Текст книги "О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 2"

О посольстве Гусанкашана 245245
  Гусанкашан – шах персидский Узун-Гашан.


[Закрыть] , короля персидского, к Казимиру

Гусанкашан, король персидский, победив Магомета, императора турецкого, несколько раз, причем так, что он каждым разом по несколько десятков и несколько тысяч войска побеждал, трапезундскую у него империю в Азии, также Сенаполини в Наталии отобрал, в году 1474 Kатерина Зона [345], венета, человека благородного и делового, с письмами, халдейскими буквами писанными, прислал, прося, дабы Казимир против Магомета, турка, неприятеля веры христианской (которого он до этого несколько раз победил), с другими королями христианскими на будущую весну войну начал, точно обещая, что сам Гусанкашан пятидесятикратно сто тысяч войска своего на истребление турок, и на помощь христианам должен был привести. И это посольство явно было сделано, и тайно дочь Гусанкашана старшая, от Катерины, дочери императора трапезундского рожденная, одному, которому угодно [z] сыновей Казимира женой была бы отдана и в приданное Грецию и Константинороль обещал, которые сам Гусанкашан мощью своей и рукой вооруженной должен был у турок взять, и с дочерью в брак сразу же отдать. Против венгерского тоже короля людей и расходоввоенных обещал, но напрасно и мало важно это посольство показалось и ничего ему другого не отвечено было, лишь что королю Гусанкашану через послов своих должен был дать ответ. Об этом Меховский, fоl. 328, Кромер, lib. 28 PE 608, SE 408.

О войне Казимира с поляками и Владислава с чехами против венгерского короля Матиаша неудачной и о разорении русских стран никчемным войском татарским

Когда король Казимир имел сейм в Петркове в середине месяца июня. Приехали к нему послы от сына [345v] Владислава, короля чешского, помощи прося против Матиаша, короля венгерского, который, нарушив перемирие, Моравию и Шленск унижал не переставая. Послал тогда Казимир сыну двадцать четыре тысячи злотых червоных на подмогу веонную. Эту сумму, как летописцы русские и литовские некоторые свидетельствуют, из казны литовской одолжил. Против шленских князей, которые тоже на Польшу наезжали и сторону Матиашову держали, решено было ополчением всего королевства выступать, и приказал король всем съехаться в Мостов к середине месяца августа. А вскоре король с сейма в Корозу отъехал, желая оттуда готовиться к войне. Принесена ему была весть, что татары с царьком Андором, Эцигерея, царя перекопского, сыном, в Подолье тянутся. Король никакого дела полезного для этого не сделал. После этого более семи тысяч татар и этих никчемных безоружных (как Меховиус пишет) pаnоsоs, нищих, всю страну около Каменеца, Галича, Глинян, Дунаева, Гологор на сто почти миль вдоль и вширь на тридцать, железом и огнем уничтожая, жестоко и без отпора поразоряли, людей очень много как скот поубивали и в неволю загнали. От Дунаева, городка всего, Григорий, архиепископ львовский, мужественно их отбил, и поморянин Свинка, муж чистого сердца, лишь с шестью товарищами его защитил. Гнали их наши, но не во время и с большой [346] своей грустью, ибо татары, больных, старых и уставших перед их глазами секли. А сто тысяч людей, взятых в плен семью тысячами татар, (как Длугош и Кромер считают) в неволю загнаны были. В это тоже время король Казимир люблинское воеводство, которого до этого не было, основал, отняв часть уездов от сендомирского воеводства. Сразу же после этого король Казимир, поехав на шленскую войну, согласно времени назначенному, в Мостов двигался, но войска небыстро стягивающегося целые шесть недель ожидал, после чего пристойное время войны никчемной пришло. Так в то время дисциплина и упражнения рыцарские у нас запущены были. Потом, когда нескольконадцать тысяч литовского войска и татар литовских, над которыми был гетманом Иван Ходкевич, наместник витебский, притянулись, дня двадцать шестого сентября, двинулся король в Шленск со всей мощью, имея люда рыцарского более шестидесяти тысяч вооруженного, как Кромер пишет, но Ваповский и Бельский сорок тысяч кладут. И, втянувшись в опольское княжество, Кручборк и Бычину, городки, взял. Переправившись через Одру, реку, вброд, под Вроцлав двигался, слыша, что его там Матиаш, неприятель, ожидал. Встали лагерем поляки у Олавы, и когда на отдых и на добычу отряды распустили, сразу же Матиаш, разделив войско свое, опередил наших, без дела волости окрестные унижая, легко разгромил, так что удирать наши должны были. Видя это, татары литовские сразу же с близкого расстояния прискакали, после чего удирающие поляки остановились и, прийдя в себя, с первой смелостью встретились с венграми, но полезного. Еще король Казимир, узнав это, сразу же им на помощь послал двор свой с Павлом Ясенским [346v], подскарбием, и сам с другим войском за ними спешил. Неприятели тогда вскоре увидели, что полякам мощи прибыло, рассыпались и, ни остановившись, ни оглянувшись и аж до Вроцлава пришли.

