Текст книги "Коралловый остров"

– Благослови Господь миссионеров, – отозвался я, – пусть они скорее появятся на всех здешних островах.

– Я бы сказал «аминь», Ральф, если бы мог, – грустно сказал Билл, – но может ли человек молиться за других, если не осмеливается молиться за себя? И, Ральф, я не рассказал тебе и половины всех мерзостей, которые повидал на этих островах. Если мы еще какое-то время проведем вместе, я расскажу тебе больше. И если эти острова не слишком изменились, скоро ты увидишь многое своими глазами.

Глава XXV

Экспедиция за сандаловым деревом. – Удивительные детские игры. – Отчаянная забава и трагический исход. – Встреча со старым другом. – Новости. – Бешенство Роматы.

На следующий день часть команды, занятая рубкой леса, снова отправилась на берег, и я к ним присоединился. Во время обеда я отправился в лес в одиночку, поскольку весь день испытывал отвращение к еде. Пройдя совсем немного, я вдруг вышел на берег. Оказалось, что я пересек узкую часть острова, отделявшую деревню туземцев от большого залива. Здесь я обнаружил группу дикарей, занятых изготовлением большого каноэ, почти готового к спуску. Я наблюдал за ними с большим интересом и приметил, что они крепят доски обшивки примерно тем же манером, каким Джек строил нашу маленькую лодку. Но более всего меня удивила невероятная длина каноэ. Я тщательно измерил его и нашел, что в длину оно имеет сотню футов и достаточно вместительно для трех сотен человек. Оно было снабжено тем же громоздким балансиром и очень высокой кормой, что и каноэ, которое я видел на Коралловом острове. Неподалеку я заметил играющих детей, и мне захотелось понаблюдать за ними.

Приблизившись к детям, которых было столько, что я предположил, будто здесь собрались дети со всей деревни, я сел на траву под пальмой. Никогда раньше я не видел более счастливой и более шумной компании. Их было не менее двух сотен, как мальчиков, так и девочек. На них не было никакой одежды, кроме маро, или узкой набедренной повязки, на мальчиках и очень короткой юбочки на девочках. Они не играли в одну и ту же игру, а разбились на маленькие группы.

Одна компания была занята чем-то вроде наших жмурок. Другие бегали на ходулях высотой в три фута, проявляя в этом большое мастерство. Внимание мое привлекла группа девочек, очень довольных собой, и я подошел ближе, чтобы посмотреть, чем они заняты. Оказалось, что они пальцами раскрывали себе глаза как можно сильнее, а потом всовывали между веками соломинку, чтобы удержать их в этом положении! Признаться, это развлечение показалось мне не только глупым, но и опасным. Впрочем, дети были совершенно довольны жуткими рожами, которые получались таким образом. Пожалуй, знай они, как глупо выглядят их лица в этой игре с точки зрения взрослых, они бы так не веселились. Еще одна группа мальчиков запускала змея. Оказалось, что игры маленьких дикарей очень похожи на наши детские игры, которых они никогда не видели. Впрочем, их змеи очень отличались от наших, особенно формой. Делали их из очень тонкой ткани, а поднимали на веревке из кокосового волокна. Были и другие игры, доказавшие мне природную развращенность бедных маленьких дикарей. О, как горячо я желал, чтобы здесь скорее появились миссионеры! Но более всего мальчиков и девочек развлекало купание в море, в котором они не знали себе равных. Они ныряли с небольшого возвышения и гонялись друг за другом в воде. Некоторые погружались на невероятную глубину, другие скользили по самой поверхности или прыгали, как дельфины, или же преследовали друг друга, неожиданно поднимаясь из глубины и дергая противника за руку или за ногу. Они, казалось, никогда не уставали от плавания, а теплая вода Южных морей позволяла купаться хоть целый день, не замерзая. Некоторые из этих детей едва научились ходить, но они смело ковыляли по пляжу и бесстрашно бросались в глубокую воду, а плавали не хуже утят.

Еще они очень любили купание в прибое. Но поскольку этому занятию предаются все, от десятилетних детей до шестидесятилетних стариков, и я имел возможность изучить его во всех подробностях, опишу его здесь.

