Текст книги "Сиротка. Книга 2"

У Элизабет закружилась голова. Бледная, она без сил опустилась на стул.

– Лора Шарден будет жить в Валь-Жальбере! – воскликнула она. – Но это не так уж плохо. Ведь тогда моя Мимин останется со мной. Жо, мне плохо! Пожалуйста, отведи меня в ванную!

Рабочий помог супруге встать. Поддерживая ее за талию, он заглянул в побелевшее лицо Элизабет.

– Ты переволновалась, и напрасно, – сказал он. – Эрмин остается с нами, не надо так убиваться.

Молодая женщина закрылась в ванной. Жозеф услышал, как ее рвет, потом из-за двери донеслись рыдания. Пораженный внезапной догадкой, он выругался и забарабанил кулаком в дверь.

– Бетти! Уж не надумала ли ты родить мне еще одного мальчишку? Отвечай!

Она вышла, вся в слезах. Голубые тени размазались по лицу.

– Да, я беременна, Жо, – всхлипывая, подтвердила Элизабет. – Я не хотела верить, мне так тяжело дался Эдмон! Но не волнуйся, я сберегла все его вещи. На малыша не придется много тратить.

Жозеф обнял супругу. Он всегда с радостью и гордостью воспринимал известие о предстоящем отцовстве. Потершись щекой о волосы жены, он сказал тихо:

– Знаешь, Бетти, раньше, когда фабрика работала на полную мощность, я был доволен, что ты рожаешь мне маленьких крепких мальчишек. Но с тех пор многое переменилось. Я уже сейчас беспокоюсь о будущем Армана и Эдмона. Им придется искать работу на берегу озера – на гидроэлектростанции или на бумажной фабрике. Хорошо бы, если бы на этот раз родилась девочка! Чтобы было кому ухаживать за нами, стариками…

Эти невеселые размышления окончательно расстроили Элизабет. Прижавшись к мужу, она прошептала:

– Если у Лоры Шарден и правда огромное состояние, лучше быть с ней в хороших отношениях, Жо. Мы воспитали ее ребенка, и она перед нами в долгу.

Рабочий вспомнил о толстой стопке долларов, которую дала ему Лора и о которой он ни слова не сказал жене.

– Ты права, Бетти. Все устроится как нельзя лучше. Но ты не бойся: если не станем тратить лишнего, нужда нам в ближайшее время не грозит.

– Жо, какое счастье, что ты у меня есть! – воскликнула Элизабет.

Эрмин стояла, опершись локтями о деревянную загородку стойла, в котором стоял Шинук. Недалеко от нее Симон наблюдал за возней младших братьев на просторной, поросшей травой поляне.

– Резвятся, как щенки, – сказал он наконец. – Арману скоро двенадцать. Пора бы ему вырасти из пряток и догонялок!

– Ты говоришь совсем как твой отец, – упрекнула его Эрмин.

Юноша скрутил себе папиросу. Вылитый Жозеф в молодости – такой же высокий, темноволосый, с резкими чертами лица.

– Ну, рассказывай, счастлива ты, что нашла свою настоящую мать?

– Конечно! Я потеряла сознание, когда поняла, что это действительно она. Симон, я так ее люблю! И мне кажется, что я сто лет ее знаю. Мы очень похожи…

– А еще она очень богата. Отец вчера, вернувшись домой, рвал и метал! О твоей матери он говорил ужасные вещи.

– В этом я не сомневаюсь, – вздохнула Эрмин. – Но ему должно быть стыдно. Он врал мне целое лето. Я не могу забыть, что из-за него потеряла целых два месяца! Если бы я только знала, что дама в черном – моя мать! Мы могли бы столько времени провести вместе! Симон, она такая милая, такая ласковая! И очень элегантная, даже красивая. Кстати, у меня кое-что есть для тебя.

Эрмин вынула из кармана юбки маленькую белую визитку.

