Текст книги "История России. Смутное время"

Федор Иванович Андронов

Ф.И. Андронов был сыном мелкого торговца из Погорелого Городища, занимавшегося сбытом лаптей среди сельского населения. Федор рано был привлечен к торговым делам и вскоре занялся скупкой кож по деревням для последующей перепродажи сапожникам и скорнякам. Будучи активным и деятельным человеком, он вскоре взял под свой контроль всю торговлю кожами и изделиями из них в окрестностях родного города. В итоге местный воевода порекомендовал его в качестве помощника одному из членов гостиной сотни, занимающемуся торговыми делами царского дома. Тот поручил Федору дела, связанные с продажей мехов, поступавших в царскую казну из Сибири в качестве ясака. Это важное и очень доходное занятие потребовало переезда семьи Андронова в Москву. Там ему даже удалось лично познакомиться с царем Борисом. Предприимчивый купец понравился государю, и он даже стал поручать ему некоторые деликатные дела личного характера, например, найти ведунов, умеющих предсказывать будущее, или знахарок, излечивающих тяжелые болезни. Царь страдал от подагры, и никакие заморские лекарства ему не помогали.

После смерти царя Бориса наступили смутные времена, которые оказались «на руку» Федору Ивановичу. Пользуясь бесконтрольностью, он стал присваивать часть вырученных за меха денег. Это выяснилось лишь тогда, когда пришел к власти скупой и расчетливый В.И. Шуйский. Началось расследование хищений из казны, на Андронова завели дело. Но в это время в окрестностях Москвы уже образовалась Тушинская столица второго Лжедмитрия. Боясь наказания, Федор Иванович бежал к самозванцу. Там его приняли очень радушно, доверили пост казначея и присвоили чин думного дворянина. Для торговца из Погорелого Городища это было небывалым взлетом.

Когда начался развал Тушинского лагеря и Лжедмитрий бежал в Калугу, Андронов не поехал к нему. Он примкнул к тем представителям знати, которые решили вступить в переговоры с королем Сигизмундом и посадить на московский престол его сына. Вместе с ними он съездил в ставку короля под Смоленск в качестве официального члена посольства.

После того как и «Семибоярщина» согласилась с избранием Владислава на престол, Ф. Андронов вернулся в Москву, но не как частное лицо, а как представитель польского короля. Поэтому он был включен в состав временного правительства в качестве помощника казначея В.П. Головина. Сохранилось за ним и думное дворянство, позволявшее принимать участие в заседании Боярской думы. Конечно, его присутствие шокировало родовитых бояр, но Федор всегда садился рядом с Гонсевским и старался решать свои дела только с ним. Чтобы избавиться от некоторых слишком заносчивых бояр, он написал на них донос королю. После этого некоторые из них были отстранены от должностей, например начальник московского гарнизона князь И.С. Куракин, а князья И.М. Воротынский и A.B. Голицын были даже отправлены под домашний арест.

Вскоре предприимчивый торговец смог отстранить от дел и Головина. После этого царская казна оказалась полностью в его руках. Двоюродного брата Пятуню Михайлова Андронов пристроил на Денежный двор, где отливалась серебряная монета из вышедших из употребления серебряных изделий. Это позволило ему нажить приличный капитал. Вскоре там оказались и другие их родственники из купеческого сословия. Но Андронову и этого показалось мало. Он стал пристраивать на различные должности в правительстве своих приятелей и знакомых: рязанских дворян Ржевских, торговца С. Соловецкого, всех тушинских дьяков. С его помощью они выпрашивали у Сигизмунда чины и земельные владения.

Однако всесилие Андронова продолжалось недолго. В конце октября 1612 г. Кремль и Китай-город были освобождены ополченцами. По их приказу Федор Иванович и его ближние приятели были арестованы. Началось следствие, связанное с расхищением царской казны. Предъявленные Андронову обвинения были настолько серьезны, что судьи вынесли ему смертный приговор. (Морозова Л.Е. Смута: ее герои, участники, жертвы. Указ. изд. С. 370–423.)

После введения в Москву польского гарнизона в правительстве произошли большие перемены. «Седьмочисленные» бояре обладали властью лишь номинально. Все дела вершил начальник польского гарнизона А. Гонсевский.

