Текст книги "Секс-опекун по соседству"

Глава 9. Алла

Часто удивлялась тому, как снимают порно. Да еще и с разных ракурсов, на протяжении нескольких часов. Но пока не испытаешь на своем личном опыте, ничего и не поймешь.

Даже не осознавала, насколько это сложно и изнурительно!

Нужно сделать все так, чтобы захватить в кадр самое важное, чтобы свет хорошо падал, а эмоции на лице четко прослеживались. Без кривляний.

Так что прямо сейчас мне предстоит постараться изо всех сил. Ощутить, как трудно работать в порно индустрии. Вот только мне сложнее, ведь второго дубля не будет и самое главное…. Как не заржать, когда Николай так сладко и протяжно стонет: «Алла!», уверенный, что толкает член мне в рот.

Это и правда очень смешно. А на самом деле трахает Филиппа, который с огромным удовольствием, словно собака, завидевшая палку, бросился на его тонкий член и заглатывает так глубоко, что становится страшно за его здоровье.

Я бы точно так не смогла, вбирать настолько глубоко, до самого конца, чтобы яйца с силой шлепали по подбородку. Но ничего. Тот даже причмокивает, руками поглаживает гладко выбритые яйца.

И, видимо, не врут, когда говорят, что лучше всех минет делают как раз-таки мужики, потому что хорошо знают, как может понравиться партнеру. Или я это придумала… В любом случае… Стоны Николая настолько искренние, что я шокировано пялюсь на данное представление.

– О, да, детка… Так мне еще не сосал никто…

«Не сомневаюсь», – смеюсь про себя и продолжаю снимать интересное кино.

Да, такого в моей жизни тоже не было и вряд ли когда-то будет, поэтому я наслаждаюсь по полной. Интересно же я придумала… Впервые так жестко. Обычно ограничивалась оставлением без одежды или разбитой тачкой. Но по поступку и наказание.

Направляю камеру на лицо Николая, которое поддернуто дымкой похоти и страсти. Галстук с его рта я специально сняла, чтобы были слышны его стоны и пошленькие высказывания. Далее на лицо Филиппа, что был совсем не против и с жадностью заглатывал чужой конец, одновременно массируя себе анус пальцами. Затем продвигается вперед и целует хозяина вечеринки, перемещается таким образом, чтобы его задница оказалась напротив заветной цели.

И спустя пару мгновений его член полностью оказывается в заднице Филиппа, который выгибается и стонет как сучка.

А я чувствую, как от происходящего меня начинает мутить. К такому нельзя привыкнуть или начать относиться проще. И дело не в двух мужиках, а просто это все слишком для моего восприятия.

Даже выглядываю в окно, чтобы отвлечься и дать мальчикам порезвится вовсю, как вдруг замечаю Тамерлана.

Собственной персоной.

Мамочки…

Так и знала, что он приедет лично.

Пока сердце отсчитывает удары, он общается с парнями из охраны, а затем резко, словно почувствовав мой взгляд, поднимает голову.

Я в момент прячусь, держась за сердце, и думаю, а что, собственно, делать дальше?!

Но дело надо закончить, и я быстренько вынимаю флэшку из камеры и прячу себе в сумочку, краем глаза продолжая наблюдать за гейской еб*ей, которая кончается бурным оргазмом. Капец. Такого даже в порно не видела. Настолько ярко это было, словно они оба насладились лучшим сексом в своей жизни.

Немного завидно, наверное. Ведь мне не было так хорошо, когда Тамерлан два года назад драл меня. Он ведь не думал обо мне, а только наслаждался собой и моей покорностью. Эгоистичный ублюдок, которому стоит преподать еще не один урок.

Филипп, помогая себе рукой, сбрасывает сперму на постель, а затем, пошатываясь, идет в ванную, а у меня есть лишь доли секунды для того, чтобы подумать о своих дальнейших действиях.

Думай, Алла, думай!

Решение приходит мгновенно, план, который поможет убить сразу двух зайцев. И я быстро ложусь к Николаю, накрываю нас одеялом, одновременно снимая с него наручники и повязку с глаз, а с себя трусики. Все должно быть правдоподобно.

