Текст книги "Аксиомы бега. Хроника рубежа тысячелетий"

Андрюха с Сахалина

К учебе на ПО мы приступили в середине декабря. Но прежде надо было заселиться в общагу. Когда я вошел в предназначенную судьбой и комендантом комнату, ко мне навстречу поднялся голубоглазый и коренастый паренек с сияющей улыбкой.

– Здорово! Я – Андрей! Зови меня просто Андрюха! Будем жить вместе.

Я пожал протянутую руку. Рукопожатие было крепким и дружественным.

– Я тут пока подметаю. Посмотри на кухне чайник не закипел?

Так мы и познакомились. Андрюха оказался лыжником. В комнате нам предстояло жить вчетвером. Спринтер Володя из Воронежа и автогонщик Валера из Ухты довершили комплект. Узнав откуда приехал Валера, Андрюха тут же выдохнул:

– Из Ухты, ух ты! – и рассмеялся.

Валера хотел было обидеться, но, видя Андрюхину веселость и открытость, невольно тоже улыбнулся. Мы сдружились быстро.

Надо сказать, что наша общага была старым, двухэтажным зданием сталинской постройки с удобствами и общей кухней на этаже. Официально она именовалась «малое общежитие» и предназначалась исключительно для легкоатлетов и слушателей подготовительного отделения. Студенты, специализирующиеся в других видах спорта, жили в современной многоэтажке, в комфортных, двухместных номерах. Истоки этого разделения терялись в незапамятных временах, и первоначальная причина такой дискриминации осталось под непроницаемой завесой тайны.

В любом случае, мы приняли реальность такой, какой она явилась перед нами, не особо сожалея об обстоятельствах. Воспоминание о солдатской казарме еще не утратило своей свежести в молодой памяти и общажные условия казались нам близкими к идеалу. Начали мы с того, что выбили многогодовую пыль из матрасов, одеял и покрывал.

Невысокий, приземистый и светловолосый КМС по лыжным гонкам Андрюха был воплощением оптимизма. Он постоянно улыбался, часто смеялся и говорил громко и напористо, в эмоциональные моменты, легко переходя на крик, при этом никогда не злился и не унывал. Главной его целью в то время было выполнение норматива мастера спорта. Учеба учебой, но тренировки – это святое. После занятий Андрюха непременно шел на тренировку и катал лыжные километры в Измайловском парке.

Лишь когда растаял снег мы стали вместе выходить на пробежки, в основном после занятий. По сравнению с Андрюхой я чувствовал себя салагой. Пробежки в армии, да четыре месяца более-менее регулярных тренировок с минимальным объемом – невеликий багаж. Но я старался не отставать. Бегали мы все в том же Измайловском парке, до которого было чуть менее двух километров, а заканчивали на стадионе, который располагался всего в ста метрах от нашей общаги. Запомнилась одна такая совместная тренировка. Миновав гостиничный комплекс «Измайлово», мы перебежали дорогу и оказались в тиши парка. Весеннее солнышко ощутимо пригревало радующуюся природу, а навстречу свету и теплу спешно тянулась молодая трава. На бегу мы разговаривали мало, углубившись в какие-то дебри, мы бежали друг за другом по узкой тропке. Вдруг Андрюха резко затормозил.

– Смотри, заячья капуста! – воскликнул он, указывая на зеленый ковер, образованный сердечками на тонкой ножке.

– Это же витамины! Давай немного заправимся, – и, сорвав несколько листиков, отправил их в рот. Потом еще.

– А ты точно знаешь, что она съедобна?

Андрюха засмеялся:

– Точно! У нас на Сахалине такая же растет. Всегда ее по весне едим. Кисленькая, вроде щавеля. Попробуй!

Я с опаской последовал его примеру. Действительно, травка походила по вкусу на щавель, но была еще нежнее.