Убито в этой потасовке из неприятельского войска тысячу, и шляхтичей восемьдесят взято было в плен, среди которых были благороднейшие: Гудвиг Павел Карват и другие баны, и воеводы: Ульрих, либо, как Длугош и Кромер пишут, Вильгельм Перштынский, чех. Затем, дня двадцать четвертого октября, Владислав, король чешский, о деле которого дело шла речь, к отцу Казимиру приехал, двадцать тысяч войска имея, но более пешего. Там поприветствовав обоюдно, во Вроцлав двигались и перед городом оба войска встали, разбив шатры [i] и соединившись, но напрасно и никчемно, без пользы и без нужды время тратили. Матиаш же укрепил лагерь свой под городом, у монастыря св. Винцентия. Смотрел на лагерь молча, что же короли с ним начинать хотели со вздохами и вырыванием волос, часто говоря, что легко мог бы всем миром кругом овладеть, если бы столь большие и такие войска имел, какие и как большие против него неприятели его, король польский и венгерский, привели. Но все никчемно, лениво время проводили, никакого дела полезного не делая. Наших, в попойках непорядочно мыкающихся очень много регулярно хватали, так что полны башни и тюрьмы все вроцлавские пленных были. Более того лагерь наш зажегся в сильный ветер, где много людей, снаряжения военного, коней возов, пятьсот шатров и еды погорело. А как пишет Длугош, Меховиус и [347] Кромер lib. 28, fоl. 612, Prima Editiо, SE 410, что в возах, на поле сгоревших находились святыни либо вещи святейшей тайны, веры христианской Тела Господнего, из-за чего в эти святости верили.

А Матиаш, видя плохие дела наших, которых раньше очень боялся, взял на них сердце, послал часть войска своего, разделив их на два, одно в Великую Польшу, другое, в Велюньскую землю где большой вред мечом и огнем делал. Oпольские, глоговские и кожуховские князья со стороны Матиаша серадскую землю и Великую Польшу аж до Познаня унизили. Без сопротивления Междуречье сожгли и замок междурецкий, как Длугош пишет, и другие хронисты Сендивой Чарнковский, староста, за золото продал, из-за чего был потом на отчизне покаран. Затем зима пришла, голод тоже великий и красная немочь сурово в войске нашем господствовала, так что должны были с Матиашом до двух лет и шести месяцев перемирие взять. Напрасно потратив время и средства и ничего не сделав, разъехались наши. И Матиаш был хвастлив, согласно его обычаю, сообщая всем господам христианским о своей победе, расписал, что двух королей мощных победил. И что все их войска легко мог бы истребить, но, христианином будучи, христиан же и пощадил. Еще люди ученые, которых очень любил и щедро о которых заботился, стихами и писанием славу его разглашали. На поляков в то время Габриэль, епископ агриенский, писал стихи, очерняя их никчемность: [ 347v]ПЛП

 
Наступила зима, падает белый снег, уходите, поляки!
О, удирайте замерзшей толпой к своим огням домашним!
Ему же Гжегож, архиепископ львовский, отписал:
Молчи, болтливый язык, молвишь слова без смысла и без довода,
Они равны словам постыдным, Ионус!
 

