Текст книги "Тайная жизнь Дилана Бладлесса"

Глава 19

Мы сидим в ресторане нашего нью-йоркского отеля. Перед каждым бутылочка минеральной воды. Это наш завтрак. Голова раскалывается.

Мы отмечали победы в нескольких барах, переходя из одного в другой, угощая случайных собутыльников.

– Давно мы так не отрывались, – говорит Майк.

Мы совершенно разбиты и совершенно счастливы. В ресторане работает телевизор. Новости. Речь диктора раздражает, но не настолько, чтобы попросить кого-нибудь убавить громкость. И тут мы слышим такое, что заставляет ребят поднять свои больные головы и уставиться на экран.

– Церемония вручения музыкальных наград вчера была омрачена ужасным событием. Рано утром в мусорном баке было обнаружено тело известного музыканта и продюсера Роберта Уайтхарта. Его опознали по татуировкам, так как лицо мужчины было полностью изуродовано. Все силы полиции Нью-Йорка уже брошены на поиски преступника.

– Все сейчас услышали то же, что и я? – спрашивает Джей.

– Поверить не могу, – Лейтон качает головой. – Я думал, Уайтхарт будет жить вечно.

– Он и жил бы, если бы его не исполосовали ножом.

– Чёрт, мы же только вчера с ним разговаривали, – Майк потрясён.

– Да уж, – говорю. – Вот так: внутри Хаммерсмит праздник, а снаружи происходят жестокие убийства.

– Ты как-то циничен, – замечает Дуглас.

– Без здорового цинизма в нашем мире не выжить. Вот Уайтхарту его, видимо, и не доставало.

Лейтон от моих слов морщится.

– Скоро на улицу будет страшно выходить, – говорит Энди.

Тур-менеджер смотрит на часы:

– Через два часа надо быть в аэропорту. Скорее бы убраться отсюда. Мне что-то не по себе.

Летим в Лос-Анджелес. Музыканты спят, я изредка проваливаюсь в дрёму, но тут же выныриваю, напуганный жуткими образами, которые мне снятся. Уайтхарт тянет ко мне свои окровавленные руки, словно хочет задушить, его кожа висит лохмотьями на лице, глазницы пустые. Мне не хватает воздуха, вздрагиваю, выпрямляюсь в кресле.

– Дилан, всё нормально? – спрашивает Майк.

– Да, – тру глаза руками, пытаюсь устроиться поудобнее, всё повторяется.

С тех пор Уайтхарт не отпускает меня. Я вижу его во сне каждую ночь, когда засыпаю без снотворного. Иногда он просто тянет ко мне руки, иногда пытается со мной говорить, иногда поет и играет на гитаре.

Со дня его смерти прошла неделя, но избавиться от этих снов я не могу. Сегодня мне снилось, что я получил от него письмо с того света, где было написано «За меня отомстят».

Я, в одних плавках, плетусь на кухню, наливаю себе стакан молока. Дональд сегодня ведет себя беспокойно. Чувствует что-то?

Собираюсь на пробежку. Уже зашнуровываю кроссовки, когда раздается звонок в дверь. Странно, я никого не жду.

– Мистер Картер, – на пороге мужчина демонстрирует мне полицейское удостоверение. Но это не коп, а следователь. – Я детектив Паклер. Я прошу Вас пройти со мной.

– На основании чего?

Вот теперь появляются копы.

– Вы обвиняетесь в трёх убийствах, а так же организации ряда преступлений. Вы имеете право хранить молчание и право на адвоката, всё, что Вы скажете, может и будет использовано против Вас в суде.

Пока он зачитывает мне мои права, двое его помощников заводят мне руки за спину и надевают наручники. Не сопротивляюсь. Позволяю им усадить себя в полицейскую машину. Соседи прилипли к окнам. Конечно, рок-звезду повезли в участок. Отличный повод для сплетен.

Небеса, под которыми я живу, всегда были серыми. Я знаю, я буду в порядке, даже когда разразится гром.

В полиции меня сразу отводят в комнату для допросов и оставляют одного. С любопытством оглядываю помещение. Сколько воров, насильников и убийц сидело здесь до меня? Знаю, что за мной наблюдают. Откидываюсь на спинку стула, пускай смотрят, сколько хотят. Прикрываю глаза и терпеливо жду.

