Текст книги "Камень"

– Спасибо, что нашли время, – сказал Эдам.

Олег перевёл.

– Ну что вы, мне очень приятно, что кто-то знает папу за границей, – отозвалась женщина, поправив обесцвеченные волосы. – Он, кстати, у вас в Англии бывал. А я вот нет, к сожалению.

Олег остановил её, чтобы перевести Эдаму её слова. Не успел он закончить, как она продолжила.

– Как папа умер, нам с мамой тяжело приходилось. Но она всегда говорила, что его картины – это не просто картины. Так что мы долго ничего не продавали. А вот потом мама вышла за Виталия Петровича. Он меня фактически воспитал. Он не любил папино творчество. Он, знаете, был простым человеком. Руководил овощебазой.

– Погодите, Ольга Виленовна! – взмолился Олег. – Дайте я переведу.

Эдам вслушивался в каждое слово.

– Это довольно специфичная тематика, – заметил Эдам. – Почему вашего отца так интересовала культура язычников?

– Знаете, – ответила женщина, – папа считал, что земля, на которой стоит наш город, была священной у манси. Да и не только у них.

Олег перевёл эту фразу.

– Это сейчас стали говорить про Аркаим, про родину ариев, – она пододвинула ближе к Олегу раскрытую коробку конфет. – Тогда об этом говорил только мой отец. Но, сами знаете, такие идеи в те годы были непопулярны. Из-за этого папе было трудно. Его выставки закрывали. Высмеивали. Это сейчас все его картины раскуплены. А тогда он их раздаривал. Или продавал за бесценок.

Эдам подался вперёд:

– Он когда-нибудь рассказывал о поездке в Англию?

– Я же совсем маленькая была, когда его не стало. А если он чем-то и делился с мамой, мне она не говорила. Виталий Петрович очень не любил разговоры о нём.

– Как же вы сохранили тогда всю эту красоту? – не без удивления спросил Олег.

– Мой отчим, хоть ничего и не понимал в искусстве, всегда говорил, что чем непонятнее картина, тем больше она будет со временем стоить. Прав оказался Виталий Петрович, – она застенчиво улыбнулась.

– А сколько лет вам было, когда его не стало? – спросил Эдам.

– Шесть лет.

– Вы были в его мастерской в доме…

– Ипатьева, – помог ему Олег.

– Да, в доме Ипатьева?

– Много раз. Но я тогда совсем маленькая была. Вы представляете, ведь мастерская у него была именно в том подвале, где убили царя! – она засмеялась. – А я тогда даже не знала.

Олег перевёл эту фразу Эдаму, и они многозначительно переглянулись.

– Таких совпадений не бывает, – усмехнулся Олег.

– Я в последние дни только и делаю, что повторяю эту фразу, – ответил Эдам, вытаскивая из кармана схему.

– М-да, – Олег наблюдал, как на листке появляются новые имена.

Эдам добавил царскую семью на схему, написав «РОМАНОВЫ», и соединил императорскую фамилию с именами художника Никонова и Якова Воронова.

– Я совсем сдурел? – пробормотал он себе под нос, разглядывая схему.

– Вы чай-то пейте, – предложила Ольга Виленовна Олегу.

– Да, да. Сейчас, – закивал тот.

– Спроси её, как он погиб, – попросил Эдам, для приличия взяв чашку в руки.

– Он пропал без вести, – вздохнула дочь художника.

Эдам поднял на неё глаза.

– В сентябре?

– В конце августа. А откуда вы…

Эдам не дал ей продолжить.

– Вы были в его мастерской. Может быть, вы помните что-нибудь необычное?

Олег старательно перевёл его вопрос.

– Нет. Я не очень любила бывать у него в студии. Там постоянно был какой-то ремонт.

– Ремонт? – насторожился Эдам.

– Какой-то битый кирпич. Мешки с камнем. Грязь, пыль. Маме тоже не очень нравилось.

Эдам легко представил эту картину.

Шестилетняя Оля пинает кусок штукатурки на полу, покрытом песком и кирпичной пылью. Её отец стоит за мольбертом, вытирая кисти. Он спокойно наблюдает за ребёнком, но мысли его сейчас где-то далеко отсюда. На картине, которую он только что закончил, изображён страшный лик языческого идола на берегу лесной реки, в водах которой отражается кровавый закат.