– Я рассказала ей, что ты хочешь уехать из поселка. Тебе нужно найти этого господина. На обороте карточки мама написала рекомендацию, и ты получишь работу на корабле. Она хочет помочь тебе. Чтобы с тобой ничего не случилось…

Симон повертел в пальцах свой пропуск к свободе, к той новой жизни в сердце шумного города, которая представлялась ему грандиозной и сулящей новые знакомства – полной противоположностью той жизни, которую он вел в Валь-Жальбере.

– Поблагодари ее от меня, Мимин, – сказал он с грустной улыбкой.

– Симон, тебе не обязательно уезжать завтра или даже в этом году. Подожди еще немного. Теперь у тебя есть повод уехать не таясь. Жозеф не сможет тебя остановить, если ты докажешь, что у тебя есть работа в Монреале. Я хочу познакомить тебя с мамой. Она будет жить в бывшем доме фабричного мастера, на улице Сен-Анн.

Юноша был ошеломлен услышанным. Эрмин, светясь от радости, пояснила:

– Она так решила сегодня утром, в отеле.

– Если так, у нее и правда денег куры не клюют! Этот богатый промышленник, который умер, и был твоим отцом? – спросил он.

– Значит, Жозеф рассказал вам о нем? – пробормотала девушка. – Нет, это не мой отец. Фрэнк Шарлебуа был вторым мужем матери. Она вышла за него после того, как потеряла память. Никто не знает, что стало с моим настоящим отцом. Его звали Жослин Шарден.

Эрмин было неприятно вспоминать трагические моменты прошлого своей матери, и все-таки она в общих чертах пересказала Симону ее историю. Молодые люди не заметили, что Арман с Эдмоном ползком подобрались к ним, стараясь не шуметь, благо в высокой траве их совсем не было видно.

Тем же путем они и удалились. Арман при первой же возможности вскочил и бегом припустил к дому.

Симон слушал и не верил своим ушам. Посмотрев на взволнованное и милое лицо Эрмин, он неожиданно заявил:

– Что ж, мы можем обручиться, а потом поженимся. Когда я говорил, что ты мне не нравишься, я хотел позлить отца.

– Что на тебя нашло? – возмутилась девушка. – Я вдруг понравилась тебе, потому что у меня появилась богатая мать?

– Нет, Мимин, – отрезал Симон. – Если ты выйдешь за меня замуж, мой отец перестанет быть твоим опекуном. Ты станешь известной певицей, и я буду ездить с тобой по всему Квебеку, а может, даже в Нью-Йорк. Тебе не придется за меня краснеть!

И юноша прошелся перед ней манерной походкой, на лице его застыла надменная гримаса. Эрмин предпочла рассмеяться.

– Я тебя очень люблю, – сказала она, – но не настолько, чтобы выйти за тебя замуж. И все-таки я прошу тебя, останься еще на полгода! Или на год…

– Если я останусь, станешь моей возлюбленной? Будем целоваться украдкой и держаться за руки! Ты очень красивая, Мимин.

Юноша сделал шаг вперед и обнял девушку за талию. Вытянув губы для поцелуя, он привлек ее к себе.

– Нет! Перестань! – вскричала Эрмин, вырываясь. – Симон! За такое даже ты получишь оплеуху!

Парень разжал объятия, разочарованный тем, что не получил желанного поцелуя. Пнув ногой перегородку, он сердито посмотрел на девушку.

– В Валь-Жальбере не осталось ни одной девчонки моего возраста! – заявил он извиняющимся тоном.

– Но это не повод бросаться на меня, – возразила Эрмин. – Мог бы поухаживать за мадемуазель Алис. Она считает, что ты очень красив.

Она не могла на него сердиться. Симон был другом ее детства. Они дрались из-за погремушки, каждую осень вместе воровали яблоки из сада старого Потвена, да бог знает что еще делали вместе…

– Мадемуазель Алис! – проворчал Симон. – Она на год меня старше, и все знают, что она собирается постричься в монашки!

