Текст книги "Похождения Бамбоша"

ГЛАВА 14

Несмотря на неудачные визиты к властям, несмотря на то, что кое-где его вежливо, но решительно отказывались принять, Бобино не прекращал самоотверженную кампанию в защиту Леона Ришара. Бывший наборщик, став графом Мондье и миллионером, остался все тем же славным малым, любящим и преданным. Он пообещал себе, что восстановит справедливость по отношению к невинно осужденному на каторжные работы человеку, и тем более усердствовал в своей благородной миссии, чем больше препятствий возникало на пути.

Кстати говоря, время для ходатайств было выбрано крайне неудачно.

Массовый побег, убийство конвойных и их изувеченные трупы, кража корабля – все это потрясло местное население, наглядно показав, какой энергией обладают и на какую дерзость и зверскую жестокость способны гнусные подопечные исправительной тюрьмы. Все буквально содрогались при мысли о том, какой опасности могла подвергнуться колония, если бы посланный Божественным Провидением стационер, шедший после разгрузки на складах Монтань-д'Аржан, не преградил дорогу банде негодяев.

Многочисленный отряд бандитов под предводительством отпетого головореза, способный на все, завладев кораблем, мог бороздить океан, занимаясь пиратством и захватывая шхуны со всего побережья. А при первом же сигнале тревоги он мог скрываться в извилистых ручьях среди непроходимых болот, где выловить бандитов было бы невозможно.

Да, без случайного, но, к счастью, решительного вмешательства «Сапфира» эта шайка беглых каторжников представляла бы собой большую и реальную опасность.

Бамбош, с дьявольской хитростью разработавший весь план, упустил из виду лишь одно, а именно то, что два стационера по очереди курсируют между Кайенной и Марони или Ояпокой, патрулируя французские экваториальные владения.

Однако он знал, что к береговой охране Гвианы приписаны два судна: одно авизо[145]145
  Авизо – быстроходный военный корабль небольшого тоннажа, используемый для разведывательной и посыльной службы.


[Закрыть] первого класса и одно – второго, которыми командуют два лейтенанта.

Да, ему это было известно. Он знал даже место, где два этих изящных судна стоят на якоре. Но он не заметил отсутствия большего из них – «Сапфира». И эта оплошность погубила и его, и всех его сообщников, и старый добрый корабль, заслуживавший лучшей участи.

Несмотря на огромную скорость, сторожевой корабль не смог извлечь из бездны никого из этих несчастных. После того как «Тропическая Пташка» затонула, шлюпки опрокинулись в водовороте, большинство бандитов утонули, оставшихся в живых съели акулы – словом, все исчезло. Когда «Сапфир» прибыл на место происшествия, вернее, на место казни, он ничего не нашел и отправился восвояси. На берегу, поросшем огромными деревьями, не заметно было никакого движения, ничто не шевельнулось в высоких травах, окаймлявших равнину.

Не было ни трупов, ни обломков кораблекрушения – ничего.

Несмотря на то, что трагический финал этой единственной в своем роде массовой попытки побега, зарегистрированной в анналах гвианской каторги, был скорее утешительным, администрация удвоила строгости.

Заключенные, имевшие какие-либо мелкие льготы, этих льгот лишились. Те, кто надеялись их получить, не получили. И наконец, те из них, кто были на подозрении, стали объектом самого строгого надзора. Увы, Леон Ришар принадлежал именно к третьей группе.

Он испытывал на себе разного рода мелкие придирки, ухудшавшие его ужасное положение, удваивавшие непреодолимую жажду свободы, сжигавшую его и днем и ночью. Его преследовали с помощью незначительных пунктов правил внутреннего распорядка, к нему придирались, доводили до белого каления еще и потому, что кто-то поинтересовался его судьбой и захотел облегчить его участь. Как гуманно!

Протекция, оказавшаяся недостаточной, только причинила вред тому, за кого ходатайствовали!

Дела бедняги Леона шли все хуже и хуже, до такой степени, что Бобино, полностью разуверясь в возможности применения легальных способов, их уже даже и не обсуждал, придя к единственному выводу: нужен побег!