У стены стоит ряд мешков с битым кирпичом.

– Оль! Иди поиграй во дворе, – говорит ей Никонов.

Девочка с радостью бежит к винтовой чугунной лестнице и быстро поднимается наверх.

– Только осторожнее! – кричит ей отец.

– Хорошо, папа!

Никонов откладывает кисти в сторону, разворачивается и подходит к стене, завешанной холстом. Он приподнимает материю, и за ней открывается глубокая ниша, выбитая в старой кирпичной кладке. Рядом с проёмом к стене прислонены кирка и лопата.

Ольга улыбнулась, предаваясь воспоминаниям.

– Знаете, там дворик был такой симпатичный. Его я очень хорошо помню. Я любила в нём играть. Вахтёр, уж не помню его имя, разрешал мне посидеть в его ржавом москвиче.

– Как ваш отец мог пропасть? – спросил Эдам. – Его искали?

– Ну конечно искали! Так и не нашли. Он вроде как уехал в тайгу за ягодами. Видимо, заблудился. Может, медведь его задрал. Но знаете что? – она наклонилась ближе к ним. – Моя мама считала, что его убили.

– Кто? – с деланым удивлением спросил Олег.

– КГБ!

Эдам и Олег снова обменялись взглядами. Олег хотел было перевести ответ, но Эдам остановил его.

– Я понял. Мы можем посмотреть его бумаги, письма? – спросил он женщину.

– Вы знаете, у сына в прошлом году родился второй ребёнок. А тут так получилось, что мне предложили продать архив отца. Письма, записки. В общем, всё. Предложили очень хорошие деньги, – она смущённо поправила цветастое платье на коленях. – Ну я и продала. Зато сын теперь в хорошей квартире живёт.

Олег кратко перевёл:

– Она продала архив.

– Хабаеву?

Ольга Виленовна закивала.

– Да, Виктор Сергеевич сам приходил. Говорил, что большой поклонник творчества папы. Он собирается музей его открывать.

Олег насупился.

– Ты прав. Он. Сказал ей, что откроет его музей, – он повернулся к дочери художника. – Вот прямо сюда приходил?

– Да. Мы даже сфотографировались на память.

Женщина поднялась и взяла с полки фотографию в рамке, на которой она была запечатлена с олигархом на фоне картин отца.

– Какой хороший человек! – сказал Олег с чувством.

Эдам вернул на столик чашку с нетронутым чаем и встал.

– Спасибо вам за всё! – Олег пожал Ольге Виленовне руку.

– Спроси её ещё об одной вещи, – попросил его Эдам. – Он любил рок-музыку? «Пинк Флойд», например?

Олег недоумённо глянул на него и перевёл вопрос.

– Ну конечно любил! И «Роллинг Стонз», и Дип Паппл. И этих вот… как вы сказали? Да, «Пинк Флойд». Я-то сама не слушаю такое. Я Баскова люблю. Стаса Михайлова.

– Спроси! Остались ли кассеты?

Олег с сомнением посмотрел на него:

– Кассеты?

– Да. Спроси пожалуйста!

– А какие-то кассеты с его записями сохранились? – спросил Олег Никонову. – Или тоже Хабаев забрал?

– Нет, ну что вы. Кому они сейчас нужны? Я их все выкинула давно.

– Как давно? – уточнил Олег.

– Да уж лет десять назад!

Олег повернулся к Эдаму:

– Выкинула всё. Давно. Пойдём.

– А в какой газете интервью-то будет? – с улыбкой спросила она у порога.

– В английской, – ответил Олег.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 12

Они вышли из подъезда дома Никоновой. Вокруг всё белело от яблоневого цвета.

– Все эти мешки в студии – никакой не ремонт, – уверенно произнёс Эдам.

– Да. Видимо, ход действительно был, – согласился Олег. – Он просто разгребал завал.

– Похоже, Алина права. Раз все пути в подземелья замуровали, это мог быть единственный ход, который вёл туда.

– Или не единственный. Важно, что он вёл из мастерской Никонова в сторону дома.

– Да.

– Если владелец дома был золотопромышленником, – продолжил Олег, – представляешь, что он мог хранить в своих кладовых?! Не только же узников он там держал. На трёх-то этажах.

