Текст книги "Черная луна"

Глава 9
Несостоявшаяся невеста

1

В том, что принц Гардарики сделал ей предложение руки и сердца именно там, где началась ее история, – в городе, где ее унижали и ненавидели, приговорили к смерти и предали все, кто только мог, – крылась убийственная ирония. Но чем тогда стал ее отказ? Насмешкой над здравым смыслом? Метафорой самоубийства?

Она практически не спала этой ночью, а когда все-таки проваливалась в краткое забытье, металась в бреду. Бодрствуя, она была полна сомнений и разочарования. Ее терзали горькие сожаления и отчаяние. А во сне мерещились ужасы вперемешку с диким, ничем не ограниченным соблазном. Промучившись до рассвета, она поднялась с кровати совсем больная. Первой это заметила ее горничная, но за завтраком это увидели уже все.

– Ты заболела? – встревожилась Шарлотта. – Позвать медикуса?

– Нет, не надо, – отказалась Герда. – Извини, Каро. Я просто поддалась слабости. Поверь, это скоро пройдет. Дай мне час времени, и я буду как новенькая!

В принципе, можно было закрыться в одной из дальних комнат и до остервенения махать мечом. Разогнать кровь, пропотеть, пропитаться духом агрессии… Или выпить чаю с тремя каплями тонизирующего зелья, от которого кипит кровь. Однако сегодня, сейчас, Герда решила попробовать нечто новое. Незнакомое. Манящее своей опасной природой. Она захотела намеренно встретиться с другой собой и получить помощь от нее. Догадки по поводу того, кто бы это мог быть, уже некоторое время посещали Герду, и пора было проверить, так ли ошибочны ее предположения.

Герда заперлась в спальне, легла на кровать и, закрыв глаза, начала «представлять». Она вообразила себе саму себя, стоящую перед ростовым зеркалом. Отразившись в этом зеркале, Герда пошла дальше. Она «переодела» отражение в другое платье, распустила этой женщине косу, изменила цвет лица, добавив коже белизны и сделав ее бледнее, и, когда различия в облике стали очевидны, она заставила другую себя поднять руку, скорчить рожицу, моргнуть. Сама же в это время стояла напротив зеркала, не шелохнувшись и не изменив выражения лица. И вдруг отражение отступило на шаг в глубь зазеркалья и внимательно посмотрело Герде в глаза.

– Тебе это все-таки удалось. – Другая она взмахнула рукой и стерла зеркальный барьер, отделявший ее от Герды.

– Ты это я? – Этот вопрос тревожил Герду и, наконец, был задан вслух.

– И да, и нет. – Ответ прозвучал, оставалось понять, что с ним делать. – Я – Знающая сторона тебя самой. Но видя и зная больше тебя, чаще всего я не могу тебя предупредить, потому что ты меня не слышишь. Еще я иногда могу делать то, чего ты осознанно сделать пока не можешь. Я нахожусь «По ту сторону осознания», мы разделены его границей.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь о «сделать»? Что сделать??

– Например, пустить в ход нашу силу. Ты ведь не успевала отреагировать на стрелка. Вместо тебя это сделала я.

– Ты знаешь, что это за сила? Ведь это не стихийная магия? – Герду уже некоторое время одолевали сомнения по поводу природы ее дара.

– В Коллегиуме профессор Лангер рассказывал нам о колдовстве перволюдей…

– Точно! – вспомнила Герда. – Магия предвечных, но… Ты думаешь, что мой дар…

– Это лучшее объяснение из всех, что приходят мне в голову. Говорят, такое случается, пусть и редко…

– Это всё?

– Это все, – подтвердила другая Герда. – Я не богиня, я часть тебя, только вижу больше и соображаю быстрее…

– Мы можем общаться?

– Мы уже общаемся, разве нет?

– Да, но…

– Я поняла, что ты имеешь в виду, – улыбнулась другая Герда. – Однажды мы станем одним целым.

– Я имею в виду сейчас.

– Ты сделала первый шаг. Сегодня я появилась перед тобой не во сне и не в бреду. Это прогресс.

– А наяву?..

– Если хочешь иметь возможность видеть мир моими глазами, тебе придется научиться это делать. Ничто не дается сразу и уж точно, что это не легко.

