Текст книги "Жизненный план"

– Прежде чем уйти, ты должен получить свой подарок.

– Ох, зачем ты так беспокоилась. – Брэд протягивает ко мне руки. – Ну, раз уж ты его купила, давай смотреть вместе. Давай! Давай!

Нахожу под елкой прямоугольную коробку. Брэд открывает ее и замирает.

– Красота, – шепчет он, вытаскивая на свет деревянный корабль.

– Я подумала, что просто необходимо, чтобы ты стоял у руля моей жизненной лодки.

– Ты предусмотрительная, – улыбается Брэд и целует меня в лоб. – Но на капитанском мостике должна быть ты, я лишь член команды, – мягко замечает он. – Подожди.

Брэд убегает в холл и, вернувшись, протягивает мне маленькую серебристую коробочку:

– А это тебе.

На красном бархате лежит золотой кулон в форме парашюта.

– Пусть приземление всегда будет для тебя успешным.

– Очень красивый. – Касаюсь кулона кончиком пальца. – Спасибо. И спасибо тебе, что был рядом все эти месяцы, без тебя я бы не справилась.

Он смотрит на меня с улыбкой и треплет волосы, но глаза остаются грустными.

– Ерунда, ты справилась бы и сама. Но я был рад оказаться тебе полезным.

Внезапно он склоняется ко мне и целует. Это не похоже на наш привычный поцелуй на прощание, и у меня перехватывает дыхание. Он слишком много выпил, и мы, два одиноких человека с разбитыми сердцами, можем наделать сегодня немало глупостей. Несколько поспешно я прохожу к входной двери и достаю из шкафа его пальто.

– Счастливого Рождества, – весело произношу, стараясь не выдать своих чувств. – Обещай, что позвонишь сразу, как только будут новости о моем отце.

– Обещаю, – отвечает Брэд, но вместо того, чтобы надеть пальто, стоит и смотрит на меня, затем проводит пальцами по моей щеке. Нежный взгляд ласкает меня, и я непроизвольно целую его в щеку.

– Желаю тебе счастья.

– И тебе, – шепчет он и делает еще один шаг.

Внутренне сжавшись, я напоминаю себе, что Брэд только что расстался с Дженной, но глаза его смотрят на меня так, словно мы впервые встретились.

– Иди ко мне, – хрипло произносит он, и сердце мое падает в пропасть.

Берегись, ты можешь лишиться дорогого друга. Он чувствует себя одиноким. Ему больно. Он скучает по Дженне.

Отмахнувшись от всех доводов, делаю шаг ему навстречу.

Брэд заключает меня в объятия и втягивает воздух, словно хочет вдохнуть в себя всю меня. Я ощущаю близость его тела, напряжение каждой мышцы. Закрываю глаза и склоняю голову ему на грудь, где часто-часто бьется сердце. Игнорируя все разумные предостережения, вдыхаю еловый запах и прижимаюсь ближе. Его пальцы перебирают мои волосы, губы почти касаются уха. Господи, как же давно меня никто не целовал вот так. Медленно поднимаю голову и вглядываюсь в лицо, в горящие страстью глаза. Брэд наклоняется и целует меня в губы. Сладкий вкус кружит голову.

Вняв, наконец, голосу разума, я отстраняюсь от него.

– Не надо, Брэд, – шепчу я, все же надеясь, что он меня не слышит. Я хочу быть рядом с этим мужчиной, но сейчас это было бы неправильно. Он только что расстался с Дженной и должен пережить разрыв, прежде чем увлекаться другой женщиной.

Брэд опускает руки, отступает назад и трет пальцами лоб. Лицо его покрывается красными пятнами, и я не могу понять, от возбуждения это или от смущения.

– Мы не должны, Брэд. Еще слишком рано.

Его лицо обволакивает печаль, внезапная улыбка получается грустной. Брэд наклоняется и целует меня в лоб.

– И почему ты такая разумная?

Я улыбаюсь тому, сколько в этих словах трогательной чувственности.

– Спокойной ночи, Брэд.

Стоя на крыльце в одних носках, я смотрю ему вслед, пока виден силуэт. Как бы трудно мне ни было, следует признать, что я поступила правильно. Брэд не готов к новым отношениям.