– Да, друг мой, побег… Ничего другого не остается, – говорил он Боско.

– Целиком и полностью с вами согласен, – отвечал ссыльный. – Если можешь, сначала уноси ноги, а уж потом спрашивай разрешения.

Прячась в большом доме, нанятом Бобино, Боско жил совершенно уединенно, вдали от посторонних глаз. Он отпустил бороду, не стригся и, учитывая его необыкновенно живую мимику, мог в случае надобности стать совершенно неузнаваемым. К тому же из дома он выбирался крайне редко, далеко не отходил и не только не ездил в Кайенну, но избегал даже выходить на дорогу, туда ведущую.

Между тем Боско вынашивал планы, как бы наверняка организовать побег Ришара. Друга своего он повидать не мог, но Бобино, в одно из своих редких посещений, сообщил Леону о его присутствии.

После всех превратностей судьбы, после стольких лишений Боско зажил наконец по-человечески. Он ел не просто досыта, но вкусную и изысканную пищу, большую часть дня проводил в гамаке, покуривая и мечтая, был защищен от палящего солнца, от которого у него в течение столь длительного времени буквально плавились мозги.

Рядом с ним была милая, обожавшая его подруга. Он полюбил новых друзей, которых, как когда-то Людовик Монтиньи, считал своей новой семьей. Словом, горемыка ссыльный был на седьмом небе и не верил своему счастью. Но случалось ему, покуривая сигарету, задуматься над несчастьями, всю жизнь его преследовавшими.

«С чего это ты взял, друг Боско, – спрашивал он сам себя, – что если все идет слишком хорошо, то потом ты обязательно попадешь в какую-нибудь переделку? Почему тебе такое лезет в голову? Кто знает… В любом случае следует не дремать и быть готовым ко всему…»

И он тотчас же удваивал бдительность и принимал все возможные предосторожности, чтоб не раскрыть свое опасное инкогнито.

Фиделия же, напротив, часто ходила в город со славной и преданной хозяевам поварихой-негритянкой, приходившейся ей к тому же очень дальней родней. В этих краях почти все приходятся друг другу дядьями, тетками, двоюродными сестрами и братьями.

Она приносила новости, собирала сплетни, всяческие россказни – порой такую ерунду, что впору за голову схватиться, но порой кое-какие из них могли представлять некоторый интерес.

В свою очередь, Бобино, понимая, что он не может просто так, неизвестно сколько времени жить в Кайенне затворником, – это может показаться подозрительным – очень остроумно придумал, чем мотивировать свое пребывание. Невероятно, чтобы человек богатый и привыкший к комфорту, поселился ради собственного удовольствия в этом городишке, где развлечения редки, человеческие взаимоотношения банальны, а интеллектуальный уровень более чем средний.

Здесь нет охоты, нет спортивных развлечений, живут тут плохо, скучают, жарятся на солнце и испытывают настоятельную потребность очутиться как можно дальше от здешних мест.

Кроме правительственных чиновников, образующих, как китайские мандарины, замкнутую касту, тут живут одни коммерсанты. Кстати сказать, народ очень активный, работоспособный, прекрасно знающий свое дело. После исчезновения плантаторов, они стали местной знатью.

В большинстве своем люди богатые, живущие на широкую ногу, коммерсанты держат магазины колониальных товаров, похожие на базары, где торгуют всем понемногу. Там можно найти вино, бечеву, обувь, консервы, посуду, маниоку, одежду, скобяной товар, метлы, топленое свиное сало, весла, свечи, бумагу, деготь, шляпы, трикотажные изделия, ликеры, сушеную треску, аккордеоны, москитные сетки, кухонную утварь, гамаки, настенные часы, конфитюры и ночные горшки, высокие, как сиденья, на которых значится имя их изобретателя господина Карнавана, и т. д.