Улыбаюсь во все тридцать два.

– Понравилось?

– Ты лучшая…. – он, весь такой удовлетворённый, довольный как котяра, налакавшийся жирной сметаны, хочет меня поцеловать, но я подставлю шею именно в тот момент, когда заходит в комнату Тамерлан.

Вот сейчас начнётся главное веселье. Но вместо эйфории по телу пробегает озноб.

– В чем дело?! – орет Николай, собственнически прижимая меня к себе. – Не видишь, занято! Пошел вон!

Тамерлан молчит, цепким взглядом осматривает комнату и постель, а самое главное разбросанные шмотки. Морщится так, словно лимон проглотил.

– Что такое? Не ожидал, что я успею отсосать другому? – спрашиваю ошарашенного Тамерлана.

Мне даже кажется, что на его лице мелькнуло разочарование. Или боль? Тамерлан сжимает кулаки, затем разжимает, а Николай продолжает орать.

– Я сказал, вышел!

Тамерлан берет себя в руки и уже более спокойно произносит:

– Аллу Мельникову ждут в полиции по обвинению в хранении и распространении наркотиков. Сейчас она уйдёт со мной.

– Где ордер? – не отстаёт парень, щупая меня за зад.

– Оставил в машине, – отвечает Тамерлан, не сводя с меня агрессивного взгляда. – Алла…

– Я никуда не пойду, не видишь, я влюблена в нового любовника, и мы продолжим заниматься страстной любовью в этой страстной постели! – что я несу? Но надеюсь, что он не такой дурак, чтобы прилюдно набрасываться на сына мэра?

В подтверждении своих слов накидываю на Николая обнаженную ножку, мелькая задницей, показывая, что мне тут вполне комфортно. Надеюсь на то, что Тамерлан уйдет в закат, как это сделал два года назад.

Только никак не пойму, почему эти мысли вызывают острую боль в груди? Агония – это хорошо, действует отрезвляюще.

– Не волнуйся, – хрипит Тамерлан, быстро и решительно подходит к кровати и, завернув меня в одеяло, резким движением закидывает к себе на плечо, как первобытный человек. – Теперь твоим любовником будет правосудие.

Николай еще что-то орал вслед, а я только и успеваю, что схватить сумку и продолжать висеть на плече этого неотесанного гиганта.

Неужели даже это его не отвернуло?

– Отпусти, а то я все папе…

– Расскажи, и он снова упечет тебя в клинику, раз я не справляюсь, – рычит мужчина так пугающе, что я на мгновение сжимаюсь.

Нельзя показывать свой страх! Животное это сразу почувствует. Надо надавить на больное, сказать то, что может ему не понравиться.

– Да ты просто ревнуешь, что я самозабвенно сосала не тебе. И его член больше твоего! – смеюсь я, пока он заталкивает меня в машину. Затем садится сам и куда-то везет.

Долго так, не в сторону Москвы, от чего становится крайне не по себе.

Чего это он задумал?! Что за тяжесть в груди?

Почему у меня ощущение, что между нами словно нависают темные тучи? Или все же…

– Мы куда? – все же решаю спросить, когда времени проходит уже прилично.

Тамерлан молчит, его напряженное состояние я вижу по шее и скулам, которые готовы лопнуть, как и пульсирующая на виске венка. Кажется, дела, Аллочка, наши плохи…

Но сдаваться нельзя!

– Тамерлан! – кричу ошалело, толкая в его стальное плечо. – Куда. Мы. Едем?

– Рот закрой. Сегодня ты потеряла право что-либо спрашивать или говорить.

– Что? Да как ты смеешь?! – ору я, на что Тамерлан резко останавливается и рукой тянется к моей шее, которую тут же крепко сдавливает.

Притягивает лицо к себе. В его глазах горит опасный огонёк. Зубы скрипят.

– Шлюхи не говорят, шлюхи трахаются. Сосут. Подставляют жопу, – говорит с отвращением. – И сегодня ты мне это доказала. А я сейчас докажу тебе, что весь твой гонор лечится одним простым действием.

– Что? Снова изнасилуешь меня?! – хохочу ему в лицо, на что он скалится так, что мне становится поистине страшно за свою жизнь. Мало ли, что у бывшего киллера в его больной, извращённой голове.