Я возвращаюсь в дом и запираю дверь. Вместо привычной тоски, охватывавшей меня одинокими вечерами в квартире Эндрю, сегодняшний вечер озарен лучиком надежды. Даже если Брэд не способен полюбить меня, чувства, пробудившиеся во мне сегодня, подтвердили, что я еще способна любить. Я смотрю на спящего на ковре Рейли и думаю, что теперь у меня есть собака, а в следующем году будет и ребенок! Провожу рукой по плоскому животу и представляю, как через пару месяцев буду покупать одежду для беременных, и счастье переполняет меня настолько, что едва не лопается сердце.

Рождественское утро начинается с требовательного лая Райли, отдающегося у меня в груди.

– Счастливого Рождества, малыш Райли, – говорю я, почесывая голову, и перед глазами сразу возникает огромный список дел, необходимых для достойной организации семейного ужина. От внезапного спазма в животе перехватывает дыхание. – Пора приниматься за работу, Райли. У нас куча дел.

Новая волна боли заставляет меня согнуться пополам. Через несколько минут поднимаюсь с кровати, боль немного утихает. Я накидываю халат и собираюсь уходить, когда случайно оборачиваюсь и вижу на простыне это.

Огромное кровавое пятно.

Глава 17

Какое-то время я отказываюсь понимать, что происходит, просто стою у кровати и смотрю на пятно. Лишь через несколько мгновений, задыхаясь, судорожно делаю вдох и падаю на колени, обхватив голову руками. Рядом вертится Райли и тычет холодным носом мне в руки. Мне нечего ему дать, у меня ничего нет. Только пустота.

Минут через десять прихожу в себя и срываю с кровати простыню. Грудь разрывают рыдания, воздух наполняется громкими воплями. Лицо становится липким от пота и слез. Бросаю простыню в корзину для белья и, подхватив ее, подхожу к окну. Меня приветствует прекрасное рождественское утро, пейзаж напоминает картину Нормана Рокуэлла. Жаль, что я не могу оценить всю эту красоту. Душа моя, как и чрево мое, пуста.

Весь долгий день Рождества я проживаю как под анестезией. Эмма и Тревор очарованы моим новым питомцем, а втроем любая игра кажется веселее. Я же взираю на мир равнодушно, ни веселье, ни вкусная еда не зарождают во мне ответного восторга. Кэтрин кладет себе по одному кусочку с каждого блюда, в то время как другие едят с большим аппетитом.

Потеря несуществовавшего ребенка мысленно возвращает меня к кончине мамы, и я вновь скорблю о ее смерти. Третий раз за вечер я поднимаюсь наверх и брызгаю в лицо холодной водой, чтобы хоть немного прийти в себя.

Я мечтала об этом ребенке, была уверена, что он есть. И мама… она должна быть рядом, черт возьми! Она всегда обожала праздники, неужели она не заслужила прожить еще одно Рождество.

В прошлом году этот праздник был традиционно веселым, ведь мы даже не представляли, что ждет нас в будущем. Если бы я только знала, что это мое последнее Рождество с мамой, я бы подарила ей нечто особенное, что навсегда осталось бы в ее сердце, а не электрогриль «Уильямз-Сонома». Но даже при виде него лицо мамы засветилось счастьем, словно она всю жизнь ждала именно такого подарка. Помню, как она крепко обняла меня и прошептала: «Ты умеешь меня порадовать, дорогая моя девочка».

Воспоминания вырываются из меня и проливаются потоком слез. Мне очень нужна сейчас мамина поддержка, я могла бы рассказать ей о ребенке, которого потеряла, так и не обретя. Мама успокоила бы меня, обязательно сказала, что в жизни еще будут солнечные дни.

– Брет, – слышу я голос Джоада за дверью. – Эй, Брет, ты здесь?

– Да, – отвечаю я, с трудом делая вдох.

– Тебе звонят.

Поднимаюсь с холодного пола и утираю нос. Интересно, кто это может быть? С Кэрри я болтала минут двадцать вчера вечером, видимо, это Брэд, беспокоится, как у меня дела, или решил извиниться за свое «распущенное» поведение. Выхожу из ванной комнаты и иду по коридору, где меня уже ждет Тревор с трубкой в руках.

– Слушаю, – произношу я и, не удержавшись, треплю племянника по голове.

– Брет?

Голос незнакомый.

– Да.

Пауза слишком долгая, и я решаю, что звонок прервался.

– Слушаю вас, – повторяю я.

