Текст книги "Пираты Тагоры"

Глава тринадцатая

Морально устаревший, но все еще пригодный к эксплуатации тяжелый Д-космолет «Тасмания» служил базовым кораблем для Следопытских групп, которые занимались поиском планет, отмеченных пребыванием Странников. В 2161 году «Тасмания» покинула орбиту Владиславы и отправилась в систему Тагоры. Целью экспедиции был поиск артефактов, которые могли оставить Странники на внешних планетах этой системы, которые до последнего времени практически не изучались. Высадка на Тагору не предусматривалась, ведь почти четверть века между Землей и Великой Тагорой не было официальных контактов – нарушить суверенитет равноправной цивилизации Следопыты не посмели бы.

Капитан «Тасмании» Антон Антонович Быков, правнук легендарного покорителя Урановой Голконды, сообщил в Управление

Космофлота о благополучной деритринитации, после чего связь с космолетом прервалась. По истечении контрольного срока в систему Тагоры был направлен спасательный звездолет, но никаких следов пребывания «Тасмании» там обнаружить не удалось.

Специальная комиссия Мирового Совета пришла к выводу, что капитан «Тасмании» несколько поспешил с сообщением и заслуженный Д-космолет взорвался на последнем этапе деритринитации. Ветераны Д-космоплавания придерживались иного мнения. Герой сарандакской катастрофы Яков Осиновский высказался с присущей ему лапидарностью: «Я знаю Тошу Быкова сто лет, он никогда не говорит “гоп ”, покуда не перепрыгнет», – однако мнение уважаемого ветерана Космоса комиссией принято во внимание не было.

Эспада смотрел в раскрытый контейнер, битком набитый следопытским снаряжением, и его одолевали смешанные чувства. С одной стороны – радость. Комбинезоны с электроподогревом, меховые унты, знаменитые следопытские карабины, приборы ночного видения, контейнеры с живым мясом и витамизированным молоком, сотни прочих полезных мелочей позволяли ему, эмиссару СГБ, одеть, накормить, вооружить свое разномастное воинство, что делало экспедицию в указанный координатором Су-Ас квадрат вполне осуществимой. С другой стороны – сожаление. Неведомым образом очутившийся в северном приполярье Саракша контейнер с «Тасмании» был, вероятно, последним свидетельством катастрофы, в которой погибли замечательные ребята и девчата – восторженные искатели космического чуда.

– Вот так гроб! – восхитился Облом, когда М-агент вынул из контейнера блестящий от смазки карабин. – И много в нем таких игрушек?

– На всех хватит, – буркнул Эспада.

Он протер карабин специальной салфеткой, вставил обойму, вскинул длинный ствол и выстрелил. Следопытский «олене-бой» сдержанно рявкнул, и к ногам бывшего главаря свалился подстреленный крыслан. Облом немедля поднял тварь и крикнул подельникам:

– Жратва, братцы! Разводи костер!

– Выкинь эту мерзость, – посоветовал Эспада. – Здесь не только стволы имеются, но и консервы.

Облом отшвырнул от себя крыслана, на которого тут же накинулись его вечно голодные собратья, и шлепнул себя по ляжкам.

– И консервы! – проговорил он. – Может, и красненькая припасена?

– Это вряд ли, – не без злорадства откликнулся Эспада. – И вообще, пока не достигнем заданного квадрата, объявляется сухой закон.

– Напугал, – фыркнул главарь береговых бандитов. – Чего не попоститься, коли выжрать нечего, – рассудил он и добавил с надеждой: – А махры там нет, часом?

– И махры нет, – отозвался Эспада. – Это контейнер со снаряжением для полярной экспедиции, – пояснил он. – А ученым такие пороки не свойственны.

Облом пробурчал: знаем, дескать, мы этих ученых – но спорить не стал.

