Текст книги "Жизненный план"

Стараюсь растянуть губы в улыбке, но уголки сами собой опускаются вниз.

– Позвони ей, – шепчу я и нагибаюсь за свитером.

Брэд что-то кричит мне вслед, но я уже бегу по тротуару. Если я остановлюсь хоть на мгновение, мир рухнет и завалит меня осколками.

Глава 20

Слава богу, рождественские каникулы заканчиваются, и я вновь приступаю к работе. Кто бы мог подумать, что жизнь моя станет такой жалкой и я буду больше радоваться работе, чем отпуску? Поправляю сумку на плече и беру в другую руку переноску для Райли.

– Хорошо тебе провести время в заведении «Бланка и Селина». Увидимся завтра утром.

Выезжаю на трассу, когда еще нет шести, но движение уже сумасшедшее. Впереди у меня долгий день. И почему мне приходится дежурить в «Джошуа-Хаус» в первый же день после каникул? Впрочем, лучше мне быть в приюте, чем плакать дома в одиночестве о ребенке, которого не было, о новой любви, которой так и не получилось, о новом отце, которого тоже нет рядом.

Включаю свет, и мой кабинет просыпается. Герань на подоконнике, как и я, плохо пережила двухнедельные каникулы – листья пожелтели, цветы завяли. Когда я включаю компьютер, на часах еще нет семи, а это значит, что в моем распоряжении благословенных два часа, чтобы подготовиться к трудовому дню. Завтра начинаются экзамены за первый семестр, и до конца недели Санките надо сдать целых пять.

На телефонном аппарате мигает красная лампочка. Беру ручку, бумагу и готовлюсь прослушать сообщения. Первые два от соискателей работы, третье от доктора Тейлора, оставленное тридцатого декабря.

– Привет, это Гарретт. Если мне повезет, вы прослушаете сообщение во время каникул. Хочу оставить вам свой мобильный. Запишите, 312-285-4928. Звоните в любое время, я всегда на связи. Рождество может выдаться нелегким, особенно без мамы. – Пауза. – Ладно, я просто хотел, чтобы вы всегда могли со мной связаться. А если новый год уже наступил, значит, вы пережили эти праздники. Поздравляю с Новым годом! Скоро созвонимся.

Я кладу ручку и молча смотрю на телефон. Доктор Тейлор беспокоится обо мне, я для него не только учительница пациента. Вторично прослушиваю запись лишь для того, чтобы услышать его голос, и замечаю, что впервые за много дней улыбаюсь. В надежде, что он тоже ранняя пташка, набираю номер. Так оно и есть.

– С Новым годом, доктор Тейлор. Это Брет. Только что прослушала ваше сообщение.

– Привет! Что ж, я… я не очень надеялся…

Его смущение вызывает улыбку.

– Спасибо, я вам очень благодарна. Как провели праздники?

Он рассказывает, что был с сестрой и ее семьей.

– Мы организовали праздничный ужин в доме моей племянницы в Пенсильвании.

– В доме племянницы? – Хмурюсь при мысли, что его племянница, конечно, постарше Эммы, возможно, моя ровесница. – Как мило.

– Мелисса дочь моей старшей сестры. Страшно представить, что двое ее детей уже заканчивают школу. А как вы провели время?

– Вам повезло, что я прослушала сообщение только сегодня. Будь у меня ваш номер раньше, я бы занесла его в быстрый набор.

– Все так плохо?

– Да, так плохо.

– У меня первый пациент только в девять. Хотите об этом поговорить?

Для того чтобы он имел представление о моем состоянии, рассказываю о кровавом пятне, обнаруженном в Рождество, и унизительной сцене с Брэдом, а затем и о слезах по маме, бесполезных поисках жилья и вердикте врача Санкиты. Следует ли говорить, как он великолепно умеет слушать. Он психотерапевт, но при этом я не ощущаю, что разговариваю с врачом, даже чувствую себя нормальной, а не истеричкой на грани срыва, как порой бывает. Я даже иногда смеюсь, правда, до того момента, пока он интересуется, нет ли новостей о моем отце.

– Кстати, он тоже позвонил в Рождество. У него есть дочь, которую он обожает. К сожалению, он не жаждет встречи так, как я. – Мне сразу становится стыдно за свои слова. Нельзя ревновать отца к сестре. Она болеет, в такой ситуации я должна проявить милосердие и сочувствие.