Я полагаю, что это состязание было устроено в честь гостя, поскольку Ромата пришел к нам и просил «прийти и посмотреть».

– Что это за купание в прибое? – спросил я у Билла, когда мы шли на пляж, где собралось несколько тысяч туземцев.

– Любимая забава этих странных существ, – ответил Билл, сплевывая табачную жвачку, которая постоянно оттопыривала его левую щеку. – Сам видишь, они лезут в воду, как только учатся ходить, и задолго до того, как научатся делать что-нибудь еще, и в воде они чувствуют себя куда лучше, чем на суше. Заплывать на целую милю и нырять на несколько футов им скучно, поэтому они и выдумали это развлечение. Посмотри, каждый из них несет с собой доску, с которой он заплывет в море на милю или даже дальше, а потом, взобравшись на эту доску, вернется на берег на гребне волны, визжа, как дикий зверь. Не понимаю, как они не боятся рифов. Если бы кто-нибудь из нас попробовал это сделать, то первая же волна его бы убила.

Пока он говорил, несколько сотен дикарей закричали и побежали к воде, куда их и утащила отступающая волна.

Там, где мы стояли, коралловый риф подходил к самому берегу, поэтому великолепные волны, которые были еще выше, чем обычно, из-за недавнего шторма, разбивались прямо у ног людей. Некоторое время пловцы уходили дальше в море, похожие на сотни черных тюленей. Потом они развернулись, и, поглядывая на приближающуюся волну, оседлали короткие плоские доски, и вскоре уже понеслись к берегу, балансируя на гребне могучей волны и громко крича. Когда волна достигла берега, многие из них побежали обратно в море, а нескольких, самых отчаянных, вода выбросила прямо на песок. Один из них, который лучше всех держался на волне, оказался там, где стояли мы с Биллом. По его сложной прическе я понял, что это тот вождь, которого племя принимает как гостя. Морская вода смыла краску с его лица, и, к своему удивлению, я узнал Тараро, своего друга с Кораллового острова!

Тараро также узнал меня и, подойдя, обнял меня за шею и потерся носом о мой нос, из-за чего изрядная часть мокрой краски оказалась на моей физиономии. Затем, вспомнив, что белые приветствуют знакомых по-другому, он схватил мою руку и затряс.

– Эй, Ральф! – вскричал Билл в удивлении. – Он что, в тебя влюбился? Можно подумать, что вы старые приятели.

– Именно так, Билл, – подтвердил я. – Мы старые приятели. – И в нескольких словах я объяснил, что это тот вождь, которому помогли мы с Джеком и Питеркином.

Тараро отбросил свою доску и вступил в оживленную беседу с Биллом, то и дело указывая на меня, из чего я заключил, что он рассказывает о памятной битве и нашем в ней участии. Когда он замолчал, я попросил Билла спросить его о девушке Аватее, поскольку надеялся, что она могла приехать вместе с Тараро.

– И спроси его, – добавил я, – кто она, поскольку мне кажется, что она принадлежит к другой расе.

При упоминании ее имени вождь нахмурился и стал говорить зло.

– Ты прав, Ральф, – сказал Билл, когда тот закончил, – она не с Фиджи, а с Самоа. Как она сюда попала, вождь объяснить не может, но он говорит, что она была захвачена в бою три года назад и с тех пор он воспитывает ее, как дочь. Это счастье для бедной девочки, что ее не съели, как остальных.

– Но почему же Тараро хмурится и злится? – спросил я.

– Потому что она упряма и своевольна, как все женщины, и не хочет идти замуж за того, кого он выбрал. Кажется, вождь какого-то острова приехал к Тараро, и она ему понравилась, но она не идет за него, поскольку уже влюблена и помолвлена с молодым вождем, которого Тараро ненавидит. Тогда он отправился в военный поход и сказал, что вернется через полгода и чтобы она подумала. Это случилось около недели назад. Тараро говорит, что если она не пойдет за вождя замуж, то отправится к нему в виде длинной свиньи.

– Длинной свиньи? – в замешательстве повторил я. – Что он имеет в виду?