Эспада опустил карабин прикладом к ноге, оглядел мародеров, уцелевших после взрыва Ц-613, островитян и женщин-чучуни, которые лишились своих носителей и теперь испуганно жались друг к дружке, справедливо не ожидая от толпы грязных оборванных мужиков ничего хорошего. Одноглазый Волк и мичман Маар поняли, что наступает решающий момент, поэтому бочком-бочком протиснулись поближе к агенту Сааду и встали у него за спиной, как бы невзначай положив руки на рукояти кортиков и пистолетов.

– Слушайте внимательно! – начал Эспада. – Меня зовут Васку Саад. Я офицер контрразведки Свободного Отечества. В Землях

Крайних выполняю специальную миссию. Я знаю, нас свел вместе случай. В других обстоятельствах мы были бы смертельными врагами, но сейчас выбор у нас невелик. Вернее – у вас невелик. Либо вы присоединяетесь ко мне, а значит, получаете теплую одежду, оружие и продовольствие, либо не присоединяетесь и, следовательно, не получаете ничего. Пытаться отнять снаряжение силой не советую. Во-первых, скорее всего, вы получите только пулю, а во-вторых, без меня вы не сможете применить это снаряжение правильно. Кто со мною, становитесь в строй, кто против меня, уносите ноги, потому что мне не нужны крысланы в арьергарде. Мои люди получат приказ стрелять на поражение в каждого, кто будет маячить в пределах видимости.

Он повторил то же самое, но в более сжатом виде на наречии Внешнего Круга и еще более коротко – на языке чучуни, благо успел привесить к уху универсальный лингвотранслятор, изготовленный умельцами КОМКОНа. Последние слова «агента Саада» еще звенели в стылом воздухе, когда по правую руку от него начал расти неровный строй «добровольцев».

Поздняя приполярная весна горазда на сюрпризы. Только что пригревал Мировой Свет, так что приходилось откидывать на спину капюшон и до пупа расстегивать молнию комбинезона, как вдруг с закраин выгнутого горизонта скатывались мохнатые стада туч, поднимался ледяной ветер и начиналась метель.

Глядя на согбенные фигуры своих попутчиков, Эспада в который раз мысленно поблагодарил экипаж исчезнувшей «Тасмании» за то, что они «потеряли» на Саракше целый контейнер со снаряжением. Конечно же, все эти люди в одинаковых комбинезонах и унтах, со стороны так похожие на ушедших в небытие Следопытов, не были ему особенно нужны, но Эспада взял на себя эту обузу, потому что понимал: стоит им остаться без него, как все эти островитяне, мародеры, чу-чуни, мутанты начнут рвать друг друга в клочья – из-за заплесневелого сухаря, драной портянки, ради утоления похоти. Искусно наложенная психомаска уроженца столичных трущоб слетела с эмиссара СГБ, как шелуха с орехового ядрышка. И Диего Эспада вынужден был стать самим собой: землянином, коммунаром, для которого жизнь и благополучие человеческих существ – высший закон.

«Надо будет потребовать от старины Грегори, чтобы получше прилаживал свои психомаски, – думал Эспада, на ходу стирая с лица творожистую корку из замерзающего снега. – Иначе все эти грядущие прогрессоры – мышцы, маска, челюсть, – которых он обещает выпекать, будто алапайчики, окажутся ни на что негодными, когда вдруг обнаружат свою мягкотелую сущность прямо посреди очередной выгребной ямы…»

Он понимал, что не очень-то справедлив к своим будущим коллегам, да и к себе – тоже. Не был Диего Эспада мягкотелым, как не был совсем уж беспросветно жестоким Васку Саад. Ведь как-никак именно он, выходец из здешней радиоактивной и загазованной «выгребной ямы», вызвал спасательный бот для срочной эвакуации умирающего от множества болезней и облучения старика Тусэя. И нежится теперь старый чучуни в санаториуме «Соловки» на берегу некогда вечно студеного, а теперь вечно теплого Белого моря. Эспада едва узнал Тусэя, когда посещал его перед вторым своим отлетом на Саракш. Отъелся старик, помолодел. Жениться надумал, старый хрыч, на своем наблюдающем враче Аннуир Иванове Сидоровой, кстати, чукче по национальности. И, что удивительно, без особого напряжения вжился инопланетянин Тусэй в дивный новый мир. Разумеется, основы были заложены еще в процессе лечения: язык, грамота, умение обращаться с киберами, но уже совершенно самостоятельно освоился он с Линией Доставки, научился управлять глайдером да и в БВИ заглядывать тоже приноровился. И, что характерно, бездельничать Тусэй отказался наотрез. Сам нашел себе работу: поставляет в столовую санаториума свежую форель и стерлядь, вылавливая оных в местных речушках при помощи самодельной первобытной снасти.

