Текст книги "Россия. Наши дни. I. Гипноз"

Глава 3. Похищение

Через неделю после визита к Раппоте Оксане позвонил следователь из Черемушкинской межрайонной прокуратуры Чернышов и попросил приехать к нему на допрос. Видимо, документы фельдъегерской почтой ходят по Москве так же небыстро, как и обычной, поэтому ждать вызова пришлось долго.

В небольшом двухэтажном здании из красного кирпича в тихих дворах Профсоюзной улицы, в маленьком кабинете недалеко от входа, работал Семен Михайлович – старший следователь по особо важным делам. Ему было чуть больше сорока, но выглядел он гораздо старше своих лет. Молодой помощник Денис и прикомандированный к специально созданной следственной группе по делу о расследовании похищения человека оперативный сотрудник местного отдела внутренних дел капитан милиции Дмитрий Пронякин сидели за столом у Чернышова и ждали потерпевшего и его родственников для допроса. Папка с делом лежала открытой, и они с большим интересом изучали многочисленные документы, подшитые в ней. Допросы свидетелей из Шатуры, показания водителя и охранника, фото– и видеоматериалы с камер наружного наблюдения, а самое главное, благодаря чему и было принято непростое решение о возбуждении уголовного дела – докладная записка начальника управления по борьбе с организованной преступностью с Шаболовки. Именно эта бумага заставила руководителя районной прокуратуры вызвать своего самого опытного следователя и поручить ему разобраться во всем этом загадочном происшествии.

Конечно же, первым желанием прокурорских было написать «отказное»77
  Отказ в возбуждении уголовного дела.


[Закрыть], дабы не связываться и не плодить «висяки» по особо тяжким преступлениям. Однако нажим со стороны руководства был так велик, что пришлось заводить дело и бросать на него лучшие кадры.

Оксана, Гриша, Богдан и Екатерина приехали к прокуратуре вовремя. После очередной капельницы и сеанса гипноза, который и в этот раз привел к болезненным ощущениям, Григорий с нетерпением ждал встречи со следователем по нескольким причинам. Во-первых, благодаря прекрасному к нему отношению полицейских в Шатуре, он с удовольствием воспринимал возможность общения с любым представителем правоохранительных органов, а во-вторых, незнакомые люди и неизвестные присутственные места были интересны и манили возможностью расширения кругозора и в качестве наполнения скудного досуга.

Когда четверо гостей зашли в каморку Чернышова, там стало чересчур тесно и слишком многолюдно, поэтому старший следователь попросил своего помощника пройти с Григорием и его отчимом в другой кабинет и там снять показания, а сам вместе с оперативником решил подробно допросить женщин. Он хотел сперва выслушать жену и мать, которые, как он понял, были более эмоциональны, чем мужская часть их семьи. Более того, следователь решил, что первый допрос потерпевшего должен провести именно Денис, потому что он был ближе всего по возрасту к Грише: сможет лучше понять своего сверстника и вызвать его на доверительный разговор, что благотворно отразится на следствии в целом. И он не ошибся. Денис прекрасно справился со своей задачей, довольно быстро заставил Тополева думать, что большего друга, чем он, у него нет и быть не может. Это позволило Денису во время допроса перепрыгивать с темы на тему, неожиданно задавать каверзные вопросы, провоцируя потерпевшего на возможную ошибку, но, не достигнув желаемого результата, переходить к основному предмету обсуждения. Расспросив в подробностях о злоключениях Григория в Шатуре, а также о перспективах лечения в «Сербского», Денис напечатал протокол и дал потерпевшему расписаться.

– А я смотрю, вы свою подпись не забыли?! – ехидно спросил Денис.

