Текст книги "История России. Смутное время"

Жак Маржерет также был очевидцем этой судьбоносной встречи.

«Дмитрий отправился встречать ее за версту от города, и после четвертьчасовой беседы в присутствии всех дворян и жителей города она взошла в карету, а император Дмитрий и все дворянство, пешком, окружив карету, препроводили ее до императорского дворца, где она жила до тех пор, пока не был перестроен для нее монастырь, в котором похоронена императрица – вдова императора Федора, сестра Бориса». (Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. С. 197.)

Несомненно, что встреча Марфы с Лжедмитрием была настоящим фарсом, но оба оказались превосходными актерами. Простые люди не заподозрили обмана, а посвященные в тайну «царевича» промолчали. Пока они считали, что служить ему выгодно и разоблачать его не имеет смысла.

Самозванец решил не затягивать с венчанием на царство. Церемонию назначили на 21 июля. Она осуществлялась по разработанным ранее чинам для Ивана IV, Федора Ивановича и Бориса Годунова, поэтому показалась иностранцам не достаточно пышной. Но отступать от прежних правил самозванец не мог, поскольку в очередной раз должен был доказать свою истинность.

Жак Маржерет описал это событие так: «Наконец, в конце июля он короновался, что совершилось без особых торжеств, разве только весь путь от покоев до церкви Богоматери (Успенского собора. – Л.М.) и оттуда до Архангельской был устлан алым сукном, а сверху золотой персидской парчой, по которой он шагал. Когда он вошел в сказанную церковь Богоматери, где его ждал патриарх со всем духовенством, то после молитв и других обрядов ему вынесли из сокровищницы корону, скипетр и золотую державу, которые были ему вручены; затем, когда он выходил из сказанной церкви, направляясь в Архангельскую, по пути бросали мелкие золотые монеты, стоимостью в полэкю, в экю и некоторые в два экю, отчеканенные для этого случая, так как в России совсем не делают золотых монет; а из Архангельской церкви он возвратился в свой дворец, где был накрыт стол для всех, кто мог усесться». (Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. С. 197.)

Правление самозванца

После празднеств по случаю восшествия на престол Лжедмитрий начал раздавать долги. Он постарался максимально щедро наградить поляков, которые оставались с ним до конца. Но далеко не все были довольны полученными деньгами и подарками. Так, князь Адам Вишневецкий утверждал, что он потратил несколько тысяч злотых на экипировку «царевича Дмитрия», а взамен ему вернули какие-то копейки.

Некоторые шляхтичи, получив плату за службу, не стали возвращаться в Польшу Они купили себе красивую одежду, наняли слуг и стали вести праздный образ жизни. Прогуляв и пропив все деньги, они стали требовать от Лжедмитрия дополнительной платы. Когда тот отказался это делать, они начали буянить. Утихомиривать их пришлось П.Ф. Басманову со стрельцами. Роптали и казаки, уверенные, что без их помощи «Дмитрий Иванович» никогда бы не получил престол. Но всем угодить было невозможно.

К тому же Лжедмитрий сам был большой охотник до предметов роскоши и диковинных вещиц. Поэтому деньги из царской казны стали быстро перетекать в карманы ловких торговцев заморскими товарами. Через короткое время выяснилось, что было растрачено более 500 000 рублей, т. е. половина годового дохода казны.

Желая отблагодарить жителей северских городов за помощь, самозванец разрешил им целый год не платить налоги и на будущее существенно уменьшил их размер. Кроме того, он издал ряд указов, касающихся холопов и крепостных крестьян. Отныне нельзя было кабалить всех родственников за долги одного из них. Запрещалось возвращать крестьян тем помещикам, которые довели их до голода и нищеты. При отсутствии кабальных записей, зафиксированных в Холопьем приказе, холопы считались свободными людьми. Незаконными считались и кабальные записи, составленные в период трехлетнего голода. Это способствовало популярности Лжедмитрия среди простонародья.