– Вы не договорились о встрече?

– Нет. Зои простудилась, поэтому не может никуда ехать, и Джон не хочет, чтобы я приехала и принесла какую-нибудь новую инфекцию.

– И вы восприняли это как отказ. – Голос становится еще мягче.

– Да, – шепчу я в ответ и тру переносицу. – Я-то уже представляла, что он вылетит первым рейсом в Чикаго. Может быть, он не хочет расстраивать Зои моим появлением? Кто знает? Возможно, я невообразимая эгоистка, но я так долго ждала этого дня. Я мечтала, что у меня будет отец. И сестра, конечно. Зои моя единокровная сестра.

– Разумеется.

– Я чувствую себя… чувствую так, словно долго готовила подарок, а его отвергли. Я пытаюсь всучить ему подделку, тогда как он без ума от оригинала. – Сжимаю веки, чтобы не расплакаться. – И хуже всего, что я ревную его к Зои. Понимаю, что не должна, но ничего не могу поделать.

– Наши чувства не понимают слова «должен». Они возникают неосознанно. – К моему горячему лбу словно прикладывают смоченное в холодной воде полотенце. – Ваш отец беспокоится о вашей сестре больше, чем о вас.

Стараясь сдержать слезы, обмахиваю лицо рукой.

– Угу. – Взгляд падает на часы. – Бог мой! Уже почти девять, вам пора.

– Брет, ваши чувства совершенно естественны. Как здоровый человек вы тянетесь к отношениям, которые дадут ощущение покоя и защищенности. Вы возлагали большие надежды на то, что вновь обретенный отец даст вам все это. Возможно, так оно и будет, но существуют и другие способы.

– Пропишете мне ксанакс и валиум?

– Нет, – тихо посмеивается он. – Лекарства вам ни к чему. Вам не хватает любви – любви отца, любовника, возможно, даже самой к себе. Это естественная потребность человека. Поверьте, ваш случай не самый сложный, поскольку вы понимаете, чего вам не хватает. Большинство людей отказывается это признать. Лишенные любви люди уязвимы, но только здоровые люди способны признать, что уязвимы.

– В данный момент я не чувствую себя вполне здоровой, но, поскольку вы профессионал, готова поверить вам на слово. – Попутно открываю ежедневник и вижу, что в девять пятнадцать у меня занятия с Аминой. – Извините, мне надо идти. Да и у вас пациент. Спасибо за сеанс, доктор. Думаю, счет я получу немаленький.

– Все возможно, – смеется он. – Или вы сможете как-нибудь со мной пообедать?

От неожиданности я замолкаю. Доктор Тейлор пытается за мной ухаживать? Я никогда еще не встречалась с мужчиной намного старше меня. Впрочем, сейчас я не встречаюсь и с ровесником. Может ли Гарретт стать для меня тем, кем стал Майкл Дуглас для Кэтрин Зета-Джонс? Или Спенсер Трейси для Кэтрин Хепберн? Лихорадочно обдумываю ответ, он должен быть умным и обнадеживающим, дать понять, что дверь можно считать открытой, даже если это маленькая щелка.

Процесс занял слишком много времени.

– Что ж, поезжайте работать, – произносит Гарретт голосом скорее начальника, нежели друга. – Прошу вас, позвоните мне после урока с Питером.

– Да-да, разумеется.

Вместо того чтобы продолжить разговор о совместном обеде, я поспешно прощаюсь, и через секунду связь прервана.

В прямом и переносном смысле.

Днем температура падает, снег сменяется моросящим дождем, окропляющим город, словно святой водой, что, впрочем, не меняет ситуацию на дорогах к лучшему. Урок с Питером я запланировала, по обыкновению, последним, зная, что он способен испортить мне настроение на весь дальнейший день.

Сегодняшнее занятие ничем не отличается от остальных. Питер старается не встречаться со мной взглядом и отвечает сквозь зубы. И все же я испытываю сочувствие к этому яркому и одаренному ребенку, вынужденному целыми днями сидеть взаперти в прокуренном доме. В конце урока достаю из сумки стопку книг.