– Его этой росписи профессор Келидзе два часа обучал на прошлой неделе! – ответил за пасынка Богдан. – Как ребенка учат писать в школе, так и он Гришу учил. Не ерничайте, молодой человек, если вы все еще не поняли, какая беда у нас произошла, то постарайтесь хотя бы при нем так явно не показывать свое пренебрежение и неверие в произошедшее. Это ему вы можете запудрить мозги и заставить поверить в свою лояльность и дружбу. Но не мне! У него сейчас восприятие окружающего мира на уровне пятилетнего ребенка: все вокруг хорошие и опасности никакой нет. А у меня одним из самых ярких воспоминаний юности был момент ареста моего предпоследнего отчима Яши Цудечкиса. В то время я, как еврейский ребенок, впервые в жизни услышал в своем окружении русскую фамилию следователя по делу о хищении государственной собственности – Фокин. И я помню свои ощущения – повеяло чем-то чужим и опасным.

– Зря вы так, Богдан Юрьевич! Я на вашей стороне. Просто история вашего сына слишком удивительная и необычная, поэтому у большинства сотрудников правоохранительных органов вызывает недоверие, присущее всем нам по долгу службы.

В соседней комнате Чернышов и Пронякин решили сперва устроить перекрестный допрос Оксане и Екатерине, но начав слушать повествование о том, как две несчастные женщины искали своего любимого человека, поняли, что это будет лишним.

– Екатерина Алексеевна, расскажите, пожалуйста, а чем занимался ваш сын? – попросил следователь.

– У него довольно большой холдинг под названием «Медаглия», в который входят более десяти юридических лиц.

– Он собственник или директор? – уточнил оперативник.

– У него, скажем так, контрольный пакет акций! А в каких-то компаниях он и генеральный директор. А в остальных директорами назначены либо родственники, либо друзья. Вот, например, я генеральный директор фирмы, которая занимается недвижимостью, а Оксана возглавляет две фирмы: химчистку на территории аэропорта Шереметьево и типографию в Москве.

– Так чем холдинг-то занимается? – продолжал допрос Чернышов.

– В основном обслуживанием компании «Аэрофлот»! У нас с ними пятилетний контракт!!! – с гордостью произнесла Оксана.

– Транспортное обслуживание – автобусы разной величины и вместимости, в том числе и те, которые ездят по летному полю, стойки такси в гостиницах и терминалах аэропорта, – дополнила невестку Екатерина. – Химчистка формы пилотов и бортпроводниц, а также пледов, затем уборка самолетов внутри и мойка снаружи, компания по ремонту самолетов и поставке запасных частей. У нас свой ЧОП – частное охранное предприятие – с лицензией на оружие. Еще топливная компания, занимающаяся поставками авиационного керосина для самолетов, инвестиционная и управляющая компании со всеми необходимыми лицензиями. И вот совсем недавно появилась стоянка для самолетов и ангар для регламентных работ.

– А инвестиционная компания – это та, в которую клиенты приходили и деньги вкладывали? – поинтересовался работник прокуратуры.

– Да, ИК «Медаглия». Там работали несколько мальчиков, которые торговали на Московской бирже ценными бумагами на деньги компании и клиентов, а доход выплачивали ежеквартально.

– А они имели право этим заниматься? – уточнил Пронякин.

– Конечно! Я же говорю вам, у нас были все необходимые разрешения на этот вид деятельности и даже лицензия Центрального банка России.

– Хорошо, что случилось с бизнесом? – перевел разговор на самое интересное с точки зрения следствия Чернышов.

– У Гриши было несколько партнеров, – начала Екатерина, – Николай Золотарев, Сергей Григорьев и Владислав Богатырев. У них было менее половины долей, но сын с ними считался и очень их приблизил. Потом он позвал на работу в холдинг Антона Чупрова – своего знакомого юриста и доверил ему все юридические вопросы компании. Друг нашей семьи – заместитель директора ФСБ – дал нам своего товарища по работе Налобина Николая Валентиновича – отставного генерала – в качестве руководителя службы безопасности. А тот, в свою очередь, привел своего сына Витю, который возглавил личную охрану Григория. Через какое-то время Антон, Витя и Коля сдружились и сначала выжили из холдинга Богатырева, а потом и Григорьева. Затем под чутким руководством генерала Налобина совершили рейдерский захват нашего семейного бизнеса.

– Расскажите подробно, как это произошло, – попросил следователь.

