Текст книги "Когда закончится зима"

Я провожу такие тесты в начале и в конце курса, чтобы участники могли сами оценить, насколько они продвинулись. И знаете что? За всю мою практику не было ни одного человека, которого при первичном тестировании не раскусил бы ни один из сокурсников. Ни один, представляете? Он изображал художника, да так, что ему поверили практически все. Вернее, он не изображал художника, он был им.

Но эта одна сторона медали, он показал самый высокий коэффициент распознавания «матрёшек» за всё время моей работы. И это на первичном тестировании! До начала занятий! Чему же, спрашивается, я мог научить его, когда он видит людей практически насквозь? Так – мелкие штрихи, детали…

Во время своего рассказа куратор встал и мерно ходил кругами по комнате, заложив руки за спину. Он то появлялся, то пропадал из поля зрения Владимира. Его голос звучал распевно и монотонно.

– Согласитесь, – продолжал куратор тем временем, – это не так просто – увидеть, что продавец изображает, к примеру, полицейского. Или ещё более непростая задача: две близкие профессии – полицейский, изображающий сотрудника ФСБ.

Владимир вздрогнул, но, прежде чем он успел пошевелиться, он почувствовал, как в затылок ему упёрлось холодное дуло пистолета.

– Спокойно! – грозно повысил голос куратор. – Медленно поднять руки! Вот так. Теперь встать и подойди к стене.

Голос его стал холодным и металлическим, он говорил отрывисто.

Куратор быстрыми и отработанными движениями обыскал Владимира. Последнему ничего не оставалось, как повиноваться. Ещё тогда, когда Руслан Тихомирович начал рассказ об этих «матрёшках», он почувствовал неладное, но отступать в положении Владимира было некуда.

– Хорошо, – подытожил Руслан Тихомирович прежним размеренным и мелодичным голосом, – оружия при вас нет. Но всё равно будьте любезны – присядьте вон на то дальнее кресло.

Сам он сел на кресло в другом конце комнаты, пистолет положил на подлокотник и принялся изучать удостоверение Владимира, которое достал из его кармана.

– Как вы догадались? – нарушил молчание Владимир.

К Руслану Тихомировичу вернулась прежняя медлительность не только в речи, но и в движениях.

– При входе вы колебались, показывать или нет удостоверение, не представились, как это положено. Но вы не расстраивайтесь, – куратор всё ещё изучал удостоверение, – Владимир Геннадиевич, уж кого-кого, а полицейских я за версту чую. Это как печать, штамп. Есть профессии, которые оставляют метку на человеке. Ваша пахнет по-особенному, – он брезгливо поморщился.

– Зачем же в квартиру впустили?

– Узнать, кто вы и что вам нужно.

– И как узнали?

– Признаться, я сначала подумал, что вы присматриваетесь к моей коллекции. Что греха таить, бывает, ваши коллеги промышляют тем, с чем должны бороться. Но нет, вы человек порядочный.

– Наверное, надо сказать спасибо за комплимент?

– Это не комплимент, а констатация факта, вы уже догадались, что составлять психологические портреты людей и давать им оценку – моя профессия. Вы же не станете спорить, что вы человек порядочный в той мере, в которой это позволяет ваша профессия? Хотя мало людей, которые станут спорить с тем, кто их называет порядочными, вы не считаете?

– Неверное, так.

– Лучше сказать – наверняка. Вы знаете, Владимир… позволите вас так называть?

Владимир кивнул в ответ.

Так вот, Владимир, вы ввязались в очень опасную игру. Вы как человек одинокий и без каких-то сильных увлечений склонны идеализировать работу, ставить на кон всё. Это безрассудно. И безрассудство это завело вас в тупик, то есть, как вы понимаете, ко мне. Вас сейчас больше всего заботит вопрос, как выбраться из этого тупика, из моей квартиры. Но на самом деле тупик находится там, за её порогом. Тупик – это путь, который вы избрали.

Владимир понимал, что сейчас куратор продолжает изучать его, он дописывает психологический портрет, а весь этот разговор просто фон его работы.

