Текст книги "Путешествие на север"

 
Снабди кто чем сию обитель —
Единый будет им хранитель,
Да здравие и жизнь дарит,
В обитель Вечных да вселит.
 

Плач быстро стих, и над приютом снова повисла тишина, которую не мог оживить еле слышный звон, доносящийся с той стороны Обводного из кузни. Мем оглянулся на детей. Бледные дети, закутанные в пожертвованное тряпье, выковыривали из снега гнилые дощечки и веточки и несли их к крыльцу, видимо, с целью просушить для топки печей. Зрелище показалось Мему жалостливым до слез. Он взвесил в руке только что полученный от Рарона кошелек, решительно вернулся и высыпал деньги в подол монаху. Тот поднял на Мема удивленный взгляд – там было около пятидесяти ларов серебром.

– Это на приют, – пояснил Мем и быстро зашагал прочь вдоль канала.

* * *

Мему следовало бы задать себе такой вопрос: а правда ли то, что нарассказывал ему господин Домовой? Если правда, то с какой стати? Простите, уж во что во что, но в собственное обаяние Мем не верил. Такое, чтоб люди пугались его, случалось часто, но чтоб кто-то воспылал к нему доверием... А не пытаются ли его использовать, как используют Нонора? По сути дела, исполняя свой служебный долг, инспектор Нонор делает чужую черновую работу и расследует убийство Мероя, хотя кого он в конце этого расследования выловит – Домовому не больно-то важно, ибо задачи перед Тайной Стражей стоят совсем другие. Вот и Мем теперь поставлен в непонятную зависимость от морального долга перед благополучием государства. Как говорят в лицее: вам приказано сделать добровольное пожертвование...

Ну зачем Домовому может быть нужен Мем? Не потому же, что он единственный, кто заметил раздавленную тыкву неподалеку от трупа. Не потому, что сам проявил инициативу и подобрался к тайне Чаячьего острова с другой стороны, нежели официальное расследование Первой префектуры. А потому, что сумел понравиться Датару и почти вызвал того на откровенность. Ну так и Датар сумел заставить Мема сказать лишнее. Много лишнего. Непозволительно много лишнего для человека, который должен следить за тем, чтоб ему не помешали.

Впрочем, Мем был готов себе признаться, что Датар ему симпатичен. Что-то было в этом слишком красивом для священнического сана монахе из того, что Мем ценил в людях. Не внутреннее достоинство, внешняя правильность или подвешенный язык. Нет. Скорее некое спокойствие, которого не хватало самому Мему. Уверенность в собственной моральной силе, в своей правоте. И умение не терять свою точку зрения под начальственным нажимом или при блеске золотых кругляшков. О том, что Датар явится во всем этом расследовании с неожиданной стороны, Мем инстинктивно чувствовал с самого начала.

Да, таким, как Датар, мог бы быть таргский император. Возможно, из того, что говорят об Аджаннаре, многое неправда, но то, что тот черноволос, словно арданец, маленького роста и еще в придачу со вставным глазом, – не очень-то для настоящего императора хорошо. Наверное, все-таки кир Хагиннор не очень долго думал, прежде чем отдавать таргский жезл власти одноглазому коротышке, иначе он выбрал бы кого-нибудь попредставительнее...

Мем выбрался все-таки на Хлебную площадь. Надо признаться, его благородный порыв пожертвовать деньги на приют Молчальников без помех до конца реализован все же не был. Напоследок Мем сжал тонкую кожу кошелька, и между пальцев его задержались две крупные серебряные монеты по два лара каждая. Мему, привыкшему довольствоваться не просто малым, а практически ничем, на его траты должно было хватить с лихвой. Вместо обеда он купил себе большой пирог с говядиной и зеленью и, поедая его на ходу, направился в сторону Большой Публичной Библиотеки. Там, заплатив полмедяка за вход и столько же библиотекарю, он получил до вечера в распоряжение книгу о монашеских братствах, содержащую краткую историю их возникновения, уставы, списки монастырей, известных храмов и наиболее прославившихся подвижников в Таргене, Шаддаме, Борее и Белом Энлене, а также другие душеполезные сведения. Раздел «Братство Скорбящих» Мем просмотрел довольно быстро, особо отметив для себя только то, что устав братства не жесток и позволяет братьям заниматься коммерческой деятельностью, если братья объединены в общину. Однако пределов этой деятельности устав в себе не указывал – то есть, если толковать его по таргскому законодательству, раз деятельность не оговорена, а устав подтвержден государственной печатью как имеющий право на существование в границах Таргена, деятельностью этой может быть хоть ссуда денег в рост, хоть торговля пьяным грибом, хоть содержание веселого дома без всякого дополнительного лицензирования и налогообложения.