– После майских праздников Гриша позвонил своему водителю Андрею и попросил того приехать за ним на дачу, чтобы отвезти в Москву. Водитель ответил ему, что получил указание от Виктора Налобина не подчиняться больше Григорию Викторовичу, так как тот теперь не является собственником и сотрудником «Медаглии». Оказалось, что Антон Чупров, имея на руках, как личный юрист и порученец сына, пустые листы с подписью Григория, использовал их для переоформления всех долей в компаниях в 46-й налоговой инспекции.

– Простите, я сразу буду перебивать вас, чтобы не упустить важные моменты, – извинился Семен Михайлович. – А зачем Григорий Викторович передал Чупрову пустые листы со своей подписью? Это же так недальновидно!

– Мы все это прекрасно понимали и говорили ему об этом, но он так верил Антону, считал его своим лучшим другом, поэтому доверял безоговорочно. Я даже с ним несколько раз серьезно ругалась по этому поводу, – ответила Оксана.

– Гриша часто ездил в командировки по стране, и поэтому для экстренных нужд, как говорил Антон, и нужны были эти листы. И потом он в апреле лег на операцию в больницу (ему исправляли носовую перегородку), и Антон запросил у него еще пустых листов с подписью на случай осложнений, но использовал их во вред. За это время эти предатели и провернули свою махинацию с рейдерским захватом.

– А что же ваш «замдир» ФСБ не помог? Для него это же раз плюнуть! – с недоумением спросил Пронякин.

– Он поначалу взялся помогать, но потом без объяснения причин слился, – разочарованно объяснила Екатерина. – Не спрашивайте меня об этом – это больная тема! Когда в начале девяностых в их ведомстве зарплату не платили месяцами, я всю семью его содержала. Когда его в 1998 году хотели выгнать из органов за борьбу с Березовским88
  Борис Абрамович Березовский – советский и российский предприниматель, государственный и политический деятель.


[Закрыть], я, благодаря знакомству с Евгением Максимовичем Примаковым, которого тогда назначили премьер-министром, смогла не только добиться того, чтобы его оставили на службе, но и назначили на целое управление и дали генеральские погоны. Более того, мы с его женой близкие подруги с самого детства. И после этого он виляет хвостом и отказывается нам помогать.

– А что из себя представляет ваш начальник службы безопасности? – перевел разговор Чернышов.

– Николай Валентинович – генерал ФСБ в отставке. Работал вместе в нашим другом семьи в одном управлении, в «Т». Ушел на пенсию по возрасту и был рекомендован нам как лучший специалист в своем деле. Он действительно хорошо все спланировал и провел. Я имею в виду рейдерский захват.

– Гриша уволил его в начале апреля по требованию нашего друга семьи, – добавила Оксана. – Что-то они там не поделили между собой… Я не знаю, что именно, но указание сверху было жестким! Гриша поговорил с ним довольно дружелюбно, объяснил ситуацию, подарил ему новенький «Фольксваген Туарег» в качестве выходного пособия, но генерал все равно затаил обиду и отнял у нас бизнес.

– Все отняли? – уточнил Дима Пронякин. – Или что-то оставили?

– Часть осталась, конечно же, – ответила Екатерина. – Незадолго до пропажи Григорий вместе с медиатором договорились с Витей, Антоном и Колей, что он передает им шестьсот тысяч долларов взамен на украденные доли компании. Половину средств они им передали под расписку за три дня до исчезновения. Остальные должны были отдать как раз из того миллиона, за которым он поехал в банк.

– Кто такой медиатор? – переспросил следователь.

– Посредник в переговорах, – объяснила Екатерина.

– И как зовут этого посредника?

– Евгений Александрович Хасин! Он человек опытный, взрослый и бывалый. Мы ему доверяем.

– А откуда он взялся в этом деле? Кто его пригласил? – прищурив глаз, спросил оперативник.

– Когда Гриша узнал, что близкие друзья его предали, он схватил автомат Калашникова и поехал к ним в офис разбираться…

– Какой автомат? – удивился прокурор.

– Он любитель охоты. У него есть несколько ружей и автомат. Все разрешения на оружие имеются, если вы об этом, – пояснила Екатерина.

