Текст книги "Тайная жизнь Дилана Бладлесса"

– Дилан! – знакомый голос зовёт меня.

Верчу головой в поисках его источника.

– Дилан, проснись, у тебя кошмар!

Открываю глаза. Я в гостиничном номере, на часах три пятьдесят утра. Надо мной склонился Лейтон. Так низко, что его длинная челка щекочет мне лицо.

– Еле разбудил тебя, – говорит он.

– Спасибо, – пытаюсь отдышаться.

Сегодняшний сон побил все рекорды странности.

Глава 12

Дуглас уже второй день сам не свой. У него сломался ноутбук. Он работает на планшете и при большой необходимости берёт мой Макинтош.

– Невозможно, – повторяет он. – Я не могу так работать!

Сегодня у нас концерт в Берлине, и он попросил организаторов вызвать ему англоговорящего мастера для ремонта его ноутбука.

– Я говорил, его давно пора было выбросить, – качает головой Майк. – Сейчас не мучился бы.

– Он прослужил мне восемь лет, – брюзжит в ответ Дуглас. – Там вся моя жизнь. Я не могу, как вы, менять ноутбуки каждый год.

– Но вам не мешало бы обновлять антивирус, – говорит мастер, который слышит весь наш разговор. – Это вам не Макинтоши!

Мы с улыбками переглядываемся.

– Важно сохранить все данные, – напоминает ему Дуглас. – Ничего не должно потеряться.

– Всё ясно, ребята, – констатирует Джей. – Сегодня мы остались без тур-менеджера.

Он оказался прав. Весь день Дуглас провел рядом с мастером, глядя, как тот работает. Будто это что-то изменит. Мы же за это время пообедали, провели саундчек, отдохнули и были готовы вернуться на сцену, а он всё сидел возле своего ноутбука.

– Вам что-нибудь нужно? – спросил он за несколько минут до начала концерта.

Мы ответили, что он может не волноваться, и отправились, в отличие от него, выполнять свою работу.

Когда я, на гудящих ногах, весь истекающий потом, возвращаюсь в гримёрку, вид Дугласа, возящегося с ноутбуком приводит меня в бешенство.

– Ты мог хотя бы подать мне полотенце!

– Сам возьмёшь, капризный ты мой, – отмахивается тот. – Лучше идите сюда, посмотрите, что я нашёл.

Мы обступаем нашего тур-менеджера со всех сторон, он разворачивает ноутбук так, чтобы всем было удобно и говорит:

– Старые фото, которые я делал с 2003 по 2007 год. Я думал, что случайно удалил их.

– Ух ты! – восклицает у меня прямо над ухом Майк. – Скинешь?

Я смотрю на монитор. 2007 год. Мы стоим вкруг, положив руки друг другу на плечи, словно игроки рэгби перед свистком. Фото чёрно-белое и настолько размытое, что я не могу идентифицировать всех со спины. Над нами светится табличка с надписью «сцена». В том туре у нас был ритуал: перед каждым шоу мы вот так собирались в круг и говорили друг другу что-то ободряющее. Улыбаюсь. Кажется, это было тысячу лет назад.

Дуг перелистывает снимок. Фотосессия. Мы стоим так, чтобы каждый был в выгодном свете, куча фотошопа и ретуши, но всё настолько профессионально обработано, что это почти незаметно. Я люблю фотосессии, люблю пересматривать вместе с фотографами сделанные фото, выбирать лучшие, давать советы, как лучше обработать их.

Дуг перелистывает снова. Мы перед автограф-сессией в музыкальном магазине. Лейтон, Майк и Джей пьют кофе из пластиковых стаканчиков, первый выглядит очень усталым. На мне модная скейтерская бейсболка и майка из нашего мерч-стора. Смотрю чётко в камеру, улыбаюсь. На заднем плане пытается позировать Энди.

– Как это было давно, – шепчет барабанщик.