– Вот-вот, – кивнул Эдам. – И вполне возможно, там было спрятано что-то, связанное с камнем.

– А что на кассете? – спросил Олег.

Эдам остановился и в задумчивости посмотрел на него.

– Инструкция.

Олег поднял брови:

– Инструкция? Для чего?

Эдам поскрёб затылок.

– Думаю, я понимаю. И всё-таки, – Олег прищурился. – Мне интересна твоя версия.

– Мы не можем знать наверняка, – ответил Эдам. – Нам нужно найти всю информацию о дворце Хабаева. Сейчас мы блуждаем в потёмках.

– Ну, это очень слабо сказано, – усмехнулся его друг.

Они заказали такси и отправились домой к Алине, где остановился Олег.

– Откуда ты знаешь дату, когда пропал Никонов? – спросил Олег, как только они устроились на заднем сиденье.

– Мой отец покончил с собой в сентябре. Дом Ипатьева был снесён тоже в сентябре. Мне нужно было знать, связаны ли эти события.

– Угу, – Олег сопоставлял факты.

– Что ты думаешь насчёт того, что… – Эдам стрельнул глазами в сторону таксиста и сформулировал вопрос так, чтобы он был понятен только им двоим, – что… предположила Никонова?

– Ты боишься, что он поймёт нас? – рассмеялся Олег. – Чувак, большинство русских не говорит по-английски. От слова «совсем».

– Совсем? Почему? – искренне удивился Эдам.

– Ну… Это отголоски существовавшего когда-то русскоцентричного мира. Людям просто не нужно было учить иностранные языки. Все говорили по-русски. Много ли американцев говорит на иностранных языках?

Эдам усмехнулся, принимая аналогию.

– То же самое. Сейчас всё по-другому. Некоторые молодые ещё более-менее лопочут. Но в большинстве своём нет, конечно… Особенно старшее поколение. Вообще, для многих иностранный язык – это что-то непонятное и страшное. Да как и сами иностранцы. Подойдёт к ним какой-нибудь турист – и чуть ли не в обморок падают.

– Почему?

– А что с вами делать? Вы как инопланетяне. Это тебе лайфхак, кстати, – он подмигнул. – Попал в непонятную ситуацию – говори на родном языке. Понял?

Эдам нахмурился. Уж чего-чего, а благоговения или страха перед иностранцами он здесь не ожидал увидеть.

– Так что ты думаешь насчёт её теории? – повторил он свой вопрос.

– Про КГБ? – Олег покривился. – Бредятина!

– И всё-таки.

– Не надо мыслить стереотипами, мой дорогой друг. На хрена он им сдался? Если бы его поймали за тем, что он разрушает историческое здание, ему бы просто впаяли срок, и всё. А может, вообще просто штрафом бы отделался, – Олег помолчал, глядя в окно. – Может, его просто завалило там? Не думаешь? Это ведь более вероятно.

– А почему здание снесли?

– Близилось столетие расстрела царской семьи. Власти не хотели, чтобы дом, где произошло убийство, стал местом паломничества.

– Значит, власти были задействованы, правильно?

– Ну. И?

– Давай представим, что Никонов нашёл подземный ход, через который теоретически – подчёркиваю, теоретически – Романовы могли сбежать и…

– А-а! – протянул Олег. – Вон ты о чём! Я как-то про это не подумал. Тогда да. Такой вариант не следует сбрасывать со счетов. В тот момент такие сюрпризы властям были не нужны. Но убивать бы его не стали. На хрена? Так только в голливудских фильмах бывает. А вот то, что его могло завалить в том проходе, а власти, найдя его тело, решили объявить его пропавшим без вести, – более чем вероятно. Надо бы нам про снос дома тоже почитать. Может, даст пищу для размышлений.

– Я бы с этого и начал.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 13

Алина жила в новом микрорайоне у соснового бора. С её двенадцатого этажа открывался вид на озеро. Солнце садилось за гребни многоэтажек на горе напротив.

Пока Эдам думал над своей схемой, Олег вышел на балкон, быстро выкурил сигарету и вернулся.

– Слушай, ты с ноутбуком? Алина свой комп забрала.

– Бери, – Эдам достал ноутбук из сумки. – А где твой?

– А у меня навернулся, не успел я прилететь. Отдал в починку. У Алины знакомый в них разбирается, прямо народный умелец. На днях вернёт.

