Текст книги "Путешествие на север"

И как бы там ни было, Ипполит Май решил посмотреть на это диво. А заодно попытаться сделать то, что оказалось не под силу признанным мастерам холодной стали и колдовства. В северных землях известность его не была столь распространена, поэтому он имел шансы не настроить против себя всех отцов и мужей Обежа одним только тем, что въедет в городские ворота.

Тпат должен был ему тысячу флар, Рарош – полторы тысячи, а Котур и еще три вольных города – целых три тысячи флар. На такие деньги один он мог бы жить безбедно года два, а то и три (при условии совсем не играть в карты).

Но деньги в этот раз предназначались не для него.

Отправляясь в дорогу, он с грустью размышлял, что раньше никогда не опустился бы до сознательного соблазнения девушки только из-за денег. Он не стал бы делать этого и сейчас, не окажись его мать, которой вечно не сиделось на месте, в довольно скверном положении. Она опять ждала ребенка. Ипполиту было тридцать два, ей – почти пятьдесят, и оба они догадывались, чем это может ей грозить. Как обычно, отца ребенка назвать с уверенностью она не могла, но на этот раз, как понял Ипполит, выбирать надо было уже не между герцогом и графом, а между театральным плотником и подмастерьем портного. Стало быть, со стороны помощи ждать не приходилось. Играть на сцене она не могла, последний богатый любовник ее бросил, чувствовала она себя плохо, а денег не было ни у нее, ни у Ипполита – слишком уж неожиданно это с ней приключилось. И он как старший (да и единственный на сей момент) мужчина в семье обязан был что-то предпринять. Он презирал низкие побуждения, но вынужден был следовать им.

К тому же в деле, за которое он на этот раз решился взяться, присутствовала существенно большая доля риска, чем Май привык допускать обычно. Он вторгался на чужую территорию. Колдовской цех Северного берега – организация закрытая, и тайны, известные внутри нее, распространению не подлежат. Кто колдует, как колдует, зачем колдует и почему – посторонних это не должно касаться. Если же кто-то сильно интересуется, то он либо поступает на службу цеху, либо получает по загривку и больше не сует нос в чужие дела. Май не желал первого и совершенно не желал второго. Его прадед был настоящим предсказателем будущего, и Май по наследству получил способность видеть и слышать кое-что, недоступное другим. Когда ему было очень нужно, он не стеснялся вводить кого-то в заблуждение относительно собственной персоны. Раскройся его обман – ему не поздоровилось бы еще в Рароше в момент получения информации о колдунье. Но обман не раскрылся. Все-таки Май был хорошим актером. И заработать много денег сразу и быстро он другого способа не видел.

У него оставалось в запасе около пяти месяцев. Что ж, кто не рискует – тот не ужинает за чужой счет. Так стоит ли щепетильничать, если козыри сами ложатся в руки? Отчего бы не попытать счастья. И если такое возможно – нечестное дело сделать честно, – он, конечно же, приложит все старания...

* * *

Обеж был древним городом, но лет двадцать назад сгорел, и от прежнего Обежа мало что осталось – стены старой крепости, казармы городского гарнизона да огромный собор на центральной площади. Хорошо мощенные улицы были удобны, не широки и не узки, дома в новомодном стиле, который не особенно нравился Маю, покрашены были в разные цвета, очевидно, в надежде придать хмурому северному городу оттенок южной солнечности и веселости. Проживи Ипполит Май в Обеже всю жизнь, ему, может быть, выдумка эта показалась бы удачной, но он был родом из далеких от этих мест теплых краев, и нависшее над самыми городскими крышами сырое серое небо гасило яркость красок и делало пятнистую пестроту города смешной и неуместной. К серому небу более шел серый камень.

Ипполит остановился в рекомендованном ему пансионе, разложил в порядке предполагаемого посещения привезенные с собой письма и отправился наносить визиты.