О суровом поражении турок Стефаном, воеводой волошским

В году 1476 Магомет, турецкий император, когда Радулу, воеводе мультанскому, против Стефана волошского, господаря, данника польского, помогал и подчинил его себе, то послал тоже сто двадцать тысяч войска турецкого с татарами и с мультанами в Волохию на разорение, желая тоже Стефана подчинить. Но Стефан, воевода волошский, взяв помощь от Казимира, короля польского две тысячи конных, а еще волохов тоже сорок тысяч (среди которых была чернь ополченцев) собрав и пять тысяч семиградцев, которых у Матиаша, короля венгерского, отнял, с этим людом более хитрости, силу вовсю употребляя, турецкое страшное и великое войско отовсюду мучил. И так он их помучил, и хорошую землю, где турки должны были тянуться, до этого сам выжег и истребил и траву огнем высушил, после чего сами они и кони их роскошные от голода останавливались.

Потом, когда их перевез в безопасное место, над озеро Раковец у реки Берланад, ударил на них и там турок и татар при помощи Божьей, малым людом сто тысяч на голову победил. Трупы убитых говорил сжечь, от которых еще, сегодня есть кости великие, [348] и высокие нагромождения, которые сам, в Турцию едучи, в году 1575 собственным глазом видел. Три креста на знак этой удивительной победы вмурованные стоят.

Еще несколько башей, гетманов передовых были убиты, хоругвей военных более ста взято было, взятых в плен всех говорил на плахе поубивать, и четыре ценнейших узника и тридцать шесть хоругвей военных, также часть добычи неприятельской ценнейшей, Казимиру, королю в Литве, в то время живущему, через господ своих послал. А Матиаш, король венгерский, по обычной хвастливости писал к папе, императору и другим господам христианским, прославляя свою победу, что большие войска турецкие гетман его, воевода волошский (которого сам боялся), победил. Но Стефан, этой победой не хвастаясь, сурово запретил по всей земле своей, дабы ни один той победы ему приписывать не смел, но самому Господу Богу. Еще четыре дня покорно просил, и Матиашу хвастливому и папе из добычи и из пленных еще большие подарки послал. К турецкому тоже императору Магомету через благородного посла дары послал, жалуясь на разбойничество и грабежи турецкие, которые ему большой вред причинили в земле его. Сделал он это вопреки воле императорской, и об этом его цезарская милость не знала и о чем она не приказывала. «Хоть я их покарал, но на своем я не стою и потому прошу, дабы были выданы те, которые к земле вашей императорской милости поудирали».

Из этого посольства турецкого цезарь после этого поражения, будучи опечаленным, посажал послов в тюрьму, но увидев, что неправильно поступил, так как посол имеет мир и место у всех людей, пустил их босо, забрав у них все. Об этом Длугош, Кромер, lib.28, PE, fоl. 614, SE fоl. 411, Бельский [348v] 219, Гербортус, fоl. 326, и т.д. А Mеховиус, lib. 4, саp. 70 fоl. 339, так пишет, с удивлением его расхваливая: O, Stеfаnum virum аdmirаblеm, еtс. и т.д. O, Стефан наш дивный и частыми победами над Турками славный, который наших веков так славную победу сам первый между господ христианских над ними получил.

О взятии турками Кафы и Белогрода 246246
  Белогрод – Акерман на правом берегу лимана Днестра.


[Закрыть]

В этом тоже году 1475 Магомет, император турецкий, Кафу либо Tеодосию, город великий и славный, над морем Понтским в Таурике, либо в Перекопе, лежащий, который в то время генуэзцы, итальянцы, держали, овладел из-за предательства и сдачей предателями итальянцами, золотом испорченными. Защищался этот город от турков двадцать четыре года от взятия Константинополя. Шляхта вся с женами и с детьми, также с оными предателями, итальянцами, в Константинополь привезена была, и предатели в тюрьму были посажены, и люд простой на половину имущества был покаран и на своих местах оставлен. Один только корабль, в котором были полтораста девушек красивейших из Кафы на срамные дела турецкого тирана перебранных, с дорогой добычей в руки Стефана, воеводы волошского, пришел. Там тоже Магомет царя перекопского Медлигерея с двумя братьями в Кафе взял в плен, которые, как близлежащие соседи из поля для лучшей безопасности в стены итальянские были переведены. Таким образом город генуэнский благородный Кафа, с другими окрестными замками, не имея помощи, турецким цезарем Магометом взят был путем сдачи предателей итальянцев, в нем живущих. Услышав об этом, [349] епископ кафийский Сымен (как летописцы, свидетельствуют), который был в то время в Киеве, спасения желая у Мартина Гаштолта, воеводы киевского, за столом от потрясения внезапно умер, и там же, в Киеве, погребен был.