Через некоторое время слышу, как скрипит дверь. Заходит всё тот же Паклер и говорит:

– Чистосердечное признание поможет смягчить наказание, которое вас ждёт.

– Но я даже не знаю, в чём меня обвиняют.

– Знаете. Ваши отпечатки найдены на месте каждого из трёх преступлений.

Внимательно смотрю на следователя. Блефует. У него нет ни моих отпечатков, ни каких бы то ни было других улик.

– Я отказываюсь отвечать на вопросы без адвоката, – говорю.

– Конечно, вы можете вызвать своего защитника. Желаете позвонить ещё кому-нибудь?

– Да, – киваю я, но потом задаюсь вопросом, кому мне звонить?

Дугласу? Но тут он не сможет ничего сделать. Кому-нибудь из группы? Не хочу впутывать их в это. Родственникам? Они все в Стимбот-Спрингс.

– Нет, – произношу, наконец. – Только адвокату.

Роберт Дин всегда помогал мне, когда у меня были неприятности с наркотиками или авторскими правами, помогал улаживать конфликты с лейблами, но сейчас, меня обвиняют в убийствах.

Других вариантов у меня нет, поэтому звоню ему и путано объясняю, что от него требуется. Мужчина обещает приехать немедленно.

– Обвинение серьёзное, – напоминает Паклер. – Сознайтесь, Картер. Иначе будет только хуже.

Отворачиваюсь. Детектив продолжает смотреть на меня. Не выдерживаю и говорю:

– Это какая-то ошибка. Три убийства… Причём здесь я?

– Если ни причём, отпустим, – заверяет Паклер.

Вздыхаю. Никогда не мог подумать, что всё закончится так. Жаль, что у меня отобрали телефон, я бы хоть выложил селфи из камеры, успокоил фанатов, мол, ребята, я здесь всего лишь на экскурсии, всё будет хорошо.

Дин приехал через несколько часов. Его пустили ко мне в камеру, где он чувствовал себя явно неуютно.

– Дилан, – он устроился рядом со мной на узенькой скамейке. – Я бегло ознакомился с делом, всё очень серьёзно. Если ты хочешь, чтобы я помог, тебе придётся быть со мной предельно честным.

– В Интернете уже пишут? – спрашиваю я.

– Пишут, – вздыхает адвокат.

– Какие комментарии?

– Люди не верят. Но я по своей практике знаю – поверят. Детали следствия начнут публиковать, новые улики и тому подобное. За процессами вокруг знаменитостей следят пристальнее, чем обычно. Хотя бы, чтобы было, о чём поговорить в обеденный перерыв.

– Ты общался с группой?

– Нет. Сейчас не до этого. Дилан, вернись на землю. Ты меня слышишь? Я не смогу помочь тебе, если ты не будешь со мной откровенен.

Киваю. Пытаюсь держаться уверенно, но спокойствие начинает меня покидать.

– Итак, Дилан, – Роберт перебирает листы бумаги на коленях. – Первое обвинение: Бриттани Роше. Убита двадцать восьмого апреля в Париже. Где ты был в это время?

Пожимаю плечами:

– В туре по Европе.

– По данным полиции, Children of Pestilence находились в это время в Париже, у вас был там концерт, что и подтверждает ваш гастрольный график.

У меня перед глазами проносятся образы: Меган, бармен, сказавший, что она улетела жить в Штаты, бессонница, пустые гостиничные коридоры, Майк, кричащий мне утром в лицо.

Дин продолжает:

– Её закололи отвёрткой, причём очень умело. Убийца явно знал, куда нанести удары. Это случилось в отеле, где Children of Pestilence…

– Да, в том отеле, где мы остановились, – перебиваю я.

Слушать чужую версию изложения событий того вечера просто не могу, но моему защитнику всё равно, он невозмутимо читает дальше:

– На записях видеокамер на входе и в лобби отеля посторонние не появлялись, значит, это сделал кто-то из служащих или постояльцев. Все были допрошены парижской полицией. Как так получилось, что ни тебя, ни группу не допрашивали?

– Мы торопились на самолёт, и администратор вывел нас через служебный ход.

– Ясно, – Дин делает пометку в бумагах. – А теперь ответь мне предельно честно, причастен ли ты к случившемуся?

– Господи, – я вытягиваю ноги на скамейке, и ему приходится подвинуться. – Роб, ты здесь, чтобы защищать меня, а не исповедовать!