Гораздо больше заинтересовала Мема глава «Молчальники». Вот кто знал толк в издевательствах над человеческой природой и характером. Девизом этого братства, наверное, можно было бы выбрать три «не»: не можешь, не смеешь, не имеешь. Было и еще много других «не», менее существенных, зато в изобилии. Некоторые из них Мем выписал себе на клочок бумаги, в который ему завернули пирог. Их он хотел проверить на деле.

Сдав книгу в хранилище значительно раньше оговоренного срока, Мем снова вышел на улицу. С деньгами, но никакой легкости бытия он теперь не чувствовал. Он даже полученных денег на удовольствия тратить не стал. Напротив библиотеки торговали медовыми напитками, хмельными и не очень, а Мем попил воды из фонтанчика под аркой.

Он мог бы чувствовать себя свободнее. С обещанием Рарона решить все его проблемы в Каменных Пристанях он мог бы вообще летать, как вольный ветер. Однако ему положили на плечи этот глупый долг. С накопленными сведениями для проверки можно было податься в три места: к тетушке Ин на Веселый Бережок, к Датару на Чаячий остров или к Нонору в Первую префектуру. Ноги Мема выбирали тетушку Ин, долг перед родиной – Чаячий остров, совесть – инспектора Нонора. Где-то внутри еще болела обида, нанесенная Ясей, но внешне это проявлялось только в том, что у Мема почему-то влево плохо поворачивалась голова. Поэтому получилось, что ноги пошли на Веселый Берег, глаза при этом глядели в сторону перевоза на Чаячий, а совести пришлось хрюкнуть и заткнуться, хотя спиной Мем префектуру позади себя чувствовал.

Из состояния подобной растроенности мыслей и чувств Мема вывели двое стражников и дознаватель из Первой префектуры, которые с перевоза вели навстречу Мему Ошку – похоже, что на допрос к Нонору. Дознаватель был с Мемом не знаком, стражники поздоровались, Ошка глянул странно – на этот раз кафтанов на нем было не два, а целых три, поверх красного и коричневого еще оказался надет синий, очевидно, парадный. Мем прошел еще сотню шагов прямо по улице, потом свернул в переулок, перепрыгнул канаву и забор и оказался в префектуре на сотую часть стражи раньше, чем туда доставили храмового сторожа.

Недолго думая Мем прямиком направился в кабинет Нонора. Не ожидал он только того, что его место окажется занятым. У подоконника, где всегда сидел и переписывал какие-нибудь бумажки Мем, теперь раскладывал стопочку листов какой-то другой парень, ровесник Мему, но не из Каменных Пристаней. То ли новый секретарь, хотя Нонор обычно писал протоколы допросов сам. То ли инспектор взял нового стажера.

Нонор тоже был здесь. Увидев Мема, он склонил набок голову и произнес:

– Если вы намерены присутствовать на допросе, господин младший помощник старшей подставки от чернильницы, лишнего места у меня для вас нет. Вам придется постоять в углу.

Мем был согласен. Новенький коротко глянул на него черными южными глазами и попробовал пальцем заточку стила. Мем его вроде бы не интересовал.