– Ты для меня брат, – добавила Эрмин. – И у меня уже есть возлюбленный. Пообещай, что никому не расскажешь. Будущим летом он придет и попросит у Жозефа моей руки. Твой отец ему откажет, но тогда моя мать скажет свое слово.

– А кто он? Онезим Лапуант?

– Не будь дурачком! Онезим гуляет при луне с Иветтой, дочкой тележника.

– Ну да, правда. Месье кюре уже читал им мораль: Лапуант половину зарплаты отдает Иветте. За прогулки под луной она берет звонкой монетой!

Эрмин покраснела. Симон же решил просто так не сдаваться.

– Так кто же он?

– Он здесь чужой. Я его люблю, и он меня любит.

Элизабет позвала их в дом. У девушки стало легче на душе – ей не придется ничего рассказывать Симону. Но юноша удержал ее за руку:

– Я решил не ехать завтра, Мимин. Я передумал. Мама ждет малыша, он должен родиться весной. Будет лучше, если я останусь дома и буду ей помогать. Я боюсь за нее: роды проходят так тяжело… Я бы до конца жизни упрекал себя, если бы сейчас уехал, а потом, в марте, получил телеграмму с плохими новостями…

– Бетти ждет малыша? – удивилась Эрмин. – Ты уверен?

– Она сама сказала мне об этом сегодня утром, когда отец с мэром уехали в Роберваль. Сам не знаю, с чего бы вдруг. Обычно она скрывает до последнего и никогда раньше со мной об этом не говорила.

Девушка, которая до этого момента имела твердое намерение какое-то время избегать разговоров с Элизабет, была обезоружена новостью. Вспомнив совет Лоры, она решила простить Бетти.

– Идем в дом, Симон. Пора обедать. Я рада, что ты останешься с нами.

Никогда прежде они не ощущали такой близости.

* * *

У собравшихся в кухне членов семьи Маруа лица были угрюмые. Жозеф сидел во главе стола. Перед ним стоял стакан джина. Элизабет накрывала на стол. Эдмон плакал на полу. Арман, щеки которого пылали, испуганно переводил взгляд с Эрмин на Симона.

– Здравствуй, Бетти, – сказала Эрмин.

– Здравствуй, Мимин.

Молодая женщина ласково поцеловала свою воспитанницу и убежала к печке.

– Вы почему все такие мрачные? У нас вроде бы никто не умер!

– Хорошенькие вещи я узнаю! – воскликнул Жозеф. – Ну, Эрмин, расскажи-ка нам, кто же на самом деле твой отец? Арман подслушал ваш разговор там, в сарае. За это он получил три оплеухи, потому что я не выношу доносчиков. Но то, что он рассказал, показалось мне интересным. Раз Лора хочет поселиться в нашем поселке, где даже сейчас следят за чистотой нравов, я хочу во всем разобраться. Я думал, твоя мать носит траур по некоему господину Шарлебуа, богатому монреальскому промышленнику, который был твоим отцом. Ан нет! Твоего отца зовут Жослин Шарден, и он пропал без вести! Значит, Шарден – не девичья фамилия твоей матери. У этой мадам было двое мужей одновременно! Я не знаю закона, который разрешал бы такое!

– Оставь ее, Жо, – взмолилась Элизабет. – Какая теперь разница? Лора – вдова, и тебе не удастся ничего доказать.

Симон уничтожающим взглядом посмотрел на среднего брата. Эрмин не сводила глаз с Жозефа. Она чувствовала в себе достаточно сил, чтобы защитить свою мать.

– У мамы была амнезия, когда она вышла замуж за Фрэнка Шарлебуа. Но на прошлое Рождество к ней вернулась память. Она вспомнила о нас с отцом и хотела поскорее развестись. Она не сделала ничего плохого!

– Может, и так, – проворчал хозяин дома. – Но месье кюре может не разрешить поселиться в поселке даме, чье поведение нельзя назвать безупречным. Слишком уж ей повезло! Если бы этот промышленник не умер до развода, она бы осталась на бобах! А кто знает, почему он вдруг умер?