«Жаль, что нельзя всех перевезти на Землю, – подумал Эспада. – Вылечить, научить жизни, а не выживанию, умению радоваться бытию, а не страшиться каждого нового дня… Жаль. Народы нельзя лишать собственной истории – это, конечно, верно, это догма прогрессорства, но откуда им, обитателям Саулы, Руматы, Саракша, знать о наших догмах? Мы у себя наслаждаемся безопасностью, свободой, творчеством, познанием, а они в своих неуютных мирках умирают каждый день, не видя хотя бы света в конце тоннеля. Конечно, эвакуировать целую планету невозможно, но отдельного человека – вполне. А порой и необходимо…»

Сквозь завывания метели донесся злорадный нечеловеческий хохот. Он звучал со всех сторон, гулко отзываясь и дробясь в скальных останцах. Отряд «добровольцев» немедленно прекратил движение. Женщины ответили дикому хохоту визгом, а мужчины, выплевывая «массаракши», ощетинились стволами винтовок.

Облом протиснулся к Эспаде, проорал на ухо:

– Полярные упыри, провались они в массаракш! Считай – пропали. Зимой они у меня полбанды сожрали.

– А ну без паники! – гаркнул Эспада. – Вуул, Маар, Доррл! Занять круговую оборону. Стрелять во всему, что движется. Зажечь фальшфейеры!

Моряки, даром что принадлежали флотам враждующих держав, окриками, пинками, а то и прикладами сбили человечье стадо в кучу. Вспыхнули в метельной мгле багрово-алые пламена фальшфейеров. Треснули несколько выстрелов. Упыриный хохот мгновенно превратился в жалобный визг и зловещий, не предвещающий ничего хорошего вой.

«Лева Абалкин мне никогда не простит, – подумал Эспада. – Но не умею я договариваться с четвероногим зверьем…»

Огромная зверюга обрушилась в середину толпы. Крик ужаса и боли огласил окрестности. Эспада выхватил кортик, полоснул по жесткошерстному боку, но клинок соскользнул. Матерый упырь, ростом без малого с теленка, подхватил Студента за шкирку, будто щенка, и канул во мглу. Оборона оказалась прорванной изнутри. Не обращая внимания на предупредительные окрики, женщины и некоторые мародеры бросились врассыпную. Упыри заулюлюкали, защелкали, заголосили. В их голосах Эспаде слышалось злорадство высших существ, устроивших развлечения ради охоты на низших.

«Они же передушат нас, как крыс, – подумал Эспада. – Надо прорываться…»

– А ну, братва, за мной! – крикнул он.

Огромная пасть щелкнула сабельными клыками в полуметре от его лица. Эспада пальнул из «кобольда». Упырь рухнул, пятная свежий снег алой кровью. Шарахнули когти по валуну, но очутившийся рядом мичман принял зверюгу – судя по размерам, щенка-подростка – на лезвие кортика. Пропорол брюхо мастеровитым ударом знатока ножевого боя и едва успел отскочить, чтобы раненый упырь не откусил ему руку.

Морпехи под командованием сержанта Доррла вырвались из упырьего окружения и воссоединились с небольшой группкой, сплотившейся вокруг Эспады. Скорострельные следопытские карабины, чьи пули пробивали даже шкуру марсианской пиявки; убойные имперские «василиски», а скорее всего – человеческая ярость, страшнее которой нет ничего под Мировым Светом, – охладили охотничий пыл киноидов. Унося добычу и своих раненых, они пропали за серой мутью непрекращающейся метели.

