Текст книги "Пираты Тагоры"

– Упырю, что ли? – не поверил Туус.

Командир «аспидов» и Птицелов снова заглянули внутрь вагончика. В горячем и смрадном полумраке темнел силуэт бывшего гвардии-сержанта Шеску – спецназовец шуршал бумагами, склонившись над столом у торцевой стены. Действительно, на полу застыл мертвый упырь. Зверюга вытянулась почти на всю длину вагона. Его шерсть шевелилась, хотя сквозняка не было и в помине. Птицелов представил миллиардную армию личинок, пожирающих мертвую плоть, и ощутил приступ дурноты, хоть неженкой не был от рождения.

Куда ни кинь взгляд, всюду виднелись следы короткой, но яростной драки. Полки оборваны, табуреты валяются где попало. Вешалка висит на одном шурупе, рабочие комбезы свалились с крючков. Плакат с полуобнаженной певичкой Радой Сулу рассечен ударом когтистой лапы…

Тем не менее упырищу сломали шею. Не помогли ему в бою ни великанские размеры, ни когти, ни огромные и изогнутые, словно сабли, клыки.

– Посмотри, командир, – Шеску подал Туусу еженедельник в потертом кожаном переплете.

– И что? – буркнул командир.

Еженедельник перехватил Птицелов. Быстро пролистал первые страницы, и еще быстрее – все остальные.

Вначале речь шла о делинквентах, которых требовалось поощрить или наказать по результатам работы, о расходе гербицидов, о том, кому и когда нужно позвонить и по какому вопросу. Потом вдруг размашистый и не очень опрятный почерк сменился детскими каракулями. У Птицелова сложилось впечатление, что человек, который вел эти странные записи, слюнявил свой химический карандаш и выводил на каждой странице беспорядочные неровные круги. Шеску показал сам карандаш – это был обгрызенный до бесформенности кусок пластмассы. А потом Шеску показал еще и очки: их стекла были залапаны испачканными в чернилах пальцами.

Птицелов почему-то подумал про ментотронное излучение прежних Башен. Оно вызывало у мутантов сильнейшие боли и сводило с ума. Может, и грязевики применили против людей нечто подобное? С них станется… Как далеко пришельцы из Земс-Лья продвинулись в своих биотехнологиях? Не скажет и Поррумоварруи…

Из раздумий его вывел тихий посвист за спиной.

– С юга идут люди, – объявил Тук.

Туус отодвинул Птицелова плечом, выпрыгнул из вагончика.

– Сколько?

– Четырнадцать человек, командир, – доложил следопыт. – Дэки и пара десантников. Вооружены карабинами и самострелами. В двадцати минутах.

– Ладно, «аспиды». Идем вон из просеки. – Туус указал пальцем на джунгли. – Бегом. И без приказа не стрелять!

– Сеанс связи скоро, – проворчал Роод.

– Придется пропустить, – буркнул на ходу Туус. – Господин эксперт! За мной держись! Знаю я вас, штатских… Объясняйся потом с начальством…

По звериной тропке они вбежали под сень густо увитых лианами и от того похожих на шатры платанов. «Аспиды» держались поблизости друг от друга, рассредоточившись по кустам, и Птицелов, несмотря на свою подготовку агента Отдела «М», тут же потерял их среди зелени. Не скрылся с глаз только командир. Туус деловито расчехлил автомат – тот «основной калибр», который каждый из «аспидов» держал для серьезного боя, – после чего улегся на землю и припал к окуляру оптического прицела.

Птицелов какое-то время сидел как на иголках. Джунгли галдели, рычали, вопили со всех сторон. Сквозь эту звуковую завесу не было слышно ни голосов людей, приближающихся со стороны «Южного парка», ни их шагов. Вот только пронеслись над раскаленной крышей вагончика строителей потревоженные крысланы да прыснули во все стороны бабочки-переростки, порхавшие над кустами сухоцвета.

Туус что-то переключил на оптическом прицеле, вздохнул поглубже и пристроил палец на спусковом крючке. Птицелов осторожно привстал, передвинулся за трухлявый ствол, который до сих пор не упал, потому что не позволяло плотное переплетение лиан. С новой позиции отлично просматривались и оставленный вагончик, и относительно чистый участок просеки, через который должен был пройти отряд бунтарей.

