Текст книги "Сиротка. Книга 2"

Щеки Эрмин горели огнем. Тошан понял, что она хочет ему сказать, преодолев целомудрие и девичий стыд. Он поцеловал ее в лоб, глубоко тронутый приносимым ею даром.

– Я тебя понимаю. Я приготовился ждать столько, сколько потребуется. Но если ты сгораешь от нетерпения, что тогда говорить обо мне! Ты уверена, что кюре согласится нас обвенчать без согласия родителей?

– Если это спасет нас от плотского греха, да, без сомнения, – сказала она, прижимаясь к нему, чтобы он не увидел краски стыда у нее на лице.

– Что ж, ради этого я охотно сверну в сторону. Прямиком к озеру Лак-Бушетт, моя певчая птичка!

Эрмин, испытав огромное облегчение, засмеялась и, закутавшись в одеяла, устроилась поудобнее в санях. Тошан же, взявшись за поручни, впервые заметил вырезанные на них буквы.

«Я никогда не обращал на них внимания, – подумал он. – “Л” и “Ж”. Лора и Жослин!»

– Эрмин, твою мать ведь зовут Лора? – спросил он.

– Да! Откуда ты знаешь? По-моему, я не успела тебе сказать.

– Я вспомнил. Когда твоя мать жила у нас, мама звала ее Лора.

Собаки лаяли как сумасшедшие. Тошан подзадоривал их, щелкая языком. Упряжка неслась на юг. Им предстояло пересечь замерзшую речушку, объехать скалистый участок, проехать через сосновый лес. Рельеф поднимался и опускался, и, объезжая сугробы, сани часто накренялись на поворотах.

Эрмин радовалась, как ребенок, которого привели в магазин игрушек. Путешествие в лоно пустынной природы приводило ее в восторг. Она негромко запела, постепенно переходя ко все более высоким нотам.

– У тебя прекрасный голос! – заявил юноша, когда она спела «Золотые хлеба» и «Ангелы в нашем краю». Вчера я как раз вошел в церковь, когда ты пела «Ave Maria». Это было чудо, меня проняла дрожь и захотелось плакать! Я ведь не знал, что ты певица.

– Тошан, наша встреча на лугу у мельницы была слишком короткой в то прекрасное лето, когда ты поклялся вернуться! – отозвалась девушка лукаво.

– А песню про жаворонка, – перебил он ее, – ты знаешь?

Она запела:

 
Жаворонок, милый жаворонок!
Твои перышки я ощиплю,
Изловлю тебя я, жаворонок…
 

Своим густым голосом Тошан принялся ей подпевать. Эрмин оглянулась и посмотрела на него. Они проезжали в тени деревьев, и стоящий за ее спиной Тошан показался ей очень высоким, черноволосым, темнолицым. Сердце девушки забилось. У нее появилось ощущение, что все это когда-то с ней уже было.

«Это было во сне – сани, мужчина и собаки с глазами волков! Может, мне снился не отец, а Тошан? Это был момент предвидения, мама часто говорила об этом явлении…»

Странно, но Эрмин до сумасшествия любила своего молодого метиса, и ее это ничуть не пугало. Она как раз думала о том, что ее судьба и будущее в руках Господа, когда Тошан шепнул ей на ухо:

– Смотри, там, на камне, рысь! Она охотится!

Девушка залюбовалась прекрасным хищником с пятнистым мехом и изумрудно-зелеными глазами, который при их приближении спрыгнул с камня и унесся прочь.

– У тебя есть ружье? – спросила она.

– Ружье? Зачем?

– Но в лесу живут опасные звери. Хозяин универсального магазина, куда я ходила за покупками, часто рассказывал страшные истории. Если ему верить, старые лоси-самцы – одинокие отшельники – просто огромны и иногда нападают на людей.

– Я не люблю огнестрельное оружие, – сказал Тошан. – На охоте я добываю пропитание для матери, но у меня никогда не было неприятностей с лесными зверями. Я их уважаю и совсем не боюсь. Они это чувствуют.

Эрмин усвоила урок. Она ощутила, что проголодалась. Но ее спутник, похоже, вполне удовлетворился утренним кофе и булочкой. Она потихоньку вынула пакет с печеньем и стала его грызть.