– Ладно, хватит прохлаждаться, побежали! – скомандовал Андрюха после минутного неожиданного перекуса. И мы двинулись дальше. Держаться за Андрюхой мне было сложно и пару раз я просил его немного сбавить темп. Часов с секундной стрелкой у нас тогда еще не имелось, и мы бежали по ощущениям. А они, ясное дело, у каждого свои. Хорошо хоть трассы бега Андрюхе уже успели показать старшекурсники и километраж мы знали почти точно. В этот раз мы пробежали пятнадцать километров. Для меня это было немало. На стадионе мы поделали упражнения на гибкость, и я, посчитав, что дело сделано, направился к общаге.

– Ты куда? – окликнул меня Андрюха.

– Домой. Длительную же сейчас пробежали…

– Да ты че?! – Андрюха перешел на крик. – Какая длительная? Только размялись нормально, как раз подкачаться можно. Давай на турник!

С этими словами он не мешкая подпрыгнул, ухватился за перекладину и подтянулся раз 15 или 16.

– Теперь твоя очередь!

Я попробовал выжать из себя остатки сил, но понял, что для меня это уже перебор.

– Нет, с меня хватит.

Спрыгнув с турника, я из интереса и солидарности решил понаблюдать за Андрюхой. А он, не обращая на меня больше внимания, подтягивался, прыгал, качал пресс. Между упражнениями он почти не отдыхал. Его тренировка длилась еще минут двадцать. Когда он наконец закончил, то особо уставшим и не выглядел. В отличие от меня. Так я на собственном опыте ощутил разницу в классе и запомнил, что 15 километров могут быть разминкой. К такой форме я пришел только через пару лет. И еще много-много чего показал и рассказал мне Андрюха, пока мы жили вместе полгода, а потом еще целый год первого курса. На втором его перевели в большое общежитие, но наша дружба сохранилась до конца учебы. А на третьем курсе Андрюха все-таки стал мастером спорта, выполнив заветный норматив на Празднике Севера.

Манеж

Благоговейный трепет охватывает новичка, когда он идет по бесконечно длинному коридору спортивного корпуса института физической культуры. Залы борьбы, бокса, тяжелой атлетики, гимнастики, игровых видов спорта, стрелковый тир открываются его потрясенному взору. Во всей Москве нет ничего подобного, но венчает это чудо спортивных сооружений легкоатлетический манеж. Двухсотметровая дорожка с красным тартановым покрытием, с виражами умеренного наклона, не совсем подходящими для спринта, но идеальными для бега на средние и длинные дистанции. Ямы для прыжков в длину, маты для высотников и шестовиков, сектор для толкания ядра и сетка для метателей копья и диска. Плюс своя штанга с набором дисков, шведская стенка и перекладина – все, что необходимо для тренировки спортсменов любого уровня. Многие сборники СССР, а затем России обильно поливали своим потом его красный тартан. Чемпионы Олимпийских игр, мира, Европы – кого только здесь не было. И вот под эти своды ступила и моя нога. И никто, даже я сам не мог предположить, что моя нога, вернее ноги, так и будут ступать и ступать по дорожке манеже в течение более чем 20 лет. Сколько отмерено за эти годы километров, приблизительно сосчитать еще можно, а вот шагов – точно несколько миллионов. Может быть, я отмерил их больше, чем кто-либо другой. Но это – в будущем. А пока мы группой ПО ходили в манеж на занятия по легкой атлетике, лениво пробегали несколько кругов, затем кто-то из нас вел разминку. После чего преподаватель брал инициативу в свои руки, и мы переходили к основной части занятия. Бегали мы все-таки мало, но быстро. Еще бы, ведь нам предстояло на время бежать 100 и 1000 метров. А остальное – личное дело каждого. В том числе и бег на длинные дистанции. Я приходил бегать в манеж и в перерывах между парами и после занятий, но пока еще не каждый день. Постепенность стала залогом успеха. Во всяком случае, бегать я не бросил до сих пор, а это – несомненный успех. А еще я своими глазами видел, как тяжело отвоевываются сантиметры, секунды и сотые доли секунд. Ежедневная пахота прыгунов, спринтеров, средневиков, толкателей, многоборцев. Перворазрядники, мастера, члены сборной – все вкалывали на равных. Как правило, по две тренировки в день: утром и вечером. Мои впечатления от этой самоотверженности сложились в следующие стихи:

Судьба чемпиона

 
Опять замучил я себя —
Все в пене удила.
Несусь, несусь во весь опор —
Дороге нет конца.
 
