Текст книги "Копенгагенский разгром"

Затем я схватил за шкирку подлого французишку.

– Кстати, Жан! Ты снова в отпуске!

С этими словами я вытолкал каналью за дверь.

– Что ж, – Мэри-Энн улыбнулась, – хорошо. Уверена, мы еще увидимся. Заезжайте ко мне на чай.

На мгновение я припал губами к любезно протянутой руке, и дама удалилась. Трактирщик проводил ее взглядом, полным благоговения. Выходило, что леди Мэри-Энн Фицгерберт пользовалась в Лондоне известностью и уважением, а то и всеобщей любовью.

– На чай? А во сколько? – пробормотал я, но дверь уже закрылась.

– Мистер, вам сейчас не помешает немножечко виски, – сказал старичок.

Он услужливо протянул стакан с золотистой жидкостью.

– Сами пейте эту бурду, – буркнул я. – Лучше скажите, где живет леди Мэри-Энн Фицгерберт?

Старик с сожалением хмыкнул и сказал:

– Чаепития в Лондоне назначаются на пять часов. Но вам не стоит принимать приглашение.

Я с раздражением фыркнул. Какой-то кабатчик посмел рассуждать: принимать мне или не принимать приглашение леди Мэри-Энн Фицгерберт.

Я бросил на столик несколько монеток непонятного достоинства и покинул трактир «Sweet Nicole».

На улице рыжий хозяин соседней таверны и двое половых выворачивали карманы мосье Каню и с озабоченным видом подсчитывали выручку. Я попрощался с ними кивком и направился на Мэнсфилд-стрит. Семена Романовича я не застал, но попросил дворецкого мистера Блотта нанять коляску для поездки к леди Фицгерберт.

Пунктуальные англичане к половине пятого подали хэкни-коач. После получасовой тряски на дырявой подушке, набитой колкой соломой, я оказался у ворот шикарного поместья. Дорожка, выложенная по кругу, привела ко дворцу. Я поднялся по лестнице. Путь преградил престарелый швейцар в синей ливрее, вышитой золотом. Он мерил меня столь взыскательным взглядом, словно лично я был виновен в том, что не все обычаи и традиции времен его дедушки соблюдаются неукоснительно.

– Леди Фицгерберт сегодня не принимает гостей, – высокомерным тоном заявил старый хрыч.

– Леди Мэри-Энн лично пригласила меня нынешним утром. Я настаиваю, чтобы обо мне доложили.

– В этом нет никакой необходимости, – холодно отозвался он.

– Скажите, что приехал граф Воленский, – повысил я голос.

Мои слова не произвели на старого сквалыгу никакого впечатления. Он застыл каменным изваянием.

– Мэри-Энн называет меня Воленс-Ноленсом, – продолжил я.

Старый хрыч слегка шевельнул бровями и до отвращения учтивым голосом промолвил:

– Сэр, от того, что вы повторите свою просьбу в десятый раз, ничего не изменится.

– А в одиннадцатый? – рассердился я.

Неожиданно выражение его лица смягчилось.

– Сэр, позвольте полюбопытствовать: сколько раз леди Фицгерберт произнесла приглашение на чай?

– Знаете что?! – ответил я с добродушным сарказмом в голосе. – Я понимаю с первого слова! Мне не нужно повторять десять раз!

Его губы дрогнули в усмешке.

– Позволю заметить, сэр, – промолвил он. – В Англии приглашение на чай, произнесенное только один раз, нельзя принимать буквально. Это не более чем фигура речи. Все равно что сказать «до свидания». Вот если бы приглашение прозвучало дважды, это было бы действительно приглашение.

Я остался стоять с разинутым ртом. А старый хрыч, посчитав вопрос исчерпанным, скрылся за дверью.

– Heus-Deus! – воскликнул я. – Сколько же дряни изобрели англичашки помимо виски!

Я вернулся к своему экипажу и полез внутрь, бросив мимоходом кучеру:

– У леди Мэри-Энн жестокая мигрень, вызванная амнезией. Поехали обратно.

Экипаж выехал за ворота и остановился. Дорогу преградила черная крытая коляска. Из ее чрева вывалились четверо констеблей. Двое подошли к нам и заглянули внутрь. Прозвучал вопрос:

– Вы – граф Воленский?

