Текст книги "Журнал «Юность» №11/2023"

Татьяна Тикунова

Родилась в 1984 году в г. Рыбинске Ярославской области. Окончила юридический факультет ЯрГУ имени П. Г. Демидова, факультет журналистики СПбГУ с отличием.

Публиковалась в литературных журналах «Причал», «День и ночь», сборниках «Рыбинск. 950 лет» и «О бабушках и дедушках» проекта «Народная книга» издательства «АСТ».

Дважды лауреат Всероссийского молодежного литературного конкурса имени А. Л. Чижевского в номинации «Малая проза» (2021, 2023).

Финалист Всероссийского литературного фестиваля имени Л. И. Ошанина (2022, 2023).

Выпустила дебютный сборник эссе и зарисовок из жизни «О героях и людях» (2021).

Живет в Санкт-Петербурге.

Муж на час

Публикация в рамках совместного проекта журнала с Ассоциацией союзов писателей и издателей России (АСПИР).

О нас и о тех, кто рядом с нами. О том, что внутри и вокруг.

Дверь открыла невысокая худенькая девчонка, взъерошенная, как воробушек. Большие прозрачно-голубые глаза смотрели испуганно и вместе с тем доверчиво.

– Ой, вы с фирмы? Проходите, пожалуйста.

Стас хмыкнул: «С фирмы, с фирмы…», медленно вытер ноги о пыльный коврик и прошел в прихожую. Голова гудела, как сто осиных гнезд, во рту пустыня: вчера с Михой до трех сидели, перетирали за жизнь, – блин, если бы не на мели был, ни на какой заказ сегодня не поехал. «Ну ничего, сейчас быстро тут все сделаю – и пивком холодненьким лечиться…»

* * *

– Так, ну что у тебя?

– Да вот по мелочи: кран капает, полочки повесить и лампочку еще поменять. Я бы сама, но она почему-то не выкручивается… – «Воробушек», смутившись, виновато улыбнулась.

Стас огляделся. Опытный глаз не обманешь: тут бы нормальный ремонт не помешал, а не «по мелочи». Обои новые поклеить, ламинат постелить, заменить двери… А то на скотче да на соплях все. Хозяйка, будто прочтя его мысли, стала оправдываться:

– Квартира, конечно, маленькая, но зато своя, делай что хочешь, никто не запретит. Хоть танцуй, хоть песни пой, но это я так, к слову, у меня голоса нет… Мне она после бабушки досталась, недавно… Я сама в детдоме росла, родители умерли. Вот, живу, осваиваюсь…

– Понятно. А парень твой что, не помогает?

Девчонка еще больше смутилась, даже покраснела.

– Он работает, далеко, в другом городе, и редко видимся, и вообще, но он хороший…

Знаем, знаем эти истории. Нет у тебя, скорее всего, никакого парня. Одна-сама в жизни барахтаешься, сколько таких видел… Ну да ладно, не мое дело, заказ выполнил, деньги получил – и досвидос. Хотя девка ничего такая, глаза красивые, и фигура…

– Звать-то тебя как?

– Аня. А вас?

– Стас. Ань, водички попить нальешь?

– Ой, да, конечно, пойдемте на кухню… Там и кран как раз. Замучил он меня, вот вашу фирму в интернете и нашла…

После нескольких глотков полегчало. Не пиво, конечно, но жить можно. Стас даже чуть повеселел.

– С краном понятно, а лампочка где?

– В комнате, в люстре, я покажу…

– Пошли. Табуреточку захвати только.

Позднесоветская люстра преподнесла сюрприз. Лампочка и правда сидела крепко – ни туда, ни сюда.

– О, да она у тебя против резьбы закручена…

Аня опять смутилась, не зная, что сказать, и тут Стасу почему-то стало ее жалко. Он и сам не понял, как и почему. Просто вдруг кольнула какая-то странная нежность к этому «воробушку», такому несуразному, одинокому… Стас поспешил заговорить:

– Ну, рассказывай что-нибудь, так работать веселее.

– Ой, да у меня ничего интересного, все как у всех: учеба, работа… Лучше вы что-нибудь расскажите. Вы мужем… то есть мастером на час давно работаете?

– С пятого класса.

– Это как?

– А так. Отец нас с мамкой бросил, вот и пришлось самому по хозяйству. Некому было помогать, родных нет, соседей просить стыдно.

