Текст книги "Тропой дружбы"

Глава 36

На следующий день мы отправили Слоупа в Потсвилл. Мне даже стыдно было ехать рядом с ним по главной улице, потому что, как я уже говорил раньше, мы с Блонди приоделись и, должен признать, выглядели довольно здорово. Люди оборачивались и смотрели, как мы едем: я верхом на Кейт, Блонди – на своей огромной лошади, эдак небрежно расстегнувшись, чтобы ветер трепал полы сюртука, из-под которого сверкал его шикарный жилет.

Но старина Слоуп вообще не имел никакого вида. У него не было даже сапог для верховой езды, как у нас, мягких, узких, с высокими каблуками. Он напялил грубые сапоги, какие носят обыкновенные старатели. И ехал наш недотепа верхом на мустанге с непомерно большой неуклюжей головой. Понятия не имею, где он его отловил. Скорее всего, этот урод просто принадлежал прииску, и Дюган взял его, потому что он оказался ближайшим четвероногим, подвернувшимся ему под руку.

На голову наш друг нахлобучил старую войлочную шляпу, которая, может, когда-то и выглядела неплохо, но с тех пор здорово истрепалась, вся как-то сплющилась. Сюртука на нем вообще не было, а только голубая рубашка из фланели, рукава которой он просто закатал до локтей, потому что они были ему коротковаты, и еще обычный рабочий комбинезон со шнуровкой по бокам. В Слоупе не было никакого фасона, и вы ни за что не подумали бы, что его хоть сколько-нибудь заботит, какое впечатление он производит на окружающих.

Я стыдился его и, конечно, сердился. Потому что он был больше чем миллионер, а выглядел как простой наемный рабочий. Мы с Блонди смущались, что нас видят вместе с ним. Сказать по правде, это даже унижало.

Когда мы доехали до конторы Бонанзы, я подумал, что, может, он и видеть нас не захочет. Но я ошибся, потому что мы спокойно прошли в его кабинет и он прогнал целую кучу людей, чтобы освободиться для нас. Даже очень сердечно пожал нам руки.

Ну и прохвост же он был! Вел себя так, будто у него с нами никогда не было никакой ссоры и он нас в самом деле очень любит!

Бонанза был разодет, как всегда, и выглядел, словно новенький доллар. Его большой длиннополый сюртук был еще шире, чем обычно, а штаны спадали на ботинки роскошными небрежными складками, как, может, мантия у короля. Он стал розовее, круглее и улыбался больше, чем прежде.

– Ну, ребята, это настоящее удовольствие! – приветствовал нас проходимец. – Дела могут подождать, когда меня пришли навестить старые друзья. Вы знаете, я никогда не допускаю, чтобы дела могли помешать приятным вещам. Хотя нам и не довелось провести вместе много времени, я все равно считаю, что мы хорошо узнали друг друга. Я не ошибаюсь?

Он засмеялся всем нам, подмигнул, а затем стряхнул пепел с сигары прямо на яркий ковер. Какое значение имел для него какой-то ковер? Там, откуда взялся этот маленький старый коврик, было полным-полно других. Вот с таким видом Бонанза и посыпал свой шикарный ковер пеплом.

За ту минуту, пока мы друг друга рассматривали, я почувствовал себя просто бедняком, хотя мог догадываться, что у него в кармане нет и пятидесяти тысяч долларов. Таким жуликам, как он, и не нужны деньги, они пользуются своими подлыми трюками и имеют все, что хотят!

Бонанза предложил нам сигары и фабричные цигарки, из которых я взял одну и стал потихоньку ее потягивать, потому что она была сладковатой, а еще потому, что Слоуп втихомолку огорчался из-за моей дурной привычки.

Разговор начал Блонди:

– Мы пришли побеседовать с вами насчет одной сплетни, которую тут услышали. Просто проезжали мимо и подумали, что, может, вы тоже захотели бы посмеяться над ней!

Бонанза Крис порозовел еще больше и засиял, готовый повеселиться вместе с нами.