Я кивнул, отпираться было бессмысленно – без сомнения, они знали, кто я. Мелькнула мысль, что полицию вызвал кто-то из прислуги леди Мэри-Энн Фицгерберт, пока я препирался со старым хрычем.

– Вы арестованы. Мы доставим вас в Тауэр, – сообщил рыжий полицейский с квадратной челюстью.

– В Тауэр?! – возмутился я. – За то, что приглашение на чай принял с первого раза?!

– Чай? – переспросил рыжий констебль и, почесав квадратными пальцами могучую челюсть, стал размышлять вслух: – За чай отправляют в Нью-Гейт. А раз в Тауэр, значит, дело куда серьезнее.

Противиться я не решился, пересел в казенную коляску на обтянутый истертой кожей диван.

– Хоть солома не колет в зад! И то слава богу!

Глава 21

Путь занял немного времени, а завершился возле внушительного замка из серого камня, где возник спор между констеблями и тюремными охранниками. Последние настаивали на том, что я должен пройти через Ворота Предателя. Конвоиры возражали: дескать, там нового узника отследят газетчики и раздуют шумиху, а приказ был – избежать огласки. Констебли убедили стражу, и карета проехала внутрь через арку в башне, уж не знаю с каким названием.

Конечно же, несостоявшееся чаепитие не могло стать причиной ареста. Скорее, вопрос о необходимости громить Копенгаген решился не в мою пользу. А когда я оказался в узилище, сомнений не осталось: я попал в Тауэр в качестве крупного военного преступника.

Моим пристанищем оказалось просторное шестиугольное помещение, разделенное на две неравные части. Переступив порог, я оказался в кабинете с голыми стенами и забранным решеткой окном; из мебели были столик и стул, расположенные прямо напротив входной двери. Эта приемная отделялась перегородкой от спальни с большой кроватью, комодом и креслом.

Тяжелая дверь закрылась.

Прошло два дня. Меня не тревожили, не вызывали и ни о чем не спрашивали. Кормили сносно; слава богу, сюда рецепты графа Румфорда еще не дошли.

С некоторой отстраненностью я размышлял о мосье Каню. Если каналья арестован, он без сомнения скажет, что я заставил его подделать приказ. Странным типом был этот французишка. Человек один, а сколько ипостасей: проходимец и вор, артиллерийский офицер и храбрый вояка, прекрасный гувернер и подхалим. Вчера спас мою жизнь, рискуя собственной, но сегодня – я был уверен – предаст меня, как только запахнет жареным.

На третий день появилась неожиданная посетительница. Пышные юбки леди Мэри-Энн Фицгерберт заняли почти всю приемную; я перетащил кресло из спальни в кабинет, но дама жестом отказалась от предложения сесть. В глазах ее плясали веселые чертики.

– Граф, вы вновь попались! И опять на нечестном пари!

– О чем вы? – спросил я. – Какое пари?! Если я на чем и попался, так это на нечестном приглашении на чай!

Леди Мэри-Энн немного смутилась.

– Ну, простите, простите, Эндрю! Я не хотела вас обижать!

– Ладно, – я развел руками. – Всему виной мой отвратительный английский язык! Но о каком пари вы толкуете?! Я вообще не любитель споров!

Мои слова обрадовали леди Мэри-Энн Фицгерберт. Секунду назад она стушевалась из-за истории с приглашением на чай, а теперь получила повод взять реванш.

– Вот как?! – Она вскинула брови. – А разве не вас я выручила в таверне «Sweet Nicole»?!

– Это была афера моего слуги. Вы же прекрасно поняли это, – ответил я. – Кстати, я остался должен вам. Деньги у меня есть, вы можете не беспокоиться!

– Еще бы у вас не было денег! Вы облапошили весь королевский флот!

– Господи! Да о чем вы?! Видит бог, я ничего не понимаю!

– Граф Гэллоуэй рассказал, как вы заключили совершенно абсурдное пари о том, что эскадра плывет в Каттегат. А затем подделали приказ адмиралтейства, обманули вице-адмирала, и он развернул флотилию в нужном вам направлении!

Леди Мэри-Энн Фицгерберт мерила меня насмешливым взглядом, а я боялся возразить. Все произошло именно так, как она сказала. Но стоило ли пояснять, что я развернул эскадру не ради денежного приза, а для того, чтобы отвести угрозу от российского флота?!