– Понимаю… Я тоже ведь…

– Ну а потом школу закончил, армия, завод, потом сократили, мать умерла… С другом бизнес хотели делать – не зашло, по конторам всяким работал, в итоге эту нашел. А что – руки есть, голова вроде тоже («Не болела б еще», – подумал, но не сказал. Незачем про это девчонке. И так перегарищем надышал…).

Лампочка наконец поддалась. С краном оказалось сложнее – пришлось идти в магазин за новым. Аня охотно составила компанию. Пробираясь вечерними дворами к хозяйственному, Стас, сам не ожидая, приоткрывал «секреты фирмы» и свои собственные:

– У нас обычно, если в магазин надо сходить, то это для клиента платно. Бывает, знаешь, приезжают некоторые к бабушкам и начинают их разводить: ой, тут то не то, это не это, давай, бабка, в магаз схожу. А им куда деваться – поохают и платят. Я так не делаю никогда – не могу. И с тебя денег за то, что пошли сейчас, не возьму…

– Спасибо…

– Я раньше в другой фирме работал, там построже было и мастера такой фигней не занимались. Почему ушел? Ну, случай один неприятный был: дали мне заказ по ремонту, а мне уезжать надо было, короче, по делам, и я этому говорю: давай вернусь и доделаю. Он вроде как согласился, а потом жалобу накатал, меня и уволили. Вот устроился сюда. Тут попроще: не хочешь заказ – не берешь, сам себе хозяин.

– Ой, а ко мне на днях из ЖЭКа один приходил, счетчики на газ предлагал за пять тысяч поставить. Я говорю, нет у меня пяти тысяч, он и ушел… У меня в самом деле не было. Счетчики эти правда столько стоят?

В голубой глубине прозрачных глаз – детская открытость. Такую обмануть – раз плюнуть. Удивительная девчонка. И остались же еще в наше время…

– Неправда. Тоже разводила был. Хорошо, что не повелась.

Обгоняли прохожие, спеша по домам после рабочего дня. Стасу подумалось, что и его мог бы кто-то ждать, подогревать ужин, наливать чай, спрашивать, как дела… Мог бы… А вдруг еще может? У всех друганов – давно семьи, дети. А у него – каждый вечер пиво из «КБ» по акции, танчики да 150 каналов цифрового ТВ…

– А я не женат и детей нет, – вырвалось как-то само собой, случайно и глупо.

Аня промолчала. «Во дурак, на фига ляпнул?» – ругал себя Стас по пути из магазина, но тут уж ругай не ругай, а слово не воробей… «Воробей»… Идет вот рядом, нахохлившись, смотрит на мир своими огромными глазищами. Полчаса назад и знать о ней не знал, а сейчас важно – что про него, Стаса, думает?

До дома дошли в неловком молчании. Стас быстро закончил дела, получил оплату и собрался уже уходить, как вдруг Аня предложила:

– А может, чаю попьете? У меня овсяное печенье есть… И лимон купила вчера.

– Ну, раз лимон… – заулыбался Стас.

На душе стало празднично, пива расхотелось, хотя голова по-прежнему болела.

На плите мирно закипал, постукивая крышкой, старенький цветастый чайник. Тикали настенные часы, отмеряя невозвратное время. В этих звуках слышалось родное, уютное, давно забытое…

– А у нас такой же чайник был… – вспомнил Стас. – И так же на кухне сидели с матерью, ждали, когда закипит…

«Воробушек», ты же теперь все, все про меня знаешь…

Прощаясь, Стас почему-то не решился попросить ее номер – оставил свой:

– Ты это… Если что нужно будет, звони, я сделаю все…

Потом три дня ругал себя последними словами за трусость. Адрес Ани быстро забылся, затерялся среди окраинных многоэтажек, а телефон можно было, конечно, узнать через фирму, хоть им и запрещается, но тут навалились дела, заказы, Миха позвал на рыбалку… На четвертый день Стас успокоился. Встреча с «воробушком» вытеснялась из памяти круговертью будней, таяла, превращалась в дымку – как не бывало. А может, и впрямь не бывало?..

* * *

Спустя две недели тренькнуло сообщение. Стас еле-еле открыл глаза, долго шарил рукой по кровати в поисках мобильника. Голова гудела, как сто осиных гнезд. Наконец нашел, читал с трудом, буквы расплывались: «Здравствуйте, Стас, это Аня. Мне очень-очень нужна ваша помощь – карниз упал, а еще я купила лимон. Пожалуйста, приезжайте».