А вот и они! Делинквент… десантник… еще какой-то бородатый и косматый тип, одетый не то в одежду из шкур, не то в ветхую дубленку… А за ним – южный варвар! Или южный выродок, если говорить языком жителя Столицы. Брат-мутант, хоть на первый взгляд и не поймешь, что с ним не так.

Какая причуда природы заставила этих троих идти сейчас бок о бок?

Все были вооружены автоматами разной степени ухоженности, а варвар еще тащил на плече связку метательных копий.

Птицелов затаил дыхание.

Прошли трое. Потом еще двое. Остальные столпились возле вагончика. После непродолжительной паузы, за время которой не было сказано ни слова, не выкурена ни одна цигарка и не закинуто за губу ни одной пригоршни насвая, четверо бунтарей вошли в вагончик.

За деревянной стенкой загремело, задребезжало стекло. Птицелов и Туус переглянулись.

Бунтари выволокли из вагончика мертвого упыря. Привязали его лапы к длинной жердине, взвалили на плечи и потащили, как охотники, добывшие оленя или кабана, обратно на юг. Странная какая-то добыча, не слишком аппетитная.

Прошло еще минут десять, и «аспиды» стали собираться.

– Пойдем за ними. – Командир снова повесил автомат за спину. – У меня нет прямого приказа входить в «Южный парк». Устроимся на границе квадрата и будем наблюдать. Тем более, сами видите, что они ходят туда-сюда.

– Верно, командир. Кого-нибудь прихватим! – поддакнул Роод.

– Я с дэковскими нравами знаком, – высказался Птицелов. – Дэки не ведут себя, как вот эти… – Он махнул рукой на юг. – Эти то ли под кайфом, то ли под лучами. Кстати, вы чувствуете что-нибудь похожее на излучение Башен?

«Аспиды» пожали плечами.

– Это у тебя надо спрашивать… – Туус вынул из кармана на рукаве не очень чистую зубочистку и сунул ее в рот вместо цигарки. – Ты ведь у нас… особенно чувствительный.

– Я излучения Башен не испытывал на себе с раннего детства, могу и не заметить.

– Как это? – Туус перегнал зубочистку из одного уголка рта в другой. – Сильнейшие головные боли, непроизвольное мочеиспускание, полный неадекват в поведении. Ты бы обязательно заметил.

Птицелов усмехнулся и помотал головой.

– А ты разве не выродок? – удивился Роод.

– Представь себе – нет! – отрезал Птицелов.

Вдаваться в подробности и объяснять солдафонам, что его настоящий отец командовал Крепостью, он не стал.

– Ну и ладно, – Туус выплюнул зубочистку на ладонь и бережно переложил обратно в кармашек. – Все равно это к делу не относится…

К командиру бесшумно подбежал Шеску. Проговорил, едва справляясь с волнением:

– Впереди на тракте засада! Стволов десять! Кажется нас раскрыли!

Птицелов шумно выдохнул. Проклятые грязевики! Никак их не обыграешь! И вот они уже делают первый ход…

– Массаракш! – ругнулся Туус. – Поздравляю вас, девочки!

– Это все грязевики! – Птицелов поморщился. – Фешт тебя предупреждал: с таким врагом очень сложно иметь дело!

– Грязевики! Увидеть бы хоть одного живого! – командир «аспидов» отвернулся от Птицелова.

– Смотрите! Дэк! – Шеску вытянул руку.

Птицелов повернул голову и тотчас заметил на фоне яркой зелени фигуру, облаченную в клетчатый комбинезон. Дэк уставился на «аспидов» выпученными глазами. Был он грязен, взлохмачен и давно не брит. То есть видом почти не отличался от южного варвара.

Дэк вскрикнул. Но не как человек, а как большая и чем-то встревоженная птица. Потом развернулся и прыгнул в заросли.

– Не дайте ему уйти живым! – прошипел Туус, кидаясь следом за делинквентом.

Птицелов вскинул автомат, но Шеску схватился за цевье и дернул оружие вниз.

