Текст книги "Жених со знаком качества, или Летняя форма надежды"

Глава 31

Я схватился за голову. Что наделал, дурак! Что наделал! Развалил семью сестры! Мамаша меня убьет! Если узнает.

– Кристя, зачем ты прогнала мужа? – строго спросил я. – Он же к тебе со всей душой, признал вину, умолял на коленях.

– Надоело быть его рабой, – заявила Кристина и напомнила: – Сам же учил меня, говорил, что надо иметь женское достоинство. Вот и продемонстрировала достоинство ему.

– И очень невовремя! – рассердился я. – Тебя когда учили? Когда муж тебя бросил. Для чего учили? Чтобы ты меньше убивалась. А теперь-то достоинство тебе понадобилось зачем? Он же умолял тебя вернуться.

– И вернулась бы, если бы не одно «но» и если бы Соня меня не предупредила.

– Соня? Что за Соня?

– Софья Адамовна Мархалева, – с гордостью пояснила Кристина.

Я поразился:

– Так вот как ты уже ее называешь – Соня.

– Да, мы подруги.

– Вы подруги? Ха-ха! Впрочем, чего еще ожидать от этой чокнутой? Всех окрутила. И что же наболтала она тебе?

– Не наболтала, а рассказала, – сердито поджимая губы, поправила меня Кристина. «И эта уже от Мархалевой без ума. Всех влюбила в себя, хитрая бестия, даже мою сестру», – ревниво подумал я и рявкнул:

– Говори уже, что ты узнала от этой чокнутой!

– Чокнутой? Зря ты так ее называешь. Она поумней тебя. Соня как-то разведала, что Макс был-таки у врача, – торжествуя, сообщила Кристина, чем привела меня в недоумение.

– Мне не понятно твое «был-таки», – сказал я.

Она пояснила:

– Всю жизнь мы хотели ребенка, и всю жизнь я лечилась. Врачи утверждали, что я почти здорова и надо бы обследовать мужа. У мужчин эта система проще, поэтому обследование всегда начинают с мужей, но Макс даже слышать не хотел про обследование. Твердил: «У меня все в порядке». А теперь выяснилось, что у него бесплодие. А его новая жена беременна. Ха-ха-ха! Как ему не повезло! – рассмеялась Кристина. – Решил стать отцом чужого ребенка.

– Идея не плоха, – заметил я. – Особенно, если брать во внимание бесплодие.

– Да, но только если ты на это сознательно идешь, а если считаешь ребенка своим – это трагедия. Пережив эту трагедию, видите ли, Макс понял, что я самая лучшая из всех женщин. Но дудки – это понял не он один.

Кристина достала из лифчика бумажку и с гордостью протянула ее мне:

– Читай.

Смущаясь, я попытался читать, но не смог: слишком уж личное, едва ли не интимное… Отбросив записку, я разъярился: «Убью! Этого подлеца-разносчика точно убью! Рифмоплет! Как, гаденыш, старается, развивает эпистолярный жанр. Если приспичило ему писать, шел бы в поэты, нет же, он морочит голову моей несчастной глупой сестре. Сказано было: букет и записку для поднятия настроения, чтобы уверенность в бедняжку вселить. А он что, мерзавец, делает? Он же ее в жены зовет! Клянется в вечной верности и заверяет, что она женщина его мечты! Какую диверсию мне подстроил. А Кристя, дурочка, поверила и мужа прогнала! Если матушка прознает, мне точно не сдобровать…»

– Кристя, – взмолился я, – сестренка, малышка, не делай глупостей, беги за Максом, верни мужа.

– Его я больше не люблю, – заявила Кристина, поднимая с пола свою драгоценную записку и возвращая ее к себе на грудь (за лифчик).

– Ну что ж, – с угрозой сказал я, – не хотел этого, да придется признаться. Вот что, сестричка, ты лучше присядь – новость будет не из приятных.

Она насторожилась:

– В чем дело, Роби?

– Присядь, малышка, присядь.