– Я не смогу тебя защищать, не имея информации. Дилан, ещё раз и честно: ты имеешь отношение к убийству?

Я отвечаю, но тот, или меня не слышит или ему просто нравится видеть мои мучения.

– Что ты говоришь? – переспрашивает Роберт.

– Имею! – повторяю я уже громче.

– Это ты убил её?

– Я.

– Что?

– Я! – ору я ему в лицо.

Адвокат вздрагивает, но тут же берёт себя в руки и снова делает пометки в бумагах.

– Мотив?

– Что? – теперь моя очередь переспрашивать.

– Мотив, Дилан. Почему ты её убил?

– Какая, к чёрту, разница?

– Есть разница, – терпеливо вздыхает Роберт. – Если ты, к примеру, защищался – это одно, а если хотел ограбить – другое.

– Я был зол.

– На неё?

– На обстоятельства, – тру лоб пальцами, я хочу, чтобы Дин ушел.

– А она причём?

– Попала под горячую руку.

Тот смотрит на меня удивлённо и, я готов поклясться, испуганно. Наверное, прикидывает, не задушу ли я его сейчас его же галстуком. Чтобы разрядить обстановку и немного успокоить его, добавляю:

– И она носила брюки 7/8 с лодочками и носками.

– И что?

– Это моветон.

Глаза Роберта округляются ещё больше, он снова что-то пишет, а потом говорит:

– Вытащить тебя будет нелегко.

– Если ты о деньгах, то это не проблема. Занимайся своей работой, я всё оплачу.

– Чёрт, я не о деньгах, Дил! А о том, что ты убил девушку за дурной тон в одежде! Присяжные разорвут тебя на части! Как, по-твоему, я должен тебе помочь?

– Помоги как-нибудь, ты же адвокат.

Всё ясно. Он намеренно сгущает краски, чтобы набить себе цену, или иметь возможность оправдаться в случае неудачи. Но неудачи исключены. Многолетняя практика Роберта Дина, мои возможности и статус не позволят нам проиграть этот процесс.

– Дилан, – говорит вдруг он. – Откуда ты знаешь, какие брюки носила убитая? Горничные ведь ходят в форме.

– Я видел её, когда она только пришла на работу. Ужасные туфли лодочки и носки сразу бросились мне в глаза, а когда я снова столкнулся с ней потом, она была уже в форме, но эти брюки и эта обувь… Чёрт!

Резко сажусь, задев Роберта ногой. Он отряхивает рукав и переходит к следующему пункту в своих записях

– Артур Джеспер, второе мая, Лондон. Концерт Children of Pestilence в столице третьего мая. Вы прилетели за день до шоу в одиннадцать утра, потом с Джеем и Майком пошли на футбол. После матча они вернулись в отель, а ты отправился в спорт-бар, где позже в ходе стычки между болельщиками был убит этот парень. Причина смерти: асфиксия в результате попадания инородных предметов в дыхательные пути.

Киваю. Дин даже не спрашивает пояснений, он, словно понял, что перед ним сидит монстр, способный на всё, что угодно.

– В обоих случаях ты всего лишь подозреваемый, но подозреваемый единственный. Пока ты сидишь здесь, расследование кипит, копают именно под тебя, ни под кого больше.

– Так воспрепятствуй этому!

– Я сделаю всё, что от меня зависит, – он, как всегда, лаконичен. – Но против тебя свидетельствовали. Оба преступления не раскрыты до сих пор, сейчас тебя проверяют на причастность к ним.

– Кто свидетельствовал? – придвигаюсь к нему ближе.

– Я не знаю.

– Что значит – ты не знаешь?

– Об анонимных свидетелях слышал? – смотрит на меня Дин.

– Нет! И слышать не хочу! Роб, у меня полно недоброжелателей, любой из них мог подстроить это всё! Узнай, кто свидетельствовал! Пробей по своим каналам, я знаю, что ты можешь!

– Я сделаю всё, что в моих силах.

– Я только что получил «Вокалиста года», конкуренты, жалкие завистники, кто угодно мог сделать это!

Дин встаёт. Уже собирается выйти, но немного задерживается и говорит:

– Есть ещё одно нераскрытое убийство. Дилан, ради Бога, скажи, что это не ты.

Он смотрит мне прямо в глаза. Выдерживаю взгляд. Я знаю, о каком убийстве он говорит, и он знает, что я знаю.