– Я подделал приказ! Что за ерунда?! Я и английского толком не знаю!

– Но сэр Хайд Паркер утверждает, что приказа не было. Да что Паркер?! Первый лорд адмиралтейства подобного приказа не подписывал!

– Ну, да-да. Вы тоже не приглашали меня на чай.

– Я же извинилась!

– Наверняка и ваш первый лорд один раз подписал приказ. А один раз по английской традиции не считается. Паркер же все дни напролет развлекался с молодою женой, он мог что-то и напутать в своих бумагах!

– Кстати! – В глазах леди Мэри-Энн вновь вспыхнули огоньки. – По поводу миссис Хайд Паркер! А вы шалунишка! Приударили за нею, а меня записали в субретки!

– Ну… я боялся, что это последняя женщина на моем веку! – выкрутился я.

– Ладно, – промолвила леди Фицгерберт и перевела разговор на другую тему. – Граф Саймон передает вам поклон. Он делает все, чтобы вызволить вас отсюда. К вам пока никого не пускают… кроме меня.

– Да, мне выделили целую приемную, а она пустует, – развел я руками.

– Скажите, я могу что-нибудь сделать для вас? – спросила она.

– Принесите в следующий раз рашпиль и веревку.

– Может, и принесу, – ответила она и с загадочной улыбкой направилась к выходу.

Она собралась уходить, и я не утерпел, любопытство одержало верх:

– Послушайте, мне кажется, вы приходили не просто так.

Леди Фицгерберт не ответила. Она постучала в дверь, надзиратель открыл, и, переступая порог, она обронила:

– На чай не приглашаю.

Оставшись один, я строил предположения относительно леди Мэри-Энн Фицгерберт, а при случае спросил надзирателя:

– Скажите, кто она такая – леди Фицгерберт?

– Супруга принца Георга, будущего короля, – шепотом ответил надзиратель.

Физиономия моя вытянулась от удивления, а страж приложил палец к губам и добавил:

– Но тайная. Так что – тсс…

В последующие дни мою жизнь разнообразили прогулками по крепостной стене и допросами. Дознание вел сухопарый чиновник с несчастной физиономией. Должно быть, он не получил четких указаний на мой счет и не знал, сколь большое рвение необходимо проявить. И эта неопределенность делала его и без того несчастную жизнь совсем горькой.

Однажды утром вновь появилась леди Мэри-Энн Фицгерберт.

– Как ваши дела, граф? – спросила она, одарив меня широкой улыбкой.

– Судя по вашему хитрому виду, вам лучше знать, – ответил я.

– В проницательности вам не откажешь, – промолвила она. – Я ненадолго…

– Ага! Просто проезжали мимо и заскочили на минутку! Просто на чай пригласить, – усмехнулся я.

– Опять угадали! Именно за этим я и приехала – передать приглашение на чай к графу Саймону! Он ждет вас на Мэнсфилд-стрит в пять часов.

– Да, с удовольствием, – усмехнулся я. – Лет через десять, когда выйду отсюда.

– Вы выйдете отсюда намного раньше, – заявила леди Мэри-Энн Фицгерберт и с нажимом в голосе добавила: – Потому что главный свидетель – мистер Джон Кэну – пропал. Я слышала, он сбежал в Россию. Странным образом моя служанка исчезла одновременно с ним…

– Звучит так, словно вы помогли ему, – прошептал я.

Леди Мэри-Энн Фицгерберт улыбнулась и медленно прикрыла глаза, подтвердив мою догадку.

– Скажите, вы говорили, что у меня есть шанс предотвратить войну Англии с Россией…

– Да, – подтвердила леди Фицгерберт. – И вы сделали это.

– Но я уверен, что вы имели в виду нечто другое, уж точно не разгром Копенгагена.

– Вы должны были передать серебро Мальтийскому ордену.

– Да, это так, – кивнул я.

– И не просто серебро, а особым образом сделанные монеты – ефимки.

Я вытащил из кармана несколько серебряных кругляков и показал леди Фицгерберт. Она взяла одну монету и взвесила на ладошке.

– Ваш покойный император намеревался вновь разрешить торговлю с Англией. Но с одним условием. Таможенную пошлину английские купцы должны были бы уплачивать ефимками. К этому моменту все это серебро находилось бы у иоаннитов. И наши купцы вынуждены были бы покупать ефимки у Мальтийского ордена, – поведала леди Фицгерберт.