А Магомет прямо из Кафы в Белогрод волошский, который над Днестровым устьем, где в море Понтское впадает, лежит, притянулся и взял его также путем сдачи. А Стефан, воевода волошский, видя себя неравным против него мощи турецкой, по лесам и по горам лежал, замки укрепив. Когда эта весть внезапно в Польшу пришла, так всех суровая боязнь потревожила, не иначе как бы уже в Подолье и в Руси турки унижали. Стефан же, воевода волошский (как Кромер и Ваповский пишут), как только войско турецкое и татарское отошло, Белгород вновь получил, и турецкий гарнизон на нем перебил. В этом жегоду наводнение от разлива Вислы столь суровым было, что и Казимир, и Страдом, города при Кракове, вода закрыла, и до верхов алтарей вода в костелах достигала. В это же время саранчи суровое множество в серадскую землю [прилетело], также и в ленчицкой, и в Мазовше господствовала и не только луга и зерновые, но и ветви с дерева объедала, сквозь гущу их роя едва солнце проникало, как Кромер и Меховиус, lib. 4 fоl. 341, саp. 71, пишут, так что как облако небо заслоняла.

А король Казимир потом Ядвигу, дочь старшую, в Познань отправил в брак Ежи, князю баварскому, с приданным в тридцать две тысячи злотых причитающимся, к которой не только избранник, но и император Фридрих с курфюстами в тысячу коней выезжал. [349v]

Приехал потом быстро другой посол от Гусанкашана, короля перского к Казимиру, Исаак из Трапезунда, прося, дабы отправился против Магомета, турецкого императора на весну, пререкаясь основательному истреблению турок из Греции и из Азии. Был отправлен ласково, и еще других господ христианских объезжал. А когда король с поляками и с Литвойв Любл ине сеймовал, слал регулярных послов один за другим Стефан, воевода, прося короля о спасении против турок, ибо Магомет у Андрианополя великие войска собирал в Волохию. Советовались господа литовские (как Кромер пишет), ПЛП еt suаdеbаnt quidеm Litуuаni, еtс., дабы король более мощно и благородно против турок Литвой и Польшей башни волошской земли всей мощью оборонял, чем бы ее напрасно потерял, либо, скорее на мясные отруби выдав, остаток государства своего в опасности защищал бы. Но это короля не тронуло, хоть об этом целые пятнадцать дней говорили. Вгоду же 1476 Магомет, император турецкий, с большим войском турок и татар в Волохию вошел, против которого собрался Стефан, воевода волошский. Татар он сперва победил, удачно потом на турок, когда через Дунай переправлялись, ударил, но, числом будучи побежденным, с честью ушел, ничего более, кроме двадцати своих потеряв. Мучил потом турок из тесных углов, и турки, завоевав Волохию, аж до Хотима в Подолье вторглись и несколько весей сожгли. Услышав это, Казимир сразу же двинул русскую, подольскую и белзскую шляхту. Ее наши, когда лежали долгое время в Каменце лагерем, и без [350] короля за границу не хотели, и домой вернуться не хотели и не меньшим ущербом землю подольскую, как и неприятель, измучили. Это происходило, пока Казимир из Корчина в Белз двинулся, дабы своей персоной сердца своим прибавить и турок попугать. Турки же без промедления из Волохии вытянулись. Галеры и корабли, на которых пушки и другое снаряжение для добывания замков везено было с янычарами императора Магомета, почти точно в это время в море Черном затонули, ветрами будучи разбросанными. А Матиаш, король венгерский, расписал письма, хвастаясь, что только собрался на турок, как те удрали из Волохии. По этой причине послали ему папа и города, также князья волошские, дважды сто тысяч злотых в золоте, на помощь против турок. Вскоре после этого турки из Боснии в Венгрии пять замков взяли над Дунаем и все страны окрестные славянские и волошские унизили, после чего итальянцы ложь и напрасную хвалу Матиашову не вовремя увидели. Вскоре после этого потом, в году 1477 Стефан, воевода волошский, мультанскую землю поразорял и Радула либо Дракулу247247
  Радул или Дракула – Радул III Красивый, господарь волошский в годах 1462–1474.