– Слышишь? – спустя час спросил Тошан.

– Да! Это церковные колокола!

– Впереди поселок! Думаю, озеро тоже рядом. Но до поселка еще надо добраться, и нам нужна не поселковая церковь. Хо! Хо! Стой, Дюк, стой!

Сани остановились. Они находились на вершине холма. Девушка спрыгнула и подбежала к тому месту, где начинался склон. При виде открывшегося перед ней очаровательного пейзажа с губ Эрмин сорвался удивленный возглас. На склоне холма стояли бок о бок дом и небольшая часовня. Вторая часовня, в готическом стиле, словно защищала первую своей голубоватой тенью. Но что действительно поражало воображение, так это миниатюрная базилика, похожая на макет из белого камня, стоящая в окружении темно-зеленых сосен с припорошенными снегом тяжелыми ветвями. Колокола и купол базилики сияли на солнце.

– Наверное, это и есть пустынь Святого Антония, – тихо сказала девушка.

Люди поднимались по тропинке, ведущей к храму. Внизу виднелось замерзшее озеро, по которому также шли люди и даже ехала конная повозка.

Тошан подошел к Эрмин. Он указал рукой на вход в небольшую пещеру недалеко от миниатюрной базилики. Судя по всему, пещера была освещена свечами.

– В этом гроте бьет чудотворный источник, – пояснила Эрмин. – Мама рассказывала, что аббат Де Ламар[17]17
  Аббат Эльзеар Де Ламар в 1906 г. купил участок земли близ озера Лак-Бушетт. Он обнаружил грот, похожий на грот в Лурде, и обустроил его подобным же образом. При нем были построены обе часовни. Так появилась пустынь Святого Антония, популярное место паломничества.


[Закрыть] устроил в нем все так, как в знаменитом гроте Лурда – французского городка, куда съезжаются паломники со всего света, потому что там совершилось множество чудес. И здесь тоже, как говорят, произошло несколько чудесных исцелений. Сотни паломников приходят помолиться на берег озера Лак-Бушетт. Сегодня Рождество, значит, людей будет море.

Они какое-то время стояли молча, любуясь таинственной гармонией, которой было пронизано святое место, похожее на островок веры и чистоты в океане снега и льда.

– Мы превратимся в ледышки, если будем стоять на месте, – сказал наконец Тошан. – Я найду дорогу, которая приведет нас к озеру.

– Думаю, там есть гостиница, – сказала Эрмин. – Посмотри на большое здание[18]18
  Гостиница на пятьдесят номеров открылась в 1922 г.


[Закрыть], вон там, у дороги! Когда мать с отцом приехали сюда, его наверняка еще не построили. Я хочу тебе кое-что рассказать. Мои родители путешествовали, как мы с тобой, на санях с шестью собаками. Им было очень тяжело, потому что все были против их любви. Они поженились в часовне пустыни Святого Антония, которая едва вмещает шестьдесят человек, и, тем не менее, в ней проходят службы.

Юноша задумался. Он начертил в воздухе геометрическую фигуру, потом сказал:

– Все эти события замыкаются в круг, первичную форму вселенной. Индейцы знают об этом много веков. Ты права, мы должны пожениться там, где и твои родители.

Эрмин обняла его, желая ощутить его силу и тепло. Его серьезные, веские слова не переставали ее удивлять.

– Я не могу выйти за тебя замуж одетая мальчиком, – вздохнула она. – Нужно переодеться. Отвернись, пожалуйста. И не смотри, обещай, что не станешь смотреть!

– Я пойду в этой одежде, – твердо сказал он.

– Как хочешь. Мне все равно. Ты самый красивый мужчина на земле!

Девушка не подумала о пронизывающем холоде, царившем в сосновом лесу. Сняв с себя штаны и три шерстяные кофты, она застучала зубами. Но решимости появиться перед кюре в приличествующем случаю наряде это не поколебало. Стоя в одной батистовой сорочке, она торопливо натягивала чулки и юбку и не видела, что Тошан то и дело поглядывает на нее.

– Ты замерзнешь до смерти! – воскликнул он. – Кокетство тебя погубит.

– Откуда ты знаешь, что я мерзну? – испугалась девушка. – Ты ведь не подсматривал? Ты пообещал!