Стас ничего не соображал. Аня? Карниз? Лимон? Вчера, кажется, слишком хорошо посидели. Куда там еще ехать, а главное, зачем? Не попадая пальцами по буквам, написал: «Заанячт», нажал отправку и удалил номер. Потом бросил телефон на пол и, как в болото, провалился в вязкий похмельный сон.

Ольга Кузьмина

Кандидат исторических наук, фольклорист, педагог, писатель.

В 2022 году вошла в шортлист премии «Интерпресскон» с рассказом «Демиург из валенка» (второе место) и в лонг-лист литературного конкурса «Книгуру» с романом «Бродяги»; заняла второе место на литературном конкурсе памяти М. Успенского.

В 2023 году победила на конкурсе «Это факт» («ЛитРес») в номинации «История» с научнопопулярной книгой «Подменыши. Украденные жизни» (готовится к выходу в издательстве «Перископ-Волга»). Вошла в лонг-лист конкурса «Кислород».

Щенок дикой охоты

Публикация в рамках совместного проекта журнала с Ассоциацией союзов писателей и издателей России (АСПИР).

Щенок был белоснежный, с такими рыжими ушами, что они казались красными. Он возился в грязи возле тростниковой подстилки, на которой лежала ощенившаяся ночью Дина.

– Что же ты? – упрекнул собаку Мартин, подсовывая щенка к двум собратьям. – Он ведь голодный.

Дина слабо махнула хвостом. Она часто дышала, в уголках глаз запеклись бурые корочки.

– Попить ей надо. – Мать плеснула в миску парного молока. Выпрямилась, потирая поясницу, и замерла, разглядывая третьего щенка.

– Красивый, правда? – Мартин пальцем погладил шелковистую белую мордочку. – Смотри, у него глаза открылись!

– Иванова ночь! – Мать стянула у горла вязаную шаль. Начинающийся день обещал быть теплым, но ее сотрясала дрожь. – Опять…

Она закашлялась – сухо, надрывно, зажимая рот ладонью. Согнувшись, вышла из хлева. Мартин беспомощно посмотрел ей вслед. Дина заскулила. Мартин окунул палец в молоко, поднес к ее носу. Собака вздохнула и закрыла глаза. Два серых щенка пищали, тыкаясь незрячими мордочками в тощие соски. Белый щенок приподнялся на дрожащих передних лапках, ухватил палец Мартина и принялся сосать.

Бриджит стояла, прислонившись к нагретой стене хлева. Подойник она поставила на землю, чтобы не расплескать молоко. Проклятый кашель, все нутро отбил до крови. Что будет с Мартином, когда она умрет? Соседи и так на него косятся, а теперь еще этот щенок…

– Мама! – Из двери выглянул Мартин. Одной рукой он вытирал слезы, другой – скрюченной – неловко прижимал к себе белого щенка. – Дина умерла…

Бриджит подняла глаза на своего единственного сына. Худой, кривобокий, голова едва держится на тощенькой шее. Не ребенок – надломленный стебель чертополоха.

– Дина была уже старая, сынок. – Она сглотнула солоноватую слюну. – А щенки?

– Они не пьют козье молоко. Только этот. – Мартин погладил белого малыша. – Я его с пальца покормил, но у него задние лапки не шевелятся. Отчего это, мама?

«Что вам нужно от меня? – бессильно подумала Бриджит. – За что вы меня мучаете? Ведь двадцать лет прошло!»

Каким жарким было то лето. С душными, грозовыми ночами. На холме в разрушенном форте фейри отцветала бузина. Все дети знали: кто встанет под куст бузины на Иванову ночь, тот увидит короля Добрых соседей. Бриджит поспорила с соседским Патриком, кто из них не струсит пойти туда ночью. Патрика вовремя поймала мать. Бриджит отыскали только утром – спящую на склоне холма.

Родители потом год следили за ней. Бриджит на всю жизнь запомнила взгляды исподтишка – испуганные, недоверчивые. Теперь люди так же смотрят на ее сына. Неужели она чем-то обидела Добрых соседей? Сколько лет она задает вопросы в пустоту. Никто ей не отвечает – ни Бог, ни Они. – Что ж, – Бриджит вздохнула, – бери щенка в дом. Бог даст, вылечим.

