Текст книги "Коралловый остров"

Глава XVII

Чудовищная волна и ее последствия. – Потеря и находка лодки. – Ужасный случай с Питеркином. – Запасы провизии для лодочной прогулки. – Мы высаживаемся на Пингвиний остров. – О пингвинах.

Однажды, вскоре после спуска лодки, мы сидели на камнях на Утесе фонтанов и обсуждали экскурсию на Пингвиний остров, которую собирались предпринять на следующий день.

– Видите ли, – говорил Питеркин, – с простого парня вроде меня вполне довольно оставить пингвинов в покое, но вы, философы, жить не сможете, не изучив их привычки и обычаи, так что чем скорее мы отправимся, тем лучше.

– Ты прав, – согласился я, – я ничего так не желаю, как поближе на них посмотреть.

– А я полагаю, – добавил Джек, – что тебе, Питеркин, лучше остаться дома и присмотреть за кошкой. Я уверен, что, стоит тебе отойти, к ней тут же прибегут свиньи, чтобы отомстить за убийство их прабабушки.

– Дома! – вскричал Питеркин. – Дорогой мой, да вы же заблудитесь и расстроитесь, если меня не будет рядом, чтобы присмотреть за вами.

– Ах да, – серьезно сказал Джек, – чуть не забыл. Конечно же, тебе надо ехать. Ведь лодке нужен балласт, а все твои шутки, Питеркин, настолько тяжелы, что, если ты будешь с нами, камни брать не придется.

Пока мои товарищи болтали, произошло замечательное событие. Поскольку такие явления редки, я опишу его здесь подробно.

Мы заметили на горизонте над морем темную линию, похожую на низкое облако или гряду тумана. День был хорош, хотя и облачен, и дул легкий бриз. Море было не более бурным, а прибой на рифе – не более высоким, чем всегда. Поначалу мы подумали, что это грозовая туча, а потом, по мере того как погода портилась и раздавались отдаленные раскаты грома, мы решили, что начинается шторм. Но постепенно линия приближалась к нам, не расширяясь на все небо, как, безусловно, сделала бы грозовая туча. Она подошла еще ближе, но ее движение не сопровождалось никакими звуками, пока она не достигла островов в море. Нас весьма обеспокоило то, что мы увидели: облако белой пены накрыло далекий остров, и послышался громкий рев. Мы пришли к выводу, что к нам движется огромная волна, но мы не имели ни малейшего понятия о том, каких размеров она достигнет, приблизившись к нам. Когда она подошла к рифу, нас заворожила ее невероятная величина. Мы вскочили на ноги и полезли как можно выше, охваченные страхом.

Я уже говорил, что напротив Утеса фонтанов риф подходил очень близко к берегу, тогда как перед нашим убежищем он отстоял от острова довольно далеко. Поэтому там волна докатилась до рифа намного раньше. Только тогда мы осознали ее размеры. Она ударилась о риф с грохотом, показавшимся мне куда громче громовых раскатов, и покатилась к нам. Увидев ее гребень, мы осознали, что оказались в большой опасности, и бросились бежать, но было уже слишком поздно. Вал обрушился с силой, способной, казалось, разбить целую скалу, и из отверстий в земле забили тугие водяные струи. Нам показалось, будто вся земля взорвалась водой. Мы замерли на месте от ужаса, промокли насквозь, и ослепли от пены, и не знали, где искать убежища. Наконец мы взобрались на высоту, недоступную воде. Но какое запустение предстало перед нашим взором, когда мы огляделись! Огромная волна не только перевалила через риф, но и прокатилась по лагуне и рухнула на песчаный пляж с такой силой, что прошла по нему и углубилась в лес, ломая некрупные деревья.

Увидев это, Джек сказал, что наш шалаш, скорее всего, сметен с лица земли, а наша лодка, стоявшая на пляже, уничтожена. Сердце мое упало при мысли об этом, и мы поспешили к дому. Добежав дотуда, мы с большим облегчением обнаружили, что сила воды иссякла как раз перед шалашом, но вход в него почти полностью забили обломанные кусты и клочья водорослей. Успокоившись насчет шалаша, мы побежали туда, где стояла лодка, но никакой лодки или ее следов там не нашли.

– Ее могло просто смыть в лес, – сказал Джек, исследуя пляж. Лодки не было видно, и мы готовы были впасть в отчаяние, когда вдруг Питеркин окликнул Джека.