 
Я взмылен весь, расторможен,
Замучен и забит.
И каждый нерв во мне ярясь
Натянутый кричит.
 
 
Передо мной есть только цель
И взгляд мой отрешен.
Но слышу за спиной своей
Соперников разгон.
 
 
Вот наконец сбылась мечта!
Из горла рвется стон…
Но завтра снова начинать
Стодневный марафон.
 
 
И снова будет впереди
Дорога без конца.
И не хватает даже сил
Пот отереть с лица.
 

Лактат и молоко

– Молоко надо больше пить! Оно лактат, разбавляет, молочку, то есть!

Выдвинув этот лозунг, как всегда громогласно, Андрюха тут же подкрепил его делом. Налил из пакета целый стакан молока и, не отрываясь, выпил. Удовлетворенно ухнув, он грохнул пустой стакан об стол и откинулся на спинку стула. Андрюхино действо ввергло меня в состояние крайнего умственного напряжения. Я пытался с ходу вспомнить биохимические реакции, которые могли бы подтвердить или опровергнуть его слова. Но реакций было слишком много. Они начинались во рту, продолжались в пищеводе и желудке, потом двенадцатиперстная кишка, печень, кишечник. Затем вспоминалось всасывание в кровь, дыхание, митохондрии, цикл трикарбоновых кислот, гликолиз, тот самый, где лактат и фигурировал, а также: декарбоксигеназа, пируваты, сукцинилы, сахариллы, спириллы, суахили, сухариллы, гориллы…. Однако на каком этапе происходило взаимодействие с молоком, оставалось неясным. Тем более, что тогда мы этого еще не изучали. Наконец я смог выдавить:

– Откуда ты знаешь?

– От ребят. Все лыжники у нас про это знают.

– Молоко всегда полезно, – авторитетно поддержал спринтер Володя.

– Только им витамины нельзя запивать, – это снова Андрюха, – оно их действие отрицает.

– Ребята сказали?

– Конечно, и тренер тоже.

Доводы были веские и на тот момент неопровержимые. Оставалось только поверить на слово. Тем более, что молоко мы и так пили регулярно.

Любовь и картошка

Темные, хвостатые, облепленные землей шары свеклы взлетали над землей, на лету лишаясь ботвы, и падали в корзину. Не успевал очередной корнеплод найти себе место, как в воздухе появлялся следующий. Непрерывным потоком они вырывались из земли и, потеряв по пути листья и некоторую часть почвы, успокаивались в корзине. И так на каждой грядке километрового поля. Со стороны могло показаться, что несколько десятков цирковых жонглеров оттачивают свое искусство. Но это были не жонглеры. Это были студенты института физкультуры: мастера спорта, кандидаты в мастера и перворазрядники, целеустремленно добивавшиеся досрочного выполнения дневной нормы уборки урожая. Среди них находились и мы – бывшие слушатели рабфака.

Успешно сдав летом экзамены и будучи торжественно зачисленными на первый курс, мы влились в ряды студентов самого великого спортивного ВУЗа мира. Традиция – великая вещь, она формирует историю. В самом славном и главном спортивном ВУЗе тоже были свои традиции. Одна из них – всех, только что поступивших первокурсников отправлять в подшефный совхоз Подмосковья на уборочно-полевые работы. Этим действием достигались сразу две цели. Первая – обеспечить сбор урожая. Потому как мудрые руководители понимали, что собрать на такое ответственное и важное дело студентов более старших курсов – просто нереально. Вторая цель – сплотить первокурсников и привить им понятие о дисциплине. Явку новоиспеченных студентов обеспечивала угроза немедленного отчисления любого, кто проигнорирует столь необходимое обществу, области и ВУЗу мероприятие. Так мы и попали на картошку. Вернее, на сельскохозяйственные работы. Потому что кроме картошки была и свекла, и турнепс, и капуста.