Голос ее срывался. Он улыбнулся, вспоминая увиденное украдкой – стройные ноги оттенка слоновой кости, тонкую талию, округлые ягодицы, хрупкие плечи. Охваченный желанием и все еще не верящий в то, что сегодня ночью он будет ласкать это красивое тело, Тошан отошел на несколько шагов.

– Я готова! – воскликнула девушка.

Эрмин надела белый свитер из тонкой шерсти с высоким воротом и длинную черную бархатную юбку, которая прикрывала ее сапожки на шнуровке. Она куталась в свою подбитую мехом куртку. Кокетливо сдвинутый набок белый берет придавал ей игривый вид.

– Я тебе нравлюсь? – спросила она. – В карманное зеркальце я видела, что у меня покраснел нос. Ну и пусть!

– Ты странная девушка, – сказал он просто. – Девушка, которую я люблю. Конечно, ты мне нравишься! Завтра я смажу тебе нос и все лицо медвежьим жиром, чтобы оно не обморозилось. Мать приготовила для тебя целый горшочек.

– Медвежий жир! – недовольно поморщилась Эрмин. – Звучит не слишком романтично!

Тошан поцеловал кончик ее носа и обнял. Он находил ее восхитительной. Рукой он провел по ее груди, спрятанной под тонким ангорским свитерком. Она закрыла глаза. По ее телу прокатилась теплая волна желания, отчего она сразу согрелась.

– Давай поскорее поженимся, – едва слышно прошептала девушка.

Через час они стояли перед монахом-капуцином на пороге часовни, где святой отец как раз собирался начать мессу. Это была часовня в готическом стиле, та, что побольше. Тошан оставил сани и собак под навесом в гостинице, порекомендовав Эрмин взять с собой украшения и деньги.

– Осторожность не помешает, – сказал он. – Люди приходят сюда молиться и просить о выздоровлении, но среди паломников может затесаться и вор.

Девушка сунула свою сумочку подмышку. Они только что обошли святое место, присоединившись к группе паломников. Шестидесятилетняя дама, маленького роста, но дородная, в красной шляпе, украшенной сорочьим пером, играла роль гида, то и дело приговаривая, что она каждый год приезжает сюда отпраздновать Рождество. Тошан не получил никакого удовольствия от ее комментариев, щедро сдобренных «Господи Иисусе» и «Боже благой», Эрмин же оказалась благодарной слушательницей.

– Впервые я побывала здесь почти двадцать лет назад, милочка, – так начала свой рассказ дама в головном уборе с пером. – Я была в числе первых, кто из моего родного поселка Анфан-де-Мари-де-лак-Бушетт пришел в пустынь Святого Антония. Это было в тысяча девятьсот двенадцатом году. Позднее дорогой аббат Эльзеар нашел грот, который так похож на грот во французском Лурде. Аббат бывал во Франции в молодости. Кстати, известно ли вам, что аббат похоронен здесь же, под полом маленькой часовни, той, что слева, если стоять у дверей большой часовни? В 1915 году практически на моих глазах построили миниатюрное подобие французской базилики Массабелле, стоящей над входом в грот, где Пресвятая Дева явилась перед Бернадетт Субиру.

Тошану удалось увести Эрмин подальше от женщины, которая показалась ему слишком говорливой, но девушка вбила себе в голову, что непременно должна изучить меню, вывешенное на украшенной сосновыми ветками и колокольчиками двери гостиницы.

– Было бы здорово, если бы мы сняли здесь комнату сегодня вечером! – прошептала она. – Мы бы поужинали вместе, и это была бы наша праздничная трапеза!

Он не сказал ни «да» ни «нет», но прекрасного рисунка губы изогнулись в гримаске сомнения.

Прогулявшись рука об руку вдоль озера, превратившегося в огромный каток, они подошли к монаху-капуцину в грубом коричневом одеянии, с обритой головой, у которого Эрмин спросила, может ли священник уделить им несколько минут.

– Вам придется подождать, мадемуазель, – ответствовал монах, смерив их строгим взглядом. – Отец Поль скоро начнет мессу.

– Но мы хотим поговорить с ним сейчас, до мессы, – не сдавалась девушка. – Это очень важно, брат!