Некоторое улучшение в выплате ясака получили остяки. Им разрешили самим привозить меха в Верхотурье и ничего не платить сборщикам, которые стремились нажиться за их счет.

При этом самозванец быстро понял, что все свои обязательства перед поляками выполнять не стоит. Он окончательно похоронил проект передачи Сигизмунду III Смоленска с прилегающими землями и лишь разрешил полякам свободно приезжать в этот город для торговли.

Одновременно и русским людям было позволено посещать европейские страны.

Когда в августе 1605 г. в Москву прибыл польский посол Александр Гонсевский с поздравлениями по случаю восшествия «Дмитрия Ивановича» на престол, ему было заявлено, что царь не собирается быть послушной игрушкой в руках короля. Лжедмитрий отказался выслать из своей страны шведского принца Густава, не захотел он и портить отношения со шведским королем Карлом IX, личным врагом Сигизмунда III (Карл отнял у него шведскую корону).

В итоге отправленный в Польшу Ян Бучинский был вынужден написать в Москву «Дмитрию» о том, что некоторые представители польской знати изменили к нему отношение. Они решили, что самозванец – слишком чванливый и заносчивый человек, быстро забывший своих благодетелей. Поэтому следует рассказать всему свету, что он обманщик и авантюрист. Русским же людям следует самим обо всем догадаться. Бучинский даже узнал, что при королевском дворе ходят слухи о том, что московские бояре планируют свергнуть «Дмитрия» и посадить на трон польского королевича Владислава. Сигизмунд против этого не возражает, хотя его сыну только десять лет.

Но легкомысленный самозванец не поверил секретарю. Он упивался своим очень высоким положением и почти всемогуществом.

Современники отмечали, что Лжедмитрий очень любил принимать участие в заседаниях Совета светских лиц, обсуждавших сложные вопросы. Послушав бесконечные споры бояр, он со смехом им говорил: «Сколько часов вы рассуждаете, а все без толку! Так я вам скажу, в чем дело и как его решить». При этом он журил бояр за невежество и приводил различные аналогичные примеры из всемирной истории или личной жизни. Все это свидетельствовало об остроте его ума и образованности.

Желая продемонстрировать простым людям свою милостивость и справедливость, по средам и субботам лжецарь лично принимал у всех челобитные и старался тут же дать на них ответ. Этим он завоевал большую популярность у простых москвичей.

Правда, вскоре выяснилось, что «царь Дмитрий» имеет и много отрицательных черт.

Для восполнения потерь в казне он стал брать деньги у крупных монастырей, полагая, что настоящие монахи должны жить своим трудом достаточно скромно.

Большие суммы денег Лжедмитрию пришлось сразу же отправить Юрию Мнишеку для уплаты его долгов, но это было только начало. Вскоре затраты на невесту и ее родственников возросли в несколько раз.

Не желая жить в покоях царя Бориса, самозванец приказал снести его дворец до основания. Для себя «он повелел выстроить над большой кремлевскою стеною великолепнее палаты, откуда он мог видеть всю Москву, ибо они были воздвигнуты на высокой горе, под которой протекала река Москва, и повелел выстроить два здания, одно подле другого, под углом, одно для будущей царицы, а другое для него самого…

Внутри этих вышеописанных палат он повелел поставить весьма дорогие балдахины, выложенные золотом, а стены увесить дорогою парчою и рытым бархатом; все гвозди, крюки, цепи и дверные петли велел покрыть толстым слоем позолоты; и повелел внутри искусно выложить печи различными великолепными украшениями, все окна обить отличным кармазиновым сукном; и повелел также построить великолепные бани и прекрасные башни; сверх того он повелел построить еще и конюшню, рядом со своими палатами, хотя уже была одна большая конюшня во дворце; он повелел в описанном выше дворце также устроить множество потаенных дверей и ходов». (Масса И. Краткое известие о Московии. С. 98–99.)