* * *

Лопаты с чавканьем поддевают сырую землю, бросают на дерн, уложенный на крышку гроба. Середина декабря, а снега еще ни разу не было. Мартин переступил окоченевшими ногами. Из старых башмаков он вырос, а новые мама купить не успела. Мартин мазнул ладонью по щекам, стирая холодные капли. Он не плакал. Ночью Финн лизал ему лицо горячим языком и слизал все слезы. Теперь Мартин прятал от серого света сухие глаза. Мамина шаль, которой он укрылся с головой, напиталась моросью, отяжелела. Мартин хотел домой, к горящему в очаге торфу, к запаху парного молока, свежесрезанного тростника и вереска. К теплу свернувшегося на их общей постели Финна.

Имя сказочного героя выбрал для щенка Мартин. Чтобы вырос сильным и смелым. Все лето Финн пролежал в старой люльке, плетенной из ивовых прутьев. При виде Мартина поднимал лобастую голову, смешно топорщил рыжие уши. Почти не скулил, даже когда Мартин брал его задние лапы, разминал, гладил, как научила мама, прикладывал влажные листья щавеля. Клал на пол, заставляя понемногу ползать.

На третий месяц щенок сам вылез из люльки и с тех пор ни на шаг не отходил от Мартина. Мама тогда заулыбалась, и даже вроде поздоровело ей.

* * *

Священник все читал молитвы. Тяжелая ладонь опустилась на плечо мальчика, нажала, заставляя опуститься на колени. Штаны тут же напитались холодной водой. Теперь долго сохнуть будут. А ведь огонь в их хижине сегодня не разводили. И тростник на полу не меняли. А коз еще вчера увела к себе соседка…

Наконец служба закончилась. Могилу засыпали доверху. Ноги Мартина застыли до бедер, колени ломило. Чтобы встать, пришлось оттолкнуться здоровой рукой от земли. Шаль упала. Мартин чувствовал на себе любопытные взгляды соседей, пока брел за дедом по размокшей дороге. Пэт Боланд приехал затемно и сказал, что они уедут сразу после похорон.

Мартин смутно помнил своего отца. Дэвид Боланд умер, когда мальчику было пять лет. В памяти остались сильные руки, колючая щетина, веселый смех, стук молотка. Отец любил насвистывать во время работы, и Мартин пытался ему подражать, но губы не слушались.

Пэт и Нора Боланд – отец и мать Дэвида – жили на хуторе возле городка Клонмелл. Мартин с мамой ни разу у них не были. Только однажды Мартин видел деда и бабку, когда они приехали на похороны сына.

– Пошевеливайся.

Пэт даже не зашел в хижину. Узелок с тремя рубашками и теплыми штанами Мартина уже лежал в телеге. Серая лошадь нервно косила глазом на белого рослого щенка с огненно-рыжими ушами. На кладбище Финн не пошел, остался лежать на пороге хижины. А теперь радостно прыгал вокруг Мартина.

– Он с тобой, значит? – Пэт тяжело глянул на щенка.

Мартин молча кивнул. Финн навострил уши, посматривая то на хозяина, то на чужого человека в пропахшей дымом куртке. На скулах Пэта заходили желваки.

– Ладно, – буркнул он. – Поехали.

* * *

Конь бежал ровной рысью. Деревня осталась далеко позади, а Мартин все оборачивался. Он любил их с матерью хижину. Любил огород с тремя корявыми яблонями и грядками, которые старательно пропалывал. Любил луговину за домом, где паслись козы. Там каждое лето цвела наперстянка. Умные козы не ели высокие стебли с пурпурными цветами.

Кто теперь будет жить в их хижине? Или придут люди с ломами и разрушат ее? Пока мама была здорова, она вязала красивые шали, лучше всех в деревне, и продавала в городе. Им хватало на аренду жилья. Мартин тихонько шмыгнул носом. От тряски у него заболела голова, ныли пальцы и колени, как всегда в холодную сырость. Финн легко бежал рядом с телегой, его радовала прогулка. Глядя на него, никто бы не поверил, что первые три месяца жизни этот щенок ползал, волоча за собой задние лапы. Время от времени Финн весело подпрыгивал и тыкался головой в колени Мартина. Пэт глухо молчал, изредка потряхивая вожжами. К обеду у Мартина забурчал живот. Пэт достал сверток с ломтями хлеба, намазанного маслом. Сунул два куска Мартину и внимательно, с непонятным ожиданием смотрел, как мальчик ест. Потом отвернулся. Тогда Мартин тихонько бросил половину куска Финну. Тот поймал на лету и проглотил. Мартин бережно собрал крошки и отправил в рот. Хотел заговорить с дедом, но не мог придумать, что сказать. Так – в давящем молчании – они и добрались до хутора.