Мужской голос, срывающийся от волнения, наконец, продолжает:

– Это Джон Мэнсон.

Глава 18

Со всех ног я бросаюсь в мамину спальню, запираю за собой дверь и опускаюсь на пол.

– Добрый день, Джон, – говорю я, удивляясь тому, что могу говорить. – С Рождеством.

Он тихо смеется:

– И тебя с Рождеством.

– Тебе, конечно, все кажется странным, я-то уже успела свыкнуться с этой мыслью. Мамин дневник я нашла два месяца назад.

– Да. Но знаешь, в то же время это здорово. Жаль, что Элизабет мне не сообщила, но я ее понимаю.

Понимаешь ли? Но я не задаю этот вопрос. Разговор об этом может подождать. Настанет день, мы сядем рядом, возьмем друг друга за руки или он обнимет меня за плечи и тогда….

– Где ты живешь?

– В Сиэтле. У меня небольшой магазин «Мэнсон мьюзик». Пару раз в месяц даже даю концерты.

Я расплываюсь в улыбке. Не могу представить, что мой отец настоящий музыкант.

– Расскажи мне еще что-нибудь. Мне все интересно.

– Обязательно, – смеется Джон. – Но я сейчас спешу…

– Извини, – спохватываюсь я. – Разумеется, сегодня Рождество. Буду рада в ближайшее время с тобой увидеться. Ты не мог бы приехать в Чикаго? У меня отпуск до начала следующего года.

– Понимаешь, я очень хочу, но время совсем неподходящее. У меня есть дочь, ей двенадцать. Ее мать переехала в Аспен, а она живет со мной.

– Так у меня есть сестра? – Странно, подобного не было в моем плане отношений с отцом. – Потрясающе. Как ее зовут?

– Зои. Она действительно потрясающая. Так вот, дело в том, что у нее начался кашель, боюсь, она простудилась, так что ни о какой поездке не может быть и речи.

Ладно. Значит, Джонни суперзаботливый папочка. Как мило.

– Плохо, – говорю я вслух. – Надеюсь, она скоро поправится.

– Да, надо срочно начинать лечение, пока не стало хуже.

– Да, конечно. Ну, тогда я могла бы приехать в Сиэтл. Тогда Зои не придется никуда ехать и…

– Я ценю твое предложение, но сейчас не самое лучшее время. Зои не стоит бывать среди людей, надо быть осторожнее, иначе она окажется в больнице.

С простудой? Сердце сжимается. Мой отец ищет повод избежать встречи. Он не хочет меня видеть.

– Хорошо. Тогда в другой раз. Зои сейчас важнее.

– Да, пожалуй, пойду к ней. Знаешь, Брет, я рад, что ты есть. С нетерпением жду встречи. Мы ее просто немного откладываем. Ты ведь понимаешь?

– Разумеется. Передавай Зои привет и пожелание скорейшего выздоровления.

Кладу телефон на пол. Наконец-то я нашла отца. Еще и сестру в придачу.

Почему же я чувствую себя еще более одинокой?

Возвращаюсь в гостиную, где наталкиваюсь на обращенные ко мне вопросительные взгляды.

– Это мой отец, – бодро заявляю я. – Джон Мэнсон.

Шелли первая приходит в себя.

– И как он?

– По-моему, он классный. Добрый, это точно.

– Где он живет? – интересуется Джоад.

Я сажусь на пол перед камином и обхватываю колени руками.

– В Сиэтле. До сих пор пишет музыку. Классно, правда?

– Вы собираетесь встретиться? – Это опять Шелли.

– Позже. Но скоро.

– Пригласи его в Чикаго, – советует Джей. – Мы его встретим.

– Обязательно. – Я тянусь к Райли и глажу его по голове. – Как только поправится его дочь. Она простудилась. Невероятно. У меня есть сестра!

Джоад берет бокал с мартини.

– Так у него есть настоящая семья?

От его вопроса у меня перехватывает дыхание.

– Что значит настоящая?

– Ничего, просто…

– Джоад имеет в виду семью, с которой он живет, – вступает Кэтрин.

Джей садится рядом со мной и обнимает за плечи.

– Ты тоже его настоящая семья, Брет, но лучше ко всему быть готовой. Твои отношения с Джонни сейчас, когда тебе тридцать четыре, будут не обычными отношениями отца с дочерью. Он никогда не укладывал тебя спать, ты не забиралась в его постель ночью, если приснился кошмар…

И он никогда не переживал, когда у меня начинался насморк.