В качестве строительного материала для нового дворца использовали то, что было заготовлено Б. Годуновым для храма «Святая Святых». Возможно, представители духовенства расценили это как кощунство. Но перечить новому государю никто не смел.

Несмотря на всю внешнюю браваду самозванец, видимо, чувствовал себя недостаточно защищенным среди русских людей. Поэтому он удвоил стражу в своем дворце, включив в ее состав преимущественно иностранцев. Из немцев и ливонцев он отобрал триста самых рослых и храбрых воинов и вооружил их алебардами и протазанами. Им следовало одеваться в немецкое платье, сшитое из бархата и золотой парчи. При этом у каждой сотни воинов цвет одежды отличался. У одних он был из фиолетового сукна с отделкой из черного бархата, у других – отделка была из красного бархата, у третьих – из желтого. Возглавляли сотни капитаны-иностранцы, которые получали не только жалованье, но и поместья. Одним из них был Жак Маржерет.

Стражники должны были не только по ночам охранять царский дворец, но и выезжать с Лжедмитрием на прогулку. Москвичей это очень удивляло, поскольку раньше цари ездили только в окружении стрельцов, одетых на московский лад.

Наибольшую проблему для Лжедмитрия представлял вопрос о престолонаследии, поскольку, по сложившейся традиции, правящий государь должен был назвать имя своего официального наследника на случай своей внезапной смерти. Можно предположить, что первоначально он планировал сделать своим наследником до рождения будущих детей Симеона Бекбулатовича, который по воле Ивана Грозного управлял страной целый год. Симеон приходился племянником царице Марии Темрюковне, поэтому формально считался царским родственником. К тому же он сам был царского рода – приходился сыном ногайскому хану.

Борис Годунов боялся Симеона и отправил его в ссылку в свое имение. Лжедмитрий же, напротив, сразу после воцарения приказал привести его в Москву. В разрядных книгах отмечено, что «царю Симеону Бекбулатовичу» были устроены две почетных встречи. В первой приняли участие окольничий М.Б. Шеин и князь А.Ф. Жировой-Засекин, во второй – боярин A.A. Нагой и окольничий князь Д.В. Туренин. (Разрядная книга 1475–1605. T. IV. Ч. 2. С. 101–102.)

По версии «Нового летописца», слепой Симеон стал обличать самозванца, и этим вызвал его гнев. В итоге он был отправлен в монастырь и пострижен в монахи. Но, думается, дело было в том, что слепой человек не мог стать наследником молодого царя. Поэтому Симеона по его просьбе отправили в элитный Кирилло-Белозерский монастырь, где он принял постриг.

Новым наследником Лжедмитрия, видимо, был объявлен боярин и князь Ф.И. Мстиславский, также состоявший в родстве с правившей династией московских князей. Он получил в подарок большой дом Б.Ф. Годунова в Кремле и женился на одной из представительниц рода Нагих (двоюродной сестре Марфы-Марии Федоровны), поскольку в это время был вдовцом.

Невеста была подыскана и для вернувшегося из ссылки князя В.И. Шуйского. Он должен был жениться после венчания Лжедмитрия с Мариной Мнишек.

Желая всячески прославиться, самозванец приказал называть себя «непобедимым цесарем», т. е. императором. В официальных документах для внутреннего пользования его титул писался так: «Мы, наияснейший и непобедимый самодержец, великий государь цесарь». В дипломатических документах он был еще более пышным: «Мы, непобедимейший монарх, Божиею милостию император и великий князь всея Руси, многих земель государь, и царь самодержец, и прочая, и прочая, и прочая».

Польского короля Сигизмунда III глубоко возмутило это нововведение, поскольку он не признавал даже царский титул русских государей, называл их только великими князьями и ставил себя на одну ступеньку выше. Поэтому в ответном письме в Россию король назвал «Дмитрия» только великим князем Московским.

Возмущенный самозванец пообещал объявить Польше войну за это оскорбление. Пока же по указанию Римского Папы он начал готовиться к походу на Азов против неверных турок. Победа могла прославить его по всей Европе и вывести в число лидеров среди остальных правителей. При этом его не интересовало, что Русское государство не было готово к этой дорогостоящей и требующей больших людских ресурсов войне.