– Ты будешь умолять меня об этом, – говорит тихо и отпускает так, что я закашливаюсь и вижу сквозь непрошеные слезы, с каким безумием во взгляде он разгоняется, а через несколько километров резко сворачивает в сторону леса.

Кажется, все. Конец близок.

И я хочу спросить, куда он, но слова пропадают вместе с тем, как мы на внедорожнике заезжаем вглубь все дальше и дальше.

Глава 10. Алла

– Выходи, – гремит приказ, и я инстинктивно сжимаюсь, забиваюсь в самый дальний угол салона.

Оглядываю местность и ужасаюсь, ведь за окном непроглядный лес! Деревья стоят так плотно, словно ноги какой-нибудь скромницы. А кроны в лучах заката окрашены в кроваво-красный цвет. Скоро сумерки, скоро ночь.

Я никуда не пойду! Ни в коем случае.

– Ты не посмеешь! – кричу на него и натягиваю одеяло до подбородка. – Ты с ума сошёл? Маразм на старости лет?!

Он лишь пожимает плечами, и в следующее мгновение выходит из машины.

Я тут же бросаюсь к рулю, но этот урод забрал ключи. Оборачиваюсь и вижу, как он подмигивает мне, пока открывает багажник. Лучше уж безэмоциональное выражение лица, чем ехидная ухмылка.

От этого становится еще страшнее. И что мне делать? Закрыть двери? Щелкаю кнопку водительской двери и продолжаю обдумывать дальнейшие действия, но звук открывающейся пассажирской вызывает мой вскрик.

Тамерлан наклоняется ко мне, и я замечаю связку веревок на его плече, забиваюсь в угол и качаю головой, предполагая самое страшное.

Не вешать же он меня собрался? Хорошо хоть лопаты нет. Но, знаете… Это как с алкашами и проститутками. Бывших киллеров не бывает.

В его глазах горит такой извращённый огонь, что от страха голова начинает кружиться. Если он хочет, чтобы я пошла с ним, ему придется вырвать меня вместе с сиденьем.

– Тамерлан, что ты задумал?

Он снова не отвечает, лишь тянет руку и мертвой хваткой цепляется за одеяло. Пара секунд борьбы, и оно летит в сторону леса. Затем теряется в высокой траве.

Я же свожу бедра и держусь за руль, качаю головой, мысленно обещая себе стоять насмерть и не дать выдернуть себя из теплой, безопасной машины. Но Тамерлану на мои обещания плевать и уже через мгновение я ощущаю всем телом прохладу густого леса.

Как?! Как… Сколько же сил в этом мужике.

– Тамерлан! Мы так не договаривались! – пытаюсь вырваться из крепкого захвата, пока он тянет все дальше вглубь леса. – Опусти меня, животное! Папа узнает, он тебя убьет! Он тебя на ленты изрежет!

Начинаю отчаянно сопротивляться, царапать его руку, кусаюсь так, что чувствую металлический вкус крови на губах. Это помогает мне вырваться и рвануть в сторону машины. Но я тут же спотыкаюсь об ветку и падаю лицом в траву, больно ударившись подбородком.

Но я не сдамся, я не могу позволить унизить себя и ползу вперед, но вдруг, чувствую сверху невыносимую тяжесть, и эмоции берут верх над разумом. Начинаю орать и брыкаться изо всех сил, пока Тамерлан спокойно дышит в затылок.

Вот здесь начинается нешуточная борьба. Не на жизнь, а на смерть. Я стараюсь, как могу. До того момента, пока он не переворачивает меня на спину и не накидывается жёстким, жалящим поцелуем, больше похожим на насилие моего рта. Или демонстрацию того, что скоро там может оказаться предмет более крупный, чем его грубый язык.

Я дергаю его за волосы, желая вырвать клок побольше. Впиваюсь ногтями в шею и рычу в рот, как умалишенная. Знаю же, что сейчас мне настанет кранты, не верю его страсти, он меня не пожалеет.

Но безумие прекращается, и он резко встаёт вместе со мной на руках, даже не пошатнувшись, пока у меня перед глазами от ненависти и гнева все расплывается.