Привели Ошку и усадили на стул посередине комнаты. Переводчик с рыбьего языка вошел следом и устроился сбоку от Нонора. Мем стоял по другую сторону подоконника от новенького, а от Ошки в стороне и чуть позади. Впрочем, он был уверен, что ни на один вопрос инспектор Нонор ответа не получит. Во всяком случае – сейчас. Вопросы такому, как Ошка, надо уметь задавать. Так и вышло. Ошка очень спокойно и мирно игнорировал любые направленные к нему обращения. Новенький старательно записывал вопрос, а под вопросом выводил: «Допрашиваемый не отвечает». Нонор бесился изнутри, но никто, кроме Мема, этого не видел. Потом, когда окончательно стало ясно, что смысла во всем происходящем не много, Мем ткнулся локтем в кирпич завершенного дела о вымогателях, лежащий на окне, подтолкнул и неожиданно грохнул тяжеленную папку на пол так, что на столе у Нонора выскочила из рук и покатилась по документам крышка от баночки с чернилами. Ошка даже не шевельнулся. Не слышал.

– Извините, – сказал Мем, поднял дело и положил его обратно на подоконник. А через сотую долю стражи дело упало опять. Снова подпрыгнули все, кроме Ошки, и выше всех Нонор.

– Поди прочь отсюда, Мем! – заорал он. – Хватит мне на нервы действовать! Вон отсюда! Немедленно!

Мем послушно вышел из кабинета. В коридоре он щелкнул пальцами и ухмыльнулся. Он в точности выяснил то, что хотел: Ошка притворяется глухим. Настоящий глухой обязательно обернется, если позади него падает тяжелый предмет, потому что хоть и не слышит сам звук удара, но чувствует вибрацию пола. Глухая Яся прекрасно различала клиентов по шагам. А притворщик всего лишь старается пройти испытание и думает, что, чем он неподвижнее в момент удара, тем больше у наблюдателей будет уверенности в его глухоте. Теперь осталось выяснить, так ли слеп Датар, как он желает это представить...

* * *

Ошке инспектор Нонор решил отомстить. Он имел право задержать его на сутки за несговорчивость и воспользовался этим правом. Так что Мем зря ждал возле дежурки, что Ошку отпустят обратно на Чаячий. Того препроводили в подвал и посадили там под замок. Зато со второго этажа проворно сбежал новенький и прямиком направился к Мему.

– Послушай, – проговорил он с ходу, – ты же ронял папку нарочно. А второй-то раз зачем?

Мем сверху вниз глянул на этого торопыгу, ростом едва достающего Мему до плеча.

– Тебе какая разница? – спросил он.

Тот пожал плечами:

– Любопытно.

– Любопытно кошке молоко, да в кувшине глубоко, – отвечал Мем, кивнул на прощание и направился к выходу.

Но новенький не отставал. Он снова нагнал Мема на крыльце префектуры.

– Да подожди же, – сказал он. – Меня зовут Иль.

– Угу, – отвечал Мем.

– Меня прислали к Нонору вместо тебя.

– Значит, уже вместо, – понимающе склонил голову Мем. – А мне почему-то не сказали, что я отстранен.

– Извини.

Мем удивился:

– Тебе-то зачем извиняться? Вот уж кто не виноват, так это ты.

– Но дуешься-то ты на меня.

– Да с чего ты взял, что я на кого-то дуюсь? Мне просто непонятно, чего ты вдруг ко мне привязался.

– В префектуре про тебя рассказывают разные интересные истории. Я решил, что с таким человеком следует познакомиться.

– Познакомился?

– Ну...

– Вот и гуляй себе мимо.

– Хорошо, – растерялся новенький и остановился. А Мем пошел дальше по улице.

Ему еще только любопытства к собственной персоне со стороны абсолютно посторонних людей не хватало. Надо же, хмыкнул он про себя. В префектуре о нем истории рассказывают. Интересно какие. Наверняка назло Нонору что-нибудь...

Занятый этими мыслями, он дошагал почти до самого Веселого Бережка, и там, на перекрестке Высокуши и улицы Злато кузнецов, к нему подбежал оборванный мальчик и сказал:

– Дяденька, вас вон туда подойти просят.

Грязный палец мальчишки указывал в сторону двери, над которой висела треснувшая пополам вывеска: «Прачечная».