По указанию Лжедмитрия в Москве начали отливать пушки и отвозить в Елец. Туда же было приказано свозить продовольствие для войска во время похода. Он намечался на лето 1606 г. Пока же самозванец лично занялся обучением стрельцов. По его приказу в окрестностях столицы строились потешные крепостицы, которые необходимо было штурмовать. В этих штурмах он и сам принимал участие, как рядовой воин. Потом он повелел возвести на льду Москва-реки странное сооружение, прозванное москвичами «Адом». Оно было деревянное и раскрашено в виде жуткого чудища. В глаза, рот и нос его были вставлены маленькие пушки, из которых вырывалось пламя. Кроме того, сзади находились люди в костюмах чертей, которые неожиданно выскакивали и поливали зевак смолой. Лжедмитрий приказал поставить «Ад» под окнами дворца и со смехом наблюдал за тем, что происходило вокруг него. Для добропорядочных горожан его развлечение казалось кощунственным.

Многие современники отмечали, что «Дмитрий» был равнодушен к вопросам веры и считал, что разница между католичеством и православием несущественна. Он вел переписку с Римским Папой и обещал объединить православную церковь с католичеством. Правда, конкретных сроков совершения этого важного акта не называл, понимая, что русские люди ненавидят «проклятое латынство».

Характерно, что в быту самозванец не расставался с чудотворной иконой Курской Богоматери и часто молился около нее. Кроме того, он отправил в Львов 300 руб. в виде шкурок соболей для сооружения православного храма. По его приказу в Москве Иван Андроников Невежин печатал православные духовные книги, которые рассылались по церквям. На них непременно указывалось, что они были изданы «повелением поборника благочестия и ревнителя божественных велений благоверного и христолюбивого, исконного государя всея великой России, крестоносного царя и великого князя Дмитрия Ивановича».

Духовником Лжедмитрия стал архимандрит Рождественского монастыря во Владимире. Это было нарушением традиции, согласно которой духовниками царей являлись протопопы Благовещенского храма в Кремле. Видимо, самозванец не хотел часто встречаться со своим духовником и постоянно находиться на его глазах. Ему было что скрывать от ревнителей благочестия. Он не молился перед обедом, не мыл рук после трапезы, но любил в это время слушать музыку и пение. Это выглядело противоестественным для православного человека. К тому же его любимым блюдом была телятина, которую русские люди не употребляли. Нарушал он и другие обычаи, сложившиеся на Руси веками: не ходил в баню, не спал после обеда, иногда покидал дворец без пышной свиты, чтобы принять участие в потешных боях с медведями, заглянуть в ремесленные мастерские или испытать новую пушку. По ночам в его дворце устраивались настоящие оргии, на которые приводили симпатичных девушек, даже монашек.

Все это, несомненно, возмущало старых представителей знати, но у молодых дворян поведение «Дмитрия» вызывало восторг, и они готовы были ему подражать.

Новшества, вводимые Лжедмитрием, будоражили умы москвичей, поэтому вскоре появились обличители его самозванства. Дворянин Петр Тургенев открыто всем говорил, что Дмитрий – не истинный сын царя Ивана Васильевича, а просто ловкий обманщик. Торговец Федор Калачник даже утверждал, что он антихрист и посланец сатаны. Кроме того, на рынках часто появлялись люди, которые шепотом сообщали всем, что в Польше специально подменили настоящего царевича Дмитрия и прислали вместо него вора, еретика и чернокнижника.

Вскоре оба смутьяна П. Тургенев и Ф. Калачник были арестованы и казнены. Это напугало шептунов, и они на время замолкли. Но брожение среди москвичей обеспокоило Лжедмитрия. Он понял, что ему необходима поддержка в лице польских родственников будущей жены.