– Жо, прошу, не надо! Оставь Мимин в покое! – попросила Элизабет мужа.

– Вы подозреваете, что мама его убила? – воскликнула девушка. – Вам должно быть стыдно за такие слова! Что она вам сделала?

Жозеф стукнул кулаком по столу, потом снова и снова. При каждом звуке Элизабет, Арман и Эдмон вздрагивали. Эрмин не моргнула и глазом – напряженная, бледная от ярости. Симон подошел поближе, готовый в случае надобности встать на ее защиту.

– Мне не по нраву дамочки, которые купаются в деньгах, хотя ни дня не работали! – крикнул рабочий. – И дамочки, которые работают, мне тоже не по вкусу! Но ты – другое дело. Петь – это не то, что пахать на заводе или еще где-нибудь. Твоя мать еще заварит здесь кашу, помянешь мое слово!

И он грохнул по столу еще громче. Стакан с джином опрокинулся.

– Мне не нравятся красивые дамочки, которые посреди зимы, на морозе бросают своих детей! Как думаешь, Бетти смогла бы так поступить с кем-то из своих сыновей? И отец твой ничем не лучше матери, это уж точно!

– Мама думала, что умирает, – срывающимся голосом пояснила Эрмин. – Я ее простила. А вас это вообще не касается. И не смейте ничего говорить о моем отце, вы его не знаете. Я думаю, он человек более порядочный, чем…

– Чем кто? – с беспокойством оборвал ее Жозеф.

– Чем вы! Вы брали у мамы деньги, обещая, что в сентябре разрешите ей со мной поговорить!

– Это правда, Жо? – спросила Элизабет.

– А если и правда, то что? Должна же она возместить мне то, что я потратил на ее дочь?

– Ты мне противен, папа! – сказал Симон.

Жозеф схватил бутылку джина и изо всех сил запустил ею в голову старшего сына. Тот едва успел увернуться. Эдмон заплакал от страха. Эрмин бросилась к ребенку и прижала его к себе.

Пол вздрогнул от глухого удара – Элизабет без сознания лежала у печки. Падая, она ударилась лбом об угол буфета, и теперь по ее светлым волосам стекала струйка крови.

– Мама! – в ужасе закричал Арман.

Симон упал на колени рядом с матерью. Подошел Жозеф. Его нижняя губа некрасиво отвисла.

– Господи, какой же я дурак, что затеял этот разговор! Знал же, что она в положении! Бетти, дорогая!

Он взял жену на руки и понес наверх, в спальню. Эрмин успокоилась, услышав через пару минут, что они разговаривают. Послышался шум переставляемого таза, потом – льющейся воды. Элизабет плакала, Жозеф шепотом ее успокаивал.

– Давайте пообедаем, – предложила девушка, водружая на стол сковороду с картофельным рагу.

– Браво, Арман! – сердито буркнул Симон. – Стукач несчастный! Хватит хлюпать носом! Садись и ешь!

После этого инцидента в доме воцарилась тишина. Ближе к вечеру Жозеф отослал Симона на фабрику проверить работу динамо-машины. Рабочий старался держаться подальше от Эрмин, которая вымыла посуду и принялась за глажку.

Когда стрелки часов показали пять, девушка поставила на поднос заварочный чайник, тарелку с печеньем и отнесла все это Элизабет.

– Тебе лучше, Бетти?

– Да, Мимин, дорогая! Но я хочу полежать еще немного. Ты нашла мою записку в чемоданчике?

– Конечно. На тебя я не сержусь.

– Слава богу! Я так рада! Обещаю, я буду очень любезна с Лорой, когда она переедет в Валь-Жальбер.

Эрмин взяла молодую женщину за руку. Тихонько, не зная, отчего ей это вдруг пришло в голову, она стала напевать припев песни «Белые розы». Потом сказала ласково:

– Знаешь, Бетти, я тебя тоже люблю, как дочь любит свою мать. Я еще долго буду с тобой.