Олег уселся на диван и установил ноутбук Эдама на табуретку перед собой.

– Ну что ж, приступим! – он размял пальцы и открыл поисковик. – Будет, конечно, не очень удобно… Русского языка у тебя тут нет. Но когда нас останавливали такие мелочи? Да здравствует «Яндекс. Переводчик»! – он вбил первый запрос. – Так, дом Ипатьева, снос. Вуаля!

Олег наклонился к монитору, пробегая глазами по результатам поиска.

– Есть что-нибудь? – спросил Эдам.

– Полно. Погоди минутку, – он по диагонали просматривал статьи. – Это понятно. И это. Много про убийство царя. Практически всё одно и то же.

Эдам расхаживал по комнате, рассматривая фотографии на стене. На них были запечатлены Алина и Олег в детстве. Её и его родители.

Наконец Олег нашёл нужную ему статью.

– Смотри-ка! Фактически инициатива о сносе действительно исходила от председателя КГБ Юрия Андропова. Это тот, который потом генсеком стал. Дом перед сносом обнесли забором. Вокруг него, как охрану, выставили курсантов пожарного училища. Снесли за три ночи.

– Попробуй поискать что-нибудь о подземном ходе, связывающем дом Ипатьева с дворцом, – попросил он.

– Минутку, – Олег вчитывался в текст найденной статьи. – Это не то… Так, – он стал активно кликать мышкой. – Подожди. Где-то говорится, что сносили дом три дня, в других статьях – что два. Ельцин в своей книге пишет, что вообще снесли за один день.

– Так или иначе, снос был срочным.

– Ну… Так, – Олег почесал заросшую щетиной щёку. – Что пишут про ходы? Ого!

– Что? – Эдам торопливо подошёл, тоже устремив взгляд в экран.

– Погоди, читаю. Статья из «Вечернего Свердловска» за май 1983 года. О том, как экскаваторщик при работе наткнулся на подземный ход. Слушай! «Народ сбежался к месту открытия. Ведь каждый немало наслышан о таинственных подземных ходах, которые шли в разных направлениях от дома купца Расторгуева». Так… ага… Вот! «Известковая кладка отлично сохранилась. Проходы высотой более двух метров уходят в три стороны: один к „Космосу“, другой – к Дворцу пионеров, а третий – в сторону улицы Свердлова». Похоже, это там, где мы с тобой по переходу проходили. Но надо бы Алине это показать, она лучше в городе ориентируется.

– Ходы два метра высотой? – уточнил Эдам.

Олег кивнул, не глядя на него. Он был целиком погружён в изучение информации о дворце.

– Ничего себе! Вот что нашёл. Свидетельства людей о подземных ходах. Погоди, – он шевелил губами, пробегая глазами по строчкам. – Все практически говорят о ходах, ведущих к дворцу Расторгуева или от него. А! Вот один про дом Ипатьева. «Есть, конечно, подземный ход. От дома Харитонова до ипатьевского дома идёт. Думаешь, как царя-то убили? Кто-то из рабочих проник по ходу в дом и убил. А так попробуй убей, царя-то. Народ ведь возмущаться будет». Записано со слов некой Коуровой, 1904 года рождения.

– Похоже на городскую легенду, если честно, – покачал головой Эдам. – Пролетарий проник через ход в подвал и убил царя. Не очень-то верится.

– Соглашусь, – вздохнул Олег. – Про убийство царя много чего написано. Но это самое фантастическое, что я встречал, – он перешёл к рассказу другого очевидца. – «А про этот дом говорят, что там есть ещё ход, созданный руками рабочих. И содержалось всё в тайне, где он находится. В этом ходе были созданы…» Как это будет по-английски? – он быстро вбил в переводчик слово. – «…кельи. В общем-то, кельи были вырыты специально. Хозяин этого дома держал монахов пришлых».

Эдам вздрогнул.

– Монахов?

– «Эти люди появлялись в городе, их никто не знал, откуда приходят и куда исчезают. Прислуге строго-настрого было запрещено ходить в кельи. Вели эти монахи какие-то тайные дела. Никто, кроме хозяина, не был посвящён в эти дела, и доступ в кельи был только хозяину. А монахи – одни приходили, другие уходили. А потом – с чем это связано, неизвестно, всё это осталось тайной – через некоторое время хозяин приказал все эти кельи и сам подземный ход замуровать».