– Погоди! Не так громко! – Шеску вынул из ножен тесак с зазубренным лезвием и помчался следом за командиром.

– Ну, молодцы, девки! – бормотал на ходу Туус. – Неприятель скоро цигарки у вас стрелять начнет! Обходи его справа! Хаан! Роод!

В руках у Тууса появился «герцог» с глушителем. Но сплошная стена сплетенных ветвей, лиан и широченной листвы мешала ему взять беглеца на мушку. «Клетчатая» фигурка то появлялась, то исчезала из виду.

Птицелов несся вслед за дэком, толком не зная, что с ним будет делать, если он все-таки нагонит беглеца. Дэк – не грязевик все-таки, а мелкая сошка. Жаль, если за просто так придется проломить ему голову…

– Смотри! – бежавший рядом Шеску поймал Птицелова за плечо, остановил рывком. – Там еще один!

Действительно, второй дэк стоял среди разлапистых ветвей папоротников и лупал глазами, наблюдая за погоней.

Туус развернулся, дважды нажал на спусковой крючок. Второй дэк отступил в заросли, на ветвях папоротников остались темные, почти черные брызги крови.

– Эксперт, Шеску, Загу, проверьте, куда он делся! – крикнул командир и снова припустил бегом за первым.

На половине пути к папоротникам Птицелова посетила мысль, что и дезертировавшие десантники, точно так же носились по джунглям, охотясь за одиночными целями. Пока какая-то ерунда ни взбрела им в головы…

А эти двое дэков – без оружия. Они подобрались к отряду вплотную, несмотря на то что «аспиды» держали носы по ветру. Потом позволили себя увидеть, потом побежали.

Массаракш, они – живцы!

Шеску и Загу обогнали Птицелова. За папоротниками раздался вскрик – опять этот птичий, ненормальный вопль, – а потом послышался шум борьбы. Птицелов отбросил сомнения и кинулся за «аспидами».

Шеску и делинквент, вцепившись друг друга, точно двое мальчишек, которые не поделили песочный окоп, катились по склону неглубокой ложбины. Делинквент был ранен, поэтому и он, и «аспид» изрядно испачкались в крови. Загу вприпрыжку бежал к ним, размахивая мачете.

На палой листве, выстилающей дно ложбины, валялся несвежий покойник в форме военного инженера: наверное, кто-то из шишек, руководивших постройкой Башни. «Аспид» и делинквент тяжело рухнули рядом. Причем Птицелову показалось, что Шеску пытается отодрать раненого дэка от себя, а тот, наоборот, – цепляется в бронежилет «аспида» из последних сил.

Ткань гимнастерки на спине покойника затрещала и лопнула. Сквозь почерневшую плоть проклюнулись острые бутоны, похожие на клейкие от сока весенние почки. Шеску и делинквент этого не видели, продолжая мутузить друг друга. А Загу, наверное, попросту не обратил внимание, высматривая, как бы сподручнее засадить в живучего дэка лезвие мачете.

Бутоны раскрылись на глазах обалдевшего Птицелова, превратились в плоские чешуйки. Выпростались наружу сегментные усики. И через миг с десяток жуков, похожих на мокриц, выбрались из покойника и закопались в прелую листву.

– Загу! Шеску! – заорал Птицелов, еще толком не понимая, что происходит.

Делинквент вдруг выгнулся дугой, отпустил Шеску и замер, уставившись стеклянными глазами на зеленый свод, сквозь который едва пробивался Мировой Свет.

Загу вонзил мачете в землю, присел на корточки рядом с Шеску.

– Эксперт! – проговорил, не оборачиваясь. – Шеску ранен! Спустись, я один его не вытащу!

Птицелов не пошевелился.

До недавних пор он жил и в ус не дул. Мутант в краю мутантов. На ногах – шесть пальцев, и еще – особый дар. От шестого пальца проку не было, только обувь быстрее снашивалась, а вот дар не раз помогал. Правда, полуправда, ложь – Птицелов всегда различал на слух врунов. Профессор Поррумоварруи предполагал, что его протеже каким-то образом улавливает изменения в электрохимической активности разных участков мозга своего собеседника. Птицелову же было все равно, он просто играючи определял ложь и лжецов.