– Я жду ребенка, Мимин. А ведь мне уже тридцать четыре! Господи, как я боюсь! Я так страдала, когда рожала Эдмона!

– Все будет хорошо, вот увидишь!

Девушка легонько поцеловала Элизабет в лоб и вышла. Она бесшумно спустилась по лестнице и вошла в свою комнату. На прикроватном столике стоял букет сиреневых астр – она очень любила эти цветы. Наверняка кто-то из мальчиков принес их, желая ее порадовать. Девушка взяла в руки рамку с фотографией сестры Марии Магдалины.

– Мой ангел-хранитель, моя дорогая первая мамочка, прошу тебя, охрани Бетти ото всех бед! – взмолилась она, вглядываясь в безмятежное лицо молодой монахини. – В жизни все так непросто… Я схожу с ума от радости, что нашла свою настоящую мать, но не хочу терять мою Бетти. Защити меня, прошу! Сделай так, чтобы Тошан вернулся и чтобы мой отец был жив…

Эрмин поцеловала фотографию. Стекло показалось ей холодным. Она закрыла глаза, полные слез. Ей вдруг вспомнился их с Тошаном страстный поцелуй. Бережно хранимое воспоминание об этом моменте экстаза всколыхнуло в душе бурю эмоций.

«Я буду любить его, и только его, всю жизнь!» – сказала она себе.

Эта уверенность придала девушке сил. Опершись локтями о подоконник, Эрмин долго смотрела на облака, которые сумерки окрасили в розово-оранжевые тона. Ее задумчивый взгляд скользнул по темному фасаду монастырской школы, молчаливой колокольне, опустевшим домам напротив, на другой стороне улицы Сен-Жорж.

«Мой дорогой поселок! – думала она. – Как я здесь счастлива! Этой зимой, на Рождество, я буду петь в церкви для всех, кого люблю. И мама будет здесь, рядом со мной. Наконец-то!»

Глава 12
В ожидании Лоры

Валь-Жальбер, 12 сентября 1930 года

Со дня своего возвращения в Валь-Жальбер Эрмин не получала никаких вестей от матери. Недельный срок, в который Лора намеревалась уладить дела, связанные с переездом, давно истек.

Все свое свободное время девушка проводила теперь возле дома на улице Сен-Анн. Так ей было легче ждать. Она представляла себе, как будут светиться окна снежными зимними вечерами и как хорош будет сад, заботливо освобожденный от сорняков, с грядками разноцветных овощей…

«Мама долго жила в городе. Она будет рада, если я помогу ей с огородом, – думала Эрмин. – Еще ей понадобятся дрова на зиму».

Поводов для волнения было немало. Девушка спрашивала себя: как женщина, которая привыкла к роскоши и комфорту городского дома и заботе трех слуг, приспособится к жизни в поселке? Но прошло еще несколько дней, и она обо всем этом забыла. Эрмин думала только о том, почему мать так долго не едет.

«Что если она передумала и не приедет?»

Девушка не решалась позвонить по номеру, который Лора написала на обороте почтовой открытки с изображением робервальского порта. Она ежедневно поджидала почтальона в надежде получить письмо. Элизабет старалась ее успокоить. Жозеф же, наоборот, не скрывал своего удовлетворения и несколько раз намекнул, что предприимчивая вдовушка наверняка пустилась на поиски нового богатого мужа, чтобы упрочить свое состояние.

«Монреаль так далеко!» – повторяла Эрмин, стараясь совладать с нарастающим страхом: она боялась, что мать снова ее бросит.

Утром двенадцатого сентября они с Шарлоттой гуляли возле монастырской школы. Завтра мадемуазель Алис планировала начать занятия. Парты были натерты воском, полы подметены, окна чисто вымыты.

– Ты грустная, Эрмин, – заметила девочка. – Не поёшь… И почему ты не взяла с собой Шинука? Разве на лугах уже нет хорошей травы? Когда я иду, трава щекочет ноги, и мне кажется, что я хожу по густому и мягкому ковру.

