Текст книги "Останься только на время"

Глава 19

Шайди

– Давай, ещё один подход и перерыв две минуты, – инструктирует тренер.

Киваю и беру в руки гири. Приседания и наклон. И так по накатанной. Голова наполнена тишиной, которая живёт в тренажерном зале в шесть утра. Личное время для меня. Хороший заработок для мужчины, занимающегося со мной перед работой.

Ещё неделя и Роксборро вернётся, и я расскажу ему всё. Буквально всё с самого начала. Хватит. Он поможет мне понять, что происходит. Почему все четыре дня из головы не выходит звук океана, который даже снится. И этот приторный запах, которым пропитан салон моей машины тоже где-то рядом. Кажется, этот «мотылёк» облил меня им, и не отмыться. Пыталась. Безуспешно. Не должна думать о нём, а продолжаю. И ведь ничего нового не сказал. Слышала не раз такие речи и продолжаю слушать от Тины. Но он мне никто. И должен остаться на том же месте.

– Шайди, отдых, – сообщает Диксен. Кивая, откладываю гири и подхожу к лавке, где стоит бутылка воды. Делаю глоток. Набрасываю на шею полотенце и обтираю влажную грудь.

Бросаю взгляд на мобильный и щёлкаю на круглую кнопку, чтобы проверить экран. Три пропущенных звонка от Даррена и два от Мавис.

– Чёрт бы тебя подрал, – шиплю, когда понимаю, что нечто непредвиденное вновь приключилось с «мотыльком». Почему он не нормальный человек? Почему именно у него что-то да не так? Проблемный и лишний груз. Но выгодный. Чёрт.

– Мавис. Какие эксцессы? – Без предисловий спрашиваю помощницу.

– Доброе утро, мисс Лоу. Простите, что так рано, не волнуйтесь, мы всё решили.

– Что за проблема с Рейденом Броудом?

– Он позвонил около сорока минут назад Даррену Джонсону и сообщил, что сегодня просит отгул из-за того, что ему нездоровится. Заболел и в данный момент находится у матери. Он не сможет присутствовать на съёмках. А они личные. Первые для него…

– И что дальше?

– В общем, мы ждём восьми утра, чтобы отменить съёмки и попробовать их перенести.

Закрываю на секунду глаза, пытаясь не дать волю эмоциям.

– Нет. Никому ничего не говорить. Он будет.

– Но, мисс Лоу, мистер Джонсон сказал, что мы отменяем.

– Кто твой босс, Мавис? Я. Так что закрой рот и делай так, как я говорю. Всё тебе ясно?

– Да… да, простите.

– Прекрасно. Во сколько съёмки?

– Их две. Одна в девять утра, вторая в половине третьего.

– Хорошо.

Отключаю вызов и подхватываю свои вещи.

– Шай, ты куда?

– Тренировка закончилась. До завтра.

Почему этот «мотылёк» обожает притягивать неприятности? Да он магнит для них. И придётся разбираться самой. За яйца притащу в студию. Не бывать отменам, если их не совершила я. Только в моей власти это творить, и никак иначе.

Поднимаюсь в квартиру, а внутри неприятное чувство. Раньше без моего ведома никто бы так не поступил. Сейчас всё перевернулось вверх дном из-за наглого, самовлюблённого, глупого, раздражающего… меня передёргивает, когда вспоминаю его. И желаю крови. Его крови.

– Шайди…

– Не сейчас, – рыкая, направляюсь на второй этаж.

– Понятно. Я подготовлю завтрак с собой, – смеётся Элеонор, а я поджимаю губы от гнева.

Быстрый ледяной душ. Укладка, макияж и привычная одежда в тёмно-зелёных тонах. На ходу проверяю необходимые вещи в сумочке и забираю из рук домработницы остальные, как и кофе.

– Хорошего дня.

Он не может быть другим. У меня всегда всё точно. И сегодня не исключение. Придушу.

Сажусь в машину и кривлюсь. До сих пор воняет гадкой едой и мужским парфюмом. Следует отдать «Ауди» на чистку и воспользоваться корпоративным автомобилем. Давление неприятно покалывает затылок, знаю эти признаки. Ещё немного потерпеть, и вырвется наружу то, что прячу всё время. Ничего. Последний раз это происходило как раз за месяц до пятидесятилетия корпорации. Слишком острое желание наполняет тело. Но сейчас не до этого.