«Аспид» зачем-то ему врал. Нашел время шутки шутить…

Птицелов отступил на шаг.

– Туус! – закричал он, надеясь, что командир «аспидов» неподалеку. – Туус! Бегом сюда!

Загу сорвал с плеча пистолет-пулемет. Птицелов почувствовал себя персонажем известной кинемы о герое революции Маке Симе.

Ее режиссер тоже любил замедлять картинку в самые напряженные секунды. Бежит ли Мак Сим на фоне взрывающейся Башни или дерется в столичной подворотне с забулдыгами в клоунских костюмах.

Вороненое дуло медленно, словно нехотя, выплеснуло пламя, которое отразилось в двух выпуклых зеркалах – в глазах сбрендившего «аспида». Засвистели пули – совсем не страшно, почти нежно. Закружилась сбитая листва…

Птицелов почувствовал, что его будто поперек груди кто-то перетянул палкой. Он повалился навзничь – в колючие кусты.

– Кто стрелял?! – завопил возмущенный Туус. – Кто, массаракш, разрешал?!

В стремительно сгущающемся сумраке Птицелов успел разглядеть двух «аспидов» – Загу и Шеску, которые со всех ног улепетывали на юг.

Для того чтобы присоединиться к армии Бооса Туску.

А потом наступила ночь.

Глава седьмая

Полукруглые плафоны на потолке кают-компании горели вполнакала, словно яркий свет был неприятен присутствующим. Черепа на рентгенограммах злорадно скалились с обитых вытертым бархатом стен. Глухо позвякивали забытые бутылки на барной стойке. Альбомы с личным фотоархивом цунами-коммандера оказались свалены под круглый стол. На самом столе расстелены карты побережья Земель Крайних. Девочка-чучуни в драной кухлянке, высунув от усердия язык, испачканный химическим карандашом, навалившись тощей грудкой на столешницу, вычерчивала на карте пунктирную линию. Время от времени она поднимала чумазое личико и вопросительно поглядывала на субмарин-врача Таттла, тот благожелательно кивал, и девочка продолжала.

Командир атомной субмарины Ц-613 Гогго Раллат внимательно следил за смуглой рукой юной чучуни. Там, где она ставила крестик, цунами-коммандер вписывал цифры координат. А М-агент Васку Саад старательно заносил их в блокнотик. Все это происходило в полном молчании – присутствующие не нуждались в вербальном общении, они понимали друг друга с полувзгляда и лишь изредка пересвистывались. В остальных помещениях белой субмарины также царила тишина, хотя команды: «Слушать в отсеках» не прозвучало. Сдержанно гудели хорошо отлаженные механизмы. Гидроакустики чутко прислушивались к океанской толще. Экипаж исполнял свои обязанности на отлично, без устали неся вахты.

Правда, через строго определенный интервал времени вахтенные сменялись. Посты по походному расписанию занимали другие. Сторонний наблюдатель удивился бы, увидев среди моряков-имперцев женщин и девочек варварского народа, которые заступали на вахту, исполняя служебные обязанности не менее точно, нежели кадровые подводники, но в том-то и дело, что сторонних наблюдателей на Ц-613 не было.

Когда морпехи под командованием сержанта Доррла и субмарин-врача Таттла вернулись к вельботу, они погрузили на него не только рюкзаки с провизией, но и два трупа: смельчака-чучуни и рядового Гиррла. Часовые, которые охраняли вельбот, удивиться столь странному грузу не успели. Очень скоро они вообще перестали удивляться, а принялись помогать товарищам. Причем – молча.

Вельбот отбыл к субмарине. И примерно через час вернулся с подкреплением. Подкрепление немедленно выдвинулось вглубь материка. А на борт вельбота погрузились полуголые женщины-чучуни, агент Васку Саад и два его подопечных: мичман Маар и контр-адмирал Вуул. Эту странную команду на борту Ц-613 встретили приветственным свистом и телодвижениями, похожими на танец. Девочку в кухлянке проводили в каюту цунами-коммандера. Гогго Раллат, едва взглянув на нее, тут же вскрыл командирский сейф и достал из него секретную лоцию и карты. Все это добро было вынесено в кают-компанию и разложено на круглом столе. К замухрышке и офицеру в отутюженной белой униформе с золотыми галунами присоединились субмарин-врач и М-агент. Началось многочасовое бессловесное совещание, за время которого уточнялся новый курс подводного корабля, одного из лучших в составе группы флотов «Ц» Островной Империи.