Дом оказался большим и многолюдным. Кроме хозяина с хозяйкой здесь жили две рыжеволосые служанки – чуть постарше Мартина – и овдовевшая сестра Пэта.

Нора Боланд, высокая крепкая женщина с седыми волосами, скрученными в тугой узел, встретила мужа и внука у двери. Скрестив на груди руки, окинула неловко спрыгнувшего с телеги Мартина внимательным взглядом серых глаз и брезгливо поджала губы.

– Спать будешь в общей комнате. Собаку в дом не заводи, иначе обоих в конюшню выставлю.

Она повернулась и вошла в дом. Мартин похлопал Финна по спине.

– Сиди здесь. Я скоро приду.

Финн обиженно посмотрел на него, отошел подальше от двери и лег на пожухлую траву, положив длинную морду на лапы. Мартин вздохнул и вошел в дом. Общая комната поразила его размерами – шагов десять в длину – и огромным очагом с железной решеткой. «В таком можно корову целиком зажарить, – подумал Мартин. – Как у великанов в сказке».

Девчонки-служанки проскочили мимо него с пустыми ведрами. Он спиной почувствовал их взгляды. Нора нетерпеливо махнула рукой.

– Отойди от двери, не путайся у людей под ногами. Спать будешь здесь. – Она кивнула на раскладную лавку. – Тюфяк и одеяло вечером дам. Вши есть?

– Нет. – Мартин покраснел от обиды.

Мама каждую неделю мыла ему голову, пока не слегла. А потом он и сам научился справляться одной рукой.

– Нахлебников нам не надо. – Пэт обошла Мартина, не касаясь даже краем юбки. – Будешь делать, что скажу. А пса привяжи, чтобы кур не пугал.

Привязать Финна?!

– Он не трогает кур! – горячо заговорил Мартин. – И не кусается! Не надо его привязывать.

– Ты у меня поспорь еще! – Нора качнулась к нему. Узловатые пальцы сжались в кулаки. – Тебе молчать надо и молиться – день и ночь. За мать свою, что горит сейчас в огне чистилища! За отца, которого ты… – Она замолчала и отвернулась.

Мартин прикусил губу. Его мама на небе! И он вовсе не забыл отца. Или бабка хотела сказать что-то другое?

* * *

– Сколько ему? – Джон О’Донохью, ближайший сосед Боландов, затянулся трубкой.

– Девять уже. – Пэт сплюнул в очаг. – Ест, словно голодной травы нанюхался, а все не впрок. Кожа да кости.

– Так-так… – Джон быстро глянул на Дэна Гейни. Прославленный на всю округу знахарь пока что не вмешивался в разговор, неспешно потягивая из бутылки потин. – И давно это с ним?

– С четырех лет. – Пэт взял у Дэна бутылку и сделал добрый глоток. – Дэвид говорил, заболел мальчонка сильно, в жару лежал, бредил. Бриджит травами его поила. И вроде оклемался он, а потом ни с того ни сего всю левую сторону скрючило. Нога еще ничего, прихрамывает только, а рукой совсем не двигает, и левый глаз косит.

– А пес его? – Джон подался вперед, жадно ловя каждое слово.

– Сам же видел. – Пэт вернул Дэну бутылку. – Белый он, по грязи бегает, а все чистый. Морда тонкая, уши красные. Только у Добрых соседей такие собаки.

Они посмотрели на Дэна. Знахарь выдержал паузу, основательно затягиваясь трубкой. Выдохнул дым, откашлялся.

– Верно говоришь. – Голос его звучал сухо и надтреснуто. – Из-под холма этот щенок. Вырастет с доброго теленка ростом, начнет на кур охотиться, а там и за коз возьмется, и за коров. Подменыш он.

– Как же это?! – Джон поперхнулся потинем. – Слышал я о детях-подменышах, но чтобы пес…

– А так уж. – Дэн усмехнулся. – Коли родится под холмом увечный щенок, Они его людям подбрасывают. Корова-то не боится его?

– Вроде нет, а доиться меньше стала. – Пэт оглянулся на дверь. – Все одно к одному. Как думаешь, сам-то мальчишка – человек или тоже… подменыш?

