Текст книги "Адское ущелье. Канадские охотники (сборник)"

Кучер, повинуясь, без сомнения, неизменному в подобных случаях церемониалу, направил луч своего фонаря на сощурившиеся, оторопевшие лица путешественников, оставляя в тени трагическую группу разбойников.

– Итак, чего же вы хотите? – спросил один из пассажиров скорее раздраженно, чем испуганно.

– Да! – перебил его говорун. – Это же не просто ночное нападение… Надо же сказать людям, что от них требуют… Я-то думал, что такое встречается только в романах, публикуемых на рю дю Круассан![81]81
  Рю дю Круассан – улица во 2-м округе Парижа, в квартале дю Май; в XIX в. здесь печаталось множество парижских газет, журналов и других изданий.


[Закрыть]

– Среди вас находится человек, везущий десять тысяч долларов в купюрах, – медленно и сурово произнес мужчина с револьвером.

– Не я! – поспешил декларировать туземец с рю дю Май, урожденный парижанин, скромно объявивший себя гражданином мира.

– Не вы, – повторил мужчина снисходительно, почти с симпатией… – Не вы, месье француз, ну, а этот… – И он указал кончиком револьвера на человека в каскетке с ушами, одетого в теплый клетчатый костюм.

– Вы лжете! – ответил пассажир в каскетке. – Эти деньги принадлежат государству…

– Я же не сказал, что эта сумма ваша или принадлежит государству… Я просто сказал, что эти деньги находятся у вас. Я требую, чтобы вы положили деньги к моим ногам.

– А если я откажусь?

– Если вы и вправду самый смелый мошенник в Америке, я продырявлю вам череп.

– Послушайте… Это бессмысленно… Давайте договоримся… Если вы из банды Дика Манро, мы поладим… Дик – удачливый и совестливый desperado…

– Это меня не касается!.. Хватит болтать!.. Деньги!.. – Голос незнакомца дрожал; напоминая тремоло[82]82
  Тремоло – многократное повторение одного и того же звука, возможное на некоторых музыкальных инструментах, в данном случае – на тарелках.


[Закрыть] при ударе палочками по металлической тарелке.

Его собеседник, поняв, что это приказание содержит реальную угрозу, расстегнул свою куртку, вынул из левого внутреннего кармана, застегнутого на пуговицу, объемный пакет и выронил его.

Незнакомец быстро, как мысль, наклонился, подобрал пакет, проверил его содержимое, в то время как подельники продолжали держать пассажиров под прицелом.

– Всё в порядке, – сказал незнакомец. – Господа путешественники, вы можете занять свои места в экипаже… А вы, кучер, подождете пять минут, прежде чем отправиться дальше. Прощайте, джентльмен!.. Тысячу извинений за задержку.

– Прощайте, месье жулик! – весело отозвался парижанин, тогда как его компаньоны, удивленные и обрадованные таким оборотом событий, поспешили набиться в качнувшийся на рессорах экипаж. – Вы – самый превосходный из джентльменов большой дороги, и я буду воистину счастлив завязать с вами более тесное знакомство.

Но незнакомец, не обращая внимания на этот поток слов, уже исчез за гигантскими стволами высочайших желтых сосен.

– Ну что ж, – пробормотал как бы в утешение ограбленный, – негодяй сказал правду… Эти деньги мне не принадлежали. Вы подтвердите письменно, что меня ограбили, не так ли, джентльмены?.. Этот дурак не должен был доверять мне свои деньги.

– Послушайте, – подал голос француз, – а какого черта мы делаем в этом сосновом бору, под этим темным небосводом, как поют в Комической опере?

– Ждем, пока человек, унесший кошелек, не окажется вне пределов досягаемости. Тем временем его сообщники держат под прицелом кучера, кондуктора и двери дилижанса на тот случай, если один из нас проявит любопытство к тому, чего не следует.

– Какие странные эти бандиты! Они могли оставить нас без чемоданов… О!.. Что там говорить… Они же держали нас в руках… А удовлетворились только тем, что облегчили джентльмена…

– Полковник Фэрфилд… – прервал ограбленный.

– …Полковника… Фэрфилда от суммы, ему не принадлежавшей. Десять тысяч долларов, как мне кажется…

– Совершенно верно.