– Что-то не слишком приятное, – мрачно сказал Билл. – Туземцы едят людей с тем же удовольствием, что и свиней, а поскольку жареный человек с виду очень похож на жареную свинью, они зовут их «длинными свиньями».

– Она сейчас на острове? – спросил я.

– Нет, она на острове Тараро.

– А где он?

– Примерно в пятидесяти или шестидесяти милях к югу, – ответил Билл, – но я…

И тут мы услышали возгласы «Мао! Мао!», что означает «Акула! Акула!», и прямо следом за ними – дикий крик. Повернувшись в направлении этого крика, мы еще успели заметить отчаянные глаза пловца, который махал руками в воздухе. В следующее мгновение его утащило под волны. Немедленно спустили каноэ, но из пасти чудовища удалось вытащить только половину тела. Пенный гребень следующей волны покраснел.

В большинстве стран мира это произвело бы огромное впечатление на зрителей, но дикари просто быстро вылезли из моря, чтобы не разделить ужасную судьбу их соплеменника. Но столь беспечно они относились к человеческой жизни, что это происшествие ничуть не нарушило хода их развлечений. Хоть купание в прибое и пришлось прервать, они тут же перешли к другим играм. Билл сказал мне, что акулы редко нападают на пловцов, напуганные количеством людей в воде и шумом, которые они производят.

– Но, – добавил он, – это вряд ли их испугало. Вот увидишь, завтра или послезавтра они опять полезут в воду, как будто в море здесь нет ни одной акулы.

После этого дикари боролись и боксировали и, будучи мужчинами немалого роста и силы, часто ранили друг друга, особенно в кулачных боях, в которых участвовали не только простые люди, но и вожди и жрецы. Каждая схватка заканчивалась очень быстро, поскольку они не признавали правил этого благородного искусства и просто били друг друга в голову, вкладывая в удары всю силу. Часто один из них падал после первого же удара, а один огромный парень ударил своего противника с такой силой, что проломил ему череп, и это вызвало бурное одобрение зрителей.

Во время этих состязаний, смотреть на которые мне было нелегко, но я не мог от этого удержаться, меня поразила красота татуировок, нанесенных на кожу многих вождей и старших воинов. Очень изящным показался мне рисунок пальмы, вытатуированный на задней части ноги так, что корни оплетали пятку, ствол поднимался по лодыжке, а крона раскинулась по икре. Впоследствии я узнал, что нанесение татуировок крайне болезненно и занимает очень много времени. Начинают этот процесс, когда мальчику исполняется десять лет, и продолжают до тридцати. Для этого применяются инструменты, сделанные из кости и снабженные множеством острых зубцов, которые протыкают кожу. В проделанные отверстия втирается смесь, приготовленная из косточки свечного плода и кокосового масла. Отметки, полученные таким образом, не стираются. Этим ремеслом занимаются особые люди, которые продолжают нанесение рисунка, пока человек может терпеть, что обычно длится недолго, поскольку боль, причиняемая при этом, очень велика, а заражение может привести даже к смерти. У некоторых вождей на ногах красовались узорные полосы, у других рисунок покрывал ноги по лодыжку, походя на элегантные башмаки. Лица у них также были татуированы, а на груди красовались изображения самых разных предметов, включая мушкеты, собак, лодки, дубинки, свиней и всякие фигуры вроде ромбов и кругов.

Женщины делали гораздо меньше татуировок, всего несколько отметок на руках и ногах. Но должен сказать, что, сколь странным ни казался мне этот обычай, он все же имел несомненную пользу, поскольку рисунки отвлекали внимание от обнаженных тел.

На следующий день, возвращаясь из леса на шхуну, мы увидели, как Ромата носится вокруг своего дома, как безумный.

– А, – сказал Билл, – это всё его старые трюки. Так он себя ведет, когда напьется. Дикари гонят какое-то свое пойло, и оно достаточно крепко, но от настоящего бренди он становится как дикий тигр. Наверное, капитан дал ему бутылку, чтобы обеспечить его хорошее настроение. После выпивки он обычно засыпает, и его боятся будить. Даже детей уводят подальше, потому что он грозен во хмелю и может ударить копьем первого, кого увидит.