Дуглас перелистывает. Мы за сценой какого-то летнего фестиваля. Лейтона на фото нет, зато есть какой-то мужчина, которого я не могу вспомнить. Одной рукой обнимаю за плечи его, другой – Майка.

– Эй, а я где? – восклицает гитарист.

– А ты, наверное, снимал, – предполагает Джей.

– Я снимал, – говорит тур-менеджер и перелистывает снова.

Мы на интервью какому-то телеканалу. У меня в руках микрофон с логотипом, но я не могу разобрать, что там изображено. Забавно, похоже, у нас один микрофон на троих. Лейтон тянется ко мне, пытается что-то в этот микрофон сказать, а я убираю микрофон, заставляя его наклониться ещё ниже, и целую в щёку. Тот улыбается.

– Как это мило! – Джей явно издевается.

– Вы посмотрите на Майка! – хохочет Энди.

На фото гитарист сидит на стуле, сложив руки на груди, и недовольно смотрит на нас.

– Он просто ревнует, – говорит Дуглас.

Вдруг глаза начинает щипать, будто от слёз. Я моргаю. Не знаю, почему мне хочется плакать. Такое впечатление, что меня переполняют эмоции, которые могут вырваться только со слезами. Понимаю, что если дам себе волю, то разрыдаюсь, как сентиментальная истеричка. Делаю глубокий вдох, снова моргаю несколько раз.

Они продолжают смотреть фотографии, но я думаю о другом. Я больше не могу вот так поцеловать Лейтона перед телекамерами, да и без них тоже. И дело не в том, что меня стало что-то смущать или я начал задумываться о мужественности таких поступков. Я просто перестал чувствовать, что могу это сделать. Он меня оттолкнет.

Кажется, эти фотографии были сделаны в другой жизни.

– Дил, ты в порядке? – спрашивает Майк.

– В полном.

– Нет же, ты чем-то расстроен.

От нежелательного разговора меня спасает наш локальный промоутер:

– Можно трогаться.

– Отлично! – Дуглас поднимается. – Ребята, грузимся!

Мы берём сумки, идём к автобусу. Небольшая группа фанатов стоит на улице, я раздаю автографы, фотографируюсь.

В салоне душно, прошу включить кондиционер.

Не успеваем мы зайти в номер, как Лейтон сразу включает телевизор. Ложусь на кровать, проверяю соцсети, чувствую, что хочу спать.

– О! – восклицает гитарист. – Снукер!

Несколько минут молча наблюдаю, как два субтильных мальчика гоняют шары по зелёному сукну и прошу:

– Выключи, ради всего святого.

– Тебе же раньше нравилось! – удивлённо говорит Лейтон.

Он смотрит на меня с таким недоумением, что мне даже становится неловко.

– Я просто устал, – отвечаю. – Давай спать.

Гитарист щёлкает пультом, комната погружается во тьму. Через несколько минут он уже храпит, а я лежу и думаю о том, что раньше мне нравился снукер, а теперь – нет. И это «раньше» было не так давно, может, год или полтора назад. А эти фотографии в ноутбуке Дугласа? Я отчётливо помню время и место съемки, но не могу вспомнить своих ощущений и эмоций. Вот так мы забываем, что чувствовали, в памяти остаются только голые факты.

Лейтон храпит, и меня это невероятно раздражает. Храпел ли он раньше? Давно ли это с ним? А если давно, то почему я не замечал? Интересно, а храплю ли я? А может, он просто принял неудачную позу? Эти вопросы или отвратительные звуки, доносящиеся с соседней кровати, не дают мне уснуть?

– Лейтон! – говорю громко. – Ты храпишь.

Тот бормочет что-то и затихает, я переворачиваю подушку прохладной стороной, закрываю глаза, но через несколько минут гитарист снова заводит свою шарманку. Пытаюсь игнорировать. Не выходит.