Пока начальство совещалось, с берега вернулась группа, посланная вглубь материка. Вельбот подошел к борту субмарины тяжело нагруженным. Такелажная команда открыла трюм и при помощи лебедки погрузила в него продолговатый ящик, тщательно обернутый брезентом. После того как трюмные люки были задраены, команда, которая доставила загадочный груз, сама погрузилась на борт. И белая субмарина покинула воды безымянного залива, оставив позади остов затопленной «Тигровой Скорпены», сожженный поселок чучуни, занесенные милосердной метелью трупы и мертвенный посвист ледяного ветра в изъеденных скалах…

Субмарина шла в надводном положении, курсом норд-норд-ост. За штурвалом в верхней грибообразной рубке стояла старуха. Ее мосластые пальцы лежали на отполированных рукоятях. Подслеповатые глаза зорко всматривались во вздыбленный морской горизонт, не забывая сверяться с показаниями курсографа. Седые космы развивались на ветерке, поддувавшем в открытый иллюминатор.

Изнутри лодки поднялся Гогго Раллат, проверил показания приборов, кивнул старухе, уставился вдаль. Китель цунами-коммандера был расстегнут до пупа, исподнее бесстыдно выглядывало из-за брючного ремня, с небритого подбородка свисала тягучая слюна. Ни сам Ралат, ни его подчиненные не обращали ни малейшего внимания на такие мелочи. Белая субмарина уходила все дальше от побережья, приближаясь к границе полярных льдов.

Эспаде снилась планета – бело-голубой шар, словно танцующий на остриях солнечных лучей. А потом оказывалось, что это и не планета вовсе, а мяч, разрисованный под планету. Вернее – под Планету – ибо это был единственный во Вселенной мир, который следовало именовать с заглавной буквы.

Мяч-планета летал над зеленым лугом. Детские руки, темные – одни от загара, другие от природы, не давали ему упасть в траву. Таков уговор: кто уронит мяч, тот вызовет мировую катастрофу. Мчись со всех ног, подпрыгивай до солнца, оскальзывайся и падай, но не дай Планете обрушиться вниз, удариться о твердое и неподатливое: Африкой ли, Антарктидой ли – безразлично.

Потом пришел Учитель, взял стремительно летящий мяч прямо из воздуха, сунул под мышку и велел игрокам-миродержцам отправляться на обед. И миродержцы, запыхавшиеся, но счастливые, встретили приказ Учителя радостным кличем. И не столько потому, что проголодались, сколько потому, что Планета упокоилась под мышкой этого самого надежного человека на Земле. Уж он-то не допустит мировой катастрофы.

Даже во сне Эспада смутно помнил, что с того солнечно-зеленого дня прошло много лет и Планета давно уже не покоится под мышкой

Учителя, а лежит невыносимо тяжким грузом на плечах таких, как он. А ведь он отнюдь не атлант, он всего лишь рядовой сотрудник СГБ – сотрудник, проваливший ответственное задание. Выходит, он оступился? Не сумел вовремя подставить руки, и мяч-планета сорвался с пронизанной солнцем вышины?

«Нет, нет, все в порядке, успокойся, – шепчет вкрадчивый голос из глубины подсознания. – Ты все делаешь правильно. Наша великая планета в надежных руках».

И Эспада и вправду видит, как величественно шествует через черную бездну темно-зеленый шар, согретый жгучими лучами фиолетового и красного светил. Это удивительное зрелище – родная планета: вид из космоса. Никто из миллиардов его сородичей никогда не видел ее такой. Да и не интересно это сородичам. Они предпочитают оставаться на поверхности, а то и продвигаться в глубь планетарных недр, медленно и кропотливо совершенствовать однажды достигнутое, воздвигать пирамиду цивилизации вершиной вниз…

…Вниз, вниз, туда, где зародилась жизнь и разум – в материнское чрево планеты. Великие предки вышли оттуда, из вечного сумрака, что рассеивался лишь тусклым свечением люминофоров. Вышли под ослепительное сияние дневного светила, хотя ослепительным оно было только для обитателей гигантских пустот в Приполярном континенте. Вышли, чтобы создать величественную культуру, которой еще не знала история.