– Именно, – кивает Джоад. – У нас в офисе есть женщина, она отдала сына в приемную семью. Когда он нашел ее спустя девятнадцать лет, это было ужасно. У нее двое маленьких детей, и тут какой-то чужой человек вторгается в их жизнь. Она совершенно не ощущала связи с ним. – Он качает головой, словно разгоняя мрачные мысли. – Конечно, не обязательно, что так будет и с вами, но…

Все вокруг заволакивает туманом. Отец, которого я столько искала, не хочет меня видеть. У него есть дочь, настоящая дочь, которую он любит. А я для него микроб, способный навредить им обоим. Мама поэтому ничего мне не рассказывала? Предполагала подобное развитие событий?

В девять часов вечера, измотанная и уставшая, стою у входной двери, наблюдая, как родственники покидают дом.

Джоад и Кэтрин уходят последними, и Джоад неуверенно топчется в холле. Наконец, он протягивает Кэтрин ключи от машины:

– Иди, дорогая, я сейчас.

Мы остаемся вдвоем.

– Я хотел спросить, как долго ты собираешься жить здесь, в мамином доме?

Интонации брата заставляют меня волноваться.

– Я… я пока не знаю. Сейчас мне больше некуда идти. Джоад напряженно трет подбородок.

– Мама поставила условие, что срок не будет превышать тридцати дней, а ты здесь уже со Дня благодарения.

– Да. – Я непроизвольно отступаю назад от удивления. – Но в завещании говорится о тридцати днях подряд, а я провожу каждый понедельник в «Джошуа-Хаус».

Выражение лица его остается серьезным, но в глазах сверкают веселые смешинки, отчего я ощущаю себя полной идиоткой.

– И что? Ты хочешь сказать, что каждую неделю начинается новый отсчет?

Именно это я и хочу сказать, но понимаю, что Джоад со мной не согласится.

– Что тебе нужно, Джоад? Я живу на зарплату учителя, наследства не получила, да еще лишилась всей мебели.

– Ладно, ладно. – Он примирительно вскидывает руки. – Забудем об этом. Я полагал, ты захочешь в точности соблюсти все мамины условия. Хорошо, живи сколько хочешь, мне все равно. – Поспешно чмокает меня в щеку. – Спасибо за прекрасный вечер.

Я с силой захлопываю за ним дверь, но она такая массивная, что удара не получается. Тогда я отхожу подальше, размахиваюсь и швыряю в дверь туфлю.

– Будь ты проклят, Джоад!

Ко мне бросается встревоженный Райли.

– Ну что? – Я сажусь рядом и поглаживаю его мягкую шерстку. – Теперь нам придется искать квартиру, куда пустят двух несчастных бездомных.

Я полностью истощена эмоционально, я способна только лежать на роскошном постельном белье в маминой кровати и плыть в страну своих грез. Однако и это не доставляет мне удовольствия, мысли путаются, я попеременно думаю то об отце, то о своей неспособности зачать ребенка, потом о контроле места моего проживания со стороны родственников. Внезапный всплеск чувств к незнакомой мне сводной сестре сменяется ревностью и ненавистью к себе.

Переворачиваюсь на другой бок и снова думаю о Джоаде. Я перебираю каждое сказанное им слово, каждое обвинение в мой адрес и резко вскакиваю с кровати.

Нахожу ноутбук на столе в кухне и открываю сайт с объявлениями. Через десять минут ко мне приходит болезненное осознание того, что мои скудные доходы и новый пушистый друг станут значительным препятствием на пути поиска жилья. Пропускаю страничку с предложениями, превышающими размер моего месячного жалованья, еще раз просматриваю параметры поиска и прихожу к выводу, что вполне могу обойтись без второй спальни. Однако и на такие квартиры цены слишком высоки. Остается единственный выход – переехать в южную часть города. Привычные районы, где я прожила всю жизнь, теперь мне не по карману. Какое мне сейчас дело до того, что все мои знакомые и друзья живут на севере от Луп?[11]11
  Луп – деловой район Чикаго.


[Закрыть]

Завожу новые параметры и понимаю, что была права, на юге цены значительно ниже, но… все же не для учителя, работающего первый год. Впрочем, если не использовать накопления из пенсионного фонда и деньги со счета, единственный вариант – переехать на юг от автострады Эйзенхауэра в район, где я никогда не предполагала жить.