– Хорошо, продолжайте.

– Так вот, я так испугалась, что позвонила Жене Хасину (мы с ним дружим с незапамятных времен), все рассказала и попросила помочь – отговорить сына от необдуманных действий. Я была уверена, что он приедет и всех их там перестреляет. Женя и его друг Ваха перехватили Гришу рядом с офисом и убедили оставить эту затею. Затем они взялись помочь ему и побудили противоборствующую сторону к переговорам.

– Это каким же это образом? – с любопытством спросил Дима.

– Офис окружили несколько десятков чеченцев, Ваха набрал Антону и предложил переговоры.

– А за ними, кроме бывшего генерала (хотя у них бывших не бывает), никто больше не стоит, что ли? – задал вопрос не для протокола следователь.

– Стоят, конечно же! У Вити друг из подольских бандитов. У него кличка Фил. Я много раз видела его у нас в офисе. Он какая-то там шишка у Лучка.

– Лалакина Сергея Николаевича?! Главы подольского преступного сообщества?! – уточнил Чернышов.

– Да, – спокойно ответила Екатерина, вынула сигарету из пачки и, не спрашивая разрешения хозяина кабинета, закурила. Следователь и оперативник последовали ее примеру и по очереди прикурили у нее.

– Интересный у вас замес получается! – мечтательно произнес Семен Михайлович. – Предположим, что генералу Налобину вместе с преступным авторитетом Филом выгодно похищение Тополева. Как я понял, Ваха и Хасин – люди серьезные, раз с ними Чупров стал разговаривать и даже пошел на переговоры. Также понятно, что если бы Григорий Викторович получил этот миллион долларов в банке, то расплатился бы с Антоном, Витей и Колей и получил бы обратно весь бизнес, что, скорее всего, не устраивало генерала с бандитами. Поэтому они и решились на похищение или ограбление.

– А вы не знаете, этот миллион у Григория последний или есть еще? – поинтересовался Пронякин.

– А мы сами не знаем! – нервно отреагировала Екатерина. – Всеми финансами заведовал и распоряжался Гриша и нам не рассказывал ничего! Поэтому мы сейчас, когда он потерял память, и остались в таком незавидном положении. То, что у него деньги еще есть, и немаленькие, это точно. Холдинг давал хорошую прибыль, да и после работы в банке у него осталось пять миллионов долларов (он заработал их на биржевых спекуляциях).

– То есть грабить его было бесполезно! – решительно заявил следователь. – Он мог еще достать средства и закрыть сделку с бывшими друзьями. А вот похищать его с целью выкупа или запугивания гораздо перспективнее. Ну что ж, все становится очень логично! Теперь мне нужны факты для допроса злодеев. Если я их вызову сейчас, то только вспугну и испорчу все дело. Они смогут подготовиться, или того хуже… Поэтому нам всем надо делать вид, что Григорий Викторович ничего не помнит и никого не узнает!

– А тут и вида делать не надо! – как-то скептически заметила Екатерина. – Он и так ничего не помнит и никого не узнает.

– Успехов у Келидзе немного, как я понял? – задумчиво сказал Чернышов. – Вы можете попросить его, чтобы он сконцентрировался на дне похищения? Нам очень важно знать, что же там произошло, чтобы двигаться дальше.

– Конечно, я попрошу. Но они и так как раз на этом моменте и подвисли. Профессор уверен, что Грише какой-то блок установили в памяти. Это может сделать только профессионал: гипнотически или химически через кровь.

– А что, кстати, там с результатами анализов? – спросил Пронякин.

– Обнаружены слабые следы неких химических элементов, происхождение которых Зурабу Ильичу неизвестно. Они отправили кровь в специальную лабораторию, но те, ссылаясь на секретность, химический состав вещества не называют, – ответила Оксана.

– Хорошо, я с этим разберусь! Направлю запрос официальный и изыму результаты анализов в качестве доказательства, – задумчиво произнес следователь и уставился в протокол допроса. – А расскажите-ка подробнее про друга вашей семьи – замдиректора ФСБ! – после недолгой паузы попросил он.

