Текст книги "Жизненный план"

При этом перед глазами возникает образ Герберта Мойера и никак не желает покидать меня.

В доме пахнет жареным чесноком, из кухни доносится веселый смех. Я отпускаю с поводка Райли и всецело погружаюсь в убеждения самой себя. Мне необходимо скорее забыть об унизительной встрече с Гарреттом Тейлором, в конце концов, сегодня мамин день рождения, и я никому и ничему не позволю его испортить.

Из гостиной мне навстречу выбегает Брэд и берет у меня пакет.

– Только что звонила Дженна. Самолет сел вовремя, и она уже едет.

– Ура! Почти все в сборе. – Я беру Остин на руки и поворачиваюсь спиной к Брэду, чтобы он снял с меня «кенгуру».

– Зои только что рассказала мне о своей лошадке Плуто. – Брэд наклоняется к моему плечу и шепчет в ухо: – По словам твоего отца, анонимный спонсор перевел в Нельсон-Центр значительную сумму на восстановление конюшни. Что ты продала на этот раз? Еще один «ролекс»?

– Взяла часть пенсионных денег. Ради такой эффективной программы для Зои можно и штраф заплатить.

– Что ж, поздравляю. Пункт номер четырнадцать выполнен! – Он весело смеется, и я не могу сдержать улыбку.

– Ты проиграл, неудачник.

– Нет, в этой ситуации проигравшей можно считать только Леди Лулу. Помнишь Лулу, ту кобылу, которую нам предлагали купить в приюте для животных? – Он делает печальное лицо и смахивает несуществующую слезу с глаз. – Бедняжка Лулу. Должно быть, ее уже везут на бойню.

– Не везут. Лулу месяц назад переехала к хорошим людям.

– Погоди, ты и Леди Лулу не забыла? Какая ты молодец.

– Не обольщайся на мой счет, – пожимаю я плечами. – Для меня было настоящим облегчением узнать, что ее купили.

Брэд смеется и поднимает ладонь:

– Впечатлен. Вычеркиваем еще один пункт. Ты почти у цели.

– Да, осталось самое сложное, – вздыхаю я. Мое самолюбие по-настоящему уязвлено. – Время идет, Брэд. У меня есть всего месяц, чтобы влюбиться.

– Слушай, я уже об этом подумал. Ты ведь любишь Остин, правда? Смотри, ведь это вполне можно назвать «любовью, за которую можно и умереть». Ведь именно об этом говорила твоя мама.

Я смотрю на дочь, за которую не задумываясь отдала бы жизнь. Если я соглашусь, то получу конверт с номером семнадцать, потом выкуплю мамин дом, и все цели будут достигнуты в срок. Мы с Остин получим наследство и будем чувствовать себя в безопасности.

Я открываю рот, чтобы сказать «да», но меня останавливает возникший перед глазами образ четырнадцатилетней девочки с грустными глазами, опечаленной, что я предала ее давнюю мечту. Я слышу голос мамы: «В вопросах любви нельзя идти на компромисс».

Я беру Брэда за руку:

– Спасибо за доверие, Мидар.

– Нет, я только хотел…

– Я знаю. Ты только хотел помочь. Я ценю, но должна в любом случае выполнить все пункты жизненного плана, сколько бы это ни заняло времени. И дело тут не в наследстве. Я не имею права расстроить маму – или ту девочку, которой когда-то была. – Я целую Остин в лобик. – Мы прекрасно проживем и без миллионов.

Мэри ставит на стол, накрытый маминой любимой скатертью, серебряное блюдо со светло-коричневой лазаньей.

Кэтрин зажигает свечи, я выключаю электрическое освещение, и в комнату сразу проникает лавандовый свет приближающейся грозы. Если бы за столом сидела мама, она непременно всплеснула бы руками и сказала: «Милая моя, как это чудесно!»

Мое сердце наполняет гордость и одновременно тоска от потери самого близкого человека.

Раскаты грома выводят меня из задумчивости, через секунду дождь уже барабанит в оконные стекла, посаженный мамой дуб яростно раскачивается из стороны в сторону.

– Ужин готов, – громко объявляю я и оглядываю близких и родных мне людей. Они любили маму и меня, поэтому и собрались сегодня в ее доме. Джей помогает сесть Шелли и целует ее в затылок. Шелли оглядывается и краснеет, понимая, что я заметила это мимолетное проявление нежности. Я подмигиваю ей в знак одобрения. Кэрри и ее семья занимают противоположную сторону стола, дети шумно спорят, кто сядет рядом с Зои. Брэд и Дженна занимают места рядом с Шелли и оживленно обсуждают перелет. Я беру за руку отца и веду его к месту во главе стола – месту, принадлежащему ему по праву. Мэри и Дэвид устраиваются рядом с Джоадом, по правую руку от которого лежит на руках у тетушки Кэтрин моя любимая дочь Остин. Я слышу, как брат предлагает жене подержать малышку, чтобы спокойно поесть, но та наотрез отказывается. Наши с Кэтрин взгляды встречаются – взгляды двух таких разных женщин, влюбленных в одного маленького человека.

Когда все, наконец, рассаживаются, я занимаю место в торце стола напротив отца.