Развитие существа, у которого нет ловких умелых рук, рано или поздно притормаживается или прекращается вовсе. Лучшие умы призвали предков выйти на поверхность планеты под неласковые солнца, ибо там обитали многочисленные сообщества обладателей рук, лишенных разума, а следовательно – великой цели. Так началось вторжение на поверхность. Обладатели рук не сопротивлялись, им не хватало ума осознать происходящее. Тем более что отныне они могли не заботиться о пропитании.

Обладатели рук стали активно размножаться, заселяя один континент планеты за другим. Попутно они воздвигали просторные, прохладные и сумрачные убежища для выходцев из подземных пустот. Сами же обладатели рук не нуждались в жилищах. Когда они не работали, то есть не служили руками великому народу пустот, они бродили по лесам, предаваясь нехитрым радостям своего бездумного бытия. Их не мучили сомнения, они не знали мечтаний и тоски по несбыточному, присущих лишь носителям разума. И уже за одно это могли быть благодарны выходцам из пустот, ибо нет лучшей свободы, нежели свобода от забот…

…Да, у них нет забот. Но у него они есть! У него есть задание, которое должно быть выполнено любой ценой. Даже – ценой рабства. И все же нельзя до бесконечности подчиняться неведомым поработителям. Пора проснуться! Прямо сейчас, пока воля, контролирующая сознание ослаблена. Вставай, Диего Эспада! Вставай эмиссар СГБ! Вставай, сукин сын! Вырвись из липкой паутины, которая опутала твой мозг, спаси Землю… Или хотя бы эту зачумленную планетку, жители которой никогда не видели солнца…

Он проснулся от холода.

Сверху сочился тускло-серый свет и сыпалась мокрая пороша. Она стекала по лицу, оставляя стылые дорожки, скапливалась на одежде и волосах. Он был весь засыпан этим холодным творогом, закоченел и едва мог двигаться. Непослушными руками отер лицо, осмотрелся. Он находился в полутемном тоннеле, где уже изрядно скопилось снега, – да, именно так называлась эта творожистая масса. Кроме него в тоннеле были еще люди: то ли мертвые, то ли спящие – не разобрать. А снег сыпался через вертикальный колодец с лесенкой в виде металлических скоб. По этой лесенке можно было подняться и захлопнуть люк. Но прежде всего не мешало бы вспомнить, кто он такой?

Память услужливо подсовывала два имени. Диего Эспада и Васку Саад. Он решил, что выберет одно из них и перестанет ломать себе голову. Не тут-то было. Память настаивала на обоих именах. Черт с тобой, решил он, буду Диего Эспадой Васку Саадом. Памяти понравилась его сговорчивость, и она тут же «вывалила» перед ним груду фактов, как и имена, плохо друг с другом сочетающихся.

Он Диего Эспада Васку Саад. Родился в городке Коста-дель-Гарраф, близ Барселоны, субконтинент Европа, планета Земля, детство провел в трущобах Столицы, отца своего не знал, а мать его работала экскурсоводом на планете Ружена, сейчас она покоится на кладбище для простонародья за вторым транспортным кольцом, умерла от рака, вследствие лучевой болезни. Он окончил школу-интернат там же, под Барселоной, Учителем его был Туур Мааст, карманник-рецидивист. После окончания школы Диего Эспада Васку Саад поступил в университет в Саламанке, получил три года условно за поножовщину в студенческом общежитии и как стажер КОМКОНа был отправлен на практику, на планету Ковчег, где был замечен Рудольфом Сикорски и приглашен работать в Отдел «Массаракш» эмиссаром Совета Галактической безопасности…

– Массаракш! – прошипел Диего-Васку, покрутил головой, чтобы выбросить из нее всю эту ахинею, но лишь стряхнул снег с нечесаной шевелюры.