Девушка слушала ее и улыбалась. По мере того как у Шарлотты падало зрение, остальные чувства обострялись.

– Мне не хочется петь. А Шинука я с собой не взяла, потому что нужно было убрать в классах, – объяснила она. – Представляешь Шинука в коридоре или на втором этаже?

Шарлотта засмеялась и поцеловала руку Эрмин.

– Я очень тебя люблю, Мимин! Ты говорила, что маленький Эдмон называет тебя Мимин. Можно, я тоже буду так тебя звать?

– Конечно, если тебе так хочется.

Собачка учительницы – маленький черный комок кудрявой шерсти – звонко залаяла. Из-за школы вышел мэр.

– А, Эрмин! Я так и думал, что найду тебя здесь, – сказал он. – Ты-то мне и нужна. Я хочу передать тебе ключи от дома. Твоя мать только что купила его.

– Мама? Она здесь, в поселке? – воскликнула девушка.

Мэр протянул ей связку ключей. Вид у него был весьма довольный.

– Нет, она не приезжала. Ко мне явился клерк от нотариуса, представляющего интересы очаровательной мадам Шарлебуа. Мы оформили все необходимые документы. Если хочешь, можешь открыть окна и подмести пол. Это ведь и твой дом.

– Есть новости о маме? – спросила Эрмин.

– Я говорил с ней по телефону, – пояснил мэр. – Она сообщила, что приезжает. Возможно, она уже в пути.

Тиски, сжимавшие сердце девушки, в одно мгновение разжались. Радость и облегчение отразились у нее на лице, огромные голубые глаза заблестели.

– Спасибо, господин мэр, спасибо!

Она сжала ключи в ладони.

– Я уже начала волноваться, – сказала она тихо.

– И совершенно зря, моя дорогая. Как поживает наш добрейший Жозеф? Новость о том, что он станет отцом в четвертый раз, смягчила его?

– Дома все хорошо, – ответила девушка. Она не сочла нужным добавить, что Бетти постоянно нездоровится.

– Вот и славно! В Валь-Жальбере скоро появится новый житель. Это лишний раз доказывает, что не стоит опускать руки. А я вот решил перед началом занятий поговорить с мадемуазель Алис.

Мэр поклонился, прощаясь, и вошел в здание монастырской школы. Эрмин наклонилась и поцеловала Шарлотту в щечку.

– Идем, Лолотта! Идем скорее на улицу Сен-Анн! Как я рада! Мама купила дом! Когда она переедет, мы вместе пойдем к ней в гости!

Девочка кивнула с восхищением. Вместе они прошли всю улицу Сен-Жорж. Почтальон помахал им рукой из окна почты. Перед универсальным магазином стояли и разговаривали две женщины с корзинками в руках.

– Эрмин, иди-ка сюда, – позвала девушку одна из них, супруга фермера, обосновавшегося недалеко от мельницы Уэлле. – Говорят, в Валь-Жальбер переселяется какая-то дама из Монреаля. Ты об этом что-нибудь знаешь?

– Да, – подойдя поближе, ответила Эрмин.

– А как зовут эту даму? – спросила Дженни, англичанка по происхождению, жена лесоруба. – Господин мэр сказал, ты ее хорошо знаешь.

– Ее зовут Лора Шарден.

Эрмин готова была гордо добавить, что это ее мать, но в последний момент передумала. Тогда пришлось бы многое объяснять.

– Больше я ничего не знаю. Простите, мне нужно кое-что купить для Жозефа, – солгала она.

Девушка ускорила шаг. Шарлотту она вела за руку. Не прошли они и нескольких метров, как девочка наткнулась на водозаборную колонку, которые были установлены равномерно по всей улице, и вскрикнула от боли.

– Ты ушиблась, Лолотта?

– Нет, но ты очень быстро идешь.

Эрмин стало стыдно. Она осмотрела ногу девочки. На месте удара кожа была ссажена и напухла.

– Прости меня, пожалуйста. Я спешила и совсем забыла о тебе.