По памяти доезжаю до домика, который утопает в зелени. Странные, даже глупые картинки, выложенные разноцветной лепниной на дорожке, ведущей к входу, не вызывают ничего, кроме желания, убраться отсюда поскорее. Недвижимость в этом районе довольно дорогая. Практически сердце Голливуда, недалеко Беверли-Хиллз, да и все именитые бутики и рестораны. Жить в таком доме и не иметь денег на его поддержание, это привычная ситуация для людей, родившихся в Лос-Анджелесе. Им просто не повезло.

Останавливаюсь на веранде, где по бокам от меня стоят кресла и два столика. Нажимаю на звонок, подначивая себя оборвать этому «мотыльку» крылья. Не будет летать. Никогда. Не может приехать, видите ли. Он не имеет права на такие слова. Никого.

Снова нажимаю на звонок. Никто не открывает. Подхожу к окну и наклоняюсь, чтобы хоть что-то рассмотреть в доме. Вроде бы гостиная, но окна слишком пыльные, чтобы утверждать.

Болен, значит? О, он определённо болен. Ну держись, Рейден Броуд, я из тебя бифштекс сделаю.

Возвращаюсь к машине и сажусь обратно в салон. Уеду ли? Нет. Ему так просто обман с рук не сойдёт. Он слишком обнаглел и если считает, что может подставлять меня, то ещё не знает, насколько я могу быть опасна в период, когда кого-то жду.

Половина восьмого, и я продолжаю просматривать пришедшие письма в телефоне, отправляя что-то в корзину, а некоторые пересылая помощнице, чтобы она ими занялась. Слышу звук шин и бросаю взгляд в зеркало. Грязно-чёрная «Тойота» старой модели, которую, скорее всего, уже не выпускают, медленно останавливается позади меня.

– Вот сейчас ты и познакомишься с Круэллой, – шиплю и откладываю телефон. Выхожу из машины и дохожу до багажника. Складываю руки на груди, ожидая, когда выползет этот Рейден Броуд.

Наконец-то, дверца открывается и вижу его. Помятый, бледный и пьяный.

– Шай? – Моргая и протирая глаза, подходит ко мне.

– Собирайся на работу. Заболел? Я тебе устрою «заболел». Живо работать, – зло произношу, пока мужчина, словно не понимая ни одного моего слова, хмурится и кусает нижнюю губу.

– Посмотри на себя. Ты читал контракт? Так вот, там чёрным по белому. Запрещено: употреблять наркотики и алкоголь. Пьянь. Теперь у меня есть веская профессиональная причина, чтобы уволить тебя…

– Какой алкоголь? С ума сошла? Я всего лишь устал, Шай. Вот, – подходит ко мне так быстро и выдыхает горячее дыхание, смешанное с кофейным ароматом.

– Фу, какая гадость. От твоего смрада можно жизни лишиться, – кривлюсь, а нос пощипывает от огненной пелены, покрывшей его.

– Шай, я не могу… прости, ладно? Сегодня не могу, – тяжело вздыхает и запускает руку в волосы.

– Ты не сможешь прийти на работу, только по причине твоей скоропостижной кончины. При других обстоятельствах ты обязан быть на рабочем месте. Я не собираюсь уговаривать тебя. Или ты работаешь, или ты уволен. Тебе всё ясно?

Пытаюсь успокоить сбившееся дыхание, но не получается. Смотрю на этого глупого придурка, который никак не реагирует на мои слова.

– Здравствуйте, – проносится рядом с нами мягкий голос.

– Мам, я же сказал, чтобы ты сидела в машине, – «мотылёк» отмирает и наклоняется к невысокой женщине, стоящей на одном костыле.

– Я подумала…

– Сможешь дойти до дома?

– Да, конечно, я ведь говорила тебе, не стоит беспокоиться.

Осматриваю быстро женщину с перебинтованной правой рукой и ногой. Но глаза её блестят заинтересованным огнём, наблюдая за мной. Он непохож на неё, может быть, немного…

– Я разберусь. Иди в дом, – просит Рейден.