Монах знаком пригласил их в часовню, где у подножия статуи святого Антония горели свечи. Стоявшие на столе небольшие ясли были освещены электрической лампочкой. Эрмин с Тошаном старались ступать как можно тише, чтобы не нарушить царившую в храме тишину.

Отец Поль был очень немолод. Его морщинистое лицо обрамляли белые волосы. Он уже успел облачиться в вышитую ризу. Взгляд его серых с желтыми точками глаз остановился сперва на Эрмин. Потом он посмотрел на Тошана, и при виде его длинных волос и куртки с бахромой, какие охотно носили индейцы из южных районов страны и американские ковбои, он нахмурился.

– Чего вы хотите, дети мои? – спросил он строго. – У меня мало времени. Мы здесь одни, говорите без страха.

– Отче, – начала едва слышно Эрмин, – могли бы вы обвенчать нас после мессы? Тошан и я, мы любим друг друга всем сердцем, и наше самое горячее желание – соединить наши судьбы перед лицом Господа.

– Почему же вы обращаетесь ко мне, мадемуазель? Только вашему приходскому священнику судить о том, обоснована ли ваша просьба. Брак – таинство важное и серьезное, требующее зрелого размышления. Кроме того, ваши семьи должны надлежащим образом оформить помолвку, и между нею и свадьбой должно пройти время.

– Мы знаем, отче, – ответила Эрмин мягко. – Наши чувства искренни. Мы не сделали ничего плохого. Прошу вас, верьте мне! Моя мать посоветовала мне прийти сюда, ведь восемнадцать лет назад она обвенчалась здесь с моим отцом.

– Восемнадцать лет назад, говорите вы? Если так, то их венчал не кто иной, как аббат Де Ламар. В то время отцы-капуцины еще не жили в пустыни.

Старый священник вздохнул. Посмотрев на милое личико девушки, он перевел взгляд на Тошана, который до сих пор не проронил ни слова.

– Дети мои, советую вам быть благоразумными, – заявил он наконец. – Я не стану оспаривать правдивость слов вашей матери, мадемуазель, но то, как вы торопитесь заключить брак с этим юношей, наводит меня на мысль о том, что вы совершили непоправимую ошибку, что вы оба поддались зову природы…

Эрмин догадалась, что священник намекает на беременность, а значит, и на угрозу оказаться отвергнутой католической церковью в случае, если ребенок появится на свет вне брака. Она могла бы этим воспользоваться, но не хотела лгать.

– Нет, отче, я сохранила целомудрие! – тихо сказала она.

Тошан выглядел смущенным. Он решил вмешаться:

– Я не посмел бы плохо поступить с той, кого люблю больше года, отче! Я везу ее к своей матери, далеко на север, и мы решили, что будет правильным сперва сочетаться браком.

Юноша развязал шейный платок и показал священнику серебряный крестик на цепочке.

– Это вы, отче, надели этот крест мне на шею в часовне в Кеногами, в день моего причастия. Я очень горевал, потому что мои родители не смогли прийти на мессу.

Священник, который был значительно ниже ростом, чем Тошан, оторопело посмотрел на юношу.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Тошан Клеман Дельбо. Я жил в приюте у братьев.

– Ну конечно! Я помню тебя! Твоя мать – крещеная индианка-монтанье, а отец искал золото на берегах Перибонки! Малыш Клеман!

Эрмин с изумлением наблюдала перемену: отец Поль смягчился и улыбнулся Тошану, беря его руки в свои.

– Если бы девушка назвала тебя Клеманом, я быстрее узнал бы тебя. Твое лицо показалось мне знакомым. Живешь ли ты честно?

– Да, я лесоруб. И работы хватает. Летом я помогаю матери, которая больше года назад овдовела.

Священник перекрестился. Люди потихоньку наполняли часовню, с интересом поглядывая на увлеченную беседой троицу у пресбитериума.

– Дети мои, я думаю, вы достойны доверия. Плохо служил бы я Господу, если бы, как говорится в Евангелии, отвернулся от заблудших овечек его. Я обвенчаю вас после службы. Это будет простая церемония благословения, но я выпишу вам свидетельство.

– Спасибо от всего сердца, отче! – воскликнула девушка, преклоняя колени.

