Текст книги "История России. Смутное время"

Грамота Лжедмитрия II воеводе Сандомирскому Юрию Мнишеку

1608 г. 27 января. Дмитрий Иванович, Божиею милостию Царь Всея России, Великий Князь Московский, Дмитровский, Углицкий, Городецкий и проч., и проч., и проч., и иных многих Государств Татарских Орд, Московской Монархии подвластных, Государь и дедич.

Ясновельможному господину воеводе Сандомирскому, родителю нашему, желаем от Господа Бога доброго здравия.

Судьбы Всевышнего сокровенны и непостижимы разуму человеческому. Что с ними может случиться, то прежде век уже определен от святого Его величества. И ныне над Нами страшный суд по соизволению Его совершился, ибо как великое наказание определил Нам, за грехи ли предков Наших, или за Наши бесчисленные, допустив оставить наследное Наше Государство и скитаться по чужим землям в крайнем бедствии и печали. Так и неизреченное милосердие над Нами ныне благоволил показать, не помянув беззаконий Наших, поелику Нас от изменнических рук подданных наших, от несказанных и неслыханных опасностей сам он Всемогущий избавил. Он, наведший прежде на Нас скорбь изгнанием из областей Наших, по неисчерпаемому Своему благоугробию, возведя Нас паки на наследное Царство Наше, приводя в бессилие и слабость изменников Наших и поборая по Нас всегда великою силою ратных, к Нам приклоняющихся, людей разных народов, толико Нас утешил, что поистине Вас и всех приятелей Наших (о чем Мы наиболее крушимся) вскоре освободит и все скорби и беды в радость и веселие обратит. Ему единому навсегда да будет честь и слава! Объявляем также Вашей любви, что Его Величество Король пришел наш и вся Речь Пополитая Польская суть Нам прибежищем и хотят Нам оказать пособие к получению наследных Наших владений. Желаем притом, дабы Господь Бог даровал, как наискорее увидеть любовь Вашу и всех Наших приятелей в добром здравии. Дана во владениях Наших, в Орле, 27 ноября 1608 года.

Вашей любви всегда доброжелательный сын Дмитрий Царь». (Тушинский вор. Личность, окружение, время. С. 346–347.)

Содержание данной грамоты весьма туманно и неопределенно. Вполне вероятно, что Лжедмитрий II писал ее сам. Он не решился даже упомянуть имя Марины Мнишек, видимо, не зная, как она и ее отец воспримут его послание.

Удивляет и его странный титул. Настоящий царевич Дмитрий был только Углицким удельным князем. Ни Дмитровское, ни Городецкое княжества ему никогда не подчинялись. Первое перестало существовать в начале XIV в., второе – в XV в. В титуле московских государей на втором месте упоминалось Владимирское великое княжение. Поэтому напрашивается предположение, что титул Лжедмитрия II был придуман им самим и его сторонниками, поскольку у них не было прежних официальных грамот с полным царским титулом.

Ответные грамоты Юрия Мнишека Лжедмитрию II неизвестны. Но пленники, видимо, с радостью восприняли известие о том, что «Дмитрий», настоящий или мнимый, собирается вновь сесть на московский престол и намерен их освободить.

Из записей одного из спутников Марины Мнишек известно, что всю весну 1608 г. в Ярославль приходили самые нелепые слухи о борьбе «Дмитрия» с царем Василием. По одним данным Москва находилась в блокадном кольце, и первое деревянное укрепление уже было взято. По другим сведениям царь был смертельно болен, и его должен был заменить брат Дмитрий. Сообщалось даже то, что в войну вступил польский король Сигизмунд.