– Значит, будем тренироваться каждый день.

– Согласна, – кивнула другая Герда. – Ну так что, поднять тебе настроение?

– А ты можешь?

– Это не вопрос способности, а вопрос необходимости. С тьмой в душе ты становишься уязвима.

– Могу я спросить тебя про мать?.. – Герда хотела и боялась задать этот вопрос, но, кажется, время пришло.

– Ее нет, – ответила другая она. – И ты это знаешь не хуже меня, но признаться в этом самой себе слишком жестоко, не правда ли?

– Значит, она – это только моя фантазия?

– Да. Прости.

– А богиня? Неистовая тоже моя фантазия?

– Нет, Темная существует, – успокоила ее другая Герда. – Но ей нет хода в мир людей, хотя она и может иногда на него влиять. Впрочем, она там, а ты здесь. Прийти к тебе она может только тогда, когда ты почти там. Когда грезишь или спишь…

* * *

За четыре недели, проведенные в Эриноре, ничего, по сравнению с первыми днями по приезде, для Герды не изменилось. Судя по всему, Иван Давыдов оказался единственным человеком, который смог ее узнать, что больше говорило о нем самом и силе его чувств, чем об изменениях, случившихся с самой Гердой. У других она вызывала лишь дежавю или смутное беспокойство, но ни король, ни барон Гемма – вместе с его супругой и дочерями, – ни капитан королевских гвардейцев барон фон Вальден так и не смогли вспомнить, где они «ее видели» или на кого она, черт возьми, так похожа. Тем более никому из них не пришло в голову сравнивать госпожу де Фиен – названую сестру княгини де Ла Тремуй – с известной всему городу сумасбродной лгуньей, поджигательницей и воровкой Гертрудой Гемма. Встречалась Герда в эти дни и с настоятелем Рогланского Коллегиума и его племянником. Эти двое не знали ту прежнюю Герду, но им определенно казалось, что Агнесса де Фаен им хорошо знакома. Впрочем, даже эти колдуны оказались бессильны увидеть в нынешней «блистательной» Герде жалкую бунтарку Маргерит, выброшенную за ворота Коллегиума по неправосудному приговору Георга де Сагана.

Герду такое положение дел вполне устраивало, тем более что каждый новый визит во дворец – а это, разумеется, сразу стало бы невозможным, узнай ее кто-нибудь из прежних знакомых, – казалось, прибавляет ей сил, вдыхает бодрость, обостряет разум, прибавляет уверенности в себе. Месть могла подождать – древние и вообще полагали, что с нею не следует спешить, – гораздо интереснее для Герды было разобраться в причинах той ненависти, которую испытывали к ней король Георг и ее бывший отец – барон Гемма. Она просто обязана была воспользоваться этим своим нежданным и негаданным возвращением домой, чтобы пролить свет на ту давнюю историю, с которой все началось и о которой побоялся ей рассказать даже старик Эггер – старый скрипичный мастер, которого она почитала за настоящего друга. Но не меньший, а возможно, и больший интерес представляла для Герды тайна артефакта, присутствие которого где-то в недрах замковой горы она так отчетливо ощущала, причем, похоже, единственная среди тех, кто посещал королевский замок или жил в нем постоянно.

Что ж, жизнь научила Герду, что по-настоящему интересными – стоящими – являются только трудные проблемы, решение которых доставляет истинное наслаждение. И еще она знала, что неразрешимых проблем не существует в принципе. Есть только вопросы, на которые пока еще не найдено ответов. Поэтому, удостоверившись, что никто за ней специально не следит, Герда стала выходить в город то одна, то на пару с Шарлоттой или Эмилем, или с обоими вместе, и при минимуме охраны. Они просто гуляли, наведываясь то в самую известную в Эриноре кондитерскую, то в винные погреба Эльба Конгрема. Заходили в лавки древностей и в мастерские художников, к знаменитым оружейникам из Бегера и в шелковый ряд, где продавались лучшие ткани со всех концов обитаемого мира. Зашла как-то Герда и к мастеру Эггеру. Сыграла одним пальцем гамму на спинете, стоящем прямо в мастерской, осмотрела несколько готовых изделий – чудную скрипку и не менее выдающуюся виолу – и, отпустив взмахом руки сопровождавшего ее на прогулке наемника, обернулась к старику.