– Боже, мальчик мой, ты говоришь так, словно занимаешься противозаконными действиями, а эта милая девушка – человек, который требует с тебя деньги, – хихикает женщина.

– Ты смотришь слишком много сериалов. Это мой босс. Шайди Лоу, – вздыхает и нервно проводит по рукам.

– Очень приятно. Табита, мать этого неугомонного мальчишки.

Киваю и перевожу взгляд на Рейдена, у которого скулы окрашиваются в розовый цвет.

– Мам, ты ставишь меня в неловкое положение. Иди в дом, я сейчас приду.

– Хорошо. Очень приятно, Шайди, надеюсь, ещё поболтаем и я расскажу…

– Мама!

– Не повышай на мать голос, Ден.

Приподнимая уголок губ, стараюсь не расхохотаться, но не оттого, что она отчитывает его, а потому что мужчина, тридцатилетний мужчина, сейчас выглядит как алый помидор, раздавленный грузовиком.

Женщина подмигивает мне и ковыляет к двери.

– Прости, Шай. Я не могу поехать. Она упала утром, и мы провели в больнице всё это время. Я редко у неё остаюсь, вчера приехал, и она решила приготовить мне пирог. Встала рано и разбила графин, поскользнулась на воде, ударилась головой и порезала осколками ногу, получила ушиб локтя. Она не сможет о себе позаботиться, она правша. Врач прописал ей покой и сон, укол, который сегодня нужно сделать два раза. У неё лёгкое сотрясение мозга, и ей дали выходные. Я не смог заставить её остаться в больнице, сказала, что сама медсестра. Прости… должен побыть с ней.

– Если ты думаешь, что меня тронет этот душещипательный рассказ, то ошибаешься. Мне плевать, что у тебя происходит в личной жизни и, вообще, за пределами офиса, – резко отвечаю.

– Нет, откуда ж тебе знать, каково это, когда любимый человек страдает, – криво усмехается он. – У тебя нет родителей, ты ведь сирота. Тебе не о ком заботиться, кроме себя и своей задницы. А у меня есть. И если вопрос стоит: работа или мама, то я выберу маму, потому что люблю её, и она будет со мной, что бы ни случилось. Ты думаешь, не хочу уехать и пройти этот дерьмовый испытательный срок, показать себя и закрепиться? Хочу. Чёрт, хочу! Но не могу, Шай! Не могу!

– Не плюйся, – делаю шаг назад, чтобы «мотылёк» ненароком не задел меня своим крылом, когда активно им машет.

– Я, как и говорил, не жду поблажек. Зачем приехала? Напомнить мне, что неудачник? Знаю. Дерьмо, знаю я. У меня всё через задницу, но не виноват я в этом. И не нужна мне твоя жалость, можешь уволить, плевать мне на это. Зато я буду уверен, что с моей матерью всё хорошо, и она снова не упала и не сломала шею. Лучше потерять работу, чем её.

– Что ж прекрасно, ты свой выбор сделал, – пожимая плечами, разворачиваюсь и направляюсь к двери «Ауди».

– Я искал варианты. Все сиделки заняты, надо было заказывать заранее. В больнице тоже нет никого свободного, я предлагал им деньги. Даже всё, что у меня есть. Я хочу работать, очень. Но видимо, обстоятельства показывают мне – не моё это.

– Меня это не интересует, – забираюсь в машину и закрываю дверь.

Вижу, как подходит ко мне и хватается за ручку.

– Ты приехала! Чёрт, ты приехала сюда, чтобы узнать, почему я не приду! Не отрицай, ты волнуешься за меня. И я благодарен. Я устал и не хочу подставлять тебя, не хочу, это правда. Прости, Шай, что кричу, но вымотан и в тупике. Перепробовал кучу вариантов, обзвонил многих. Отказали, потому что у такого как я нет друзей. И даже сказать, что меня бросили в трудную минуту, не могу. Некого винить кроме себя. Скорее всего, вижу тебя в последний раз и хочу ещё раз поблагодарить за всё. Ты другая, Шай, и жаль, что не дала сама себе возможности увидеть всё с иной стороны. Иногда необходимо ломать правила, чтобы стать ещё лучше. Я восхищён тобой и думал о тебе всё это время. Но обещал себе, что не подойду. Ты явно меня ненавидишь, поэтому будешь счастлива, когда уволишь меня. Надеюсь, когда-нибудь тоже научусь прятать эмоции, как ты. И открывать их только близким людям. Прощай, Шай.