– Что ж, раз тупик за порогом вашей квартиры, вы предлагаете мне остаться жить здесь?

– Нет, я предлагаю честно и не задумываясь ответить на мой вопрос.

Лицо Руслана Тихомировича стало напряжённым, глаза сверкнули, в голосе снова послышались металлические нотки:

– Кто вас послал?

– Никто.

Куратор стал спрашивать быстро и отрывисто, не делая пауз между вопросами:

– Это задание вашего руководства?

– Нет.

– Вы самостоятельно заняты этим делом?

– Да.

– С кем вы обсуждали сегодняшний визит ко мне?

– Ни с кем.

– Вы давно получили эту фотографию?

– Сегодня.

– Кто ещё видел её?

– Никто.

– Вы теперь понимаете, с кем имеете дело?

– Более-менее.

– Какая ваша цель? Деньги, звёздочка на погоны? Зачем вы ищите его?

– Я хочу знать.

– Знать что?

– Правду.

Руслан Тихомирович поправил очки и взял чашку с недопитым ещё чаем.

– Что ж, всё так, как я и думал, но перепроверить всегда не грех. Привычка.

Некоторое время молчали.

– Вы знаете, Владимир, я могу сейчас сделать один звонок, и этого будет достаточно, чтобы вы на ближайшие лет десять забыли понятие свобода.

Владимир промолчал.

– Вам страшно?

Владимир прислушался к своим ощущениям. Несмотря на то что ситуация была патовой, он не испытывал страха или неприязни к человеку, сидящему напротив. Даже пистолет, лежащий на подлокотнике кресла и обращённый дулом в его сторону, не пугал его.

– Нет, – признался он честно, – мне не страшно. Хотя я понимаю, что сейчас нахожусь в вашей власти.

Снова помолчали.

– Скажите, всё, что вы рассказывали об этом человеке, правда или просто отвлекающий манёвр?

– Это правда.

– Но зачем было говорить её, если вы меня раскусили?

– Буду откровенен. Я не верю, что вы вышли на его след. Скорее всего, кому-то было нужно, чтобы вы поймали эту призрачную ниточку, ведущую ко мне, или же просто случайность. Не обижайтесь, но это не ваш уровень. Видите, я даже не спрашиваю, как вы нашли меня, мне это ни к чему.

Владимир тут же вспомнил, что именно стечение обстоятельств в приёмной у Француза завело его в эту квартиру.

– Вы всё равно обиделись, – всплеснул руками Руслан Тихомирович. – Я хочу, чтобы вы поняли, за ним не угнаться. Не рискуйте впустую, оставьте свою затею. Какую бы правду вы ни искали, она не стоит того. Вернитесь к прежней жизни, забудьте всё.

– Нет, не могу.

Куратор хитро улыбнулся и кивнул, будто он и не ожидал другого ответа.

– Скажите, – набрался смелости Владимир. – Я так понимаю, вы учили его. Можете подробнее рассказать, чему и как долго.

Руслан Тихомирович недовольно посмотрел на него взглядом строгого учителя, которого донимает нерадивый ученик.

– Вы меня невнимательно слушали. Его не надо было учить, он сам обладает знаниями. А раз так, какая разница, сколько и о чём мы общались? К тому же мы прояснили, об обучении в какой организации идёт речь, вы же не думаете, что я стану обсуждать с вами программу занятий?

– А этот человек… Мамонтов… кто он?

– Это, молодой человек, вы можете узнать сами, достаточно того, что я дал вам информацию.

– А Француз… что скажете о нём?

– Это кличка? Впервые о таком слышу.

– Фамилия – Терещенко, Анатолий Терещенко.

– Нет.

Владимир задумался:

– Может быть, вы сами хотите ещё что-нибудь сказать мне?

– Да, пару слов. В конце каждого курса я пишу рекомендации по своим слушателям. В какой сфере работы их использование наиболее перспективно. Знаете, что я написал в этой графе, когда заполнял его документы? «В любой». Он может быть кем угодно, и я не знаю, кто он сейчас и какую игру ведёт, но она должна быть особенной.

