Текст книги "Изумрудный дождь"

Теперь, когда денег не стало, Барнард понял, что вести хозяйство надо по-другому. Не откладывая дела в долгий ящик, он подрядился в бакалейную лавку развозить заказы. Джим начал приторговывать поношенными вещами, а Ханна посвятила себя Джонасу. Элли вела дом.

С утра до вечера она что-то мыла, протирала и скребла. И больше ничего. Она ни разу не вышла из дома, все больше молчала. Занималась уборкой. А когда заканчивала и дом сиял чистотой, как пасхальное яйцо, вновь начинала все мыть, протирать и скрести.

– Послушай-ка, Элли, – сказал ей как-то Барнард, – пора с этим кончать.

Он смущенно кашлянул. Элли много лет была для него примером сильной личности, стойкого борца, за чью спину всегда можно спрятаться. Но сейчас они поменялись ролями. Элли сломалась. Она делала вид, что дела обстоят прекрасно, хотя в действительности все говорило об обратном.

– Элли, милочка, – продолжил, собравшись с духом, Барнард, – нам пора подумать о том, как зарабатывать побольше денег. Того, что приносим мы с Джимом, слишком мало.

– Барнард, не волнуйся, все образуется, – ответила Элли с вымученной улыбкой и принялась старательно водить жесткой щеткой по кафелю, который не далее как вчера был вычищен ее до блеска. – Все будет хорошо.

Когда стало известно, что Элли переехала, репортеры и зеваки переместились от особняка на Пятьдесят девятой улице к дому на Шестнадцатой. Через месяц после появления злосчастной заметки сквозь толпу к входной двери дома Элли решительно протолкалась Мириам.

Дверь открыл Джим. При виде Мириам лицо его изумленно вытянулось.

– Миссис Уэлтон? А чего вы пришли? – Он впустил ее внутрь и громко объявил: – Мама Шарлотты пришла.

– Что вам надо, миссис Уэлтон? – резко спросил вышедший из кухни Барнард.

Мириам натянуто улыбнулась. Она ожидала, что ее встретят отнюдь не с распростертыми объятиями. Прежде всего она сестра Николаса Дрейка. А кроме того, когда Шарлотта была жива, она не проявляла к этим людям, мягко говоря, особо теплых чувств.

– Я хотела бы поговорить с Элли. Если можно.

– Очень интересно. И о чем же вы будете с ней говорить? – воинственным тоном поинтересовался Барнард.

По дороге сюда Мириам снова и снова задавала себе тот же вопрос. Она следила за газетами. Все связанное с М. М. Джесм превратилось в грандиозный скандал.

Ныо-Йорк с наслаждением копался в чужом грязном белье. Подвиги биржевых спекулянтов и громкие дела наемных убийц меркли перед великосветской дамой, втайне предававшейся написанию непристойных картин. С каждой новой статьей сердце Мириам болело все сильнее. И сегодня, по какому-то наитию, она взяла и пришла сюда.

– Мистер Уэбб, мне хочется ей как-то помочь. Барнард презрительно улыбнулся:

– Она не нуждается в помощи Дрейков.

– Сэр, прошу вас. Позвольте мне поговорить с Элли.

– Я же сказал: нет! А теперь уходите!

В этот момент со второго этажа спустилась Ханна:

– Барнард, что за галдеж ты устроил… О, миссис Уэлтон.

– Здравствуйте, мисс Шер, – вежливо поздоровалась Мириам.

– Она, видишь ли, пришла помочь, – ядовито сообщил Барнард. – Я предложил ей убираться вон. Ханна сочувственно посмотрела на Мириам.

– Подожди, мой дорогой. Дай-ка я перекинусь парой слов с миссис Уэлтон. Может быть, поднимемся ко мне и поговорим обо всем там? Барнард, пойди проверь, не захлопнула ли я случайно дверь. – Она с деланной озабоченностью оглядела прихожую: – Тут такой беспорядок.

– Послушай, что ты такое несешь? – возмутился было Барнард и осекся.

Мириам была готова поклясться, что они как-то странно переглянулись, после чего старик едва заметно кивнул и затопал наверх по лестнице.

Помолчав, Ханна снова обратилась к Мириам:

– Понимаете, миссис Уэлтон, никто из нас не может ей помочь. Извините, пожалуйста, Барнарда. Он просто оберегает Элли от новых обид.