Иностранец скучает в чужом городе первые несколько дней, пока не заведет знакомства. Ипполиту везло. Его знакомства оказались удачными. Следующим же вечером он был приглашен городским старшиной на прием с музыкой и танцами, который должен был состояться в честь шестилетней годовщины победы Обежского флота над остатками великоимперской эскадры, до того уже дважды рассеянной сначала соединенным флотом Рароша и Раннона, затем – обычным в этих водах сильным штормом. Событие, в честь которого устраивался праздник, не казалось Маю таким уж героическим. Имперская эскадра потонула бы и сама по себе, без посторонней помощи, но для маленького Обежа это было грандиозное событие. Кроме того, Май надеялся, что начальник городской стражи приведет на прием свою дочь и ему не придется использовать для знакомства с ней такие давно позабытые и заброшенные методы, как стояние ночью под окном, сочинение писем в стихах и ожидание с букетиком цветов в шляпе как бы случайной встречи в прачечной или в кондитерской лавке.

Прием был полностью в провинциальном стиле. Гости собирались заранее, что в любой из столиц сплетники сочли бы скандалом. Обежская великосветская публика наряжалась в костюмы по моде двадцатилетней давности, дамы носили большие овальные кринолины и платья с квадратным вырезом, кавалеры их были с ног до головы обшиты золотым галуном, будто драгуны эпохи второго регентства. С париков сыпалась на паркет бального зала мука, маленький оркестрик на балконе играл менуэты и контрдансы, словно они были дикими танцами сабашских горцев. Молодежь скакала и веселилась под эту музыку вовсю. Люди более солидные после двух танцевальных туров разошлись по разным залам.

Начальник городской стражи и его дочь были приглашены, но не появлялись.

Ипполит Май поговорил с несколькими новыми знакомыми о политике, погоде, науке, торговле, искусстве; потом были поданы легкие закуски и вино. Праздник только начинался. Май слонялся среди танцующей публики в поисках колдуньи, обращая на себя всеобщее внимание своим высоким ростом и изысканным бордовым камзолом из вышитого алонского шелка, модным и страшно дорогим (а что поделаешь – репутация обязывает), а еще тем, что мало кому был представлен (и слава Богу). Одна из совсем молоденьких насмешниц, мимо целой стайки которых Май прошел, не посмотрев в их сторону, с явным разочарованием в голосе назвала его в спину столичным индюком. Он подумал, что поиски сегодня не принесут успеха, и отправился туда, где ждало его занятие, более соответствующее его нынешним интересам. За карточным столом играли на хорошие деньги.

Он устроился за картами так, чтобы видеть танцевальный зал, сначала выиграл, потом проиграл, потому что постоянно отвлекался от карт.

Весьма милая дама среднего возраста, сидевшая по левую руку от него, муж которой, местный землевладелец, наливался вином в соседней комнате, после того, как Май несколько раз на нее взглянул и улыбнулся, сняла туфлю и гладила под столом его ногу своей, слегка краснея от удовольствия и собственной смелости. Это было само по себе неплохо, но вовсе не то, зачем Ипполит Май сюда приехал. Вскоре он решил, что играть ему хватит, если он не хочет пустить на ветер свои последние деньги. Он объявил, что ставки слишком высоки для него, встал из-за стола и вышел обратно в зал для танцев. Он еще не выбрал, на кого обратит внимание, если ему не суждено сегодня встретиться с колдуньей. У него на заметке уже было несколько кандидатур. И еще он думал: а может быть, лучше напиться и остаться одному? Ему казалось, от нескольких последних переездов он устал.

Соседка его через некоторое время последовала за ним. Кокетливо прикрываясь веером, она предложила к его услугам собственный кошелек. Май как раз делал вид, что сомневается, не принять ли эту помощь и не пойти ли отыграться, когда вошла колдунья.

Он учтиво целовал унизанную перстнями руку своей благожелательницы, и в этот момент его словно кто-то невидимый толкнул в спину. Как ни ничтожны были его магические способности, даже он почувствовал приближение Силы – девочка не считала нужным или просто не умела ее прятать. Кто-то из музыкантов, очевидно, тоже обладавший долей колдовского дара, сбился, но живо вновь подхватил мелодию, и танцы продолжились как ни в чем не бывало.