– Это не я, Роберт, – говорю, и мы оба знаем, что я солгал.

Он уходит, я остаюсь один. Мысли наваливаются одним сплошным комом, трудно разложить их по полочкам. Как там Дональд? Его некому покормить, а утром я не насыпал ему корма. Видели ли музыканты новости о моём аресте? Это арест или задержание? Дуглас должен попытаться вытащить меня отсюда. Кто на меня донёс? А это ведь неплохой пиар-ход. Моё имя наверняка во всех топах сейчас. Жаль, нет смартфона, чтобы это проверить.

Я хочу домой. Снова это слово. Дом. Где он? Побывав в Стимбот-Спрингс, я так и не понял, куда иду и зачем. Смотрю в потолок, пытаясь перебрать в уме тех, кто мог быть возможным доносчиком. В голову ничего не приходит. Никто не мог знать.

Я уверен, Роберт сможет выяснить этот вопрос. У него огромная практика в решении гражданских и уголовных споров. Дин выигрывает процесс за процессом, некоторые дела даже до суда не доходят, а если доходят, он любого прокурора заткнёт за пояс, а присяжных заставит рыдать от сострадания к обвиняемому. Я думаю, будь Роберт адвокатом у самого Дьявола, он выиграл бы дело.

Есть ещё Дуглас. Этот сотрёт в порошок любого, кто встанет на его пути. Учитывая тот факт, что эти двое на моей стороне и абсурдность обвинений, моё нахождение здесь – лишь вопрос времени.

Да, эти обвинения действительно выглядят абсурдными, если опустить одну маленькую деталь. Я действительно совершил всё то, что мне приписывают. Но. Тезис из книги, которую я прочёл уже больше года назад, плотно засел в голове: я могу делать, всё что хочу. Никто не заподозрит знаменитость.

На следующий день ко мне пришел Дуглас. Посмотреть ему в глаза почему-то не хватает духа, фокусирую взгляд на стекле, которое нас разделяет.

– Привет, – говорю.

– Держишься? – спрашивает тур-менеджер, пристально глядя на меня.

Выдавливаю улыбку:

– Как видишь.

Тот одобрительно кивает. Знаю, о чём он думает: Дилан оптимист, Дилан сильный, Дилан справится. А на самом деле Дилан на грани нервного срыва. Я не спал всю ночь, думал, вспоминал, анализировал, сокрушался над упущенными возможностями, фантазировал о новых достижениях. И вроде это нормальные ночные размышления, но не в том случае, когда из-за них ты не смыкаешь глаз ни на минуту, а сам находишься в грёбаной тюрьме!

– Я говорил с Робертом, – Дуглас мрачен. – На сей раз ты влез в такое дерьмо, из которого так просто не выбраться.

Отмахиваюсь:

– Роб знает своё дело.

– Дилан, тебя в убийствах обвиняют! Это не пакетик порошка на борт пронести!

– И что я сейчас должен делать? Кататься по полу и бить себя кулаками в грудь, доказывая свою невиновность?

– Не относиться к этому столь легкомысленно.

– Я не отношусь. А показывать, как я себя на самом деле чувствую, я не намерен.

Дуглас кивает. Скорее самому себе. Повисает пауза. Я понимаю, что скоро истекут отведенные нам двадцать минут. Сейчас не время разыгрывать драму.

– Ребята в курсе? – спрашиваю.

– Да.

– Как они?

– Они в шоке. И я тоже. Мы не знаем, что думать, кому верить.

«Мне верить»! – хочу заорать я, но сдерживаюсь. Дуглас продолжает:

– Это случилось только вчера, а журналисты уже ходят за нами толпой. Они чуть ли ни спят у меня на крыльце. Я готов лезть на стену, о ребятах даже говорить не хочу. У них семьи, маленькие дети…

– Мне жаль.

Тур-менеджер продолжает вываливать информацию, что его телефон не замолкает ни на минуту, а Джей в порыве разбил свой, когда ему позвонили и задали вопрос об этой ситуации. Что Интернет пестрит статьями о том, что Дилан Бладлесс наркоман и убийца, что за сутки пятьсот человек отписалось от нашей страницы в Фейсбуке, зато подписалось триста новых, это интернет-зеваки, которые хотят первыми быть в курсе очередного скандала. Лейбл требует от группы сделать официальное заявление немедленно. Они не готовы, и сейчас им угрожают разрывом контракта. В твиттеры ребят приходят сотни сообщений с разного рода вопросами, а иногда и с оскорблениями. Обыватели не расставляют акцентов, они обобщают. Children of Pestilence – группа убийц, вот как они говорят.