– Таким образом возобновились бы отношения России и Англии, а английские купцы вынуждены были бы поддержать католический Мальтийский орден, – докончил я.

– Наверное, так, Эндрю. Но все сложилось иначе.

Она постучала в дверь и, пока гремел замок, смотрела на меня с лукавой улыбочкой, показывая, что более ничего объяснять не собирается. Переступая порог, леди бросила на прощание:

– Oky-doky darling doc! Don’t forget – five-o’clock!

Она ушла, а я пустился в пляс – благо узилище позволяло. Я крутился, подпрыгивал и выделывал всевозможные коленца. Эмоции переполняли меня и требовали выхода. Слова леди Мэри-Энн Фицгерберт означали, что меня освободят. В этом я был уверен. Но одновременно и боялся ошибиться – нет ничего страшнее для узника, чем ложная надежда.

И я отплясывал, сам не зная, какие чувства пытаюсь утолить – радость или страх. А когда утомился, упал на кровать, мечтая уснуть и проснуться непосредственно перед выходом на свободу. Но едва растянулся в надежде привлечь добрейшего из олимпийцев Морфея, как дверь заскрипела: явились тюремщики и объявили, что меня приказано освободить.

– За вами подали экипаж. Вас отвезут к русскому послу графу Воронцову, – промолвил надзиратель будничным тоном.

Во дворе поджидала карета. Два кучера в зеленых шляпах с обвисшими полями восседали на козлах.

– Что ж, джентльмены, вы знаете, куда ехать? – спросил я.

– Не беспокойтесь, сэр, Мэнсфилд-стрит, – ответил один из кучеров.

Я поднялся в экипаж, щелкнул кнут, и мы тронулись.

– Приятель, а через какие ворота мы покинем Тауэр? – поинтересовался я.

– Мы проедем через башню Байворд, – раздалось в ответ.

– А где тут Ворота Предателя? – спросил я.

Карета притормозила, возницы ткнули пальцами в кирпичную кладку, мимо которой мы проезжали.

– Да вот же они.

Я выглянул в окно. Мы стояли напротив башни. Вытянув шею, я разглядел под аркой деревянные ворота, покоившиеся наполовину в воде. Попади я в Тауэр этим путем, наверное, до сих пор не просох бы.

– Это башня Святого Томаса, – пояснил возница.

Я плюхнулся обратно на сиденье, и мы поехали дальше. Но едва Тауэр остался позади, экипаж вновь остановился. Дорогу нам преградила щегольская карета. Ее дверца приоткрылась, на землю спустился Новосильцев Николай Николаевич.

– Сударь! – насмешливым тоном произнес он. – Не соизволите ли вы оставить казенную карету?

В эти минуты он показался мне самым родным и близким человеком. Я бросился навстречу, и мы заключили друг друга в крепкие объятия.

– Что произошло? – спросил я. – Как вам удалось вызволить меня отсюда?

– В свете смены власти в нашей стране война с Россией оказалась для Англии крайне невыгодной. И лишь благодаря чуду этой войны удалось избежать. А как свершилось это чудо… В общем, английские власти предпочли закрыть глаза на эту историю. И еще! Новый император упразднил все институции Мальтийского ордена в России. Судьба пропавшего серебра его не очень-то взволновала. Конечно, будут назначены экспедиции. Попробуют поднять его со дна моря. Правда, датчане сомневаются в успехе мероприятия. Говорят, что как раз в том месте, где затонуло прусское судно, слишком глубоко.

– И что теперь? – спросил я.

– Что теперь?! – переспросил Новосильцев, его взгляд устремился вперед и, казалось, достиг российского берега. – Поехали, дружище, назад, в Россию. Там молодой император, время перемен! Нас ждут прекрасные дела и великие свершения! Ты согласен?

– Еще бы! – воскликнул я и посетовал: – Вот только с датчанами нехорошо как-то вышло.

Примечания

К главе 1

Мэнсфилд-стрит – улица в Лондоне, в настоящее время называется Воронцов-роад (Worontsow-road).

К главе 3

Appointment (англ.) – свидание.

Heus-Deus! (лат.) – Эй, Бог!

Тарлатан – недорогая хлопчатобумажная ткань.