– Хорошие деньги!

– Не понимаю, каким образом они получили эту информацию…

– Отлично действуют… по-тихому… правильно.

– Но уж слишком жадные! Дик Манро договорился бы на половину суммы, он… Что это за чертеняги?..

– Вероятно, любители.

– А между тем, как лихо задумано…

– Посмотрим, – задумчиво сказал полковник, и в этот момент звон бубенцов дал понять, что кучер подобрал вожжи.

– На что посмотрим?

– Как они выложат всё награбленное, черт возьми!

– Пять минут прошли, – прозвучал голос, прервавший беседу. – Go ahead![83]83
  Вперед! (англ.)


[Закрыть]

И тут же старая колымага отправилась в путь трехтактным галопом.

Глава 2

Описанное выше смелое нападение произошло именно в той пограничной зоне, физически трудно определимой или, выражаясь точнее, вообще неопределимой ввиду отсутствия рвов, столбов, тропинок, которые бы указывали на смену государственной территории.

Любой казуист, даже очень изощренный, затруднился бы сказать, на английской или американской стороне произошло преступление и, следовательно, властям какой страны принадлежат право и обязанность преследовать преступников.

– Очень хитро задумано… и великолепно исполнено, – сказал своему французскому спутнику полковник Фэрфилд, в то время как экипаж мчался трехтактным, или рабочим, галопом по устланной сосновой хвоей земле. – Это мастера своего дела; они всё предусмотрели. Просчитались только в одном: недооценили полковника Фэрфилда…

– Кстати, почему вы им сказали, что эти деньги принадлежали государству?..

– А потому, что надо хорошенько осмотреться, прежде чем обкрадывать с оружием в руках государство, у которого есть масса агентов, чтобы защитить себя, преследовать бандитов и добиться их выдачи. Тогда как у частного лица есть только одна возможность…

– Самому вершить правосудие.

– Вот именно! После ограбления, которое я вынужден был им позволить, поскольку жизнь моя была поставлена под угрозу, ибо мое заявление их нисколько не задело. Мы скоро их увидим, если только кучер продолжит править этой адской повозкой.

Пожелание полковника исполнилось: через полчаса лошади, истекающие потом, в пене, преодолели десять километров, отделяющих от границы канадское местечко под названием Делорейн – цель путешествия.

Едва ступив на землю, полковник потребовал перо, чернила и бумагу. В нескольких понятных и сжатых строчках он описал нападение, жертвой которого стал, чрезвычайность ситуации и потребовал у кучера, кондуктора и своих спутников подтвердить своими подписями его заявление. Несмотря на позднее время, он решительно вошел в салун, примыкающий к гостинице, возле которой остановился экипаж.

В салуне уже сидели за кружками грога все путешественники, и среди них – разглагольствующий француз.

Полковник быстро оглядел заполненный зал и увидел мужчину с нездоровым выражением лица, устроившегося перед бутылкой джина…

– Смотри-ка!.. Нед Мур… Привет, дружище.

– Привет, полковник Фэрфилд.

– Дик Манро уехал по делам?

– Да нет! Шеф сейчас на осенних скачках в Миннеаполисе.

– А вы, Нед?

– Я? Пью на свою часть добычи.

– Вы здесь один из… ассоциации?

– Можете говорить: из банды… Если хотите… Мы не возражаем.

– А дела?..

– Плохи дела!

– У вас, Нед, появились конкуренты, пока шеф делает ставки на скачках и ведет великосветскую жизнь.

– Шутите!

– Нисколько не шучу, после того как меня обчистили на границе на хорошенькую сумму в десять тысяч долларов четыре джентльмена с большой дороги, замаскированных и прекрасно вымуштрованных. Они действовали таким образом, что, мне показалось, я узнал манеру вашего шефа, Дика Манро.

– Вас!.. Полковника Фэрфилда!.. Ограбили!.. Вас, генерального агента американской таможни в Черепашьих горах! – крикнул Нед Мур и захохотал. Но это же ваши люди вас ограбили, мой бедный полковник.

– Послушайте, Нед, давайте по-серьезному…

– Я серьезен, как пустая бутылка… В отсутствие Дика Манро только они могли совершить ограбление.