Александр Корвин Гонсевский

А. Гонсевский был известным польским военачальником и дипломатом. В 1605 г. он был отправлен к Лжедмитрию I в качестве посла. Там он задержался до свадьбы самозванца. После свержения лжецаря был задержан в Москве и вернулся на родину только в 1608 г. Затем он вошел в состав войска Сигизмунда, осадившего осенью 1609 г. Смоленск. Гонсевский участвовал в Клушинской битве и потом вместе с Жолкевским вошел в Москву. После отъезда гетмана он был назначен начальником польского гарнизона. С жестокостью подавил восстание москвичей в марте 1611 г. Весной 1612 г. Гонсевский вывел часть польского гарнизона из окружения ополченцев и отправился в Смоленск. Там он был назначен начальником смоленского гарнизона, поскольку город был присоединен к Речи Посполитой. До 1618 г. Гонсевский с успехом отражал все попытки русских войск взять Смоленск. Во время Смоленской войны 1632–1634 гг. вновь успешно возглавлял оборону города, потом был участником переговоров по заключению Поляновского мирного договора. На родине получил должность судьи (рефендария), которую занимал до смерти в 1645 г. (Мархоцкий Н. История Московской войны. М., 2000. С. 117.)

А. Гонсевский предпочел опираться на бывших тушинцев, которые первыми разработали проект избрания на московский престол королевича Владислава. Среди них были следующие бояре: М.Г. Салтыков и его сын Иван, князь В.М. Мосальский, князь Ю.Д. Хворостинин, Н.Д. Вельяминов. Чин окольничего имели: М.А. Молчанов, князь Ф.Ф. Мещерский, Л.А. Плещеев, Т.В. Грязной. Именно они играли наиболее активную роль в Боярской думе. Большое значение стали иметь и тушинские дьяки. Посольский приказ возглавил думный дьяк И. Грамотин, Поместный приказ – думный дьяк И. Чичерин, Разрядный приказ – дьяк В. Юрьев, Большой дворец – думный дьяк В. Янов, Казенный двор – дьяки И. Юрьев и К. Софонов, Новгородскую четверть – думный дьяк С. Соловецкий, Устюжскую четверть – дьяк Ф. Апраксин, Земский двор – дьяк С. Дмитриев, Новый земский двор – дьяк А. Царевский, Челобитный приказ – думный дворянин Ф. Андронов, он же был заместителем нового казначея А. Власьева, который по дороге из Уфы умер, в Таможенной избе – дьяк Б. Замотчиков. Некоторые приказы возглавляли бояре и окольничие. Стрелецкий приказ – И.М. Салтыков, Пушкарский приказ – Ю.Д. Хворостинин, Ямской приказ – Н.Д. Вельяминов, Большой приход – Ф.Ф. Мещерский, Панский приказ – М.А. Молчанов, Монастырский приказ – Т.В. Грязной.

Все бывшие тушинцы стремились активно сотрудничать с поляками и обращались к королю Сигизмунду с различными просьбами. Ю.Н. Трубецкой и И.М. Салтыков получили подтверждение на свои боярские чины, полученные от Лжедмитрия II; Ф.Ф. Мещерский, И.В. Головин, Ю.Д. Хворостинин и В.А. Звенигородский – на окольничество. А.Ф. Мосальский получил должность кравчего, И.Н. Чепчугов – ясельничего, И.Р. Безобразов – ловчего. Значительно увеличили свои земельные владения и денежные оклады следующие представители знати: М.Г. Салтыков и его сын Иван, М.А. Нагой, А.Ф. Мосальский, РА. Безобразов, A.C. Собакин, Т.В. Долгорукий, Г.П. Ромодановский, М.А. Молчанов, И. Сунбулов, Н. Богданов, А. Чичерин, С. Шапкин, И. Грамотин, Е. Витовтов и др. Естественно, все они были согласны на все предложения короля Сигизмунда, который был не только категорически против крещения сына в православие, но и вообще не хотел посылать его в Москву. Польский монарх планировал сам занять царский трон, чтобы присоединить Русское государство к своей короне.

Анализ переписки Сигизмунда с европейскими адресатами показывает, что он называл именно себя наиболее законным претендентом на московский престол, в отличие от Бориса Годунова, Лжедмитрия и Василия Шуйского. Основанием для этого было его родство с великим князем Литовским Ягайло (сыном русской княжны и женатым на русской княжне). Поэтому король называл Русское государство своей отчиной. Не имея сил бороться ни с царем Борисом, ни с Василием Шуйским, он поддерживал авантюры Лжедмитриев, тем самым расшатывая их власть. При этом он зорко следил за настроениями в русском обществе, чтобы вовремя вмешаться и предложить на царский престол свою кандидатуру.