– Да, я прекрасно понимаю. Заверяю вас, я пришла сюда не с целью обидеть.

– Я тоже так полагаю. А может быть, вы и сможете ей помочь, кто знает?

– Спасибо, что верите мне. Я постараюсь. Мириам поднялась на самый верх и постучала в дверь, на которую ей указала Ханна. В ответ тишина. Тогда она, переведя дыхание, просто повернула дверную ручку и вошла в комнату. Элли стояла у окна и смотрела на улицу. В руке у нее была тряпка.

– Элли, здравствуй. Молодая женщина молчала, даже головы не повернула.

Мириам вздохнула:

– Ты наверняка понимаешь, что позволяешь ему победить.

Она увидела как напряглись узенькие плечи, но опять ни слова в ответ.

– Элли, ты позволяешь другим разрушать свою жизнь.

– Нет, – неожиданно громко ответила Элли. – Мою жизнь разрушила я сама.

– Да твоя жизнь не разрушена! Откуда ты это взяла! Если ты, конечно, не дашь ее разрушить. Кроме тебя, тысячи людей попадают в еще худшие ситуации!

Элли медленно обернулась.

– Я прекрасно знаю, что такое скандал и какое опустошение он несет, – горячо продолжила Мириам. – И чувство горького сожаления мне знакомо не понаслышке. Ты же знаешь, я оставила дочь на попечение брата, которого она едва знала, лишь для того, чтобы поскорее отправиться в Европу и пожить легкой жизнью, которую, как мне тогда казалось, я заслужила. – Ее смех был полон отвращения к себе. – Вернулась я к умирающей дочери.

– В болезни Шарлотты нет вашей вины, – с усталым вздохом проговорила Элли.

– Ты так думаешь? Если бы я вовремя отвела ее к врачу, возможно, она осталась бы жива.

– Врачи сказали, что ее нельзя было вылечить. У Шарлотты была очень редкая форма чахотки. Мириам, вы же знаете об этом.

– Мне что, от этого легче? Моя девочка умерла! Она тяжело заболела. Я очутилась рядом с ней, когда она уже умирала! Я оказалась около ее постели только потому, что Николас силком вытащил меня из Парижа. Как я отбивалась и визжала! Даже если бы я ничем не могла ей помочь, мне надо было быть рядом. Вот за это я себя осуждаю, за это осуждает меня Николас, за это осуждает меня Уильям.

– Шарлотта любила вас и ни в чем никогда не упрекала.

Лицо Мириам жалко дрогнуло, в глазах блеснули слезы:

– Я знаю. Как вспомню ее милое личико на подушке, полные любви глаза, так сердце разрывается. – Вздохнув, Мириам повела плечами. – Ты знаешь, что Уильям развелся со мной?

– Да, и сочувствую. Он поступил очень нехорошо. Так и не повидал Шарлотту перед смертью.

– Так он же мужчина! У мужчин свои правила игры. Хочется думать, что теперь ты это понимаешь. Многие люди возносили тебя до небес как художника, но даже они, узнав, что ты женщина, стали тебя презирать за те же самые картины! – Она покачала головой. – Но я не могу повернуть время вспять… – Элли отвела взгляд. – И ты тоже не можешь этого сделать, Элли. Так что нет никакого смысла продолжать прятаться в этом доме.

– И что же я, по-вашему, должна сделать? Пригласить в гости репортеров? Открыть двери всем любопытным?

– Да нет. Просто выйди из дома, вот и все. Продолжай жить с высоко поднятой головой. Куда подевалась смелая девушка, пришедшая на прием к Николасу под руку с другим мужчиной? Элли на мгновение прикрыла глаза.

– Она умерла.

– Вранье! Здесь она, живая и невредимая. И пора ей заняться тем, что она умеет делать лучше всего, – живописью!

– Живописью? – воскликнула Элли. – Господи, да именно из-за нее и начался весь этот кошмар!

– Именно она и вытащит тебя из этого кошмара. – Элли, ты талантлива. Весь город только и говорит о твоей выставке.

– Они обсуждают скандал вокруг нее, а не мой талант.