– Подожди! Чтобы не запутаться. Это ты сейчас читаешь про дворец, который захватил Хабаев, правильно?

– Именно!

– Почему монахи прятались?

– Это были… старообрядцы. Раскольники, – Олег произнёс эти названия на-русском.

– Кто?

– Подожди, найду в интернете, – Олег загремел клавишами. – Old Believers. Вот!

– Old Believers?

– Давай попробую объяснить. Смотри. В Европе, когда произошла Реформация, церковь разделилась и появились протестанты. Католики с ними не очень ладили, правильно? Они там убивали друг друга направо и налево.

Эдам усмехнулся и кивнул, подтверждая упрощённый пересказ Олега.

– Ну и в России было что-то подобное. В семнадцатом веке произошла церковная реформа. Много кто был против, и церковь раскололась. Только у нас верх взяла новая форма веры. Тех, кто её не принял, стали называть раскольниками, или староверами. Их официально преследовали власти. Поэтому большинство из них бежали на восток. Сюда, на Урал. И в Сибирь. Потом, со временем, они разделились на разные странные секты и культы – всяких скопцов, хлыстов и так далее.

– Никогда про них не слышал, – признался Эдам.

– Немудрено. Вы ж про нас вообще ничего не знаете. Хотя, думаю, спроси кого из русских про этот период истории, вряд ли кто что-то внятное скажет. Короче, из-за того, что их преследовали, старообрядцы жили разрозненно, обособленно. Естественно, что они стали делиться на разные течения. Порой очень даже странные. Одни себя кастрировали, другие били хлыстами во славу божью. В общем, странные ребята были.

Эдам замер, переваривая информацию.

– Что-то ещё есть?

– Да полно! До ночи просидеть можно, – Олег продолжил читать и переводить вслух. – «Дворец Расторгуева был построен на Вознесенской горке в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века. Строительство продолжалось почти двадцать пять лет. По преданию, на том месте располагалось… капище». Капище… блин!

Он запнулся на этом слове, не зная, как оно будет звучать на английском. Быстро нашёл перевод.

– Pagan temple. Окей, пусть будет Pagan temple. Ты понимаешь, о чём речь?

Эдам кивнул.

Олег продолжил:

– Итак, на горе располагалось капище, на котором стоял целый пантеон языческих богов.

Эдам резко перебил:

– Идолов?

– Именно! – расплылся в улыбке Олег. – Привет тебе от Никонова. Дальше. «При строительстве города в начале восемнадцатого века капище снесли, что вызвало стычки с вогулами». Неплохо, да? – он сверкнул глазами.

Воображение Эдама вновь нарисовало яркую картину.

Лохматые тучи нависают над соснами. Ветер теребит вершины деревьев.

Солдаты в зелёных камзолах и треуголках оттесняют местных жителей, которые безуспешно пытаются прорваться к священному для них месту. Женщины воют. Мужчины рычат от бессилия. Вогульских воинов в толпе не видно – их перебили солдаты и казаки за несколько дней до этого. Остались только немощные старики и бабы. Они неистово цепляются за сакральный клочок земли, утыканный божествами, вырезанными из лиственницы.

Стенания. Плач. Окрики солдат.

Гордые лики богов печально взирают на своих беспомощных детей, неспособных противостоять натиску пришедших с запада людей. Рабочие – бородатые мужики в простых рубахах, подпоясанных верёвками, – с гиканьем валят деревянных истуканов, одного за другим. Многопудовые божества с гулким стуком валятся в жухлую траву. Вогулы голосят ещё громче. Женщины воздевают руки к небу. Мужики плюют на поганых идолов, смеются и крестятся. Позади них другие рабочие пилят вековые сосны.

Один из вогулов, совсем юный парень, стреляет из лука. Стрела пронзает грудь мужика, тянущего верёвку, привязанную к навершию идола. Тот падает. Деревянное изваяние валится и придавливает собой двух человек.

Солдаты открывают огонь по толпе. Парень бежит в лес.

Олег продолжил:

– «Усадьба, ставшая одним из символов города, была построена купцом Львом Расторгуевым, сказочно разбогатевшим буквально за год, после того как приехал в Екатеринбург из небольшого приволжского городка Вольска. Расторгуев славился своей жестокостью». Ну да, чувак, похоже, и правда был жёсткий. На, посмотри!