Договор В.И. Шуйского со шведским королем, заклятым врагом Сигизмунда, стал подходящим предлогом для вторжения поляков на русскую территорию и осады Смоленска. При этом по указанию короля был составлен «Универсал», в котором утверждалось, что целью его похода является защита царского престола от посягательства недостойных людей (Б.Ф. Годунова, самозванцев, В.И. Шуйского) и установление в стране мира и покоя для русских людей. Сигизмунд клятвенно заверял «своим истинным государским словом», что «веру православную, правдивую, греческую, все уставы церковные и все обычаи старинные цело и нерушимо будет держать, не только оставит старые отчины и пожалования, но сверх того всякою честию и вольностию и многим жалованьем одарит церкви Божии и монастыри». Текст этого «Универсала» был размножен и разослан по русским городам, в том числе попал он и в осажденный Смоленск. Но клятвам короля поверили очень немногие. К тому же он и сам понимал, что лукавит.

В письмах к иезуитам Сигизмунд называл настоящую цель своего похода на Русь – распространение истинной католической веры среди «диких и нечестивых северных народов». Римскому Папе он писал так: «Война мною предпринята для искоренения ересей и расколов, для безопасности и защиты своего государства. Все предпринятое сделано на пользу святой католической церкви». Король прямо заверял главу католической церкви в том, что будет вводить католичество на всей территории своих новых владений.

Еще более откровенно польский монарх писал испанскому королю: «Я предпринял справедливую войну против наследственных врагов своего королевства и силой оружия стремлюсь утвердить законные права своих предков. Но цель моя – не расширение владений, а «распространение истинной католической веры среди диких варварских народов, врагов всего христианского мира и еретиков». Представляя русских людей дикарями, чуждыми идей христианства и цивилизации, Сигизмунд сравнивал их с представителями африканских племен и американскими индейцами, против которых совершали походы испанцы.

При этом в письмах к московским боярам король постоянно утверждал, что его цель только в том, чтобы «кровь христианскую унять, государство утишить, обратить прежнюю недружбу в любовь, прежние войны – в покой и тишину». Сигизмунд пытался уверить своих адресатов том, что не намерен опустошать Русское государство, разорять святые Божии церкви, нарушать православную веру греческого закона. Он хочет лишь остановить междоусобие и братоубийственную войну, прекратить разрушение святых храмов и для этого готов дать сына на царство. Понимая, что при этом лукавит, король оправдывал свою ложь тем, что «с народом, чуждым католичества, нужно действовать не только оружием, но и хитростью и видимостью соглашения». (Акты времени междуцарствия. М., 1915. С. 108–132, 152–153.)

Не желая посылать Владислава в Москву для избрания его на царство, Сигизмунд стал всячески затягивать переговоры с русскими послами. Он заявил, что сначала надо расправиться с Лжедмитрием, обосновавшимся в Калуге, поскольку без этого царствование его сына не может быть прочным. К тому же Владислав слишком молод, чтобы управлять еще не успокоившейся от смут страной, поэтому ему самому с войском нельзя покидать русские земли. Не понравился ему и пункт о принятии Владиславом православия. По утверждению короля, вопрос о вере королевич должен решать сам.

На съезде с русскими послами 17 октября поляки прямо заявили, что до воцарения Владислава следует отдать королю Смоленск, этим якобы ему будет оказана необходимая честь. В ответ Филарет и Голицын сказали, что от польской стороны лишь требуется подтверждение договора, заключенного в Москве с гетманом С. Жолкевским. Никаких других вопросов они не намерены обсуждать.

В конце октября, несмотря на почти ежедневные встречи, стало ясно, что переговоры заходят в тупик. Даже приезд под Смоленск Жолкевского с пленным царем Василием ничего не изменил. Поляки все более решительно стали требовать сдачи им Смоленска. Без этого они не желали продолжать переговоры об условиях воцарения Владислава. Но русские послы прекрасно поняли, что делать это ни в коем случае нельзя, поскольку тогда город окончательно перейдет под власть Сигизмунда. Для себя они решили, что будут «крепко стоять на том, чтоб польских и литовских людей в Смоленск не пустить».