– Ничего так не люблю, как хорошую шутку. Продолжай, Блонди! Я с удовольствием посмеюсь, даже если эта шутка касается меня. Когда дело доходит до шуток, то я демократ. Чем чаще смеешься, тем лучше, вот мой лозунг!

– Дело вот в чем, – продолжил Блонди. – Один старатель по имени Джо Мильтон заявился к нам и спросил, не желаем ли мы передать ему во владение половину Кристабеля, потому что когда-то ему принадлежал весь участок, а потом он продал вам половину. Мильтон сказал, что написал свое имя на чистом листе бумаги, а вы сделали так, что эта подпись подтверждает продажу всего участка, и что именно так он вам достался!

Блонди засмеялся, и Бонанза тоже, только как-то криво, одной стороной лица. Вторая осталась ужасно серьезной, что мне не понравилось.

– Так, значит, Мильтон со своей историей околачивается в округе? – полюбопытствовал мошенник.

– Да, конечно, он здесь, – подтвердил Блонди.

Слоуп наклонился вперед:

– Мистер Кристиан, я думал, что больше никогда не увижу вас, по известным причинам, но сейчас пришел вас просить, чтобы вы рассказали нам правду. Вы действительно купили у мистера Мильтона только половину его участка?

Бонанза закашлялся и хмуро посмотрел на свою сигару. Потом вдруг хрипло засмеялся и сказал:

– Бумага заполнена! Любой может ее увидеть! Внизу на ней стоит подпись Мильтона, а выше – соглашение, написанное другой рукой, если уж быть точным, но оно гласит, что Мильтон продал весь свой участок в Кристабеле. И под этим подпись, его подпись, которая удостоверяет, что все правильно! Что еще нужно?!

– Ничего? – очень быстро отреагировал Блонди.

Пожалуй, слишком быстро, потому что Слоуп укоризненно посмотрел на него, и я представил, как его совесть взбирается на высокую лошадь, чтобы пуститься с места в карьер.

И он начал:

– Только между нами, не то чтобы что-то можно было сделать по закону…

– Нет, черт побери, нет, сэр! – крикнул Бонанза и стукнул толстым кулаком по жирной ладони так, что она затряслась, как желе. – По закону ничего не может быть сделано, чтобы разорвать эту сделку! Если вас беспокоит именно это, я сниму с вас тяжкое бремя, заплачу вам добром за сделанное мне зло. По крайней мере, – продолжал он, спохватившись, что связывает себя обещанием, – подскажу вам надежный выход из этого дела и скажу правду: ни один суд в мире и даже все, вместе взятые, суды мира не смогут вас заставить выпустить Кристабель из ваших рук. А если бы это у них получилось, – тут он хитро улыбнулся и подмигнул, – я стал бы тем человеком, который подал бы на эти суды в суд! – И снова засмеялся.

Готов повторить в сотый раз, что свет не видывал такого пройдохи! Если Бонанза не мог выжать из вас монету своим мошенничеством, он хоть веселился за ваш счет. Казалось, для него это было одно и то же.

Но Слоуп если уж вцеплялся в какую-нибудь идею, то становился прямо бульдогом. Поэтому спокойно и серьезно поинтересовался:

– Не можем ли мы вернуться немного назад, мистер Кристиан?

– Сколько пожелаете, мистер Дюган, – мрачно и нетерпеливо откликнулся Бонанза и снова тряхнул сигарой, хотя на ней и не было никакого пепла. – Сколько угодно, а я попытаюсь вам ответить.

– Благодарю вас, – облегченно, как ребенок, получивший, наконец, желанную игрушку, вздохнул Слоуп. – Тогда не можете ли вы сказать мне доверительно, что навсегда останется между нами…

– О, я знаю, Дюган, – перебил его этот прожженный жулик. – Знаю, что вы – честный человек.

Он сказал это с некоторым нажимом, будто честность была единственным достоинством Слоупа.