– Кто? – спросил Мем. – Зачем?

– Какая-то тетя оставила вам письмо, – объяснил мальчик.

В том, что какая-то тетя оставила для него письмо, Мем ничего подозрительного или предосудительного не увидел. Даже наоборот, ему подумалось, что Яся решила извиниться через какую-нибудь свою знакомую из здешних прачек. Девицы из веселого дома по зависти и бессердечию вполне могли бы и не отдать послания Мему или, еще того хуже, затеять его публичное прочтение с хохотом и непристойными шутками.

Мальчик убежал, а Мем, не раздумывая, отворил дверь прачечной и вошел внутрь.

В первом помещении было пусто. Оставив входную дверь открытой, Мем двинулся дальше. Взялся за ручку следующей низенькой полукруглой дверцы и слегка ее подтолкнул. С его ростом надо было бы согнуться почти пополам, чтобы войти в нее.

– Назад! – крикнули ему со спины.

От неожиданности Мем послушался, снова взял дверцу на себя, и очень вовремя: в постирочной свистнула, рассекая воздух, легкая саврская сабля с малым изгибом и тонким клинком.

Давешний навязчивый любознайка Иль быстро подбежал к Мему и стал по правую сторону дверного проема.

– Ты что, на тот свет боишься опоздать? – спросил он Мема. – Кто же сам засовывает голову в ловушку?

Мем, уже понявший опасность, теперь судорожно вцепился в дверную ручку, чтобы дверь изнутри не открыли. Он потерянно молчал. Не окликни его Иль, голова Мема сейчас укатилась бы в зыбкий пар между чанов, а тело лежало бы прямо тут, поперек порога.

– Кто там внутри? – шепотом выдавил из себя Мем.

– Кошке любопытно? Загляни в кувшин еще разок, – пожал плечами Иль.

За дверью было тихо.

– И что теперь делать? – прошептал Мем.

Ни у него самого, ни у Иля не имелось с собой сравнимого с саврской саблей оружия и не было никакого представления о количестве прячущихся по ту сторону двери врагов. Если бы Иль сказал сейчас «бежим отсюда», Мем, пожалуй, был бы с ним полностью согласен. Но Иль такого не сказал. Он цепко оглядел приемную прачечной и изобрел план следующих действий. Ухватил продолговатый неуклюжий тюк с бельем, подмигнул черным глазом Мему и произнес одними губами:

– Отпусти дверь.

Мем выполнил то, что было велено, и посторонился. Дверь мгновения три оставалась неподвижной – ошеломленный первой неудачей противник затаился в постирочной. Потом Илю надоело ждать, он ногой вшиб внутрь створку и толкнул тюк в проем. Мутные маленькие окна пропускали в приемную не очень много света. В постирочной было светлее, но мешал вязко плывущий от чанов пар. Поэтому тюк вполне сошел для обладателя сабли за человека, тот бросился в атаку, лихо проткнул тряпки и намертво в них увяз, потому что Иль повернул тюк с бельем под углом к плоскости сабли и чуть не вывернул нападавшему руку.

– Бежим отсюда! Их много! Окружают! – раздался окрик из глубины постирочной.

Храброго северянина дважды приглашать не понадобилось. Он выпустил застрявшее оружие и дал деру – надо признать, довольно быстро и успешно, поскольку Иль припоздал, разгребая себе дорогу среди рассыпавшегося белья, а Мема слегка прихватил столбняк – перед глазами у него по скользкому полу между чанами все еще катилась его собственная голова. Кинулись в погоню они одновременно и тут же застряли в неудобно маленьких дверях.

Когда же Мем и Иль разобрались между собой и выскочили через черный ход постирочной, двое северян были на полквартала впереди и во все лопатки утекали по улице Златокузнецов к каналу. Из какого-то бокового переулка или двора выскочили два других человека и, на ходу переворачивая воротники с полицейскими значками, устремились следом, еще кто-то лез на подмогу через забор, заткнув за пояс полы кафтана.

– Ну, – оглянувшись на мгновение, обронил Иль. – Вовремя...