Нет, я на такое не способна! Как я буду жить в совершенно чужом для меня месте – средоточии преступности и порока. Я совершенно растеряна. О чем только думала моя мама?

Глава 19

Едва солнце поднимается над горизонтом, я, с красными глазами и помятым лицом, вскакиваю с постели и начинаю собираться, чтобы отвезти Санкиту на консультацию к доктору Чан.

Утро холодное и промозглое, одно из тех, что вы воспринимаете по звукам, а не по изображениям, – скрип снега под ногами, треск ледяных глыб на озере Мичиган и равномерный гул печки. Санкита сидит рядом на пассажирском сиденье, одетая в велюровый костюм и куртку с отороченным искусственным мехом капюшоном.

– Если верить журналу «Ю Эс ньюс», – говорю я, – в больнице при Чикагском университете одни из лучших специалистов в нефрологии.

Санкита опускает козырек от солнца и откидывается назад.

– Все равно не понимаю, зачем вам это надо. Вам что, заняться нечем?

– Я беспокоюсь за тебя. – Вижу круглые глаза Санкиты, но продолжаю: – Я понимаю, ты мне не веришь, не доверяешь моим словам, но это правда. Если человек о ком-то беспокоится, он хочет ему помочь.

– Но мне не нужно помогать. Ребенок родится, и мне станет лучше.

– Верно. – Как бы я хотела, чтобы так и было.

Лицо Санкиты кажется восковым при ярком утреннем свете, и, судя по размеру ее живота, она не набирает достаточный вес.

– Ты уже выбрала имя для малыша? – Я стараюсь уйти от неприятной темы.

– Угу. Назову в честь младшего брата.

– Ты очень любишь брата?

– Любила. Он был очень умный.

– Был?

– Он умер.

– О, дорогая, прости. – Я недавно усвоила, что Санкита предпочитает отмалчиваться, когда разговор заходит о ее жизни.

Какое-то время мы едем молча, но, к моему удивлению, девочка продолжает:

– Я тогда была в шестом классе, а Деонте и Остин совсем маленькими. Они одни оставались дома, мы все ходили в школу. Ну вот, они захотели есть, Деонте полез на верхнюю полку за хлопьями.

От предчувствия волосы встают дыбом, но я не успеваю ее остановить. На этот раз у меня нет желания слушать историю до конца.

– Он не знал, что плита включена, его пижама загорелась, а Остин не смог ничего сделать.

Санкита замолкает и смотрит в окно.

– Я до сих пор злюсь на мать. Правда, те люди, из участка, сказали, что она не виновата. Но я-то знаю, почему она не проснулась, когда братья кричали. Я вернулась из школы и все выбросила в унитаз, не хотела, чтобы нас отдали в детский дом. Теперь и сама вот думаю, зачем я это сделала.

Я едва могу дышать от шока. Что это было? Марихуана? Кокаин? В любом случае я не буду ее расспрашивать.

– Мне жаль, что так случилось, милая, – с трудом произношу я. – Теперь Деонте опять будет жить. Ты молодец.

– Угу, только не Деонте. Я назову ребенка Остин. С той поры он сам не свой. Мама убедила его, что это он во всем виноват. Он всегда такой тихий. Школу бросил в четырнадцать, а два года назад пытался застрелиться из пистолета дяди. После смерти Деонте ему жить совсем невмоготу.

Кроме медсестер и женщины за стойкой регистрации, в офисе доктора Чан никого нет. Санкита заполняет необходимые бумаги.

– Санкита Белл, – выкрикивает медсестра, открывая дверь в кабинет.

Она встает и поворачивается ко мне:

– Вы пойдете?

Я откладываю в сторону журнал.

– Думаю, не стоит. Подожду тебя здесь.

Она молчит, потупив глаза.

– Впрочем, если хочешь, я могу зайти. Решать тебе.

– Так было бы лучше.

Я не верю своим ушам. Санкита хочет, чтобы я была рядом. Решительно встаю, кладу руку ей на плечо, и мы проходим за медсестрой в смотровой кабинет. Санкита переодевается в зеленую рубашку и садится на кушетку, прикрыв простыней голые ноги. С убранными в хвост волосами, без следов косметики на лице она похожа на ребенка, пришедшего на прием к педиатру. Раздается стук в дверь, и появляется доктор Чан. Она здоровается с Санкитой и поворачивается ко мне:

– А вы?