– Может, и так. – Гейни со значением покачал головой. – Слышал я про его мать, что якшалась она с Добрыми соседям.

– Верно. – Пэт наклонился ближе. – Уж старуха моя предупреждала Дэвида, а он смеялся только. Ни во что не верил. И священника к мальчишке звать отказался. А вскорости и умер, хотя здоровый был. Ну, тут уж слухи пошли, что подменыша Бриджит растит, и он, стало быть, от мужа-то ее избавился. А в этом году, видать, самой черед пришел. А может, и не умерла она, может забрали ее Добрые соседи.

Мужчины помолчали, посасывая трубки. Пэт сутулился на табурете, стиснув мозолистые пальцы.

– Неладно у нас, Дэн. Коровы по всей округе доиться перестали. Может, это пес проклятый молоко у них ворует? Каждую ночь сбегает, как ни привязывай. Того и гляди, соседи с жалобами явятся. Январь на дворе, а все дождь и дождь. Служанки кашлять начали. Старуха моя слегла. Неужто она следующая будет? А мы эту тварь кормим!

* * *

Мартин отнес в конюшню ведро с вареной репой и рубленым кормовым дроком. Помогая себе коленом, высыпал в кормушку. Серая благодарно фыркнула. Мартин поставил ведро и сел в углу на кучу соломы. Финн тут же свернулся у него под боком. Возвращаться в дом, где у очага пили трое мужчин, не хотелось. Гости пугали Мартина, особенно тощий коротышка с цепким, колючим взглядом. Не зря Финн на него зарычал.

Мартин уткнулся в белый мех. От щенка пахло сухим вереском и кровью.

– Опять на зайцев охотился?

Финн виновато заскулил и лизнул его в щеку. Мартин вздохнул. Однажды он слышал, как кричит смертельно раненый заяц – совсем по-дитячьи. Но пусть уж лучше Финн ловит зайцев, чем кур.

– Не любят они нас, – прошептал он в рыжее ухо. —

Ну, ничего. Переживем зиму, а по теплу уйдем бродяжничать. Я милостыню просить буду, ты – охотиться. Ягоды пойдут, грибы. Прокормимся как-нибудь.

О жизни нищих Мартин знал мало. В город его мама не брала, а в деревню попрошайки забредали редко. Правда, был один – горбун по имени Джек. Он появился прошлой осенью – насквозь промокший и грязный, в обносках из дерюги и с рваным мешком на голове. Джек просил хлеб в обмен на песни. Голос у него оказался на удивление чистый и красивый. Бриджит впустила его в дом, дала хлеба и кружку молока. Они вместе пели весь вечер, и нищий остался ночевать. Мартину он понравился – Джек вовсе не обращал внимания на его уродство. Дождавшись, пока мать выйдет к козам, Мартин торопливо, сбиваясь и глотая слова, рассказал гостю сказку про горбуна, которого излечили фейри.

– Предлагаешь мне спеть у холма Добрых соседей? – Джек улыбнулся – по-доброму, но невесело. – Прошли те времена, когда холмы открывались каждую ночь, сынок. Теперь Дамы и Господа лишь изредка выезжают на охоту. Оно и к лучшему, по правде говоря.

Он погладил Мартина по голове.

– Красивая у тебя мама, и ты на нее похож. Берегите друг друга. А если случится тебе повстречать Добрых соседей, накрепко запомни – никогда их ни о чем не проси. И не бери у них золото.

* * *

Эх, найти бы Джека, вместе с ним бродяжничать не страшно. Мартин лег, укрыв Финна краем маминой шали. Завтра последний день года. Мама всегда пекла вкусный новогодний хлеб. Они садились рядышком, отламывали по очереди куски от ковриги, макали в молоко… Если еда падала на пол, мать никогда ее не подбирала – оставляла фейри. А Мартин отщипывал немножко от упавшего куска – на удачу. Где та удача? Почему все плохо, если они жили правильно? Мартин, как наяву, услышал тихий голос матери:

 
Будь счастливым, милый мальчик,
И здоровым будь.
Мать, почившую в могиле,
Не забудь…
 

Раньше он не понимал, какая это страшная колыбельная. Лучше бы маму и вправду забрали Добрые соседи, как шептались старухи, которые приходили обмывать тело. Но Финн в тот день спокойно лежал на пороге, а уж он бы подал знак.