– Мне жаль, – тупо повторяю я.

Дуглас вздыхает:

– Никогда не думал, что придётся пройти через такое.

– Прорвёмся. Всегда прорывались ведь. Главное, что мы вместе, значит мы справимся. Правда?

Тот не отвечает. Почему он молчит? Бросаю взгляд на часы. Проклятое время! Пока я сижу в камере, оно еле ползёт, а сейчас мчится с бешеной скоростью.

– Дуг, – наверное, впервые за весь наш сегодняшний разговор, смотрю ему в глаза. – Пожалуйста, покорми Дональда. Я вчера не успел насыпать ему корм. А лучше возьми его пока к себе, он не доставит хлопот. Я сразу заберу его, когда меня выпустят.

Время истекло. Тур-менеджер встаёт, надзиратель подходит ко мне, чтобы проводить обратно в камеру.

– Забери Дональда, Дуглас! – успеваю крикнуть напоследок. – Пожалуйста!

Глава 20

– Ты выяснил, кто меня подставил? – спрашиваю, как только Роберт входит в комнату для свиданий.

– «Подставил» – это неверный эпитет, Дилан.

Он мрачен. Садится, раскладывает на столе бумаги и говорит:

– Выяснил.

Выжидающе смотрю на него, но тот, словно нарочно тянет время, а потом изрекает:

– Уильям Фейн.

Впервые слышу это имя. Пару минут сижу, перебирая в уме знакомых, близких и далёких, но ничего даже похожего в голову не приходит.

– Я не знаю никакого Уильяма Фейна.

– А он тебя знает.

– Роб, поясни! – начинаю раздражаться. – Сколько можно говорить загадками?

– Что тебе пояснить, Дилан? Ты же собрал по всему миру армию идиотов, которых заставил выполнять свои приказы! Проклятье, ты бы ещё назвал это всё «семьёй» и наладил бы конвейер по убийствам, как Мэнсон!

– Роб, свой ораторский талант ты будешь применять в суде, если до него дойдёт.

Понимаю, что самое худшее, что я сейчас могу сделать – это поругаться с защитником, но его сарказм меня раздражает. Да, он мой старый знакомый, но кто, чёрт возьми, ему позволил вот так со мной разговаривать? Это совершенно непрофессионально.

– Ладно, так, Дилан…

Замечаю, что руки у Дина дрожат, плохой знак.

– В общем, у некоторых из твоих «солдат» моральные принципы оказались сильнее любви к кумиру. Первым на тебя донёс этот Фейн, неизвестно, что будет дальше.

Я чуть не застонал. Видимо, не доглядел. А ведь я подолгу переписывался с каждым, чтобы понять, на что способен человек. Где-то ошибся. Чёрт.

– Пока копы не добрались до моего дома с обыском, Роб, заберите с Дугласом компьютер, планшет, телефон, все гаджеты с доступом в Интернет, я дам все пароли. Сотрите, там аккаунт Джона Смита, уничтожьте всё, заблокируйте сайт…

– Успокойся, Дилан! Я не могу этого сделать, это сокрытие улик. Ты хочешь, чтобы я попал в список соучастников?

Я уронил голову на ладони. Проклятье! Месяцы упорной работы падают прахом прямо на глазах.

– Но ведь пока расследование не сдвинулось с места? – спрашиваю. – Всё на той же стадии, что и на тот момент, когда меня арестовали?

– Да.

– Так подай прошение о закрытии. Это же очевидно: псих-фанат, которому я когда-то отказал в автографе, решил мне отомстить!

Дин качает головой:

– Всё не так просто. Даже если мы сотрём всё с твоего ноутбука, что, я напоминаю, является сокрытием улик и тоже карается законом, мы не сможем влезть в сотни компьютеров по всему миру и удалить информацию оттуда.

Понимаю, что он прав.

– Твоё дело, Дилан, если сейчас найдут улики против тебя – заведомо провальное. Я не запугиваю и не сгущаю краски, просто хочу, чтобы ты понимал масштабы трагедии.

– Так подай прошение о закрытии, пока ничего не нашли! – ору я почти на грани истерики.