– Если бы я это знал!.. – пробормотал полковник тоном, до странности расширяющим поле гипотез.

– Если бы вы знали… что?

– Нед, хотите заработать пятьдесят долларов?

– Почему бы и нет? Карманы мои пусты, а глотка пересохла.

– Найдите мне двух верных людей за те же деньги.

– Чтобы пронюхать, куда делись десять тысяч долларов, не так ли?

– Да.

– Обещаете удвоить ставку, если грабителей выследят?

– Конечно.

– Когда отправимся?

– Немедленно. Если парни, оружие и лошади у вас под рукой.

– Черт возьми! Такие всегда готовы в отсутствие шефа подработать зелено-серых бумаженций.

– Примете волонтера, который оплатит вам верховых лошадей и оружие? – спросил французский путешественник, бесцеремонно подошедший к собеседникам.

– Вы жаждете приключений, месье?.. месье?

– Фелисьен Навар, коммивояжер-виноторговец, готов служить вам, если это потребуется.

– …Месье Фелисьен Навар.

– А почему бы нет, полковник Фэрфилд?

– Ну, если вас это позабавит…

– Позабавит. Самое подходящее слово. Видите ли, я обожаю приключения… Именно поэтому я когда-то записался в африканские охотники, где был бригадиром…

– Не вижу препятствий для вас, поверьте мне.

– Бригадир?.. Генерал? – спросил полковник, считавший, видимо, совершенно естественным видеть перед собой генерала бригады торговцев вином.

– Нет! Бригадир… Капрал! – скромно ответил месье Фелисьен Навар, красавец-мужчина лет тридцати с живыми глазами и черной бородкой, отличавшийся крепким телосложением.

– Ладно, договаривайтесь с Недом Муром, с вот этим джентльменом. Он вам даст и оружие, и лошадь, и экипировку. Идейный пройдоха! Ей-богу, эти французы всё делают совсем не так, как другие. В самом деле, вы же не хотите стать разбойником и не прибыль вас привлекает.

– Вот в этом и состоит наша оригинальность: никому не подражать и не гоняться за добычей. Добавьте к этому дикое желание изъездить вдоль и поперек Черепашьи горы, чтобы… Черт возьми! Но вы же таможенный агент!

– Договаривайте… Когда я не при исполнении, я умею хранить секреты.

– Чтобы изучить практические способы провезти на американскую территорию десять тысяч бутылок шампанского.

– Well!.. Капитан Фелисьен Навар, вы – выдающийся коммерсант, и мы сможем договориться.

Отлучившийся на несколько минут Нед Мур торопливо вернулся.

– Полковник Фэрфилд, – сказал он, – лошади готовы с полным комплектом. Люди согласны… Это Ник и Питер… Вы их знаете…

– All right!.. Они – бравые ребята… Добавьте к припасам по бутылке джина на каждого. А теперь, капитан Фелисьен Навар, в путь!

Маленькая кавалькада, так странно составленная из главного агента американской таможни, коммивояжера и троих самых настоящих головорезов, отправилась в путь. Сначала, чтобы разогреть лошадей, двигались рысью.

К исходу четверти часа перешли на галоп, следуя по дороге, по которой только что проехал дилижанс. Вскоре они добрались до рощи гигантских сосен, до того места, где было совершено дерзкое ограбление.

С того момента не прошло и трех часов. Сейчас, наверно, был час ночи.

Нед Мур спешился, зажег маленький фонарь и тщательно осмотрел оставленные следы, после чего сказал полковнику, который тоже присутствовал при осмотре, как бы сделал опытный следопыт:

– Раз… два… три… четыре следа… Трое обуты в мокасины… Это странно… Четвертый носил сапоги со шпорами. Я не знаю таких следов, а вы, полковник?

– Я… тем более.

– Чужаки в нашем краю… Вновь прибывшие…

– Капитан, вам часто приходилось быть контрабандистом?

– Капитан!.. Кто?.. Я?.. Ах, да! – ответил Фелисьен. – Я совсем недавно получил это звание… Вы его мне столь любезно присвоили…

– К делу, капитан! Так часто ли вам приходилось быть контрабандистом?

– Еще и не начинал, но испытываю большую охоту. А почему вы спрашиваете?