Вы найдёте информацию о Мамонтове. Почитайте, подумайте, вспомните ещё раз мои слова. Хотя, наверное, ни то, ни другое вас не остановит, но я, по крайней мере, попытался.

– Вы говорили, что ваши его ищут.

Куратор утвердительно кивнул.

– Зачем?

– Кто же захочет упустить такого талантливого агента? Но у них ничего не выйдет. Я повторял это много раз, хотя в этом вопросе ко мне не пожелали прислушаться. Даже если произойдёт чудо и они каким-то образом установят с ним связь. Работать на них он не станет.

– Отчего же?

– Любым действиям предшествует мотивация. У них нет ничего такого, что может заинтересовать его.

Владимир долго обдумывал эту фразу, но до конца не мог понять её смысл, она была слишком расплывчатой. Он поднял взгляд и увидел, что куратор наблюдает за ним смеющимися глазами.

– Вам пора идти.

– Почему вы помогаете мне?

– От скуки, – вздохнул Руслан Тихомирович, – когда всю жизнь занят тем, что учишь людей вести игру, такое забытое ощущение увидеть кого-то вне игры, живого, хотя и слабого.

Владимир усмехнулся:

– Что ж, спасибо за помощь.

– Не буду лукавить, есть и вторая причина: я хочу удостовериться в своей правоте.

Он поднялся с кресла, молниеносным движением спрятал пистолет под пиджак и подошёл к комоду. Там он что-то написал и, подозвав Владимира, протянул ему листок бумаги:

– Вот номер телефона, позвоните по нему, если вдруг сможете выйти на него, и скажете только одно: «Он меня обыграл». Больше ничего.

– И вы не допускаете других вариантов?

– Простите, но нет. Обещайте, что позвоните, если, конечно, останетесь живы.

Владимир попытался улыбнуться, но почувствовал, что вместо этого его лицо исказила гримаса.

– Обещаю, – согласился он.

– Прощайте.

 
                                      * * *
 

Покинув квартиру куратора, Владимир тут же отправился на работу. Он знал, что в это время там наверняка никого не будет и он сможет спокойно поработать над поиском информации о Мамонтове.

Он ни секунды не сомневался, что поступить следует именно так.

Другой на его месте, побывав в один день под дулом пистолета, узнав, что он столкнулся с человеком, перед искусностью которого преклоняется опытный наставник из ФСБ, получив нулевую оценку своих шансов, просто махнул бы рукой и отступил.

Но это было не в характере Владимира. Этот куратор, Руслан Тихомирович, словно разжёг в нём огонь.

В его успехе сомневаются?

Его ни в грош не ставят?

Попросту насмехаются, предлагая позвонить и сообщить о своём провале?

У него нет ни одного шанса?

Нет же. Он так просто не отступится.

Владимир провёл в своём кабинете минут двадцать. Взял ключ у дежурного и отправился в архив. Там он тоже недолго задержался. Необходимая папка была найдена. Владимир вернулся к себе и стал жадно читать страницу за страницей.

Это были материалы по заявлению об убийстве. Перед Владимиром открывались события пятилетней давности. С заявлением обратилась Мамонтова, супруга того самого, уже покойного Мамонтова. Она сообщила, что её муж вместе с двумя компаньонами отправлялся на деловые переговоры. Они ехали в одной машине, её супруг был за рулём. Выехали из офиса в двенадцать десять. Она могла сказать это наверняка, потому что муж сам позвонил ей и предупредил, что задержится сегодня. Уже через десять минут ей снова поступил вызов с телефона мужа, но это был не он. Неизвестный сообщил, что телефон лежал на улице рядом с машиной, попавшей в аварию.

Все трое погибли.

Здесь Владимир остановился, он вспомнил, что слышал об этом случае. Неужели это тот самый Мамонтов? Пролистав вперёд несколько страниц, он убедился: Мамонтов Андрей Степанович, подполковник ФСБ в отставке. И как он сразу не понял, что куратор говорил именно об этом человеке?