– Неправда! Наплевать, что они там о тебе думают как о человеке. В один голос все говорят, что с таким талантом ты можешь достичь мировой известности. Хватит прятаться. Покажи им свою силу. Пора вернуться к мольберту и пора зарабатывать на жизнь своими картинами.

– Боже мой, Мириам! О чем вы говорите? Кто купит мои картины?

– Лучше скажи, кто не купит, – не смогла удержаться от улыбки Мириам. – Кому не захочется повесить у себя в доме скандальную картину М. М. Джея? Может быть, сейчас денежные мешки и воротят от тебя нос, но стоит тебе вернуться и дать им понять, что ты удержалась на ногах, слетятся как мухи на мед! И от заказов у тебя отбоя не будет.

– Я не собираюсь жить на доходы от своей дурной славы.

– Ты будешь жить на доходы от своего таланта! Будешь писать картины. За деньги. Тебе будут заказывать портреты, картины для интерьера. У многих здесь есть деньги, пусть потратят их на стоящее дело.

Наступило молчание. Элли испытующе смотрела на Мириам.

– Зачем вы это делаете? – спросила она наконец. Настал черед Мириам отвести глаза.

– Наверное, потому, что я не умею постоять за себя. А если ты борешься – нет, когда ты борешься и когда побеждаешь, – то даешь надежду всем, кто пришелся обществу не по вкусу. – Она посмотрела Элли в глаза: – Я никогда не смогу забыть, как переживала смерть Шарлотты и развод с Уильямом. Как мне нужен был тогда человек, который понял бы меня, а не отделывался пустыми соболезнованиями. Мне хотелось услышать, что кто-то еще наделал таких же ошибок, что я в своих страданиях не одинока. И мне хотелось узнать, что кто-то справился со всем этим и выстоял.

– Мириам, вы выстоите?

– Я стараюсь, – прошептала Мириам. – Очень стараюсь. Каждый день.

Элли взяла Мириам за руку:

– Спасибо.

– Нет, это тебе спасибо. На душе легче, когда подумаешь, а вдруг и я могу сделать что-то полезное.

– Можете, Мириам. Я обещаю, что подумаю над вашим предложением.

– Лишь подумаешь?

– Сейчас я могу сделать только это.

– Ну и хорошо. – Мириам шагнула было к двери. Но вернулась. – Если это может послужить утешением, то я считаю, что сделанное моим братом нельзя простить. Элли, помолчав, с усилием проговорила:

– Он был обижен и выместил свою обиду на человеке, который ее причинил. Ему сильно доставалось в жизни.

– Ты слишком добра, Элли, – с горечью возразила Мириам. – Нам всем достается в жизни. Николас такой же, как все. Просто он сильнее может ранить.

Глава 33

Николасу хотелось увидеть Элли.

После всего случившегося – всей этой массы лжи и обмана – он по-прежнему хотел ее видеть. Она продолжала притягивать его как магнит. Зажмурив глаза, он попытался преодолеть свою слабость. Дни шли за днями. Появляясь в городе, Николас то и дело вздрагивал. Ему казалось, что вон она переходит улицу. Вон она покупает цветы. Но всякий раз оказывалось, что он ошибся. Взгляд зеленых глаз, видение белокурых волос в толпе были лишь плодом его воображения, дающим жизнь миражам.

Николас никак не мог понять, отчего так стремится увидеть Элли. Неужели после стольких лет он все еще хочет получить ответ на свои вопросы? Или в ней есть что-то, притягивающее его, как мотылька на свет свечи? Сумеет ли он узнать, почему никак не может забыть эту женщину? А если он узнает ответы на все эти вопросы, станет ли от этого легче?

Слишком много вопросов и так мало ответов. И еще Дрейк знал: какая-то часть его все еще хочет покарать ее за предательство и ложь.

Увидеться с ней, чтобы покарать? Абсурдность этой мысли не умаляла желания увидеть Элли. И он увидится с ней. Обязательно. Заставит ее стоять к нему лицом, смотреть в глаза. И не на углу улицы. Не в ее прихожей, с Барнардом, готовым нестись за полицией. Он хотел увидеться с ней там, где ей не убежать от его взгляда, не отвернуть в сторону голову.

Да, так и будет. Хотя как это сделать, Николас не имел ни малейшего понятия. Он знал, что в конце концов может просто прийти к ней домой, но в том, что там на страже будет стоять Барнард, он не сомневался.