– Потому что эти следы могут быть вам знакомы.

– Я приехал в Канаду одновременно с вами, после того как пересек Соединенные Штаты с юга на север из любви к путешествиям и приключениям. Ничего более монотонного в жизни не встречал, я нашел только комиссионные в качестве вознаграждения.

– Но это скоро может измениться.

– Если бы ваши слова оказались правдой!

Во время этой беседы Нед Мур продолжал разглядывать следы, оставленные полковником и его спутниками.

Странное дело, но все четверо, давно оперировавшие в этом районе, не узнали следов, оставленных таинственными грабителями.

– Во всяком случае, – добавил Нед Мур, – эти люди верят в свою безнаказанность.

– Как это? – спросил француз.

– Они отступали шаг за шагом, постепенно уничтожая вмятины, оставленные их следами. С другой стороны, они знают местность, потому что шли к своей цели напрямик, как люди, уверенные в правильности выбранного направления.

– Честное слово, – сказал полковник, – я бы сказал, что они направляются к лощине Большого Склона, чтобы попасть оттуда на плато Мертвеца. В таком случае лошади нам не нужны.

– Посмотрим, пойдут ли они по опасным тропам, по которым можем ходить только мы, desperados, а поскольку контрабандисты не захотят в этом участвовать, мы станем вашими агентами, полковник Фэрфилд.

– Что вы хотите, Нед? Нанимают тех, кто может!

– Э?

– Не обращайте внимания и давайте выпьем!.. Брр! Какой собачий холод.

– И в самом деле: дрожишь, как в разгар зимы, – заметил вполне основательно французский коммивояжер. А на календаре только десятое октября!

– Вы, вне всяких сомнений, не знаете, что место, в котором мы находимся, считается самым холодным во всей Америке, и здешняя температура почти такая же, как в Сибири.

Полный до краев стакан заставил умолкнуть недовольного Неда Мура и прекратил дрожь Фелисьена Навара.

Маленький отряд продолжил движение по местности, становившейся всё труднее, и до такой степени, что лошади, давно привыкшие к подобным извилистым тропам, спотыкались на каждом шагу.

– Куда, черт возьми, вы нас ведете? – спросил полковник у Неда, освещавшего – без метафоры – путь своим фонарем и внимательно отмечавшего малейшие следы.

– Я убедился, что они действительно шли по тропам в те места, о которых я вам говорил.

– Тогда придется оставить лошадей.

– Полковник, для человека, выдвинувшегося на таможне, странно забыть азбуку профессии. Скажите, как вы сможете арестовать мошенников, уходящих от нас?

– Постараюсь перерезать им путь, пройдя по боковым дорожкам.

– В добрый час! Так и надо действовать, но не расставаясь с лошадьми. Это было бы непоправимой глупостью. Нам надо превзойти в скорости неизвестных, описав полукруг по трудной дороге, но вполне проходимой для наших тренированных лошадей.

– А потом?

– Через два часа взойдет солнце, и мы окажемся на стыке основных путей, ведущих один – в Америку, другой – в Канаду. Наши грабители, идущие через плато Мертвеца, вынуждены будут пройти через это пересечение.

– Как велико расстояние?

– Три льё по горам, но это равносильно девяти льё по равнине.

– All right! – коротко отозвался полковник.

Потом он добавил, отвернувшись:

– Я знаю одно местечко, превосходно подходящее для засады!.. Мы спрячемся за кустами… невидимые… хорошо вооруженные… Нед – прекрасный стрелок… Ник и Питер его стоят… А я… я-то просто непогрешим… Четыре выстрела из карабина – четыре трупа, и я верну себе доллары моего милейшего друга… Десять тысяч долларов!.. Хорошенькая сумма в наши времена!.. Этот француз кажется недотрогой; подозреваю, что он не пойдет до конца в последний момент. Однако я полагаю, что он порядочен и может быть очень полезен для меня. Он поможет мне уберечься от моих же людей, когда я получу в свое распоряжение свою кубышку. Никогда не известно, что могут выкинуть подобные негодяи!

… По мере наступления ночи холод докучал всё сильнее. Термометр, показывавший еще вчера днем пятнадцать градусов выше нуля, опустился до минус десяти.