Любой колонист, зайдя в такой магазин засунув руки в карманы, через два часа, ежели у него есть деньги, может выйти, закупив, притом не очень дорого, все, необходимое для дома, целиком и полностью. Здесь же отовариваются золотоискатели, приезжая с приисков. Они считаются завидными клиентами с тех пор, как колонию охватила золотая лихорадка.

Лихорадка эта, кстати сказать, захватила всех поголовно, так как негоцианты, чиновники, государственные служащие организуют экспедиции, кредитуют золотоискателей и тратят большую часть своего состояния на эту лотерею, превращающую бедняков в миллионеров и наоборот.

Ввиду того что золото являлось предметом всех разговоров, движущей силой всех важных начинаний, надеждой всех сердец, Бобино, благодаря своим масонским знакомствам завязавший отношения со всеми и везде, притворился, что он тоже охвачен этой жгучей и неумолимой страстью. Всем было известно, что граф богат. Он заявил, что хочет стать еще богаче.

И вот Жорж взялся за изучение разных способов добычи, связался с обществом золотодобытчиков, часто с ними встречался, занялся геологией, короче говоря, старался походить на одного из тех одержимых, которыми так богата наша экваториальная колония. И сразу же его пребывание здесь показалось всем и каждому совершенно естественным. Его встречали на заседаниях синдиката, его знали как дельца-воротилу, и, так как он имел, кроме того, в своем имени дворянскую частицу «де» да еще и графский титул, его избрали членом многочисленных административных советов.

Простофилям очень импонируют дворянские частицы и титулы. Короче говоря, подготовительная работа была произведена и теперь оставалось нанести решающий удар.

А пока, насколько могли, граф и его друзья были счастливы в большом и удобном доме в бухточке Мадлен. К несчастью, этот мир и покой были безжалостно нарушены.

В окрестностях Кайенны, связанных с городом большими дорогами, проложенными прекрасным администратором полковником Любером, во множестве встречаются выселки, которые очарованный путник мог бы назвать земным раем.

Тут, на лоне пышной экваториальной природы, живут чернокожие колонисты, любовно возделывающие свои участки земли. Бананы с громадными атласными листьями, кокосовые пальмы с легкими торчащими плюмажами, апельсиновые и лимонные деревца, покрытые золотистыми плодами, величественные манговые деревья окружают превосходно возделанные маленькие поля, где растут маниока, кукуруза, табак, сахарный тростник, ямс и другие культуры, в изобилии встречающиеся на кайеннском рынке.

Там и сям высятся похожие на корабли с гирляндами вымпелов, опутанные лианами деревья – остатки первобытного леса, – усыпанные цветами с яркими венчиками и тонким запахом.

Сюда прилетают попить нектара колибри, их мелькание напоминает переливы драгоценных камней; здесь свистит иволга; перцеяды с огромными карикатурными клювами испускают крики, похожие на скрип несмазанных колес, на которые отвечают домашние птицы – трубачи, идущие во главе целого выводка уток и кур. Здесь преобладает первобытная жизнь, создающая впечатление мира, покоя и счастья. Все вокруг, кажется, нашептывает тебе:

«Ах, как славно жилось бы тут, в этой убогой, но милой хижине с беседкой из ванили на крыше. Двери ее всегда открыты, любой прохожий может зайти и выйти, но только здесь ты ощущаешь домашний уют…»

Однако вот уже несколько дней этот покой был нарушен серией краж, совершенных с поразительной отвагой и ловкостью.

Впрочем, это были скорее не кражи, а мелкие хищения – пропадали куры, яйца, фрукты, различные мелочи, не представлявшие, впрочем, особой ценности, но, когда такое повторяется каждую ночь, невольно начнешь волноваться.

Кроме того, женщины и в особенности молодые девушки, поздно возвращавшиеся из города домой, с недавнего времени стали подвергаться нападениям.

Рассказывали, что какой-то мужчина, притаившись за кустами, выжидал на дороге то из Монтабо, то из Деград-де-Кан, то из Кабасу жертву и насиловал ее.