Николас старательно избегал думать о газетных публикациях. Громкий скандал. Быстрый развод. Он просто делал несколько успокаивающих глубоких вдохов и уходил из конторы.

Дни становились теплее, и весна потихоньку переходила в лето. Николас знал, что Генри не ждет его сегодня. Он должен был отправиться в Нью-Джерси для заключения выгодного контракта на поставку оливкового масла в Канаду. Но Николас хотел захватить с собой еще один договор, чтобы внимательно почитать его в дороге. Поэтому по пути на вокзал он заехал в контору.

Подойдя к двери кабинета своего помощника, он услышал женский голос и замер, прислушиваясь.

– Генри, я же прошу совсем маленький список. Да это Мириам! Что ей нужно? Какой список?

– Несколько фамилий людей, которых может заинтересовать живопись.

– А я-то вам зачем для этого нужен? – удивился Генри.

– Так ты же знаешь обо всем и обо всех в Нью-Йорке, Генри! А я нет. Я не знаю, кто чем занимается а еще меньше – о любителях искусства. И не забудь про обещание ничего не говорить моему брату.

– Вы хотите помочь миссис Монро, да?

– А если даже и так?

Молчание. Николас знал, что его помощник сейчас напряженно думает над ответом.

– Генри, это я, – громко сказал он, входя в кабинет.

Мириам подпрыгнула как ужаленная.

– О, Мириам! Рад тебя видеть, – легко поздоровался он.

– И долго ты стоял за дверью?

– Я? За дверью? – с невинным видом переспросил Николас. – Не понял. Я только что вошел. Увидев, с каким облегчением вздохнула сестра, Николас едва удержался от улыбки. У него вдруг возникло удивительно приподнятое расположение духа.

– Генри, мне нужна папка с материалами по вандервеерскому договору. Я хочу захватить ее с собой. Генри встал из-за стола и достал папку с полки.

– Что-нибудь еще, сэр?

– Нет, спасибо, мне давно пора быть на вокзале, – к собственному изумлению, весело ответил Николас.

Настроение у него было прекрасное. Его сестра, сама того не ведая, подсказала ему отличный способ повидать Элли.

– Барнард, я же сказала: нет!

– Послушай, Элли…

– Нет! Еще раз повторяю: нет! Я не собираюсь писать картины на продажу.

После посещения Мириам прошла неделя. Элли и Барнард, как в старые добрые времена, стояли в прихожей и горячо спорили.

– Но это лишено всякого смысла! Ты же любишь писать!

Элли резко обернулась к нему и рассерженно воскликнула:

– Живопись разрушила мою жизнь! Неужели это так трудно понять? Да, я собираюсь снова начать работать и займусь чем-нибудь приличным. Я изберу достойное дело, которого не будет стыдиться мой сын!

– И чем же, черт возьми, ты собираешься заняться? – съязвил Барнард. – Мыть полы в чужих домах? Стирать белье? Чем, Элли? Чем ты будешь заниматься, чтобы обеспечить своему сыну сносную жизнь?

– Я опять буду делать шляпки. Мои шляпки, между прочим, шли нарасхват. Начну здесь, наверху. А когда дело пойдет, сниму помещение.

– И кто же их будет у тебя покупать?

– Женщинам мои шляпки нравились.

– Твои шляпки нравились светским дамам, Элли! Они и покупали их у тебя!

– Так будут снова покупать! Барнард устало потер переносицу:

– Неужели ты надеешься, что все эти дамы, которые сейчас воротят от тебя нос, валом повалят в твой дом или пусть даже в магазин за шляпками?

– Ты же только что говорил, что они будут расхватывать мои картины, – возразила Элли. – А чем шляпки хуже?

– Да ничем они не хуже! Просто М. М. Джей не делает шляпок! Он пишет картины, и об этом было сказано не где-нибудь, а в «Таймс». О выставке картин Джея судачили на каждом углу и в каждом светском салоне. Их интересует художник, а не шляпник.

Элли в сердцах топнула ногой и едва не расплакалась. Она знала, что Барнард кругом прав. Репортеры и зеваки не кричали: «Дай нам посмотреть другие шляпки!» Им хотелось увидеть ее картины.