Колючий северный ветер хлестал в лицо и подбадривал лошадей, которые продвигались с большим трудом, но и с небывалым мужеством, выдыхая плотные белые кристаллики оседающего пара.

– Я знаю одно местечко, превосходно подходящее для засады!..

Можно назвать настоящим чудом зрелище их продвижения по ущельям, оврагам, затерянным тропинкам, от которых отступились бы даже козы, сухим руслам ручьев, усеянным сыпучей галькой, скользким замерзшим рытвинам, через расщепленные бурей стволы; короче говоря, животные преодолевали множество препятствий, ведомые скорее инстинктом, чем умелыми действиями всадников.

Между тем рассвет мало-помалу начал вытеснять ночь. Бледные, слегка желтоватые солнечные лучи, подобно потоку расплавленной меди, заскользили по голым скалам и неясным скоплениям сосен, окрашенным в темно-зеленый, почти черный цвет.

– Нехороший цвет, – заметил Нед, увидев, как анемичное солнце восходит над мелкими серыми облачками, поверх которых местами просвечивал небосвод цвета морской волны. Нехороший цвет, – настойчиво повторил разбойник. – Клянусь душой, скоро пойдет снег.

Полковник и Фелисьен пожали плечами и скептически рассмеялись.

– Смейтесь сколько хотите, – продолжил бандит. – Но в прошлом году, двумя неделями раньше такой же даты, мы ездили на санях от Литтл-Пембины до Делорейна, а за санями гнались волки.

Словно опровергая его слова, поток теплого воздуха заполнил ущелье, по которому ехали пять путешественников по крутому, градусов под сорок, склону. Изысканный, тонкий аромат вереска, омытого обильной росой, донесся до них на крыльях легкого ветерка, а потом долетели более сильные и бодрящие испарения свежей смолы.

– Наконец-то подъезжаем! – выдохнул Нед, поглаживая свою бутылку.

И внезапно крутые гранитные стены раздвинулись и, как по волшебству, исчезли за поворотом.

Перед глазами всадников открылась чудесная панорама, исторгнувшая у француза крик восхищения.

– В двух милях отсюда устроим засаду! – опять отозвался Нед, нечувствительный к красотам природы.

Глава 3

Осуществив дерзкое нападение, четыре таинственных злодея, исчезнув под гигантскими соснами, не говоря ни слова, выбрали крутую тропу, на которой Нед Мур, несмотря на темноту, отыскал их следы, словно непогрешимый балаганный актер.

Они шли быстро. Так ходят люди, совесть которых не очень-то расположена к отдыху, люди, желающие оставить возможно большее расстояние между собой и местом их деятельности. Они шли молча, от откоса к откосу, не останавливаясь, не блуждая. Им помогали бледный свет луны и великолепное знание местности.

Как справедливо предположили Нед Мур и полковник, они спустились в пропасть шестисотметровой глубины, которую старые канадские охотники прозвали когда-то Большим Склоном.

Тропа виляла капризными извилинами среди скал, сосновых стволов, трещин, кустов с острыми колючками, бездонных провалов. Тропа иногда поворачивала назад, поднималась и спускалась, чтобы подняться снова по склонам, крутизна которых никогда не становилась меньше сорока пяти градусов, и так – вплоть до самой вершины, выделявшейся черным пятном на фоне ночного неба.

Они взбирались как опытные альпинисты; их не стесняли и не задерживали ни длинные плащи, ни закинутые за спину карабины; шума они делали ничуть не больше босоногих ходоков. По меньшей мере – трое из них: те, кто, если верить замечанию Неда, были обуты в чудесные индейские мокасины из бизоньей шкуры, прочной, как у всех толстокожих, податливой, как перчаточная кожа.

Четвертый, а скорее – первый, потому что он шел во главе, хотя и карабкался с кошачьей ловкостью и легкостью, иногда задевал подметками своих сапог легкий камешек или полусгнивший сушняк. Это столкновение вызывало глухое постукивание, уловимое с некоторого расстояния, и это постукивание невозможно было спутать с каким-либо другим шумом, потому что оно сопровождалось металлическим потрескиванием колесиков на паре шпор.