– Лейтон! Ну какого чёрта?

– Что? – сонно спрашивает он.

– Ты храпишь. Я не могу уснуть!

– Прости.

– У тебя заложен нос? Может стоит, заказать капли?

– Среди ночи?

Да, среди ночи, пожалуй, не вариант.

– А что тогда делать? – спрашиваю.

– Спать.

Слышу, как он переворачивается на другой бок. Какую бы позу я ни принял, мне неудобно. На потолке мигает красная лампочка пожарной сигнализации. Слишком ярко.

Лейтон храпит. Снова бужу его. Ворочаюсь, всё повторяется. Не понимаю, что происходит: под вечер я чувствовал усталость, хотел спать, а теперь не могу уснуть.

Включаю настольную лампу, трясу гитариста за плечо:

– Лейтон, проснись!

– Ну что ещё?

– Мы должны поменяться кроватями.

– Что?

– Я не могу уснуть. Надо поменяться.

– Дилан, – стонет он. – Кровать тут ни при чём!

– Тебе сложно?

Кряхтя, тот вылезает из-под одеяла, переваливается на мою кровать и через минуту засыпает.

Я верчусь на нагретой им постели. Не могу уснуть, он храпит. За окном ухает сова. Меня это всё выводит из себя, но я не настолько эгоистичен, чтобы разбудить гитариста ещё раз.

Утром я озвучиваю Дугласу свою просьбу:

– Внеси в райдер, что мне нужен отдельный номер в гостинице.

– Что ещё? – ехидно осведомляется он. – Частный самолет?

– Дуг, это не то, что ты думаешь.

– А я ничего не думаю, просто спрашиваю, что ещё внести в райдер.

– Это не звёздная болезнь, это…

– Это…? – менеджер выжидающе смотрит на меня.

– Я просто… я должен жить один.

– А, – сарказм настолько явный, что ощущается почти физически. – Тогда другое дело. Конечно, впишу.

Мы стоим в лобби отеля, ждём автобус, на котором поедем в Мюнхен. Я смотрю в зеркало: лицо осунулось, скулы выделяются, лохмат, небрит, под глазами круги. Приятно познакомиться, Дилан Бладлесс. Да, это я стою топлесс на обложке вон того журнала. Что говорите? Не похож?

Кошусь на Лейтона. Он пьёт кофе. Не могу же я сказать Дугласу, что помимо всех мыслей, терзавших меня прошлой бессонной ночью, мне стало казаться, что гитарист сейчас задушит меня подушкой.

– Но имей в виду, Дилан, – говорит тур-менеджер. – В этом туре, возможно не во всех городах тебе предоставят отдельный номер. Проблем возникнуть не должно, но может быть вероятность, что одноместных номеров не будет или ещё что-то, не зря же бронь делается заранее.

– Надо найти!

– Организаторы поищут. Тем более, что я напишу, что это связанно с твоим здоровьем. Но ты же понимаешь, что не получится найти то, чего нет.

– Надо найти!

– Не факт, что такая ситуация возникнет. Я говорю на всякий случай.

– Никакого случая. Или они находят мне номер или концерт отменяется. Так и напиши.

– Да что ж ты ведешь себя, как капризный ребенок?

Подходит Майк:

– Что за шум, а драки нет?

– Дилу потребовался отдельный номер в отеле, – говорит Дуглас.

Майк удивлённо смотрит на меня:

– Вы с Лейтоном поссорились?

– Нет.

– А в чём тогда дело?

– Он просто «должен жить один», – снова отвечает за меня тур-менеджер.

Понимаю, насколько глупо это звучит и говорю:

– Лейтон храпит.

– Всего-то? Хочешь, мы с Лейтоном поменяемся номерами, я не храплю.

– Спасибо, – улыбаюсь. – Но я уже решил, мне лучше будет одному.

– Как знаешь, – он пожимает плечами.

Дуглас недоволен.