– Джек, друг мой, однажды ты мудро объяснил мне, что кокосовые орехи растут на деревьях. Не будешь ли ты столь любезен пояснить, что это за плод растет вон на том кусте? Я вынужден признаться, что никак не могу этого разобрать.

Мы взглянули в указанную им сторону и обнаружили, что наша лодочка мирно покоится в ветвях. Мы были очень довольны этой находкой, поскольку мало что могло бы расстроить нас больше пропажи лодки. Волна унесла лодку на себе в лес и упокоила на одном из кустов. Это была большая удача, поскольку, столкнись лодка с деревом или камнем, ее бы разбило в щепки. Сейчас же она не получила ни царапины. Впрочем, снять ее с куста оказалось совсем не просто, это стоило нам двух дней напряженного труда.

Немало усилий ушло и на то, чтобы очистить от мусора вход в шалаш. Прошла почти неделя, прежде чем наше убежище стало таким же чистым и опрятным, как до этого. Выломанные кусты и водоросли, валявшиеся на пляже, создавали ужасный беспорядок, который вряд ли может представить себе кто-то, кто не видел наводнения своими глазами.

Прежде чем оставить эту тему, я упомяну для тех, кто интересуется любопытными природными явлениями, что такие гигантские волны возникают у некоторых островов Тихого океана один или два раза в год. Я неоднократно слышал это от миссионеров в то время, когда жил в этих местах. Они не могли мне сказать, бывает ли эта волна на всех островах, но она периодически возникает на некоторых из них.

Приведя дом в порядок и избавившись от последствий наводнения, мы снова подумали о том, чтобы нанести визит пингвинам. Мы тщательно осмотрели и отремонтировали лодку и приготовили запас провизии, поскольку собирались отсутствовать не менее ночи или двух, а то и дольше. На это ушло некоторое время, поскольку Джек возился с лодкой, а Питеркин был отправлен в лес за свиньями, и ему пришлось потратить некоторое время на поиски. Когда нам хотелось свиной отбивной (что случалось нередко), мы отправляли за ней именно Питеркина, поскольку он бегал так быстро, что без труда догонял стадо. Однако, будучи крайне беспечным, он часто падал и спотыкался и редко возвращался домой, не ободрав себе коленки. Однажды случилось с ним и более серьезное происшествие. Утром он ушел один и не вернулся к обеду. Мы очень удивились, поскольку в этом отношении он всегда был пунктуален. Когда настало время ужина, мы начали о нем беспокоиться и наконец отправились на поиски. Некоторое время мы искали напрасно, но незадолго до темноты наткнулись на следы свиней, по которым вышли на очень узкий обрыв. Посмотрев вниз, мы увидели, что Питеркин без чувств лежит у подножья, а его щека покоится на тельце поросенка, пригвожденного к земле копьем. Испугавшись, мы облили его водой и тут же обнаружили, что он жив. Принеся его домой, мы спросили, что с ним случилось.

– Я шел все утро, – рассказал он, – и устал, как старый ишак, но не увидел даже следочка. Я не хотел возвращаться с пустыми руками, поэтому решил остаться без обеда, и…

– Что я слышу! – вскричал Джек. – Ты в самом деле так решил?

– Придержи язык, – велел Питеркин. – Я отправился в маленькую долинку, где наверняка ждали свиньи. Я оказался прав. Не успел я пройти и полумили по направлению к сливовому дереву, которое мы тогда видели, как услышал визг. Хо-хо, подумал я. А вот и вы! Скоро я увидел их и, выделив жирную свинку, побежал прямо к ней. Через несколько секунд я уже вонзил копье в мягкую тушку. И тут я обнаружил, что добежал до края обрыва и не могу остановиться, так что мы со свиньей завыли в унисон и обрушились вниз. Потом я ничего не помню до того самого момента, как очнулся и обнаружил, что ты смачиваешь мне виски водой, а Ральф ломает надо мной руки.

Но хотя Питеркину часто не везло и он обзаводился синяками, охота его в этот раз была успешна. Он вернулся задолго до вечера с тремя свинками. Мне тоже посчастливилось убить несколько уток. Поэтому, когда мы следующим утром грузили лодку, наши запасы провизии показались более чем достаточными. Часть из этого мы приготовили накануне вечером. В результате мы имели с собой следующую провизию:

10 ПЛОДОВ ХЛЕБНОГО ДЕРЕВА (2 ПЕЧЕНЫХ И 8 СЫРЫХ),

20 КЛУБНЕЙ ЯМСА (6 ИЗ НИХ ЖАРЕНЫЕ),

6 КОРНЕЙ ТАРО,

50 КРУПНЫХ СЛИВ,

6 ЗРЕЛЫХ КОКОСОВЫХ ОРЕХОВ И 6 ЗЕЛЕНЫХ (ДЛЯ ПИТЬЯ),

4 БОЛЬШИХ УТКИ И 2 МАЛЕНЬКИХ (СЫРЫЕ),

3 ХОЛОДНЫХ ЖАРЕНЫХ ПОРОСЕНКА, ФАРШИРОВАННЫЕ.