Дышать не могу. В мозгу вывеской горит лишь одно желание.

Убить ублюдка.

– Что ты… Что… ты делаешь?

Дрожу от негодования, когда он кидает под дерево, неизвестно откуда взявшееся одеяло, затем грубо садит меня на него, спиной к стволу.

Все мои попытки вырваться бесполезны, а глаза раскрываются все шире, когда Тамерлан ловко обворачивает веревку вокруг талии, привязывая…

Привязывая!?

Какого хрена, мать вашу!?

– Жаль, у меня с собой нет крючков…

– Что? Зачем? – меня парализует страхом.

– Привязать тебя за соски к клитору.

Я бы закрыла уши, да не могу!

– Ты болен, Тамерлан… – произношу, находясь в шоке от происходящего, а он продолжает делать тугие узлы за стволом и любоваться своей работой.

– Такой вот покорной ты нравишься мне гораздо больше.

– Скорее ад замерзнет, чем я покорюсь хоть одному мужчине! Тем более тебе! Лучше смерть! – ору и плюю ему в лицо.

Тамерлан стирает слюну, еще мгновение смотрит, напряженно двигая челюстью.

Вот сейчас ни капли не смешно. Особенно, когда его шершавая ладонь царапает нежную кожу шеи, а по телу маршируют мурашки. Но я даже вида не подам, отправлю их в наряд и заставлю копать землю. Прикажу зарыться как можно глубже. Потому что я не буду возбуждаться от этого урода, даже когда его пальцы нежно касаются ключиц, даже когда дыхание опаляет губы.

И правильно, потому что в следующую секунду Тамерлан до предела натягивает лямки лифчика, так что они с силой впиваются в кожу, а затем с треском рвутся. Лифчик летит в сторону, а я кричу от боли, но резко глотаю крик, когда его пальцы щипают, оттягивая соски.

Вижу, что его терпение на исходе, что ещё немного, и он снова на меня накинется. Животное. Только я не готова, я совсем беззащитна и это пугает до первобытного ужаса, когда ты не можешь владеть ситуацией, не можешь отстаивать свою честь и жизнь.

Неизвестно, какие извращения он сможет воплотить в реальность. А по его дуреющим глазам видно, что тьмы там больше, чем разума. И я должна попытаться использовать его похоть.

Я должна сделать хоть что-то!

– Уверена, сексом в машине нам будет заниматься гораздо удобнее… – говорю ласково, ноги призывно раздвигаю и облизываю распухшие после поцелуя губы. Он отшатывается и словно приходит в себя. Смотрит презрительно, почти с отвращением.

– А я уверен, что тебе необходимо проветрить куриные мозги, – говорит он и, отпустив грудь, разворачивается и уходит.

Что? Что?

Просто уходит?!

– Тебе лечиться нужно! Ты больной ублюдок! – ору так, как никогда в жизни, но он продолжает идти все дальше, полностью скрываясь из вида. А мне только и остается осматривать густой лес, окрашенный закатными красками, и на панике кричать снова. – Тамерлан! Тамерла-ан! Не уходи! Если ты меня сейчас отпустишь, я забуду об этом! Я ничего не скажу отцу!

Глава 11. Алла

Он, что, бросил меня одну в лесу? Он бросил меня в лесу. Просто развернулся и ушел, словно охотник из сказки про Белоснежку. Но тот хотя бы к дереву не привязывал. А этот?

Еще и голая! И даже за одеяло я не скажу спасибо, потому что по нему определенно кто-то ползет!

Попала так попала.

– Тамерла-ан! – ору я и наблюдаю, как сумерки стремительно сменяются ночной тьмой. Как последний свет перестает просачиваться сквозь кроны деревьев, а прохладный ветер усиливается.

Я его убью… Если выживу. Если… Быстро начинаю вспоминать, какие звери водятся в этих лесах, но, похоже, животное здесь только одно. И оно оставило меня на корм муравьям, клещам и комарам? Бессердечный мужлан.

Интересно, что он скажет моему отцу? «Извините, полковник, переборщил с методами воспитания», – пробурчит, указывая на мой холодный труп.