– Вам привет от Герды Гемма, – сказала она, глядя равнодушным взглядом на испугавшегося ее слов старика. – Полагаю, вы понимаете, мастер, что если я узнаю, что вы рассказали кому-нибудь о нашем разговоре, а я узнаю, – зажгла Герда огонь на своей открытой ладони, – тут все сгорит вместе с вами. Я понятно излагаю свои мысли?

– Да, – Эггер сник, сразу превратившись в древнего старика.

– Отлично. Тогда вопросы. Их просила задать вам Герда, и я не хотела бы возвращаться к ней без ответов. Вы понимаете?

– Да, – в голосе старика звучали нотки обреченности.

– Тогда первый вопрос. Что за историю, связанную с матерью Герды Александрой-Валерией, вы побоялись ей рассказать?

– Это… – промямлил старик. – Это очень опасная история, госпожа…

– Сделать вам больно, мастер Эггер? – холодно поинтересовалась Герда.

– Не надо.

– Тогда не тяните время, рассказывайте! И вот еще что. Для кого опасна эта история?

– Для тех, кто решится об этом говорить.

– Вы решились, – усмехнулась Герда. – Говорите.

– Александра-Валерия была фавориткой короля.

– Сиречь любовницей? – переспросила Герда, давным-давно догадавшаяся о том, кто был ее родным отцом. – Давайте без эвфемизмов, мастер Эггер! Итак, она спала с королем. Но в чем же здесь опасный секрет? Неужели королева взревновала, или она была единственной шлюхой на королевском ложе?

– Она родила королевское дитя.

– Ну и что? – Герда этого действительно не понимала.

Ну, что с того, что она внебрачная дочь короля? Этот факт неплохо объяснял ее положение в семье барона Геммы. Королевского бастарда из дому не выгонишь и тиранить не станешь. Даже то, что король не желал ее видеть при дворе, а барон предпочитал прятать ее от гостей, хорошо объяснялось историей с рождением внебрачного ребенка. Барон ее стеснялся, испытывая обычный стыд рогоносца, даже если рога ему наставил сам король, а монарх, вполне возможно, не хотел конфликтовать с осведомленной о тайне рождения Герды женой. Но откуда тогда такая ненависть? И за что король приговорил ее к смерти?

– Остальное – лишь слухи, ходившие в то время, – ответил на ее вопрос старик.

– Что за слухи?

– Якобы Александра-Валерия требовала от короля признать дочь принцессой крови.

– Принцессой крови? – поморщилась Герда. – Серьезно? Если так, эта женщина была безумна. С чего бы королю признавать бастарда законной дочерью?

– Ходили слухи, что у Александры-Валерии имелись некие основания требовать невозможного.

– Какие основания?

– Я этого не знаю, – покачал головой старик. – Полагаю, этого не знает никто, кроме короля и барона Геммы.

– Что случилось потом?

– Александра-Валерия была найдена мертвой. Удар кинжалом…

– Я в курсе. Кто ее убил?

– Или барон, или король. У обоих был повод мстить. Но дело замяли, свалив все на грабителей. С тех пор, собственно, об этой истории и прекратили говорить. Запрет никогда официально не оглашался, но все всё быстро поняли, когда несколько особо любопытных подданных короля лишились из-за этих разговоров головы.

– Это всё?

– Да.

– Герда рассказывала, что вы помогли ей продать портрет матери. Вы знаете, где он сейчас?

– Знаю, но…

– Вам не надоело, мастер Эггер? – подняла Герда бровь.

– Портрет выкупил герцог Саган.

– Но вы же сказали ей, что портрет в Эриноре не продать.

– Это сказал не я, а торговец предметами искусства мэтр Густав Бёкль.

– Так он ее обманул?

– Видимо, это так.

– Но почему герцог? И разве он не боится гнева короля?