Должен заметить, что начинку для поросят придумал Питеркин как раз для такого случая. Рецепт он держал в секрете, так что я не могу сказать, из чего она состояла, но могу с уверенностью признаться, что она была невероятно дурна на вкус, и, попробовав ее, мы выкинули всё за борт. Мы подсчитали, что этих запасов нам должно хватить на несколько дней, на деле же оказалось, что мы взяли намного больше, чем нужно, особенно кокосовых орехов, поскольку там, где мы оказались, они росли в изобилии. Но, как заметил Питеркин, много – не мало, мы ведь не знали, куда заведет нас наше путешествие.

Ясным солнечным утром мы спустили лодку и погребли по лагуне к проходу в рифе, между двумя зелеными островками. Миновать линию прибоя оказалось непросто, и мы черпанули немало воды, но сразу за ней оказалось, что мы мирно катимся по долгим, плавным волнам.

Пингвиний остров лежал на другой стороне нашего острова, примерно в миле за внешним рифом, и мы вычислили, что до него нам придется пройти не менее двадцати миль. Разумеется, мы могли сократить путь, обогнув остров вдоль берега, внутри рифа, но мы предпочли идти по открытому морю. Во-первых, это было интереснее, а во-вторых, мы снова хотели почувствовать движение глубины, которое все так любили, будучи не подвержены морской болезни.

– Вот бы подул ветер, – сказал Джек.

– Да уж, – поддержал его Питеркин, опираясь на весло и вытирая лоб, – грести нелегко. Ах, если бы мы могли поймать пару сотен чаек, привязать их к лодке и заставить лететь в нужную сторону!

– Или проделать дырку в акульем хвосте и пропустить через нее веревку? – спросил Джек. – А вот мое желание, кажется, исполняется и начинается ветер. Суши весла, Питеркин. Ральф, ставь мачту. Я займусь парусом, а ты будешь рулить. Следи за порывами ветра!

Причиной этим словам стала темно-синяя линия на горизонте, которая очень быстро налетела на нас, покрывая море белой пеной. Мы подставили корму под первый, самый сильный удар, и через несколько секунд ветер успокоился, сделавшись свежим бризом, так что мы поставили парус и весело полетели по волнам. Хотя ветер очень скоро утих, он был так силен, что мы успели проделать большую часть пути, так что, когда парус заполоскало, что говорило о том, что пора вновь браться за весла, мы были всего в миле от Пингвиньего острова.

– А вот и наши солдаты! – вопил Питеркин. – Как хороши их белые гамаши[43]43
  Гама́ши – теплые гольфы без ступней, надеваются поверх ботинок.


[Закрыть] сегодня поутру! Будет ли любезным их прием? Как по-твоему, Джек, они гостеприимные?

– Питеркин, лучше греби, тогда сам все увидишь.

Приблизившись к острову, мы были немало поражены внешностью и поведением этих странных птиц. Казалось, там собралось несколько разных видов. У одних на голове был хохолок, а у других не было, некоторые были размером с гуся, а другие с лебедя. Над островом парили гигантские альбатросы и бесчисленные чайки. Подойдя на расстояние нескольких футов к острову, который представлял собой низкую скалу без всякой растительности, за исключением нескольких кустов, мы положили весла и стали с удовольствием и удивлением наблюдать за птицами. Мы обнаружили, что на солдат они похожи благодаря гордой осанке – «как стрела», как сказал Питеркин. У них были черные головы, длинные острые клювы, белые грудки и синеватые спинки. Короткие крылья больше походили на плавники – и в самом деле, скоро мы увидели, что они плавают под водой. Длинных стержневых перьев на крыльях не росло, только маленькие густые перышки, такие же, как покрывали все тело. Ножки у них были коротенькие и располагались так далеко позади, что на суше птицы были вынуждены стоять очень прямо, чтобы сохранить равновесие, но в воде плавали так же, как любая водяная птица. Поначалу нас сбил с толку стоявший над островом гвалт, так что мы не знали, куда смотреть, поскольку на камнях сидели тысячи птиц, но вскоре мы заметили среди них несколько четвероногих (как нам показалось) созданий.