Он развернул к Эдаму компьютер, увеличив портрет на экране. Эдам вгляделся в суровое лицо первого владельца дворца.

Холодный взгляд умных глаз, на лоб спускаются слегка вьющиеся чёрные волосы. Густая борода, орлиный нос, поджатые тонкие губы. На портрете неизвестного художника владелец уральских заводов одет в чёрную рубаху с застёгнутым под горло воротом. На шее – золотой медальон.

– Кто изображён на медальоне? – спросил Эдам, вглядываясь в картинку.

Олег посмотрел на портрет.

– Изображение в профиль, – задумчиво проговорил он.

– Мужчина или женщина?

– Вроде мужчина. Так ведь только монархов изображали обычно, правильно?

– Ну, это ж не монета, – с сомнением возразил Эдам.

– Так или иначе у меня ответ один: это государь-император. Дальше, кстати, интересно, – он продолжил читать статью. – «Будучи проездом в Екатеринбурге, в 1824 году в усадьбе Расторгуева останавливался император Александр I». Это тот, который Наполеону задницу надрал, – пояснил он.

– Я всегда думал, что это был герцог Веллингтон, – улыбка скользнула по губам Эдама.

– Ну да. И Гитлера вы тоже в одиночку победили, – покривился Олег.

– Не начинай, пожалуйста!

Это был их извечный спор, когда они говорили об истории и политике. И Эдам сейчас не собирался заниматься обсуждением этих тем.

– Что там ещё написано?

– «Император был восхищён убранством дворца», – зачитал Олег. – Провёл в нём две ночи. И что, всё? Не много.

Сорокашестилетний монарх быстрым шагом прошёл в центральную залу нового дома Расторгуева и остановился, рассматривая лепнину и росписи на стенах.

– Да это целый дворец! – не смог скрыть своего удивления гость.

Хозяин, которому к тому моменту уже шёл шестой десяток, учтиво поклонился и проговорил густым голосом:

– Трудимся на вашу славу, ваше императорское величество!

– Недурно. Весьма недурно, – оценил император, не ожидавший увидеть в дремучих лесах Урала сравнимую с Петербургом роскошь.

Домашние и прислуга Расторгуева заулыбались.

– Изволите откушать с нами с дороги? – осведомился хозяин.

– Сделайте одолжение, – согласился монарх.

Эдам стоял на балконе и смотрел на позолоченные облака.

– Представь, что у тебя большой бизнес в регионе, далёком от столицы, – громко говорил ему Олег из комнаты, одновременно перебирая статью за статьёй в Сети. – Ты здесь сам царь и бог. У тебя куча денег, заводы, тысячи рабочих. Золото, камни. При этом ты тайно придерживаешься веры, которая официально запрещена в государстве. Что в те времена было хуже, чем воровать из казны и мучить рабочих. Конечно, ты будешь носить на шее медальон с любимым монархом. И принимать его по первому разряду, если он приедет к тебе в гости.

– Доказывать свою преданность, – Эдам вернулся в гостиную, раздумывая, не добавить ли в схему новое имя.

– Конечно! Сейчас всё точно так же. Пусть медальоны не носят, а вот портрет президента в кабинете повесить могут.

– Когда изучаешь историю, удивляться чему-либо вообще перестаёшь. Что три тысячи лет назад, что сейчас… Не так уж много изменилось.

– Вот тебе, кстати, зять Расторгуева, – Олег повернул к нему ноутбук и продемонстрировал портрет молодого человека с тонкими чертами лица и жиденькими усиками. – Пётр Яковлевич Харитонов собственной персоной.

– Это тот, кто главой города стал? – с сомнением спросил Эдам.

– Угу.

Мужчина на портрете разительно отличался от своего тестя. Худенький, изящный. В нём не было той харизмы и брутальной энергетики, которая исходила от первого хозяина дворца. Он больше был похож на поэта или завсегдатая балов, чем на наследника промышленной империи или главу большого города.

– Хлипковат, – заметил Эдам.