Говорили, он обладает колоссальной силой и неслыханной ловкостью, двигается бесшумно, как тигр, глаза у него светятся в темноте и от него исходит сильный запах «кабри»[146]146
  Ка6ра – коза; однако тем же словом обозначается и метис от брака мулатки и негра.


[Закрыть].

Действовал он только ночью, поэтому почти невозможно было сказать о нем нечто определенное и в точности описать его. Несколько женщин уже стали жертвами его домогательств. И местных жителей стал охватывать страх, подобный тому, какой два года назад им внушали подвиги Педро-Крумана.

Однако между двумя насильниками существовала разница: Педро-Круман был куда смелее. Этого же малейшее сопротивление, малейший крик повергали в бегство.

Некоторые все же склонны были считать, что это Круман собственной персоной, сбежавший с каторги вместе с остальными во время массового побега и убийства часовых, но теперь находящийся на нелегальном положении и ставший поэтому более смирным, пообтесанный двумя годами заключения.

К несчастью, бандит час от часу становился все наглее и теперь сеял ужас не только в пригороде Кайенны, но и на целом острове.

Однажды вечером индус-иммигрант по имени Апаво, проживавший в красивом домике близ Монжоли, услышал, как в сарае закудахтали куры и захрюкали свиньи. Он вылез из гамака и, взяв саблю, которой колол скотину, собрался защищать свое добро, так как однажды уже был ограблен.

Не успел он, ступив за порог, поднять саблю и принять оборонительную позицию, как на его голову обрушился удар, и с рассеченным черепом бедняга рухнул наземь, не испустив даже крика.

Услышав звук падающего тела, жена, спавшая рядом в гамаке, забеспокоилась и стала его звать. Не получив ответа, она встала, но только коснулась ногой пола, как услышала совсем близко от себя частое и хриплое дыхание. Она хотела кричать, но две руки обхватили ее, чьи-то губы зажали рот, перед нею возникла не то маска, не то звериная морда. Чудовище долго истязало ее, сжимало, мяло, мучило, пока она не пала бездыханной.

На следующее утро прохожие заметили, что сарай открыт настежь, а домашняя птица и скот разбрелись. Они вошли в дом и нашли там мертвого мужчину и женщину при смерти. Спустя пять дней китайца Ли, женатого на негритянке, постигла та же участь и при тех же обстоятельствах.

Его маленький домик находился близ Ремира, на проселочной дороге в Крик-Фуйе. Ему повезло больше, чем индусу, – он не умер, и его полузадушенная жена тоже выжила. Перед тем как упасть, он успел узнать в злодее, испытывающем особое наслаждение от насилия женщины, обагренной кровью ее мужа, Педро-Крумана.

Новость распространилась со скоростью пожара и посеяла панику среди мирных и трудолюбивых поселян, именуемых на острове «производителями жизненно важных культур».

Да, эти добрые и работящие люди дрожали перед чудовищем в человеческом облике, и они имели на это все основания. Ведь красивые домишки, рассыпанные там и сям, в большинстве своем соединялись с большой дорогой просто тропинками, ведущими через лес и находящимися друг от друга на порядочном расстоянии.

Через день после того, как в столь плачевном состоянии были обнаружены китаец и его жена, исчезла красивая квартеронка Валентина Альсиндор.

Это произошло средь бела дня, после воскресной мессы[147]147
  Месса – католическая обедня.


[Закрыть], также в окрестностях Ремира.

Валентина, одетая в праздничное платье, в прекрасном настроении, отправилась навестить свою подругу, за брата которой она собиралась вскоре выйти замуж. Жених ее – красивый мулат из Мана, был прорабом на золотой россыпи Сент-Эли; они ожидали только начала сезона тропических дождей, чтобы соединить юные сердца.

Девушка шла вдоль поля маниоки, когда внезапно чудовище в человеческом обличий набросилось на нее и, зажав рот, потащило в лес, как зверь добычу. Ее обнаружили через тридцать шесть часов в пяти километрах от места похищения, невдалеке от перекрестка дорог на Де-град-де-Кан и Монтабо.