– Говорят, что герцог любил Александру-Валерию. Короля он, разумеется, побаивается, но не боится. Герцог обладает слишком большим богатством, огромной властью и обширными родственными связями, чтобы король решился отрубить ему голову. Но и герцог не афиширует свое приобретение. Я знаю об этом совершенно случайно. Бёкль проговорился. Он сразу понял, кому можно продать портрет, и получил за него гораздо больше денег, чем сказал вашей подруге…

* * *

Разговор с мастером Эггером оставил у Герды тяжелый осадок. И не только из-за того, что старик подтвердил ее подозрения по поводу матери. Расскажи он эту историю Герде еще тогда, три года назад, многое, возможно, произошло бы совсем по-другому.

«Проклятый трус! – думала она, уходя от скрипичного мастера. – Подлая мелкая душонка!»

Возможно, она была несправедлива к нему, но здесь и сейчас она была полна гнева. И гнев ее касался не только и даже не столько старика Эггера, сколько короля Георга и барона Геммы. Она поняла уже, за что погибла ее мать. Король сам дал ей подсказку, отправив за ней убийц, которые должны были найти у нее некий документ с королевской печатью. Что бы это ни было – письмо, обязательство или еще что, – документ мог узаконить статус Герды. Признанный бастард совсем не то же самое, что просто бастард. За это, скорее всего, и убили ее мать. За это же хотели позже убить Герду.

«Да, – думала она, шагая по улицам города, – оказывается, я дочь короля, и, признай меня тогда этот венценосный говнюк, сейчас я была бы ровней Шарлотте, носила бы какой-нибудь титул, и никто не посмел бы вести себя со мной так, как они, все они, себя со мной вели!»

Теперь она смотрела на свою мать совсем другими глазами. История Александры-Валерии не казалась уже Герде такой простой и пошлой, какой представлялась до сих пор. И значит, у нее появилось два неотложных дела. Первое, она должна была допросить барона прежде, чем перерезать ему горло. Казнь состоится в любом случае, и справедливость восторжествует, но прежде Герда обязана узнать правду. И второе, прежде чем покинуть Эринор, ей необходимо будет проникнуть в дом герцога Сагана и украсть оттуда портрет матери. Теперь это становилось ее обязанностью, долгом, обстрикцией[41]41
  Обстрикция (лат.) – обязанность, долг.


[Закрыть]. Портрет Александры-Валерии должен быть у нее.

Приняв решение, Герда стала готовиться к его воплощению в жизнь. Не забывая о светских развлечениях, она несколько раз наведалась под покровом ночи ко дворцу герцога Сагана. Посмотрела на него со всех сторон, поспрашивала другую себя по поводу того, что, возможно, прошло мимо ее внимания, и даже проникла однажды в здание, прогулявшись – в качестве рекогносцировки – по его коридорам, лестницам и залам. Портрет Александры-Валерии не был вывешен ни в галерее дворца, ни в его парадных покоях. Другая Герда предположила, что он может находиться в кабинете герцога или в его сокровищнице. Попасть в кабинет было трудно, – он запирался на замок, и на нем стояло достаточно сильное заклятие, – но возможно. Что же касается сокровищницы, то Герда не знала даже, как к этому подступиться и где ее, эту сокровищницу, искать.

Тем не менее время поджимало. Вот уже и месяц прошел с тех пор, как они прибыли в столицу Эринора. Так что, по-любому, пора было собираться в путь, однако кое-кто их неожиданно поторопил. Из Нелиса к графу де Валену прибыл гонец. В доставленном им письме сообщалось, что по велению его императорского величества Кассия в Лассару прибыла эскадра военных кораблей под командованием генерал-адмирала герцога Августа Мунка, которому поручено встретить княгиню де Ла Тремуй в порту Нелиса и, следуя через порт Арону в Горанде и порт Кирин в Кольде, доставить ее в империю.

– Едем в империю! – радостно сообщила Шарлотта, прежде обняв и расцеловав Герду в обе щеки. – Граф де Вален говорит, что за нами прислали три линейных корабля и пять фрегатов. Поплывем с комфортом, да еще и в Ароне погуляем. Ты ведь была в Ароне? Все говорят, это очень большой город!