– На днях я заезжала в книжный магазин, Питер, и подумала, что тебе будет интересно это почитать. Ну, чтобы занять время. – Внимательно вглядываюсь в его лицо, надеясь увидеть заинтересованность и восторг, но Питер по-прежнему смотрит в стол. – Я знаю, ты любишь историю, – невозмутимо продолжаю я, – вот книга о мальчике, жившем во времена Пыльных бурь. А эта об экспедиции Льюиса и Кларка.

Не успеваю я взять следующую, как Питер вырывает книги из моих рук.

– Молодец, – улыбаюсь я. – Возьми. Они твои.

Он берет стопку и прижимает к груди. Мое сердце поет от счастья. Это первое наше благополучно закончившееся занятие.

Когда я выхожу на крыльцо, на улице все еще моросит. Крепче взявшись за железные перила, осторожно ступаю на обледенелую лестницу и слышу за спиной скрип отворяющейся двери.

Я поворачиваюсь и вижу Питера с книгами в руках. Его появление наводит меня на мысль, что он хочет еще раз меня поблагодарить, но смущается и молчит.

– Надеюсь, книги тебе понравятся, Питер! – кричу я, подходя к машине, и через секунду слышу шум и всплеск воды. Я в ужасе поворачиваюсь и вижу злобно усмехающегося Питера. Новые книги небрежно разбросаны в грязной луже рядом с крыльцом.

Открываю дверь кабинета, бросаю мокрую сумку и несусь к телефону.

– Гарретт, это Брет. У вас есть минутка?

Дрожащим голосом описываю выходку Питера и слышу в ответ тяжелый вздох.

– Очень вам сочувствую. Завтра я кое с кем переговорю. Дома Питеру становится еще хуже, похоже, придется подыскивать для него новое место жительства.

– Новое место жительства?

– Дом не лучшее место для таких детей. В клинике округа Кук существуют прекрасные новые программы для подростков с психическими нарушениями. На каждого пациента два человека обслуживающего персонала, ежедневная интенсивная терапия. Питер немного моложе, чем положено, но, надеюсь, для него сделают исключение.

Я испытываю одновременно облегчение и разочарование. Вскоре я сложу с себя обязанности по обучению Питера, но мне кажется, что я предаю высокие цели. Выхожу из игры, не доведя ее до конца. Хотя кто знает, стало бы завершение начатого искуплением.

– Может быть, книги просто показались ему неинтересными? Или он почувствовал себя униженным, решив, что стал предметом проявления благотворительности?

– Брет, вашей вины здесь нет. Питер необычный ребенок, и вы не сможете с ним справиться, как бы ни старались. Он хочет вас обидеть, к счастью причиняя пока эмоциональную боль, но ситуация может усложниться.

Вспоминаю злобную ухмылку Питера, и меня охватывает дрожь.

– Я вас напугал?

– Нет, все в порядке. – Просматриваю расписание на сегодня и понимаю, что мне предстоит провести в кабинете весь вечер до начала работы в «Джошуа-Хаус» в девять. Уютный офис кажется мне холодным и зловещим.

– Ваше предложение пообедать вместе еще в силе?

– Да, – не очень уверенно отвечает Гарретт.

Закрываю глаза и собираюсь с силами.

– Мы могли бы сейчас выпить кофе? Или что-то покрепче.

Затаив дыхание, жду его ответа.

– С удовольствием с вами выпью.

Я чувствую, что, произнося эту фразу, Гарретт улыбается.

Как я и предполагала, движение на дорогах ужасное. Вместо модного местечка, где мы часто бывали с Эндрю, я выбрала более традиционный бар в одном из отелей Чикаго. Мне кажется, Гарретту он понравится больше. На часах уже пять сорок, а я все еще на южной стороне, за много миль до «Памп рум». К шести мне ни за что не успеть. Зачем только я удалила сообщение от Гарретта, не сохранив предварительно номер?

Когда раздается телефонный звонок, я втайне надеюсь, что это Гарретт и что он тоже застрял в пробке. Впрочем, это невозможно, у него нет моего номера.

– Это Джин Андерсен из «Джошуа-Хаус». Вам нужно приехать не в девять часов, а пораньше.

– Извините, но у меня дела, – произношу я, чуть не фыркнув от возмущения. Какое право имеет эта женщина мне приказывать? – Смогу быть не раньше восьми.

– У Санкиты начались схватки.

Отбрасываю телефон на сиденье и резко разворачиваюсь. Из двух проезжавших мимо машин мне ожесточенно сигналят, но я не обращаю внимания. Сейчас я думаю только о девочке с орехового цвета глазами и ребенке, за которого она была готова умереть.