Наклоняется слишком быстро, чтобы я предотвратила действия, оставившие на моей щеке горящий поцелуй сухих губ. Боль пронзает позвоночник, а по телу проходит знакомая волна тошноты.

– Будь осторожна, потому что я буду волноваться за тебя. И друг в моём лице у тебя всегда будет. Спасибо.

Его шёпот опаляет сознание, до которого достигает его ярко полыхающее дыхание. Не могу сама наполнить грудь кислородом. Руки крепче сжимают руль, и ничего не вижу. Только страх. Это то самое, что не должно прорваться. Никогда больше.

Резко толкаю его в живот, чтобы захлопнуть дверь и нажать на педаль. Бежать. Бежать от этих эмоций, которыми наполнен Рейден. Бежать и не оглядываться. Избавиться от него. Запрещено. Не видеть перед глазами злой взгляд голубых глаз, в которых блестит серебро. Нельзя. Нет. Его выбор. Его право. Нет.

Нажимаю на педаль тормоза и отпускаю руль. Голова словно в тисках у хищника, разрывающего виски когтями, чтобы добраться до потаённого. Щека горит и, кажется, сейчас превратится в пепел. Мне плохо. Так душно и жарко внутри. Нет…

Открываю глаза и судорожно выпускаю воздух. Я не должна этого делать, не в моих правилах, никакого личного отношения. Никогда. Ни к кому. Холод. Отвращение. Держаться подальше. Всё сейчас рушится. Буквально всё, потому что иные картинки в голове.

Беру телефон и набираю номер, ожидая, когда мне ответят.

– Мисс Лоу.

– Мавис, у меня две незапланированные встречи с утра. Не будет в офисе до обеда. Подготовь все документы к моему приезду, без меня никаких решений не принимать, – произношу, хотя разум кричит, предупреждая, что совершаю ошибку. А расплата всегда дорого обходится мне.

– Хорошо, мисс Лоу. А что насчёт «мотылька»?

– Он будет.

Бросаю телефон на сиденье и разворачиваю машину. Нет, это не я. Потому что я никому не помогаю. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Меня смягчить нельзя. Но что-то случилось, а я не удержала в своих руках поводья. Они ослабли в неподходящий момент. И этот диссонанс, который происходит внутри, забирает слишком много энергии. Когда ограждаешь себя стенами, которые я думала, никогда не разрушатся, дают трещину. Поступаю неправильно, и в этом виновата только я.

Странно не контролировать себя. Невозможно это сделать, словно во мне два разных человека сейчас ведут борьбу. И неприятно. Вроде бы понимаю, что никак не отношусь к чужой жизни, обычные прохожие, которые лишь на время задержались по независящим от меня причинам. Но, с другой стороны, давление со стороны подруги, настойчивость «мотылька», да и просто необычная усталость выигрывает, толкая меня в спину.

Нажимаю на звонок и хочется самой себе врезать, за волосы оттащить в машину и причинить боль. Чтобы снова сожгла. Чтобы напомнила о том, как бывает страшно и необратимо. Но ничего. Совершенно больше ничего не происходит внутри, даже мыслей нет.

– Мам, я открою! Быстро вернись на диван! – Слышу крик Рейдена, и он распахивает дверь.

Глазами пробегаюсь по его оголённому торсу и футболке, которую он держит в руке. Встречаюсь с ним взглядом. Удивлён. Растерян. И я тоже.

– Не смей никогда до меня дотрагиваться. Не смей никогда позволять себе прикасаться к моей коже губами. Не смей выговаривать мне. Не смей, – голос отчего-то садится, а мужчина вновь покрывается лёгким румянцем и кажется намного младше своего возраста.

– Я… Шай… я… дерьмо. Прости, сам от себя не ожидал. Ты вернулась, чтобы это мне сказать? – Хмурится и растягивает нервно футболку руками.

– Нет. Это напоминание. У тебя ровно час и семь минут, чтобы доехать до студии. Поэтому лучше отправиться сейчас. Попадёшь в пробку.