В общем, известие о скором отъезде воодушевило Шарлотту, приведя ее в состояние, близкое к экстазу. А вот Герда задумалась. Ей предстояло реализовать свои грандиозные планы буквально за несколько ночей. Это было реально, но все-таки нелегко, и для начала ей следовало остаться на ночь одной. Пришлось срочно слечь с приступом мигрени. Но это напугало Каро, и Герда срочно пошла на поправку. Ей, впрочем, все еще недужилось, и она стала рано ложиться в постель. Ее, разумеется, проведывала горничная Шарлотты, но делала она это в ранние часы вечера и, обнаружив, что Герда мирно спит, уходила, чтобы доложить об этом своей госпоже, и больше уже к Герде никто не приходил.

Удостоверившись в этом – на что ушло целых две ночи, – на третий день Герда облачилась в свой ночной костюм и отправилась «закрывать долги». И первой остановкой на ее пути в мир будущего стал особняк барона Геммы. Барон, как Герда успела убедиться во время рекогносцировки, по давно сложившейся привычке – она помнила это по дням своих детства и юности – проводил вечера в кабинете на втором этаже дома, работая при свете свечей с многочисленными бумагами своего ведомства, до которых он обычно не дотрагивался ни утром, ни днем. Ей это было на руку, а забраться на второй этаж она умела и раньше, что уж говорить о выпускнице школы «Неофелис»! Нынешняя Герда проделала этот фокус легко, быстро и совершенно бесшумно. Ее выбор пал на библиотеку, из которой можно было попасть непосредственно в кабинет барона, не выходя при этом в коридор, где она рисковала встретить кого-нибудь из домочадцев.

– Добрый вечер, барон! – сказала она, бесшумно появившись за спиной своего несостоявшегося родителя и приставив к его горлу лезвие навахи.

– Герда?! – удивился барон, услышав голос, который и сама Герда не слышала бог знает сколько времени.

– По голосу узнали, отец?

– Что происходит? Зачем ты здесь?

– Хочу задать несколько вопросов, и, если ответишь на них без утайки и не станешь делать глупостей, убью тебя быстро и не трону никого из твоих домочадцев. Иначе обещаю тебе, ты будешь умирать долго и мучительно, но только после того, как в доме не останется ни одного живого человека.

– Что скажешь? – спросила она, завершив вступительную речь и зажигая щелчком пальцев огонь в камине.

– Ты колдунья? – враз охрипшим голосом спросил барон.

– Удивительно, не правда ли? – усмехнулась она в ответ. – Я, видишь ли, даже училась в Рогланском Коллегиуме, но не сошлась во мнениях с его настоятелем и вынуждена была уйти.

– Полагаю, ты изменила внешность, – несколько успокоившись, констатировал барон.

– Ты проницателен. Впрочем, ты сейчас сам все увидишь. Но сначала положи руки на стол.

Для того, чтобы связать руки и ноги человека воздушными жгутами, не нужно быть магом воздуха. Маг огня с этим справится ничуть не хуже. Во всяком случае, Герда справилась.

– Ну вот, – сказала она, обходя стол и садясь в кресло напротив барона. – Теперь можно показать лицо.

Она отбросила капюшон и опустила на шею скрывавший ее лицо шелковый платок.

– Госпожа де Фиен!

– Забавно, не правда ли?

– Чего ты хочешь?

– Ответов на вопросы, – честно ответила Герда. – Мой первый вопрос: я действительно дочь Георга?

– Да. – Короткий ответ, как точка, завершающая длинную историю.

– Сколько времени продолжалась связь? – Важное уточнение, и Герда не могла об этом не спросить.

– Пять лет, – нехотя ответил барон.

– Что произошло потом?

– Твоя мать умерла.

– Я спрашиваю о том, что произошло до того, как Георг ее убил?

– Король не убивал твою мать.

– А кто же ее убил?

– Не знаю.

– Знает, – сказала другая Герда, появляясь за спиной барона. – Подумай сама, Герда, все же очевидно. Ты просто никогда не смотрела на проблему под таким углом зрения.

«Я не смотрела на что?» – спросила себя Герда, и неожиданно картинка сложилась.

«Господи прости! – «охнула» мысленно Герда. – Но как я могла это пропустить?»

– Элла и Адель не приемные, а твои родные дочери. Я права?

– Да, – нехотя признал барон, ощутив под мышками пламя свечи.

– Отвечай на вопросы, и мне не придется тебя пытать, – усмехнулась Герда. – Как долго длилась твоя связь с их матерью? Хотя постой-ка! Если сравнить мой возраст с возрастом Эллы… Эти отношения начались примерно тогда же, когда и связь Александры-Валерии с королем.