Сейчас никакого оружия не было видно, и разъяренный вождь бегал по деревне с голыми руками. Вдруг он увидел несчастного, который пытался спрятаться за деревом. Приблизившись к нему, Ромата нанес ему ужасный удар в голову, выбив глаз и при этом вывихнув себе палец. Бедный дикарь не мог ответить и не осмелился даже закрыться от удара. Мне показалось, что он должен радоваться, что ушел живым, что вряд ли случилось бы, будь у вождя палица в руках.

– У этих несчастных созданий нет никакого закона против подобной жестокости? – спросил я.

– Нет, – ответил Билл, – закон – слово вождя. Он может каждый день убивать дюжину своих людей ради смеха, и никто этого даже не заметит.

Этот ужасный случай произошел на виду у нашей команды, но никто не обратил на него никакого внимания. Мне казалось отвратительным, что человек может дойти до такой степени равнодушия и ожесточения, но в то же время я понял, что сам уже начал привыкать к постоянному виду крови, и содрогнулся при мысли, что тоже могу так очерстветь.

Я думал об этом ночью на палубе во время своей вахты – и пришел к выводу, что, раз уж я, ненавидящий всю эту жестокость и питающий к ней отвращение, смог привыкнуть к ней всего за несколько недель, стоит ли удивляться, что бедные невежественные дикари, выросшие в этой обстановке, вообще не задумываются о том, что происходит вокруг них, и не ценят человеческую жизнь.

Глава XXVI

Кровь стынет у меня в жилах. – Военный совет. – Кровавый Билл пытается совершить добрый поступок и терпит неудачу. – Нападение. – Убийство. – Побег.

Наутро я проснулся в лихорадке и с тяжелым сердцем. Чем больше я думал о своей участи, тем более несчастным и подавленным себя чувствовал.

Я был со всех сторон окружен самыми ужасными человеческими существами, которые проливали кровь просто ради забавы. Берег населяли дикари, чьи обычаи были настолько кошмарны, что я не мог думать о них без дрожи. На борту же находились пираты, которые, хоть и не были каннибалами, убивали людей и заслуживали большего порицания, чем дикари, поскольку им была известна лучшая жизнь. Даже Билл, к которому я испытывал некоторую привязанность, был столь жесток по натуре, что заслужил прозвище «Кровавый» от своих товарищей. Избавление от всего этого представлялось мне совершенно невозможным. Почувствовав крайнюю беспомощность, я помолился Господу, чтобы Он вытащил меня отсюда, и, сделав это, ощутил успокоение.

Капитан вышел на палубу несколько раньше того часа, когда команда обычно отправлялась за деревом, и я попросил у него дозволения остаться в этот день на борту, поскольку я скверно себя чувствовал, но он зло посмотрел на меня и резким тоном приказал собираться на берег, как обычно. Некоторое время назад он пришел в дурное расположение духа. У них с Роматой имелись некоторые разногласия, и в ходе спора вождь пригрозил послать целый флот своих каноэ с тысячей воинов разрушить и сжечь нашу шхуну. На это капитан усмехнулся и сказал, глядя вождю в лицо: «Мне стоит только поднять палец, и мои пушки разнесут всю твою деревню в щепки за пять минут». Хотя вождь был очень смел, перед этой угрозой он струсил и ничего не ответил, однако старая вражда восстановилась.

Поэтому мне пришлось и в этот день отправиться с дровосеками. Перед этим капитан вызвал меня к себе в каюту и сказал:

– Ральф, у меня есть к тебе дело. Этот ублюдок Ромата в печали, и ничто не успокоит его, кроме подарка. Поэтому иди и преподнеси ему китовый зуб с заверениями моего почтения. Возьми с собой кого-нибудь, кто говорит на их языке.