Пробормотав какие-то извинения за собственную неуклюжесть и отказавшись воспользоваться деньгами, Май начал пробираться через танцующих, оставив жену землевладельца в недоумении.

Держа под руку своего отца, маленькая колдунья шла в столовую. Темно-синее парчовое платье подчеркивало стройную фигурку, тонкую шею и открытые плечи целомудренно прикрывали белые кружева, ниспадавшие с высокой прически, а темные волосы, уложенные затейливыми локонами, были ненапудрены и лишены каких бы то ни было украшений. Личико у колдуньи было тонким и бледным, как у человека, годами лишенного солнца и свежего воздуха. Май решил, что она довольно симпатична, хоть и выглядит словно кукла, вылепленная из воска. Но если он ожидал поначалу, что увидит нечто необыкновенное, то он ошибся.

Он пронаблюдал церемонию приветствий, которыми обменялись начальник городской стражи с устроителями приема и уважаемыми гражданами города, что присутствовали на празднестве.

Тонкие пальчики колдуньи нервно перебирали белые перья веера. Май попробовал отгадать причину ее волнения. В чем она? В том ли, что за колдуньей охотятся и всегда и везде есть вероятность слежки? Или в том, что девочка не привыкла к шуму веселящейся толпы и выходы в свет для нее редкость? Или...

Впрочем, взгляд колдуньи путеводной ниточкой уже провел Мая через весь зал и указал на златокудрого юнца из местных в немного тесноватом ему бархатном темно-зеленом костюме. Отец колдуньи в тот момент самозабвенно обнимал и расцеловывал какого-то жизнерадостного толстяка из обежского магистрата и дочь свою оставил на минуту без надзора.

Колдунья указала юноше на отца, затем на себя и изобразила в воздухе некий жест, который, будь он обращен к Маю, тот истолковал бы как обещание избавиться от назойливой опеки. Завершил эту безмолвную речь легкий воздушный поцелуй, и колдунья тут же с невинной улыбкой повисла на локте у отца, обернувшегося к ней с каким-то вопросом.

Май все понял. Птичка была поймана, но, увы, в чужой силок. Ну что ж, ему ведь с самого начала нужна была не она. Ему нужны были деньги. Если б он не чувствовал, что это дело принесет доход, он бы за него не брался. Неужели его собственный дар его подвел? Впрочем, если верно отследить события, то можно получить с купеческих городов то, что обещано контрактом. Если он будет точно знать, что, когда и как случилось, кто докажет, что это не его работа? Теперь он может только пожелать юноше успеха. А если у парня в ближайшее время ничего не выйдет, он, Май, всегда знает, что делать.

Он улыбнулся своим мыслям и оглядел зал в поисках своей щедрой соседки по картам. Он мог бы расспросить ее о златовласом юноше, дочке начальника городской стражи и последних слухах в городе. Глядишь, что-то из сплетен оказалось бы ему полезным. Но ее он нигде не увидел. Зато приметил, что златокудрый юноша, резво лавируя меж прогуливающихся и мирно беседующих гостей, окольными путями пробирается к лестнице на второй этаж. Колдунья, по-прежнему уцепившись одной рукой за локоть отца, упрашивала его о чем-то, а другой рукой держалась за шелковую ленту на поясе очаровательной рыженькой толстушки, одетой во все розовое, которая все время торопливо кивала то колдунье, то ее отцу.

И тут сработало чутье, впитанное Маем с молоко матери (или приобретенное за детство в театре – какая разница). Он умел различать людей искренних и людей, надевших маски. Кто из окружающих живет свою жизнь, а кто играет – для него было словно открытая книга.

Он увидел человека, старательно исполняющего заданную роль, взгляд которого – недобрый взгляд – также был обращен на колдунью. Май безошибочно узнал конкурента. Итак, их здесь по меньшей мере трое. Даже интересно.

Тот, другой, был невысок ростом, черноволос и носил богатый костюм граагских моряков. Он тоже улыбался. Так улыбается кот, гуляя возле миски со сметаной. Возможно, так же до сего момента улыбался сам Ипполит Май.