Мюнхен. Красивый город, один из моих любимых в Европе.

Еду в лифте в свой одноместный номер, который находится даже на другом этаже. Поправляю перед зеркалом длинную чёлку (пора сходить к парикмахеру), фотографирую своё отражение, в Инстаграм выложить не успеваю. Двери лифта открываются, иду по длинному коридору, вспоминая известный фильм ужасов и представляя, как сейчас по этому коридору рекой хлынет кровь. Хорошо бы, если бы это оказалась кровь всех тех, кто творит зло.

Войдя в номер, сразу запираю дверь и закрываю окна. Последнее время я не чувствую себя в безопасности. Мне кажется, кто-то желает мне зла. Возможно, моё желание уединиться связано с тем, что я подсознательно хочу защитить Лейтона. Или же это просто страх, что он познакомится с моим вторым Я?

Думаю о том, что меня есть за что наказать и, учитывая тяжесть содеянного мной, наказание должно быть ужасным. Но тут же эти мысли сменяются другими: я красив, богат и знаменит, куча людей мне завидуют, многие хотели бы, чтобы я исчез из мира шоу-бизнеса, а может и из мира живых. Они могут идти к чёрту, я – звезда, никто не осмелится причинить мне вред. А если осмелится? Мой «звёздный» статус не гарантирует неприкосновенности. Он не гарантирует вообще ничего. Когда Children of Pestilence только набирали популярность, я думал, что теперь мне всегда будет с кем поговорить, меня будут окружать интересные люди, я всегда буду ходить на тусовки, клеить красивых девушек.

Но всё оказалось не так, как я себе представлял. Мне было, с кем поговорить, но эти люди могли обсуждать только светские темы, мелочи, до которых мне не было дела. За обсуждением этой ерунды они не замечали главного – сути вещей. Да, коллеги-музыканты, моя группа, некоторые поклонники – это те люди, с которыми мне было интересно и хорошо. Все остальные: организаторы, которые хотят нажиться на мне, фанатки, которые знают наизусть наши песни, но не понимают их смысла, охотницы за знаменитостями. Меня от всего этого тошнит.

От красивых девушек, которых я собирался клеить, толку меньше, чем от резиновой женщины. Та хотя бы молчит. Когда я начал встречаться с Райной, она казалась такой нежной, хрупкой, красивой, женственной. На странице в Фейсбуке выкладывала цитаты из книг, а на поверку оказалась такой же пустышкой.

Я не знаю, любил ли я когда-нибудь по-настоящему. Может, в школе? А как тогда объяснить мою тягу к той девушке по имени Меган, администратору зала из Парижа? Я мог бы заботиться о ней. Наверное.

Была ещё одна. Она была даже похожа на Меган. Я чётко помню все подробности нашего знакомства.

Мы играли концерт во Флориде, она появилась на саундчеке просто из ниоткуда, села за столик, закинула ногу на ногу и стала смотреть, как мы настраиваемся, изредка отвлекаясь на свой мобильный телефон. На концерте хлопала и подпевала, но после не подошла ни за автографами, ни за фото. Я не особенно интересовался, куда она делась после шоу. Я был пьян, со мной была Райна, которой мне вполне хватало.

И вот, когда мы собрались в отель после шоу, она появилась снова. Мы уезжали на двух машинах. В первой все музыканты, во второй – Дуглас на переднем сидении, сзади – Райна и я. И вот, рядом с нами усаживается она. Моя девушка, оказавшаяся посередине, кажется, не очень довольна. И тут я толкаю её локтем в бок:

– Давай поменяемся.

Райна вздыхает, закатывает глаза, но всё же поджимает ноги, чтобы я перебрался ближе к нашей новой соседке. Та, похоже, удивлена и встревожена. Пристально смотрю ей в глаза. Я пьян и растрепан после концерта, но мне кажется, что сейчас я неотразим.