Fine, very fine (англ.) – прекрасная, очень прекрасная.

«Френсис Бэринг энд Ко» («Francis Baring and Co») – наименование Бэрингс-банка в 1800 году.

Уильям Питт-младший – дважды занимал пост премьер-министра Великобритании: 16-й премьер-министр Великобритании (19 декабря 1783 – 14 января 1801), 18-й премьер-министр Великобритании (10 мая 1804 – 23 января 1806).

Генри Аддингтон – 17-й премьер-министр Великобритании (17 марта 1801 – 10 мая 1804).

Исторический анекдот: Ф.В. Ростопчин исполнением арии из итальянской оперы добился того, чтобы Павел I порвал манифест об объявлении войны Англии.

К главе 4

Хэкни-коач (англ. hackney-coach, hackney – кляча, coach – карета) – наемная карета.

God bless us with Goden (англ.) – Бог благословил нас, послав нам Годена.

К главе 5

Wrestler’s Inn (англ.) – Таверна борца.

К главе 8

Here we are! (англ.) – вот и мы!

К главе 9

Банник – деревянная цилиндрическая колодка, насаженная на древко. Служит для чистки ствола, а также для погашения искр после выстрела.

Supply for wind-mill (англ.) – топливо для ветряной мельницы.

Кабестан – огромный барабан, на который наматывался якорный канат.

Yo-heave-ho! (англ.) – возглас матросов при работе, соответствует возгласу «Взяли! Дружно!»

К главе 10

Seems honey (англ.) – кажется, мед.

Dottrel (англ.) – простофиля.

Dottle (англ.) – остаток недокуренного табака в трубке.

Scrambled eggs (англ.) – яичница-болтунья.

My god! I’m steel alive! (англ.) – О боже! Я же еще живой!

Not for long (англ.) – ненадолго.

Салинг – площадка на мачте.

К главе 11

Декантация – процесс переливания вина в декантер для насыщения его кислородом.

К главе 12

Hangdog’s Troop (англ.) – отряд висельника.

«St. George», «Amazon», «Bellona», «Ganges», «Elephant», «Defiance» (англ.) — «Святой Георгий», «Амазонка», «Беллона», «Ганг», «Слон» и «Яростный».

Skagerfuck – Скагертрах.

Skagerfucker – скагертрахальщик.

К главе 13

Фрог (англ. frog, в данном случае – сленг) – француз.

Парлеву (parleyvoo – англ. сленг) – француз.

К главе 14

Fatty (англ.) – жирный.

Patty (англ.) – пирожок, лепешечка.

Cake (англ.) – торт, пирожное.

Lap-clap (англ. жарг.) – половой акт.

Dash it all! (англ. жарг.) – Тьфу ты, пропасть! Чтоб тебе провалиться! Проклятие!

К главе 15

Lax (англ. жарг.) – понос.

Diarrhea (англ.) – диарея.

К главе 16

«Glatton» – название корабля, шедшего в кильватере «Elephant» в битве при Копенгагене.

Bligh (William Bligh) – Уильям Бли, капитан HMS «Glatton».

Glutton (англ.) – обжора.

God bless Bligh (англ.) – Господь, благослови Бли.

Discontinue the engagement! (англ. воен. – морск.) – Прекратить бой!

К главе 17

Foot cannonball (англ.) – игра в футбол пушечным ядром.

К главе 19

Dover – Дувр, город-порт.

К главе 20

Sweet Nicole (англ.) – сладкая Николь.

French-fried-fuck (англ. жарг.) – пустое место.

Russian duck (cockney, англ. жарг.) – неприличное восклицание, построенное на замене буквы «f» в слове «fuck».

Easy peasy lemon squeezy (англ.) – бессмысленный набор слов; полегче, расслабься.

Good job mister Lob (англ.) – хорошая работа, мистер недотепа.

Lob (англ. жарг.) – недотепа, неуклюжий человек.

К главе 21

Oky-doky darling doc! Don’t forget – five-o’clock (англ.) – Оки-доки, дорогой док! Не забудьте – файф-о-клок.

Справка

В настоящее время по оценкам нумизматов в мире насчитывается не более 10 экземпляров «ефимок», отчеканенных в Англии в Бирмингеме в мастерских Болтона по заказу российского императора Павла I.

Стоимость одной такой монеты на аукционах достигает 2 миллионов долларов.