Владимир не был лично знаком с ним, но многое слышал. Мамонтов вместе с двумя друзьями организовал фирму, весьма успешную. Вопреки расхожему убеждению, что бизнес с друзьями делать нельзя, иначе конец дружбе, эти трое работали вместе долгое время. Вместе работали, дружили, строили планы и погибли тоже вместе.

Зачем же Руслан Тихомирович так настойчиво упоминал о Мамонтове, если его уже нет в живых? Или именно поэтому? Хотел, чтобы он обратил внимание на обстоятельства смерти?

Владимир вернулся к заявлению.

Супруга покойного писала, что незадолго до смерти мужу часто звонили неизвестные. Он обычно беседовал с ними на повышенных тонах. О чём именно они говорили, она не слышала, так как муж уходил во время этих разговоров в другую комнату. Но она знала, что кто-то из коммерческих партнёров настойчиво предлагал выкупить бизнес мужа и его друзей. Она писала, что машину взорвали эти люди, чтобы захватить бизнес.

Владимир обратил внимание, что заявление написано от руки. Женщина составляла его самостоятельно, без участия юристов, в нём было много эмоций и мало фактов, полезной информации. Владимир посмотрел на дату подачи заявления, она совпадала с днём смерти Мамонтова. Видимо, женщина писала его, всё ещё пребывая в состоянии шока. Об этом же говорили временами сползавшие вниз строчки и буквы, которые то становились крохотными, то увеличивались на всю строку. Но сквозил в этих строках ещё и страх, панический страх за собственную жизнь.

Заявление приняли и тут же опросили её. Но единственная значимая информация состояла в том, что незадолго до трагических событий кто-то из приближённых сотрудников мужа предал его и ушёл к этим самым конкурентам. Со слов женщины выходило, что это стало для Мамонтова настоящим ударом.

«Вот же оно!» – мысленно воскликнул Владимир.

Он снова пролистал вперёд несколько страниц и нашёл список сотрудников фирмы погибших. Дальше отдельно был список тех, кто уволился незадолго до смерти Мамонтова.

Всего три человека.

На двоих из них были данные, а о третьем не было ровным счётом ничего. И хотя ни фамилия, ни отчество, ни имя не совпадали, Владимир был уверен, что это именно тот, кого он ищет, да и должность «заместитель директора по финансовым вопросам» подходила как нельзя лучше.

Дальнейшие материалы по заявлению озадачили Владимира. Из них следовало, что несколько недель не удавалось опросить жён других двух погибших, они просто исчезли куда-то, вместе с ними исчезла и сама заявительница. Практически каждый день писались рапорты, что их местонахождение не установлено.

Зато в материалах в это время появилось заключение эксперта, в котором говорилось, что взрыв машины произошёл в результате того, что водитель, не справившись с управлением, выехал на обочину, где столкнулся с припаркованным автомобилем. В данном транспортном средстве было кустарным способом, с нарушением предусмотренных требований установлено газовое оборудование, что и послужило причиной взрыва.

Владимир отметил для себя, что в тот же день, когда к материалам приобщили заключение эксперта, явились все три женщины. Две из них, которых опрашивали впервые, показали, что никаких конфликтов у их мужей в последнее время не было, отношения с партнёрами были нормальные, считают, что смерть их произошла в результате трагического стечения обстоятельств. Третья – жена Мамонтова – написала, что также никого не винит, а её заявление написано в состоянии аффекта после перенесённой трагедии.

Далее было ещё одно заключение эксперта, показания двух уволенных работников, и дело сошло на нет.

Владимир отложил папку и посмотрел по базе данных информацию о фирме погибших. Через месяц после взрыва подано заявление о банкротстве компании. Она была разорена.

«Такая интересная картина получается», – думал Владимир.

Он вспомнил куратора с его произведением живописи ценой семьдесят тысяч долларов. «Что ж, такую, как у вас, я не нарисую. Но и здесь вырисовывается нечто неординарное».