Но, Бог мой, в каком она была виде! Окровавленная, с вырванными волосами и с рваными ранами на груди, на всем теле – на шее, плечах, руках – синие следы укусов, оставленные острыми редкими зубами человека… зубами людоеда! Сломленная, обессиленная, умирающим голосом несчастная поведала свою душераздирающую историю.

Круман, в тюремной робе, превратившейся в лохмотья, схватил ее и потащил в заросли. Он долго бежал, наконец добрался до какого-то шалаша, где у него хранились продукты и вода, лежанку заменяла охапка кукурузной соломы. Он набросился на нее, стал срывать с нее одежду, жалкие креольские побрякушки, а когда не сумел вынуть серьги из ушей, то так дернул, что порвал мочки. Затем, несмотря на ее крики, слезы и мольбы, несмотря на энергичное, хоть и безнадежное сопротивление, этот монстр накинулся на нее, как демон сластолюбия. Завывая, как хищник в пору спаривания, он стал тешить свою зверскую похоть – то сжимая ее, то целуя, то кусая. Обезумев от стыда и страха, раздавленная этими многочасовыми пытками, Валентина потеряла сознание и лежала как мертвая. Очнувшись, она даже не помнила, как сюда попала.

Эти три страшных нападения в столь короткий срок показали, на что способен Круман, и довели панический ужас населения до высшей точки.

Даже властям пришлось зашевелиться! Этим добрым «креольским» властям, чья жизнь – сплошная сиеста.

Администрация стала предпринимать меры, которые обеспечили бы безопасность, мобилизовала жандармов и солдат береговой артиллерии, отрядила в колючие заросли людей в кожаном снаряжении и высоких сапогах, днем и ночью устраивала облавы.

Но какими бы далеко идущими ни были намерения администрации, в такой же мере они были недостаточными. Шестьдесят человек топтались по равнине, лазали по чащобам и болотам, падали, поднимались, потели, но только и нашли, что лихорадку или солнечный удар.

Шестьдесят человек на территорию в сто тридцать тысяч гектаров, равную округу Фонтенбло[148]148
  Фонтенбло – город в нынешнем департаменте Сена-и-Марна; одна из резиденций французских королей.


[Закрыть], нет, это решительно маловато! Да еще по такой пересеченной местности, как окраины Кайенны!

Потому что хоть этот остров и имеет местами изрядную плотность населения, большая часть его территории пребывает в первозданном состоянии, отчасти из-за недостаточного раскорчевывания, отчасти из-за новой поросли, заглушающей вырубки.

Что касается оплетенных лианами зарослей, там жандарм и двадцати шагов не ступит, как будет избит, исхлестан, изорван шипами до такой степени, что ему волей-неволей придется отступить. Для того чтобы проникнуть в эти дебри, надо быть либо слоном, либо муравьем, либо краснокожим.

Индеец с кожей цвета светлой бронзы спокойно проникает в этот хаос ветвей, корней, цветов и колючек, передвигается там, охотится да еще и примечает малейший след, малейшую царапину, оставленную когтем дикого зверя. Если бы власти вызвали из Марони, Апруага или Айаноки полдюжины этих неутомимых следопытов, то Круман был бы пойман за два дня. Но администрации такой путь казался слишком простым!

А злодей между тем разгуливал на свободе и продолжал совершать гнусные подвиги, переходя из одного района в другой, буквально издеваясь над несчастными, ожидавшими его на востоке, в то время как он появлялся на западе или на юге, оповещая о своем присутствии убийством и изнасилованием. В конце концов у всех голова кругом пошла от его хаотических и настолько же непредсказуемых, сколь и внезапных перемещений.

Фиделия, часто ходившая в город за провизией, пересказывала Боско эти мрачные истории, и, хотя дом стоял на открытом месте и к нему нельзя было подойти незамеченным, Боско все равно призывал возлюбленную к строжайшей осмотрительности.