Приоткрывает немного губы, словно желает что-то сказать. И я отвожу взгляд от его лица, смотрю за его спину, но ничего не вижу.

– Я же сказал: «Не могу». Спасибо тебе за волнение и участие, но как же…

– Круэллой меня зовут не только потому, что бесчувственна, но и потому что у меня достаточно вариантов в любой, даже в безвыходной ситуации. В данный момент я это делаю лишь для того, чтобы ты отработал средства, затраченные на тебя нашей корпорацией. Хочу вернуть больше, чем мы потеряли с тобой. Ничего личного, Рейден. Только бизнес. А сейчас пропусти меня в дом, я останусь с твоей матерью.

– Что? Ты сейчас серьёзно? Ты? Эм… я…

– Хватит мямлить, Рейден. Скрой своё слишком глянцевое тело и марш работать. Не желаю больше тратить время, – рукой показываю, чтобы отошёл. Подчиняется, торопливо натягивая помятую и вытянутую футболку, которую сам же и испортил.

Вхожу в гостиную, в которой на диване полулежа сидит женщина.

– Шайди, как я рада, что ты вернулась, – улыбаясь, делает тише телевизор.

– Я тоже. Рейден, – оборачиваюсь к нему.

– Да… я… тебе надо рассказать всё…

– Думаю, у твоей мамы есть язык и говорить она умеет, насколько я заметила. Этим ты в неё, кстати. Слишком много лишней и ненужной информации. Поэтому разберусь без тебя. Но учти, если провалишь съёмку, я тебя заставлю есть гамбургеры, пока не лопнешь, и они не полезут у тебя из ушей.

– Эм, – его губы растягиваются в озорной улыбке, которая меня тоже раздражает, и он бросает взгляд на мою спину.

– Живо, – командуя, разворачиваюсь и подхожу к креслу в бежевых тонах, уже выцветшего со временем.

– Спасибо. Мам, Шай останется с тобой. Не забудь, что тебе лучше спать. Я вернусь после вторых съёмок. Около шести-семи часов. Спасибо, Круэлла, ты теперь мой любимый персонаж…

– Исчезни, Рейден, – обрывая его постоянно дёргающуюся речь, закатываю глаза. Хлопает дверь, и я вздыхаю.

Я не знаю, как вести себя с этой женщиной. Не понимаю, зачем, вообще, согласилась на эту авантюру. Это мне не свойственно. А она смотрит на меня, странно улыбается и смотрит.

– Для начала, расскажите мне, что у вас случилось, – обхожу кресло и, осторожно опускаясь на краешек, ставлю на колени сумочку.

– Он так редко бывает у меня. На работе или дома с Лорейн, это его девушка…

– Знаю, подружка, – киваю я.

– Да, поэтому хочется порадовать его. Встала пораньше, решила приготовить его любимый абрикосовый пирог. Решила не включать свет, думала, хватит естественного в четыре утра. Как-то графин выскочил из рук, разбился. Сделала шаг, наступила на воду, и всё. Больше ничего не помню. Открыла глаза, а меня везут куда-то. Ох, и напугала же я Дена. Он и так плохо спит, а тут ещё я. Проколола пятку, её зашили, ударилась локтем и там ушиб. И лёгкое сотрясение. Думаю, мой сын тебе всё рассказал, и…

– Я могу подойти к вам? – Перебивая её, поднимаюсь с кресла.

– Конечно, милая, не спрашивай, – похлопывает здоровой рукой по дивану, но мне нужно иное. Хочу кое-что понять. Подхожу к женщине и наклоняюсь. Всматриваюсь в её голубо-зелёные глаза, с полопавшимися капиллярами. Она была красива в молодости. Потому что до сих пор лицо сохранило правильные черты и приобрело шарм.

– Я могу дотронуться до вас? – Выпрямляюсь под её смешок.

– Конечно.

Глубокий вдох, и одной рукой проскальзываю под распущенные волосы до плеч, нащупывая шишку.

– Больно так, а ещё тошнило. Но это лёгкое сотрясение. Вообще, зачем Ден так волнуется. Я могу всё сама…

– Вы соврали ему, – отхожу от женщины, рассматривая пакет на столе.

– С чего ты взяла, милая?