Конечно, мудрые руководители нашего великого ВУЗа знали, с кем имеют дело. В их распоряжении было почти три сотни терминаторов и универсальных солдат, готовых выполнить любое задание в максимально сжатые сроки. Главное было – направить эту кипящую, могучую энергию в нужное русло. Прибыв на место в двадцатых числах августа, мы обнаружили, что для нас приготовлены два длинных панельных двухэтажных корпуса, простроенных по типу хрущевок, с каким-то подобием плаца между ними. Удобства и вода на улице. Еда – в столовой, стоящей отдельно. Комнаты рассчитаны на 3–5 человек. Условия спартанские, но все же лучше армейских – жить можно. Нас разделили на 13 или 14 бригад, каждой из которых давалось свое задание. Мы, поступившие после подготовительного отделения, пользовались доверием и почетом, как старожилы и отслужившие в армии. В связи с чем нас и назначили на руководящие посты бригадиров и комсоргов сформированных бригад. На деле это означало, что кроме сбора урожая, обязательного для всех и каждого, мы еще и несем ответственность за поведение и производительность, как бригады в целом, так и любого, отдельно взятого ее работника. Бригадиром у нас стал Паша, его рост – метр девяносто, широкие плечи и волевое лицо невольно внушали уважение. Кроме того, он обладал жестким и требовательным характером и привык добиваться поставленной цели. Ну а как без этих качеств можно стать кандидатом в мастера по боксу, да еще и хоккею в придачу? Комсоргом назначили меня. Моя функция сводилась, так сказать, к идейному вдохновению. За производительность бригады отвечал бригадир. Паша был мудр и понимал, что самый эффективный способ управления – метод кнута и пряника. Ну, или, выражаясь педагогическим языком, поощрения и наказания. Факт его бригадирства нисколько не отрицал факта его игры на гитаре, которую он с собой прихватил. В любых ситуациях он продолжал быть душой компании. Но горе было всем халтурщикам и недовольным. Впрочем, после первой рабочей недели никто уже и не думал проявлять недовольство.

Распорядок дня у нас был следующий. Подъем в 7.00. Зарядка, умывание, построение на завтрак, который проходил с 8.00 до 8.30. Далее получение рабочих заданий, распределение объема работ между бригадами, начальником лагеря и выдвижение на работу, которая начиналась в 9.00. Обед был с 13 до 14.00. Затем снова работа до 18.00. Ужин начинался в 19.00 и заканчивался в 19.30. Потом – свободное время. Общелагерное построение в 21.00, подведение итогов дня и разбор полетов и залетов, которые все-таки регулярно имели место быть. Отбой в 22.00. В субботу вставали в 7.30 и работали полдня. После обеда отдыхали, тренировались и ждали вечерней дискотеки. В воскресенье или тоже полдня рабочих или полностью выходной, опять же с дискотекой. Отлучаться из лагеря без разрешения начальства было запрещено. Однако при ударном выполнении дневного плана работа могла закончится и раньше, даже и до обеда. Именно к этому и стремились новоиспеченные студенты, прилагая всю силу воли и навыки, полученные в ходе многолетних тренировок. Руководство лагеря должно было точно рассчитать объем работ и физические возможности своих подопечных так, чтобы при напряженном труде они могли закончить свою норму за час – полтора до 18.00. Дабы первокурсники с одной стороны, не расслаблялись, а с другой стороны, имели стимул, завершить уборочную страду пораньше. Но разве все просчитаешь? Овощи ведь не кирпичи, каждый имеет свой норов. Кто-то поглубже в грядку врос, кто-то в стороне, кто-то дополнительный корень пустил к самому центру земли. Так что все расчеты в сельском хозяйстве только приблизительные. Так или иначе, а расслабляться днем было некогда. Зато после ужина Паша доставал гитару, и начинался концерт, на который сходилась половина лагеря. Другая половина занималась своими делами, в основном тренировками. Ведь большинство было действующими спортсменами и не могло себе позволить растерять форму из-за какой-то картошки. Да и сам Паша не только гитару в лагерь привез, но и две пары боксерских перчаток и до темноты проводил спарринги со всеми желающими, а таковых находилось немало. И только после этого появлялась гитара. Паша задумчиво перебирал струны и начинал:

– Помнишь, девочка, гуляли мы в саду…

Он пел и популярные в то время песни, и песни своего сочинения. На гитаре умело играть еще несколько человек, и она переходила от одного исполнителя к другому.

Концерт мог начаться с песни Александра Новикова или Игоря Николаева, их сменял репертуар любимых групп «Воскресенье» и «Машина времени». Далее следовал Александр Розенбаум, а затем наступала очередь Пашиных песен. Например, такой философской вещи, как «Жизненный путь», или, исполняемой на испанский манер «Диспансиеро». Не совсем приличной, но веселой.

Марафонец Дима тоже умел играть на гитаре и тоже пел песни. Он был бригадиром соседней бригады, но стиль его управления был более демократичным и я бы сказал несколько отстраненным. По утрам мы с ним, как два стайера пробегали для зарядки 4 или 6 км., в зависимости от оставшегося времени до завтрака. Иногда к нам присоединялся прыгун Виталик, или еще кто-нибудь из нашей компании старожилов. А в общем-то на зарядку бегала чуть ли не треть лагеря. Гимнастки, велосипедисты, фехтовальщики, боксеры, борцы, даже шахматисты, в общем все, кто был озабочен поддержанием спортивной формы. Все бежали по единственной асфальтированной дороге, уходящей зигзагами куда-то вдаль. Но в основном ограничивались дистанцией в два или три километра. И только мы с Димой добегали до полуразрушенной, заброшенной церкви и лишь тогда поворачивали обратно. Но времени на отдых уже не оставалось. Завтрак, построение на работу, уборка. Передохнуть можно было только после обеда. Были, конечно, отдельные личности, которые самым бессовестным образом могли вместо работы заснуть между грядок, замаскировавшись мешками и ботвой, но это были исключения. В нашей бригаде это было просто невозможно. Работать – так работать. По вечерам мы с Димой через день бегали кроссы по лесу, выбегали и на берег Москва-реки, откуда нам открывался вид на районный центр и цивилизацию, от которой мы начали отвыкать. Оставшееся свободное время мы посвящали отдыху, общению и культурному развитию, уровень которого оставлял желать лучшего, но все же какой-никакой, но имелся. Надо сказать, что в каждом корпусе в холле на первом этаже имелся телевизор, вокруг которого собирались многочисленные зрители. Каждый приходил со своим стулом, а можно было просто сеть на пол или стоять возле стенки, чтобы другим обзор не загораживать. Время нашей уборочной страды совпало со временем проведения второго чемпионата мира по легкой атлетике в Риме. Конечно, мы все болели за наших. Сергей Бубка, Игорь Паклин, Сергей Литвинов, Ольга Брызгина, Татьяна Доровских (Самойленко), Наталья Лисовская – все они были героями, и мы жаждали походить на них. Но мы восхищались и спортсменами других стран. Да и как ими было не восхищаться? Легендарный Карл Льюис, выигравший стометровку и прыжки в длину, Саид Ауита – первый человек в мире, пробежавший 5000 метров быстрее 13 минут. Эдвин Мозес, Франческо Паннета, Патрик Шеберг, Джеки Джойнер-Керси, Ингрид Кристиансен и Роза Мота, наконец, Стефка Костадинова, установившая феноменальный мировой рекорд в прыжках в высоту, который не побит и по сей день. Такая борьба, такое зрелище, не могли не вызывать у нас самые бурные эмоции. Даже начальство закрывало глаза на то, что трансляции иногда продолжались после официального отбоя. Но спорт спортом, уборка – уборкой, а не менее интересное, а может быть и самое главное, происходило и во взаимоотношениях молодых людей, собранных в одном месте на целый месяц. Парней и девушек было приблизительно поровну. Мужские виды спорта, такие как бокс и борьба, уравновешивались гимнастками и акробатками. Такое количество молодых, красивых и сильных девушек, спортсменок и комсомолок могло вскружить голову не только какому-нибудь товарищу Саахову, но и вообще кому угодно. И ведь кружило. Надо сказать, что всеобщему кружению голов сильно способствовали и песни у костра, и дискотеки, и проживание в одном здании. Достаточно было выйти из своей комнаты и зайти в соседнюю, и ты оказывался среди гимнасток. Или легкоатлеток, или пловчих, в зависимости от веления взволнованного сердца. После двух недель сельскохозяйственных работ многие новоиспеченные студенты распределились по парам.