Значит, наш мистер Х работал на Мамонтова, тот научил его премудростям своей профессии, пристроил на какие-то секретные курсы. А тот в благодарность переметнулся к конкурентам, помог им разорить бывшего учителя и в завершение отправил его к праотцам и ещё двоих заодно. Не совсем понятно, зачем это было делать, когда их и так ободрали как липку. Хотя, учитывая прежнюю работу Мамонтова, его должность, у него наверняка остались приличные связи и он мог ещё побороться или болезненно отомстить.

Жена Мамонтова сдалась не сразу, её и двух других женщин припугнули, и они благоразумно отступили.

Владимир без особого энтузиазма проверил по базе данных наличие информации на мистера Х, там, разумеется, ничего не было.

Теперь его интересовали партнёры обанкротившейся фирмы, можно было вычислить, кто приложил руку к разорению и кто, соответственно, переманил мистера Х. Возможно, остался где-то его след. Но в материалах дела об этом не было ни слова. Отсутствовали и финансовые документы. Если действовать через налоговую инспекцию, уйдёт много времени.

Владимир посмотрел, кто занимался этим материалом, и остался доволен.

«Петюня», – усмехнулся он про себя.

Взглянул на часы, было уже начало третьего. Через несколько часов его коллеги начнут собираться на работе, он выключил компьютер, облокотился на стол, подложив руки под голову, и моментально уснул.

 
                                      * * *
 

Начальник личной охраны Француза сидел в приёмной. Была уже глубокая ночь, кроме него и шефа, на работе никого не было. Он ждал, когда шеф договорит с кем-то по телефону и вызовет его.

Он порядком нервничал.

Сегодня шеф был не в духе.

С утра по всему зданию были обнаружены камеры наблюдения. Их понатыкали в каждом без исключения кабинете, в коридорах, у входа в здание, словно издевались над ними. Шеф потребовал взять с каждого сотрудника расписку о неразглашении этой информации и даже лично побеседовал с некоторыми. Беседовал он своеобразно, его ругань и крики временами были слышны даже в приёмной.

Досталось и начальнику охраны. Ещё вчера вечером шеф дал указание прекратить поиски трёх сотрудников с первого этажа, а сегодня утром отчитал его за беспомощность и отсутствие результатов. Начальник охраны подумал было, что опять получит указание бросить все силы на поиски этой троицы. Но шеф, накричавшись вдоволь, просто выставил его из кабинета.

После обеда позвонили из банка и сообщили, что по техническим причинам выдача кредита переносится на один день. И снова на четвёртом этаже гремели громы и все сотрудники с опаской обходили приёмную стороной.

Теперь же, уже ночью, по завершении этого дня начальник безопасности принёс очередную недобрую весть. По своим масштабам она была, возможно, посерьёзней всех остальных, вместе взятых.

Наконец шеф вызвал его.

Он выслушал доклад спокойно, без каких-либо эмоций.

Его работник был растерян, он ожидал приступ гнева, крики, бурю эмоций, и от этого во время рассказа его голос иногда начинал дрожать.

Но шеф сохранял безразличие.

Это было нечто из ряда вон выходящее.

Ему рассказали, что пропал верный помощник, правая рука во всех делах, самый доверенный человек, а он просто молчал. Крот словно сквозь землю провалился или скорее зарылся в неё, оправдывая свою кличку. Заодно он прихватил свою семью и сбережения.

И это после того, как по всему зданию были обнаружены камеры. Для начальника охраны было очевидно, что именно Крот стоял за этой тотальной слежкой. Это должно стать очевидно и для шефа.

А он молчал.

Никакой реакции!

Начальник охраны закончил доклад и осторожно поднял взгляд на шефа. Тот сидел, развалившись в кресле, и смотрел в ночное окно так, будто был здесь один. Казалось, он думает о том, чем занять себя сегодня или что заказать на ужин.

– Ещё что-то?

– Нет, это всё.

– Тогда можете идти.

Совершенно огорошенный начальник охраны поднялся и поспешил удалиться.

Француз проводил взглядом своего работника, и, только когда дверь за ним закрылась, на лице его появилась довольная улыбка.

– Я хорош! – удовлетворённо пропел Француз. – Определённо! Я хорош!