– Вы начали нервничать, хотя продолжаете улыбаться, – заглядываю в пакет и высыпаю всё содержимое на столик.

– У вас шишка на затылке. Вы отключились. Вас тошнило и продолжает тошнить. У вас размыто зрение. Зрачки расширены. Синяки под глазами. Да и обезболивающие для вас выписали очень странные. Как вы сказали, лёгкое сотрясение может снять любой анальгетик, у вас же уколы в вену. Вы немного заторможены и порой теряете нить разговора, переключаясь с темы на тему. Вам выписали, помимо этого, препараты, чтобы предотвратить развитие астении, и поливитамины. У вас не лёгкое сотрясение, а опасное. Но, чтобы ваш сын не волновался, и вы не винили себя за его увольнение, решили смолчать и выписаться из больницы. Да и здесь, думаю, вы просто сбежали.

– Ох, – опускает взгляд, а я обхожу стол и сажусь рядом с ней.

– В вашем желании помочь сыну нет ничего предосудительного. Но вряд ли он будет рад, если вы получите осложнение. Поэтому будете слушаться меня.

– Господи, Шайди, первый раз встречаю человека, который так наблюдателен, – поднимает на меня взгляд, в котором блестят слёзы.

– Привычка и необходимость. Без этого я бы никогда не стала той, кто перед вами.

– Хорошо. Я буду делать то, что ты мне скажешь. Но прошу, не рассказывай ему. Обещаю, что не нарушу слово. Не хочу волновать его.

– Не расскажу. Вы медсестра и знаете, чем опасен этот диагноз, и что необходимо делать. Но именно медицинские работники чаще всего не относятся к этому серьёзно. Поэтому сейчас я пройду с вами в спальню. Вы будете отдыхать. Солнечный свет на сегодня вам запрещён, он раздражает вашу сетчатку, и это повысит силу головной боли. Далее, никакого телевизора, никаких книг, никаких резких движений. Вам делали укол предположительно два с половиной часа назад. Следующий у вас через шесть часов. То есть в одиннадцать. Вам его сделают. А сейчас показывайте, куда вас вести, но вы пойдёте сами, – встаю и беру из её рук пульт, нажимая на кнопку «выключить».

– Всё поняла. Лежать и ещё раз лежать, но мне нужно готовить ужин. Ден будет голоден…

– Вы не слышали меня? Не волнуйтесь, у меня всё под контролем. Направляйтесь в спальню, – перебивая, наклоняюсь к столику и выбираю снотворное в бутылочке.

– Босс. Наверное, тебя не любят, раз называют Круэллой. Хотя, что мужчины могут знать о том, как сложно женщине тягаться с ними. Они забывают, насколько мы умны и более сообразительны, – иду следом за ней, обращая внимание на то, что справа от гостиной столовая с овальным столом на восемь персон.

Прямо кухня, а между ними коридор, по которому мы идём. Стены все в одном цвете – солнечном. Висят фотографии маленького мальчика, то одного, то с выпускного, то, видимо, первые кадры.

– Это спальня Дена, – указывает Табита на самую последнюю дверь в конце коридора. – Она имеет выход на террасу. Думала, что так сын решится переехать ко мне вместе с Лорейн. Но кому нужен старый дом, который пропах сыростью и давно подлежит сносу?

– У вас хороший дом. Качественный фундамент и здесь необходим только внутренний косметический ремонт.

Мы входим в небольшую комнату с массивной кроватью. Удивительно, но здесь много антиквариата, который сейчас редко встретишь. Шкафы, зеркальный столик, пуфик, вешалка.

– Ложитесь, – подхожу к постели и откидываю тёмно-бордовое одеяло. Женщина бросает костыль и забирается туда.

Конечно, пахнет тут жутко. Гнилью. Плесенью и влажностью.

– Ты очень красивая, Шайди, я это отметила сразу, когда мы подъехали. Статная такая, как королева. И мой сын начал нервничать из-за меня. Надеюсь, ты не подумала, что он у меня слабак?

Задёргиваю шторы и поворачиваюсь к ней.

– Нет.

– Он рвётся работать, постоянно. Хотя лучше бы занялся чем-то по профессии. Он окончил школу и университет с отличием, финансовый факультет. Умный мальчик, но гены его притянули к миру вспышек, ярких огней и неблагодарного окончания.