– Да, – подтвердил барон.

– Нет, – покачала головой другая Герда. – Он врет.

– Ты врешь.

– Я не…

Договорить барон не смог, Герда заткнула ему рот воздушным кляпом и поджарила яйца. Штаны барона задымились, а сам он выгнулся в кресле дугой.

– Сейчас я открою твой рот. Заорешь, пеняй на себя.

Барон обмяк в кресле. По его лицу стекали капли пота вперемешку со слезами.

– Итак?

– Мы начали встречаться за полгода до того, как Александра-Валерия приехала в Эринор.

– А убила ее твоя нынешняя жена?

– Не убивай ее, Герда! – взмолился барон. – Она была в отчаянии и не ведала, что творит!

– Отчего же, – пожала плечами Герда. – Она освобождала для себя место рядом с тобой. Ты был женат, а у нее уже было две дочери, чье будущее было весьма проблематично… Удивительно другое. Меня она не любила, это понятно. Но она никогда меня… Вот оно как! – поняла вдруг Герда. – Если бы не ты, она воспитывала бы меня как родную! Это ты превратил меня в изгоя!

– Не один я, – устало покачал головой барон. – Ты мне была ненавистна, это правда, и я хотел передать тебя на воспитание твоим теткам в Горанде, но король запретил тебя отсылать.

– Что ж… – За последние дни Герда увидела уже третью альтернативную канву своей жизни. Она могла быть кем-то вроде Шарлотты, или воспитываться в семье барона вместе с двумя другими девочками, как родная дочь, или вырасти в Горанде…

– Ты помнишь, года три назад во время бала у короля…

– Ты имеешь в виду горандийку в синем платье?

– У тебя хорошая память, – удивилась Герда. – Я думала, придется долго объяснять…

– Так и ее, значит, знаешь…

– Значит, знаю, – кивнула Герда. – Но вот чего я не знаю, так это того, за что на нее тогда окрысился Георг?

Вопрос, который занимал Герду уже много лет. Ее ведь тогда никто не узнал. Во всяком случае, так ей казалось. И фамилию ди Чента во время бала король еще не мог знать. Тогда что?

– Она была горандийка, и на ней было платье, точь-в-точь такое, какое незадолго до своей смерти сшила себе твоя мать.

– Хочешь сказать, что Георг запомнил цвет и фасон?

– Я тоже запомнил, – признался барон.

– Ну, ладно тогда, – покачала головой совершенно обескураженная этим рассказом Герда, – последний вопрос. Почему ты меня выгнал в ту ночь и зачем послал за мной убийц, когда я покинула город?

– Выгнал, потому что испугался гнева короля. А убийц послал по его приказу. Сам бы я предпочел, чтобы ты просто исчезла. Но, когда стало известно, что маркиз дю Конде мертв, а ты и эта мерзавка виконтесса де Райер исчезли, король был в ярости, а я понял, что наступит день, и ты придешь за ответами.

– Тут ты прав, – кивнула Герда, вставая из кресла. – Я пришла…

Оставлять барона в живых было нельзя, да, если честно, и не хотелось. Но вот всех остальных домочадцев Герда пощадила. Ушла так же бесшумно, как пришла, и, бросив взгляд на небо, чтобы определить по положению луны, сколько времени ушло на первую половину «неотложного дела», отправилась ко дворцу герцога Сагана. Полночь – самое подходящее время поискать портрет матери.

* * *

Проникнуть во дворец второй раз оказалось гораздо проще, чем в первый, и Герда хотела уже отправиться к кабинету герцога, но ее остановила другая Герда, возникнув прямо в дверях, ведущих в очередной зал.

– Не торопись, – сказала она, выходя из плотной тени. – Подумай. Что здесь не так?

– Засада? – насторожилась Герда.

– Возможно, – согласилась с ней другая она. – Пока не знаю.

«Она почувствовала неладное, но не может знать причину, – сообразила Герда. – Значит, причина скрыта при помощи колдовства, но можно попробовать ее обнаружить».