– Давайте подойдем поближе, – предложил Питеркин, – и посмотрим, кто это. Должно быть, они очень любят шум, раз живут в такой компании.

К нашему удивлению обнаружилось, что это всего лишь пингвины, опустившиеся на все четыре конечности и ползающие по земле, опираясь на ноги и крылья. Вдруг большая старая птица, сидевшая неподалеку от нас, встревожилась и, сбежав по скале, плюхнулась в воду. Она сразу же нырнула, через несколько секунд вынырнула и нырнула вновь так, что мы с трудом поверили, что это не какая-то гигантская рыба.

– Невероятно, – сказал Питеркин, потирая нос и придавая лицу выражение восторженного изумления, – я слышал выражение «ни рыба, ни мясо, ни птица», но не предполагал, что когда-нибудь увижу существо, которое является и тем, и другим, и третьим. Смотрите! – воскликнул он, указывая на берег. – И опять! Что там у него под хвостом?

Мы обернулись и увидели пингвина, который медленно и осторожно шел по берегу, перекатывая под хвостом яйцо. Мы нашли и еще нескольких птиц, нагруженных подобным образом, а впоследствии выяснили, что этот вид пингвинов всегда так переносит свои яйца. У них имеется очень удобная впадина для яйца между ногами и хвостом. Нас изумило, как поставлены дела в этой колонии. Остров был поделен на квадраты, каждый из которых принадлежал одному пингвину, который торжественно восседал посередине своего участка или медленно ходил по нему взад и вперед. Некоторые высиживали яйца, а другие кормили своих детей невероятно смешным манером. Мать становилась на насыпь или высокий камень, а птенец терпеливо стоял у ее ног. Вдруг мать поднимала голову и издавала серию жутких кудахтающих звуков.

– Она планирует умереть от удушья, – заметил Питеркин.

Хотя это выглядело именно так, она не умерла. Через несколько секунд она опустила голову и открыла рот, в который птенец запустил клюв и выудил что-то прямо из глотки. Потом она снова закудахтала, и кормление продолжилось. Правда, мы так и не поняли, чем она кормит птенца.

– Вы только посмотрите! – опять воскликнул Питеркин. – Что это, как не самая гнусная материнская подлость, которую я когда-либо видел? Эта старая пингвиниха только что кинула птенца в море, а вот и другая сделала то же самое.

На вершине крутого утеса стояла старая пингвиниха, уговаривающаяся своего птенца залезть в воду. Однако он не хотел этого делать и сопротивлялся, медленно ее обходя. Наконец она нежно подпихнула его клювом, как бы говоря: «Не бойся, милый, тебе не будет больно». Но стоило ему подойти на край скалы и задумчиво уставиться на море, как она изо всех сил пихнула его вниз, так что он полетел в воду головой вперед. Так вели себя многие пингвины, и мы решили, что таким образом они учат детей плавать.

Не успели мы закончить это наблюдение, как нас напугала дюжина старых птиц, скачущих к морю самым неуклюжим и курьезным образом. Пляж здесь представлял собой наклонную скалу, и хотя некоторые сумели проскакать вниз, другие теряли равновесие и скатывались по камню с самым беспомощным видом. Но стоило им достичь воды, как они оказывались в своей стихии. Они ныряли и выныривали с невероятной грацией и таким образом, не умея летать, продвигались далеко в море.

Увидев это, Питеркин повернулся к нам и грустно сказал:

– Я полагаю, что все эти бедные птицы сошли с ума, а остров заколдован. Поэтому мы должны либо поднять все паруса и бежать отсюда в ужасе, либо героически высадиться на остров и продать свои жизни подороже.

– Голосую за высадку, так что навались, парни, – сказал Джек, ударяя веслом по воде, так что лодка закрутилась. За несколько секунд мы завели ее в маленькую бухту, привязали к выступающему куску коралла и выбежали на берег, прямо в гущу птиц, вооруженные дубинками и копьем. Мы с удивлением обнаружили, что вместо того, чтобы напасть на нас или хотя бы испугаться нашего появления, странные птицы не двинулись с места, пока мы не трогали их. И даже в этом случае они просто чуть скашивали на нас глаза в молчаливом тупом удивлении. Впрочем, один старый пингвин медленно направился к морю. Питеркин забрал себе в голову, что должен его остановить, обежал пингвина и замахал дубинкой прямо перед ним. Но птица оказалась непреклонна. Она не отступила, а храбро напала на Питеркина и теснила его, пока не достигла моря. Если бы Питеркин хоть раз пустил в ход дубинку, он бы с легкостью уложил пингвина, но, поскольку он не хотел причинять ему вреда, пришлось отпустить птицу.