Кристина, не сводя с меня пытливых глаз, растерянно присела. Я собрался с духом, вытер со лба пот и решительно начал:

– Кристя, ты меня прости, хотел как лучше, хотел, чтобы ты не убивалась, но я же не подозревал, что ты так доверчива. И уж тем более не догадывался, что из-за каких-то глупых записок ты выставишь родного мужа. Пора развеять твои иллюзии. Знай, дорогая моя сестра, знай: ты прогнала мужа и осталась одна. На самом деле нет у тебя никакого поклонника.

Кристина побледнела, схватилась за сердце и охнула:

– Что с ним случилось?

– С ним не случилось ничего, потому что его нет и никогда не было. Это легенда. Миф. Сказочка про белого бычка. Считай, это я посылал записки. Под нашим балконом цветочный магазин. Оттуда тебе носят корзины, за которые заплатил я.

Сказав это, я вжал голову в плечи: думал она начнет колотить меня своими маленькими кулачками или (что еще хуже) расплачется. Но Кристина вздохнула с облегчением и рассмеялась:

– Фу-уу, Роби, как ты меня напугал.

– Именно это я и хотел сделать, – не понимая ее радости, сообщил я. – А теперь будь паинькой, беги, догони Макса и скажи, что ты его простила.

Кристина рассердилась и топнула ногой:

– Роби! Хватит! Не такая я дура, чтобы за ним бежать! И перестань болтать глупости! Как ты не поймешь? После того, что рассказала Соня, я Макса возненавидела. Роби, только представь: я столько лет лечилась, скиталась по больницам, мучалась, страдала и все из-за того, что он к врачу не хотел сходить. Эгоист. Боялся, видишь ли. А как он меня упрекал? Называл бесплодной! Негодяй! Нет, Роби, не проси. Это такая рана! Тебе не понять. Ты никогда не был женщиной.

– И слава богу! – ужаснулся и порадовался я.

– Ты никогда не был женщиной и поэтому не знаешь о чем просишь. К тому же, Роби, я хочу ребенка. Я счастлива, что так получилось. Оказывается, я могу рожать. Какая я дура, что не изменяла мужу. Раньше бы об этом узнала. Роби, представляешь, у меня уже был бы сын.

– А у меня племянник, – сник я, не отваживаясь и дальше переубеждать Кристину.

«Что ж, она еще молода и совсем недурна, – успокоил я себя. – Максим, конечно, богат, но жить с ним не сахар. Может Кристя и в самом деле найдет себе хорошего мужа. И ребенка родит… Племянник – это отлично. Вот бы скорей. Уж очень мальчишку хочется… Но что скажет Кристя, когда поймет как ее обманули? Мужа-то нет и пока не предвидится. Его еще поискать придется. А как разъярится мама, когда узнает, что Кристя бедна, словно церковная мышь?!! И во всем виноват я, ее сын!!!»

Эта мысль меня отрезвила. Какой новый муж? Какой племянник? Альтернативы нет: надо срочно возвращать Максима! Для этого надо было немедленно остановить поток корзин. Я помчался в цветочный магазин и категорически потребовал, чтобы корзин больше не приносили. И особенно любовных записок. Продавщица подивилась моей наивности.

– Ваших денег хватило всего на четыре корзины, – усмехнулась она.

Я опешил:

– Кто же заплатил за остальные?

– Та симпатичная женщина, которая с вами приходила…

Продавщица порылась в квитанциях и добавила:

– Софья Адамовна Мархалева. И записки сочиняла она сама.

Я был потрясен. Госпожа Мархалева?! Снова эта чертова Мархалева?! Рифмоплетка! Ну нет, уж здесь-то эта дамочка хороший получит отпор!

– Вот что, – строго сказал я продавщице, – вы долго еще собираетесь к нам корзины носить?

– Пока будут платить, а платят пока регулярно, – ответила она.

Я возмутился:

– И что же, мы никак не можем отказаться от этих чертовых услуг?

– Почему же, можете возвращать корзины обратно.

– Так считайте, что уже вернул. С этого дня нам корзин не носите. Можете Мархалевой сказать, что я выбрасываю их с балкона. Прямо в ту яму, которую вырыли под моим домом да никак не закопают.