Мартин тихо заплакал. Надо возвращаться в чужой дом, к недобрым взглядам, миске с остывшей картошкой и черствой горбушке. К молчанию. Даже служанки с ним не разговаривают, делают вид, что его вовсе нет. Вот и ладно. Если уйдет, никто искать не станет. И ничего он из этого дома не возьмет, даже старые башмаки деда. Все равно они велики, приходится веревками приматывать к ногам.

– Все будет хорошо, – прошептал Мартин и вытер слезы о шерсть Финна. – Правда-правда.

Щенок поднял голову, прислушиваясь. Но не к словам мальчика. Он тихо взвизгнул, втягивая ноздрями залетевший в щели ветер, и вскочил. Длинные лапы напряглись. Мартин обхватил щенка за шею. Финн беспокоил его с начала зимы. Мартин замечал, что люди смотрят на щенка с подозрением, хватаются за первое попавшееся под руку железо, когда он пробегает мимо. Мартин и сам не сомневался, что Финн – волшебный пес. Может, Добрые соседи не бросили его, а потеряли и теперь ищут? Или уже нашли. Где пропадает Финн по ночам, с кем?

– Не убегай от меня! – Мартин вцепился в ошейник, сплетенный матерью из тонких кожаных шнурков. – Пожалуйста. Или забери с собой.

Финн посмотрел ему прямо в глаза. Пару раз вильнул хвостом, опустил уши, вздохнул и лег, вытянув лапы.

– Они не возьмут меня, да? – Мартин подставил скрюченные пальцы под горячий язык.

Когда Финн лизал его руку, ноющая боль в суставах немного отступала.

– Кому я такой нужен, даже петь не умею.

* * *

– Великоват мальчишка-то. – Дэн Гейни выбил трубку. – Не младенец в люльке, так что похлебкой в яичной скорлупе не обойдемся. Тут и травы потребуются, и огонь. Твердо ли ты решил от него избавиться, Пэт?

Боланд вскинул на него потемневшие глаза.

– Тверже некуда. Когда?

– Завтра. – Дэн решительно хлопнул себя по коленям. – Я приду, как стемнеет. В канун новогодья Добрые соседи из-под холмов выезжают, переселяются на новые места. Вот мы и вернем им подменыша.

– Потребуется чего?

– Что нужно, я принесу. А ты пригласи с утра священника, пусть мессу прочтет.

Пэт понимающе кивнул.

– А ты, Джон? Втроем-то сподручнее будет.

Джон вздрогнул, отвел зачарованный взгляд от висящей на крючке кочерги и нервно облизнул губы. Скрипнула дверь, в дом бочком протиснулся Мартин. Не поднимая глаз, сбросил грязные башмаки и похромал к дальнему концу стола. В доме тепло, а он жмется, словно на юру. Из-под женской шали торчат скрюченные, иссохшие пальцы, похожие на птичью лапу. Джон передернулся.

– Приду, – сказал он.

* * *

В хозяйской спальне надрывно кашляла Нора, уже три дня не встававшая с постели. Утром к ней поднимался священник. От молитвенного речитатива Мартину стало тоскливо и страшно, как в тот день, когда умерла мать.

Когда священник ушел, Пэт долго о чем-то толковал с женой и сестрой. В общую комнату спустился мрачный. Служанки старались не попадаться на глаза хозяину и даже кашляли бесшумно, зажимая рты передниками. Пэт бесцельно прошелся от стены до стены, потом вышел во двор и вернулся еще мрачнее.

– Опять твой пес сбежал! – Он бросил Мартину веревку. – Как вернется, привяжи покрепче.

Девчонки шушукались, поглядывая то на Мартина, то на тростниковый крест святой Бригитты, укрепленный над притолокой. У Сары, тихой и бесцветной сестры Пэта, все валилось из рук. Она то принималась драить стол, то хваталась за метлу, хотя пол и так был чисто выметен. Картошка разварилась, молоко горчило, очаг вдруг начал дымить. Против обыкновения, Мартину не поручали никакой работы. Сидеть без дела было неловко, и он потихоньку ускользнул в конюшню. Серая встретила его неласково, не взяла корочку и даже чуть не укусила. Лошадь нервно перебирала ногами и фыркала на прибежавшего Финна.

– Где ты был? – Мартин сунул ему в пасть кусочек хлеба. Щенок играючи сжал его пальцы зубами. – Ох, Финни, мне опять велели тебя привязать. Не обижайся, ладно?