Девушка насторожена и, кажется, готова на полном ходу выскочить из машины.

– Дилан, – говорю и протягиваю ей руку.

– Саманта, – она вкладывает свою изящную ручку в мою.

Её ладонь тёплая. Или это моя – холодная?

Словно удовлетворившись этим ответом, обнимаю одной рукой Райну, другой – её.

– Приятно познакомиться, – бормочет Саманта.

– А ты хочешь продолжить наше знакомство в этом же ключе?

– В каком?

– Займёмся сексом? – слышу себя словно со стороны.

Она полными ужаса глазами смотрит на Райну. Та делает вид, что ничего не слышит.

– Не знаешь, что и ответить? – обращается к Саманте Дуглас.

– Не знаю, – нервно говорит она.

Убираю руку с её плеч, кладу на коленку, другой продолжаю обнимать сидящую с каменным лицом Райну.

– Не волнуйся, – произношу куда-то в пространство, каждая из девушек может принять это на свой счёт.

Чувствую, как Саманта кладет свободную руку на мою где-то в районе локтя и легонько сжимает. Интересно, как она вела бы себя, если бы в машине не было Райны?

Знаю, что меня ждёт скандал и сцена ревности, но сейчас мне всё равно. За окном мелькают ночные огни, и мне хорошо.

– Пять минут, и мы на месте, – сообщает водитель.

– Поцелуемся на прощание? – наклоняюсь к Саманте.

Глаза её становятся круглыми.

– В губы, но без языка, – уточняю.

Она легонько чмокает меня в губы, выпрямляется, отворачивается. Это не то, что я имел в виду, но пора мысленно махнуть рукой. Пока здесь сидит Райна, на большее я могу не рассчитывать.

Машины одновременно подъезжают к отелю. Саманта выскакивает, как мне показалось, ещё до полной остановки двигателя. На улице она разговорилась с Энди и Майком, а я, вместе с подталкивающей меня в спину Райной, плетусь в номер.

Там она идёт в душ, делая вид, что не разговаривает со мной, но мне уже всё равно.

Я ложусь на кровать и засыпаю почти мгновенно.

Глава 13

Просыпаюсь в номере мюнхенского отеля. Так непривычно – я один. Вчера перед сном я углубился в размышления и воспоминания, поэтому всю ночь мне снились кошмары, и некому было меня разбудить.

Заказываю кофе в номер. Несут долго, а когда приносят, оказывается, что он слабый и безвкусный.

Спускаюсь на завтрак. Вся группа уже в ресторане, облюбовали столик в конце зала, едят и что-то оживленно обсуждают. Наполняю свою тарелку, подхожу к ним.

– Как спалось? – спрашивает Энди.

Мне слышится в его голосе издёвка, некоторое время размышляю так ли это и что мне ответить.

На площадке всё как всегда: чек и бесполезные посиделки в гримёрках. Дуглас проверяет почту, Лейтон читает, Майк копается в чемодане, размышляя, какую футболку надеть, Энди считает диски на продажу и расписывает цены, Джей разминается, я стою перед зеркалом, пытаясь уложить волосы.

– Дуг, найди мне перед завтрашним концертом парикмахера, – прошу.

Я перевёл уже полтюбика геля для укладки и всё равно недоволен результатом.

– Всё будет, – отзывается тур-менеджер.

Лейтон откладывает книгу, подходит и запускает пальцы мне в волосы, пытаясь придать им приличный вид.

– Нет, ну вы поглядите! – возмущается Дуглас.

Мы все оборачивается к нему.

– Помните, вы давали интервью в Марселе?

– Да.

– Статья вышла, и поглядите, что они тут пишут! Да как они смеют? Чёрт, а ведь юридически даже и подкопаться не к чему.

– Читай уже!