– Позволь хотя бы ребенку выжить, – твержу я, как молитву, всю дорогу до «Джошуа-Хаус».

Джин уже сидит в белом «шевроле», но выходит мне навстречу.

– Я везу ее в Кук-Кантри-Мемориал. Все инструкции я оставила на столе.

Распахиваю дверцу и вижу полулежащую на заднем сиденье Санкиту. Опухшее лицо блестит от пота, но она улыбается мне.

– Держись, милая.

– Вы приедете завтра? Мне ведь экзамены сдавать.

Даже сейчас она решительно настроена окончить школу. Боже, неужели она не понимает, что ее жизнь в опасности? К горлу подкатывает ком.

– Я приеду, когда ты захочешь. Не волнуйся, учителя не будут тебя ругать.

Санкита старается поймать мой взгляд.

– Молитесь за мою малышку, мисс Брет.

Я киваю и захлопываю дверцу.

Машина отъезжает, я смотрю ей вслед и шепчу про себя молитву.

Я нахожу записку Джин, а в ней подробное описание конфликта между двумя постоялицами приюта. Она надеется, что у меня будет время во всем разобраться. Непременно, но прежде надо позвонить в «Памп рум» Гарретту. От поисков телефонного справочника меня отрывают крики из телевизионной комнаты. Я решительно открываю дверь и ступаю на поле брани.

– Тебе что надо в моем барахле? – орет красная от злости Юлония, наступая на Таню.

– Говорю, не рылась я в твоем ящике. Лучше делом займись! – не сдается та.

– Успокойтесь, леди, – говорю я, немного дрожа от страха. – Немедленно прекратите.

Как и ученики в Дуглас-Кииз, они не обращают на меня никакого внимания. В дверях появляются женщины из других комнат, желающие посмотреть внезапно разыгравшийся спектакль.

– Мне заняться делом? – Юлония упирается руками в бока. – Я не краду чужие деньги! У меня есть работа, а ты, бездельница, сидишь целыми днями на своей толстой заднице!

Со стороны публики доносится громкое раскатистое «О-о-о!».

На заднем плане судья Джуди строго кого-то отчитывает в телевизионной программе, и я стараюсь следовать ее примеру:

– Леди, прекратите!

Таня собирается уходить, затем внезапно разворачивается и резко ударяет Юлонию в челюсть. Покачнувшись, та ошалело смотрит на обидчицу и подносит руку ко рту. На пальцах появляется кровь.

– Сука! – Юлония хватает Таню за волосы и тянет вниз. Та вырывается и визжит во всю мощь легких. К моему счастью, Мерседес заходит сзади, обхватывает Таню и оттаскивает в сторону, я сжимаю руку Юлонии и из последних сил волоку ее в кабинет. Затолкнув женщину в комнату, запираю дверь и сажусь за стол, указав ей на кровать:

– Садись.

Юлония с трудом переводит дыхание, вены на лбу вздулись. Из-за двери до нас доносятся крики Тани.

– Она воровка, мисс Брет. Это точно, – начинает Юлония, разминая пальцы.

– О какой сумме идет речь?

– Семь долларов.

– Семь долларов? – Я-то думала, не меньше нескольких сотен способны разжечь такую ссору. И опять мне становится стыдно. Для тех, у кого ничего нет, это целое состояние. – Почему ты решила, что это сделала Таня?

– Только она знала, где я храню заначку.

Я молчу и моргаю.

– Ну, деньги где храню.

– Ах да. Может, ты потратила и забыла? Со мной такое бывает. Иногда открываю кошелек, думая, что там есть деньги, а их нет, потом вспоминаю, что заезжала в магазин.

Юлония кривится и кивает:

– Ну да. Со мной такого не бывает. – Потом запрокидывает голову и закрывает глаза. – Хотела купить Мианне новый рюкзак, ее-то совсем разорвался. Я видела один в «Уол-март» за пятнадцать баксов, думала, половина у меня уже есть, а тут она все украла.

У меня сжимается сердце, я готова отдать несчастной женщине все, что есть у меня в кошельке, но это противоречит моим принципам.

– Вот что я тебе скажу, Юлония. Завтра я привезу маленький сейф, тогда никто не сможет украсть твои сбережения.