– Зато послушный. Что тесть говорил ему, то он и делал, – ответил Олег. – Так. Давай дальше. «В доме устраивались роскошные балы, на которые тратились баснословные деньги». О! Даже лошадей мыли шампанским! Неплохо отдыхали граждане!

Перед глазами Эдама предстала новая картина.

В синеве небес светит золотом тонкий месяц. Столбы дыма из печных труб поднимаются в морозное небо. Расторгуев с зятем и пьяными гостями вываливается из дома.

Харитонов кричит высоким голосом:

– Кататься! Едем кататься!

Пьяный Расторгуев, в распахнутой на груди длинной шубе, садится на ступени лестницы.

– На грязных не поеду.

Харитонов оборачивается, не знает, как реагировать на поведение тестя.

– Не поеду на грязных! – повторяет хозяин дома. – Мойте их… шампанским!

Лицо зятя светлеет.

– Колыван! Где Колыван?

– Я здесь, – из конюшни выходит угрюмый мужик со спутавшейся бородой.

– Батюшка приказывают мыть коней шампанским!

Конюший переводит хмурый взгляд на хозяина.

– Почто портить коней, Лев Иваныч?

Молодой гусар, приехавший из Москвы обер-офицер Анисимов, бросает ехидный взгляд в сторону хозяина дома.

– Вольница у вас тут, в Сибири, Лев Иванович. Мужик своенравный. Кнута не знающий, – он ёжится от мороза и натягивает белоснежные перчатки на руки. – И холодно, однако.

Расторгуев поднимает на Колывана грозный взгляд:

– Делай что говорю!

Тот нахлобучивает шапку на голову и, недовольно бормоча под нос, идёт к конюшне.

– Здесь не Сибирь, а Урал-камень, Илья Фомич, – Расторгуев поворачивается к Анисимову и хмуро смотрит на гусара из-под густых бровей. – В Сибири-то вольницы ещё поболе будет. А наши-то порядок знают, – он тяжело поднимается, сгребает с перил рукой пригоршню снега и растирает им шею. – А те, кто не знает, – он сжимает кулак перед носом гусара, снег проливается водой из его горячей ладони, – те плачут, аки дети малые. Пока не поймут… али кровь из глаз не потечёт.

Под смех подгулявших гостей конюхи начинают поливать бока гнедых жеребцов шампанским. От тел животных идёт пар.

– Шампанское-то хранцузское? – кричат им.

– Оно самое, – отзываются мужики, вытирая насухо тела коней белоснежными простынями.

Расторгуев подходит к лошадям и целует их морды.

– Мои хорошие.

– Готовы? – кричит Харитонов.

– Едем, – кивает тесть.

Они переместились на кухню.

– Знаешь, что меня удивляет? Трезвый человек мыть лошадей шампанским бы не стал. Правильно? – рассуждал Олег, ставя чайник на плиту.

– Зачем так вообще делать? – пожал плечами Эдам.

– Нет, спьяну у нас ещё и не такое бывает. Но Расторгуев-то был старовером. А они не пили. Вообще. Им вера запрещала.

– Знаешь, в Библии написано, что нельзя убивать и прелюбодействовать. Многих людей это останавливает? К тому же когда у тебя столько денег и власти…

– Твоя правда, – согласился Олег и, усевшись на табурет, продолжил читать. – «Вскорости против Расторгуева заводят дело за жестокое обращение с рабочими».

Эдам внимательно слушал, стоя у подоконника, заставленного комнатными растениями.

– «Когда полиция прибыла в усадьбу, чтобы допросить владельца, он приказал затопить подземные помещения, где, по слухам, и держал узников. По легенде, в своих подвалах Расторгуев не только пытал и убивал людей. Он там же подпольно чеканил золотую монету и давал приют староверам». Ну об этом мы уже знаем. О! Смотри! Фото из подземелий, – Олег повернул ноутбук и показал Эдаму фотографию, на которой была запечатлена группа людей в довольно просторном подземном ходе.

– Ого! – удивился Эдам. – Сколько же он метров в высоту?

– Написано, что по некоторым из ходов можно было проехать на упряжке лошадей. Вот ещё одна. Судя по одежде, сделана годах в тридцатых.

– А это не фейк? – с сомнением спросил Эдам.

Олег пожал плечами.

– А кому было нужно делать фейки подобного рода тогда? Фотография оригинальная, это ж видно.