– А зачем?! – испуганно переспросила Екатерина.

– Хочу понять, а не было ли у него повода для похищения?

По всей видимости, остатки ядовитого вещества продолжали влиять на организм пациента, поэтому в процессе очищения крови болезненных ощущений при гипнотических погружениях становилось меньше. Тело давало положительную реакцию на проникновение в себя постороннего разума, но тем не менее, как не раз отмечал Келидзе, наличие сильного блокирующего элемента в голове Гриши было неоспоримо. Они раз за разом пытались пробиться через что-то красное в воспоминаниях, но безуспешно. После десятидневного курса капельниц процесс восстановления памяти у Григория наконец-таки сдвинулся с мертвой точки.

– Что из себя представляет этот красный предмет? – пытаясь обойти блокировки, спрашивал раз за разом доктор. – Это светофор?

– Нет, – отвечал изнеможенно Тополев.

– Это машина?

– Нет.

– Это предмет или живое существо?

– И то и другое … – мучаясь от накатывающей боли в голове, выдавил Гриша.

«И то, и другое? – подумал Зураб Ильич. – Неужели история повторяется?!»

– Это женщина в красном платье? – спросил он и сразу понял, что прав, – лицо молодого человека пронзила гримаса боли и ужаса, после которой наступило расслабление, и даже крохотная слезинка скатилась из-под закрытого века.

«Неужели пробил заслон?! – задумался Келидзе. – Похоже, что да! Надо пользоваться случаем и немедленно продолжить, пока не упремся в следующий, если он, конечно же, будет».

– Это красивая женщина? – осторожно, тихим и очень приятным голосом задал очередной вопрос профессор.

– Да. Она красавица! – улыбаясь в гипнотическом сне, ответил Григорий.

– Ты можешь ее описать? – попросил Келидзе, но увидев, что пациент снова начинает терпеть неудобства, переключился на другую тему. – Что она делает?

– Она стоит на улице и что-то ищет взглядом, – снова спокойно и размеренно ответил пациент.

– У нее есть что-нибудь в руках?

– Да. Сумочка и карта.

– Какая карта?

– Карта города.

– Больше ничего?

– Ничего.

– Так, теперь ты подходишь к ней… Что ты видишь?

– Она столкнулась со мной плечом, когда оборачивалась. Смотрит прямо мне в глаза и спрашивает, как пройти… – Гриша задумался и наморщил лоб. – Она ищет какой-то дом на этой улице. Она потерялась и просит меня ей помочь. Дает мне карту и водит пальцем перед глазами.

– Что значит «водит пальцем»? – переспросил Зураб Ильич, догадываясь о причине такого действия.

– Она объясняет, что искала нужный ей дом и там, и там, и пальцем показывает направление.

– Что дальше ты видишь?

– Она трогает меня рукой за подбородок и отрывает от карты… смотрит на меня очень пристально… говорит, что я плохо выгляжу, что у меня на лбу испарина, а я весь красный, – произнес Гриша и часто задышал.

– Что ты чувствуешь?

– Я чувствую, что мне становится хуже… Она достала из сумочки платок и протерла им мне лоб, щеки и рот. Мне совсем плохо. К нам подходят двое мужчин. Она говорит им, что я болен и меня нужно срочно везти в больницу. Они подхватывают меня под руки и… – Григорий замолчал.

– Как они выглядят?

– Ниже меня ростом, но ненамного.

– Внешность славянская или кавказская?

– Славянская… – подумав, ответил Григорий.

– Во что они одеты?

– В джинсы и рубашки.

– Рубашки с коротким рукавом?

– Нет, с длинным…

«Жалко! – подумал Келидзе. – Если бы были особые приметы на руках, было бы попроще. Профессионально они его упаковали. Тут, видимо, и гипноз был, и платок с хлороформом. Профессионально. Ничего не скажешь!»

– Что ты видишь дальше? – чуть громче и более настойчиво спросил Зураб Ильич.

– Машина. Меня тащат к машине.

– Что за машина? Большая, маленькая? Какой цвет?