– Я Брет Боулингер, учительница Санкиты – и подруга. Ее мама живет в Детройте.

Врач кивает, несколько смущенная моим ответом. После долгого осмотра, изучения анализов и подробных расспросов доктор Чан снимает резиновые перчатки.

– Буду ждать вас в кабинете в конце коридора.

* * *

После того как мы располагаемся перед сидящим за столом врачом, она без лишних предисловий переходит к делу:

– Ситуация очень непростая, Санкита. Беременность все значительно усложняет, нагрузки отрицательно сказываются на почечной деятельности. Если почки не функционируют должным образом, в организме накапливается калий, я подозреваю, что в твоем случае так и происходит. Как следствие, возможна остановка сердца. – Она перебирает какие-то бумаги на столе, и я не могу понять, связано ли это с замешательством или нетерпением. – Ты должна будешь прийти еще раз, когда будут готовы результаты лабораторных исследований, но время имеет существенное значение. Я настоятельно рекомендую прервать беременность как можно скорее.

– Что? Нет! – Санкита поворачивается ко мне с таким видом, словно я ее предала. – Нет же!

Я сжимаю ее руку и обращаюсь к врачу:

– Санкита уже на втором триместре, доктор Чан.

– Прерывание беременности на позднем сроке проводится в случае возникновения угрозы жизни матери. Ваш случай именно такой.

Санкита вскакивает с места с явным намерением закончить разговор, я же продолжаю, не обращая внимания на ее поведение:

– Каковы прогнозы в случае ее отказа?

Доктор Чан смотрит прямо мне в глаза:

– Пятьдесят на пятьдесят. Для ребенка процентов тридцать.

Она не говорит «на выживание», этого и не требуется.

Санкита сидит в моей машине и смотрит в окно. Выражение ее лица совершенно непроницаемо, но я понимаю ее чувства.

– Я туда больше не пойду. Никогда. Эта женщина хочет убить моего малыша. Я не позволю.

– Милая, она не этого хочет, она желает тебе добра. Твоя жизнь в опасности, ты это понимаешь?

– А вы понимаете? – Она резко поворачивается ко мне. – У вас нет детей, не вам указывать мне, что делать!

Сердце сжимает железными тисками. Я вспоминаю красное пятно на простыне и стараюсь взять себя в руки.

– Ты права. Прости меня.

Мы проезжаем несколько миль в полном молчании, и лишь на Кэролл-авеню Санкита вновь поворачивается в мою сторону:

– Вы тоже хотели ребенка, да?

По ее тону понятно, что мне уже поздно задумываться о детях, остается лишь сожалеть об упущенной возможности. Для нее, в свои тридцать четыре, я почти старуха.

– Да, я хотела – хочу иметь детей.

– Вы были бы хорошей матерью?

Вывод Санкиты кажется мне одновременно трогательным и жестоким. Я глажу ее по руке, и на этот раз она не вырывается.

– И ты будешь, когда вылечишься, и с почками все будет хорошо. Но сейчас, Санкита… Мне будет больно тебя потерять.

– Мисс Брет, разве вы не понимаете? У меня никакой жизни не будет, если я не рожу этого ребенка. Я лучше сама умру, чем убью малыша.

Любовь, за которую можно отдать жизнь. Санкита нашла ее. И эта любовь может ее убить.

В десять часов утра я уже высаживаю Санкиту у «Джошуа-Хаус». Я планировала провести с ней все утро, позавтракать в кафе, пройтись по магазинам и купить что-то для ребенка, но настроение девочки не позволяет мне даже заговорить об этом.

Выезжая на улицу, краем глаза замечаю листы на заднем сиденье, распечатанные мной во время ночных поисков жилья. Останавливаюсь и просматриваю объявления, вспоминая о квартире в кирпичном доме в районе Пилсен. Может, мне стоит хотя бы взглянуть на нее? Тогда я с чистой совестью смогу сказать Джоаду и Кэтрин, что подбираю варианты.

Отмечаю шесть объявлений в районе «маленькой Италии» и четыре в Университетской деревне. Все же Пилсен намного привлекательнее. Куда же подевался этот листок, я точно помню, что распечатывала. Странички расползаются по коленям, как беспризорные дети. Черт, почему у меня никогда ничего не получается?