Наконец, в мае 1608 г. из Москвы прибыл гонец с известием о том, что пленникам следует переехать в столицу. Там уже велись переговоры с польскими послами об их возвращении на родину. Марина с родственниками быстро собрались в дорогу, надеясь на перемены своего положения в лучшую сторону. В Москве они поняли, что положение царя Василия очень тяжелое. К городу двигалось большое войско «царя Дмитрия», и остановить его было некому. В июне оно расположилось в ближайшем пригороде – в Тушино. Это было настолько близко, что Юрию Мнишеку удалось установить тайную связь с самозванцем. В начале августа он сообщил ему о готовящемся отъезде в Польшу.

В ответ получил грамоту такого содержания.

Грамота Лжедмитрия II к Юрию Мнишеку от 22 августа 1608 г.

«1608 г., 22 августа. Дмитрий Иванович, Божиею милостию Царь Всея России, Великий Князь Московский, Дмитровский, Углицкий, Городецкий и проч., и проч., и проч., и иных многих Государств Татарских Орд, Московской Монархии подвластных, Государь и дедич.

Ясновельможный господин воевода Сандомирский, милостивый государь наш отец! Желаем от Господа Бога доброго здравия.

Получив известие на другой день удаления Вашего из Москвы, о дороге Вашей в Польшу, Мы весьма обрадовались, желая лучше слышать, что Вы в Польше на свободе, нежели здесь поблизости в полону находитесь, а также иметь с Вами скоро радостное и приятное свидание. Мы выслали было несколько людей для встречи Вашей любви, но изменники Наши – то подстерегли, что и помешало Нашему желанию и предприятию. Теперь же посылаем высокородных гг. Зборовского из Ритван и Стадницкого из Миргорода, полковников Наших, Нам усердных, желая, дабы любовь Ваша с пресветлейшею и любезнейшею Нашею супругою немедленно к Нам прибыли и не оставались бы в сие время в Польше, избегая презрения. Господ Бог скоро утешит печальных, что общий неприятель не будет радоваться. Госпожа воеводша, мать Наша, по милости Божией, в добром здравии; мы послали к ней господина Винарского уведомить обо всем. Повторяем еще любви Вашей желание Наше, дабы Вы, по свойству Вашему с Нами, употребили все способы, как наискорее с любезнейшею Нашею супругою к Нам приехать; за что Мы должную Нашу Вам воздадим благодарность. Вручаем, впрочем, любовь Вашу Господу Богу. Дана в лагере под столицею во владениях Наших, 22 августа 1608 года.

Вашей любви доброжелательный сын Дмитрий Царь».

(Тушинский вор. Личность, окружение, время. С. 347–348.)

В этой грамоте Лжедмитрий II уже упоминал Марину Мнишек как свою супругу и просил ее прибыть в его лагерь. При этом он намекал на то, что в Польше ее ждет презрение. Действительно, на родине жену самозванца могли ждать насмешки и пренебрежительное отношение польской знати.

Марина и Юрий хорошо это понимали. Поэтому, выехав из Москвы, они постоянно ждали гонцов из Тушино. Под Белой 16 августа (по старому стилю) на их обоз, охраняемый смоленцами, напали тушинцы во главе с полковником А. Зборовским. Мнишеков это нисколько не испугало, и они тут же согласились отправиться в ставку «царя Дмитрия».

По дороге Марина очень радовалась счастливой перемене в своей судьбе. У нее появлялся шанс вновь стать московской царицей, повелительницей бесчисленного количества подданных. Она уже мечтала о роскошных нарядах, дорогих украшениях, красивых безделушках и бесконечных пирах, балах, маскарадах. Но подъехавший к ее карете незнакомый шляхтич вернул ее к суровой действительности. Он сказал следующее: «Марина Юрьевна! Вы веселы и песенки распеваете. Конечно, вам бы следовало радоваться, если бы вы нашли в Тушино настоящего своего мужа, но вы найдете там совсем другого человека».