– Большая… это микроавтобус, как у меня на работе…

– А цвет видишь?

– Как у меня на работе – темно-синий.

– На машине что написано?

– Ничего… Стекла темные.

– Что дальше видишь?

– Меня кладут между сидений сзади и накрывают чем-то.

– Потрогай то, чем тебя накрыли. Что это?

– Не могу! – после небольшой паузы, поморщившись, сказал Гриша.

– Я тебе разрешаю! Трогай!

– Не могу! У меня руки связаны за спиной… и ноги тоже… – После этих слов Григорий съежился и несколько раз дернулся всем телом.

– Попробуй развязать руки и снять с себя тряпку! Я разрешаю! – повелительным тоном приказал профессор.

– Не получается! – явно стараясь выполнить распоряжение, но столкнувшись с неудачей, раздосадовано отчитался Тополев.

– Хорошо… Успокойся и отдохни, – Гриша расслабился и стал дышать ровно и тихо. – Что ты слышишь вокруг?

– Машина едет.

– А голоса слышишь?

– Да.

– Женский слышишь?

– Нет, не слышу. Она вышла из машины.

– Когда?

– Она хлопнула дверью, и я проснулся… А мужчина сказал, что она со своей задачей справилась на отлично и пока не нужна…

– Что они еще говорят? – спросил доктор, поняв, что пауза после ответа затянулась. Он давал возможность пациенту говорить с большими промежутками между фраз, но, догадавшись, что дальше уже слов не будет, продолжал задавать вопросы.

– Про поребрик…

– Про что? – недоуменно переспросил Зураб Ильич.

– Он говорит, чтобы водитель заехал на поребрик.

– Что такое поребрик?

– Я не знаю… – спокойно и даже как-то виновато ответил Гриша.

– О чем еще говорят эти мужчины?

Григорий молчал, и было явственно видно, что он начинает снова испытывать дискомфорт, переходящий в мучение и боль.

– Хорошо. Успокойся! Я сейчас досчитаю до семи, и ты проснешься!

После сеанса Келидзе, как всегда, вызвал к себе в кабинет Екатерину, на этот раз оставив Григория с ними на разговор. Он решил с этого дня рассказывать и ему обо всем, что удалось вытащить из него во время гипноза. Он и так должен был помнить большую часть произошедшего во время погружения в поверхностный сон, но так как профессор последнее время изменил свою тактику и иногда усиливал воздействие на пациента для обхода блокировки, то некоторые моменты могли и ускользнуть.

– В общем, я теперь понял, что за такое «красное» нам мешало продвинуться дальше! – с удовольствием констатировал Зураб Ильич, закончив свое повествование об их сегодняшних успехах с его подопечным. – Скажите, пожалуйста, Екатерина Алексеевна, а вы, случайно, не знаете, что такое «поребрик»?

– Нет, не знаю! – подумав немного, ответила она. – А что это?

– Я вот тоже не знаю. Гриша вспомнил это слово под гипнозом. Один из похитителей произнес его в контексте, что надо на него заехать. Есть идеи какие-нибудь?

– Вообще нет! – сразу отреагировала Тополева.

– И в домашнем обиходе вы или ваши родственники такое слово не используете? – сказал Келидзе, внимательно вглядываясь в реакцию матери и сына на его вопрос.

– Нет, первый раз слышу! Я бы запомнила. Я люблю новые слова и выражения и обязательно бы выяснила, что оно означает.

Профессор снял с полки энциклопедию и нашел то, что надо.

– Окаймление края тротуара, отделяющее проезжую часть от пешеходной дорожки, или второй вариант – бордюр! – прочитал он. – А вот это интересно! – отреагировал Келидзе, читая описание дальше. – В Санкт-Петербурге жители так называют тротуар.

– Значит, один из похитителей из Питера?!  – предположила Екатерина.

– Не исключено! – согласился доктор. – У вас появились какие-то догадки? – спросил он, заметив воодушевление собеседницы.

– У Виктора Налобина, начальника личной охраны сына, есть друзья в Питере – бандиты! Я слышала на работе, как он иногда к ним обращался за помощью. Еще хвалился, что они ходят под самым главным их преступным авторитетом… Забыла, как его фамилия.