Они устроились недалеко от кропильницы, держась за руки. Скромная часовня между тем наполнялась паломниками.

– Нам повезло, что он узнал тебя, – шепнула Тошану Эрмин. – Услышав твое имя, он сразу смягчился. Сначала я думала, он никогда не согласится.

– Я тоже не был уверен, что это тот самый отец Поль, – отозвался Тошан. – Поэтому решил подождать и присмотреться к нему. В Кеногами он ведал монастырской столовой.

Служба подходила к концу. Монахи-капуцины запели гимн на латыни, тут же подхваченный верующими. И такой пылкой радостью было проникнуто это пение, что девушка, растроганная до слез, тоже запела, едва прозвучали первые ноты гимна «Ave Maria».

Будучи на вершине блаженства, Эрмин всю душу, всю бесконечную благодарность Господу вложила в свой голос, который вознесся, чистый, звенящий, к сводам маленькой часовни. Отец Поль искал глазами среди прихожан обладательницу столь исключительного и мощного голоса. Большинство прихожан обернулось и смотрело в одном направлении, поэтому священнику не составило труда найти девушку, которая показалась ему ангелом, сошедшим на землю, чтобы подарить бедным смертным частицу рая.

– Еще! – раздался детский голос, когда Эрмин умолкла.

– Да, спойте еще! – подхватил мужчина.

– Спой и для меня тоже, – попросил Тошан.

Она выбрала «Родился Сын Божий», и очень скоро ей подпевали десятки восхищенных голосов. Потом прихожане пошли к причастию. Последними к алтарю, у которого их ждал священник, подошли Эрмин с Тошаном.

– Мадемуазель, Господь даровал вам уникальный талант. Вы порадовали нас своим пением.

– Я очень рада это слышать, отче.

Эрмин смотрела на него своими блестящими от пережитого волнения голубыми глазами.

– Заботься о ней, Клеман! – добавил священник.

Они приняли гостию[19]19
  То же, что просфора у православных христиан.


[Закрыть] и перекрестились. Бракосочетание совершилось по самому простому обряду. У Тошана и Эрмин даже не было колец, но, стоя на коленях лицом друг к другу, они сплели пальцы рук, произнося обеты верности и любви. Наконец они услышали долгожданные слова, прозвучавшие с волнующей душу силой:

– Объявляю вас мужем и женой!

Через четверть часа они выходили из часовни. На улице было темно.

– Я хочу помолиться в гроте, Тошан, – попросила Эрмин.

В утесе виднелся вход в небольшую пещеру. В нише, выбитой в камне, стояла статуя Девы Марии в голубом платье. Расставленные на специальном столике свечи освещали небольшой бассейн, куда стекали воды источника. В пещере они были не одни: паломники молились, перебирая четки, согбенные и молчаливые.

«Спасибо, Господи! Спасибо, Пресвятая Дева, Богоматерь Мария! – молилась про себя Эрмин. – Сделайте так, чтобы ни моя дорогая мамочка, ни Бетти не грустили сегодня вечером! Храните всех, кого я так люблю, – Армана, Симона, Эдмона и особенно Шарлотту, которой вы послали такое трудное испытание. Однажды я вернусь сюда вместе с ней, чтобы помолиться о ее выздоровлении».

Тошан терпеливо ждал. Даже будучи крещеным и считая себя католиком, он часто общался с духами леса и рек или с душами своих предков-монтанье, которые, по его убеждению, воплощались в телах оленей карибу, волков или воронов.

Где-то на берегу озера залаяла собака. Тошан встрепенулся:

– Кажется, это лает Дюк. Нужно пойти посмотреть, что случилось.

Эрмин последовала за ним. Минуту назад серьезная, поглощенная мыслями о высоком, она обретала прежнюю веселость по мере того, как они удалялись от грота и часовен. Девушка посмотрела на темно-синее, почти черное небо, в котором поблескивали первые звезды, и вдохнула ледяной вечерний воздух.

– Тошан, я твоя жена! – вскричала она, бросаясь ему на шею. – Посмотри, какая красота! Вершины сосен, месяц на небе, весь этот белый простор!

– Моя женушка! Такая красивая и такая ласковая! – шепнул он, целуя ее в шею.

