, он воскликнул:

– Не в то горло?! Да если ты хоть одним глазом присмотришь, чтобы еда попала куда надо, все будет хорошо. Или ты считаешь, что все горла в мире «не те», кроме твоего собственного? В любом случае, не говори так много и передай мне свинину, пока Джек ее не прикончил. Я полагаю, что заслужил как минимум небольшой кусочек.

– Питеркин, ты мелкий негодяй, – тихо сказал Джек, бросая в него задние ножки холодной жареной свиньи. – Я вынужден в очередной раз пожалеть о том, что непредвиденные обстоятельства навязали мне твое общество и что по необходимости я вынужден поддерживать знакомство с тобой. Если бы ты умел ходить по воде, я бы попросил вас, сэр, выйти вон из каноэ.

– Эй, своими разговорами ты разбудил Аватею, – строго сказал Питеркин, поскольку девушка глубоко вздохнула. – Ах нет. Она просто храпит. Возможно, ей снится ее черный Аполлон. Ральф! Я просил тебя оставить мне хотя бы маленький кусочек ямса. С вами двумя я рискую остаться без пищи, если…

И тут он зевнул с такой силой, что Джек рекомендовал ему отложить завершение ужина на утро, и этому совету Питеркин последовал с такой охотой и скоростью, что я не мог не вспомнить его замечание об Аватее, высказанное им несколько минут назад.

Мои читатели, верно, уже заметили, что я весьма склонен к размышлениям. Поэтому они не удивятся, что я задумался о природе сна и рассуждал о ней всю ночь и изрядную часть следующего утра. Впрочем, я не поручусь, что в самом деле спал все это время, хотя могу точно сказать, что не бодрствовал.

Так мы покоились, как тень, на спокойных водах океана, когда спустилась ночь, тихая и темная.

Утром нас разбудил ужасающий крик, который издал Питеркин, как только серый рассвет забрезжил на востоке.

– Что случилось? – воскликнул Джек, поспешно садясь.

Вместо ответа Питеркин в ужасе указал на горизонт. Бросив туда взгляд, мы увидели, что нас настигает одно из самых больших военных каноэ!

Со стоном отчаяния и гнева Джек схватил весло, посмотрел на компас и тихо сказал нам:

– Уходим!

Но мы не нуждались в командах. Все четыре весла уже коснулись воды, и каноэ заскользило по тихому морю, как дельфин, когда крик со стороны наших преследователей сказал нам, что они заметили наши маневры.

– Я вижу впереди что-то наподобие земли, – с надеждой сказал Джек, – мы вряд ли можем достичь своей цели, но, если это она, мы доберемся туда до того, как нас настигнут, поскольку наша лодка легка, а наши мускулы свежи.

Никто не ответил, поскольку все мы чувствовали, что в длинной погоне у нас нет ни единого шанса против каноэ, в котором сидела сотня воинов. Мы решили сделать все возможное, чтобы убежать, и гребли с такой силой, что сохраняли расстояние между двумя каноэ. Военное каноэ было так далеко позади, что казалось лишь точкой на воде, а крики воинов утренний бриз доносил до нас сильно ослабленными. Мы надеялись, что сможем держаться впереди час или два, которых должно хватить, чтобы достичь земли. Но эта надежда вскоре рухнула, поскольку наша земля неожиданно поднялась в небо, оказавшись всего лишь завесой тумана.

Горькое чувство разочарования наполнило наши сердца и отразилось на лицах, поскольку мы почувствовали, что это крушение всех наших надежд. Но у нас не было времени на раздумья или сожаления. Опасность, нависшая над нами, была слишком велика и неотвратима, и мы не могли позволить себе даже мгновение отдыха. Надежда более не поддерживала нас, но отчаяние придало нам сил и наполнило нас такой энергией, что потребовалось несколько часов, чтобы дикари догнали нас. Осознав, что мы не сможем уйти, и поняв, что дальнейшие усилия только вымотают нас, не принеся никакой пользы, мы развернули каноэ бортом к приближающемуся врагу и положили весла.

В тишине, с выражением горькой решимости на лице, Джек поднял одно из маленьких весел, которые мы взяли с собой, и, вскинув его на плечо, встал в каноэ, готовый ко всему. Питеркин взял другое весло и также встал, но на лице его не было гнева. Лицо его, если не лучилось весельем, имело обычно выражение мягкое и серьезное. И сейчас он стал только печальнее, взглянув на Аватею, которая сидела, спрятав лицо в ладони. Не зная толком, что именно я собираюсь сделать, я также встал, схватив весло обеими руками.