Чайник закипел. Олег протянул Эдаму коробку с пакетиками чая, тот взял один и бросил в кружку. Олег аккуратно налил в кружку кипяток ему и себе и открыл холодильник.

– Сливок нет. Молоко будешь?

– Давай, – кивнул Эдам и, помолчав, озадаченно произнёс: – Какое странное сочетание – дворец, тюрьма, фальшивомонетничество и тут же молитвы, монахи. Идолы языческие.

– Ты ещё забыл про пирушки с девками и мытьём лошадей шампанским. Это Россия, дорогой друг. Всегда так было и, наверное, будет, – Олег убрал молоко в холодильник. – Зато не скучаем.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 14

Снаружи загремели ключи. Открылась входная дверь.

– Ребята! У меня новости! – раздался с порога звонкий голос Алины.

Она вбежала на кухню, сияя от удовольствия. Её щёки розовели румянцем, от улыбки на них образовались ямочки. Волосы растрепались, глаза торжествующе блестели.

– Первое. Я оказалась права! В тридцатых годах во дворце проводилась реконструкция. И действительно, тогда были забетонированы входы – их было несколько – на два подземных этажа. Во время реконструкции в парке нашли несколько выходов из подземелий. Их сразу засыпали.

– Заметим – сразу же! – Олег поднял вверх указательный палец.

– Да, – закивала она. – И с тех пор никаких исследований или раскопок на территории дворца или парка не проводилось.

Олег шумно отхлебнул из чашки и прищурился:

– То есть, несмотря на все слухи о староверах, золоте, узниках и прочем, у научного сообщества интереса к этим подземельям не возникло?

Алина засмеялась:

– Совершенно верно!

– Что ж, очень логично, – ухмыльнулся Олег. – Чай будешь?

Она помотала головой. Ей не терпелось поделиться своими открытиями.

– Новость номер два. Я нашла выход на диггеров, которые проводят подземные экскурсии по Екатеринбургу. Завтра мы встретимся с Антоном. Посмотрим, что он скажет.

Олег глянул на Эдама и указал обеими руками на сестру, давая понять, что он ни капли не сомневался в ней.

– Ну а теперь главное. Готовы? После того как владельцы дворца были арестованы за жестокое обращение с рабочими и сосланы на север, наследницы Расторгуева стали сдавать помещения дворца различным учреждениям. То есть где-то с конца 1840-х до начала Первой мировой войны в здании сидели разные фирмы. И…

Эдам сразу догадался.

– У Вороновых там был офис!

– Именно! Небольшое производство. С 1901 года. Несколько комнат на первом этаже и мастерская в подвале, – она широко улыбнулась.

– Ай, красава! – воскликнул её брат. – Дай пять!

Они радостно ударили ладонями в воздухе.

– Отличные новости! – Эдам подошёл, чтобы пожать ей руку, но Алина порывисто обняла его.

– О! Тебе письмо, – Олег увидел всплывающее сообщение. – От Шелли Холл.

Эдам замер. Алина выпустила его из своих объятий. Он подошёл к компьютеру, открыл почту и увидел картинку: на шахматной доске на белом поле стоит чёрный слон, а рядом лежит на боку чёрная пешка.

– Дженсен? – прошептал Эдам. – А это кто?

В его кармане пикнуло СМС. Пришло сообщение от Вэнса. Только одно слово: «ХАКСЛИ».

Эдам прикрыл глаза и прошептал:

– Проклятье!

Олег ошарашенно посмотрел на него:

– Что?

Эдам тяжело вздохнул и спросил:

– Здесь есть что-то вроде Craigslist, такой сайт для объявлений?..

– Я знаю, что такое Craigslist, – насупился Олег. – Русский аналог есть, конечно.

– Мне нужно разместить объявление.

Олег и Алина переглянулись.

Через несколько минут всё было готово. Объявление на русском языке на одной из самых популярных площадок ждало подтверждения публикации.

Олег сидел перед экраном ноутбука, Эдам и Алина стояли по бокам от него.

– Итак, читаю. Эдам, проверяй ещё раз, – сказал Олег. – «Куплю оригинальную кассету с альбомом Pink Floyd „Wish You Were Here“. Производства Англии, 1975 года. Торг». Картинку прицепили. Телефон, имейл на месте, – он посмотрел на Алину. – Нормально?