Роковая свадьба

Уже осенью 1605 г. «Дмитрий Иванович» объявил боярам, что собирается жениться на дочери сандомирского воеводы Юрия Мнишека Марине. По его просьбе они написали письмо Юрию, в котором выразили благодарность за помощь в возвращении «отчего» престола «царевичу Дмитрию» и попросили дать согласие на его брак с дочерью. К тому же бояре отправили послание королю Сигизмунду III, в котором прямо написали, что признают «Дмитрия» своим государем.

После этого к Юрию Мнишеку был отправлен секретарь самозванца Ян Бучинский, который обсудил с ним различные тонкости, касающиеся предстоящей свадьбы. Хотя от Марины не требовалось принять православие, но своим поведением она не должна была вызывать возмущение у русских людей. Поэтому ей следовало причащаться от рук патриарха, посещать православные храмы, прикладываться к иконам, в среду необходимо было поститься, а в субботу – есть мясо. Кроме того, голову после замужества ей нужно было закрывать либо платком, либо подходящим головным убором.

Марина Мнишек

Марина родилась приблизительно в 1588 г. в семье знатного польского вельможи Юрия Мнишека. Ее мать из рода Тарло умерла, когда девочка была в детском возрасте.

Отец женился вновь и вскоре стал испытывать материальные затруднения. Поэтому сестра Марины Урсула была выдана замуж за престарелого, но богатого князя Константина Вишневецкого. Такого же жениха подыскивали и для Марины. В это время в Речи Посполитой появился некий молодой человек, который стал называть себя сыном царя Ивана IV Дмитрием. Юрий Мнишек решил, что лучшего жениха для юной Марины не сыскать, и пригласил «царевича» в свой дом. Самозванец сразу же влюбился в польскую панночку и предложил ей стать его женой. Но Юрий заявил, что брак будет возможен только при условии, что жених получит «отчий» престол. Можно предположить, что в личных беседах с Мариной «Дмитрий» открыл ей свое истинное имя, но для нее правда была не важна. Она лишь хотела стать московской царицей. И в мае 1606 г. ей это удалось, но совсем ненадолго. Через несколько дней после свадьбы Лжедмитрий был свергнут и убит. Марину с родственниками арестовали и отправили под конвоем в Ярославль. Все дорогие подарки жениха у нее были отобраны. В 1608 г. Марине с отцом было разрешено вернуться на родину. Но они предпочли отправиться в Тушинский лагерь ко второму Лжедмитрию. Там Марина публично признала в новом самозванце своего прежнего мужа и стала с ним жить. После его тайного бегства в Калугу в декабре 1609 г. она пыталась играть самостоятельную роль, но чуть было не попала в плен к М.В. Скопину-Шуйскому. Поэтому она поехала в Калугу и вновь стала женой самозванца. После его гибели она родила сына Ивана, которого стала прочить на московский престол. Покровителем ее стал бывший казачий атаман и тушинский боярин И.М. Заруцкий. Когда ополченцы отказались признавать права Марины и ее сына на трон, вместе с Заруцким она бежала в Астрахань, где попыталась создать самостоятельное государство. Но в 1614 г. астраханцы подняли против них восстание и вынудили бежать на р. Яик. Там Марина и Заруцкий были арестованы и отправлены в Москву. После боярского суда сын Марины Иван и Заруцкий были казнены, а ее отправили в заточение, где она вскоре умерла.

Официальным послом в Польшу стал думный дворянин Афанасий Власьев. Он выехал в сентябре 1606 г. из Москвы с огромной свитой и множеством подарков и для короля, и для Мнишеков.