Слова незнакомца напугали Марину. Она тут же позвала отца и сообщила ему неприятную новость. Опытный политик Юрий Мнишек тут же приказал остановить коней и заявил, что не поедет дальше без объяснений и ответа на вопросы: к кому они едут и зачем? Люди из ближнего окружения Лжедмитрия сразу же поняли, в чем дело, и повезли Марину с отцом к П.Я. Сапеге для переговоров. Они заняли достаточно много времени, поскольку Юрий решил получить для себя и дочери максимальную выгоду из создавшейся ситуации.

В итоге договорились о том, что Юрий получит 300 000 рублей и вернется на родину Марина тайно венчается с новым самозванцем, поскольку перед Богом она хотела быть честной. После этого она останется в Тушино и будет исполнять обязанности жены «царя». При этом у нее должны быть отдельные палаты, свой двор, значительное количество слуг и приличная сумма на обиход.

Торжественный въезд Марины Мнишек в Тушинский лагерь состоялся 5 сентября 1608 г. Ее сопровождали 100 гусаров, 100 казаков и 200 пехотинцев в красной одежде. Все они были из отряда П.Я. Сапеги, с которым Лжедмитрий заранее договорился об этом.

Выстроившееся как на параде воинство было разочаровано холодностью встречи своего государя с женой, которую он долго не видел. Марина и второй самозванец оказались плохими актерами и не смогли достоверно изобразить радость при виде друг друга. Несомненно, что оба были разочарованы внешностью своей второй половины и пришли в глубокое уныние от того, что им предстоит изображать любящих супругов на публике. Но желание достичь вершины власти оказалось выше всего остального. Поэтому Лжедмитрий и Марина договорились не нарушать установленных «правил игры».

Выиграл от всей этой ситуации только хитроумный Юрий Мнишек. В октябре он получил сразу две жалованных грамоты от Лжедмитрия. В первой ему гарантировалось получение 300 000 руб. после воцарения самозванца в Москве. Вторая была выдана на владение следующими городами: Черниговым, Смоленском, Брянском, Стародубом, Путивлем, Курском, Новгородом-Северским, Рыльском, Карачевым, Почепом, Трубчевском, Комарском, Рославлью и Моравском. (Бутурлин Д. История Смутного времени в России в начале XVII в. Т. 2. СПб., 1841. Приложение X. С. 72.)

Эти пожалования говорят о том, что самозванец был готов отдать своим мнимым родственникам все что угодно. Тем более что ни денег, ни городов в реальности у него не было. На бумаге же он был рад написать все, о чем его просили. Можно предположить, что он не рассчитывал на успех и понимал, что все его щедрые дары останутся фикцией. Но Юрий Мнишек на всякий случай хотел иметь важную бумажку, чтобы потом ее предъявить мнимому зятю. Возможно, он не считал вторую самозванческую авантюру абсолютно безнадежной.

Источники и литература

Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. М., 1907; Тушинский вор. Личность, окружение, время. М., 2001; Дневник Марины Мнишек. СПб., 1995; Есипов В.Г. Тушинский вор. Т. 1–2. М., 1863; Тюменцев И.О. Смута в России в начале XVII столетия. Движение Лжедмитрия II. Волгоград, 1999.

Глава 10
ОБОРОНА ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА МОНАСТЫРЯ

Ситуация в стране к осени 1608 г.

Царь Василий понимал, что ему следует опасаться осады Москвы со всех сторон. Поэтому он постоянно посылал отряды на различные дороги для очищения их от тушинцев. Так, на Коломенскую дорогу были посланы сразу три полка. Большой полк возглавили: боярин князь И.С. Куракин и Г.Г. Пушкин; Передовой полк – боярин князь Б.М. Лыков и князь Г.К. Волконский; Сторожевой полк – В.И. Бутурлин и князь Ф. Мерин-Волконский. Они дали бой А. Лисовскому и разгромили его. В итоге Коломна осталась за царем Василием. Освобождена была и дорога, по которой из Рязани в Москву поступало продовольствие.