Элли закрыла глаза. Люди будут заказывать ей картины, оговаривая, что именно им хочется. Как она сможет написать пейзаж, который подходил бы под цвет драпировки в гостиной какой-нибудь великосветской матроны? Как она будет писать портреты тех, кто с такой легкостью вычеркнул ее из своей жизни? Но если быть честной, то она ужасно трусила.

Люди интересовались ею только потому, что она была светской дамой. Многих привлекали даже не столько ее картины, сколько связанная с ними тайна.

А теперь все знают, кто автор скандальных картин. Ей больше не укрыться за псевдонимом. Если она снова начнет заниматься живописью, от нее будут ждать многого. Оправдает ли она эти ожидания? Сумеет ли? Достанет ли у нее таланта? И что будет, если она провалится?

– Что мне делать? – вздохнув, тихо спросила Элли.

– То, что ты умеешь лучше всего. Писать картины.

– Я не могу, – жалобно проговорила она.

– Можешь! И будешь! Только один раз. Один заказ.

– Я просила отказать агенту.

– Я и отказал, так он пришел снова и сказал, что клиент согласен заплатить пять тысяч долларов. Вдумайся, Элли, – пять тысяч долларов! С головой хватит, чтобы позволить себе кое-какие маленькие удовольствия. Прими заказ. А потом решишь, чем будешь заниматься до конца своих дней.

– Господи, кто в здравом уме будет платить пять тысяч долларов за портрет?

– Я не знаю, – пожал плечами Барнард. – Агент, который занимается этим делом, навряд ли мне скажет. Думаю, это какая-нибудь светская дама, которая жаждет заполучить портрет кисти знаменитого Джея. Все остальные с ума сойдут от зависти.

– Ты говоришь прямо как Мириам.

– Она прекрасно знает свой круг. И ей хорошо известно, что они могут не найти времени принять тебя , но не откажутся от возможности, иметь собственный портрет твоей работы.

Элли чуть не застонала и уставилась в окно, словно надеясь увидеть какой-нибудь знак, который поможет ей принять решение. Но если честно, был ли у нее выбор?

– Ладно, – сказала она, прикусив нижнюю губку. – Только этот заказ.

– Умница! Через час агент приведет твоего клиента.

– Барнард!

– Что? – с самым невинным видом спросил он.

– Тебе не кажется, что ты стал слишком самоуверенным?

– Нет, моя дорогая Элли. Просто я знал, что в, любом случае ты прислушаешься к голосу разума.

И в самом деле, час спустя в дверь позвонили. Элли задержала дыхание. Она сидела в любимом кресле Ханны и терялась в догадках. Может быть, это одна из дам, с которой они более двух лет занимались благотворительностью? Не будет ли она теперь обращаться с ней, как со служанкой? Что она ей скажет?

– Я открою, – раздался голос Барнарда. Элли чуть не вскочила с кресла, чтобы схватить его за руку и сказать, что она передумала. Она найдет способ заработать деньги. Они справятся. Никаких сомнений.

Но Элли знала, что все это неправда. Чарлз по-прежнему не давал ей ни цента и всячески избегал разговоров о деньгах, вырученных от продажи ее магазина. И против нее был закон.

Элли расправила плечи, разгладила юбку и, собрав все свое мужество, решила во что бы то ни стало пройти этот ужас до конца. Но все оказалось намного ужаснее, чем она предполагала. Дверь открылась, и на пороге появилась не ее знакомая по благотворительной организации. Заказчик вообще не был женщиной.

– Николас! – только и смогла выговорить Элли.

– Здравствуйте, миссис Монро, – последовал короткий кивок. Слегка растянутые губы должны были, по всей видимости, означать улыбку.

– Господи помилуй! – пробормотал Барнард. Он все еще в нерешительности держался за дверную ручку, не зная, то ли захлопнуть дверь, то ли пригласить посетителя войти.

Николас решил за него и шагнул в холл.

– Возьму на себя смелость предположить, что вы не забыли меня, мистер Уэбб, – проговорил он, не сводя глаз с Элли.

– Вы чертовски хорошо знаете, что я вас помню. Только один вопрос: что вы здесь потеряли? Николас наконец перевел взгляд на Барнарда, и лицо его осветилось радостью.

– Полагаю, ответ известен нам обоим.

– Какой же ты отпетый негодяй!