– Классно, – улыбается та, – только деньги он мне не вернет. Вы представляете, сколько мне пришлось копить эти семь баксов?

Нет, не представляю. Я не могу объяснить ей, что мне повезло, я жила, окруженная заботой, любовью, не знала материальных проблем, не была лишена хорошего образования. Сердце разрывается от боли и сочувствия.

– Тот рюкзак, который ты присмотрела, какого он был цвета?

– Мианна хотела розовый.

– Он продается в «Уол-март», в отделе детских товаров?

– Точно.

– Юлония, думаю, у меня есть то, что тебе нужно. Понимаешь, я купила точно такой же племяннице, а у нее уже есть. Он совсем новый. Хочешь, я привезу его завтра?

Женщина смотрит на меня с сомнением, словно не веря, что мои слова правда:

– Розовый?

Я киваю.

– Здорово. – Юлония расцветает от счастья. – Сейчас Мианна ходит в школу с пакетом, рюкзак очень ей нужен.

– Вот и отлично. Завтра я его привезу.

– И сейф тоже?

– Да, – улыбаюсь я, – и сейф.

Я сижу за столом и массирую виски, собираясь с силами для написания отчета о происшествии. Итак, дата: 5 января, время… смотрю на часы и вздрагиваю. Семь пятнадцать.

– Нет! – отбрасываю ручку и открываю ящик, где должен лежать телефонный справочник. Через несколько минут я наконец нахожу номер бара «Памп рум».

– Добрый вечер, я должна была встретиться с другом, надеюсь, он еще не ушел. Доктор Гарретт Тейлор. Джентльмен с… – Я замолкаю, не представляя, как его описать. – Он должен быть один, – нахожусь я.

– Вы, наверное, мисс Боулингер?

– Да, – смеюсь я от радости и облегчения. – Да, это я. Могу я с ним поговорить?

– Извините, мисс, но доктор Тейлор пять минут назад ушел.

Глава 21

Язвоню в клинику каждый час, но лишь в три часа дня мисс Джин заверяет меня, что теперь с Санкитой все будет хорошо. Утром следующего дня, когда я уже заканчиваю завтракать и складываю тарелки в посудомоечную машину, за окном раздается гул мотора, и к «Джошуа-Хаус» подъезжает автомобиль. Выбегаю во двор и распахиваю дверцу, кажется, прежде, чем машина останавливается. Санкита сидит сзади, прислонившись головой к окну.

– Привет, милая. Как ты себя чувствуешь?

Она поднимает на меня глаза, окаймленные серыми кругами.

– Мне сделали уколы, чтобы схватки прекратились.

Опираясь на меня и мисс Джин, Санкита поднимается по ступеням крыльца, но потом я беру ее на руки и несу в комнату. Боже, она весит меньше Райли!

– Мне надо сдать экзамен, – бормочет Санкита, когда я кладу ее на кровать.

– Не волнуйся, потом сдашь. Сейчас тебе надо поспать. – Целую девочку в лоб и выключаю свет. – Я зайду к тебе позже, милая.

Внизу мисс Джин снимает платок, выпуская на волю копну кудрявых волос.

– Я пыталась дозвониться до ее матери, – говорит она, – но телефон все время выключен. Как бедняжка справится одна.

– Я могу остаться с Санкитой.

Мисс Джин снимает сапоги и надевает мягкие мокасины.

– Разве у вас нет сегодня занятий?

– Конечно есть, но я могу перенести уроки.

– Вот уж ни к чему, – отмахивается она. – Сейчас я здесь побуду, а вы приезжайте позже, если получится. – Мисс Джин направляется в свой кабинет, но внезапно останавливается и поворачивается ко мне: – Санкита рассказывала, что вчера вы отвозили ее на консультацию к специалисту.

– Да. Мне жаль, что так получилось. – Я сочувственно качаю головой. – Не предполагала, что доктор Чан порекомендует…

– И еще она сказала, что вы занимаетесь с ней каждый день, а не два раза в неделю, как положено.

Я внутренне настораживаюсь. Какие у нее ко мне претензии?

– Но я имею право по собственному усмотрению распоряжаться обеденным перерывом. Послушайте, что за проблема?

– Санкита говорит, никто и никогда не заботился о ней так, как вы. – Мисс Джин смотрит куда-то в сторону. – Вы стали для нее дорогим человеком. Я подумала, вам стоит об этом знать.