Она скользнула к изящному придверному столику, на котором стоял серебряный шандал на три свечи. Но, к сожалению, это оказались новые свечи. Их еще ни разу не зажигали, и сила огня в них едва ощущалась, ее было недостаточно, чтобы почувствовать зажженные свечи в других помещениях.

«Камин!»

Да, камин в этой ситуации был предпочтительней. Даже погашенный, он хранил память ушедшего на покой огня. Присев рядом с камином из резного мрамора, Герда сняла перчатки и протянула руки к сложенным в ожидании своего часа дровам. Под ними все еще оставались «живые» угли. Немного, но достаточно для ее целей, и Герда потянулась через них к «проснувшемуся» огню. Минута, другая, – от напряжения на висках Герды выступил пот, – и вот уже она видит внутренним взором все, что доступно сейчас в доме живому огню. Переходя от печи к печи, от камина к камину, через лампады, свечи и колдовские светильники, Герда искала и находила живущих в доме людей. Большинство из них спали. Но, как выяснилось, не все. Один из домочадцев стоял, замерев, как охотник в засаде, и ждал, когда муха попадется в его сеть. Герда видела его прямо сквозь огонь, пылающий в огромном камине, и сразу же узнала Эугена. Осмотрелась в помещении, перемещаясь от одной зажженной свечи к другой, и поняла, что граф де Саган находится в зале, куда выходит дверь герцогского кабинета. Потом она разглядела огромную гексаграмму, начертанную цветными мелками прямо на мраморных плитах пола, и смогла различить символы, вписанные между линиями и на вершинах лучей. К сожалению, это была высшая магия, приблизиться к изучению которой ей так и не позволили. Герда не знала этих символов, как не знала и того, как должна сработать устроенная для нее ловушка, где и когда.

– Он один, – шепнула ей в ухо другая она. – Все остальные спят.

– Это не поможет, – вздохнула Герда. – Эуген сильный и талантливый колдун. К тому же полностью обученный, и, если этого мало, я не знаю, с какой стихией у него сродство. Мне нечего ему противопоставить.

– Тогда попроси помощи у Неистовой.

– И как, по-твоему, я ее могу попросить?

– Просто попробуй, – предложила другая Герда. – Иногда она тебя чувствует и приходит, когда заставляет нужда.

«Неистовая! – попробовала призвать богиню Герда, отчаявшаяся выкрасть портрет матери до своего отъезда из Эринора. – К тебе взываю я! Прошу! Окажи милость, помоги одолеть врага!»

– Бестолочь! – Темная богиня возникла в тенях, и сама бесплотная, словно тень. – Ничего не умеешь и ничему не учишься!

– Прошу, прости меня, Неистовая! – Не вставая на ноги, Герда перетекла на колени и склонила голову перед великой Темной. – Но, как же мне учиться, если у меня нет ни учителей, ни книг, по которым я могла бы чему-нибудь научиться сама. Я учусь. Но та книга, что у меня есть, ничего не говорит о высшей магии. А о моем даре вообще даже не упоминает. Эуген же обученный сильный колдун, и он пользуется именно высшей магией.

– В твоих словах есть правда, – неожиданно согласилась с ней Темная богиня. – Тебе надо учиться, деточка, и я знаю, как тебе помочь. Ты идешь за портретом своей матери. Уважительная причина, чтобы просить о помощи, но не настолько веская, чтобы я взялась тебе помогать. Но там, в кабинете герцога, находится не только портрет. Там на особой полке стоят несколько книг, которые могут быть тебе полезны. Вот ради них я тебе, пожалуй, помогу.

– Как?

– Впусти меня в свое тело.

– В мое тело? – Это было необычное предложение, и оно Герду не только удивило, но и порядком напугало.

– Не забывай, – успокоила ее Неистовая, от которой ничего нельзя было скрыть, – я в нем уже была, и даже не один раз.

– Я тогда была не в себе, – попробовала оправдаться Герда.

– В этом-то и сложность, милая, – улыбнулась ей богиня. – Итак?

– Как мне это сделать? – Сейчас Герда была готова на всё. Ну, или почти на всё.

– Придумай грёзу.

«Грёзу? – удивилась Герда, но тут же поняла, о чем идет речь. – Вот же я тупая курица! Грёза – дверь в мое Я».