Финн весело чихнул, вскинулся на задние лапы, чуть не опрокинув Мартина. Потом обнюхал веревку и принялся теребить. Мартин не слишком старался затянуть узел. Тот, кто умеет бегать наперегонки с ветром, не должен сидеть на привязи.

От дома послышался голос Сары – она звала Мартина. Финн насторожил уши. Когда мальчик встал, ухватил его за подол куртки.

– Ну, что ты, пусти. – Мартин погладил щенка. – Я приду попозже, принесу свежего хлебца.

На улице подморозило, небо очистилось, показались яркие звезды. Мартин вдохнул морозный, колючий воздух, поежился и вошел в дом. Сара уже испекла новогодний хлеб, все отломили по кусочку. Мартин свой только понюхал и спрятал в карман. Остальные посмотрели так, словно он что-то украл. Пэт поднялся, кулаками опираясь о столешницу. И тут во дворе завыл Финн – заунывно, протяжно, как взрослый пес.

– Спаси нас Господь! – Сара перекрестилась. – Ведь это он к покойнику…

– Проклятый ублюдок! – Пэт схватил кочергу и выскочил на двор, хлопнув дверью.

Мартин захромал следом. Босые ноги обожгло морозом. Финн выл не переставая, запрокинув узкую морду к луне. В конюшне бесилась лошадь. Пэт, оскальзываясь на подмерзшей грязи, широко шагал к щенку, размахивая кочергой.

– Не бейте его! Финн, замолчи! – Мартин заспешил, нога подвернулась, он упал, разбив коленями ледок на луже.

– Да заткнись ты, дерьмоед! – Пэт замахнулся.

Финн отпрыгнул, вой сменился рычанием. Пэт ударил еще раз. От углового камня конюшни полетели искры. И тут Финн кинулся на него. Белоснежная шкура щенка светилась в темноте, в глазах плясали зеленые болотные огни. Пэт закричал и завалился на спину.

– Финн, нет!

Щенок отскочил от Пэта и попятился к Мартину, рыча и вздыбив на загривке шерсть. За ним тянулась целая веревка – должно быть, узел развязался.

На дороге, ведущей к дому, послышался стук башмаков и голос Джона О’Донохью.

– Пэт! Что у тебя творится?

– Чертова тварь! – Пэт поднялся, зажимая правую руку. – Чтоб ты сдох, паскуда!

– Беги! – Мартин оттолкнул щенка. – Беги, Финн!

Во двор вбежал Дэн Гейни, размахивая пучком каких-то веток. Что-то мелкое полетело в сторону щенка. Пэт подобрал кочергу и тоже кинул в него. Финн завизжал и помчался прочь. Знахарь победно погрозил ему вслед.

– Не любят Они рябину. – Он повернулся к Пэту. – Как ты?

– Паршиво! – Пэт сосал руку, сплевывая кровь. – Чуть до кости не прокусил.

– Перевязать надо.

Сердце у Мартина колотилось так, что он почти ничего не слышал. Рябина – это от фейри. Значит, Финн и правда из-под холма! А что, если он больше не вернется?

– Сбежал твой пес? – Коренастый здоровяк О’Донохью навис над Мартином. – И тебе пора убираться к своим.

* * *

Финн мчался со всех лап. Шкуру жгло в тех местах, куда попали ягоды злого дерева, на боку вспух уродливый рубец. Плохие люди, плохой дом! Больше он туда не вернется.

Внезапно щенок затормозил, закрутился на месте. А как же мальчик? Нельзя его бросать. Он единственный из них добрый, он свой!

Финн сел на поджатый хвост и заскулил. Что же делать? У людей огонь, железо и злое дерево. Одному с ними не справиться! Финн понюхал ветер, вскочил и напрямик, не разбирая дороги, побежал к заросшему боярышником холму. Веревка путалась в вереске, цепляла на себя колючки. Пришлось задержаться – перегрызть обузу.

На холме Финн отдышался, высунув язык. Луна светила, набирая силу, и щедро делилась ею с белым щенком. Финн запрыгнул на полуразрушенную каменную стену древнего форта, вскинул морду и залаял – протяжно, с подвыванием. Никто не учил щенка этому зову, но его отголоски с недавних пор он слышал каждую ночь. И каждый раз замирал, насторожив уши, чуть слышно поскуливая, но не решаясь ответить. Финн и сейчас боялся. Если его не признают – порвут на части. Но больше никто не сможет помочь Мартину.