Продавщица пожала плечами:

– Как вам угодно. Не хотите, носить не будем.

Из магазина я ушел удовлетворенный. Даже хорошо, что Мархалева и сюда свой длинный нос сунула. Вот теперь, если Максим не вернется к Кристине, виноват буду не я, а эта чокнутая Мархалева. Насколько она чокнутая, я в тот миг и не подозревал. Об этом чуть позже просветил меня Заславский – мы столкнулись с ним в лифте. На этот раз Заславский был при полном параде: в новом щегольском пиджаке цвета детской неожиданности, при модном галстуке, в каких-то несуразных туфлях – последний писк моды…

Я подивился: Заславский отличался хорошим вкусом, в одежде был консерватором. Что заставило его изменить привычке? Меня так и подмывало спросить: «Куда ты, дружище, так вырядился?» Но вид у Заславского был такой напыщенный и вместе с тем такой растерянный, что я сдержался. На мой этаж мы поднялись молча, когда же я открыл дверь квартиры, Заславский брякнул:

– Роб, я к тебе.

– А я думал, что ты к соседям, – пошутил я и на всякий случай предупредил, пропуская его вперед: – Вашу Варю давно не видел.

– Знаю, – усмехнулся Заславский, деловито проходя в гостиную и поскрипывая новыми туфлями, – она дома сидит, арестованная. Маша посадила ее под замок. Роб, я не только по этому делу. Пришел прощения у тебя просить. Маша мне рассказала…

Он присел на диван и смущенно поник головой. Сидел и сопел в новый галстук. Снова загадки? Одни загадки! Я упал в кресло и не знал что подумать, а потому рассердился:

– Виктор, не тяни резину, говори!

– Конечно, – воскликнул он, приходя в оживление, – за этим я и пожаловал. Маша рассказала мне про Кристину. Роб, я потрясен. Я болван и подлец. Но, поверь, не хотел этого.

– Да чего – этого? – теряя терпение, закричал я.

– Чтобы моя любовница и Макс интрижку затеяли, – закричал и Заславский.

Я испуганно покосился на дверь и зашипел:

– Тише ты, услышит Кристина.

– Пойми, Роб, я влетел очень круто, – переходя на шепот, признался Заславский. – Думал немного развлечься со студенточкой, а она охоту на меня объявила: взяла и забеременела.

– Шантажировала тебя, – догадался я.

– Еще как, вот и решил познакомить ее с Максом. Думал, Макс ей богатого жениха найдет. Друзей-то холостых у него много, а вышло все очень скверно. У них же крепкий брак был с Кристиной. Кто мог подумать, что кончится все так нелепо? Я виноват! Я виноват! – начал убиваться Заславский. Он был смешон в своем молодежном наряде: этакий мышиный жеребчик, пожилой волокита. Мне стало жалко его. «Чертова Мархалева, – разозлился я. – Точно чокнутая. Разве нормальный человек будет так мстить? И было бы из-за чего. Ну назвал ее Заславский пару раз дурой, так вроде как уже извинился. Нет же, начала ему мстить. И едва своего не добилась, чуть не посеяла между нами вражду. Каких страхов на меня нагнала, каких детективов накрутила, а ларчик просто открывался. Виктор оказался настоящим другом, пришел и во всем признался. А я уже плохо о нем подумал, чего и добивалась эта сумасшедшая. Будет мне наука. С такими людьми, как Мархалева, надо соблюдать предельную осторожность», – решил я.

– Вот что, Роб, – прервал мои мысли Заславский, – сам я кашу заварил, сам ее и расхлебывать буду. Сейчас пойду к Максу и скажу, что будущий ребенок, которого он считает своим, не от него. Мой, скажу. Будь что будет. Все равно я бодро иду ко дну. Прямо расскажу как все было, признаюсь на что я рассчитывал и что в результате получилось. По-мужски посоветую скорей бежать к Кристине да хорошенько просить у нее прощения.