Однако через некоторое время в составе посольства произошел раскол. Часть его участников стала собираться в Москву под разными предлогами: одни заявили, что «проелись» и не имеют средств для дальнейшего пребывания под Смоленском (С. Васильев), другие «сказались больными» (В.Б. Сукин), третьи стали говорить, что в дальнейших переговорах нет смысла (А. Палицын).

Тогда Филарет и Голицын решили написать письмо в Москву, чтобы оповестить бояр о сложностях в переговорах и узнать их мнение о сдаче королю Смоленска.

В это время в столице ситуация все больше накалялась. Поляки и их сторонники постарались выслать из города как можно больше русских ратных людей. Оставшимся горожанам было запрещено ходить с саблями и пищалями. Не разрешалось даже привозить тонкие дрова, которые можно было использовать в качестве дубин. Все решетки, закрывавшие улицы на ночь, были разломаны, ключи от городских ворот оказались в руках Гонсевского и его помощников. Москвичи сразу почувствовали себя «в великой тесноте».

Сторонники короля стали требовать, чтобы патриарх и временное правительство дали согласие на приведение народа к присяге самому Сигизмунду, а не королевичу. Гермогена это требование очень возмутило. Опасаясь угроз со стороны М.Г. Салтыкова и Ф. Андронова, 30 ноября 1610 г. он обратился к верующим, собравшимся в Успенском соборе, и рассказал о желании короля самому воцариться в Москве. Многих москвичей возмутило это известие, и они пообещали пастырю, что защитят его от всех нападок.

Вскоре выяснилось, что далеко не все города согласились дать присягу даже королевичу. В Новгороде согласились принять только И.М. Салтыкова без сопровождавших его поляков для переговоров о присяге Владиславу. В ходе них выяснилось, что многие горожане хотят последовать примеру псковичей и признать царем Калужского вора, т. е. Лжедмитрия II. Жители Казани даже подняли восстание против воеводы Б.Я. Вельского и убили его за то, что он не хотел присягать «царю Дмитрию Ивановичу». Их примеру последовали и вятчане. Пермичи же заняли выжидательную позицию и написали соседям так: «В соединеньи быть и за православную веру на разорителей стоять мы рады. И вам бы, господа, с нами быть в совете по-прежнему и с торгами».

Пока города переписывались друг с другом о нежелании присягать польскому королевичу и признании государем Лжедмитрия II, сам он был убит. Произошло это достаточно банально. Утром 11 декабря 1611 г. самозванец отправился в лес на охоту за зайцами. С собой он взял ближнего боярина Петра Урусова, из числа татарских мурз, шута Кошелева и несколько слуг. Когда погоня за зайцами была в полном разгаре, Лжедмитрий с Петром оторвались от спутников и углубились в чащу. Там лошадь лжецаря увязла в снегу. Урусов, якобы желая помочь своему государю, подскакал к нему и со всего размаха снес ему голову. Так он отомстил за расправу над касимовским ханом, своим родственником, которого самозванец подозревал в измене и приказал утопить в реке. Марина Мнишек в это время была беременной и вскоре родила сына Ивана. Часть сподвижников самозванца во главе с И. Заруцким согласились поддержать ее притязания на московский престол и остались в Калуге.

Смерть Лжедмитрия внесла новый момент в переговоры смоленских послов с Сигизмундом III. У короля не стало главного предлога, из-за которого он не хотел отпускать в Москву сына. Теперь у Владислава не было серьезных соперников, и путь к престолу был открыт. Однако Сигизмунд продолжал упорствовать и не давал сына. Это заставляло русских людей заподозрить его в злом умысле – желании подчинить себе Русское государство и лишить его национальной независимости.

Новое видение сложившейся в конце 1610 г. обстановки отражает «Новая повесть» – яркое публицистическое произведение, написанное москвичом и распространенное в других городах в качестве грамоты. В полном названии этого произведения указано, что она повествует о страдании нового страстотерпца патриарха Гермогена, о послах Филарете и В. Голицыне, о «крепком стоянии» города Смоленска, о новых мучителях, гонителях и разорителях православной веры – Федьке Андронове с товарищами.