– Если считать отпетым негодяем того, кто на законных основаниях прибегает к услугам агента, я с вами соглашусь. Но если бы моя мать была жива, она, я уверен, встала бы на вашу сторону и тоже обозвала бы меня негодяем. – Он с неприкрытой угрозой посмотрел на Барнарда:

– Увы, я, бесспорно, сын своего отца.

Элли как загипнотизированная молча стояла и слушала этот обмен любезностями. Николас повернулся к ней. Взгляд его голубых глаз был холоден, бесстрастен и пронзителен. Дрейк даже показался ей сейчас выше, чем она помнила. Он был собран, элегантен, черные волосы чуть длиннее, чем полагалось, но тщательно причесаны. Будь она слабой натурой, с радостью упала бы сейчас в обморок, лишь бы прекратился этот кошмар.

– Уходи!

Николас лишь слегка приподнял смоляные брови:

– Послушайте, миссис Монро, – в голосе его зазвенел металл, – разве так обращаются с клиентом, который хочет заплатить вам за работу?

– Николас, я имела в виду именно это – уходи из моего дома, – тихо, но непреклонно проговорила Элли. Он небрежно протянул свою шляпу Барнарду.

– Вы никогда не отличались гостеприимством, но я вас прощаю. Ох!

Дрейк сам настолько поразился своим словам, что у него расширились глаза. Элли это, конечно, заметила. Но глаза его мгновенно сузились. Да нет, он ничего ей не простит. Ни отсутствия гостеприимства, ни нанесенной обиды.

Элли поняла, зачем он пришел – чтобы наказать. Ему было глубоко наплевать на ее искусство и на свой портрет. Все это лишь повод для посещения. Наказать. Отомстить. Она слишком хорошо его знала. Неужели ему мало того, что о ней теперь судачат на каждом углу? Что она разведена? Она вспомнила, с какой одержимостью он преследовал ее отца, и ответ пришел сам собой. Его одержимость сосредоточилась теперь на ней.

Николас мгновенно взял себя в руки, и глаза вновь стали холодными и бесстрастными. С видимым усилием он улыбнулся и пожал плечами.

– Где мы будем работать?

– Мы нигде не будем работать. Я не собираюсь писать твой портрет!

– Я слышал, что самообладание – отличительная черта многих художников. Вы этим, похоже, не страдаете, миссис Монро?

– Чем я страдаю, вас не касается, понятно?

– Да нет, очень даже касается. Я здесь и собираюсь заплатить, между прочим, весьма приличную сумму. И естественно, ожидаю, что эти деньги не будут выброшены на ветер.

– У вас не хватит денег, чтобы купить меня, Дрейк.

– Значит, мы снова вернулись к Дрейку. Ладно. Дрейк, мистер Дрейк, Николас, Ни… – Он вдруг запнулся. Они оба знали, что у него едва не сорвалось с языка «Ники» – Или как там еще. Не важно. Вы художник. И вы пишете картины. Так вот я плачу вам за то, чтобы вы написали мой портрет. – Он холодно посмотрел на нее: – Раньше вам никто никогда не платил за картины.

Она ответила ему яростным взглядом:

– Я раньше никогда не встречала более невоспитанной и грубой личности, чем вы. Николас громко рассмеялся:

– Полагаю, не вам судить о добродетели, миссис Монро!

Его слова укололи сильнее, чем следовало. Элли знала о его ненависти к ней, знала, что он считает ее самой недостойной из женщин. Но слова эти тем не менее причинили ей боль.

– Зачем ты все это затеял? – спросила Элли, стараясь, чтобы не дрожал голос. – Почему ты никак де можешь оставить меня в покое? Одно короткое мгновение Николас посмотрел на нее открытым взглядом, и она успела увидеть, как ему больно. Он мучился и хотел, чтобы мучилась и она. Элли готова была горько рассмеяться над иронией этой ситуации. Она мучается, и еще как. Но она скорее умрет, чем позволит ему узнать об этом.

– Договор есть договор, миссис Монро. Я заказал работу. Вы согласились. Теперь я жду, что вы добросовестно выполните свою часть соглашения.

– Я не могу, – ответила Элли сдавленным голосом.

– Да нет, конечно, вы можете. И сделаете, никуда вы не денетесь. – Он вынул из нагрудного кармана часы, посмотрел на циферблат и засунул их обратно.