Он хлопнул в ладоши и развёл руки в стороны. В такой позе он принялся бродить по кабинету. Француз представил себя кукловодом, искусным, утончённым. Всего лишь лёгкое движение, и куклы танцуют так, как он хочет. Все без исключения!

Доклад начальника охраны скрасил неприятные воспоминания о прошедшем дне.

Француз знал Крота много лет, от него зависело слишком многое, он, как это принято говорить, «слишком много знал».

Оставлять такого человека в городе после своего исчезновения было бы верхом глупости. Забирать его с собой не менее опасно. Кто знает, куда подует ветер завтра? Кто знает, что будет с ним? Всегда чувствовать, что рядом с тобой человек, от которого ты полностью зависишь? Постоянно быть в напряжении и ожидать удара исподтишка? Жить в тревоге и недоверии? Нет, он бы не смог так.

Начинать новую жизнь, значит, всё с чистого листа!

Как быть с Кротом?

Этот вопрос донимал Француза ещё несколько месяцев назад, когда вся операция только начиналась. Вариантов решения проблемы было два. Или Крот должен был умереть, или спрятаться так, чтобы его никто не смог найти. А если бы даже на след Крота кто-то вышел, он всё равно ничего не знал бы о сегодняшнем Французе: ни где его искать, ни чем он занимается.

Дать приказ убить своего друга Француз не мог.

Оставалось второе – спрятать приятеля подальше он нежеланных контактов. Но как это сделать? К тому же Крот мог не оценить эту услугу и переметнуться к врагам Француза, сдать его. Никогда нельзя исключать этот вариант.

Крот, как и всё окружение Француза, был уверен, что его босс – хладнокровный убийца.

На эту карту Француз и сделал ставку в дальнейшей игре.

Он решил действовать так, чтобы Крот сам забыл о нём. Даже не упоминал его имя, вздрагивал от одного воспоминания.

Головоломка непростая, и Француз долго обдумывал, как быть в этой ситуации, но безуспешно.

Когда жена предала Француза, план дальнейших действий родился сам собой. И пока Крот исполнял неотложные поручения, Француз, сидя в ресторане и попивая коньяк, обдумывал, как выжать максимум пользы из, казалось бы, прескверной ситуации.

Француз знал, что Крот с большой симпатией относится к Марине, его жене, одно время он даже был тайно влюблён в неё. Но если и не брать в расчёт это романтическое увлечение, они общались долгие годы, можно сказать, дружили семьями. Допустить мысль, что Крот найдёт исполнителя для убийства его жены, было просто смешно, нелепо.

Именно поэтому Француз дал ему такое задание. Именно поэтому настоял на том, чтобы при встрече присутствовал его человек, который как бы не заметил, что Крот положил записку в карман его жены, но сам всё видел и в деталях сообщил шефу.

Француз думал, что Крот сразу исчезнет, но тот медлил.

Пришлось поторопить его – рассказать легенду о баснословно большом займе в криминальных кругах. Крот знал этих людей, впрочем, людьми их можно было назвать весьма условно. Животные, которые способны идти напролом, не щадя никого, особенно когда речь идёт о больших деньгах.

Соверши Француз такую глупость на самом деле, он поставил бы под угрозу жизнь всех близких и Крота в первую очередь. Никто бы не поверил, что такую аферу он провернул сам, без участия и совета верного помощника. А если бы и поверили, всё равно убрали бы его, чтобы припугнуть Француза.

И уж совсем для подстраховки Француз придумал эту историю с премией для Крота. Сначала он сомневался, что тот может не поверить, заподозрит неладное. Слишком нарочито, почти открыто Француз пытался выжить его из своей жизни.

Но, ещё раз проанализировав ситуацию с точки зрения Крота, он понял, что тот должен быть крайне напуган. А у страха, как говорится, глаза велики. Сейчас он мог поверить во всё что угодно.

В общем, как ни крути, Кроту нужно было срочно бежать, другого выхода у него не было. И он сбежал.

Сбежал день в день. Именно тогда, когда это нужно было Французу. Сбежал так, как это ему было нужно. Теперь, что бы ни случилось, Крот спрячется далеко. Найти его будет невозможно.