– «Капризные рок-звезды Children of Pestilence во главе с Диланом Бладлессом удивили нас, как только мы появились в гримёрной. В жёсткой форме музыканты требовали предоставить им скоростной Интернет, грозясь отменить концерт в случае невыполнения этого требования. На тот момент, в ожидании открытия дверей, на улице уже собралась, довольно большая толпа фанатов. Страшно подумать, что Children of Pestilence готовы были не выйти к ним только по причине отсутствия Интернета в гримёрных комнатах.

Когда мы спросили, неужели это настолько важно, музыканты ответили, что – да, а барабанщик коллектива Джей Флетчер заявил, что готов пожалеть тех, кто не согласен с этим утверждением. Дилан Картер…

Морщусь.

– …известный широкой общественности, как Дилан Бладлесс, – продолжает читать Дуглас. – Который славится так же большой активностью в социальных сетях, переживал больше всех. Музыканты безропотно соглашались с ним.

Мы приступаем к интервью, и Children of Pestilence рассказывают о новом альбоме. Как известно на нём четко будет прослеживаться бунтарская тематика, но у группы она какая-то по-детски наивная, поэтому не стоит удивляться, что основу их аудитории составляют семнадцатилетние подростки, полные юношеского максимализма.

Что до Дилана Бладлесса, то он давно не юноша, и подобные песни мужчине его возраста не к лицу. Как минимум – смешно. Как максимум – попахивает коммерцией.

Музыканты, оставленные без Интернета, на вопросы отвечали крайне неохотно, но ниже вы можете ознакомиться с тем, что нам всё же удалось из них вытянуть». Далее текст интервью. Что скажете?

Джей нецензурно выругался.

– Поправьте, если я ошибаюсь, – Энди трёт подбородок. – Кажется, журналисты не имеют права давать какие-либо эмоциональные оценки.

– Дуракам закон не писан, – пожимает плечами Майк.

– Самое ужасное, что мне не к чему придраться, никак не засудить её, эту стерву! – злится Дуг.

– Кинь ссылку, – говорю. – Я опубликую её у себя на странице, и наши поклонники уничтожат эту дамочку в соцсетях.

– Не в поклонниках дело, – качает головой тур-менеджер. – В них я не сомневаюсь. Но кроме них журнал читают и те, кто, возможно, получит о Children of Pestilence первое впечатление. И каким оно будет?

– Да и ладно, – пальцы Лейтона на несколько секунд замирают у меня в волосах. – Мне кажется, что мы уже миновали тот период, когда необходимо наращивать себе аудиторию. Всем угодить невозможно, и гнаться за этим бессмысленно.

– Я не могу спускать третьесортным журналистам с рук, когда про вас пишут гадости.

Улыбаюсь. О, Дуглас, что бы мы без тебя делали?

Гитарист отходит от меня, видимо, довольный проделанной работой. Придирчиво смотрюсь в зеркало. Мне нравится, но тур-менеджеру всё же напоминаю:

– Запиши меня к парикмахеру.

– Записал, – кивает он. – А ещё я завтра позвоню в Марсель этой девчонке и выскажу всё, что думаю о ней.

Я иду по длинному темному коридору, сжимая в руке нож. Я знаю, что найду её, где бы она ни пряталась. Отсюда не выбраться. Рано или поздно, она сама себя загонит в ловушку.

Останавливаюсь. Прислушиваюсь. Где-то вдалеке гудит сплит-система. Иду дальше. Резиновая подошва моих кед неслышно касается пола. Я напряжён до предела и готов броситься на свою жертву, как только её увижу.

Спускаюсь на этаж ниже. Здесь ещё темнее, слышу, как откуда-то на бетонный пол падают капли воды. Сжимаю нож крепче в уже вспотевшей ладони.

– Ну, где же ты? – шепчу, и из моего рта вырывается пар.

Среди теней мне мерещатся неясные очертания, но я выжидаю того самого момента, когда буду чувствовать, что готов к броску.