Я был растроган и снова подумал: «Чертова Мархалева, как хитроумно она манипулирует людьми. Очень опасная дамочка».

– Виктор, не надо никуда идти, – радостно воскликнул я. – Макс уже знает, что ребенок не от него. И девицу твою он уже выгнал, и у Кристины прощения попросил…

О дальнейшем я умолчал – зачем расстраивать друга? Он растерялся:

– Это правда, Роб?

– Чистейшая. Все открылось, кроме того, что ты отец будущего ребенка. Об этом, кажется, Максим не знает.

Заславский возликовал:

– Какой груз ты с меня снял, дружище! Даже не представляешь! Клянусь, места себе не находил. Ты не сердишься?

Я с доброй улыбкой покачал головой. Заславский кинулся меня обнимать.

– Роб, Варька права, ты классный мужик! – кричал он. – Классный!

Я отбивался:

– Да ладно тебе, ладно…

Вдруг он отстранился, серьезно посмотрел на меня, вернулся на диван и сказала:

– Роб, знаешь что я решил: лучшего мужа ей не найти. Женитесь, как отец я не против.

Это был удар ниже пояса.

Глава 32

Он разрешает мне жениться на Варе?!!!!!!!!! Пока я беспомощно хватал ртом воздух, не представляя, что на это сказать, Заславский энергично продолжил:

– Роб, Мария пока не согласна, но ее я беру на себя. Как-нибудь уговорю. И Варька уговорит. Женитесь, дело хорошее. Ты хочешь сына, а Деля вряд ли захочет рожать. Оставь Аделину мне. Тебе она безразлична, а для меня она много значит. Клянусь, Роб, и в молодости так не влюблялся. На все готов, лишь бы ее сохранить.

Я окончательно растерялся:

– А как же Мария?

Он махнул рукой:

– А что – Мария? Ее я давно не люблю. Она мне, как мать. И куда она денется? Покричит, пошумит и смирится. Варька родит, пеленки пойдут, распашонки. Марии будет не до меня. Вряд ли она заведет мужика. Даже с тобой у нее вышла промашка.

– Но как же так? – поразился я. – Вы столько лет прожили, друг другом пропитались… Сам же говорил про метаболизм.

– Говорил, – согласился Заславский и принялся нервно теребить обручальное кольцо, на поверхности которого были затейливо выгравированы инициалы жены. Это кольцо когда-то надела ему на палец Мария – я был свидетелем. С тех пор он его никогда не снимал. Двадцать лет.

– Кто знает, может потом и затоскую по Маше, – вздыхая, сказал он. – Но если вдруг меня к ней потянет, уж Машу всегда уговорю. Как протоптать дорожку к сердцу жены соображу, и вдоль и поперек ее знаю. Я очень расстроился, но как помочь, как исправить не знал. Семейное дело такое – только руками разводи.

– Вижу, Виктор, ты все хорошо продумал, – мрачнея, сказал я.

Он вдохновился:

– Да Роб, я долго размышлял и решил сделать сильный ход: предложу Аделине выйти за меня замуж. В ее возрасте женщины не часто такие предложения получают. Как думаешь, согласится?

Меня волновало другое: что делать с Варей? Не жениться же и в самом деле на ней. Очень хотелось задать этот вопрос Мархалевой, тем более, что больше некому было его задавать. Я пожал плечами:

– Не знаю, Виктор, попробуй. Может Аделина и согласится выйти за тебя замуж.

– А ты, Роб, не против?

– Я же ей не отец.

– Но она рассчитывает от тебя получить предложение.

Я покопался в душе: к Аделине нет уже ничегошеньки. Пустота. Качая головой, сказал:

– Нет, Виктор, Делю я не люблю. И Марию твою никогда не любил. Это ваше общее заблуждение. Любил, конечно, но только как друга. И Светлану как подругу любил. Любимая женщина у меня одна. Видимо, я однолюб.

Разумеется, я имел ввиду ту девчонку с коленками. Заславский, конечно же, ничего не понял, да ему и не нужно было понимать. Он обрадовался и, энергично жестикулируя, закричал:

– Роб, дружище, дай я тебя расцелую! Такой груз с меня снял! Сейчас же бегу делать предложение Деле!