Тогда Май решил переменить позицию. Он обошел зал вокруг, предугадывая последовательность событий, и стал ожидать на подступах к лестнице. Колдунья, держа за руку свою рыжую подругу, вела ее к нему. Май взял с подноса крутившегося рядом слуги бокал с игристым вином и отвернулся. Граагский моряк следил за колдуньей с большего расстояния, но не менее пристально, чем Май. Он может быть опасен? Если судить хотя бы по одному внешнему виду, то – да. А если он еще и способен колдовать...

«Что за игру я себе нашел», – мысленно укорил себя Май и покачал головой. Что там говорил ему мэтр Иоржин о пострадавших от других любителей брать призы? Но деньги, деньги. Они были так близко, что останавливаться попросту преступно. Он заберет деньги, отдаст их матери и вновь ничем не будет связан. Он поедет затем... куда-нибудь на юг, все равно куда, главное – подальше отсюда.

Колдунья прошла мимо. Мраморное личико ее чуть ожило, щечки порозовели.

– Я решила, – донеслось до Мая. – Я твердо решила, Флор. Сегодня или никогда.

– Твой отец убьет нас, когда обо всем узнает, – буркнула в ответ рыжая Флор.

Следующей реплики колдуньи Май уже не слышал. Шелестя юбками, они вспорхнули по лестнице наверх. Май выждал немного, гоняя пузырьки в бокале и краем глаза наблюдая за граагским моряком, и в тот момент, когда моряк на что-то отвлекся, подхватил с подноса у слуги второй бокал и взбежал по лестнице следом за подругами.

Что за здание снято для праздника, Май не знал. Не будь бальные и столовые залы первого этажа столь огромны, он решил бы, что это бордель. Отдельных комнат, расположенных на втором этаже вдоль галереи с окнами, было много больше, чем требовалось местным модницам, чтобы переменять наряды.

Вдали, у предпоследнего окна в самом конце галереи, Май углядел переливающийся в лунном свете розовый атлас.

Заслышав, что кто-то поднялся, рыжая Флор предусмотрительно нырнула за портьеру. Потом осторожно выглянула оттуда и, увидев Мая, спряталась вновь. Май замедлил шаги, принял задумчивый вид и направился прямиком к ней.

Он подошел. Быстрый, боязливый взгляд на одну из дверей, в тонкую щель под которой просачивалась полоска слабого света, указал ему, где уединилась со своим юным другом колдунья.

– Что делает такой прелестный цветочек здесь в темноте и одиночестве? – спросил Май, едва удержавшись, чтоб не сказать вместо «цветочек» «поросеночек», и в последний момент заменив сравнение, казавшееся ему более верным, на более приятное. – Вам грустно? Вас кто-нибудь посмел обидеть?

В блестевших при ярком лунном свете глазах в несколько мгновений растаяла настороженность. Рыженькая Флор определенно опасалась незнакомцев – но не таких обаятельных, как Ипполит Май. Тем не менее она, как верный своему долгу часовой, лишь пожала плечиком и ничего ему не ответила.

– Простите, я невежлив и не привел с собой никого, кто мог бы меня вам представить. – Май поклонился, разведя в стороны руки с бокалами. – Ипполит Май. Я путешественник. Я езжу из города в город в поисках самого интересного, что можно встретить в пути.

Глядя на него во все глаза, рыжая Флор присела в реверансе.

– Флорестан Миллер, дочь старшины цеха шляпных мастеров Обежа. Но...

Ипполит Май не выносил слова «но», и особенно – когда его произносила хорошенькая девушка. Он быстро вручил Флорестан Миллер второй бокал вина, и она умолкла.

– Вы не возразите, милая мадемуазель Миллер, если я постою немного рядом с вами? От шума и ярких огней у меня разболелась голова, а покинуть праздник совсем было бы невежливо. Я искал место, где можно слегка передохнуть. – Он заглянул в круглое личико.