Я взял подарок с большим недоумением, поскольку он представлял собой шесть белых китовых зубов и два, крашенных в красный, что, по моему мнению, было совершенным пустяком. Но я не осмелился задавать вопросы и вскоре уже направлялся к дому вождя в сопровождении Билла. Когда я выразил свое недоумение, он ответил:

– Это пустяк для тебя, Ральф, или для меня, но не для дикарей. Они используют зубы в качестве своего рода денег. Красные ценятся более всего, за один красный дают двадцать белых. Я думаю, что их ценность заключена лишь в том, что их немного, и их тяжело добыть.

В доме вождя мы обнаружили Ромату, сидевшего на циновке среди кип туземной ткани и других предметов, которые подносили ему в дар мелкие вожди. Он принял нас не слишком любезно, но, стоило Биллу объяснить цель нашего визита, вождь сделался очень сердечным. При виде нашего подарка глаза у него заблестели, хоть он и отложил его в сторону с безразличным видом.

– Идите, – сказал он, махнув рукой, – скажите своему капитану, что он может добывать дерево сегодня, но не завтра. Пусть приходит на берег, я хочу говорить с ним.

Когда мы покинули дом, Билл покачал головой.

– В этой черной голове творится что-то неладное. Я его много лет знаю. Но что там происходит?

В лесу раздались смех и крики, и мы увидели группу дикарей, некоторые из них несли на плечах груз. Вначале мне показалось, что это шесты, вокруг которых что-то намотано, но вскоре я разглядел, что это были люди, связанные по рукам и ногам и так плотно примотанные к шестам, что они не могли пошевелиться. Я насчитал двадцать человек.

– Опять убийства, – с хриплым смехом сказал Билл.

– Но они же не собираются в самом деле их убить? – в тревоге спросил я.

– Не знаю уж, Ральф, что они хотят сделать, но вряд ли они скрутили этих парней с добрыми намерениями.

Мы направились к дровосекам, и я увидел, что Билл оглядывается через плечо в том направлении, куда двигалась процессия. Наконец он остановился и сказал:

– Вот что, Ральф. Давай-ка пойдем за ними и посмотрим, что они делают.

Должен признаться, что я не имел ни малейшего желания изучать кровавые обычаи дикарей, но Билл настаивал, так что я пошел с ним. Мы прошли сквозь кусты, ведомые криками. Вдруг настала мертвая тишина, которая продолжалась какое-то время. Мы с Биллом невольно ускорили шаг и наконец побежали со всей возможной скоростью. Достигнув берега, мы обнаружили дикарей вокруг большого каноэ, готового к спуску. Вдруг они все навалились на него, но стоило огромной лодке сдвинуться с места, как раздалсясамый страшный крик, который я слышал. Он не умолкал, а потом послышались и другие, и я разглядел, что эти чудовища толкают каноэ по телам своих жертв. В их сердцах не было жалости. Они продолжали свое черное дело, радостно крича, хотя стоны умирающих заглушали их крики. Гигантское каноэ прокатилось по телам, выдавливая глаза из орбит и заставляя кровь выплескиваться изо рта. О мой дорогой читатель, это не вымысел! Даже если бы я хотел напугать тебя, я бы не выдумал такой сцены! Я видел ее своими глазами. Какие же грехи жили в человеческих сердцах, способных на такое дьявольское развлечение!

Когда это закончилось, я с криком обрушился на траву, но Билл удержал меня и поднял, как ребенка, воскликнув:

– Пошли отсюда, парень!

И, пробираясь через густой подлесок, мы бежали из этого жуткого места.

Оставшуюся часть дня я провел как в кошмарном сне. Я с трудом понимал обращенные ко мне слова и несколько раз получал обвинения в безделье. Наконец настало время возвращаться на шхуну. Впервые я почувствовал облегчение, коснувшись ее палубы.

Вечером я подслушал беседу капитана со старшим помощником, которая немало напугала меня. Они сидели в каюте и разговаривали тихим голосом, но световой люк был открыт, и я слышал каждое слово.

– Мне это не нравится, – сказал старший помощник, – мы сражаемся без всякой платы.

– Без платы? – свирепо повторил капитан. – А добрый груз – это тебе не плата?

– И то верно, – согласился помощник, – но груз уже на борту. Почему бы не отдать якорь и не уйти? Зачем убивать дикарей, если мы с этого ничего не получим?