Страх – лучшая гарантия этому.

Не надо убеждать в необходимости бросить всё и скрываться под вымышленным именем, оборвать все связи, начать новую жизнь. Он сам сделает всё это и сделает идеально. Ведь на кону будут не деньги Француза, а, как он станет полагать, его жизнь и жизнь его семьи.

Конечно, Французу было немного не по себе, что он так обходится с человеком, который не раз спасал его. Но он понимал, что в сложившейся ситуации это единственный выход и для него, и для Крота.

Впрочем, мысли эти были где-то там, на втором плане. Главное, что занимало Француза сейчас, – это ощущение собственного всесилия. Он творец судеб! Француз несколько минут мерил шагами кабинет. Иногда он останавливался, звонко хлопал в ладоши и начинал управлять невидимыми фигурками, перебирая пальцами в воздухе. Он заботливо наклонялся и внимательно смотрел в пустоту перед собой, воображая какие-то действа, тихо смеялся и снова бродил по кабинету.

 
                                      * * *
 

Владимир проснулся оттого, что кто-то громко разговаривал в коридоре. Было уже начало девятого, рабочий день начался. Спешно приведя себя в порядок, он отправился в кабинет Петюни.

Несмотря на такое откровенно босяцкое прозвище, Петюне было уже за сорок, полный и высокий мужчина, всегда пребывавший в хорошем расположении духа. Общаясь с ним, все обращали внимание на его огромную залысину, обрамлённую неухоженными и растрёпанными остатками волос, и необычное, если не сказать глуповатое, чувство юмора. Но Петюня гордился и тем и другим. Многие из сотрудников даже не знали его отчества, так прочно за ним закрепилось прозвище.

Несмотря на фривольное к нему отношение, Петюня неплохо делал свою работу, у него была ясная память и железная хватка. Одно мешало ему быть на хорошем счету у начальства. Так же запойно, как и работал, он с не меньшей неудержимостью пил. Последние годы запои у него случались практически каждый месяц и длились по несколько дней. Предугадать их приход было невозможно, поэтому последнее время срочные и важные дела Петюне старались не давать, с остальными он успешно справлялся.

Владимир знал, что Петюня пьёт уже пару дней, а это означало, что его ещё можно застать на работе. Обычно на четвёртый-пятый день пьянки он пропадал.

Едва открыв дверь в кабинет Петюни, Владимир почувствовал тяжёлый запах перегара.

Хозяин кабинета сидел за своим рабочим столом, сложив руки, как первоклассник, одну на другую, и смотрел в пустоту перед собой.

– Петюня, что за дрянь ты пьёшь?

Тот поднял блуждающий взгляд в поисках источника звука.

– О-о-о, Володька! Ты зачем усы сбрил?

Владимир слышал эту шутку каждый раз при встрече, поэтому не отреагировал на неё, словно это было обычным приветствием. Одно время Петюня приставал к нему с дурацкой просьбой – отрастить хотя бы на время небольшие усики, «чтобы его удачная шутка была совсем в тему». Но Владимир усов никогда не носил, а шутка была уже придумана, поэтому Петюне оставалось пользоваться тем, что было.

– Товарищ, – обратился Петюня к портрету начальника, висевшему на стене. – Вы не знаете, зачем Володька сбрил усы?

– Я вижу, ты уже почти в дрова, – заметил Владимир.

– Не уже, а ещё! Горе у меня – жена из дома выгнала… на работу. Я пришёл утром домой, ну поспать, а она говорит, мол, пошёл ты… деньги зарабатывать. Я обиделся и пошёл. Даже переодеться толком не успел. Закрой дверь, а?

Владимир закрыл дверь на замок. Петюня вышел из-за стола и снял брюки, под ними оказались длинные, ниже колен, домашние шорты.

– Мои любимые – с дельфинчиками, – гордо сообщил Петюня, бросая брюки в угол и довольно опускаясь в кресло. – Хорошо! А вы, товарищ, по какому, собственно, вопросу?