– Кумарин! – быстро и спокойно отреагировал Гриша.

– Да, точно! Кумарин! – подтвердила Тополева и посмотрела с удивлением на сына.

– Это ты сейчас вспомнил? – спросил пациента профессор.

– Нет, я это просто знаю и раньше знал, – без эмоций и даже как-то равнодушно ответил Григорий, чем слегка напряг своего лечащего врача.

По договоренности со следователем Екатерина рассказывала ему по телефону обо всем, что вспоминал ее сын. Последняя информация особенно заинтересовала Чернышова, так как он топтался на одном месте, а руководство ежедневно требовало отчета.

На следующий день Гриша и Зураб Ильич продвинулись в воспоминаниях еще дальше. Немного увеличив силу гипнотического воздействия, профессор выяснил, что Тополева долго везли на автомобиле, затем вытащили и положили на каталку, заткнув рот кляпом, накрыли белой простыней и завезли в какое-то здание. Внутри в большой светлой комнате с белой плиткой на стенах его положили на кушетку и привязали ремнями конечности. В кабинете было трое мужчин. Их лица закрывали медицинские маски, а волосы – белые шапочки. На всех троих были надеты белые халаты. Один из них, по видимости, был врачом и хозяином данного кабинета. Как показалось Григорию, мужчины были молодыми – не старше сорока лет.

Дальнейшее пришлось вытягивать из блокирующего воспоминания мозга целую неделю. Каждое мгновение, каждое действие в той злополучной комнате удавалось вспомнить Григорию ценой огромного труда и адской боли. Приходилось прерывать сеансы, колоть пациенту успокоительное и сыворотки против боли. Келидзе даже собирался переключиться на другие темы, видя, как страдает Гриша, но тот сам попросил продолжать, несмотря на все свои мучения.

Выяснилось, что молодые люди в белых халатах требовали от Тополева выдать информацию о счетах оффшорных компаний в заграничных банках и хотели получить доступ к ним. Григорий отказывался говорить, тогда доктор внимательно осмотрел его конечности и приказал помощникам перевернуть его на живот, после чего чем-то довольно болезненным уколол в районе подколенной ямки. Его бросило сначала в жар, потом стало жутко холодно и затрясло. Они продолжали задавать вопросы про счета и деньги, но Гриша твердил про себя лишь одну фразу: «Забыть! Все забыть!» Затем у него стремительно начался астматический приступ, он закашлялся, стал тяжело дышать и задыхаться. Доктор приказал немедленно остановить допрос, нашел у себя в шкафу нужный препарат и ввел его шприцем снова в то же место под коленкой. Гриша снова потерял сознание. Очнулся он от того, что его бьют по щекам. Доктор еще раз осмотрел его и сделал вывод, что сегодня продолжать бесполезно и надо везти его на ночлег в дом, а завтра утром снова колоть коктейль и продолжать допрос. После этого Тополева вывезли на каталке во двор и снова засунули связанным в микроавтобус. Ему было так плохо, что он не мог пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы закричать или хоть как-то обратить на себя внимание.

Профессор сделал вывод, что первый заградительный барьер с красным платьем был профессионально установлен той гипнотизершей-красавицей, которая, кстати, могла таковой и не оказаться. Она, скорее всего, внушила Григорию свой образ и наложила блокирующее действие на его память, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не мог ее вспомнить. «Не на того попала! – подумал Зураб Ильич. – И не таких видали! Она, конечно же, женщина незаурядная и в чем-то талантливая, но до меня ей далеко. Я в вопросах психиатрии и психологии мастодонт. А эти… научатся гипнозу и давай деньги зарабатывать на криминале, а мне потом работы невпроворот… А вот второй барьер, через который мне пришлось пробиваться больше недели, видимо, установил сам Гриша, – проговорил про себя Келидзе. – Наверное, он убедил самого себя забыть все и вся, чтобы не выдать врагам так необходимую им информацию. Укол, конечно же, тоже был катализатором для амнезии, но основным стало самоубеждение! По-видимому, кололи они ему так называемую „сыворотку правды“ – „Пентотал“ или „Скополамин“, поэтому лаборатория и отказалась выдавать развернутые результаты анализов крови. Пусть с этим прокуратура разбирается! Моя задача – парню память вернуть. Я так полагаю, что теперь дело должно пойти быстрее. Причину амнезии, как мне кажется, я обнаружил и частично устранил, теперь, будем надеяться, ничего больше мешать нам не должно».