Но косвенные намеки никогда не доходили до тупой башки нашего доброго друга. Он просто продолжил:

– Я только хочу спросить вас, вы действительно заплатили больше чем за половину участка?

От этих слов Бонанза взорвался. И я его не виню. Он уже признал, что обманул Мильтона, а теперь у него пытались получить признание, как на суде. Он закричал:

– Черт побери, парень, если можно один доллар превратить в два, только дурак этого не сделает! Кроме того, я тогда и понятия не имел, что Кристабель – золотое дно. Если бы это знал, неужели продал бы его с пустяковой для себя выгодой вашему уважаемому отцу, мистер Дюган? Нет, сэр, можете быть уверены, не продал бы ни за какие деньги!

Слоуп вскочил на ноги и чуть ли не поклонился.

– Большое вам спасибо, сэр.

– Да ну? – пробормотал Бонанза. – Всегда к вашим услугам.

Он был еще разгорячен. И я ему посочувствовал, потому что Слоуп буквально ткнул его носом в его же грязь.

Блонди пытался сообразить, о чем таком спросить бы еще, но Бонанза до того разозлился, что уже почти грубо напомнил нам о своей занятости.

Ну, после этого мы были вынуждены выйти из кабинета и спуститься по лестнице. Слоуп шел первым с высоко поднятой головой, напевая что-то под нос. В этот момент я ужасно его ненавидел. Мы с Блонди тащились сзади.

– Ну, что делать? – спросил я его.

– Может, попробовать отсудить дело через суд? – предложил он, злой и расстроенный.

– Тогда старина Слоуп просто отдаст половину из своей доли.

– Чертов дурак! – выругался Блонди.

– Это еще мягко сказано, – стиснул я зубы. – Он не такого заслуживает. У нас осталась единственная надежда – выяснить, правда ли, что этот Мильтон тот самый человек, который открыл место.

– И так ясно, что это он, чего уж там! – отмахнулся Блонди.

Действительно, это было яснее ясного. Хорошо!

Но все равно я решил, что не вредно лишний раз проверить, и отправился к человеку, знающему в Потсвилле всех и каждого, то есть к старейшему здешнему кузнецу, который затачивал коловороты и подковывал лошадей, понимал толк в людях и помнил всех.

Я просунул голову в дверь его мастерской:

– Привет, Майк, почем нынче железо и дьявольский огонь?

– Привет и тебе, чертово отродье, – улыбнулся он. – Как у тебя дела?

– Чем дальше, тем жарче, – бросил я. – Послушай, ты знаешь старателя, который открыл Кристабель?

– Конечно знаю, – ответил Майк. – Его зовут Джо Мильтон. Уж мне-то не знать Джо!

У меня просто сердце упало. Я ухватился за последнюю соломинку:

– А как он выглядит?

– Это ты про Джо? Ну, думаю, ему около сорока. Седоватый такой. А тебе зачем?

Я отвернулся и ничего не ответил. Конечно, это было невежливо, но мне стало совсем плохо. Я понял, что теперь ничего не помешает Слоупу отдать Мильтону около миллиона долларов!

Может, это было и правильно, и глубоко справедливо, но, Господи, до чего же мне этого не хотелось!

Глава 37

Несчастья сыпались одно за другим.

Выйдя от Бонанзы, Слоуп тут же пошел к адвокату, и нам с Блонди ничего не оставалось, как побрести за ним.

Блонди попытался уговорить нашего друга:

– Это хорошо, Слоуп, что ты хочешь сделать все по справедливости, только не стоит торопиться. Знаешь пословицу: «Поспешишь – людей насмешишь»? А ты, можно сказать, прямо с разбегу прыгаешь в пропасть!

– Знаю, – ответил тот. – Но я должен это сделать. Я знаю, как мне поступить.

Он был счастлив, как ребенок, когда вокруг совершается что-то хорошее, вроде убранства дома еловыми ветками, хотя от них только одни хлопоты: усеивают весь пол иголками. А дети стоят рядом с глупыми улыбками и ждут подарков. Вот такая улыбка была на лице нашего олуха, хотя он не ждал никакого подарка. Для себя он никогда ничего не ждал.