Они целовались перед гостиницей, ярко освещенные окна которой были украшены серебристыми гирляндами.

– Я умираю от голода, – призналась девушка. – Сходи навестить собак, а потом мы здесь поужинаем. Я тебя приглашаю, у меня есть деньги.

– Мин, дорогая, нам лучше будет в лесу, – сказал он. – Нам не нужны деньги, чтобы быть счастливыми и отпраздновать нашу свадьбу. Я знаю, что ты, в отличие от меня, привыкла к комфорту, теплому дому и мягкой постели. Мне же это место не нравится. Здесь слишком много людей и слишком шумно.

– Хорошо, поступай как знаешь, – прошептала Эрмин, отказываясь от идеи провести вечер за накрытым столом, а ночь – в теплой и темной комнате, где можно было бы, искупавшись в теплой воде, скользнуть под одеяло, которое бы пощадило ее стыдливость.

Но Тошан назвал ее «Мин, дорогая», и она не нашла в себе сил противоречить. Тошан оделил собак сушеной рыбой, потом проверил упряжь.

– Укутайся потеплее, – посоветовал он. – Сейчас всего шесть часов, и позже станет еще холоднее. Но завтра мы снова немного согреемся на солнце.

Девушка заняла свое место в санях, прислонившись к обтянутой кожей спинке, надела шерстяную шапку и варежки, потом натянула одеяло до самого подбородка.

– Куда ты повезешь меня, о супруг мой? – смеясь, спросила она.

– Увидишь, любопытная лисичка! – отозвался Тошан, направляя собак к озеру.

Юноша выбрал дорогу, огибавшую берег. Скоро он повернул в сторону и углубился в кленовую рощу. Эрмин прислушивалась к поскрипыванию снега под полозьями и ритмичному дыханию трех собак. Тошан сказал, когда кормил их, что это собаки породы маламут[20]20
  Эскимосские собаки, порода была выведена на Аляске.


[Закрыть].

«Как пройдет моя брачная ночь? – думала девушка. – Я боюсь, ведь не знаю, как мне себя вести. Неужели мне придется полностью раздеться? Но если мы будем спать на улице, нам будет очень холодно…»

Страхи теснились у нее в голове, и она очень жалела, что не может прижаться к Тошану. Рядом с ним все было просто: стоило ему прикоснуться, как в ее теле просыпалось желание, не оставлявшее времени для размышлений.

– А мы можем остановиться и перекусить? – предложила девушка. – Я правда очень хочу есть.

– Потерпи еще немного, – ответил он. – Мне нужно найти место получше.

– Какое место? – спросила она. – Тошан, мы в лесу! На много миль вокруг нет ни хижины, ни поселка!

– Сейчас мы едем по охотничьей тропе. Недавно здесь прошли собачьи упряжки, я вижу следы полозьев. Лучше уехать подальше от нахоженных троп. И я плохо знаю эти места.

Девушка подавила вздох. Она закрыла глаза, положила голову на сумку и натянула на нос одеяло. Скоро Эрмин уснула.

Прошло много часов, прежде чем прикосновение веточки к щеке заставило девушку проснуться.

– Мин, дорогая, моя певчая птичка, вставай!

Она приподнялась на локте и увидела лицо Тошана в нескольких сантиметрах от своего лица. Голова его и плечи были очерчены ослепляющим золотистым светом.

– Где мы? – пробормотала она. – Ты развел костер?

Сев в санях, она залюбовалась пылавшим неподалеку костром. Собаки, с которых Тошан снял упряжь, лежали на снегу. Вокруг саней огромные рыжие стволы деревьев уходили в темноту.

– Я устроил нам лагерь среди лиственниц, – сказал Тошан так, словно это имело огромное значение. – Эти деревья очень стары и полны мудрости. В нескольких шагах под панцирем льда журчит источник. Я пробил во льду дыру и сейчас наберу воды.

Эрмин встала. Торжественный тон мужа поразил ее. Она прошлась вокруг костра, чтобы размять ноги. Ведомая ощущением полноты жизни, незнакомым ей ранее, девушка нежно прикоснулась к коре лиственницы.

– Ты прав, – сказала она вдруг. – Здесь нам будет лучше, чем в гостинице. Здесь все так безмятежно…

– Белая сова показала мне сюда дорогу, – отозвался Тошан, который как раз склонился над санями.