Новая повесть

«Преименитого великого государства, матерее градовом Росийскаго царства православным христианом, всяких чинов людем, которые еще душ своих от Бога не отщетили и от православные веры не отступили… Вооружимся на общих супостат наших и врагов и постоим вкупе крепостне за православную веру, за святые Божия церкви, и за свои души, и за свое отечество, и за достояние, иже Господь нам дал…

Поревнуем и подивимся великому оному нашему граду Смоленску, егоже стояние к западу, – како в нем наша же братия православныя християне сидят и великую всякую скорбь и тесноту терпят, и стоят крепце за православную веру и за святые Божия церкви и за свои души, и за всех нас, а общему нашему супостату и врагу королю не покорятся и не здадутся… Да и самого того короля, лютого врага супостата нашего, и его способников, таких же безбожников, яко же он, которые с ним тамо под оным градом стоят и град тый, аки злыя волки похитити хотят и которые у нас зде в великом нашем граде живут и на сердцах наших стояти, аки лютые львы, всегда поглотить нас хотят…

Подобает же нам ревновати и дивитися и посланным нашим от всея великия Россия…

К тому супостату нашему королю на доброе дело, на мирное совещание и на лучшее уложение… Злонравный же злый он сопостат король никако же того ничего не хотя и не мысля в уме своем тако тому бытии, яко же нам годе, понеже от давних лет мыслитна наше великое государство все они окаянники и безбожники, иже и преже того были его братия в той же их проклятой земле и вере, како бы им великое наше государство похитити и вера христистианская искоренити и своя богомерзкая учинити… И те прежереченные его доброхоты, а наши злодеи, о именех же их несть зде слова, растлилися умы своими и восхотеша прелести мира сего работати и в велицей славе бытии, и иныи некыи человецы не по своему достоинству саны честны достигнути, и сего ради от Бога отпали и от православной веры отстали, и к нему, сопостату нашему окаянному королю, вседушно пристали… и хотят его злодея нашего на наше великое государство посадити и ему служити… И бесовскаго своего воинства всю нашу землю наполнил… и тех посланных наших держит и всякою нужею, гладом и жаждою кончно морит и пленом претит…

Паче же подивимся и удивимся пастырю нашему и учителю нашему великому, отцем отцу и святителю, имя же его всем ведомо – како, яко столп непобедимо стоит посреди нашея великия земле, сиречь посреди нашего великого государства, и по православной вере побарает, и всех тех наших душегубных волков и губителей увещевает, и стоит один противу всех их. Аки исполин муж безо оружия и безо ополчения воинского, токмо учение, яко палицу в руку свою держа противу великих агарянских полков и побивая всех… токмо словом Божиим… И нас всех укрепляет и поучает, чтобы страха их и прещения не боятися… и стоять крепко и единодушно за преданную нам от Христа веру… здеу нас наш крепкий и непоколебимый столп стоит и всех нас крепит и учит и тому же граду ревновати велит. Придите, придете православные! Придете, придете, христолюбивые! Мужайтеся и вооружайте и тщитися на враги своя, како бы их победити и царство свободитися… скажу вам истинно, а не лжу, что однолично сопостаты наши… хотят нас конечно погубити и под меч подклонити, и подружия наша и от роды в работу и в холопы поработити, и прижитие наше пограбити, горше же всего и жалостнее – святую нашу непорочную веру в конец искоренит… Мужайтесь и вооружайтесь и совет межу собою чините, како бы нам тех врагов своих избыти! Время, время пришло, во время дело подвиг показати и на страсть дерзновение учинити, как вас Бог наставит и помощь вам подаст». (РИБ. Т. 13. СПб., 1909. Стб. 187–218.)

В конце 1610 г. многие русские люди наконец-то поняли, что главными их врагами являются поляки во главе с королем Сигизмундом, что проект избрания на престол королевича Владислава является утопией, а в реалии существует угроза окончательно потерять и свое национальное государство, и свою православную веру. В Москве оставалась горстка изменников, которых автор «Новой повести» называл «кривителями», не «земледержцами», а «землеедцами» и «человекогубителями», пытавшихся сотрудничать с поляками и королем, остальные же жители страны были готовы в любой момент начать сражаться с интервентами. Им только требовались смелые и отважные вожди, и очень скоро те появились.

Источники и литература

ПСРЛ. Т. 14; РИБ. Т. 13; Мархоцкий Н. История Московской войны. М., 2000; Тушинский вор: личность, окружение, время. М., 2001; Морозова Л.E. Смута: ее герои, участники, жертвы. М., 2004; она же. Россия на пути из Смуты. М., 2005; она же. Два взгляда Сигизмунда III на Русское государство // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. Вып. 2. М., 2002. С. 126–137; Лисейцев Д.В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М., 2009.