Афанасий Иванович Власьев

А.И. Власьев принадлежал к дьяческому роду. Свою службу он начал в конце 1584 г. подьячим Царицыной мастерской палаты. В это время он, видимо, был подростком не старше 16 лет. Только в 1594 г. он был переведен в Посольский приказ, где также стал исполнять обязанности подьячего. В феврале 1595 г. его включили в состав посольства, направленного в Священную Римскую империю. После возвращения в ноябре этого же года он получил чин дьяка. Вскоре его перевели в приказ Казанского дворца, где в 1598 г. он был пожалован в думные дьяки. С этого времени он вошел в состав Боярской думы. Летом 1599 г. Власьев вновь был отправлен в качестве посла в Священную Римскую империю. После возвращения он получил назначение в Посольский приказ. С мая 1600 г. он стал главой этого приказа. В августе 1601 г. ему было поручено возглавить посольство в Речь Посполитую для заключения мирного договора на 20 лет, в июне 1602 г. он встречал датского принца Иоганна, в июле 1603 г. ездил по дипломатическим делам в Данию. После смерти царя Бориса в апреле 1605 г. был направлен в царскую армию под Кромы для приведения воинов к присяге царице Марии Григорьевне и царю Федору Борисовичу. Но вместе с большинством воевод Власьев перешел на сторону Лжедмитрия и присягнул ему. Это позволило ему не только сохранить должность главы Посольского приказа, но и стать казначеем. Поэтому именно ему была поручена важная миссия – привезти из Польши Марину Мнишек в качестве невесты Лжедмитрия.

После свержения Лжедмитрия новый царь Василий Шуйский отправил Власьева в ссылку в Уфу. В конце 1610 г. Сигизмунд III распорядился освободить его и вновь назначить казначеем. Но по дороге в Москву Афанасий Иванович умер. (Лисейцев Д.В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М., 2009. С. 593.)

А.И. Власьев прибыл в Краков в начале ноября. Сначала он отправился к Юрию Мнишеку, где сначала вручил ему грамоту от «Дмитрия» такого содержания:

«Мы, пресветлейший и непобедимейший монарх Дмитрий Иванович, Божиею милостию цесарь и великий князь всея России и всех татарских царств и иных многих Московской монархии покоренных областей государь и царь.

Признавали мы то всегда, что всякое приключающееся нам веселие и вам обрадование приносило; не меньше и ныне надеемся, что по благословению Божию и за щасливым прибытием нашим в государствующий город наш, в котором от пресветлейшей цесаревны государыни матери нашей приняв благословение, от святого отца нашего патриарха, по древнему нашему обычаю, коронованы мы и миром помазаны». (СГГД. Ч. 2. С. 212–213.)

После этого Юрий Мнишек получил следующие подарки:

1. Шуба из меха черно-бурой лисицы с воротником.

2. Золотая чарка, обсыпанная жемчугом и драгоценными камнями.

3. Булава, оправленная в золото, с драгоценными камнями.

4. Лошадь в яблоках с седлом и конской сбруей в золоте, усыпанной драгоценными камнями, и золотыми вожжами в виде цепи.

5. Часы в хрустале с золотой цепью.

6. Два ножа: один обсыпан алмазами, другой – драгоценными камнями.

7. Два персидских ковра, вышитых золотыми нитями.

8. Шесть сороков шкурок превосходных соболей и живые соболь и куница.

9. Три кречата с золотыми кольцами. (Дневник Марины Мнишек. С. 30.)

Аудиенция у Сигизмунда III состоялась 14 ноября (по новому стилю). Во время нее А.И. Власьев не только вручил королю грамоты от «царя Дмитрия Ивановича», но и передал подарки: двенадцать сороков шкурок соболей, восемь шкурок чернобурок, перстень с бриллиантом, лук с колчаном, оправленные в золото, три ногайских коня под драгоценным седлом, персидской и бархатной попонами.

Следующий официальный прием состоялся 18 ноября. Во время него Власьев попросил у короля разрешение на брак «царя Дмитрия» с Мариной Мнишек. Тот его тут же дал, но заявил, что до отъезда в Россию невеста должна обручиться с женихом. Для этого в Польше существует особый обряд. На нем послу следует выполнять функции жениха.

Несомненно, что Афанасия Власьева озадачило, что на него возлагалась столь ответственная миссия, но отказаться от нее он не мог.