Мы провели на острове битых три часа, наблюдая за этими любопытными птицами, и, пустившись в обратный путь, после долгих разговоров заключили, что это самые чудесные существа из всех, которых мы видели, а может быть, и самые чудесные существа во всем мире.

Глава XVIII

Ужасный шторм и его последствия. – Узкий проход. – Скала дает нам опору. – Жуткая ночь и прекрасное утро. – Избавление от опасности.

Мы покинули Пингвиний остров вечером. Поскольку мы решили устроиться на ночь на маленьком острове с несколькими кокосовыми пальмами, до которого было около двух миль, пришлось приналечь на весла. Но нас подстерегала опасность, которой мы не предвидели. Ветер, который играючи донес нас до острова, к вечеру усилился и, не успели мы пройти и мили, превратился в штормовой. Хотя он дул не прямо нам в лицо, мешая грести в нужном направлении, но все же сильно сбивал с пути. Хотя остров несколько предохранял нас от ветра, вскоре поднялись волны, и вот они уже перекатывались через наше суденышко, так что нам приходилось предпринимать множество усилий, чтобы удержаться на плаву. Наконец волны и ветер стали так сильны, что мы поняли, что нам не стоит и мечтать достичь острова, так что Джек неожиданно развернул лодку и велел нам с Питеркином поднять зарифленный парус, чтобы вернуться на Пингвиний остров.

– По крайней мере, мы найдем убежище в кустах, – сказал он, – а пингвины составят нам компанию.

Пока Джек говорил, ветер неожиданно поменял направление, и нам пришлось отпустить парус, чтобы нас прибило к берегу, поскольку теперь мы оказались с подветренной стороны острова. Порывами налетал ветер, и мы были близки к отчаянию.

Мы с Питеркином так привыкли доверять всем словам Джека, что временами почти переставали думать самостоятельно, особенно о тех вещах, которые были его заботой. Мы нисколько не сомневались, что все идет хорошо, так что его замечание нас изрядно напугало. Но времени на вопросы у нас не было, поскольку налетал шквал, а мы и без того неслись вперед, время от времени черпая бортом воду, так что становилось очевидно, что парус придется спускать. В считанные секунды шквал догнал нас, но мы с Питеркином успели убрать парус. Однако лодка оказалась полна воды. Пока я вычерпывал ее, Питеркин вновь поднял парус. Но тут случилось то, о чем предупреждал Джек. Мы не смогли достичь Пингвиньего острова. Ветер пронес нас мимо него и выбросил в открытый океан.

Мы не могли различить ничего, кроме волн, и дрожали, оглядываясь вокруг, поскольку лишились защиты островов, и любая из волн могла поглотить нас. Вода переливалась через борт, и мне приходилось постоянно ее отчерпывать, поскольку Джек не мог бросить руль, а Питеркин – парус. И вдруг Джек издал радостный крик, указывая вперед, на низкий остров или скалу прямо перед нами. До этого она была не видна из-за темных облаков, затянувших небо, и пены, ослеплявшей нас.

Приблизившись, мы увидели, что эта скала совершенно лишена растительности и так невысока, что волны перекатываются через нее. Это был не более чем край кораллового рифа, торчащий из воды на несколько футов и почти невидимый в штормовую погоду. Волны бились о камень с невероятной силой, и мы поняли, что здесь нигде не найдем места, где можно было бы спрятать нашу лодочку.

– Больше паруса! – крикнул Джек, когда мы с невероятной скоростью пролетали с наветренной стороны островка.

– Есть! – ответил Питеркин, отпуская около фута ткани.

Как ни мала была эта прибавка, лодка накренилась с громким скрипом, и я каждое мгновение ожидал, что мы сейчас перевернемся, и в глубине души винил Джека за горячность. Но я был несправедлив к нему, поскольку после резкого поворота мы оказались с подветренной стороны острова, где вода была сравнительно спокойна.