Люди сидели на узкой полоске пляжа, усеянного серой в блестках инея галькой. Справа шуршал прибой. Слева громоздились обглоданные полярными ветрами и зимней стужей скалы. Судя по карте, до цели оставалось с километр, не больше. Но последний переход был самым долгим. И все девять человек, выжившие после схватки с упырями, вымотались до предела. Эспада вынужден был объявить привал, хотя не чувствовал усталости, особенно теперь, когда до загадочной «кладки» было пятнадцать минут ходу.

– Чего приуныл? – осведомился Облом, облизывая алюминиевую ложку. – Налегай, господин Саад. Чем больше употребим внутрь, тем меньше придется тащить на горбу…

Перед ним стояло уже два опустошенных вакуум-термоса из-под живого мяса, и он присматривался к третьему. В свинячьих глазках бывшего Неизвестного Отца светилась только одна мысль: пожрать еще или уже хватит?

– Нет аппетита, – отозвался Эспада.

– Поэтому ты и Шкелетик, – резюмировал бывший главарь мародеров. – Мы уж, почитай, третьи сутки идем, а ты и двух банок не осилил…

Эспада вздохнул, откупорил термос, кортиком располосовал нежно-розовую, словно бы дышащую, массу крест-накрест. Пару кусочков он съел сам, остальное вытряхнул в горловину своего рюкзака. В нем немедленно заскреблись и заскрипели пленные мокрицы.

– Не пойму я тебя, господин Саад, – проговорил Облом. – Какого массаракша ради ты тащишь на себе этих тараканов да еще жрачку на них переводишь? Передавить эту мутированную нечисть и дело с концом.

– Считай, что они нужны мне как свидетели, – отозвался Эспада.

Облом загоготал, едва не подавившись витаминизированным молоком, которое прихлебывал из пластиковой бутылочки.

– Ну уморил, – подытожил он, утираясь. – Ладно, раз чувство юмора при тебе, не пропадешь. А то я смотрю, больно ты переживаешь из-за придурков этих, что сами к упырям в пасти полезли… Кого там жалеть-то? Баб этих желтомазых? Мародеров, по которым расчистка плачет? Мутантов? Или островных выродков, которые мать родную не пощадят, если этот их император затруханный прикажет?

– Ты бы полегче, Облом, насчет императора, – посоветовал Эспада. – Ребята Доррла услышат, тебе несдобровать.

– Не пугай, – буркнул бывший главарь. – Пуганые…

– Командир! – окликнул Эспаду морпех, который стоял на часах.

Эспада поднялся. Навстречу ему шел, загребая от усталости ногами гальку, мичман Маар.

– Что там? – нетерпеливо поинтересовался Эспада.

Маар покачал головой, сплюнул.

– Бухту осмотрел. Ну и гадость, я тебе доложу… – прокряхтел он. – Кальмаров так много, что из-за них моря не видно, и странные они какие-то, – мичман снова сплюнул. – Вспоминать тошно, массаракш. Пупырчатые, а щупальца раздулись на концах и светятся.

– Понял тебя, мичман! – бодро отозвался Эспада. – Отдыхай, харчись. – Он оглядел свое битое-перебитое воинство. – Все отдыхайте!

Он наклонился, поднял рюкзак с «братьями по разуму».

– А ты куда намылился, господин Саад? – подхватился Облом. – Я с тобой!

Одноглазый Волк тоже завозился, собираясь подняться.

– Нет, – твердо сказал Эспада. – Я один пойду. Никто, кроме меня, этого видеть не должен. Государственная тайна!

– А как же эти… пупырчатые и щупальца светятся? – не отставал Облом.