Так вот почему он так вырядился. Я перехватил его руку, кивнул на обручальное кольцо и посоветовал:

– Сними. Там же Машины инициалы.

– Рад бы снять, Роб, да как? Оно вросло. Нужно спиливать, а мне страшно, – смущаясь, признался Заславский. «То-то и оно, – грустно подумал я, – странные мы, люди: кольцо вросло в палец – боимся спилить, а душа вросла в душу – не страшно, можно рвать по-живому».

– Неужели так и пойдешь? – спросил я. – Делать новое предложение со старым кольцом?

– Роб, прекрати, – рассердился Заславский, – самому противно, но что я могу поделать? Люди слабы и грешны. Я не исключение.

И он убежал. А следом пришла Мария. Убитая, несчастная… Она не захотела проходить в квартиру, остановилась в прихожей и так посмотрела в мои глаза, что сердце сжалось и едва не разорвалось. Я едва не вскрикнул от боли.

– Роберт, – прошептала Мария, – неужели я никому не нужна?

Огромная слеза медленно катилась по ее щеке. Мое молчание выглядело преступлением, но что здесь можно сказать?

– Роберт, неужели Варя права? Я противная? Некрасивая? Глупая? Смешная? Старая?

– Нет, Маша, это не так, – сказал я, понимая, что слова мои звучат неубедительно.

Разве ей нужны слова? Я бережно взял ее под локоть и провел в гостиную, усадил на диван. Сам присел рядом, собираясь объяснить, что совсем не хочу жениться на Варе, что к ее будущему внуку тоже не имею отношения, что это игра, такая глупая игра, не мною придуманная… Чертова Мархалева! Где она? Пускай придет и сама объяснит!

– Ах, Роберт, – всхлипнула Мария, – ты разбил мне сердце, ты меня уничтожил. Вот и тебя, как моего Виктора, потянуло на молоденьких.

Вдруг лицо ее исказила гримаса ненависти.

– Но, Роберт, знай: ты не получишь Варю, – зло прошипела она. – Пока я жива – не получишь. Сначала убей меня. Убей! Убей!

Мария рассмеялась диким смехом. Это была истерика. Напуганный, я помчался в кухню за водой и вот тут-то на мой мысленный зов явилась Мархалева. Я успел набрать воды и бежал в гостиную, когда раздался ее звонок. Я открыл дверь. Увидев в моей руке стакан, она деловито спросила:

– Для кого вода?

– Для Марии, – ответил я, с ужасом осознавая, что этим двум женщинам встречаться нельзя. Особенно сейчас, когда одна из них так далека от спокойствия.

– Для Марии? Прекрасно! Интриганка у вас, – обрадовалась Мархалева, решительно направляясь в гостиную.

Я преградил ей путь:

– Нет-нет, лучше вам не общаться. Маша не в лучшей форме, да и вы возбуждены.

– Я всегда возбуждена, – заявила Мархалева, хотя мне она казалась вершиной спокойствия. Уверен: придумывая невозмутимость, Бог Мархалеву имел ввиду. Вот уж кого ничем не проймешь. Именно про таких говорят в народе: хоть писай в глаза, все божья роса – простите за грубость, но точнее сказать нельзя, так безразлично относится она к оскорблениям. Разумеется, я не боялся за Мархалеву. Я боялся за Марию.

– Софья Адамовна, не могли бы вы посидеть в другой комнате, пока не уйдет Мария, – с униженной вежливостью попросил я. Она мгновенно заинтересовалась дома ли Кристина и, получив положительный ответ, сказала:

– Хорошо, я к ней и пойду.

Вздохнув с облегчением, я отправился к Марии. Она уже не рыдала, а озабоченно закрывала свою сумочку. Увидев меня со стаканом в руке, вздрогнула и испуганно вскочила с дивана.

– Спасибо, Роберт, мне уже лучше, – воровато пряча глаза, сказала она. – Пойду, не стоило к тебе приходить, уже жалею.