Военное каноэ приближалось, подобное боевому коню. Волны летели из-под острого носа, а наконечники копий сверкали в лучах поднимающегося солнца. Все хранили полное молчание, так что мы слышали шелест воды и видели гневные глаза воинов. На расстоянии примерно двадцати ярдов пять или шесть дикарей встали и, отложив весла, взялись за копья. Джек и Питеркин подняли свои весла, а я, ощущая подступающее безумие, ухватился за свое и приготовился к худшему. Но не успели мы нанести и одного удара, как острый нос каноэ ударил в наш борт и опрокинул нас в море!

Я не могу рассказать, что случилось дальше, поскольку едва не утонул, но когда я очнулся после удара, то обнаружил, что лежу, связанный по рукам и ногам, между Джеком и Питеркином в большом каноэ.

Так мы пролежали весь день, и за все это время дикари позволили себе только один час передышки. Когда наступила ночь, они отдохнули еще час, заснув сидя. Нас не развязывали, нам не позволили говорить друг с другом и не дали нам ни крошки хлеба и ни глотка воды. В пище мы и не нуждались, но мы многое отдали бы за каплю воды, которая смочила бы наши пересохшие губы. Если бы они ослабили путы, стягивавшие нам руки и ноги и причинявшие немало боли, мы тоже были бы весьма им благодарны. Воздух был очень горяч, и я чувствовал, что приближается шторм. Это еще усиливало наши страдания. Но наконец они прекратились, когда мы прибыли на остров, который покинули ранее.

Когда нас вели на берег, мы увидели Аватею, которая сидела в каноэ. Ее они связывать не стали. Наши пленители повели нас перед собой в хижину Тараро, где мы и оказались очень скоро. Выражение лица вождя не предвещало нам ничего хорошего. Наш друг миссионер стоял позади него, и тревога искажала его мягкие черты.

– Как случилось, – спросил Тараро, обращаясь к миссионеру, – что эти юнцы пренебрегли нашим гостеприимством?

– Скажите ему, – ответил Джек, – что мы не пренебрегали его гостеприимством, поскольку оно не распространялось на нас. Я пришел на этот остров, чтобы освободить Аватею, и жалею только о том, что не сделал этого. Если бы я мог, я бы попробовал спасти ее снова.

– Нет, мой юный друг, – покачал головой миссионер, – я не стану говорить ему этого. Это только разозлит его.

– Мне все равно, – сказал Джек. – Если вы не скажете ему этого, то молчите, поскольку у меня нет другого ответа.

Слушая речи Джека, Тараро нахмурился, и глаза его сверкнули гневом.

– Нахальный мальчишка! – сказал он. – Я вернул тебе долг. Ты и твои товарищи должны умереть.

Он сделал знак своим приспешникам, и те схватили нас и поволокли из дома вождя на окраину деревни, где бросили в природную пещеру в утесе и завалили вход, оставив нас в полной темноте.

Некоторое время мы ощупывали пещеру, поскольку, хоть нам и развязали ноги, запястья оставались связаны, и наконец нашли небольшой выступ скалы в одном краю пещеры. На него мы и уселись и сидели долгое время, сохраняя тишину.

Наконец я долее не мог сдерживать чувств.

– Милые мои Джек и Питеркин, – сказал я, – что же с нами станет? Я боюсь, что мы обречены на гибель.

– Не знаю, – ответил Джек дрожащим голосом, – не знаю, Ральф. Я глубоко сожалею о своей поспешности и бурном нраве, которые стали главной причиной нашего печального положения. Возможно, миссионер сможет что-нибудь для нас сделать, но я не надеюсь на это.

– Ах нет, – с глубоким вздохом сказал Питеркин, – я уверен, что он не сумеет нам помочь. Тараро ценит его не больше, чем своих псов.

– И в самом деле, – согласился я, – нам не спастись, если только Господь Всемогущий не протянет нам руку помощи. Однако я сохраняю надежду, друзья мои, поскольку не по своей вине мы оказались в этой пещере. Ведь нельзя же назвать виной помощь даме, попавшей в беду.

Слова мои были прерваны шумом у входа в пещеру, возникшим из-за разрушения завала. Внутрь вошли трое и, ухватив нас за воротники курток, потащили через лес. Мы слышали крики и гром барабанов в деревне и вначале подумали, что нас вновь ведут в хижину Тараро. Но мы ошиблись. Барабаны звучали все громче, и вскоре мы увидели процессию дикарей, направлявшихся в нашу сторону. Нас поставили впереди процессии, и мы двинулись к храму, где приносились человеческие жертвы!