Мем поначалу не оценил достойно все разворачивающееся действо, и только когда два злоумышленника добежали до конца улицы и там один споткнулся и упал, а второй кубарем скатился вниз по склону, до Мема кое-что начало доходить. Но тут думать опять оказалось некогда. Упавшего первые двое преследователей, дружно оглянувшись, оставили им с Илем, и распорядился об этом Иль, махнув им на бегу ловить второго. Упавший тем временем вскочил, попятился к стене, вытащил из рукава изогнутый нож-потрошитель с устрашающе зазубренным выгнутым лезвием и повел им в воздухе, давая понять, что так просто не сдастся. Мем приостановился – он был безоружен, а против такого ножа кулаками не больно помашешь. Сначала надо было присмотреться. Зато Иль совершенно бесстрашно проскользнул мимо него, довольно ловко увернулся от лезвия, поймал мерзавца за руку с ножом и... Мем не понял, как это могло произойти, но тарг странным образом отклонился назад, а потом опустился перед Илем на колени и стал падать вбок, стиснув зубы и выронив нож. Иль при этом всего лишь держал его за сжатый кулак и только в последний момент подковырнул под плечо носком сапога, перевернул негодяя лицом вниз и заломил ему руку за спину. В это время на помощь подоспел тот третий, который лез через забор, и Иль тут же отступил от поверженного тарга, брезгливо отряхнув белые ручки с красиво подточенными ногтями. Последний из его помощников, неодобрительно посматривая на Иля, начал вязать преступнику локти.

Мем так и остался не у дел – стоять в стороне, хлопать глазами и вспоминать, как матушка учила его разбираться в девицах: если руки белые и нежные, а ноготки выровнены, значит, бездельница. Мем совсем ничего не успел сделать, кроме как неудачно подставить голову под полет саврской сабли. Между тем по всему похоже было, что Иль, хоть в префектуре новенький, и руки у него словно у девицы-бездельницы, но к засадам и уличным погоням привычен куда больше Мема. Его происшедшее ничуть не взволновало. Азарт в глазах быстро погас, на щеках лишь слегка проступил от быстрого бега румянец. А Мем до сего дня никогда не сталкивался с людьми, которые без угроз, без предупреждений, без ссоры и без разговоров, обманом заманивают в ловушку и там сразу рубят голову, не задав даже для приличия ни одного вопроса. Мем был не трус. Он умел драться и дрался. Но не так.

Он несколько раз глубоко вдохнул и сжал кулаки, чтобы унять накатившую дрожь.

– Тебя Рарон не предупредил, чтоб ты поберег свою шкуру? – поинтересовался Иль, глядя в ту сторону, куда удалились беглый тарг и двое его преследователей.

Мем покачал головой:

– Нет.

– Понятно. Вполне в духе Домового – предоставить тебе выживать, как сумеешь. А не сумеешь – сам дурак.

Мем спросил:

– Тебя к Нонору Домовой приставил?

Иль покачал головой:

– Не совсем так, но что-то вроде.

Мем чувствовал неловкость за то, что разыгрывал из себя на пороге префектуры значительную персону и грубо отвечал, хотя Иль подошел к нему с мирным и дружелюбным разговором.

– Как ты его заставил лечь? – кивнул он на задержанного преступника, которого в это время придирчиво обыскивал третий из людей со значками на воротниках.

– В каком смысле? – не понял Иль.

Мем изобразил движение рук, которым Иль поборол негодяя. Подходящих слов для описания ему в этот момент в голову не пришло.

– А, – догадался Иль и махнул рукой, словно на пустяк. – Болевой прием. Очень простой.

– Покажи, – попросил Мем.

Иль взял его за подставленный кулак и с легким поворотом нажал на кисть в таком неудобном для Мема направлении, что Мем от неожиданной боли задохнулся и сразу покосился туда, куда наклонял его Иль.

– Запомнил?

Мем кивнул и потер ноющее запястье.

– Тогда дай обещание, что никогда не используешь его против меня, – очень серьезно попросил Иль и снова посмотрел через плечо в сторону канала.