Тогда этот мужчина вполголоса выдавливал из себя грубое американское ругательство и удваивал предосторожность.

Его компаньоны, проявляя чудеса неординарной выносливости, порой тоже задыхались, в прерывистом дыхании прорывался свист, по мере того как они поднимались по этой крутизне, казавшейся снизу скальным обрывом.

Подъем продолжался больше часа. За всё время подъема они не обменялись ни звуком, поскольку такая с трудом переносимая гимнастика, осложненная относительной темнотой, требовала концентрации внимания на одной только функции: соединении физических и умственных усилий.

Наконец они оказались в густых зарослях молодых зеленых дубков, откуда вылетела с отчаянным криком полудюжина дроздов.

– Последнее усилие, и мы у цели! – с присвистом выдохнул вожак.

Вся четверка ухватилась тогда за чахлые, но цепкие ветки, прикрывавшие обрыв, подтянулась на руках, преодолев нечто вроде карниза, недоступного без поддержки ветвей, и вскоре оказалась на площадке, заросшей соснами и покрытой подстилкой из пахучих иголок.

– Боже мой! Я больше не могу, – воскликнул с долгим вздохом облегчения человек в сапогах со шпорами, грузно падая наземь.

– И я! – в один голос вскрикнули три его спутника, как по команде ложась вокруг него.

– Какая скверная работа! Ей-богу!.. Клянусь честью! Не хотел бы ни за какие деньги участвовать в экспедициях подобного рода каждый вечер. Не говоря уж о… профессиональных рисках…

– В самом деле… Я об этом подумал, – отозвался один из троих, тяжело дыша. – Мы просто воры с большой дороги.

– Всё что угодно, кроме воров!.. До такой степени, что мы сохранили принадлежности ремесла, то есть маски, которые должны были сделать нас неузнаваемыми…

И четыре взрыва звонкого смеха, наполненного юношеским весельем, вырвались одновременно из глоток разбойников, казавшихся, с первого взгляда, преступниками высокого полета.

– Остается фактом, что для начала нам всё чудесно удалось благодаря вашему опыту в такого рода делах, мой дорогой Боб!

– Это так!.. Теперь называйте меня профессиональным вором только за то, что я вам показал, как надо поступать, если вы желаете сойти за посредственных desperados, и сопровождал вас на территории, где вам предстояло действовать.

– Воспитатель и сообщник, Боб… и главарь банды.

– Как и вы были сегодня задирой, Франсуа!

– Это потому, что я был счастлив заполучить наконец этого проклятого агента… Спросите лучше Жака и Жана.

– Честное слово! Вы меня с ума сведете… Черт возьми, если я понимаю хоть что-то в том, что вы делаете и что вы от меня хотите.

– У нас есть время поболтать?

– Десять минут… Нам надо привести в порядок ноги, ставшие после этого проклятого подъема мягче, чем пакля. Только сохраните ваши маски.

– Зачем?

– Потому что это плато посещают контрабандисты и рабочие лесопилен, которые заходят выпить в Одинокий дом. Было достаточно светло, чтобы различили наши лица. И вы знаете, сегодняшнее дело вызовет шум всех чертей… и такой шум поднимется, что нас повесят без отпущения грехов, если только кто-нибудь нас видел, а потом признал.

– Возможно, Боб… возможно!

– Без отпущения грехов, говорю я вам.

– Да ладно!.. Нет такого суда, который осудил бы нас.

– Посмотрим! Однако нам надо еще раз договориться о последствиях сегодняшнего маленького фарса. Принципы, мне на них плевать! Нет ничего другого, кроме моей дружбы к вам. Вы мне сказали: надо остановить в такой-то день дилижанс, едущий из Хелл-Гэпа в Делорейн, и отнять десять тысяч долларов у одного джентльмена. В течение недели я изучал место нападения, я подготовил засаду, я включил в игру пассажиров… И всё это потому, что это была ваша идея: получить десять тысяч долларов… Попросите у меня голову президента Соединенных Штатов, и я пойду за ней. Сейчас я вам говорю, что нас повесят, если узнают… Вы полагаете, что этого не произойдет, я же утверждаю обратное… И заметьте себе, что мне абсолютно безразлично, повесят ли меня… Я начинаю к этому привыкать…

– Мой дорогой Боб! Вы – самый лучший и самый незаинтересованный из друзей.