Мысленно подбадриваю себя, что Пилсен удобен, близко до работы и «Джошуа-Хаус», но настроение не становится лучше. Пейзаж довольно угрюмый, мрачный, отовсюду веет опасностью. Подъезжаю к «маленькой Италии» и оглядываю дома, сверяясь с адресом. Наконец, нахожу блочный дом, окна вразнобой заколочены досками, отчего дом похож на одноглазого человека с черной повязкой. Господи, да это же кадры из фильма ужасов. Мое негодование растет, когда я проезжаю дальше по Лумис-стрит и вижу еще одну надпись «Сдается» во дворе дома, заваленного всевозможным хламом, начиная от старых покрышек и заканчивая ржавой гладильной доской. Вот это уготовила мне мама? Не знаю, какое чувство сейчас сильнее – боль, обида или ярость. Скорее всего, все три.

В пять часов вечера в канун Нового года я сижу у окна в мамином доме с пакетиком «М&М’s» в руках. Солнце готовится уступить место луне, подходит время ежегодного празднества. Под ногами крутится Райли, я разговариваю с Кэрри по телефону, сообщая ей о встрече Санкиты с врачом и допросе Джоада по поводу жилья.

– Да, вчера вечером опять звонил Джонни, но разговаривали мы только о Зои. Ей стало хуже, и он очень переживает. Знаешь, я чувствую себя обманутой.

– Когда Зои поправится, он сможет уделить тебе внимание. Поверь мне. Я знаю, что такое больной ребенок. Весь твой мир заполняется только его проблемами.

Я открываю рот, чтобы сказать, что ничего страшного не происходит, это обычная простуда, но в последнюю минуту сдерживаюсь. Санкита права. У меня нет детей, и я ничего не понимаю.

– А как твои ребята? – спрашиваю я.

– Отлично. Тейлор танцевала в четверг вечером на концерте. Я отправлю тебе видеоролик. Она самая высокая во втором ряду, та, что постоянно сбивается с ритма. Как я когда-то.

Мы весело смеемся над воспоминаниями.

– Какие планы на вечер? – интересуется Кэрри.

– Никаких. Шелли и Джей ушли на крутую вечеринку, я предлагала им посидеть с детьми, но они решили оплатить няню. Я взяла самый старый фильм с Мэг Райан, который только смогла найти. «Неспящие в Сиэтле». Не хочешь посмотреть?

– Если это тот, в котором Гарри встретил Салли, то с удовольствием.

– Взяла первое, что попалось под руку.

Мы опять смеемся.

– О, Бретель, как я по тебе соскучилась. Мы приглашены на вечеринку к коллеге Стеллы. Откровенно говоря, я променяла бы эту компанию на вечер с тобой. Знаешь, иногда я тебе завидую.

– Не стоит. Завидовать нечему. – Горло сдавливают спазмы. – Я устала быть одна. Порой иду по улице, вижу счастливые пары, иногда с колясками, и чувствую себя такой старой. А что, если я никогда никого не встречу? И у меня не будет детей? Соседские ребятишки будут с опаской пробегать мимо моего дома, косясь на одинокую странную женщину? – Всхлипываю и утираю нос. – Господи, я так и умру одна в этом мамином доме.

– Не получится. Ты не имеешь права там жить, забыла? Скорее всего, ты умрешь в одиночестве в дешевой квартирке.

– О, еще лучше.

– Все будет хорошо, – смеется Кэрри. – Бретель, тебе тридцать четыре, не девяносто четыре, еще есть время встретить любимого мужчину. – Кэрри молчит несколько секунд и добавляет: – Хотя я думаю, что ты уже встретила.

– Да? И кто же это?

– Адвокат твоей мамы.

– Брэд? Ерунда.

– Но ты думала об этом? И не лги мне.

Вздыхаю и кладу в рот карамельку.

– Ну, может быть. – Рассказываю Кэрри о нашей последней встрече с Брэдом, когда он сделал попытку меня соблазнить. – Они с Дженной решили расстаться на время. Он выпил, чувство одиночества обострилось. Мы могли бы все испортить.

– Его роман с Дженной то затухает, то разгорается, и так уже несколько месяцев. Ты сама мне рассказывала. Послушай, я тут подумала, ты не догадываешься, почему твоя мама наняла нового молодого адвоката вместо пожилого, которого знала много лет?