– Обещаю, – немного растерянно проговорил Мем.

У этого коротышки получалось командовать. Сейчас, на дневном свете и присмотревшись внимательнее, Мем видел, что глаза у того разного оттенка: один темно-карий, а второй непроницаемо-черный, словно без зрачка. Черные волосы Иля почему-то оказались обрезаны чуть ниже плеч и оттого были слишком коротки для настоящей погребальной косы. Он их не заплетал, а просто связывал на затылке шейным платком и прятал за шиворот, – теперь они выбились и растрепались. И, несмотря на небольшой рост, в ухоженных пальцах Иля скрывалась железная сила. Мем бы даже сказал, сила, сравнимая с его собственной, если ему не показалось с перепугу. Сейчас он глядел на нового помощника Нонора с гораздо большим уважением, чем прежде.

– Так зачем ты дважды ронял дело? – по-прежнему не поворачивая к Мему головы, поинтересовался Иль. – Ведь не для того, чтоб досадить Нонору?..

– Когда некая вещь случается дважды – это неспроста, – постарался объяснить Мем. – Ошка мог случайно не обратить на меня внимания однажды. Но дважды проигнорировать был не должен. Раз он ни разу не обернулся, значит, на самом деле он не глухой.

– Возможно, он и не глухой. – Тут Иль повернулся и задумчиво посмотрел на Мема снизу верх. – А я спас тебе жизнь, – напомнил он.

– Я благодарен, – искренне признался Мем.

– Благодарность мне нужна не на словах, а на деле. Давай заключим сделку. – Иль улыбнулся точь-в-точь как Рарон – одними уголками рта. – Я хочу знать результат твоего расследования о тыкве за восьмую часть стражи до того, как о нем узнает Домовой.

И тут Мем понял. Он отступил от Иля назад. Если бы не серьезность самой догадки, он даже хлопнул бы себя ладонью по лбу или воскликнул бы что-нибудь неприличное в адрес своего прежнего скудоумия.

Предупреждение Рарона о том, чтоб Мем не удивлялся, если встретит в префектуре необычных гостей, интересующихся ходом расследования. Черные волосы, небольшой рост, разные глаза (благодарение Небу – настоящие глаза, а не один стеклянный, как приписывает молва), сопровождающие за каждым углом и забором... Да Мем же послал сегодня гулять мимо самого государя Аджаннара!..

Со стороны канала, куда все время обращался взгляд государя, наконец-то показались две понурые фигуры преследователей; по их походке сразу ясно было, что погоня окончилась неудачей. Очевидно, тарга поджидала лодка и, может быть, с гребцами.

Мем поклонился:

– Как прикажете, госу...

– Господин Иль, – жестко перебил Мема император. И повторил еще раз, мягче, но очень настойчиво: – Господин Иль. – Помолчал и добавил: – А ты догадливый. По тебе так прямо не скажешь, насколько ты догадливый. Значит, мы договорились?

Мем наклонил голову еще ниже.

– Вот и отлично, Мем. Ты будешь делать все по-своему, Нонор по-своему, Домовой по-своему, а я по-своему. Но в конце пути мы встретимся. Если нужна будет помощь – оставь мне записку на вахте в префектуре. На имя Иля, конечно же. И никому там не вздумай... – Черные глаза опасно сощурились.

Мем поспешно кивнул.

– ...А теперь иди куда шел. Никогда больше не суй свою голову под саблю так опрометчиво, как ты это сделал сегодня.

Мем, не чувствуя под собой дороги, развернулся и походкой лунатика пошагал прочь. У него совершенно вылетело из головы поинтересоваться или хотя бы посмотреть, куда доставят собственноручно задержанного государем тарга. Он разговаривал с императором! И не просто разговаривал – он сначала послал его, а потом вместе бегал по улице и за руку держался!

Рассказать кому в Каменных Пристанях или на Веселом Бережке – на смех поднимут, как самого распоследнего завравшегося сказочника. Это надо же – дело о тыкве оказалось настолько серьезным, что даже государя выманило из Царского Города и заставило бегать по улицам Рабежа! Такое в самом деле только в сказках бывает!