А я ведь восстану. Я ему в каждом сне буду сниться.

Я на него проклятие вислой письки нашлю…

– Тамерла-ан!

Боже. Понимаю, что орать можно сколько угодно, только это не поможет. Становится все труднее не обращать внимание на ужасный холод, что пробирает до костей.

Голова начинает раскалываться. Ноги поджимаю к себе и пытаюсь мыслить позитивно.

Я еще жива – какая прелесть…

Идиоты психологи, которых после клиники нанял отец, тоже учили мыслить позитивно.

Сюда бы их всех. В эту мега позитивную обстановку. Их жирные задницы должны понравиться муравьям гораздо больше. Только вот фантазировать можно что угодно, например, как в муках умирает Тамерлан, но положения вещей это не меняет.

Я все так же привязана к стволу дерева, кора царапает спину, а в задницу упирается какая-то палка.

Ночь становится непроглядной, а я пытаюсь понять, сколько времени провела на привязи. И еще пытаюсь не реветь от страха, когда рядом раздается сначала шорох, а затем треск веток.

– Здесь нет животных, – убеждаю я саму себя.

Хотя, возможно, в арсенале Тамерлана завалялась парочка генетически модифицированных зверушек.

Нет, я не умру, раз за разом звучит в моей голове. Только вот ужаса, что сковывает все тело, это никак не отменяет.

Закрываю глаза. Сжимаюсь, чувствуя жжение в области талии, от веревок, которыми он так туго меня привязал. Пару раз дёргаюсь, но понимаю, что выбраться не удастся.

Ещё шорох.

– Я не боюсь. Это ветер. Я не боюсь. Я не боюсь… Убью козла. Я не боюсь. Не боюсь я! – зубы клацают, истерика накрывает плотным коконом, как вдруг до меня доносится новый шорох, уже совсем близко, а затем чувствую на шее пальцы и истошно ору на весь лес.

Это конец, это п*здец.

Огромная рука накрывает мой рот, заставляя замолкнуть. И сквозь страх, запахи леса и слезы я осознаю, что за чудовище передо мной.

Он считает, что победил меня. Он думает, что теперь я у него в руках или у его ног. Значит, не будем его разубеждать. Тем более в темноте врать удобнее.

– Я… Я так рада, что ты вернулся, – придаю голосу более жалобный тон, а в голове так и пульсирует, что прикончу ублюдка. Только бы отвязал.

– Неужели… – хмыкает скептически, явно не поверив моим словам.

– Мне было так страшно, – чуть ли не рыдаю, хотя слезами на него вряд ли можно подействовать. Но попробовать все же стоит. – Вдруг бы меня загрызли волки!

– Здесь не водятся волки… – а, по-моему, один стоит прямо передо мной.

– Ну, я же не знала этого! Я так испугалась, – дернулась к его тёплому телу. – Я так хотела к тебе.

– Хочешь обратно? – в темноте, по голосу различаю улыбку, а по его горячей руке, что устроилась в области пульса на моей шее, желание. – Сейчас ты будешь просить прощение.

Отлично. Пошёл на контакт, это почти победа.

– Прости… – тут же говорю я, но его рука давит на артерию, а голос звучит прямо возле уха.

– Нет, дрянь. Разве так нужно прощение просить? Просят на коленях и с членом во рту. Или ты проявишь гордость и останешься здесь на ночь?

Ну, уж нет.

Я проявлю ум, а гордость пусть дуры проявляют.

– Я готова извиниться… – тяжело сглатываю. – Как ты захочешь.

Внутри теплица надежда, что он таким образом проверяет меня и сейчас просто отвяжет, и отведет домой. Но все мечты, которые я лелеяла, как обычно разбиваются топором реальности.

– Я сейчас покажу, как я хочу, – с этими словами он выбешивает меня до предела тем, что расстёгивает ширинку.

Это я понимаю по звону молнии, а затем чувствую стойкий запах его смазки, что вдруг размазывается по моей щеке. И вот уже губ касается сухая крупная головка.

Если бы сейчас не было так темно, и Тамерлан видел мой убийственный взгляд, он бы вряд ли доверил мне столь ценный орган.

Что за фетиш заниматься этим в лесу?