Присутствовавшие на обручении представители королевской администрации подробнейшим образом описали все происходившее и отправили этот документ в канцелярию сейма. Вот некоторые выдержки из него.

Церемония проходила в доме ксендза Фирлея в присутствии короля с членами его семьи, кардинала, папского нунция и польской знати. Для нее в большом зале был установлен алтарь. Первым занял почетное место король Сигизмунд с сыном. Его сестра, шведская принцесса, отправилась в комнату невесты. Затем появился А. Власьев, который ударил челом королю и поцеловал у него руку, потом он встал на золотой ковер, специально для него постеленный. Рядом с ним расположились Юрий Мнишек и Гнезненский кастелян. Наконец, два польских сенатора вывели Марину Мнишек. На ней было белое платье, усыпанное драгоценными камнями, на голове – корона, распущенные волосы украшали нити из жемчуга. Ее сопровождала шведская принцесса.

Первым выступил с речью А. Власьев, затем канцлер Лев Сапега от лица короля, и завершил официальную часть воевода Липский, который рассказал о происхождении Марины Мнишек и ее всевозможных достоинствах.

Потом кардинал Бернард Мацеевский (дядя Марины) начал совершать таинство. Он произнес речь, положенную при этом обряде, затем вместе со всеми помолился. После этого он обратился к невесте и жениху с различными вопросами. Один из них озадачил посла: «Не давал ли жених обещания жениться другой девушке?» Но потом он решил, что в противном случае его не отправили бы к Марине Мнишек свататься, и ответил отрицательно.

При обмене перстнями посол вытащил из деревянной шкатулки маленькое золотое кольцо с огромным алмазом величиной с вишню и подал его Марине. Ответный перстень он сразу же спрятал в шкатулку, хотя его следовало надеть на его палец. Власьев не рискнул даже притронуться к невесте, боясь этим нанести урон чести своего государя.

Во время обеда король сел в центр стола, справа от него посадили Марину, рядом с ней Афанасия. Слева села принцесса с королевичем Владиславом. После этого начали раздавать подарки от «царя Дмитрия».

Застолье продолжалось достаточно долго. Во время него часто поднимались тосты и за короля и членов его семьи, и за невесту с женихом, и даже за кардинала. Затем начались танцы, во время которых Сигизмунд неоднократно приглашал Марину, Власьев же отказался танцевать, хотя ему и полагалось заменять жениха.

В конце церемонии Юрий Мнишек подошел к королю и сказал дочери: «Марина, подойди сюда, пади к ногам его величества, нашего милостивого государя, моего и твоего благодетеля, и благодари его за всякие благодеяния». Потом они вместе бросились к ногам Сигизмунда со словами благодарности. В ответ король поздравил Марину с браком и дал ей некоторые наставления. Они состояли в том, что она не должна забывать о родине и всегда обязана убеждать мужа жить в любви и дружбе с Польским королевством.

Ни Власьеву, ни членам его посольства не понравилось, что будущая царица так унижалась перед польским королем, но выразить ей свое возмущение они не посмели.

Только на следующий день во время официальных переговоров посол заявил, что находит оскорбительным умаление титула своего государя (Сигизмунд отказывался называть его царем) и то, что царская невеста падает на колени перед польским королем. На это ему ответили, что Марина все еще является подданной Сигизмунда и должна его почитать. (РИБ. Т. 1. СПб., 1872. Стб. 51–72.)

После обручения Марина Мнишек вновь получила много подарков. От Лжедмитрия ей преподнесли: ларчик, наполненный жемчугом и драгоценными камнями; икону Богоматери в золотом окладе с драгоценными камнями; позолоченные фигурки пеликана и оленя; серебряного павлина; позолоченную модель корабля довольно большого размера; два золотых кубка, украшенных драгоценными камнями; глиняную чашу в оправе из золота и драгоценностей и крышкой в виде дракона; большое блюдо из черного дерева, внутри которого располагались серебряные фигурки, двигающиеся под музыку, и с крышкой в виде слона с часами; четыре связки превосходных соболей и множество персидских золотых камней для украшения одежды.