Я проводил ее ошеломленным взглядом. Изумление относилось к состоянию Марии: мне показалось, что она чем-то смущена. «Разве это не удивительно? – подумал я. – Только что на меня нападала, считала своим врагом, кричала „убей!“ и вот уже странно отводит глаза, спешит, смущается…» Не найдя объяснения, я отправился на поиски Мархалевой. Нашел ее в своем кабинете. Она и Кристина в едином порыве обсуждали нечто, что не для моих ушей: когда я вошел, обе мгновенно замолчали. Моему приходу явно не обрадовались.

– Роберт, могу я пройти в гостиную? – вскакивая, спросила Мархалева.

– Уже да, – ответил я.

Она не прошла – помчалась. В гостиной повела себя странно: влетела, рухнула на пол, сунула руку под диван, потом туда заглянула, вскочила на ноги, снова рухнула на пол, опять под диван руку сунула, снова туда заглянула и вскочила на ноги. Торжествуя, воскликнула:

– Так я и знала!

Мне не понравилось ее поведение, но от комментариев я воздержался. Мархалева, тем временем, без всяких причин погрустнела, задумалась и спросила:

– Роберт, вы здесь ничего не брали?

Я усмехнулся:

– Может и брал, здесь все мое.

– Да, вы правы, – согласилась она и задала еще более странный вопрос: – А моего вы ничего не брали?

– Где? У себя? В моем доме?

– Да-да, именно в этой комнате. Так вы не брали кое-что мое?

Я рассердился:

– А поконкретнее можно?

Она вздохнула и обиженно сказала:

– Хорошо, вы не брали мой диктофон? Он лежал под диваном.

На всякий случай я предупредил:

– Только не говорите, что он упал и случайно под диван закатился. Все равно не поверю.

Мархалева с жалостью посмотрела на меня и сообщила:

– Роберт, когда речь идет о вашей жизни, хороши все приемы. Да, я положила под диван диктофон, он включается автоматически от голоса. Надеюсь, ваш разговор с Заславским мне удалось записать. Но где он? Где мой диктофон? Роберт, прекратите шутки. Сейчас же отдайте.

– Я не могу вам отдать то, чего не брал…

И тут меня осенило: Мария! Как она вздрогнула, когда я вошел. Она закрывала сумочку. А как воровато отвела глаза. Но если диктофон попал к ней, то…

– Ка-та-стро-фа! – завопил я. – Что вы наделали, глупая женщина! Все пропало! Все пропало!

– Да что пропало? – удивилась Мархалева.

– Мария только что нашла ваш диктофон, – сообщил я и, подражая Заславскому, схватился за голову. – Она его унесла! Теперь она все узнает!

Я подскочил к Мархалевой, схватил ее за руки и закричал:

– Сейчас же говорите, когда вы подложили под диван диктофон?

Она смутилась:

– Почему я должна вам говорить?

– Потому, что я хочу знать как долго он там лежал.

– Ах вот в чем дело, – сообразила она, – хотите знать хватит ли пленки на ваш разговор с Заславским. Не волнуйтесь, хватит. Я уверена, что ваш разговор записан.

– Спасибо, вы успокоили меня, – с безысходностью отпуская ее руки, сказал я. – Теперь последним подлецом себя чувствую. Но почему вы так уверены, что пленки хватило? Вас же не было здесь много дней…

И тут я понял в чем дело: Кристина! Уже и сестра против меня! Все пляшут под дудку Мархалевой!

Кристину я нашел в своем кабинете. Втянув голову в плечи, она сидела на диване и была похожа на больную курицу. Все в ней говорило: да, я виновата, поэтому пожалейте меня. Я еще больше разозлился, подлетел к сестре и, потрясая кулаками, заорал:

– Так вот ты какая! Пригрел змею на шее! Как ты посмела?

Мархалева была тут как тут. Она хватала меня за руки и сердобольно причитала:

– Роберт. Успокойтесь. Роберт. Как вам не стыдно.

Кристина с беспомощным удивлением уставилась на нее.