Келидзе не ошибся. Тополев действительно довольно легко на следующий день во время сеанса вспомнил все подробности того дня. Работать с пациентом стало намного проще, и теперь гипноз отнимал у Зураба Ильича не так много сил. Всего за час Гриша вспомнил гораздо больший объем информации, чем за всю прошедшую неделю. И теперь, сидя в кабинете вместе с мамой и доктором, он пересказывал им все, что произошло с ним после того, как его опять засунули в автомобиль.

– Меня снова довольно долго везли, но меньше по времени, чем в первый раз. В конце пути машину очень сильно трясло и подбрасывало на кочках…

– Видимо, они съехали на проселочную дорогу, – пояснил Келидзе.

– Затем задняя дверь микроавтобуса открылась и меня вытащили те же двое. Они были уже без масок. Развязали веревки на ногах и руках и проводили в дом.

– Опиши этот дом! – попросил профессор. – У тебя это неплохо получилось во время сеанса.

– Дом невысокий, но двухэтажный. Довольно маленький по площади по сравнению с нашими дачами. Участок тоже крохотный, огороженный забором в виде сетки-рабицы, натянутой между круглых ржавых столбов. Цвет дома – желтый, крыша покрыта шифером, как на старых домах в нашем поселке.

– А вокруг этого дома были еще строения? – уточнил Келидзе.

– Да, были, и много.

– То есть это дачный поселок или деревня, так?

– Судя по всему, да! – недолго подумав, ответил Тополев.

– Видите, как он грамотно изъясняется?! Речь осмысленная, внятная, стройная, логичная, окрашена интонациями, имеет определенный темп, произношение звуков и построение фраз правильное! – обрадованно подчеркнул доктор. – Это говорит о его интеллектуальной сохранности. Память вернуть очень сложно, но реально. А вот интеллект если пропал, то это навсегда. Поэтому вам в определенном смысле еще повезло, – заметил Зураб Ильич и с грустным выражением лица попробовал улыбнуться. – Продолжай, Гриша!

– Внутри дома было темновато, поэтому я не смог разглядеть подробно, что и как. Меня провели на террасу – в самую светлую комнату. Сказали, чтобы я лег на диван. Мне снова связали руки и ноги, причем на этот раз они долго искали, чем это сделать, поскольку те прочные веревки остались в машине. Нашли какие-то стекловидные белые канаты, которые мне довольно сильно натирали запястья, и от этого я чувствовал жуткий дискомфорт.

– Вот! Мы подходим к самому интересному и важному моменту в повествовании, поэтому я этот кусок расскажу сам, с твоего позволения, – попросил Келидзе. – Не возражаешь?

– Нет, конечно, – с уважением согласился Григорий.

– Его провели в дом несвязанного – это говорит о том, что они уже не боялись, что он сбежит! Они уже видели его неадекватность и понимали, что неприятностей от него ждать не стоит. А это значит, что один из этих двух похитителей точно имел познания в медицине, причем на уровне врача, не меньше. Конечно же, можно предположить, что они испугались, что соседи увидят связанного человека и вызовут милицию, но я думаю, это было вторичным фактором, что подтверждается дальнейшими их действиями. Они попросили его лечь на диван, и он сделал это беспрекословно, то есть подчинился их воле, так как своя воля уже была подавлена и медикаментозно, и психосоматически. Да, они, конечно же, связали его снова, но я считаю, что это было сделано на всякий случай, для очистки совести, так сказать. Кстати, подобное решение и сыграло с ними злую шутку, а для Гриши стало спасением. Что ты чувствовал и о чем думал на этом диване? – обратился профессор к пациенту.