– Вы были моделью? – Интересуясь, включаю настольную лампу.

– Нет. Его отец. Когда мы познакомились, он только начинал и, к сожалению…

– Да, погиб. Сейчас принесу вам воду и таблетки.

Разворачиваюсь и выхожу из спальни. В гостиной нахожу бутылочку с таблетками и затем иду на кухню, где присутствует налёт пыли. Табита, наверное, себе редко готовит, вспоминает навыки только в присутствии сына. Потому что на полках пыль, и у меня притрагиваться к ним нет желания. Нахожу стакан и мою его, затем набираю воды.

– Итак, две штуки, – вхожу и приближаюсь к постели.

– На самом деле очень странно, что ты, босс моего сына, решила остаться со мной. Я так поняла, ты можешь его уволить, а дала возможность задержаться.

Поджимаю губы, вкладывая в её ладонь таблетки.

– Он перспективен. Не перевирайте всё так, как желаете. Я не вижу в нём ничего, кроме бизнеса и выгоды. Я заинтересована в том, чтобы не упустить того момента, когда взлетит. Поэтому если вы намекаете на отношения между мной и вашим сыном, то отвечу вам отрицательно. Их нет и быть не может. Я ему даже не друг, потому что у меня нет времени на них. А теперь ложитесь спать, разбужу вас в одиннадцать, когда придёт время укола.

С этими словами слабо киваю ей и выхожу из спальни, мягко затворяя дверь. Странная логика порой у людей, подталкивать детей к заведомо проигрышной партии, которая только усугубит жизнь обоим. Конечно, его мать не так глупа, какой хочет казаться. Но в этом нет ничего предосудительного. Она помогает сыну всеми силами и любит его. Мне этого не понять.

– Элеонор, – произношу в трубку, останавливаясь у центральной спальни в конце коридора.

– Шайди? Что случилось? Ты не звонишь в это время.

– Ты мне нужна. Для тебя есть работа. Записывай адрес: Чероке авеню, тринадцать ноль два.

– Хорошо. Переодеваюсь и выезжаю. Что мне нужно знать?

– При встрече расскажу.

– Скоро буду.

Нажимаю на ручку двери и вхожу в спальню. Никогда не страдала любопытством, а сейчас неизвестно по какой причине притягивает сюда. Ожидаю увидеть даже голых женщин на стенах. Но всё настолько скучно, по-старчески уныло и приторно солнечно. Комната бабушки, которую передали ему.

Но этот аромат и здесь. Мускусный. Мужской. Неподходящий ему. Лепить из него будет что-то сложно, потому что я искала минусы. А он один позитивный плюс. Пародия на Аарона. Скучная. Позволяющая себе слишком много. Но, как бы ни хотелось признавать, но я в долгу перед ним. И он заставил меня этот долг оплачивать. Если бы бросил тогда на грязном полу, то ничего бы этого не было.

Кривлюсь от своих мыслей и обнимаю себя руками. Здесь очень душно, хотя двери распахнуты и открывают взору столик на личной террасе и далее место для барбекю, которое здесь давно не готовили, как и не пользовались диванчиками под шатром.

Подхожу к столику и дотрагиваюсь до трекпада, который тут же заставляет ноутбук работать. Сажусь на стул, отмечая, насколько он неряшлив. Его одежда валяется буквально везде. На разобранной кровати, на стуле, на дверце невысокого шкафа, даже на стуле напротив. Перевожу взгляд на экран, где открыта фотография «мотылька» со своей подружкой. Приторно-сладкие. Похожи на Тину с Аароном. Он смеётся, а она недовольно кривится. Он занимается самовнушением? Ведь я с точностью могу предположить их судьбу. Я ошиблась только раз. Жестоко поплатилась. И сейчас, глядя на мужчину, улыбающегося мне с экрана, понимаю, что он именно по этой причине – любимчик женщин по опросам. Если он прекратит думать о других, то станет ещё ярче, чем Грир. Кроме надоедливого веселья, он может быть драматичным. Герой-любовник, который умеет страдать на камеру. А я хотела иную роль. Сильную. Глубокую. Не знаю, получится ли у него. Но рискнуть стоит.