В середине августа В.И. Шуйский узнал, что из Тушина на Ярославскую дорогу послан Я.П. Сапега с полками Вилямовского, Микулинского и Стравинского, а также донские казаки под началом А. Лисовского. Они должны были не только перекрыть дорогу, но и захватить Троице-Сергиев монастырь, который был не только богатой обителью, но и хорошей крепостью.

Чтобы помешать осуществлению их замыслов, царь послал вслед за ними три полка. Большой полк возглавил его младший брат Иван Иванович, Передовой – окольничий князь Г.П. Ромодановский, Сторожевой – Ф.В. Головин. Они нагнали войско Сапеги у села Рахманцева и дали бой.

Сначала удача была на стороне русских полков, имевших численное превосходство. Но когда Сапега отправил в бой резервные отряды, они дрогнули и побежали. Весть о поражении царского брата была воспринята в Москве с большим унынием. Дворяне из Новгорода, Пскова и Заволжских городов тут же разъехались по домам под предлогом того, что должны защитить свои семьи от тушинцев. Это привело к тому, что осенью 1608 г. в столице осталось совсем мало защитников.

О ситуации, сложившейся в стране в это время, очень подробно написал неизвестный автор «Истории в память сущим».

«Кто же тоя беды изречет, еже содеяся во всей России?…И разделишася на двое вси человецы, вси, иже мысляще лукавне о себе: аще будет взята мати градов Москва, то тамо отцы наши и братия и род, и друзии, – тии нас соблюдут; аще ли мы соодолем, то такожде им заступницы будем. Польския же и литовския люди и воры казаки тем перелетам ни в чем не вероваху и, яко волца надо псами играху, и инех искушающее, инеми же вместо щитов от меча и от всякого оружия, и от смертного поядения защищахуся; и бяше им стена тверда злокозньство изменник… Поляцы же и литва вооружены стояще бездельно, смеяхуся безумству нашему и междоусобию… Изменницы, аще и множество пред ними их, и мощно и не дати, но не пререковаху и всяко насильство от них радостно приемляху. Пленниц же красных, жен и отроковиц и юнош, не токмо у худейших изменников, но и начальствующих ими отоимаху, овех на блуд, инех же в работу… Еще же и смех поляки над теми изменниками русскими деяху… Мнози убо жены и девицы по сочетании сквернеем з беззаконники не хотящее разлучитися, мнози же по искуплении паки к ним отбегаху; инии же на мужи своя смерти поучевахуся… Царем же играху яко детищем, и всяк выпили меры своея жалования хотяше… и в Тушине быв, тамо же крест господен целовав и жалования у врага Божия взяв, и вспять во царствующий град возвращахуся и паки у царя Василия болши прежнего почесть и дары и имения восприимаху и паки к вору отъеждаху. Мнози же тако мятуще всем государством Росииским, не дважды кто, но и пять крат, и десять и в Тушино, и к Москве преяждяху. Недостатки же в Тушине потреб телесных всяких, или пищ, и одежду, и оружий бранных, и ликарственных всяких зелий, и соль, – тая вся… изменницы от царствующего града Москвы наполняху их изменичьи станища в Тушине… И не токмо продаша на сребро отцов своих и братию, но и главы, паче же и душа своя». (Сказание Авраамия Палицына. М., Л. 1955. С. 267–270.)

Автор «Истории в память сущим» подробно описал бедственное положение Русского государства и его жителей в это время.

«Бысть бо тогда разорение Божиим святым церквам от самех правоверных… И тогда убо во святых Божиих церквах кони затворяху и псов во олтарех питаху. Освященные же ризы не токмо на потребу раздираху, но и на обущу преторгаху и драгими багры на плещу… и афедроны покрываху. И к коим же вещем святым не возможно приступати без говения со страхом, и тая ношаху блудницы и пияху с плясанием от сих, и бессловесные скоты украшахуся сими… Чин же иноческий и священнический вскоре смерти не предаваху, но прежде зле мучаще всячески… и таковых работами облагаху: и сторожи беяху им, и вина и пива варяху им, такоже и кормы людские и конские готовящее им, и пасяху стада им. Такоже иереов у мелива, и у возов, и у древосечества моряху; и блудниц стережаху, и работающее блудницам, и воду носяху им и дрова, и порты сквернавыя мыюще на них… И старыя и святолепныя мужи у ног их валяющееся, аки сиротки; и ругающееся им повелеваху песни пети срамные и скакати, и плесати, и непокаряющих же ся смерти предаяху.