Потом мы сидели в конторе адвоката, пока он составлял документ под названием «Передача имущества». В нем было много разных слов, которые повторялись тысячу раз, но я запомнил только то, что этот документ начинался со слова «Поскольку». Оно было написано большими буквами с завитушками самыми что ни на есть черными чернилами. У меня чуть сердце не остановилось, когда я его увидел, но мы с Блонди могли лишь беспомощно смотреть на все это.

Затем у Блонди появилась идея. Он подсел к столу и составил пару других бумаг, по которым мы с ним передали половину наших долей в Кристабеле Слоупу, потому что он отписал мистеру Мильтону две трети своей доли, то есть целую половину всего участка!

Видите, как сложно все шло, и при этом вокруг нас, как москиты, вертелась целая куча черных «поскольку»! Одного этого хватило бы, чтобы заболеть, и я, по-моему, заболел. Я разделил двадцать тысяч на два. Это оставляло мне, как говорили деловые люди, десять тысяч или, может, больше, если прииск окажется богаче, чем его оценивали до сих пор. Десять тысяч, конечно, целая куча денег. Это было очень много. Но меня ужасно беспокоили не сами деньги, а суть вещей. Я имею в виду, что, когда вы ни с того ни с сего отдаете кому-то что-то, это неправильно и ненормально.

Но именно эти вещи нисколько не беспокоили Слоупа. Он знал свое дело и вел его упрямо, как бык. Когда Дюган считал, что он прав, его уже было не свернуть. Наш упрямец с радостью прыгнул бы со скалы, если бы забрал в свою тупую башку, что это принесет кому-нибудь пользу.

Его беспокоило только то, что мы с Блонди израсходовали нашу часть на этот идиотский подарок Мильтону, потому что считал, что должен сделать его только за свой счет.

Но Блонди возразил:

– Нет, мы тоже собираемся поступить по-честному, я и малыш. Это не значит, что мы думали влезть в это дело так быстро. Мы хотели все как следует и не торопясь обдумать. Нам кажется неправильным устраивать эту чертову спешку, когда отдаешь миллион долларов. Но если ты на этом настаиваешь, мы внесем нашу долю.

Слоуп кивнул, он находил, что именно так и нужно поступить. И что, вы думаете, сказал? А вот что:

– Мне не очень нравится, что вы лишаетесь ваших денег, но, в конце концов, лучше быть честным, чем наоборот. Я уверен, честность всегда вознаграждается.

Я уже не знал, смеяться мне, плакать или просто ругаться, слушая, какую чушь он несет. И при этом у него был такой добрый, торжественный вид, как у женщины, которая улыбается своему краснолицему ребенку, который еще ни на что не похож.

Плохо то, что Дюган захотел немедленно встретиться с Джо Мильтоном и отдать ему эту половину Кристабеля. Он, видите ли, не мог терпеть ни минуты! Тогда Блонди, у которого лицо сморщилось, будто он съел лимон, взял да засунул все три эти «передачи» в один большой конверт и положил его в карман Слоупа. Потом мы втроем отправились домой.

Мне поручили найти Мильтона и сообщить ему замечательную новость, что денежки его дожидаются.

Могу сказать, мне это задание понравилось, как кошке – мокрые лапы, но делать было нечего, я оседлал Екатерину Великую и поскакал.

Честное слово, стоило мне влезть в седло и ощутить под собой ровный, скользящий галоп Кейт, как с моей души словно сдуло все наши неприятности. Я с удовольствием смотрел на ее маленькую аккуратную головку, когда она покачивала ею из стороны в сторону, и маленькие красные ушки, которые так и двигались то вперед, то назад.

Господи, что это была за лошадь! И с гордостью могу вам сказать, что она не только была, а есть! Потому что в любой момент могу выглянуть в окно и увидеть, как она пасется себе на холме и ставит эти ушки топориком, а ее редкая грива развевается на ветру. И это вам не картинка – самая что ни на есть живая, настоящая лошадь!