* * *

От Тайной Стражи в префектуру поступил подарок: человек, который, может быть, причастен к убийству тайного агента Мероя.

Инспектор Нонор только разложил на столе плетенку с домашними пирожками и поставил на жаровню чайник, как с грохотом и топотом ему, а заодно всему второму этажу сообщили эту радостную весть. Пришлось все убирать обратно.

Присланный вместо Мема новый секретаришка куда-то запропастился. Впрочем, Нонору было безразлично. Толковой помощи с этих малолеток все равно не дождаться. Зато со своим секретарем приперся Дин. Он расследовал другое убийство – смерть трактирщика с Веселого Берега – и уже полностью был готов сдавать дело в архив, поскольку сапоги у задержанного были заметные, наследил он возле трактира много, по собранным со свидетелей приметам всяко получалось, что он виноват, да и отнекиваться он не собирался. В ответ на любые вопросы пожимал плечами, а это вполне можно было расценивать, как признание вины.

Однако когда пойманного злодея привели и два тарга – северянин-преступник и столичный инспектор – посмотрели друг другу в глаза, Нонора ожидало разочарование. Тарг-то тот был тарг, да с клеймом родового слуги на щеке. Где-то на улице слугу макнули физиономией в лужу, краска размылась, и из-под потеков грязи и грима проступили светло-розовые полосочки фамильного герба и вензель. А значит, если господин не прикажет говорить о себе и своих делах, слуга об этом не проронит ни слова. Ну, допустим, имя господина можно выяснить по клейму, но допроса опять не получится. Везет же Нонору на молчальников – и сегодня, и вообще.

Вместо составления протокола Нонор долго разглядывал привязанного к допросному стулу слугу, потом спросил одну-единственную вещь:

– Ты в грязь-то поперек дороги нарочно упал, чтоб от своего господина внимание отвлечь?

Слуга одобрительно глянул на Нонора: надо же, столичный червяк, а понимает, – и показал глазами: «А разве я мог по-другому?»

– Ну, все с вами ясно, – сказал, ни к кому особо не обращаясь, Нонор и завинтил крышку на чернильнице. – Подождем, пока поймают твоего господина.

– Это все? – удивился Дин, удобно усевшийся нога на ногу и настроенный слушать дельную и долгую беседу опытного инспектора с предусмотрительно обмакнутым мордою в лужу подследственным.

– Хозяина его ловить надо, – объяснил Нонор. – Этот без хозяйского распоряжения даже непотребного звука не издаст, хоть на куски его разрежь.

Дин кровожадно ухмыльнулся:

– А может, разрезать?

– Разрезать? Попробуй. Забирай его себе, если хочешь. Мне со слугой говорить не о чем. Он против меня рождением не вышел.

Тут Нонор взял с сейфа тряпочку, которой в его кабинете вытиралась пыль, и стер с лица слуги остатки маскировки. Герб был незнакомый, изображал то ли кошку, то ли рысь, вписанную в вензель «Ар-И».

Дин полюбовался на клеймо и скривил физиономию. Хлопнул в ладоши. Пришли двое из его десятка и забрали слугу. Вместе с допросным стулом.

Надо признаться, Нонору версия Тайной Стражи, будто Мероя убили северяне, околачивавшиеся на Веселом Бережку, не казалась верной и хоть сколько-нибудь подходящей под высмотренную им модель отношений Чаячьего острова с внешним миром.

Конечно, у северного господина могли банально кончиться деньги или случиться любая другая финансовая неприятность. Но добывать деньги воровством, да еще воровством из храма? Даже если он знал, что в храм наведываются богатые дамочки. Для северянина-единобожца это стало бы возможно, если бы произошел конец света, и ни днем раньше. Скорее северянин решился бы на простейшую «кражу с криком» – уличный грабеж.