С трудом разгибая закоченевшие ноги, он поднялся. Что-то тяжелое и блестящее шлепнулось к его ногам, разбрызгивая слякоть. Диего-Васку наклонился, силясь рассмотреть в жиденьком свете, падающем из люка, что за дрянь с него свалилась, но движение справа отвлекло его. Диего-Васку выпрямился, натолкнулся на ошалелый взгляд имперского морпеха, приложил палец к губам: тссс…

Морпех замер. Похоже, он ничего не соображал. Диего-Васку воспользовался его замешательством, вскарабкался по скобам, выглянул из люка. Холодный туман окутывал окружающее пространство, белый корпус лодки сливался с ним, но Диего-Васку разглядел трущиеся о борт сахарные изломы льдин. Этот туман и лед прояснили что-то в голове, и Диего-Васку вспомнил, кто он. Две личности в нем обособились, каждая заняла полагающееся ей место. Одного Эспада вспомнить не мог, каким образом из поселка чучуни он перенесся на борт белой субмарины, затертой в полярных льдах. Ничего, кроме смутных воспоминаний о недавнем сне, где смешались видения разных миров и судеб.

«Ладно, – подумал Эспада. – Будем логичны…»

Но логичным быть ему не дали. Кто-то дернул его за башмак, причем весьма настойчиво. Эспада потерял равновесие и сорвался. Приземлился он мягко. Успел отметить, что в коротком тоннеле уже горит свет и еще в нем непозволительно много народу. В следующее мгновение Эспаде стало не до подробностей. Очухавшиеся морпехи кинулись на него с двух сторон. К счастью для Эспады, они больше мешали друг другу. Ему даже не пришлось переходить в ускоренный режим, он поочередно ловил нападавших кого за ногу, кого за руку, выворачивал суставы и аккуратно укладывал имперцев на заслякощенную палубу.

Вдруг все кончилось. Морпехи валялись грязно-серыми мешками. Некоторые пытались подняться. Эспаду поразило, что при этом островитяне не издавали ни звука. Ни стона, ни ругани, ни проклятий. Эспада наклонился к тому, кто лежал ближе всех, заглянул в глаза. Ражий детина смотрел на него без страха, но и без ненависти – тоже. Он словно прислушивался к чему-то, что происходило у него внутри.

А ведь и в самом деле, что-то происходило с имперским воякой. Какое-то шевеление наблюдалось под комбинезоном, как будто на груди у морпеха шебуршился беспокойный зверек, размером с лисицу. Эспада протянул руку к молнии, чтобы расстегнуть комбинезон, но вдруг услышал позади тихий мелодичный свист. Оглянувшись, Эспада увидел девочку-чучуни в драной шубейке.

Девочка танцевала. Вернее, пританцовывала, изгибаясь всем худеньким телом, переступая через поверженных имперцев, которые наблюдали за ней с пристальным вниманием. Девочка шла к Эспаде, покоя на руках небольшой сверток, напоминающий спеленатого младенца. Приблизившись к Эспаде, чучуни коротко свистнула и протянула ему сверток. Пелены зашевелились, будто кто-то настойчиво пробивался наружу.

– Массаракш… – только и успел произнести Эспада.

Ошибка курса, которая завела Ц-613 в ледовые поля и поставила исполнение Миссии под угрозу, была исправлена. Белая субмарина задним ходом выбралась в свободные воды и двинулась на северо-восток в обход паковых льдов. Девочка в кухлянке приказала идти на перископной глубине, подняв воздухозаборник, чтобы в отсеки непрерывно поступал свежий воздух.

На новом совещании в кают-компании было принято решение отправить большую часть привлеченных в нижние отсеки, предварительно усыпив. Для управления лодкой нужно гораздо меньше рядовых исполнителей, которые могли понадобиться, когда Миссия вступит в решающую фазу. Женщины-чучуни и морпехи-имперцы получили дозу особого токсина, парализующего нервные центры, и были аккуратно уложены в трюме.

Экипаж нес десятичасовые вахты, но люди не валились с ног от усталости. Четверо главных: девочка, субмарин-врач, М-агент и командир лодки бодрствовали почти непрерывно, лишь изредка впадая в непродолжительное оцепенение.