Так что я себя отлично чувствовал, пока добирался до Мильтона. По дороге мне встретился мужчина, который вел под уздцы ослика, до того нагруженного, что у него из-под поклажи виднелись только четыре копытца. Хозяин не подгонял его, а просто шел себе за ним задумчиво, наверное полагаясь на чутье животного.

Этот человек остановился и подробно объяснил мне, как найти заброшенный прииск. Мы поехали под соснами – моя кобылка мягко ступала по толстой подстилке из иголок – и вскоре оказались на поляне, где стояла развалюха под односкатной крышей, а над ней из скособоченной трубы вился курчавый дымок. Перед домом за большим пнем сидел мистер Мильтон и играл в карты с ужасно серьезным видом.

Я остановил гнедую под деревьями на опушке и стал наблюдать за ним. Лично я в карты никогда не играл, хотя видел много всяких игр, но даже не предполагал, что можно играть с самим собой!

Мильтон сдал по пять карт, но не заглянул в лежащие перед ним, а сначала поднял и посмотрел те, что были напротив. Я сидел на Кейт, которая – умница! – затаилась, как мышка, пока он так проделал раз шесть, хмурясь и недовольно покачивая головой. У него, видимо, все пошло нормально, потому что Мильтон ухмыльнулся, закивал седой головой и, похоже, успокоился.

Пока он сосредоточенно играл, подмигивая самому себе, я решил, что все-таки это странно, что человек вот так беззаботно практикуется в карточной игре, будто у него голова не болит о чем-то более важном, например о половине Кристабеля!

Я громко его окликнул. Он мгновенно обернулся и, одним движением неизвестно откуда выхватив кольт, припал к земле и навел его прямо на меня!

Мое сердце чуть не выскочило, поверьте!

– Эй, мистер Мильтон, – крикнул я. – Вы, кажется, не поезд и даже не почтовый дилижанс, а я не разбойник, который хочет его ограбить, потому что он набит деньгами!

Увидев, что это только я, он встал и отряхнулся. Потом вроде как засмеялся и объяснил:

– Эх, сэр, я столько времени провел среди подлых мексиканцев на Рио-Гранде, что даже теперь поневоле опасаюсь любой неожиданности! А ты, парень, уж очень неожиданно закричал! – Он выпрямился и снова засмеялся.

У него был хороший, прямой взгляд. Я не мог устоять и рассмеялся с ним за компанию.

– Вы так долго были на Рио, что в один прекрасный день, глядишь, и сами перестреляете кучу людей, не подумав, – отозвался я.

Он серьезно кивнул:

– Да, пожалуй, мне стоит последить за собой. – Потом спросил: – Ты давно там стоишь со своей лошадью?

– Я-то? Да минут десять. Смотрел, как вы сами с собой играете в карты.

– Видишь ли, это очень интересная игра, – сообщил он, глядя мне в глаза. – Но она требует умения.

– Да, я это видел.

– Если хочешь, я научу тебя как-нибудь, когда у меня будет время, – предложил Мильтон.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Но как-то не хочется брать карты в руки, пока у меня есть деньги. А когда они перестанут водиться, я у вас поучусь.

Он усмехнулся:

– Ты не первый, кто надеется на карты. Но вот что я тебе скажу, паренек. Будь честным, и ты всегда окажешься в выигрыше.

– Так-то оно так, – согласился я, – да только от честной работы бывают мозоли на руках, горбатая спина и плохое зрение.

Он опять расхохотался, и тогда я ему сказал, что Слоуп очень хочет сейчас же его видеть.

– Зачем это? – уставился на меня Мильтон.

– Только чтобы сообщить вам хорошую новость.

Он сразу как-то расслабился, пошел и поймал прихрамывающего мустанга, который пасся неподалеку, бросил ему на спину седло и забрался на него. Мы двинулись назад.