[Закрыть], воеводу мультанского, брашовскими горожанами выданнного, взял в плен. Победив и изгнав турецкие заставы, Цыпулиса, одного из своих господ умелых, воеводой мультанским поставил.

Об отборе Новогрода Великого у Литвы князем московским Иваном Васильевичем 248248
  Иван III, князь московский, (1462–1505), сын Василия II Слепого, объединил землю русскую.


[Закрыть] Великим в году 1477

Иван Васильевич, князь московский, муж великого умения, собрав большие войска, тянулся под Новогрод Великий249249
  Двигался под Новогрод Великий – присоединение Новогрода Великого наступило в 1478 г.


[Закрыть] литовский, и новогродчане, не ожидая, в замкнутости готовились, и вступили с ним битву у реки Холоны, как [350v] Герберштейн пишет, но, перевесом Москвы побежденные, в город ринулись, который из-за халатности литовской и короля Казимира и плохого обеспечения Иван, московский князь, взял. Триста передовых горожан вырезал и их все большое и богатое количество имущества прибрал. Еще мещан всех других ограбил, и только третью часть всего добра вернул. Архиепископа или митрополита новогродского сокровищницу золотом, серебром, жемчугами, камнями дорогими и всем видом богатств много лет собранных наполненную, ограбил. Лишь только золота, серебра, жемчугов камней дорогих и драгоценностей триста возов вывез из Новогрода в Москву, а одежды и другого имущества без числа было много возов.

Этот Иван Васильевич, хоть на широкое государство после своих предков вступил, но был в неволе и в подчинении татарской от тех татар, которые за Волгой живут. Столь сурово был зависим от них князь московский, что когда послы или гонцы татарские за данью, или по какому другом делу приезжали в Москву, то сам великий князь пешком должен был против посла выходить и кобыльего молока (это напиток татарами считается самым благодарным) кубок с большим уклоном и челобитием на коне сидящему татарину подавать. А если бы какая капля на гриву конскую с усов татарских или из кубка капнула, то великий князь должен был слизать. Переводчику же, читающему письма царские, для сидения одежды изысканнейших из соболей подстилал, а сам с господами советными стоял. Потом челом бил, слушал письма и, на колени упав, стоял на коленях и ни от одной услуги тиранской не отказывался. [351] Даже если бы войну против собственных приятелей виновных и христиан [татарин] приказал начать, то он должен был все это делать. Потому этой суровой и тяжкой неволи Иван Васильевич, муж большого сердца и рыцарь воинственный, почему законно Великим был назван, не мог терпеть. По побуждению жены, гречанки250250
  Женой Ивана III была София из рода Палеологов, племянница последнего императора византийского. Умерла в 1503 г.


[Закрыть], выбился из нее, а еще пограничные и прилегающие русские княжества и свойственников своих более хитростью, нежели мощью, под свою власть покорил. Еще замков, Литве издавна служащих, много взял, и, растянув государство на запад и Новгород Великий, город очень широкий и людный, и составом товара всех сторон северных богатейший и славнейший, взял. Этот же город Александр Витольт Кейстутович силой взял в году [1414]251251
  Пробел в летописи.