– Подумай только, дорогая, что будет, если эта свирепая тварь набросится на тебя?! Если с тобой случится несчастье, я вовек не утешусь…

Радуясь такой заботливости – этому свидетельству любви, – красавица мулатка обещала, что будет выходить из дому только засветло и не одна, а непременно с кем-то. Фиделия конечно же рассказывала обо всем и мадам Мондье, которая, будучи здравомыслящей парижанкой, не могла не счесть эти рассказы сплошным преувеличением.

– Такие истории случаются только в романах! В книжках, которые берут в дорогу.

Бобино не разделял ее мнения. От людей, вполне достойных доверия, он знал обо всех происходящих ужасах, об этом говорили и на заседании масонской ложи. Тут его парижская насмешливость уступила место искреннему сочувствию к потерпевшим и какой-то неясной тревоге.

Ведь сам-то он тоже был мужем и жил в уединенно стоявшем доме. Насильник мог приметить белую женщину и сделать объектом своих омерзительных вожделений!..

При этой мысли Бобино содрогнулся и дал себе слово не спускать глаз с той, которая была его единственной отрадой и любовью. Он поделился опасениями с Боско, на что тот ответил:

– Вы ломитесь в открытую дверь, патрон. Я начеку с того самого момента, как этот черный верзила начал вытворять свои гнусности. Гамак я повесил под верандой… Пес спит рядом со мной, на привязи. А под рукой у меня отличное ружьишко, заряженное патронами для охоты на оленя[149]149
  Речь идет, видимо, об одном из представителей южноамериканских копьерогих оленей – например, гуазупите или бразильской косуле.


[Закрыть].

– Отлично, – одобрил Бобино.

– Я ничего вам не говорил, боясь, как бы вы не сочли меня трусом.

– Лишние предосторожности, тем более в таких обстоятельствах, вполне оправданны… Я их даже усилю тем, что обойду весь дом и службы.

– Я уже осмотрел все слабые места, потому что не боюсь лобовой атаки. Нет, если уж нам следует чего-то опасаться, то это, – как и всем колонистам, живущим особняком, – насилия подобного тому, что происходило на лесных тропах.

– Ты совершенно прав, милый Боско. Наш дом с массивными дверьми и стенами из железного дерева, равно как обнесенный частоколом хлев, может выдержать настоящую осаду. В конце концов, будем держать ухо востро.

С этого времени Бобино за очень редким исключением все вечера проводил дома, хотя в принципе, наверное, не стоило подвергать себя затворничеству из-за какого-то обезумевшего от похоти негра. К тому же никто не замечал вокруг дома ничего подозрительного.

Иногда пес громко и протяжно лаял на луну, но это отнюдь не было похоже на то, как лает чем-то встревоженная сторожевая собака. Правда, однажды ночью Боско заметил, как вдоль штакетника кралась, а потом замерла на месте какая-то тень, но это, должно быть, ему почудилось. И впрямь, назавтра он обнаружил на том месте, где остановилась тень, лишь ствол сухого дерева, на который иногда садились водоплавающие птицы.

Так прошла неделя.

Однажды вечером у Бобино была встреча с одним из подозрительных негоциантов[150]150
  Негоциант – купец, ведущий оптовую торговлю, главным образом – за пределами своей страны.


[Закрыть], с помощью денег способствующих побегам с каторги; поэтому Жан задержался в городе.

Припозднившись за беседой с плутом-торговцем, ставившим такие условия, что глаза на лоб лезли, граф возвращался домой в десять часов вечера быстрым шагом парижанина, покуривая дорогую сигару. Ему оставалось пройти метров восемьсот.

Несмотря на то, что Кайенна – одно из самых безопасных мест на свете, Бобино был хорошо вооружен. Никакого предчувствия опасности у него не было.

Уже были видны освещенные окна, за которыми его поджидала любимая Берта с ласковой улыбкой на зовущих к поцелую губах.

Вдруг он пошатнулся и тяжело рухнул на землю. Не успев даже крикнуть, Бобино почувствовал, как на него обрушился сильнейший удар. Думая, что сражен насмерть, он прошептал:

– Берта!.. Кто защитит ее?