По дороге Мильтон стал восхищаться Кейт, но заявил, что на вид она слишком хороша, чтобы быть настоящей бегуньей. Его мустанг, конечно, тяжеловат, но он готов держать пари на доллар, что обскачет ее до обгоревшей сосны, стоявшей в миле от нас.

Я осмотрел его мустанга. Что ж, могу сказать, у него были свои достоинства. Во всяком случае, все четыре ноги были при нем, а это уже лошадь.

Разумеется, я принял пари, и, когда Мильтон крикнул, мы помчались вперед. Триста ярдов Кейт опережала соперника на корпус, и я наблюдал, как мистер Мильтон нахлестывал своего мустанга. Затем я ее послал. Мне даже не нужно было ей говорить, что она должна сделать. Моя гнедая стрелой пролетела мимо мустанга, как будто его и не было, и мне пришлось даже натянуть поводья, чтобы остановить ее, когда мы были за сотню ярдов до обгоревшей сосны.

Подъехав, Мильтон протянул мне доллар. У него был задумчивый вид.

– Она именно такая, какой выглядит, – произнес он. – В наше время таких уже мало. Сколько ты за нее заплатил?

– Восемь сотен.

– Сними свое седло, а за упряжь я тебе дам двести долларов, – неожиданно предложил Мильтон. – Мне известны места, где такая лошадь стоит гораздо больше!

Я только засмеялся, хлопая Екатерину Великую по шее. Он больше ничего не сказал, но всю дорогу до дому поглядывал на нее сбоку.

Глава 38

Мильтон, конечно, понимал толк в лошадях.

– Вам, видать, приходилось попадать в переделки, когда быстрые ноги под вами кое-что значили? – полюбопытствовал я.

– Переделки-то? Да, я много чего мог бы тебе порассказать, – засмеялся он, но как-то тихо и невесело, если вы понимаете, что я имею в виду. Потом добавил: – Мексиканцы умеют задать скачку, когда им подворачивается случай. Уж они-то здорово тебя погоняют!

– Ага, говорят, сам слышал, – подхватил я.

И, поглядев на мистера Мильтона, сразу решил, что те мексиканцы, которые задали ему гонку, должно быть, были отчаянными ребятами, потому что и он не казался человеком, которого запросто поймаешь, вовсе не казался – ни по виду, ни по тому, как пускал в ход свой револьвер.

Я даже восхитился им и вдруг задумался: откуда бы это старателю так много знать о лошадях и проводить столько времени за картами? Большинство знакомых мне золотоискателей, а я достаточно их повидал, в свободное время, отдыхая от тяжелой работы, стругали палочки, покуривая на солнышке, шлялись по городу или просто отесывали камни молотками. А Мильтон, это было сразу видно, выглядел слишком прилично для человека такой профессии.

Не знаю, как там все сложилось у него в жизни, что он знал достаточно, чтобы по достоинству оценить Кейт и все такое, за исключением этой его глупой истории с Кристабелем, но он мне нравился, так что я довольно хорошо о нем думал все время, пока мы добирались до дому. К тому же он оказался наблюдательным человеком – ему понравилось, как я езжу верхом. Мильтон сказал, что я правильно понимаю: главное – это соблюдать равновесие, а не цепляться изо всех сил за повод. Крепкая хватка, она, конечно, нужна, если человек мчится за гончей, когда под ним не лошадь, а одно недоразумение.

– А вы сами охотились верхом с собаками, мистер Мильтон? – спросил я, надеясь услышать какую-нибудь интересную историю.

– Охотился ли я с собаками?! – повторил он со смешком. Потом его голос изменился, и он искоса поглядел на меня: – Разве это возможно здесь? Нет, конечно, сам я не охотился, но много слышал об этом от тех, кому доводилось выезжать на охоту с гончими.

– Вот бы интересно послушать! – загорелся я. – Мне не приходилось встречать человека на Западе, который когда-нибудь охотился с гончими или хотя бы знал кого-нибудь, кому это доводилось делать!

– Видишь ли, там, где живут мексиканцы, кого только не встретишь! – ответил он. – Тут тебе люди из самых разных уголков, эмигранты и всякое такое.