Мы с Пашей занимали самую стратегически важную угловую комнату второго этажа, выходившую окнами на плац. Как раз напротив нас, на первом этаже противоположного здания находилась комната начальника лагеря. Благодаря своему удачно выбранному месту мы могли отслеживать перемещения начальства заблаговременно и предвосхищать события во время вечерних облав. Да, таковые регулярно проводились на предмет своевременного засыпания и выявления посторонних в комнатах. Но мы были во всеоружии. Кроме нас в комнате проживал борец легкой категории Ян, и конник Игорь, который представился Гарриком. Мы стали звать его Гоша. Конник был конкретно озабоченным. Все его мыли, слова и желания сосредотачивались только на взаимоотношениях полов. Внешний вид у него был соответствующий. Широкий, немного грузноватый Гоша носил усы и был похож на поручика Ржевского, но не из фильма «Гусарская баллада», а из анекдотов. Он мог часами рассказывать о своих любовных похождениях, знакомствах в метро, свиданиях и дальнейших продолжениях, без всякого стеснения. Он был свободен от «комплексов», гордился и бравировал этим. Первое время он нас с Пашей занимал, но потом стал надоедать. На наше счастье, он хоть и жил в одной с нами комнате, но работал в другой бригаде. Самое интересное, что Гоша в лагере никак не мог развернуться, несмотря на изобилие выбора. Первую неделю он пытался наладить контакты то с одной, то с другой девушкой, но все они закончились прахом и пеплом поражения. Наконец, он сдался.

– Все такие молодые, неопытные, – сетовал он, – слишком длинный подход к ним нужен. Я уж лучше потерплю до конца лагеря.

Мы над ним подшучивали, но довольно беззлобно. Нам было не до него. У Паши появилась подруга, а поскольку многим девушкам он нравился, то и проблема выбора стояла перед ним со всей остротой и многозначностью. Что касается меня, то та же проблема выбора терзала и меня. В отличие от Паши, я никак не мог определиться. Мне очень нравилась прыгунья в высоту, но еще больше нравилась гимнастка – художница, но к ней уже успел подкатить мой друг марафонец Дима. Кроме того, была еще одна гимнастка, да и попадавшаяся на глаза пловчиха была вполне себе ничего. Была еще наездница Маша, называвшаяся себя Ямахой, прозвище, произошедшее от слов я-Маха. Она, впрочем, была неравнодушна к Паше. Высотница ждала парня из армии, а пловчиха довольно скоро проявило благосклонность к одному автогонщику.

Так, несмотря на романтику, песни у костра, обильные звездопады, небо в алмазах, дискотеки и кружение голов я остался без подруги. Но гимнастки…