– А теперь весла на воду! – велел Джек, и мы немедленно повиновались. Два гребка – и мы оказались в спокойной бухте, такой узкой, что она с трудом вмещала нашу лодочку. Здесь мы были в безопасности, и, выбравшись на берег и привязав лодку к камню, я возблагодарил Господа за избавление от опасности. Но, хотя нам и ничего не грозило, не думаю, что кто-то из моих читателей мог бы позавидовать нашему положению. Мы не испытывали нужды в провизии, но промокли до костей, вокруг нас бушевало море, а над головами пролетала морская пена, так что мы были окружены водой со всех сторон. Пятачок, на котором мы устроились, имел не более двенадцати ярдов в диаметре, и мы не могли сделать ни шагу в сторону, не рискуя быть сметенными штормом. В дальнем конце бухточки виднелось отверстие в скале или пещера, которая уберегла нас от волн и ветра.

– Ну, – сказал Питеркин, снова становясь веселым, – думается мне, что мы в пещере русалок, поскольку вокруг одна вода, а земли и неба мы больше не увидим.

Идея Питеркина весьма походила на истину. Волны подкатывали прямо к нашим ногам, белая пена пролетала над головами, а со скального козырька, укрывшего нас, лилась вода, так что мы чувствовали себя скорее под водой, чем над ней.

– А теперь, парни, – велел Джек, – устраивайтесь поудобнее. Питеркин, неси сюда наши припасы, а ты, Ральф, привяжи-ка лодку покрепче. Да поживее!

– Есть, капитан! – закричали мы, подбодренные тоном нашего друга.

К счастью, пещера, хоть и неглубокая, оказалась совершенно сухой, так что мы устроились гораздо уютнее, чем могли ожидать. Мы разложили припасы, отжали одежду, постелили на землю парус и, сытно перекусив, приободрились. Но наступила ночь, и мы опять пали духом. Мы больше не видели твердой скалы, на которой лежали, а вокруг нас бушевала ужасная буря. Сгустилась абсолютная тьма, не позволявшая различить собственные руки, и мы вынуждены были время от времени прикасаться друг к другу, чтобы убедиться, что мы еще в безопасности, поскольку шторм настолько разыгрался, что мы уже не слышали голосов друг друга. Ветер немного переменился, и теперь капли воды то и дело влетали в нашу пещерку, а бурное море наконец ворвалось в бухточку и угрожало оборвать швартов. Чтобы предотвратить это несчастье, мы подтащили лодку ближе к себе и держали веревку в руках. Вспышки молнии то и дело озаряли небо. Как ни ужасны они были, мы все же ждали их с нетерпением, поскольку полная темнота была еще ужаснее. Раскаты грома, казалось, рвали небо надвое, и, несмотря на дикий грохот урагана, все же достигали наших ушей. Волны бились о камень с такой силой, что мы поверили, что скала поддается, и рухнули на землю, каждое мгновение ожидая смерти в черном, бурном море. О, это была ужасная ночь! Сложно вообразить себе облегчение, с которым мы встретили первые лучи рассвета.

Три дня и три ночи мы провели на этой скале, пока шторм бушевал с прежней силой. На утро четвертого дня он утих, и ветер прекратился, но волны все еще оставались столь высоки, что мы не рискнули спустить лодку. Все это время мы не спали дольше нескольких минут кряду, но на третью ночь мы заснули по-настоящему и утром четвертого дня обнаружили, что море почти успокоилось и солнце ярко светит в ясном синем небе.

С легким сердцем мы снова спустили лодку и направились к родному острову, который, как мы с радостью обнаружили, оказался легко различим на горизонте, тогда как мы боялись, что нас отнесло далеко от него. Стоял полный штиль, так что нам пришлось грести большую часть дня, но ближе к вечеру подул легкий бриз, который позволил поставить парус. Вскоре мы миновали Пингвиний остров и тот остров, на который не смогли попасть в день шторма, но, поскольку у нас еще оставались припасы и мы спешили домой, мы не стали высаживаться на землю, к большому разочарованию Питеркина, которому очень полюбились пингвины.

Хотя ветер дул несколько часов, к ночи мы еще не успели дойти до нашего острова. Стоило нам всего на сотню ярдов зайти внутрь лагуны, как ветер совершенно утих, и пришлось снова взяться за весла. Когда мы наконец достигли острова, стояла ночь, и в небе ярко светили Луна и звезды. Мы были так рады вновь оказаться в безопасности, что, едва вытащив лодку на песок, бросились к нашему лагерю. Должен признаться, что к радости моей примешивался страх: я опасался, что в наше отсутствие наш дом был разрушен. Но вскоре мы обнаружили, что в шалаше царит порядок и оставленная нами несчастная черная кошка крепко спит, свернувшись калачиком на коралловом столе перед нашим скромным жилищем.