– Друг, – тихо сказал капитан, – ты ведешь себя как сухопутная крыса. Я могу приписать это какому-то помешательству, – тут в его голосе появилась насмешка, – поскольку я не могу предположить, что ты вдруг стал мягкосердечен. Кроме того, ты ошибаешься насчет груза. Добрая четверть его еще лежит в лесу, и вождь об этом знает. Вчерашнее его поведение заставляет меня сделать худшее.

– Бедный дикарь, – с горьким смешком сказал старший помощник.

– И все же ты боишься на него напасть.

– Кто сказал, что я боюсь? Я так же готов к этому, как и любой на борту. Но, капитан, что именно вы хотите сделать?

– Я хочу обернуть весла тряпками и подойти к долине, где сандаловое дерево окажется в досягаемости наших пушек. Затем я высажусь со всей командой, за исключением двух человек, которые присмотрят за шхуной и будут готовы забрать нас на лодке. Мы же проползем через лес, к деревне, где эти каннибалы пляшут вокруг своего ужина из человеческой плоти. Если мы зарядим наши ружья крупной дробью, то уложим сорок или пятьдесят человек первым же выстрелом. После этого все будет совсем просто. Дикари убегут в горы, а мы заберем то, что нам нужно, поднимем якорь и уйдем.

С этим планом старший помощник скрепя сердце согласился. Напоследок капитан сказал ему:

– Налей мне еще стакан грогу и не забудь про дробь. Читатель, можешь ли ты представить ужас, охвативший меня после этого разговора? Я немедленно пересказал его Биллу, который был совершенно ошеломлен. Наконец он сказал:

– Вот что я сделаю, Ральф. Когда стемнеет, я сплаваю на берег и привяжу мушкет к дереву неподалеку от того места, где мы высадимся. На спусковом крючке я закреплю длинную веревку, так что, когда кто-то из наших товарищей заденет ее, выстрел предупредит деревню, и они смогут приготовиться к нападению, но не успеют отрезать нас от лодки. И вот что, господин капитан, – впервые я увидел в ухмылке Билла его природное добродушие, – хоть один раз, но Кровавый Билл все же тебя обыграет.

Когда стемнело, Билл исполнил свой план. Он выпрыгнул за борт, держа мушкет в левой руке, и, гребя правой, доплыл до берега и ушел в лес. Вскоре он вернулся и забрался на борт, не будучи замеченным, поскольку на палубе не было никого, кроме меня.

Когда настала полночь, вся команда собралась на палубе. Длинные весла, на каждое из которых требовалось по два гребца, пошли в ход. Через несколько минут мы оказались возле долины и еще не менее получаса затратили на то, чтобы войти в речку на шесть сотен ярдов, поскольку нам противостояло течение, а мангровые заросли по берегам мешали грести. Достигнув нужного места, мы привязали верп[69]69
  Верп – вспомогательный якорь.


[Закрыть] на тонкий канат и осторожно спустили его с кормы.

– А теперь, парни, – прошептал капитан, проходя вдоль строя вооруженных до зубов матросов, – не торопитесь, цельтесь пониже и не потратьте первый выстрел зря.

Затем он указал на лодку, куда все погрузились в молчании. В реке было недостаточно места, чтобы грести, но легкий толчок со шхуны отправил лодку на берег.

– Нет смысла оставлять в лодке двоих, – прошептал старший помощник, когда все высадились. – Нам нужны все руки. Пусть Ральф останется.

Капитан согласился и приказал мне остаться в лодке и держать багор наготове, чтобы подойти ближе к берегу, как только они вернутся, или оттолкнуться от него, если покажутся дикари. Затем он вскинул ружье на плечо и ушел в лес, сопровождаемый своими людьми. С бьющимся сердцем я ожидал исполнения нашего плана. Я знал точное место, где крепился мушкет, поскольку Билл описал его мне, и я смотрел в ту сторону. Но выстрела все не было, и я боялся, что либо они пошли другим путем, либо Билл плохо привязал веревку. Вдруг я услышал тихий щелчок и заметил в кустах несколько искр. Сердце мое сжалось, поскольку я сразу понял, что курок был спущен, но случилась осечка. Таким образом, наш план провалился. Постепенно меня охватил ужас, поскольку я стоял в полной тишине, ожидая результатов кровавого похода. Вода бежала мимо лодки, походя на темную змею. Я оглянулся на шхуну, но она была почти незаметна в темноте, а мачты терялись среди окружающих деревьев. Нижние паруса были поставлены, но вокруг царила такая темнота, что я едва заметил их.