– Я ему ничего не говорила, – успокоила ее Мархалева. – Он сам догадался.

– Как тут не догадаться? – завопил я. – Кристя, и ты пошла на это? Подслушивала в моем доме? Все мои разговоры?

– Роби, я не подслушивала, – заплакала сестра, – а всего лишь меняла пленку в диктофоне. Я старалась ради тебя. Ты упрямый, никому не веришь, а тебе грозит опасность.

– И эта опасность стоит перед тобой, – изрек я, указывая на Мархалеву.

– У меня есть аргументы, – невозмутимо сообщила она. – Советую их выслушать.

– Правда, Роби, послушай Соню, – начала уговаривать меня Кристина. – Аргументы неопровержимые. За твоей спиной что-то затевается. Умоляю, Роби, послушай ради меня, для моего спокойствия.

Конечно же, ради спокойствия сестры я согласился выслушать эту несносную Мархалеву. Она обрадовалась и затараторила:

– Роберт, сейчас вам все объясню. Сейчас все сами поймете. Вас хотят убить, Роберт. Вы, пожалуйста, не сердитесь, а думайте. Думайте, что затеял Заславский? Он вас хочет убить. Зачем ему это понадобилось?

Разве можно спокойно слушать такое? Я взорвался:

– Да почему, черт возьми, вы вбили себе в голову, что меня хотят убить? Лично я опасности не ощущаю.

И вот тут-то Мархалева меня огорошила.

– Почему вас хотят убить? – поинтересовалась она и тут же выдала ответ: – Да потому, что вы больше ни на что не годитесь.

Пока я искал слова возражений, она продолжила:

– Посудите сами. Разве вы человек сговорчивый? Разве вы податливый? Не упрямый? Если бы мне из-под вас какая-нибудь штука понадобилась – решение вопроса одно: бери и убивай. А что делать? С вами добром не получится.

Я возмутился:

– Если вы судите по себе, то ошибаетесь. Мы с Заславским всю жизнь дружим и как-то договаривались. Никогда не ругались.

Мархалева почему-то обрадовалась.

– Уже легче, – сообщила она. – Значит вся жизнь отпадает. Искать будем в последних месяцах. Собственно, так я и поступила. Роберт, послушайте, что у меня получилось. Заславский работает, не покладая рук. Поссорил вас со Светланой.

– Виктор здесь не при чем, Светлана сама от меня ушла, – уточнил я.

– А вот и нет. Я прижала к стенке жениха Светланы. Он сознался, что за роман с вашей подругой получил от Заславского штуку баксов. Бедняжка Светлана еще об этом не знает, но ее жених гол, как сокол. Он бизнесмена из себя на денежки Заславского корчит. Ну, как вам такой поворотец?

Мархалева торжествовала.

– Зря радуетесь, – сказал я, – все равно вам не верю.

– А Тамаре? Ее орлы помогали колоть жениха Светланы. Звоните, – она кивнула на телефон. – Звоните Тамаре, она подтвердит.

Я понял, что бесполезно звонить Тамаре: она действительно подтвердит. Подтвердит, как подтвердила с любовницей Макса, а что из этого вышло? Заславский полностью оправдался передо мной. Так будет и сейчас. Наверняка найдется разумное объяснение всем его поступкам, ведь эта Мархалева мастерица ставить все с ног на голову. Я отмахнулся:

– Даже если это и так – не впечатляет. Подсунул Светлане жениха и подсунул. Наверняка Заславский действовал с благими намерениями.

Тут в разговор встряла уже Кристина.

– Роби, – воскликнула она, – всем известна прижимистость Заславского. Стал бы он тысячу долларов на ветер выбрасывать? Кто такая для него Светлана, чтобы так для нее стараться?

Я пожал плечами:

– Не знаю, но уверен, что есть логичное объяснение, и оно безобидно.

Мархалева надменно усмехнулась:

– Говорила же, что вы упрямец. Ладно, поехали дальше. Про Макса вы знаете, перейдем к Деле. Заславский, узнав, что она вас хочет видеть, уже несколько месяцев пытается затеять с ней роман, а к вам ее не пускает.