Глубокий вдох. Выдох. Нет, истерики я буду устраивать в камере, где меня никто не видит.

– Я подам. Но предупреждаю сразу, чтобы ты не надеялся на успех.

– А на что мне надеяться? На минимальный срок? Ну, спасибо, один из лучших адвокатов Калифорнии!

– Но я не волшебник, – разводит руками Дин.

– Ты хочешь признать поражение, даже не вступив в бой? – я возмущён.

– Проигранное дело может здорово подпортить мне статистику. Тем более такое, которое освещается прессой. Я уже в бою, Дилан. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы этот бой выиграть.

– Мы выиграем, – говорю.

Тот только пожимает плечами и уходит. На сегодня всё.

Снова возвращаюсь в камеру. Угнетает то, что сейчас за её стенами развивается бурная деятельность по уничтожению меня, а я никак не могу этому препятствовать.

Приносят вчерашнюю газету, я хватаю её, надеясь увидеть там ответы на вопросы, которые не смогли дать ни Роб, ни Дуглас. Но лишь на странице светских новостей нахожу, словно мимолётом сделанную заметку о том, что Дилан Бладлесс, вокалист Children of Pestilence подозревается в трёх убийствах и на время расследования находится под стражей. И это всё? Даже фотографии моей нет! Всем плевать на то, что я жестоко лишил жизни троих человек? Нет, конечно, это не так. Если в этой газетёнке написали пару строк, то в других вполне могли выделить и страницу. Главное, чтобы эта история не обрастала выдуманными подробностями. Надо будет попросить Дугласа, когда он придёт в следующий раз, чтобы прочитал мне пару статей.

Как я мог не увидеть слабину в этом Фейне? Но я вообще его не помню. Может, зря я попытался привлечь к этому фанатов? Но кого же ещё, как не их? Они – моя поддержка и опора, просто некоторые оказались слишком слабыми для великих идей. Жаль.

Но я знаю, что та часть, которая верит в меня и в мои идеи, обязательно приложит усилия, чтобы вытащить меня отсюда. Сплочённость – вот ключ к победам. Нет сплочённости – нет ничего.

На следующий день Роб не появился. Дуглас тоже не приходил. Позвонила мама, плакала в трубку, говорила, что не верит ни одному слову из того, что пишут и показывают по телевизору, что сама найдёт того, кто меня подставил и упрячет за решётку.

– Мам, – говорю я, когда она делает паузу. – Не надо никого искать. Полиция разберётся.

– У тебя хороший адвокат?

– Один из лучших.

– Дил, ни один здравомыслящий человек не верит, что ты мог это сделать, – продолжила женщина. – Все знают, что мой сын талантливый и успешный музыкант, ему ни к чему убивать людей, не имеющих к нему даже никакого отношения. Глупые совпадения, которые вешают на тебя! Кто-то завидует тебе! Я проверила бы всех, кто был номинирован на «Вокалиста года», это точно дело рук кого-то из них!

Вздыхаю.

– Дилан, ты держись там! Я знаю, ты сильный! Я приеду, как только смогу!

– Не надо, – говорю. Не хочу, чтобы мама видела меня таким. И здесь.

– Но, Дил…

– Мама, пожалуйста. Я скоро выйду отсюда и приеду сам, договорились?

Слышу, как она недовольно сопит.

– Как отец? – спрашиваю.

– Отец в порядке. Но мне кажется, что в глубине души он считает, что обвинения могут оказаться правдой. Сказал, что не будет с тобой разговаривать, пока не убедится в твоей невиновности, говорит, это всё Лос-Анджелес, он меняет людей.

Закатываю глаза. Отец ни разу в жизни не выезжал за пределы родного города, откуда ему знать, меняет Лос-Анджелес людей или нет.

– Как дядя Джо?

– Мы все расстроены, Дилан, ты же понимаешь. Но мы держимся и верим в твою невиновность. Мы с тобой всегда, Дилан.

– Я знаю, спасибо, – пока мама снова не начала причитать, задаю следующий вопрос. – Как в Спрингс отнеслись к новости обо мне?

– Никто не верит, Дилан! Если понадобится, мы всем городом явимся в суд, каждый найдёт, что хорошего о тебе сказать. Ты же наша звезда! Наша звезда. Ты и ребята.