– Это всего лишь животные. Электрические кальмары, – пояснил Эспада. – Объект, который я должен осмотреть, может сохранять биологическую активность… Слыхали о бактериологическом оружии? – Лица имперцев и некоторых из бандитов вытянулись. – Вижу, слыхали, – кивнул Эспада. – Посему я должен идти один. Мне сделаны соответствующие прививки.

Мародеры и члены экипажей потопленных лодок сразу утратили энтузиазм. Опустились на гальку. Кроме Эспады на ногах остался один Облом.

– Сдается мне, ложки ты гнешь, господин Саад, – вполголоса усомнился он. – Жалко, что нет с нами Птицелова. Мутоша бы тебя в два счета раскусил.

«Как бы не так, – подумал Эспада, подгоняя лямки рюкзака. – Против вранья грязевиков твой мутоша бессилен».

Он прицепил к поясу кортик, проверил обойму «кобольда». Патронов было маловато, но интуиция подсказывала Эспаде, что ТАМ не в кого будет стрелять. Кивнул своим подопечным, которые смотрели на него как на чокнутого, и захрустел по гальке вдоль пляжа, навстречу разгорающемуся Мировому Свету.

Бухта оказалась почти идеально круглой и напоминала воронку от гигантской авиабомбы или метеоритный кратер, но, скорее всего, это была древняя вулканическая кальдера.

Полярные штормы за тысячи лет разрушили стены, отделяющие кальдеру от моря, и она превратилась в уютный живописный заливчик. В таком было бы не грех искупаться. Не хватало только зелени и солнца. Настоящего солнца, а не мутно фосфоресцирующего светового пятна, размазанного по туманной чаше Мира.

Окружающие бухту скалы были облеплены мерзкого вида пеной. Ее грязно-желтые клочья привлекали морских птиц и крысланов. Они пикировали с небесной мути, хватали пену клювами и мелкозубыми пастями, ссорились и даже дрались из-за нее. И от всей этой толчеи и свары, от криков и шипения, а более всего – от вони, которую источала пена, Эспаду немедленно затошнило. Он спешно заткнул ноздри фильтрами, сцепил зубы и принялся спускаться к бухте, хотя ему очень не хотелось этого делать.

М-да, здесь не больно-то искупаешься…

Видимо, был отлив. Часть каменистого дна бухты обнажилась. А свинцово-серые воды посередине кишели морскими чудищами, которых тщетно искал Эспада в прошлом году. Конусообразные тела, веревки щупалец, вдоль которых то и дело вспыхивали голубые неоновые огоньки, – электрические кальмары сновали в каменной кастрюле кальдеры, будто их варили живьем. Мичман Маар не преувеличивал.

Их действительно было много. Пожалуй, даже слишком много для этой крохотной бухты. Эти существа страдали от перенаселенности. Места в воде им не хватало, и они выбрасывались на негостеприимный берег.

На берегу места электрическим кальмарам тоже было маловато. Они то лежали неподвижно, тускло поблескивая гноящимися глазами в желтой бахроме вокруг черных зрачков, то вяло шевелились, хватаясь щупальцами за прибрежные валуны, то вдруг начинали биться, словно в истерике, разбрасывая по окрестным скалам ту самую, источающую мерзостную вонь пену – предмет вожделения птиц и крысланов.

А еще кальмары страдали от вырождения. Самая крупная особь – не больше двух метров в длину. Эспада вспомнил рассказ старика-чучуни. Усмехнулся. Каждое щупальце в баркас толщиной? Куда там. Присоски с тарелку? Не смешите. Лучи, будто корабельные прожекторы? Вранье.

«Не там мы, Экселенц, ищем, – подумал Эспада, отпихивая мыском ботинка щупальце особо нахального существа. – Что-то эти суповые принадлежности несомненно излучают… Не даром же крылатые твари так бесятся, да и мне что-то сильно не по себе, но… Полигон от этого места находится в трехстах морских милях, то есть почти в шестистах километрах.

Биополе у кальмаров, несомненно, тяжелое, способное нагнать уныние или беспокойство, но куда им до передвижных излучателей… Да, но где собственно загадочная кладка, к которой так рвались мои членистоногие братья по разуму?»