Флорестан Миллер опять пожала розовым пухлым плечиком, и края их бокалов с легким звоном соприкоснулись. Май назвал ей свое настоящее имя и гадал теперь, слышала она о нем что-нибудь раньше или нет.

– Конечно, вы можете стоять здесь, сколько вам захочется, – слегка запинаясь, пролепетала она. – Все равно сегодня весь вечер происходят всякие чудеса. Только...

Это было второе слово, которое Май очень не любил.

– Ах, простите, – он словно бы спохватился, – быть может, вы ждете здесь кого-то?

Она поспешно тряхнула тугими кудряшками.

– Нет, нет. В зале для танцев так душно. Я тоже ушла сюда и... мне, собственно, вовсе некого ждать.

Май отпил из бокала и слегка коснулся в темноте затянутой в атласную перчатку мягкой ручки.

– Как может быть, что такой чудесной девушке некого ждать при луне? Неужели с вашим возлюбленным случилось несчастье?

– У меня нет возлюбленного, – прошептала Флорестан Миллер и добавила совсем почти неслышно: – Я рыжая. Над рыжими все всегда смеются.

– Неправда, – совершенно честно возразил Май. – Я никогда не смеюсь над рыжими. Вы похожи на маленькое солнышко. Вы светитесь в темноте. Может быть, все-таки спустимся вниз и потанцуем?

Флорестан Миллер поставила свой опустевший бокал на подоконник.

– Здесь лучше, – сказала она. – На самом деле я немного устала и не хочу танцевать. Но одной мне было здесь скучно... – И атласный пальчик коснулся в ответ руки Мая.

Они поболтали еще немного. Она спросила, что примечательного видел он во время своих странствий. Май рассказал ей, что в Аршаве вновь в моде белые чулки и белые кружева, а прически придворных дам стали столь высоки, что в них теперь вплетают проволоку, чтобы они не теряли форму. Она подвинулась к нему ближе. Май улыбнулся и положил ладонь на бок жесткого корсета.

Из комнаты, где колдунья пребывала в обществе своего юного друга, не доносилось ни звука. И Май по-прежнему чувствовал присутствие Силы. Это было как дуновение ветерка, который легко касается то с одной, то с другой стороны, мягко и неуловимо, но тем не менее не позволяя о себе забыть. «Целуются они там до сих пор, что ли?» – думал Май.

Потом в самом начале галереи раздались тяжелые шаги, и Флорестан Миллер в испуге, более подлинном, чем притворном, прильнула к нему.

Май знал, что это граагский моряк. Он крепко обнял Флорестан Миллер и поцеловал ее в губы, предполагая, что тот, второй, должен непременно их увидеть.

Других колдунов, равно как и охранных штучек колдуньи, Май не особенно боялся. Его просто не должны были принимать в расчет. Колдуны ставят ловушки друг на друга, а он – простой смертный, ну или почти простой.

Заметив возле дальнего окна целующуюся парочку, странный моряк остановился. Потом повернул назад. Но шагов вниз по лестнице Май не услышал.

Флорестан Миллер, не думая освобождаться из объятий, только чуть обернулась и посмотрела моряку вслед.

– Какой чудной человек, – сказала она. – Весь вечер ходит туда-сюда, как будто ждет чего-то. Что ему здесь было надо?

– Вы никогда не видели его в Обеже раньше? – спросил Май.

– Нет. Но я и вас никогда не видела в Обеже раньше. – Она на несколько мгновений задумалась. – Хотя я догадываюсь, зачем он здесь появился. Мне надо предупредить...

Она сделала попытку отойти. Май удержал ее за талию.

– Куда вы?

– У моей подруги роман, – объяснила она. – Мы соврали ее отцу, что хотим спеть для гостей дуэтом и идем репетировать. Не поручись я за нее, отец никогда не отпустил бы Маддалену от себя. И вот – она сейчас в комнате, а я здесь. А этот человек... – она снова оглянулась на галерею, – он тоже следит за Маддаленой...

– Ничего не понимаю, – прикинулся простачком Май. – Сердечные тайны – самые запутанные тайны в мире...