Ни слова не произносилось в полутемных отсеках, иногда можно было услышать тихий переливчатый свист да через воздуховоды распространялся странный, едва уловимый человеческим обонянием аромат, говоривший экипажу куда больше, чем энергичные отрывистые команды на гортанном наречии Внешнего Архипелага.

Ц-613 вновь приблизилась к Землям Крайних. На морских картах здешние места именовались Чучунским архипелагом. Это был опасный для мореходов район. Цепь скалистых островов, разделенных узкими проливами, запутанными, как лабиринт. Крысланы, мириады которых гнездились на окрестных скалах, злобными демонами носились над остовами судов, потерпевших крушение в Чучунском архипелаге. Движение требовало здесь предельного внимания.

Вахтенные получили приказ на всплытие. Сжатым воздухом продули балластные цистерны. Взбурлила забитая шугой гладь пролива. Белая субмарина вынырнула на поверхность, приветствуемая кваканьем и шипением перепончатокрылых тварей, испуганных появлением неведомого морского чудища. Отворился люк, и на верхний палубный настил выбрались все четверо руководителей Миссии. Извиваясь и посвистывая, они принялись совещаться. Миссия вступала в завершающую стадию и следовало все предусмотреть.

Но все предусмотреть невозможно. Что-то с визгом отскочило от стального корпуса субмарины, и в морозном воздухе гулко раскатилось эхо выстрела. Следующий выстрел сорвал позолоченный эполет с плеча цунами-коммандера. Выстрелы следовали один за другим, эхо металось в скальных теснинах узкого пролива. Крысланы носились, как заполошные. Пули щелкали по металлу, рикошетом перебивая леера ограждения.

Субмарин-врача Таттла швырнуло вперед, прямо на командира лодки. Снежной чистоты китель Гогго Раллата окрасился кровью. Цунами-коммандер отпихнул раненого от себя, но и сам не устоял на ногах, растянулся на палубном настиле. В спине его образовались две аккуратные дырочки, из которых толчками выплескивалась кровь. Девочка в кухлянке укрылась за надстройкой, и хотя стреляли откуда-то сверху, достать сообразительную чучуни пули теперь не могли.

Из укрытия девочка повелительно свистнула М-агенту, который при первых же выстрелах ничком бросился на палубу и пополз к открытому люку. Полз он так быстро, что неведомые стрелки не успевали прицелиться. Агент нырнул в люк, просвистел девочке, что понял ее приказ и ссыпался по скобам вниз. Он ворвался на центральный пост, где вахтенные недоуменно прислушивались к щелчкам по стальной оболочке лодки, и несколькими соловьиными руладами приказал им взять стрелковое оружие и выбираться наружу. Девочку в кухлянке спасти нужно было любой ценой, и если удастся, то и двух других руководителей.

Боль, боль. Адская, режущая боль…

«Как же мне плохо, – подумал субмарин-врач Таттл, с ужасом и отвращением возвращаясь к действительности. – Деньги… Проклятие, там же деньги…»

Деньги, вырученные с аукциона, все еще лежали во внутреннем кармане маскировочного комбинезона. Как врач, Таттл хорошо понимал, что пуля, пробившая грудную клетку, уж наверняка превратила банкноты в грязное месиво, которое не примет ни один меняла в порту.

Пуля? Откуда? Почему?

Последнее, что отчетливо помнил субмарин-врач, был странный темно-коричневый с пульсирующими стенками горшок в руке дикарки. Горловина горшка вдруг раскрылась, как цветок, и из нее показались длинные суставчатые веточки… Нет, не веточки, скорее – лапки…

Эта чучунская шалава напустила на меня какую-то мутировавшую тварь. Тварь заразила меня, и командир приказал меня расстрелять…

Таттл с огромным трудом разлепил веки. Сквозь кровавую муть, застившую взор, он разглядел белесую, словно плесневелый гриб, громаду надстройки и худощавое лицо незнакомого матроса в загаженной робе. Матрос склонился над ним и что-то насвистывал, вытянув губы дудочкой.