От чувств у меня сжимает горло.

– Я тоже полюбила Санкиту, – шепчу я, но мисс Джин уже далеко и не слышит меня.

По дороге к Амине звоню доктору Тейлору, снова слышу механический голос автоответчика и снова отключаюсь, не оставив сообщения. Черт!

День проходит в рутинных заботах и постоянных мыслях о Санките и ее ребенке. Закончив занятия, я спешу в «Джошуа-Хаус», охваченная внезапной тревогой. Взбегаю по лестнице, представляя пустую постель, но нахожу Санкиту, полулежащую на подушках и мирно потягивающую сок. Рядом сидят Таня и Мерседес и развлекают ее рассказами о своих прошлых работах. Увидев меня, Санкита пытается приподняться.

– Ой, мисс Брет, проходите же.

– Добрый вечер, леди. – Я наклоняюсь, чтобы обнять Санкиту, и она неожиданно крепко прижимается ко мне. – Ты выглядишь намного лучше, милая.

– Я и чувствую себя нормально. Только мне надо лежать, так доктор сказал. Если ребенок сможет дотереть до конца апреля, когда будет тридцать шесть недель, все обойдется.

– Вот и хорошо, – бодро произношу я, едва веря, что это возможно.

– Будете принимать у меня экзамен?

– Не беспокойся об экзаменах, Санкита, – смеюсь я. – Я говорила с твоими учителями, они тоже считают, что сейчас лучше подумать о здоровье.

– Значит, никак нельзя? Мы ведь закончили программу. Вы же сами говорили, что поможете.

– Ладно, ладно, – заверяю ее с улыбкой. – Если ты уверена, что справишься, завтра и начнем.

– Справлюсь, вот увидите, – усмехается Санкита.

– Я очень за тебя беспокоюсь, – обнимаю я ее, но не получаю ответа. Впрочем, я и не надеялась, хорошо уже то, что она позволила себя обнять.

Перед уходом я стучу в дверь комнаты Юлонии.

– Юлония? – приоткрываю дверь и вхожу. В комнате никого нет. Оглядевшись, я кладу сейф на кровать, прикрытую зеленым покрывалом, а на соседней оставляю розовый рюкзак для Мианны.

С Брэдом мы встречаемся вечером в «Бистро Цинк» – уютном французском ресторане на Стейт-стрит. С момента нелепого происшествия в новогодний вечер мы общались только по телефону, тщательно избегая темы их с Дженной «временных трудностей», поэтому в большей степени обсуждали мои дела. Сегодня же мне предстояло увидеться с ним наедине, что несколько тревожило. Бог мой! Меня и теперь передергивает от воспоминаний о той безрассудной одинокой женщине, несущейся вечером к мужчине с необоснованными надеждами в душе.

По дороге в ресторан вновь набираю номер Гарретта. «Давай же, подойди, наконец, Гарретт», – твержу я про себя.

– Гарретт Тейлор.

– Гарретт, это Брет. Прошу, не отключайтесь сразу.

– Не волнуйтесь, – смеется он, – не отключусь. Я прослушал ваше сообщение и видел, что сегодня вы звонили семь раз.

Отлично. Теперь он добавил к списку моих отклонений еще и обсессивно-компульсивное расстройство.

– Извините, так получилось. Я просто очень хотела все объяснить.

– Вы уже объяснили. И я понял. Как поживает ваша юная леди – Санкита?

Я вздыхаю с облегчением:

– Спасибо, ей лучше. Я только что ее видела. А вам удалось разузнать о будущем местопребывании Питера?

– Да. Как раз днем разговаривал с директором, но вопрос о возрастном цензе пока обсуждается. Полагаю, это может занять много времени.

– Это хорошо. Мне нужно еще поработать с Питером.

Я останавливаюсь у тротуара, и мы болтаем еще минут пять.

– Вы сейчас в машине? – спрашивает Гарретт.

– Верно.

– На сегодня работа окончена?

– Да, пожалуй.

– Так, может, нам что-нибудь выпить?

Я улыбаюсь. Похоже, Гарретт Тейлор мной увлекся. А я, кажется, увлеклась им.

– Извините, – вздыхаю я, – но сегодня я ужинаю с другом.

– Что ж, ясно. Тогда созвонимся после следующего урока.