Юрий Мнишек смог подарить дочери только позолоченный умывальник с серебряным тазиком. А. Власьев преподнес ей от себя шелковый, вышитый золотыми нитями ковер и сорок соболей. (Дневник Марины Мнишек. С. 175, 178.)

На этом число подарков не закончилось. Перечень их внушителен.

1. Икона Св. Троицы в золотом окладе с драгоценными камнями – подарок царицы Марфы-Марии.

2. Драгоценное украшение в виде Нептуна, стоимостью в 60 000 злотых.

3. Чарка гиацинтовая такой же цены.

4. Большие часы в шкатулке с трубачами и барабанщиками, отмечающими каждый час.

5. Пряжка в виде большой птицы с алмазами и рубинами.

6. Зверь с крыльями, украшенный золотом и драгоценными камнями.

7. Портрет богини Дианы, сидящей на золотом олене.

8. Несколько жемчужин в форме больших мускатных орехов.

9. 18 кусков бархата и парчи.

На следующий день Власьев привез подарки родственникам Марины. Они получили:

1. Саблю и меч с украшениями из золота и драгоценных камней.

2. Золотой кубок искусной работы.

3. Три шкурки чернобурки.

4. Дорогой нож.

5. Сорок шкурок соболей.

6. Кречета с золотым колокольчиком.

Женщинам достались множество шкурок соболей и шкатулки с жемчугом. (Дневник Марины Мнишек. С. 31–32.)

Однако после церемонии невеста и ее родственники не стали собираться в Москву. Чтобы объяснить задержку, Юрий написал Лжедмитрию о том, что его и Марину возмущает излишняя близость жениха с Ксенией Годуновой. Они требовали, чтобы царевна была выслана из столицы.

Самозванец не стал с ними спорить и приказал постричь несчастную Ксению в монастырь и отправить подальше на север, в Горицы. Так дочь Бориса Годунова, которая могла стать женой принца крови, превратилась в простую инокиню Ольгу.

В марте 1606 г. в Москве произошло очень тревожное для Лжедмитрия событие – восстание стрельцов. Они обвиняли «царя Дмитрия» в том, что он разоряет православную веру и во всем потакает иностранцам. Стрельцы, видимо, были недовольны тем, что царская стража состояла из одних иностранцев, и те получали высокое жалованье и поместья. Сами же они как бы оказывались не у дел.

По приказу самозванца верный боярин и глава Стрелецкого приказа П.Ф. Басманов провел следствие и выявил главных зачинщиков крамолы. Под пытками те сознались, что не верят в истинность «царя Дмитрия», как и многие стрельцы.

Тогда самоуверенный Лжедмитрий решил лично поговорить с восставшими. По его приказу всем стрельцам было велено без оружия явиться на задний двор дворца. Там с высокого крыльца лжецарь лично обратился к ним: «Доколе хотите вы чинить раздор и несчастье? Не довольно ли того, что вся земля разорена вконец и может погибнуть совсем?» После этого он подробно перечислил все измены Годуновых, за которые Бог наказал Русь голодом, и отметил, что «Бог сохранил меня, избавил от всех умыслов мою жизнь, чтобы наладилась общая жизнь. Вы же все еще не спокойны, желаете моей погибели, употребляете всякие хитрости, чтобы завести крамолу. Но какие у вас доказательства моей неистинности? Если они есть, то я тут же лишу себя жизни. Моя мать и все эти вельможи будут мне в свидетели. Да и возможно ли это дело, чтобы, не имея войска, простой человек мог овладеть таким могущественнейшим царством? Бог бы этого не допустил. Я подвергал свою жизнь опасности не для того, чтобы возвыситься, а для того, чтобы избавить вас от рабства и крайней нужды, которую терпели вы от узурпатора и изменника Годунова. Именно Бог вернул мне царство, принадлежащее по праву рождения».