– Это тоже знаю, – напомнил я.

Мархалева не сдавалась и не теряла оптимизма.

– Ладно, поехали дальше, – с деловитым подъемом сказала она. – Этот парень с парижской конференции, который выступил с вашим открытием раньше вас.

Я усмехнулся:

– Его вам тоже удалось расколоть?

– В том-то и дело, что нет, – нахмурилась Мархалева, – но косвенно – да. Он из Питера. Я там была и многое узнала. Сейчас поделюсь. Во-первых, все удивлены. Он не мог совершить вашего открытия…

– Правильно, – согласился я. – Он совершил свое. Так в науке бывает: работают многие, а лавры достаются одному. Тому, кто первым пришел к финишу. Своеобразные скачки.

Мархалева приняла важную позу: гордо задрала подбородок, сплела на груди руки, из чего я сделал заключение: сейчас снова меня огорошит. И она огорошила. Правда, чуть позже.

– Роберт, – ласково сказала она, – но у этого юноши пусто в мозгах. Он над вашей темой не работал. У него есть своя, близкая, но очень далекая. Он два года топчется на одном месте и никуда не продвинулся, а тут такой прорыв. Прорыв прорывом, но кроме вывода у него ничего нет. Видели бы вы как вспыхнул юнец, когда я у него черновики и расчеты попросила. Зарделся, как красна девица.

Мне стало смешно. Какие черновики? Кто сейчас с бумагой работает? Только такие динозавры, как я.

– Компьютер, – сказал я, кивая на стол, где стоял мой компьютер. – Вы слыхали о такой штуковине? Разве тот парнишка, мой конкурент, вам не говорил?

– Говорил, – усмехнулась она, – но как он краснел при этом. Любому стало бы ясно, что он врет. Парнишка бездарь, он не делал никакого открытия.

Пришлось возразить:

– Он выступал на конференции, все слышали это, все видели его расчеты. Он сделал блестящий вывод.

Мархалева посмотрела на меня, как мудрая мать смотрит на свою неразумную дитятю.

– Роберт, – с необъяснимой жалостью произнесла она, – я не дура, как бы вам этого ни хотелось. У меня проницательность, помноженная на опыт. Ученые не сносны, когда речь заходит об их работе. Если, не дай бог, вас с вашей теорией затронуть, остановить будет невозможно: до утра станете говорить. Расскажете как одна мысль к вам пришла, как другая, как осенило вас на то, да на се… Поверьте, с парнишкой все было так же, когда я коснулась его темы: строчил, как из пулемета – сто слов в секунду. Чувствовал себя гением. А вот когда спросила про открытие, он изменился: то молчал, то мычал. Знаете почему?

– Почему?

– Потому что не открывал он ничего. У него только выводы. Ваши выводы. Он готовые расчеты получил. Вопрос: от кого? Ответ сами знаете. Подумайте, Роберт, покопайтесь в мозгах, в душе.

– Подумай, Роби, – попросила и Кристина.

Я и без просьб уже задумался. В общем-то, Мархалева говорила о том, над чем и сам ломал голову. Как ни крути, складывалось впечатление, что парнишка получил готовые расчеты. Не мог он к моей мысли придти. Потому что до этого шел совсем другим путем, ошибочным, я узнавал. Тогда в чем дело? Кто ему помог? Заславский? Доступ к моим бумагам и компьютеру есть только у него. Но как в это поверить? Зачем Виктору меня топить? Зависть? Ну да, он завидует мне, чего не скрывает, но это совсем другое дело. Здесь пахнет поступком, подлостью. Мархалева полезла в сумочку.

– Роберт, – сказала она, доставая какие-то бумаги, – чтобы вы слишком не мучились, прочтите-ка вот это.

С удивлением я обнаружил, что она где-то раздобыла мои записи.

– Где вы это взяли? – поразился я.

– Выкрала у Заславского. Помните, он вам говорил, что бумаги у него пропали. Так он не лгал, я действительно их украла.