Ребята. Интересно, что они сейчас делают? Почему никто не пришёл ко мне? Где Дуглас?

Мама продолжает:

– По телевизору показывали, как тебя задержали, кто-то из соседей снял на телефон. Я глазам не поверила. Боже мой, Дилан, как же так?

– Мам, – говорю. – Успокойся, пожалуйста. Всё будет хорошо.

– Конечно, будет. Я тебя люблю, Дилан.

– И я тебя люблю, мама. Привет дяде Джо.

Вешаю трубку. Плетусь в камеру следом за надзирателем. Я убеждаю всех, что всё будет хорошо, но верю ли в это сам?

Роб приходит только через два дня. Мрачный, под глазами мешки.

– Плохие новости, – вместо приветствия сообщает он. – Твоё прошение о закрытии дела отклонили.

– Почему?

– Расследование идёт, хотят докопаться до истины.

– Пока они расследуют, я могу вернуться домой?

Роберт качает головой:

– Я уже говорил об этом с полицией. Они считают, что тебя нужно держать в изоляции от общества, как особо опасного преступника.

– Великолепно, – бормочу я. – Слушай, есть дела, которые расследуют годами и не находят виновных. Предполагается, что я всё это время буду сидеть здесь? Я не могу! У меня группа!

– Дилан, я делаю всё, что в моих силах.

Он делает всё, что в его силах. Я слышу это изо дня в день, но не вижу никаких подвижек. Я как сидел здесь, так и сижу. Внятный ответ на вопрос, что происходит за стенами моей камеры, получить не могу.

Вчера мне приснился сон, что Роб, которому я сознался в своих деяниях, записал наш разговор на диктофон и отдал полиции. Каждый раз, когда он приходит ко мне, вглядываюсь в его лицо, пытаясь там что-то прочесть, но не вижу ничего, кроме следов бессонных ночей. Потому что корпит над моим делом, или совесть мучает, не давая спать? Заговоры и предательство начинают мерещиться на каждом шагу, это единственное объяснение, почему ни Дуглас ни Лейтон, ни Майк, ни Джей, ни Энди не появляются здесь. Почему они не приходят? Чем так заняты? Или чего-то боятся? У нас ведь были запланированы концерты. Что с ними? Отменили? Перенесли?

Я очень хочу, чтобы пришёл кто-нибудь из группы, я скучаю по ним. Это тяжело, находиться рядом с кем-то практически двадцать четыре на семь много лет подряд, а потом вдруг оказаться отрезанным от этих людей. С этими ребятами мы делили эмоции, победы и поражения, номера в гостиницах, автобус, ели один сэндвич на двоих в школьной столовой, чтобы хватило денег на сигареты, покупали пиво, утверждая, что мы уже совершеннолетние. С ними мы создали Children of Pestilence – нашу отраду и гордость. То, во что мы вложили почти всё своё время и ресурсы, частички себя. Улыбаюсь, вспоминая о группе.

Внезапно становится страшно. Неужели, это всё, что мне осталось? Вспоминать и улыбаться? Ну, нет!

– Ты видел Дугласа? – спрашиваю, как только Роберт входит в комнату для допросов.

– Нет.

– Чёрт, Роб, найди его, пожалуйста, мне нужно с ним поговорить!

– Дилан, я же твой адвокат, а не посыльный.

– Я тебя сейчас прошу, как друга! Мой директор и тур-менеджер в одном лице пропал куда-то, не приходит ко мне, я просил забрать моего пса, и я даже не знаю, сделал ли он это!

Дин строго смотрит на меня, но я умею делать умоляющие глаза не хуже кота из Шрека, и адвокат, наконец, сдаётся:

– Ну, хорошо. Я зайду к нему сегодня вечером.

Выдыхаю. Хоть один маленький проблеск во всём этом хаосе. Роберт уходит, и я снова остаюсь один.