Я кивнул. Это верно. На юге, на Рио-Гранде, никогда не угадаешь, с кем тебя свела судьба. Тамошний бродяга вполне может оказаться принцем, а какой-нибудь принц на самом деле обыкновенным пройдохой.

Мы подъехали к нашему дому и сбросили поводья. А когда вошли в хижину, Слоуп встал и пожал Мильтону руку с самой дружеской улыбкой.

– Думаю, Рэд уже оповестил вас, что я оформил передачу вам половины доходов от Кристабеля? – спросил он.

– Половину во всех доходах? – уточнил Мильтон и вздрогнул, будто в него попала пуля. Потом обернулся ко мне: – Нет, Рэд ничего мне не говорил! – И опять очень пристально посмотрел на меня.

– Хотел сделать вам приятный сюрприз, – объяснил я.

– Д-да, это действительно очень приятный сюрприз! – согласился Мильтон. – Вы хотите сказать, что намерены вернуть мне половину вашего участка, мистер Дюган?

– Разумеется, именно это я и сделал, – подтвердил Слоуп. – Документ уже готов. Но когда я говорю «я», то включаю сюда и моих друзей. У нас нет разногласий по этому поводу.

– Конечно, мы все согласны, – подтвердил Блонди, нагнувшись, чтобы завязать шнурки башмака.

Сияя, как несчастный идиот, Слоуп достал из кармана большой конверт:

– Вот эта бумага, которую я приготовил для вас, мистер Мильтон!

Тот покачал головой и помолчал. Потом проговорил:

– Что ж, Дюган, должен сказать, уже при первой встрече вы показались мне порядочным человеком, вы вели себя по отношению ко мне благородно. И все же, честно говоря, я не думал, что смогу получить причитающееся мне без единого выстрела!

Естественно, этим своим замечанием он малость обидел Слоупа. Может, вы еще не поняли, что нашим олухом можно было вертеть как захочешь, но заставить его сделать что-нибудь серьезное совершенно невозможно! О, он становился просто другим человеком! Даже если бы вы накинули ему веревку на шею, а к этой веревке прицепили двенадцать мулов, все равно своего не добились бы. Он или только брыкнул бы пятками, так что эти мулы посыпались бы, как котята, или порвал веревку, или сломал бы себе шею! Вот каким он был человеком! Глуп-то глуп и покладистый, как дитя, если вы знали, как с ним обращаться, но стоило его задеть, как в нем просыпался бульдог.

И вот Слоуп вскинул голову, как норовистая лошадка:

– Мистер Мильтон, возможно, вы думаете, что запугали нас или как-то иначе принудили к этому акту?

Мильтон сглотнул.

– О чем вы, мистер Дюган? «Запугал», «принудил»? Разве один человек может запугать троих? – усмехнулся он и добавил: – Я считаю Рэда за мужчину, поскольку понимаю, что он может быть опаснее любого взрослого.

Не скрою, было приятно слышать такое от взрослого человека, за которым гонялась целая банда мексиканцев. Наверное, я раздулся от гордости, как клещ. Но в следующую минуту острый взгляд Блонди меня словно уколол. Я почувствовал, что он вовсе не радуется и что атмосфера в комнате накаленная.

– Рад, что вы так думаете, мистер Мильтон, – ответил Слоуп. – Позволю себе заметить, что с официальной точки зрения мы могли бы оспорить ваши претензии. Фактически, у вас очень шаткое положение, даже согласно заявлению мистера Кристиана. Тем не менее мы намерены поступить по справедливости. Существует такая вещь, как моральный долг. Поэтому я вручаю вам этот пакет с бумагами, которые делают вас владельцем половины Кристабеля. Что касается денег, которые нами уже получены, то мы выплатим вам вашу долю. Однако надеемся, что и вы со своей стороны позаботились выяснить, какова ваша часть в расходах, которые мы уже понесли при разработке жилы.