Флорестан Миллер подкралась к двери и прислушалась, занеся кулачок, чтобы постучать. Май снял с пояса часы и откинул крышку. Одиннадцать с четвертью. Праздник рассчитан до четырех утра. В двенадцать стол...

И тут дуновение Силы исчезло. Вернее, в нем произошла некая перемена. Май готов был поклясться, что сейчас источник у Силы другой.

Май видел, что Флорестан Миллер стукнула в дверь раз, второй и третий. Звуков удара не раздалось. Вокруг двери распространялось радужное сияние. Май бросился к девушке, схватил ее за руку и толкнул Флор в сторону, прочь от двери. Потом его рука прошла сквозь ладонь в розовой перчатке, стены, пол, потолок словно размыло, и грянул гром.

«Часы не потерять бы», – только и успел подумать Май.

Свет луны моргнул, распался и стал светом двух факелов.

Ипполит Май стоял посередине каменного мешка с часами в руке, а перед ним на кучке подгнившей соломы, держась друг за друга, сидели двое полуодетых детей: колдунья и ее перепуганный приятель.

Май огляделся.

Да.

Дважды он бывал в подобных заведениях раньше. И оба раза ничего хорошего такая обстановка ему не сулила. А «Воровское счастьице» говорит: попался в третий раз – молись; третий раз – роковой и последний.

Почему он не хотел заработать деньги обычным способом? Сколько раз он говорил себе, что он со своим любознательным зудом ко всему новому и неизвестному долго жив-здоров не будет?..

Он обратил взор на товарищей по несчастью. Колдунья обвела в воздухе какой-то знак и дунула на Мая. Результата, как и следовало ожидать, не последовало, и на лице ее отразилась злая досада.

– Ты преступил закон своего презренного цеха, негодяй! – бесстрашно заявила она. – Закон повелевает сражаться только с равными!

Май захлопнул крышку часов.

– Простите, это вы мне? – осведомился он.

– Тебе, преступник!

Он рассмеялся бы, если б общее его положение хоть в малой степени достойно было смеха.

– Похоже, вы с кем-то меня перепутали, моя дорогая, – сказал он. – Я, представьте, всего лишь шел мимо и глядел на часы. А как я здесь оказался... Может быть, вы мне объясните?

Колдунья растерянно заморгала. Друг ее отполз на четвереньках немного в сторону и рассматривал стены каменного мешка за спиной у Мая.

– Мадлен, это твои глупые шутки? – спросил он.

– Нет. – Она покачала головой. – И где же мы? – вопрос был обращен к Маю.

– Не имею чести знать, – отвечал тот. – Если вы не забыли, минуту назад я о том же спрашивал у вас.

Приятель колдуньи вернулся и сел на солому, натянув на колени подол рубашки.

– И как же я теперь здесь... без штанов? – в тоске промолвил он.

– Это нечестно, – в сотый раз повторяла колдунья, хлопая ладошкой по соломе рядом со своим пригорюнившимся другом, которого звали Максимилианом.

Май ходил вокруг них. Он отдал им свой нарядный камзол, и они укрылись им вдвоем. Юный Максимилиан сидел как на иголках и время от времени порывался грызть ногти. Тогда колдунья пихала его локтем в бок. Она в отличие от своего возлюбленного присутствия духа не теряла. Папаше, должно быть, трудновато было все это время держать ее на привязи.

– Я всегда соблюдала обычаи цеха, хотя меня туда не принимали. Я ожидала, что ко мне относиться будут так же.

– Не затем мы на свет родимся, чтоб видеть только то, чего ожидали, – пробормотал Май.

Колдунья потрясла головой.

– Они не имели права!

Мысль эта не давала ей покоя.

– Ну-ну, – сказал Май.

– Колдуну нельзя выступать против человека, лишенного магической Силы! На бой вызывают только равного!.. Преступников должны наказать они сами. Я победила пятерых из них, но я победила в поединке, честно. Никто не имел права так со мной поступать!