– Не торопись, извиняться тебе придется очень долго и тщательно, – шепчет он и пихает мне в лицо член.

«Нет, нет…», – орет внутренний голос, теперь он точно будет думать, что я шлюха.

Но разве не этого я добивалась. А теперь еще и надо внимание усыпить.

Тамерлан грубо хватает меня за щеки, сжимает мой нос и ждёт, пока в лёгких закончится воздух.

– Хватит думать, Алла, соси.

Ненавижу. Ненавижу!

Открываю губы, заглатывая воздух вместе с членом, тут же ощущая на языке солоноватый вкус с горчинкой. Он входит только на половину, упираясь в небо, и я пытаюсь куда-то убрать язык, но он лишь гладит огромную головку, что заняла почти всю полость. А затем пауза, в преддверии бури, так как я чувствую, сейчас начнется, потому что Тамерлан отпускает мое лицо, ставит руки на ствол дерева и шумно выдыхает, пока его орган пульсирует внутри меня. И все меняется за секунду, стоит мне от неудобства застонать, разнося вибрацию по всему телу Тамерлана.

Одной рукой он продолжает держаться за дерево, а второй оттягивает хвост с рычащим звуком.

– Шир-ре… – а затем начинается откровенное насилие, потому что все, что я могу, это часто дышать носом и пробую расслабить горло, в которое так настойчиво пытается протиснуться Тамерлан.

Наслаждается, тараня рот как ненормальный.

Слёзы вместе с обильной слюной стекают по подбородку, прямо на грудь, которая тут же оказывается в грубых руках. Он мнет их, гладит соски, размазывая влагу, и словно пытается быть нежным в противовес тому, с какой скоростью и упорством вторгается в рот. Ублюдок!

Внутри что-то обрывается. Словно душа спрыгнула со скалы, чтобы оставить меня навсегда. От стыда, что пришлось низвергнуть гордость. От того, что тело предательски отвечает на ласку. От того, что член сосу уже не ради попытки усыпить бдительность, а потом что он идеально скользит внутри, разнося мурашки по коже.

Закрываю глаза и понимаю, что остаются только тактильные чувства, только желание кричать, чтобы он не прекращал массировать грудь, ласкать соски. Ощущаю, насколько он поглощен этим занятием.

Потянув кулаком волосы, Тамерлан дергает меня к себе, пока не упираюсь носом в густую поросль и часто дышу. А его член продолжает долбить глотку.

Остервенело, грубо, словно зверь, впивающийся клыками в свою добычу. Но вот загвоздка, добыча сегодня он. И пора ему это объяснить, напрочь игнорируя огонь между ног.

Поднимаю взгляд и сквозь темень различаю напряженные скулы и закрытые глаза.

Резко сжимаю челюсть, пока не чувствую стальной привкус крови. Получите, распишитесь.

– Вот же сука! – орет он и совсем неожиданно для меня замирает на месте, рычит, заливая мое горло тёплой струей. Тамерлан не даёт мне отстраниться, делает ещё несколько толчков. – Глотай!

Тамерлан удерживает меня, не давая выплюнуть семя. И мне приходится это сделать, как бы тошно не было.

Сердце грохочет в груди вместе с тем, как пульсирует между ног.

Вдруг загорается фонарик, и я отплевываю остатки, вижу, как Тамерлан светит на свой пострадавший орган.

Даже не считая, что он меня, по сути, поимел, губ касается ухмылка. Так ему и надо. В следующий раз хорошо подумает, прежде чем совать это в меня без разрешения.

– Ох, боже мой, как же будут горевать шлюхи всего мира, если твой крючок отвалится, – наигранно пугаюсь, не в силах сдержать хохот.

– Считаешь, это было очень смешно?

Тамерлан хочет злиться, но по голосу понятно, что у него отлегло. Его яд был высосан, и мужчина был почти расслаблен, не считая кровавой травмы.

– Будет не смешно, если ты сейчас не продезинфицируешь его. С таким не шутят, – продолжаю веселиться. – Впрочем…

– Я понял, – бесится Тамерлан и развязывает меня, а затем тащит к машине. Сует в руку аптечку и требует:

– Лечи.