И переменишася тогда жилища человеческая на зверская… Горы бо могли тогда явишася побиенных по правде и не по правде ратовавших… И крыяхуся тогда человецы в дебри непроходимыя, и в воде межу кустов отдыхающеся и плачущееся к создателю, дабы нощь сих объяла и поне мало бы отдохнути… Но ни нощь, ни день бегающим не бе покоя… и вместо луны многие пожары поля и леса освещеваху нощию… Нигде бо христиане земледельцы… не могущее жит семенных всяких сокрытии… и казаки и изменники, идеже, что останется таковых жит, то в воду и грязь сыплющее и конми топчюще… Идеже не пожгут домов, или не мощно взятии множества ради домовных потреб, то все колюще мелко и в воду мету; входы и затворы всякие рассекающее, дабы никому не жительствовать ту». (Сказание Авраамия Палицына. С. 271–273.)

Подготовка обороны монастыря

В Троице-Сергиевом монастыре тоже узнали о поражении царских полков под Рахманцевым и стали готовиться к обороне. О том, как это происходило, можно узнать из «Сказания о пришествии под Троицкий Сергиев монастырь польских и литовских людей», написанного троицким келарем Авраамием Палицыным.

Авраамий Палицын

Авраамий Палицын происходил из дворянского рода Палицыных и в миру носил имя Аверкий Иванович. Год рождения его не известен. В молодости он служил воеводой в небольших городках. В 90-е гг. XVI в. он принял постриг, видимо, в Соловецком монастыре. Около 1607/08 гг. он стал келарем Троице-Сергиева монастыря. В его ведении оказались все хозяйственные вопросы этой богатой обители.

Во время нападения на монастырь тушинцев в сентябре 1608 г. Авраамий находился в Москве. Только после снятия осады он прибыл в обитель и был вынужден заниматься ее восстановлением после многочисленных обстрелов и боев. В это время в его руки, видимо, попали записи, которые вели монахи во время осады, и всевозможные документы. Позднее на основе них келарь создал свое «Сказание».

В Смуту Авраамий Палицын был активным политическим деятелем. Он вошел в состав Смоленского посольства, ездившего к королю Сигизмунду для решения вопроса о воцарении Владислава, активно поддерживал руководителей Первого ополчения, являлся посредником при переговорах руководителей Первого ополчения с воеводами Второго ополчения, был активным участником Избирательного собора 1613 г. и ездил к избранному царем Михаилу Федоровичу Романову в Кострому, принимал участие в защите Троице-Сергиева монастыря от войск польского королевича Владислава в 1618 г. После возвращения из польского плена Филарета был сослан в Соловецкий монастырь, где умер в 1626 г. (Державина O.A. «Сказание» Авраамия Палицына и его автор // Сказание Авраамия Палицына. С. 32–44; Морозова Л.Е. Смута начала XVII в. глазами современников. М., 2000. С. 200–248.)

По данным «Сказания», тушинцы подошли к монастырю 23 сентября (по старому стилю) 1608 г. Они расположились на Клементьевском поле и стали осматривать округу.

В это время оборону обители возглавлял князь Григорий Борисович Долгорукий. Его помощником был дворянин Алексей Иванович Голохвастов. При осуществлении всех мероприятий они советовались с архимандритом Иоасафом.