Он огляделся. Между скал, замыкающих бухту со стороны берега, был узкий проход. Если встать на четвереньки, вполне можно протиснуться. Перешагивая через агонизирующих электрических кальмаров, Эспада направился к нему. Под ногой что-то хрустнуло. Он наклонился: загогулина какая-то… Поднял, всмотрелся. Массивная, но вместе с тем хрупкая «загогулина» оказалась частью некого механизма. Не выпуская «загогулину» из рук, Эспада шагнул дальше и наткнулся на полый дырчатый цилиндр. У самого прохода валялось нечто, напоминающее безглазую голову. А в замшелой скале, будто легендарный меч в камне, торчала гигантская секира.

Обломки Темного Лесоруба!

Эспада выбросил «загогулину», снял рюкзак, опустился на четвереньки и, толкая рюкзак впереди себя, принялся протискиваться через проход. Он отбил колени и ободрал ладони, но минут через пятнадцать очутился по другую сторону затопленной морем кальдеры. Здесь не было орущих до одури птиц и вонючих крысланов, здесь не было бестолково перебирающих щупальцами кальмаров. Перед Эспадой простиралось прямоугольное плато, аккуратно вырезанное в лавовом туфе. Все плато было густо усеяно обломками Темных Лесорубов. Казалось, здесь произошла титаническая битва, в которой не осталось победителей. А прямо в центре приветливо сияло теплым цыплячьим цветом сооружение, от одного вида которого у эмиссара СГБ захватило дух.

Да, ради этого стоило терпеть лишения, подвергаться многообразным опасностям, якшаться со всяким сбродом и даже таскать на себе инопланетного паразита. И можно понять, почему эти самые паразиты так сюда стремились. Любой, кто способен осознать ценность такой находки, будет стремиться сюда.

Интересно, что сказал бы его высочество герцог Вагга Хаззалгский по прозвищу Птицелов, страстный противник вмешательства иномирян во внутренние дела Саракша, вот на ЭТО?..

Эспада бросил рюкзак и неспешно обошел сооружение, держась на расстоянии десятка шагов от янтаринового купола, похожего на половинку колоссального апельсина. На противоположной бухте стороне в куполе обнаружился пролом. Прочнейший в известной части Вселенной материал был пробит изнутри. Или – проплавлен. Эспада отчетливо видел отогнутые лепестками закраины пролома. Как будто кто-то вырвался оттуда, словно цыпленок из яйца. Страшно было представить себе цыпленка, способного пробиться сквозь стенки из янтарина. Цыпленок вырвался, вдребезги расколошматил клювиком Темных Лесорубов и скрылся в неизвестном направлении.

И где он сейчас?

Эспада покрутил головой, отгоняя непрошеные видения. Потом вернулся к рюкзаку и сделал то, что должен был сделать сразу же, как только увидел янтариновый купол. Благо «маячок» уцелел среди всех перипетий. Компактный всенаправленный нуль-передатчик со своим термоэмиссионным реактором-преобразователем был хирургическим путем помещен в полость сосцевидного отростка черепа Эспады – любого, кто отправлялся в рискованную одиночную миссию на чужой планете, без поддержки и связи, снабжали с недавних пор таким устройством. Аварийный нуль-передатчик с некоторых пор стали вшивать под кожу пилотам, космотуристам, участникам научных экспедиций, сотрудникам КОМКОНа и смежных организаций. Стоило особым образом надавить на малоприметную бородавку в основании черепа, как «маячок» начинал посылать мощный однотонный сигнал, который мог перехватить любой земной корабль, находящийся на расстоянии не далее астрономической единицы.

Эспада нащупал лжебородавку, покрутил ее между пальцами, нажал плотно на несколько секунд. Возник короткий сильный зуд, что подтверждало – нуль-передатчик работает. После этого землянин подобрал пустую скорлупу грудного панциря Темного Лесоруба, уселся на нее, как на табурет, и стал ждать.