– По вопросу спасения твоей задницы.

– А что так?

– Папа спрашивал про твоё дело по Мамонтову.

Петюня, не вставая, оправился, кое-как засунув рубашку в шорты. Своего начальника – Папу – он боялся больше смерти и, когда уходил в запои, старался не попадаться ему на глаза. Тот, в свою очередь, даже встречая его, делал вид, что не заметил. Если же Папе что-то было нужно во время очередного запоя подчинённого, он обычно посылал сотрудника к Петюне за документами или информацией.

Владимир решил, что грех не воспользоваться такой ситуацией. Можно было спросить у Петюни всё напрямую, не привлекая внимания. Зачем Петюне знать, что Владимир проявляет интерес к этому делу? Могут возникнуть лишние вопросы. К тому же, зная, что информация нужна Папе, Петюня изо всех сил напряжёт свой заправленный с утра мозг, а позже, протрезвев, никому не расскажет об этом разговоре и тем более не спросит у самого Папы, для чего понадобилась информация по старому делу.

Сконцентрировавшись, Петюня протянул руку к телефону.

– Куда звонишь?

– Дело старое, всего не помню, надо поднять материалы.

Владимир положил на стол перед ним вчерашнюю папку.

– Дарю вам благодарность – благодарствую, как говорили при царе-батюшке, – развёл руками Петюня.

– Кофе с тебя.

Петюня открыл папку и принялся листать документы. От напряжения он наморщил лоб, отчего его почти лысая голова тоже покрылась складками.

Владимир не тревожил его, чтобы он спокойно освежил память.

Так прошло несколько минут, пока Петюня не поднял взгляд:

– И что же конкретно его интересует?

Владимир придвинул папку к себе и стал листать документы, будто искал что-то:

– Не знаю точно, он сегодня не в духе. Так… сказал, что у тебя должна остаться информация по контрагентам этого Мамонтова. А что за информация и по ком, не сказал. Переспрашивать у него не стал, сам знаешь, когда он злой, лучше помалкивать в трубочку.

– Это точно, – охотно согласился Петюня. – Дай-ка сюда материалы.

Петюня принялся снова шуршать страницами:

– Я помню, смотрел данные, но к материалам ничего не приобщал, дело тогда поспешно закрыли… Айн момент, мой друген.

Петюня уставился в свой монитор и принялся набирать что-то на клавиатуре. Он немного покачивался из стороны в сторону, было видно, что все эти умственные упражнения и само общение на рабочие темы даются ему с большим трудом.

– Это у нас был год… – бормотал он себе под нос. – Угу, запросики, ответики… Сейчас всё будет, не извольте сомневаться.

Он распечатал и протянул Владимиру листок, там были названия нескольких фирм и их реквизиты.

– А?! – вскрикнул Петюня. – Красавец я?! Главное, Володька, не удалять ничего с компьютера, ну, конечно, кроме переписки с любовницами. Я не рассказывал, как у меня дома ноутбук сломался? Нет? Сижу переписываюсь с одной девкой, а девка была – это надо видеть: зверь, а не девка. Тут жена заходит, выхватывает у меня ноут и по башке меня им, по башке, вот так бывает, Володька.

Владимир с показным безразличием посмотрел полученную бумагу, положил её на стол рядом с собой и снова принялся изучать папку.

– Слушай, Петюня, а что там вообще за кутерьма была? А то шеф опять что-то спросит, а я вообще не в курсе. Так и буду к тебе целый день бегать, что ли?

– Никакой кутерьмы. Притопала тётка, кричит, мужа убили, буду заявление писать. Опросил её, ничего путного не рассказала. Потом набежали эфэсбэшники, он их породы был раньше, большая шишка. Говорят, будем забирать материалы. А что забирать, если ничего не было ещё. Они посмотрели, помялись, говорят, позже заявимся. Понял? Я за них крестьянскую работу сделай, а господа потом на сладкое с чаем придут. Ну и всё, в общем, стал материалы собирать, а потом экспертиза пришла – несчастный случай, никакого убийства. И тётка успокоилась, и подружки её.