Пусть не сегодня. Но вы все сделаете, уверяю вас, миссис Монро. У вас нет выбора. На следующий день Элли испуганно вздрогнула, услышав звонок в дверь. Опять Николас? Она молилась в душе, чтобы он больше не пришел. Может быть, Господь внял ее молитвам, с надеждой и удивившей ее грустью подумала Элли, когда в прихожую влетела раскрасневшаяся Мириам.

– Элли, послушай! Молодая женщина смотрела на вошедшую и не знала, что и думать. Может статься, Николас и Мириам просидели всю ночь и додумались до нового способа обидеть ее еще сильнее?

– Я догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь, и кто тебя осудит за это? Но пожалуйста, поверь мне, к вчерашнему появлению моего бората я не имею никакого отношения. Я сама узнала об этом лишь час назад.

Прихожая была полна солнечного света, и Элли не составило труда увидеть, что Мириам искренне огорчена.

– Я тебе верю.

– Он просто чудовище! – с облегчением переведя дух, воскликнула Мириам.

– Чудовище он или нет – сейчас это не важно. Я не намерена принимать его заказ.

– Но ты же его приняла!

– Я верну деньги, только и всего.

– Элли, ты же прекрасно знаешь, что мой брат ничего не делает просто так. Кроме того, тебе в любом случае нужна работа. Так пусть он заплатит эти несусветные деньги.

– Я в его деньгах не нуждаюсь.

– Но деньги тебе в любом случае нужны! – Мириам замолчала, явно над чем-то раздумывая. – Потом я знаю, что Чарлз умыл руки и не дает тебе ни цента.

На щеках Элли вспыхнули красные пятна.

– Откуда ты знаешь?

– Мир слухами полнится.

Элли чувствовала, что в любой момент может сдаться. Но такой роскоши она себе позволить не могла. У нее есть Джонас. А еще Барнард, Ханна и Джим.

– Это не меняет дела, Мириам. Я не буду писать портрет Николаса.

– Он в долгу перед тобой, Элли. Пусть расплачивается. И тут судьба нанесла ей еще один удар.

– Мамочка, мамочка!

Элли ринулась к двери, чтобы поскорее захлопнуть ее, но не успела. К ней, спотыкаясь, уже бежал Джонас. На его мордашке светилась восторженная улыбка. Следом влетела растерянная Ханна и быстро подхватила малыша на руки.

– Это я виновата, – сбивчиво затараторила она. – Как научился ходить, так всюду и лазает, сладу никакого нет.

И она вихрем вылетела с Джонасом из прихожей. Элли повернулась к Мириам и поняла, что уже слишком поздно.

– Великий Боже, – ахнула Мириам. Пораженная, она никак не могла отвести взгляда от двери, за которой исчезла Ханна с Джонасом. Глаза ее наполнились слезами. – Я не знала.

– Знали очень немногие. Чарлз такой заботливый и предупредительный отец, – солгала Элли. Мириам посмотрела на нее, как бы не слыша.

– Он так похож на Шарлотту. Элли онемела.

– Элли… – начала Мириам, но, увидев ее глаза, замолчала.

– Мириам, ты сказала, что хочешь быть моей близкой подругой.

– Да. Я действительно твоя близкая подруга.

– Тогда докажи это мне, моему сыну. Поклянись, что ты никогда не расскажешь о нем Николасу.

– Но Элли, послушай…

– Нет, Мириам! Никаких возражений. Николас не должен о нем знать.

– Почему? Почему не сказать отцу ребенка?

– Он не отец! Ты не понимаешь? Джонас мой и только мой! – Элли отвернулась, потому что не хотела, чтобы Мириам увидела, как она испугана.

– Элли, расскажи ему. Скажи Николасу о его… Скажи ему! Он тебе поможет.

– Да не поможет он мне! И я не собираюсь давать ему возможность раз и навсегда покончить со мной.

– Он никогда этого не сделает.

– Как раз и сделает, Мириам. Ты сама сказала что он чудовище, хочет погубить меня точно так же, как погубил моего… – Она прикусила язык. Весь ее мир снова рушился, и она перестала соображать, что и кому говорит. – Ты не можешь рассказать ему, Мириам, – заговорила она снова. – Пожалуйста, прошу тебя. Я вынесла презрение Николаса, я вынесла презрение семейства Монро, даже презрение света. Но я не вынесу потери сына.