– Э! Ради Бога!.. Я люблю вас всем своим сердцем. Это вы тоже… знаете. Так вот я говорю вам: «Берегитесь… Дело пахнет веревкой».

– Ладно, дорогой друг, – перебил Боба серьезный голос Жана. – Послушайте меня две минуты, а потом судите.

Молчавший до той поры молодой человек присел на корточки перед ковбоем, тогда как Боб сидел, прислонившись спиной к гигантской сосне и вонзив шпоры в землю.

– Эта цифра, десять тысяч долларов, ничего вам не напоминает, Боб?

– Да, черт возьми! Именно столько украл у вашего отца мерзавец Джонатан.

– Вы, как и мы, хорошо знаете, что Джонатан, или Туссен Лебёф, является одним из главных акционеров «Кооперативного общества».

– И более или менее признанный глава контрабандистов в Черепашьих горах, с Джо Салливаном, отшельником из Одинокого дома, в качестве компаньона.

– Действующими, как один, так и другой, при пособничестве полковника Фэрфилда, главного агента таможни.

– Мы вместе узнали эти секреты, мой дорогой Жан, и я не вижу, как они связаны с нашей операцией.

– Пока вы были в прошлом месяце вместе с Жаком в Реджайне, мы с Франсуа окончательно выяснили, что полковник Фэрфилд, который и был…

– Кем?

– Джентльменом, ограбленным нами сегодня вечером… везущим десять тысяч долларов, доверенных ему его другом Джонатаном, чтобы внести их на свое имя в кассу «Кооперативного общества»…

– Господи помилуй! Забавная история! Но почему же Джонатан сам не отвез эти доллары?

– Потому что после разорения его дома в Хелл-Гэпе его больше никто не видел, так он боится… Он чувствует, что мы его преследуем непрерывно и беспощадно, и дрожит от одной мысли о встрече с нами.

– Тогда, будучи не в состоянии наложить руку на ваш капитал, вы ждали случая отнять его силой и хитростью. Это очень сильно, мой дорогой.

– О! Вы нас слишком хорошо знаете, чтобы не понимать: мы не очень-то держимся за деньги.

– Тем не менее, пятьдесят тысяч франков…

– Они ничто для нас…

– Черт возьми! Да вы миллионеры, что ли?

– У нас на троих только триста пятьдесят долларов.

– В таком случае я вас не понимаю.

– Эта сумма, вырванная нами сегодня у прохвоста, который перевозил их на счет другого мерзавца, имеет священное предназначение. Она пойдет на освобождение одного героя… может быть – увы! – мученика. Она должна пойти на подкуп людей, которые держат в тюрьме Луи Риэля! Поймите, Луи Риэль – наш друг, наш брат, посвятивший свою жизнь борьбе за независимость метисов. Понимаете теперь, почему нынешним вечером мы рисковали своей жизнью, чтобы завладеть этими деньгами, которые, безусловно, принадлежат нам, но обладание ими столь мало значило бы для нас в обычное время.

– Well!.. Я был счастлив напрямую работать с вами для освобождения Луи Риэля, настоящего джентльмена.

– А мы благодарны вам от всего сердца, верьте мне. …Вот почему наша месть должна подождать, так как время торопит!.. У французской партии много влиятельных врагов, и они действуют. Они кричат во все горло, требуя голову Луи Риэля, осужденного на смерть и охраняемого весьма строго в тюрьме Реджайны, после неудачной попытки его освобождения. Героическая глупость, стоившая жизни трем сторонникам Риэля и приведшая к ужесточению режима для узника. Поскольку силовой удар невозможен, мы решили подкупить тюремщика…

– Правильно. Ничего другого нельзя и придумать. Вам удастся… или скорее нам удастся, потому что я стою за вас и вместе с вами. Я – канадский патриот!

– Еще раз спасибо! Ну, вот мы отдохнули, а теперь: быстрее в путь. Мы доберемся до плато Мертвеца, отыщем там своих лошадей, а потом отправимся в ущелье, ведущее в Литтл-Пембину. Нам нельзя ошибиться; это – единственная дорога, по которой можно попасть прямо в Канаду. Мы оставим лошадей у верного человека, а потом поедем по железной дороге в Реджайну, куда мы любой ценой должны попасть как можно скорее.