– Я хотела бы произнести тост, – встаю я и поднимаю бокал вина. – За Элизабет Боулингер, за удивительную женщину, которая для кого-то из нас была мамой… – Горло сдавливает, и я замолкаю.

– Для кого-то другом, – продолжает Дэвид, кивая мне с улыбкой.

– Для кого-то любимой, – добавляет Джон. По лицу видно, что его переполняют эмоции.

– Для кого-то боссом. – Это вступает Кэтрин. Мы все смеемся.

– Трое из присутствующих будут называть ее бабушкой, – заканчивает Джей.

Я смотрю на Эмму, Тревора и Остин.

– За Элизабет, – говорю я, – за удивительную женщину, так много значившую для всех нас.

Мы шумно чокаемся, и в этот момент раздается звонок в дверь.

Тревор сползает со стула и бежит за Райли в холл.

– Кто бы там ни был, скажи, мы ужинаем, – подает голос Джоад.

– Верно, – кивает Кэтрин, поглядывая на спящую у нее на руках Остин. – Остин не любит, когда ее беспокоят за едой.

Когда в столовую возвращается Тревор, мы передаем тарелки и раскладываем еду. Я кладу салат Зои и смотрю на племянника:

– Кто это был, дорогой?

– Какой-то доктор. Я сказал, чтобы он уходил.

– Доктор Мойер? – интересуется Джей.

– Угу. – Тревор уже занят хлебной палочкой.

Джей вытягивает шею и смотрит в окно.

– Неужели Герберт пришел? – Он выскакивает из-за стола, едва не уронив стул, и поворачивается ко мне: – Ты его приглашала?

– Нет, – отвечаю я, откладывая салфетку. – У нас достаточно еды, вполне можем пригласить еще одного человека. Сиди, Джей, я его догоню.

Все двадцать секунд, что мне потребовалось дойти до входной двери, мои мысли путаются и разбегаются в разные стороны. Бог мой, Герберт вернулся в тот день, когда должна была состояться наша свадьба. Неужели мама подает мне знак? Видимо, ей не понравилось, что мы с Остин собираемся вдвоем преодолевать все жизненные трудности. Она решила дать ему еще один шанс? Возможно, на этот раз я смогу ощутить магическое очарование этих отношений.

Стоило открыть дверь, порыв ветра едва не сбивает меня с ног. Издалека слышится перезвон маминых любимых музыкальных подвесок. Я оглядываю пустое крыльцо, стараясь удержать вставшие дыбом волосы. Куда же он делся? Колючие струи дождя врезаются в лицо, но я продолжаю вглядываться в даль. Никого. Я решаю вернуться в дом, и в этот момент замечаю его. Он переходит дорогу под большим черным зонтом.

– Герберт!

Мужчина поворачивается, и теперь я могу отчетливо разглядеть плащ «Бёрберри» и зажатый в руке букет цветов.

От неожиданности я прикрываю рот ладонью и, не раздумывая, сбегаю с крыльца ему навстречу. Он идет ко мне и смеется. Моя шелковая блузка мгновенно намокает, но мне сейчас не до этого. Я подхожу к нему так близко, что вижу каждую точку на его подбородке, а он поднимает зонт, чтобы укрыть меня от дождя.

– Что ты здесь делаешь?

Гарретт Тейлор протягивает мне букет цветов:

– Я решил отменить все планы на вечер. Я не перенес их, а отменил. Навсегда.

Мое сердце поет от счастья, и я прячу нос в ярко-желтую серединку ромашки.

– Может, не стоило…

– Стоило. – Он смотрит мне в глаза и заправляет за ухо прядь мокрых волос. – Я не могу позволить, чтобы еще одна наша встреча не состоялась. Я не могу больше ждать ни день, ни час, я хочу сказать, что очень скучал, моя веселая учительница, мой друг по телефону. Я так давно хотел сказать тебе, что влюблен в ту девушку, которую когда-то встретил в метро, а потом у своего дома и на берегу озера.

Гарретт улыбается и проводит пальцем по моей щеке.

– Теперь ты понимаешь, что, встретив вас сегодня, я не мог не принять твое приглашение на вечер. – Его голос звучит хрипло, а глаза смотрят прямо мне в душу. – Я не мог смириться с тем, что однажды проснусь и пойму, что мой поезд набирает скорость, а женщина моей мечты стоит на платформе и машет мне на прощание.

Он обнимает меня, и у меня возникает чувство, что я очутилась там, куда стремилась попасть всю жизнь.

– Знаешь, я ведь тогда боялась упустить тебя, – шепчу я, уткнувшись ему в грудь. – Тебя, а не поезд.

Гарретт обнимает мое лицо руками и целует в губы. Его поцелуй кажется мне таким долгим и восхитительным на вкус.

– Будем считать, ты меня догнала.

Сжимая букет самых дорогих мне цветов и обнимая другой рукой Гарретта, я поднимаюсь с ним на крыльцо дома моей мамы, укрывшись под большим черным зонтом.

Прежде чем войти в дом, я запрокидываю голову и смотрю на небо. Сквозь серые облака прорезается яркая вспышка молнии. Если бы мама была рядом, она бы сказала: «И для нас выглянет солнце, любимая моя, ты только подожди».

А я бы ей ответила, что мне очень даже нравятся и эти грозовые облака.