И вдруг я услышал выстрел. В деревне раздался тысячеголосый крик, и дикари, судя по всему, обратились в бегство. Потом послышался другой выстрел, более громкий, и голос капитана, проклинавший того, кто выстрелил первым. А затем последовали приказ «Вперед!» и дикий боевой клич пиратов, которые обрушились на дикарей. Выстрелы следовали один за другим, порождая эхо в лесу. Крики подсказали мне, что пираты гонят дикарей перед собой, к морю.

Я прислушивался к этим звукам, и вдруг меня напугал шелест листьев прямо рядом со мной. Вначале я подумал, что дикари заметили шхуну, но быстро в этом разубедился, поскольку группа дикарей числом не менее нескольких сотен пробежала через лес в направлении битвы. Они обошли пиратов с фланга и немедленно атаковали их. Снова послышались крики, и среди них я различал знакомые мне голоса.

Наконец шум битвы утих, и по торжествующим крикам дикарей я понял, что наша команда повержена. Меня немедленно охватил страх. Что мне оставалось делать? Сдаться на милость дикарей казалось слишком жутким, бежать в горы – безнадежным, поскольку меня скоро нашли бы, а увести шхуну из реки без чьей-либо помощи представлялось невозможным. Я решил все-таки предпринять такую попытку, поскольку другой надежды у меня не оставалось. Я оттолкнулся от берега, но тут рука моя остановилась, а кровь застыла в жилах из-за страшного крика, в котором я узнал голос одного из матросов. За ним последовал радостный возглас дикарей. Крики всё повторялись, и я понял, что они хладнокровно убивают пиратов. С бьющимся сердцем я оттолкнул лодку от берега, но тут из кустов выпрыгнул человек.

– Стой, Ральф! Стой! – крикнул он и вцепился в лодку с такой силой, как будто хотел перевернуть ее. Это был Билл! Через минуту мы оказались на борту, привязали лодку, обрубили якорный конец и приготовили весла. Первое же движение могучей руки Билла едва не выбросило шхуну на берег, поскольку второпях он позабыл, что я с трудом могу ворочать огромным веслом. Тут же он бросился на корму и установил руль в такое положение, чтобы тот помогал мне, одновременно мешая ему, и таким образом сила наших гребков почти сравнялась. Шхуна быстро заскользила к устью реки, но, не успели мы достичь его, как с берега послышался крик дикарей, показывающий, что мы раскрыты. Сотни дикарей тут же бросились в воду, чтобы плыть к нам, но мы уже развили такую скорость, что они не могли нас догнать. Однако один из них, человек невероятной силы, доплыл до каната, свисавшего с кормы, и сноровисто взобрался на палубу. Билл увидел его сразу же, как только его голова показалась над бортом. Но он не бросил грести и не показал виду, что заметил дикаря, пока тот не оказался в ярде от него, и тогда, оставив весло, он ударил дикаря в лоб, повалив его на палубу. Затем он вышвырнул его за борт и продолжил грести. Но нас вновь подстерегала опасность, поскольку дикари обогнали нас по берегу и уже прыгали в воду перед шхуной. Если бы они добрались до нас, судьба наша была бы решена. Мгновение Билл колебался, а потом, рванув из-за пояса пистолет, приставил его к запальному отверстию пушки и выстрелил. Через мгновение пушка выпалила в дикарей с таким грохотом, будто бы взорвались сами горы.

Этого было достаточно. Оцепенение, вызванное выстрелом, дало нам время выйти в море, легкий бриз, которого мы до этого не чувствовали из-за густой листвы, надул наши паруса, шхуна накренилась, и крики разочарованных дикарей звучали все дальше и дальше за кормой.