– Ах, Боже мой! – Май сделал резкий поворот у нее за спиной и пошел в обратную сторону. – И это рассуждает де... женщина, враги которой готовы были расстаться с жизнью, лишь бы ее погубить! А если тот, кто переместил нас всех сюда, не принадлежит к колдовскому цеху? С какой стати он станет считаться с цеховыми правилами?

– Все колдуны Северного берега принадлежат к цеху, а других здесь нет, – убежденно сказала колдунья.

– А ты сама?

– Я – другое дело. Отец хотел, чтобы я приносила пользу городу. – Она помолчала и добавила: – А я хотела другого.

Май потер лоб. Должно быть, он вовсе разочаровался в жизни, раз начал спорить с женщиной. Переубедить колдунью было невозможно. Май сказал:

– Ну да. И в результате ни ты, ни он не получили того, что хотели. Неужели цех настолько неколебим и прочен, что в нем нет ни отступников, ни изгнанников, вынужденных скрываться из-за нарушенных ими законов?

– Нарушивших правила цех лишает Силы, – упрямо сказала колдунья. – Или их убивают. Я же знаю.

Маю ничего не оставалось, кроме как пожать плечами. Скорее всего тот, кто расставил эти сети, не заставит себя долго ждать и объявится в самое ближайшее время.

– Посмотрим, – сказал Май.

Сначала догорел и погас один факел, за ним – другой. В темноте колдунья захлюпала носом. Потом к ней присоединился ее приятель. Май и хотел бы им помочь чем-то, да самому ему нужна была помощь. К тому же они оба ему изрядно надоели. Если б в его воле было выбирать себе спутников в приключения, он бы выбрал не таких. Поэтому он молча ходил кругами, пока совсем не устали ноги. Тогда он сел на солому и, сидя, заснул.

В начале девятого утра сверху загрохотал и заскрипел подъемный механизм, и в каменную яму опустилась на цепях ненадежного вида дощатая площадка. Пленников подняли наверх. Два молчаливых, деревенского вида стража провели их под арочными сводами погреба, где хранились огромные бочки с вином. Потом через колоннаду во внутреннем дворе, по которой тек сладкий запах приготовляющейся где-то неподалеку пищи, они попали на лесенку, ведущую в летние комнаты на верхний этаж и в главные жилые помещения.

Хозяин замка – а они попали именно в замок, и не такой, как строят нынче, а замок древний, хоть и немного переделанный, чтоб скрыть почтенный возраст, – хозяин его был высок, чуть ли не с Мая ростом, довольно худощав, длинноволос, очень бледен, и, кроме того, верхнюю часть его лица скрывала маска с птичьим клювом на месте носа. Одет он был во все черное. Май смотрел на этого человека так и эдак. Несмотря на мужскую охотничью одежду, Маю казалось, что перед ним женщина. Грудь ее была великовата, чтоб ее можно было удачно прятать.

Маленькая колдунья смотрела на создателя мышеловки круглыми глазами. Она чувствовала. Май тоже чувствовал. Ветерок магической Силы летал вокруг него, словно ощупывая, что за нежданный улов попал в сети. Наконец изучение прекратилось. Май поправил свои растрепанные волосы и со старательно напущенным равнодушием поклонился.

– Итак, который из вас был с ней? – Голос вопрошавшего был нарочито груб, рука в перчатке ткнула в сторону колдуньи. Бывшей колдуньи. Настоящей колдуньей, как Май уже понял, сейчас здесь была другая. Да и вопрос был излишен. И так все ясно.

Испуганный Максимилиан, переминаясь ногами в сползших чулках по выстланному камышом полу, пробормотал что-то не очень ясное насчет себя, про то, что он на три года младше Маддалены и вообще еще несовершеннолетний.

Май сейчас очень не завидовал ему. Он представил, как бы выглядел сам, окажись он на его месте, и втайне радовался, что мальчик его опередил. Нехорошо это – без штанов попадать в такие передряги. Большой удар по самолюбию...

Затем внимание загадочного хозяина вновь обратилось к Маю.