Дальнейшие события развивались просто с невероятной скоростью: девушка выскакивает в коридор, я, одним прыжком бросаюсь на нее, несколько раз ударяю ножом, потом ещё. С минуту она ещё бьется в агонии, а потом обмякает в моих руках, и я теряю к ней интерес. Смотрю на свою, заляпанную кровью, одежду, вытираю ладони о джинсы. Бросаю нож на пол и тот громкий звук, который гулко разносится по всему коридору, когда он, наконец, касается бетона, заставляет меня проснуться.

Сажусь на постели. В комнате темно. Нажимаю кнопку на своём смартфоне, экран загорается, время – три часа тридцать семь минут. Интересно, я говорил во сне?

У меня только что был кошмар о том, как я изкромсал ножом эту журналистку из Марселя. Сердце до сих пор колотится, как бешеное. Подхожу к мини-бару, наливаю виски в стакан, залпом выпиваю. Дышать всё ещё тяжело. Первый мой порыв – пойти в номер к Лейтону или к кому-нибудь из ребят, к Дугласу. Тут же отгоняю от себя эти мысли. Что подумают они, если я словно маленький мальчик, которому приснился кошмар, появлюсь у них на пороге? Это просто дурной сон, а я – взрослый мужчина. Негоже так реагировать. Убеждая себя в этом, хожу кругами по комнате, чувствуя, что больше не усну. Но это не страшно. В пять утра у нас трансфер в аэропорт.

Мы уже прошли регистрацию и сейчас сидим в зале ожидания, пьём кофе из пластиковых стаканчиков, склонившись над своими телефонами и планшетами.

– У вас скоро шеи и останутся в таком положении, – беззлобно ворчит Дуглас. – Вы головы хоть иногда поднимаете?

Никто не обращает на его слова внимания

– Ребята, – говорю. – Знаете, что я подумал?

Музыканты смотрят на меня.

– Наши тексты. Вот о чём они?

– Тебе ли не знать, ты их писал, – произносит Джей.

– Мне кажется, мы потеряли ориентир.

– Эта песня хороша, – вздыхает барабанщик и снова склоняется над телефоном.

– А мне интересно, – Дуглас демонстративно откладывает всё, чем занимался, и поворачивается ко мне. – Давай, Дил, порази нас.

«Тут хоть кто-нибудь воспринимает меня серьёзно?» – хочется заорать мне. Вместо этого я несколько раз глубоко вздыхаю и говорю:

– Итак, о чём они? О том, что люди не должны предавать друг друга несмотря ни на что, о том, что нельзя загонять себя в рамки, и не позволять другим это делать, что нужно слушать своё сердце, поступать так, как подсказывают чувства, иметь своё мнение. Об этом же?

– Ну, об этом, – хмурится Майк.

– А мы живём так?

– Стараемся.

– И призываем к этому других?

– Да.

– А мы подумали о том, как нашу лирику можно запросто извратить? Довести до абсурда, поставить с ног на голову? Может, не стоит так ратовать за самую безграничную свободу?

– Дилан, а скажи, что натолкнуло тебя на такие мысли? – спрашивает Энди.

Я открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент объявляют посадку, музыканты берут вещи, мгновенно забыв о нашем разговоре, и плетутся к выходу. Иду за ними. А что натолкнуло меня на мысли, которые я высказал? Да то, что наши мирные послания уже обратили во зло. И я первый, кто это сделал.

Окончание европейской части турне прошло тихо и спокойно, не считая некоторых технических косяков, которые, впрочем, не помешали нам наслаждаться гастрольной жизнью.

Планы на окончание года были следующие: американская часть турне, съемки видеоклипа в Долине Монументов, небольшие рождественские каникулы, появление на церемонии вручения престижных музыкальных наград, где Children of Pestilence были номинированы в нескольких категориях, а потом мы с новыми силами вернёмся в студию готовить материал для нового альбома. А ещё… А ещё я устал.