– И почему же?

– Думаю, она надеялась, что у вас с Брэдом что-то получится.

– Ты считаешь, мама хотела, чтобы мы с Брэдом были вместе?

– Да.

Я вспыхиваю от радости, словно вижу солнечный свет, развеявший тьму хмурого дня. Как я сама не догадалась? Мамы выбрала Брэда Мидара своим душеприказчиком, отказавшись от услуг мистера Голдблата, будучи уверена, что мы влюбимся друг в друга. Она организовала целый спектакль, чтобы подтолкнуть меня к отношениям с мужчиной, которого знала и уважала. Получается, красный блокнот не единственный мамин подарок!

Я смотрю на телефон и мысленно подбираю верные слова, уже в сорок седьмой раз пытаясь выстроить фразу. Руки трясутся, но внутренне я на удивление спокойна. Я не одинока. Мама была со мной все это время, теперь я это понимаю. Прикасаюсь к парашюту на шее, чтобы заручиться гарантией успешного приземления. Выдохнув, набираю номер, и он отвечает мне после третьего звонка.

– Это я.

– Привет. Что-то случилось? – Голос звучит неуверенно, и я представляю, как он тянется к часам, чтобы узнать время. Меня распирает желание пошутить на тему того, что только такие неудачники, как мы, встречают Новый год в одиночестве. Но я сдерживаюсь, сочтя шутку неуместной.

– Не желаешь, чтобы кто-то составил тебе компанию?

Мой намек невозможно не понять, но он молчит, отчего сердце падает. Я уже готова рассмеяться и сказать, что пошутила, но слышу голос, мягкий, согревающий, как бокал шерри промозглым вечером.

– Я бы не возражал.

С неба падают мелкие хлопья снега, будто наверху просеивают муку. Я сворачиваю на Окли и еду в мягком свете фонарей по тихой улице. К своему удивлению, сразу нахожу место для стоянки совсем рядом с его домом. Сочтя это хорошим знаком, выхожу из машины и почти бегом направляюсь к входу. Все правильно, все так и должно быть. Мы вместе выполним все пункты жизненного плана, включая покупку лошади. Даже ложная беременность кажется мне сейчас подарком. Брэд будет прекрасным отцом, намного лучше Эндрю. Меня переполняет желание скорее вступить в новый год, в новую для меня жизнь.

У самого крыльца замираю, расстроенная внезапной догадкой: что, если и я, и Кэрри ошиблись? Кровь с шумом приливает к голове, но я заставляю себя дойти до квартиры. Дверь мгновенно открывается, и на пороге появляется он. Даже в джинсах и рубашке нараспашку он выглядит настолько соблазнительно, что мне хочется броситься ему на шею.

Дверь захлопывается, и он прижимает меня к стене и начинает целовать мои щеки, глаза, губы.

От него так вкусно пахнет бурбоном, что мне хочется испить этот вкус до дна. Я глажу его волосы, мягкие и густые, они на ощупь именно такие, как я себе представляла. Его руки изучают мое тело, проникают под свитер, касаясь кожи, отчего я сразу покрываюсь мурашками.

Свитер летит в сторону, его руки лежат на моей груди.

– Боже, какая ты красивая, – шепчет он, касаясь губами моей шеи.

Я сгораю в огне. Дрожащими пальцами нащупываю кожаный ремень, расстегиваю и перехожу к пуговицам на джинсах.

В соседней комнате звонит телефон, но ничто не может оторвать его от моей груди.

Внутренний голос подсказывает мне, что, скорее всего, это Дженна, и Брэд это знает.

– Не обращай внимания, – шепчет он, но движения сразу становятся неуверенными, корявыми, будто он в одну секунду сбился с ритма.

Кладу голову ему на грудь и чувствую, что он опускает руки.

Господи, какая же я дура. О чем я только думала?

– Подойди, – произношу я, прикрывая скрещенными руками грудь. – Ответь на звонок.

Но телефон замолкает, и я слышу лишь ровный гул отопительной системы и ощущаю теплое дыхание Брэда. Он даже не пытается застегнуть джинсы и рубашку, молча трет шею и смотрит на меня с нежностью. Этот взгляд говорит мне, что он не хочет огорчать меня, но сердце его все еще принадлежит другой.