Рядом с костром юноша поставил свои вещи – ящик и узел – и сумки Эрмин. Она увидела, что он разворачивает и встряхивает тяжелый кусок ткани, оказавшийся разноцветным одеялом.

– Я стелю нам постель, – добавил он. – Ты все еще голодна?

– О да! Я приготовлю ужин.

Девушка встала на колени на медвежью шкуру, которую расстелила поверх обледеневшего снега. Радуясь как ребенок, она стала выкладывать собранную заботливой Мирей провизию. Экономка догадалась положить две столовые салфетки в черно-белую клетку, льняное полотенце, вилки и ложки.

«Как далеко отсюда до дома! – сказала себе Эрмин. – Мне кажется, что я уехала много дней назад, а ведь на самом деле еще утром я пила кофе в гостиной, в Валь-Жальбере. Если бы мама меня видела! Мне до сих пор не верится, что так же они жили с отцом, лица которого я никогда не увижу. Я не слишком огорчилась, узнав о его смерти, но это неудивительно. Я его не знала…»

Тошан подошел, присел на корточки рядом с ней и принялся открывать бутылку хвойного пива, стоявшую меж двух баночек с консервами.

– Нужно поджарить колбаски, – сказала ему Эрмин. – Но я не знаю как.

– Нанижи их на ветку и подержи над углями, они быстро поджарятся. Но смотри не обожгись. Я не хочу, чтобы ты испытала эту боль. Огонь – странная штука: он столь же благотворен, сколь и опасен.

Эрмин нерешительно улыбнулась, очарованная красотой юноши. Длинные черные волосы, которые он не стал связывать, смягчали надменные черты лица. Она невольно залюбовалась красотой его темных сияющих глаз, его пухлыми губами. По сравнению с ним она чувствовала себя невзрачной.

Что до Тошана, который тоже то и дело посматривал на нее, он находил ее красивой как никогда. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее с поцелуями – такую румяную, белокожую, с маленьким носиком и красными улыбающимися губками… Особенно ему нравились ее небесно-голубые глаза, окруженные темно-коричневыми с золотистым отливом ресницами.

– Я уверен – твое тело похоже на ракушку, нежную, перламутровую! – прошептал он. – Я давно мечтаю о нем, и сегодня ночью я смогу ласкать и целовать его…

Эрмин не была готова услышать столь недвусмысленные речи. Она отвернулась, едва дыша. Чтобы скрыть свое замешательство, она принялась открывать баночку с паштетом из зайчатины, который приготовила Мирей далеко-далеко от окруженной лиственницами поляны, в краю, где живут благопристойные люди, у которых не принято демонстрировать свои чувства при свете дня и тем более при посторонних, которые зачинают детей в полной темноте, на кроватях и под простынями, которые стираются раз в месяц…

– Что не так? – спросил он. – Ты не улыбаешься?

– Меня воспитали монахини, – извиняющимся тоном ответила девушка. – Ты пугаешь меня, когда говоришь такие вещи. Конечно, я не боюсь, но меня это смущает.

Тошан не стал над ней смеяться, не стал комментировать ее слова. Он молча ел нарезанный ломтями хлеб с паштетом и колбасками. Эрмин расслабилась, потому что он так ласково ей улыбался… Она постаралась забыть о «нежной перламутровой ракушке». Они выпили пива из одного стакана.

Как только огонь переставал танцевать над угольками, юноша подбрасывал в умирающее пламя полено, и оно тотчас оживало.

– На десерт у нас плитка шоколада и печенье, – объявила Эрмин. – Как нам хорошо, Тошан! Мне уже не холодно, я сыта, и от пива кружится голова.

– Я не хочу десерта, – сказал он изменившимся голосом. – Я хочу тебя, потому что очень сильно и давно тебя люблю. Я так долго мечтал об этой минуте и не могу больше ждать!

Эрмин быстро собрала остатки ужина и легла на медвежью шкуру, раскинув руки в стороны. Сердце ее колотилось, как сумасшедшее, грудь поднималась в ритме прерывистого дыхания. Она боялась того, что должно было случиться, и в то же время умирала от любопытства.