Вот и всё, из чего состоит моя жизнь последние несколько недель: короткий разговор с адвокатом, завтрак, обед и ужин по расписанию, сон, а всё остальное время – одиночество. Я всегда любил одиночество, оно располагает к размышлениям и творчеству, но сейчас его слишком много. Может, это плата за то, что я столько времени в своей жизни провёл среди людей? Коллег, группы, поклонников, промоутеров…

Я никогда не был один до конца, постоянно, пусть незримо, но кто-то был рядом, это не давало расслабиться, путешествовать вглубь себя. Даже, когда после напряжённого дня, я закрывал дверь гостиничного номера, отгораживаясь от всего остального мира, со мной был Лейтон. Гитарист был достаточно тактичен, чтобы сделать вид, что его просто не существует, уйти в душ или лечь спать, оставив меня наедине со своими мыслями, и я благодарен ему за это. Потом я стал жить в номере один, но что-то всё равно было не так. Меня мучили кошмары, бессонница, я подолгу лежал, прислушиваясь к шорохам за дверью. В такие моменты мне не хватало Лейтона рядом. Его мерное посапывание всегда меня успокаивало, словно давало понять – опасности нет, спи.

Я знал, что Лейтон на меня не в обиде за моё желание жить в одноместном номере, но попроситься назад не мог. Это выглядело бы как проигранная схватка с самим собой, со своими страхами. Возможно, я слишком большое значение придавал мелочам, не замечая главного, но сейчас суть не в этом. Она в том, что мне нужен кто-то, с кем можно хотя бы просто поговорить. Никогда не признаюсь в этом никому, кроме себя, но мне нужен друг.

Я перебрал в голове все темы, которые стоило обдумать, вспомнил то, о чём не хотел вспоминать, проанализировал почти всю свою жизнь, особенно последние годы в группе. Пытался вспомнить момент, когда всё пошло не так, когда я отдалился от ребят, когда наши взгляды стали расходится, но не мог. Мы всегда смотрели в одном направлении, а потом резко пошли в разные стороны. Я чувствовал, что больше не могу доверять им, не могу открыться, а они держались отстраненно. Когда я пытался рассказать им о том, что меня мучает, они либо сводили всё к шутке, либо отмахивались, как от назойливой мухи. Я должен был что-то предпринять, чтобы разбудить их!

– Плохие новости, – с порога сообщает Роберт.

Вздыхаю. Другого я и не ждал. Но сегодня я не буду отмалчиваться, я готов предложить ему свою стратегию защиты.

– Выкладывай, – говорю мрачно.

– Я не смог связаться с Дугласом.

У меня вырывается стон:

– Как так? Чего проще: приди к нему домой!

– Я ходил, Дилан. Его либо нет дома, либо он не открывает дверь. На звонки тоже не отвечает.

Тру подбородок. Это что-то странное, куда он мог запропаститься?

– А что, если с ним что-то случилось?

– Господи, Дилан, только не впадай в паранойю. Твой менеджер решил немного отдохнуть, пока группа находится в вынужденном отпуске.

На меня накатывает желание задушить его прямо здесь. И наплевать, что мне за это будет. Одним убийством больше, одним меньше. Неважно.

– «Вынужденный отпуск»? – ору я, перегнувшись через стол. – Ты так это называешь?

Дин отшатывается. На какое-то мгновение замечаю мелькнувший в его глазах страх. Он, как и все, сейчас считает меня монстром, способным на любую жестокость. Но пока этот монстр платит ему деньги, он будет сидеть здесь, бояться, потеть, но выполнять свою работу.

Понимаю, что если попытаюсь его хотя бы толкнуть, то меня тут же утащат в камеру и никакого разговора не состоится, а мне ещё есть, что сказать.

– Ладно, – с трудом заставив себя успокоиться, сажусь на место. – Я говорил тебе, что просил Дугласа забрать моего пса. Ты узнал что-нибудь о нём?

– Узнал, – Роберт вздыхает. – Дилан, Дональда забрали в приют.

У меня внутри будто что-то оборвалось. Это последнее, что я ожидал услышать.

– Нет, – мотаю головой. – Нет.

– К сожалению, да, Дилан. Они получили сведения, что владельца дома арестовали и животное необходимо забрать.

– Чёрт! Его можно как-то вернуть? Отвезти моим родителям в Спрингс?

– Дилан, – тот вздохнул, с трудом скрывая раздражение. – Ты думаешь сейчас не о том. Сейчас важно то, что у тебя нет алиби, полиция получила ордер на обыск твоего дома, вот что сейчас имеет значение.

– Иди к чёрту, Роб.

– Ты меня увольняешь? – он спрашивает это так спокойно, что мне становится страшно.

Если я отвечу утвердительно, он развернётся и уйдёт, наплевав на меня? Оставит здесь?

– Нет, я не увольняю тебя. Просто сегодня мне больше нечего сказать. Продолжай работать.