– Я? – оторопел Мильтон. – Но, мистер Дюган, я уже говорил вам и повторяю еще раз, что если мы станем работать вместе, то в моем лице вы найдете самого честного и надежного партнера. Может, у меня нет хватки и большого опыта в делах, но в чем уж я точно напрактиковался, так это в борьбе за то, что считаю моим. И хочу сказать, – продолжал он, – что впервые в жизни без борьбы получил справедливую долю. А это много значит. Для меня это самое важное! И намерен доказать, что вы не напрасно доверяете мне, мистер Дюган. Это относится и к вам двоим. Думаю, я стою того, чтобы есть с вами из одного котелка!

Это была такая хорошая, торжественная и скромная речь, что меня пробрало до самых кишок, а по спине даже побежали мурашки. Так мог говорить только человек, который был готов умереть ради спасения своих друзей и все такое.

От всех этих мыслей у меня защипало в глазах. Я подумал, что, наверное, во всем мире не найти другого места, где подбирались бы люди вот такого крупного калибра, как у нас, на Западе. И должен признаться, был горд за мою страну!

И тут вдруг заметил, что Блонди очень низко опустил голову и усмехается. Он сидел так, что, кроме меня, этого никто не мог видеть. Мне стало стыдно за Блонди, который не понимал, что Мильтон говорил и вел себя как настоящий мужчина!

А тем временем Слоуп достал бумаги из конверта и объявил:

– Вот этот документ, мистер Мильтон, и я от души надеюсь, что к вам придет самая большая удача от… – Он неожиданно запнулся, хлопая глазами. Потом обратился к нам: – Блонди! Рэд! Ее здесь нет!

– Здрасьте! – сказал Блонди.

У меня все поплыло перед глазами, а в голове мелькнула смутная догадка.

– Как это нет? – сурово нахмурившись, удивился Блонди и встал с кресла. – Но она же была там! Они все были вложены в один конверт!

– Это что же, обман, джентльмены? – вмешался Мильтон, оглядывая нас из-под черных бровей.

Лицо Слоупа покрылось потом.

– Мистер Мильтон! – сказал он. – Не знаю, что и думать! Мы оформили три акта. Я передал половину участка вам. Так было проще. А потом мои друзья великодушно передали мне по половине своих долей. У них осталось по одной двенадцатой части. У меня стало немного больше. Вот, можете посмотреть их акты! Но третья бумага куда-то исчезла. Ужасно боюсь, что вы можете подумать, будто я вызвал вас сюда под фальшивым предлогом!

Мильтон поколебался с минуту, опустив голову, потому что лицо у него стало презлющим. Наконец медленно прошипел:

– Дюган, если вы окажетесь нечестным человеком, то тогда честности вообще нет во всем мире! Я это знаю! Не могло случиться, что эта бумага не попала в конверт? Она могла остаться у адвоката!

– Ну да, у него! – задохнувшись, обрадовался Слоуп и потер лоб. – Конечно, именно так и произошло. А не могла она выпасть из конверта по дороге?

– Это вряд ли, – возразил Блонди. – Ведь остальные-то две здесь!

– Да, да, конечно, – суетился Слоуп. – Мистер Мильтон, я ужасно сожалею. Я сейчас же пошлю за документом. Рэд, ты не мог бы взять Кейт и съездить в Потсвилл к адвокату?

Естественно, я мог. Блонди заявил, что он тоже ужасно расстроен, и вышел следом за мной, оставив Мильтона на старину Слоупа.

– Скачи быстрее, малыш! – сказал он мне, когда я забрался в седло.

Я поглядел на него. И как же я любил его в эту минуту!

Поэтому не мог удержаться, чтобы не высказать моего восхищения:

– Никогда еще не видел лисы с такими длинными ногами, Блонди!

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.

– Ничего!

– То-то! – Блонди выразительно мне подмигнул.

Честность – это, конечно, хорошая штука, да только не всегда она к месту. И скажу вам, что с таким человеком, как Блонди, ничего не стоило удержать честность там, где ей и было положено находиться!