[Закрыть]. И на каждыйгод сто тысяч красных злотых, как Ваповский свидетельствует, или рублей, как Длугош, Кромер, с него в то время великому князю литовскому платилось. О чем Длугош, Меховский, lib. 4, саp.27, fоl. 343, Кромер, lib. 29, первое издание, fоl. 632, второе издание, 422fоl., Бельский, 2-е издание, fоl. 281, Гербортус, fоl. 330, lib. 17, саp.9, Ваповский, и т.д. Но русскиелетописцы литовскую дань с Новогрода так считают. С Новогрода Великого платилось в казну литовскую считанных денег тысяча золотых, фризских жеребцов немецких сто. Отсюда известно, что новогродчане лифляндской землей владели, особенно там, где есть порт у Нарвы, как и московские хроники свидетельствуют. Через него и дань фрезами– жеребцами [z]из-за моря имели, и князьям литовским в дань давали ливов свыше сорок сороков, соболей, куниц, лисов черных, волков и всякого вида мехов, [351v] каждого по сорок сороков. Псковитяне же половину этой дани платили, то есть по пяти тысяч червоных злотых, по пятьдесят фрезов и двадцать сороков каждого вида мехов.

Иван Васильевич, будучи воодушевленным этой добычей несказанной и овладением столь славного города, на все страны и княжества русские и литовские мысль свою настроил, видя, что Казимир далекими делами в далеких сторонах польских забавлялся. Но господа литовские настойчивыми послами его призвали. Так что, укрепив перемирие с Матиашем, королем венгерским и взяв присягу от Мартина, прусского мастера252252
  От Мартина, прусского.. – Мартин Трухсес фон Ветцхаузен 1477–1489.


[Закрыть], которую тот норовил нарушить, и Якубу Дембинскому, каштеляну и старосте краковскому, также Павлу Ясенскому, каштеляну сендомирскому, коронные дела поручив, сам с королевой и с королевичами в Литву спешно ехал. Там, ставя литовские дела, более чем обычно в Вильне жил, и послал сразу же дворового своего Стрета к царю заволжскому Ахмату, прося его о помощи против московского. Заволжский царь тогда с войском, ордой своей, двигался в землю московскую и расположился на реке Угре. Но, хоть господа литовские как наилучшее дело советовали (как Длугош пишет): войной своего добиваться и свое получить, однако же король с суровым князем московским предпочел спокойно вести себя, видя его столь возвышенным и могущественным из-за прихода больших богатств и стран во владение, а также из-за многочисленностью рыцарства опытного регулярной войной и из-за памяти о прошлых победах во власть свою верящего. А своих из-за долгого застоя никчемными и [352] изнеженными для войны считал. Денежными людьми против столь мощного неприятеля войну вести нужно, которых и из иных соседних стран в то время столь быстро вывести не мог. Потому с московскими на нескольколет Казимир перемирие взял, и Новогрод Великий и ему несколь[k]о княжеств русских, от Литвы оторванных, перепало.

А царь заволжский стоял на Угре, немалое время ожидая науки королевской, а потом князь московский дал большие дары гетману царскому, князю Тимуру. Все подарки, и особенно большие дары, что были задержаны несколько лет, из Москвы царю отослал. Царь, тоже не имея науки от Казимира, и, будучи наговоренным гетманом своим, Томиром, вернулся в царство свое, которое этот же Томир, гетман его, за подарки князя великого разорил. А король Казимир в Польшу отъехал.

И здесь летописец русский действительно во времени и причине отъезда короля Казимира из Литвы в Польшу, как обычно, сфальшивил, говоря, что как только король чешский Иржик умер, послали к нему господа чешские, прося, дабы им Владислава, сына, дал на королевство чешское, а Казимир, оставив дела литовские и войну с московским, по уговору господ польских ехал в Польшу, желая отправить сына на корону чешскую и т.д. Но это фальшь, ибо Иржик Подебранский, король чешский, умер в г.1471, а Владислав, сын Казимира, был коронован на его место сразу же в Праге, как об этом выше сказано. А московский потом, вгоду 1479, Новогрод взял. И таким образомлетописец, по которому Литва, когда иных хроник не имела, на свет [с другими] выходила, ошибся [352v] на восемьлет, и прошлое будущим счел. Но это неудивительно, ибо ему часто удается правду обойти. Наверняка тот, кто его писал, воду пил, и правду тоже обошел.