После сказанного все четверо спешно отправились дальше; такая спешка показалась бы вполне естественной для того, кто знал их побуждения и цель их устремлений. Местность по-прежнему оставалась гористой, но идти по ней было легче для людей, преодолевших ужасную лощину Большого Склона, где ходят, рискуя жизнью, одни контрабандисты, да и то из таких, кого преследуют, кого поставили в безвыходное положение.

Таким вот образом четверо мнимых разбойников довольно скоро приблизились к уединенному месту, где они оставили своих лошадей, хорошо укрытых за скалами и крепко привязанных, чтобы не убежали.

Говорить о тропе уже не имело смысла, но еще слабо виднелась довольно широкая дорога, проложенная когда-то лесорубами. Четверо молодых людей шли по ней рядом, игнорируя, возможно, впервые такой разумный и такой рациональный способ передвижения, как «индейская вереница»[84]84
  «Индейская вереница» – ходьба в затылок друг за другом, гуськом.


[Закрыть].

Это было сделано опрометчиво и могло иметь последствия, серьезность которых невозможно предусмотреть.

Молодые люди шли, тихо переговариваясь между собой, но вдруг Франсуа, шедший с правого края, наступил на острый камень, потерял равновесие и упал в выемку, скрытую стелющимися травами.

Прежде чем Боб и его братья успели вскрикнуть, Франсуа успокоил их, поднявшись на дне ямы, к счастью, неглубокой.

– Ничего страшного, – сказал он. – Дайте мне руку.

Энергичным рывком он выскочил из ямы и уже собрался встать на обе ноги, но неожиданно жалобно застонал. Он бы снова упал в яму, если бы не успел вцепиться в Жака и Жана.

– Проклятие! Я сломал ногу… Не могу наступить на нее.

– Сломал? Что ты говоришь, мой бедный малыш? – крайне взволнованно спросил Жан.

– Посмотри скорее!.. Ты меня хорошо знаешь, не так ли?.. Ты знаешь, что я вынослив к боли… О! Как я страдаю…

– Подожди… Мы понесем его.

Боб, Жак и Жан подняли юношу, предполагая, что боль скоротечна. Тщетные надежды! Страдания Франсуа были таковы, что он, несмотря на все свое мужество, чувствовал себя как бы пришибленным.

– Опустите меня, я хочу посидеть… Моя нога весит больше ста фунтов. Я в таком состоянии, словно мне отрезали лодыжку.

Не теряя времени на бесполезные причитания, молодые люди, привыкшие с детских лет сталкиваться с трудностями, в двух словах составили план действий, немедленно приведенный в исполнение.

Сначала срубили ножами Боуи две толстых ветки, потом прикрепили их под прямым углом к двум другим, более длинным веткам – вот вам и основа носилок. Ветки переплели гибкими прутьями, какими пользуются лесорубы, чтобы связать охапки хвороста. Наброшенный поверх плащ заменил полотнище.

За двадцать минут всё было готово. На носилки положили Франсуа, который совсем не мог ходить. Жак взялся с одного конца, Жан – с другого. Боб освещал дорогу.

– Ты сможешь удержаться на лошади, не правда ли, малыш? – ласково спросил Жан, при этом голос его немного дрожал.

– Если надо, ты же понимаешь, что смогу, старшой?

– Полукровки укрыты всего в четверти льё… Они у нас такие послушные… Тебя несильно будет трясти…

– К тому же перед тем, как сесть в седло, мы основательно осмотрим твою ногу, не так ли, мой Франсуа? – сказал Жак.

– Бедные мои братья!.. Какое неудобство я вам причинил!..

– Не говори глупостей! Это – ничтожная малость!..

– Я тяжелый, да?

– Как из свинца!.. Но мы же сильны, как бизоны… Через двадцать минут мы будем на месте!

Однако потребовалось не менее получаса, несмотря на силу, выносливость и добрую волю молодых атлетов, которых на каждом шагу задерживали всё новые препятствия.

Наконец они дошли: изнуренные, задыхающиеся, вспотевшие, но какая разница! Цель была достигнута.