Я смущена поспешным завершением разговора и уже думаю, что мысли о взаимном влечении были ошибочными. Грудь сдавливает тоска. Встречу ли я когда-нибудь своего мужчину? Прокручиваю в голове наш разговор… «Я ужинаю с другом». О боже! Гарретт решил, что у меня свидание. Возможно, и тон у меня был немного загадочный. Необходимо расставить точки над «i»!

Беру телефон, решив не откладывать до следующего разговора. Предложу ему встретиться завтра. А что я надену? Нажимая на кнопки, рассматриваю себя в зеркало. Глаза горят, на лице выражение растерянности и отчаяния.

Бросаю телефон на сиденье и хлопаю себя по лбу. Как же низко я пала, что пытаюсь назначить свидание мужчине лет шестидесяти с хвостиком. Этот чертов жизненный план сведет меня с ума. Я оцениваю каждого встречного с такой придирчивостью, с какой, должно быть, режиссер отбирает актера на роль мужа и отца семейства в своем фильме. Нет, мама хотела совсем не этого.

Решительно беру телефон и запихиваю глубже в сумку.

Брэд сидит в баре и пьет мартини. Он выглядит особенно эффектно в бледно-голубой рубашке, галстуке с горчичного цвета точками и кашемировом пиджаке. Волосы, как обычно, немного растрепаны. При одном взгляде на него мне становится понятно, как я по нему скучала. Увидев меня, Брэд встает и протягивает руки, а я с удовольствием обнимаю его. Наши объятия кажутся особенно страстными и крепкими, словно каждый пытается выжить из них больше дружбы и любви.

– Извини, – шепчу я ему на ухо.

– И ты меня.

Снимаю пальто и пристраиваю сумочку под барную стойку. Мы садимся лицом друг к другу, и между нами возникает неожиданно неловкое молчание – долгая пауза, которой никогда раньше не было.

– Выпьешь? – спрашивает Брэд.

– Пока только воды. За ужином выпью бокал вина.

Брэд кивает бармену и берет бокал с мартини. Телевизор на стене показывает канал CNN, хотя звук выключен, я смотрю на экран. Неужели я сама все испортила? Неужели наша дружба всегда будет носить отпечаток неловкости?

– Как Дженна? – спрашиваю я, решив, что тишина становится гнетущей.

Брэд не сводит взгляд с оливки, наколотой на зубочистку.

– Хорошо. Кажется, мы снова вместе.

В сердце вонзается игла.

– Отлично.

Брэд поднимает на меня взгляд, нежный, как у мишки-коалы.

– В другой ситуации у нас с тобой могло бы все получиться.

Я с трудом растягиваю губы в улыбке.

– Да, именно в другой ситуации.

Мы опять погружаемся в молчание. Похоже, Брэд тоже ощущает натянутость в наших отношениях. Он берет зубочистку и вертит ее, то погружая оливку в бокал, то вытаскивая обратно. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Нет, это невозможно! Надо что-то делать! Я слишком дорожу его дружбой, чтобы позволить ей закончиться из-за двадцатиминутной глупости.

– Послушай, Мидар, тем вечером я была сама не своя, на меня накатило такое отчаяние.

– Отчаяние? – Он поднимает на меня глаза.

– Был канун Нового года, в конце концов. Ты можешь меня понять?

– Значит, это был лишь зов плоти?

– Вот именно.

Брэд усмехается:

– Здорово. Лучше бы мне этого не знать.

Я опускаю глаза и сжимаю бокал с водой.

– Хочешь честно, Брэд? Я подумала, может, это часть маминого плана. Своего рода желание контролировать меня и после смерти, распорядиться моей судьбой до конца жизни.

Брэд разворачивается на стуле и теперь смотрит на меня в упор.

– Твоя мама знала, что у меня есть любимая женщина, Брет. Когда мы познакомились, я был с Дженной. Элизабет не могла так поступить ни с тобой, ни со мной.

У меня такое ощущение, что меня ударили в живот.

– Тогда какова причина, Брэд? Почему мама наняла именно тебя? Почему просила зачитывать мне каждое письмо? Почему сделала все, чтобы мы постоянно общались, если знала, что ты не свободен?

Брэд пожимает плечами:

– Ума не приложу. Впрочем, возможно, я ей понравился, она надеялась, что понравлюсь и тебе. – Он задумчиво трет подбородок. – Нет, невозможно строить такие далеко идущие планы.