Григорий Борисович Долгорукий-Роща

Г.В. Долгорукий-Роща вошел в историю военного дела как воевода, сумевший 16 месяцев оборонять общерусскую святыню – Троице-Сергиев монастырь от польско-литовских интервентов, имевших численное превосходство в 20 раз. Князь принадлежал к младшей ветви обширного рода князей Рюриковичей-Оболенских. Службу он начал в 1588 г. воеводой небольшого приграничного городка. До 1605 г. он находился вдали от столицы и царского двора. Только появление Лжедмитрия I позволило ему выдвинуться – за сдачу Курска он получил чин окольничего. Новый царь В.И. Шуйский сохранил за ним чин и активно его использовал в борьбе с И. Болотниковым. Сражения, в которых участвовал Долгорукий-Роща, были удачными. Поэтому в августе 1608 г. он был отправлен в Троице-Сергиев монастырь для организации его обороны от тушинцев. Под его началом было 600 профессиональных воинов. К ним присоединились 200 монастырских слуг и 700 человек из числа местных жителей, укрывшихся за монастырскими стенами. Им противостояло 30-тысячное войско гетмана П. Сапеги. Несмотря на то что противник имел значительный численный перевес, воевода Долгорукий твердо усвоил, что лучшим средством защиты является нападение. Он многократно устраивал вылазки, которые наносили тушинцам значительный урон. Под руководством Григория Борисовича монастырь выдержал все 16 месяцев осады. После ее снятия князь рассчитывал на щедрую награду от царя Василия, но вместо этого был только оскорблен. Первым наградной золотой был вручен Д. Жеребцову, который и по чину, и по вкладу в оборону монастыря был менее значимым, чем Долгорукий. Князь был вынужден подать жалобу в суд по делам местничества. Но из-за сложности ситуации в стране он не состоялся. По царскому указу Григория Борисовича отправили городовым воеводой в Вологду. Там он погиб 22 сентября 1612 г. от рук вольных казаков, занимавшихся грабежами северных городов в период ослабления центральной власти. (Сказание Авраамия Палицына. М., Л., 1955; ПСРЛ. Т. 14. С. 62, 82.)

Первый бой воеводы дали тушинцам прямо на Клементьевом поле. Они действовали так стремительно и мощно, что поляки и литовцы разбежались. Преследовать их было нельзя, поскольку можно было попасть в ловушку Поэтому Долгорукий и Голохвастов вернулись в монастырь. В нем в это время было много людей. Среди них были не только монахи и присланные из Москвы воины, но и жители окрестных сел, укрывшиеся от тушинцев за крепкими каменными стенами.

Воеводы встретились с монастырским начальством и обсудили с ними план своих дальнейших действий. В «Сказании» об этом писалось следующее:

«Осадные же воеводы, князь Григорей да Алексей, и дворяне приговорили с архимандритом Иоасафом из соборными старцы, что покрепити бы град осадою и всех бы людей привести к крестному целованию, и головам бытии старцом и дворяном, и разделити градские стены и башни, и ворота, и наряд устроити по башням, и в подошевных боех; да всяк кождо их ведает и хранит свою страну и место, и вся, яже на бранную потребу устрояют и с приступными людьми бьются с стены; а из града и на иную ни на которую службу да не исходить. А на выласку и в прибавку к приступным местом людей особ устрояют». (Сказание Авраамия Палицына. СПб., 1909. Стб. 138.)

На следующий день в главном монастырском соборе состоялся обряд крестоцелования. Суть его заключалась в том, что все обитатели монастыря на кресте поклялись «сидеть во осаде без измены». Первыми дали эту клятву Г.Б. Долгорукий и А. Голохвастов, за ними – все воины, монахи и жители окрестных сел. После этого, как заметил Авраамий Палицын, «и оттоле бысть во граде братолюбство велие, и вси со усердием без измены ратовахуся со враги».

В это время П. Сапега выбрал подходящее место для своего лагеря, окопал его рвом, насыпал валы и построил внутри два бревенчатых острога. Он понял, что сходу взять хорошо укрепленный монастырь не сможет, успех могла принести только длительная осада.