Тогда она села на пол. Закрыла глаза. И представила себе, как открывается навстречу богине. Это не был зрительный образ, такое ей было не представить. Впервые в жизни Герда грезила философскими категориями. Сущность человека, его материальная оболочка и метасущность божества. А потом «дверь» отворилась, и в Герду вошло нечто настолько огромное, что и сама она почувствовала себя гигантом. Мощь, невероятная сила, непостижимая сущность. Но при всем при этом Герда оставалась самой собой. Знала, кто она. Понимала, что случилось.

– Позволишь мне действовать самой? – спросила богиня, став вторым Я Герды.

– Да.

– Тогда пошли.

Герда повела плечами, примериваясь к тому, как это быть одновременно и человеком, и богом, и пошла. Прошла уже известным ей маршрутом и, толкнув дверь, вошла прямо в сеть, расставленную пауком. Как и задумывалось, аркан сработал мгновенно, развернувшись в нечто настолько сложное, что даже видя все эти плетения глазами Неистовой богини, Герда не понимала, как устроена эта смертельная ловушка. И времени, чтобы рассмотреть ее в деталях и осмыслить увиденное, богиня Герде не предоставила. Аркан развернулся, а в следующее мгновение он уже осыпался невесомым прахом.

– Вижу, ты так ничему и не научился! – сказала Герда, неторопливо направляясь к Эугену через весь зал.

– Ты… – выдохнул он. – Как ты это сделала?

– На каждую силу найдется еще большая сила, или нет?

– Кто ты?

– Господи, Эуген! – засмеялась Герда. – Ты же меня узнал. Зачем тогда спрашивать?

– Теперь ты меня убьешь?

Глупый вопрос. В прошлый раз она его пощадила, – если, конечно, кастрацию можно считать пощадой, – но в этот раз Герда просто не могла оставить его в живых. И дело сейчас было не в мести или в воздаянии. Вопрос был совсем в другом. В ее анонимности. В ее безопасности.

– Если уж и бить, – процитировала она Макиавелли, – то так, чтобы не страшиться мести…

Отбросив мертвое тело с пути, Герда одним легким движением пальцев открыла дверь в кабинет герцога. Ни замок, ни мощное заклинание не помогли. Против божественной мощи эти преграды были бессильны.

– Отвечаю на твой вопрос, милая, – богиня читала в Герде, как в открытой книге, и знала сейчас все, о чем та могла бы подумать. – Во-первых, в человеческом теле я уязвима. К тому же даже самая сильная, но при этом смертная плоть не может безнаказанно стать вместилищем божественной сущности. Это во-вторых. И в-третьих. Ты мне нравишься, Герда, именно такой, какая ты есть. Не уверена, что такое могущество сделает тебя лучше.

Герда поняла и согласилась с очевидным: лучше оставаться самой собой. Она прошла в глубь кабинета, огляделась, выискивая взглядом портрет Александры-Валерии, и между делом заметила ту саму полку, о которой сказала ей богиня. Там стояло около дюжины книг, но, едва Герда на них взглянула, три корешка окрасились в цвет огня.

– Это они, – подтвердила Неистовая. – Бери и уходи!

– Спасибо, Темная!

– Иди уже!

Через час Герда осторожно проникла в свою комнату, открыла оружейный сундук и спрятала портрет матери и три редчайшие колдовские книги на самом дне, завалив их сверху одеждой и оружием.

2

Уже на следующий день слухи об ужасных событиях той ночи обсуждались по всему городу, достигнув в конце концов и дворца Арнем. Барон Гемма, как рассказывали, был найден в своем кабинете с перерезанным горлом. Ничего не было похищено, никто из домочадцев не пострадал, и злоумышленник не оставил следов, словно являлся не человеком, а бесплотным духом. И в эту же ночь во дворце герцога Сагана был убит граф Конрад Саган. Его изломанное тело было найдено в зале перед дверью в кабинет герцога. На этот раз преступник не только убил одного из сильнейших магов обитаемого мира, но и похитил то, за чем, по-видимому, пришел во дворец той ночью. Говорили о каких-то редчайших колдовских книгах и о живописных полотнах, украденных из кабинета герцога. Но все это были только слухи, потому что на официальном уровне никаких подробностей об этих ужасных убийствах не сообщалось.