– Да? Серьезно? – передразниваю я его. – А я уверена, мама запланировала романтические отношения между нами. В противном случае я никогда бы не смогла… – Чувствую, что жар поднимается к самой голове. – Я никогда бы не смогла сделать то, что сделала.

– Ты имеешь в виду, соблазнить меня? – Брэд смотрит на меня с усмешкой.

– Смею напомнить, что за неделю до этого ты пытался соблазнить меня.

Брэд тихо смеется.

– Не будем вдаваться в детали. Кроме того, были предпраздничные дни. Ты должна меня понять.

Теперь я спокойна. Мы разговариваем как прежние Брэд и Брет.

– Через две недели приезжает Дженна. Я хотел бы вас познакомить, ты не возражаешь?

– С удовольствием, – отвечаю я совершенно искренне. Брэд поворачивается и оглядывает зал.

– Кажется, наш столик готов.

Мы пересаживаемся за столик у окна, и нас захватывает разговор о Питере, Санките и моей работе.

– Врачи прокололи ей тербуталин, чтобы остановить схватки, но я очень за нее беспокоюсь.

Брэд смотрит на меня с улыбкой.

– Что случилось?

– Ничего. И очень многое. – Он качает головой. – Ты совсем не похожа на ту женщину, что пришла в мой кабинет в сентябре. Ты действительно полюбила свою работу, верно?

– Верно. Полюбила. Даже не верится, правда?

– Если отбросить все твои жалобы и нытье, ты признаешь, что Элизабет оказалась права.

Я краснею и округляю глаза, что вызывает веселый смех Брэда.

– Правда глаза колет?

– Пожалуй. А что было бы, не найди я работу с учениками дома? Вдруг мне пришлось бы преподавать в классе? Тогда я бы не выдержала. Серьезно. Маме просто повезло.

Брэд молча достает из кармана розовый конверт. Пункт номер двадцать.

– Ты работаешь уже почти три месяца, думаю, ты его заслужила. – Он разворачивает лист бумаги и начинает читать: – «Поздравляю, доченька! Как бы мне хотелось услышать твой рассказ о новой работе. Интересно, где ты преподаешь? Все же мне кажется, ты не работаешь в классе, для этого у тебя слишком большие проблемы с поддержанием дисциплины».

Я непроизвольно вскрикиваю.

– «Не обижайся, милая. Помнишь, Мария позволяла детям капитана фон Траппа вести себя возмутительно, но она нам понравилась».

Воспоминания о том, как мы с мамой, устроившись на диване с миской попкорна, смотрели фильм «Звуки музыки», вызывают улыбку.

– «Как и Мария, ты идеалистка, что само по себе просто замечательно. Ты полагаешь, что на твою доброту люди будут отвечать добротой, но дети всегда задиристо ведут себя с людьми мягкими и чувствительными, особенно на глазах одноклассников».

Вспоминаю о Мидоудейл, Дуглас-Кииз и Питере.

– Это точно.

– «Надеюсь, ты работаешь с небольшими группами детей, возможно, индивидуально. Я права, милая? Как бы мне хотелось знать ответ! Не важно, я верю, что у тебя все замечательно. Твои ученики наверняка оценили твое терпение и умение поддержать в трудную минуту. Я горжусь тобой, дорогая моя. В рекламном отделе ты была очень полезна, но быть учителем твое призвание.

Готова поспорить на свою жизнь».

На глазах выступают слезы. Мама так и поступила. Она сочинила сложнейший сценарий по исправлению жизни, которую считала бесполезной. Он мечтала, чтобы я жила просто и счастливо. Огорчает только сделанная ею ставка.

В один из будних дней, когда я еду на работу, раздается телефонный звонок. На экране высвечивается номер Джонни. Что на этот раз? Принцесса до сих пор чихает? Останавливаюсь у обочины, попутно производя мысленные подсчеты, и понимаю, что на Западном побережье еще даже не рассвело. Меня передергивает от дурного предчувствия.

– Привет, Брет, – слышу я взволнованный голос. – Я подумал, ты должна знать. Зои в больнице.

У меня перехватывает дыхание. Зои! Но это невозможно! В больницу не кладут с простудой!

– Что случилось? Что с ней?

– Воспаление легких – то, чего я и боялся. У нее с раннего детства проблемы со здоровьем.