Май выдержал взгляд, сохраняя достоинство – тот капитал, кроме которого ничем в этой жизни не владел. Ему не нравилось, когда его мерили таким взглядом. Да и кому понравилось бы. Тем не менее он чуть улыбнулся. Он был вежливым человеком.

Щеки замковой колдуньи вспыхнули – это Май увидел и под маской.

Она сняла перчатку и показала ему свою руку, на кончике среднего пальца которой светилось пятнышко голубоватого огня.

– Ты видишь? – спросила она.

Ипполит Май кивнул.

– Почему ты видишь?

Он ответил спокойно. В конце концов, несмотря на явную неудачность собственного Дара, тайны из него он не делал ни перед кем и никогда – ну, разве что для успеха какого-то важного дела.

– В моем роду были ясновидцы. Предсказатели будущего.

– Ты можешь предсказывать будущее?

Это было произнесено так, что Май удивился. Она хотела знать будущее? Зачем ей это?

Май пожал плечами. Он вынужден был разочаровать ее тем, что и на этот раз сказал правду:

– Сожалею – нет.

Румянец под маской истаял.

– Прекрасно, – сказала она. – Можете убираться отсюда. Оба.

* * *

Их вывели через задний двор за стену замка и столкнули с насыпного косогора прямо так, как они были: Май в своем помятом парадном костюме, но без шляпы, без плаща и без камзола, а мальчишка – в рубашке и чулках, которых до спуска с косогора у него было два, а после остался один.

Почти в самом низу травяного склона парень упал. Май подобрал его за локоть и поставил на ноги. Сам он лишь встряхнулся – как отряхивается петух, случайно попавший под ливень, расправляя перья. Май уже зарекся про себя связываться в другой раз с колдунами и желал быстрее очутиться как можно дальше от этого места. Это вам не придворная мышиная возня, не военные действия и не пустое интриганство. Способы этой игры ему, Маю, не нравились и, он ясно видел теперь, не подходили. Он попробовал и понял, что это сложнее, чем кажется. Но деньги все еще маячат где-то впереди. Значит, надо поторопиться, пока в замке не пожалели, что отпустили их живыми.

– Не хнычь, – сказал он хлюпнувшему было носом неудачливому герою-любовнику, потиравшему ободранные коленки. – Со мной бывало хуже, и я это пережил.

– Правда? – с робкой надеждой спросил Максимилиан.

– Правда.

– А Маддалена? Что с ней будет?

– Не знаю. Это их колдовские дела, пусть сами разбирают, что они не поделили.

– Но Маддалена больше не колдунья. Ее надо выручать!

Май смотрел на него сверху вниз. В золотых кудрях Максимилиана запуталась черная соломенная труха. Вот тоже херувимчик...

– Знаешь, милый мальчик, это не моя забота, – сказал Май. – Я никого выручать не собираюсь. Я ухожу. Нас с тобой отпустили – это уже много. Ты идешь со мной или остаешься?

Максимилиан сжал кулаки.

– Я должен ей помочь!

– Тогда – всего хорошего.

Май развернулся и зашагал через большой луг к лесу. Идти он решил на юг. Вернее, он ничего не решал. Просто на юг вела та единственная дорога, которая, как он видел, шла от замка. Он не так много разглядел с насыпи. Зеленым морем раскинулся вокруг замкового холма залитый солнцем лес. И где-то очень далеко лежали синие горы в полосах тумана. Обилия дорог и деревень он не увидел, а стало быть, и выбор был невелик.

Через десять минут его догнал Максимилиан. Он бежал босиком и единственный свой чулок нес в руке.

– Я еще вернусь... Я отомщу... Тогда посмотрим, кто есть кто... – некоторое время еще бормотал про себя мальчик. Потом он запыхался и примолк.

Правда, мили через две пути Максимилиан сделал вторую попытку уговорить Мая вернуться и попробовать что-нибудь сделать для спасения Маддалены, красноречиво приводя примеры благородства из рыцарских романов, где отважный герой непременно побеждал злых колдунов и драконов во имя справедливости, а также для того, чтобы имя его прославили в веках.