Мириам глубоко задумалась. Наконец она кивнула и подняла голову:

– Хорошо, Элли. Я не скажу брату о мальчике. Но только если ты напишешь портрет Николаса. Элли с недоверием посмотрела на нее.

– Посмотри на вещи реально. Тебе нужны деньги, так? Если не для себя, то для сына уж точно. Почему из-за твоей обиды на Николаса должен страдать Джонас? Получи деньги и уезжай из Нью-Йорка. Начни новую жизнь в другом месте. Америка большая, Элли. Дай Джонасу шанс.

– О чем ты говоришь? Как я могу отсюда уехать?

– А каково тебе здесь оставаться? Ты же прятала Джонаса от посторонних глаз с самого дня его рождения, верно? И я прекрасно понимаю почему. В городе хватает людей, которые, бросив лишь беглый взгляд на твоего сына, сразу скажут, что его отец Николас. У Элли все сжалось внутри. Она и сама знала это. Мириам полностью права. Но как уехать? Куда? Но Мириам права и в другом – как оставаться здесь?

– Напиши его портрет, Элли. А потом у тебя будет время принять решение.

Ровно в полдень снова затрезвонил дверной звонок. К этому времени Элли исходила вдоль и поперек свою комнату, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. Барнарду она сказала, что никого не хочет видеть. Ей нужно было время, чтобы обо всем хорошенько подумать.

Но ее желаниям не суждено было сбыться. Дверь комнаты распахнулась, и на пороге возник не Барнард, а Николас. На миг она потеряла дар речи. Но только на миг.

– Уходи отсюда!

– Дорогая Элиот, честно говоря, я ожидал чего-нибудь более оригинального.

За спиной Николаса появился запыхавшийся и раскрасневшийся Барнард.

– Элли… я ему сказал… что нельзя.. .сюда подниматься… но он… не послушал… , – Он все это действительно сказал, – подтвердил Николас с ухмылкой, которая могла привести в ярость кого угодно. – А я действительно не послушался.

– Уходи! – повторила Элли сквозь зубы.

– Послушай, Элли, мы все это уже проходили, – покачал головой Николас. – Я пришел, чтобы ты начала писать мой портрет.

Со стороны лестницы донеслись неясные звуки. Элли побледнела:

– Барнард, пойди помоги Ханне. И вообще вам полезно немного пройтись.

Барнард поначалу заколебался, но потом, будто что-то вспомнив, торопливо исчез за дверью.

– Так, – проговорил Николас. – Значит, хочешь остаться со мной наедине.

– Мечтать не возбраняется, Дрейк.

– Отчего же? Мечты тоже иногда сбываются.

– Я хочу, чтобы ты немедленно оставил мой дом. Николас задумчиво посмотрел на нее:

– Ты что, боишься писать мой портрет? Дело ведь в этом? Элли открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала. Да и что она могла сказать? Она вся кипела от гнева. «Я не боюсь, я ничего не боюсь», – в отчаянии убеждала она себя. Но правда была в другом. Она боялась, и еще как! Она боялась, что если начнет портрет Николаса, то не сумеет сдержать себя и поцелует его. И снова отдаст ему свою любовь. Элли до боли стиснула зубы, чтобы не закричать.

– Тебе, по всей видимости, доставляет огромное удовольствие мучить меня.

Наигранная веселость слетела с его лица. Николас пожал плечами:

– Да не скажи. Меня мало волнует, что ты чувствуешь. Николас знал, что это откровенная ложь. Волнует, и даже очень. И с этим он ничего не мог поделать. Ему очень трудно поверить, что перед ним та самая женщина, которую он знал прежде. Выглядела она почти так же. И волосы, и фигура, и одежда изменились мало. Переменились глаза. Глаза Элли больше не светились невинностью, теперь в них трудно было отыскать прежнюю наивность. Исчез огонь вдохновения. Они были потухшими и больными. И Николас злился на себя за то, что это его задевает.

– Элли, ты же не можешь вот так взять и выставить меня вон. Тебе нужны деньги.

– Почему каждый считает своим долгом указывать, что мне нужно, а что нет!