Тошан сперва снял с нее сапожки, потом черные хлопчатобумажные чулки, провел ладонями по точеным ножкам, нежная кожа которых мерцала в отсветах пламени.

Она закрыла глаза. Ею овладела сладостная истома, с уст сорвался счастливый вздох.

– Ничего не бойся, – сказал он успокаивающим тоном.

– Я тебе доверяю, – отозвалась она.

Кончиками пальцев он пробежался по внутренней поверхности бедер, погладил ее живот.

– Придет день, и ты, Мин, будешь носить моего ребенка, – с сияющей улыбкой сказал он.

Девушка кивнула, не открывая глаз. По той легкости, с какой Тошан справился с застежкой на юбке, она поняла, что он не раз имел дело с женской одеждой. Он снял с нее юбку, но, чтобы не испугать ее, не стал трогать розовые атласные трусики.

«Я так боялась предстать перед ним обнаженной, а это не так уж страшно! Но мне хотелось бы, чтобы он меня поцеловал…»

Тошан занялся белым свитером. Она помогла ему снять его, слегка приподнявшись.

– Жаворонок, я ощиплю твои перышки, – пропел он, опуская бретельки батистовой нижней сорочки.

Он наклонился и поцеловал кончик одной грудки, потом накрыл обе своими ладонями.

– Они теплые и полны сока! – прошептал он. – Ты очень красивая, моя дорогая Мин! Обнаженная ты еще красивее, чем в моих мечтах!

– Иди ко мне, – прошептала девушка. – Поцелуй меня, прошу тебя! Целуй и ничего больше не говори!

Но он встал и принялся стягивать с себя одежду. Эрмин осмелилась посмотреть на него украдкой и тут же закрыла лицо руками.

– Посмотри на меня! – воскликнул он. – Прошу тебя, смотри! Жене нечего стыдиться своего мужа. Мы одни в лесу, на поляне, окруженной лиственницами! Я люблю тебя, и ты меня любишь. Смотри на меня!

Она заставила себя подчиниться, хоть и не без страха. Великолепное тело медного оттенка явилось ее взору, мускулистое, с квадратными плечами, узкими бедрами и красиво очерченными прямыми ногами.

Девушка сразу же поняла, что пытался ей сказать Тошан. Если она сможет отринуть предрассудки и запреты, эти оплоты своей стыдливости, брачная ночь станет незабываемым событием в ее жизни, потому что ей не будет ни страшно, ни больно. Она станет женщиной до последней клеточки своего существа, растворится в безбрежном удовольствии всепоглощающей любви, в которой будут участвовать на равных ее тело, сердце и душа.

– Я смотрю на тебя! – проговорила она наконец. – Вижу тебя всего!

Тошан улыбнулся, он был доволен. Он лег с ней рядом и поцеловал в губы. Эрмин испытала невыразимое облегчение. Соединивший их страстный поцелуй моментально пробудил ее чувства. Она осмелилась прикоснуться к нему – сначала к плечам, потом к животу… Их нагота вдруг показалась ей естественной, простой, как вечность, как нагота Адама и Евы в райском саду. Они позабыли об окружавшем их снеге, о холоде, от прикосновения которого временами вздрагивали их тела.

– Я люблю тебя! Я так тебя люблю! – выдохнула она, когда он оставил ее губы, чтобы поцеловать набухший от желания сосок.

В глубине ее существа рождались такие восхитительные волны радости, что Эрмин не смогла сдержать крик удивления. Он заметил, как напряглось ее тело, и ни на мгновение не отрывался от нее, подводя к экстазу. Руки его и обжигающе горячие губы неутомимо ласкали каждый сантиметр обожаемого тела.

– Мин, Мин, – повторял он, глядя на нее. – Ты моя любимая женушка, самая красивая, самая нежная. Огонь освещает твое тело, самую красивую ракушку в мире!

– Тошан, будь со мной, – позвала она. – Иди ко мне!

Он лег на нее, теплый и тяжелый. Его член коснулся золотисто-коричневого треугольника внизу ее живота. С тысячей предосторожностей он вошел в нее. Она коротко вскрикнула от боли.

Где-то далеко выли волки. Белая сова села на ветку самой старой лиственницы и стала смотреть на огонь.