На человека, имеющего тесные отношения с Царским Городом, тарг-хозяин тоже не казался похожим. Когда в Столице хотят сделать заказ наемному убийце, к высокорожденным не обращаются. Человек, имеющий личный герб, исполняет либо собственную волю, либо волю главы клана, если его земли присоединены к клану. Судя по зверю в клейме, они присоединены. Внутренняя организация клана устроена по военному образцу, так что целенаправленно убивать без приказа большого хозяина малый хозяин не может. Если малый хозяин кого-то убивает, значит, это случайность. Или приказ. Следовательно, и поймав малого хозяина, без одобрения главы клана ответа не дождешься.

Мерой, конечно, мог наступить северному господину на любимую мозоль. Но тогда разбирательство последовало бы немедленно, и северяне гнались бы за Мероем сами, а не наоборот. И оружие не совпадало. Северяне вооружены были по саврскому образцу, а Мероя убили воровским стилетом. Что же касается следов, то со следами вовсе была беда. Вокруг трупа агента набродили в чем-то грубовато-растоптанном, в чем ходит по весне всякий человек в городе, но северяне-то были обуты во вполне отличные от городской обуви военные сапоги...

А вот повод убивать Мероя у северян был. Господин Мерой занимался на Веселом Бережку тем, что собирал доносы: о неблагонадежных гражданах – в частности, и о столичных умонастроениях – вообще. Место для подобной деятельности там было благодатное. Под хмельком да рядом с девочками даже очень строгие и воспитанные люди могли расслабиться и не в ту сторону протянуть язык. И в последнее время по Столице пошел скверный слух, будто государь Аджаннар ненастоящий, а настоящий скоро сыщется, и не где-нибудь, а на Севере, и вот тогда северяне установят Справедливость не по фальшивому и продажному столичному образцу, но по своему истинному северному оригиналу. Распускали эти слухи сами же северяне, и среди столичных бездельников находились такие, которые эти слухи размножали и поддерживали. То, что империя Тарген Тау Тарсис всего лишь на треть Север, а на две трети Юг и Центральные провинции, северянами в разговорах об истинной, грядущей с Севера справедливости почему-то в расчет не бралось, а уж государю Аджаннару и подавно не понравилась бы новость, будто он ненастоящий. Да и не для того Тарген сорок с лишним лет ждал своего императора, чтоб через год заявить: этот государь неправильный, хотим другого. Император – не чулок, чтоб сегодня хотеть синий, а завтра красный в желтую полосочку. Происходили от императора новшества, которые не нравились Нонору, но происходили и те, которые нравились, например, повышение жалованья и грядущий пересмотр чиновничьих рангов, которого при республике столько лет ждали зря. Поэтому инспектор Нонор, как тарг не северный, но столичный, был в этой истории на стороне императора и закона и против тех, кто распускает об императоре мерзкие слухи. От этой печки Нонор и решил танцевать.

* * *

Мем приплелся в лицей, уже совершенно утратив представление о времени, месте и сообразности собственного существования. Плюхнулся в одежде на кровать, закинул на спинку ноги и долго смотрел в потолок. Особенно радужных картин будущего перед его мысленным взором не рисовалось. Он просто думал: «Ух ты!.. Вот это да!.. Это же надо!.. Бывает же!.. Здорово!..» Если учесть, что восьмую часть стражи назад ему чуть всерьез не отрубили голову, то настроение, в котором пребывал сейчас Мем, было прямо-таки неприлично, неоправданно, бездумно хорошим.

Пробудил его от приятного ничегонеделания Агастра, заглянувший проведать свой запас сухарей, хранившийся втайне ото всех под матрасом. Была у Агастры такая необъяснимая странность. О тайных сухарях, которые раньше сокрыты были в сундуке под учебниками, знали все в спальне и однажды, рассказав на ночь страшных сказок про северных колдунов и пещерных ведьм, подменили Агастре сухари на большую сушеную жабу, дохлого голубя и горсть садовых слизней. Агастра ничего не сказал по этому поводу своим соученикам и соседям, но сухари перепрятал.

– Вот здорово! – удивился Агастра, увидев Мема, мечтательно глядящего в потолок. – А нам сказали, ты в префектуру на службу принят и учиться больше не будешь...