Остаток пути они прошли не торопясь. Пустые дома, к стенам которых уже подобралась растительность, с закрытыми, несмотря на тепло сентябрьского дня, окнами как будто ожидали возвращения своих хозяев, проживших здесь много лет. По крайней мере, так казалось самой Эрмин.

– Лолотта, как бы я хотела, чтобы ты увидела наш поселок! В первые дни осени здесь так красиво! Людей, конечно, мало, зато море цветов – сиреневых, фиолетовых, оранжевых, розовых, желтых. Листья кленов уже начали краснеть, значит, зима будет ранней. За лето все деревья в Валь-Жальбере еще немного подросли. Это месье Дюбюк распорядился их посадить. Местные жители называли его бумажным королем. Это было в те дни, когда фабрика работала день и ночь. Локомотив вагонами увозил в Роберваль бумажную массу.

– Я никогда не увижу этот поселок, – невесело отозвалась Шарлотта. – Лучше расскажи все это своей маме, когда она приедет.

– Не грусти, Лолотта! Прошу тебя, не надо, – попросила девушка. – Вспомни, совсем недавно я тосковала о матери, которой не помнила, а теперь счастлива. Или дело в другом?

– Ты будешь занята и не сможешь приходить ко мне. Если твоя мама поселится здесь, ты все время будешь с ней.

– Нет, Лолотта! Я не забываю своих друзей. Я хочу показать Валь-Жальбер маме и обещаю взять тебя с нами.

Наконец Эрмин и Шарлотта пришли на улицу Сен-Анн. Девушка нашла глазами дом, в котором скоро поселится Лора. Это было красивое здание, построенное специально для мастера, чтобы в случае необходимости он мог быстро прийти на расположенную неподалеку фабрику. В пустынных цехах давно уже стояла тишина, поэтому рокот водопада был хорошо слышен. В этой части поселка было пустынно, что и неудивительно – оставшиеся жители Валь-Жальбера перебрались поближе к церкви, некоторые поселились вдоль главной дороги.

– Не знаю, понравится ли маме шум падающей воды, – вздохнула Эрмин.

– Мне нравится этот звук, – сказала Шарлотта.

Эрмин попыталась открыть дверь, но ни один ключ не подошел.

– Наверное, мэр ошибся! – Девушка даже расстроилась. – Лолотта, забирайся-ка ко мне на спину. Мне нужно бежать к монастырской школе. Но мы не пойдем по улице Сен-Жорж. Через сады будет быстрее!

Сумасшедшая гонка пришлась девочке по вкусу. Смеясь, она кричала: «Быстрее, Шинук! Еще быстрее!» Эрмин подражала лошадиному ржанию, подпрыгивала и мотала головой. Стоявшие на крыльце мадемуазель Алис и мэр заметили их издалека.

– Откуда ты прибежала, Эрмин? – удивился мэр. – Дом ведь совсем рядом!

– Улица Сен-Анн – это совсем не близко, месье! – задыхаясь, ответила девушка, ссаживая на землю Шарлотту. – Ключи не подходят. Видимо, вы ошиблись и дали мне не те.

– И о чем я только думал? – сокрушенно покачал головой мэр. – Забыл тебе сказать: мадам купила другой дом. Клерк, посланный твоей матерью, осмотрел дом на улице Сен-Анн и пришел к выводу, что в той части поселка слишком пустынно. К тому же там обрезано электричество. Поэтому выбор пал на прекрасный дом господина Лапуанта[5]5
  Управляющий фабрикой Жозеф-Адольф Лапуант покинул свой пост в ноябре 1926 г. В 1919 г. компания по производству бумажной массы в Шикутими специально для него построила прекрасный дом на улице Сен-Жорж. Его руины можно увидеть и сейчас, недалеко от монастырской школы.


[Закрыть]. Он идеально подходит для такой изысканной дамы, как твоя мать.

Эрмин не верила своим ушам.

– Дом управляющего! – медленно проговорила она.

– Просто замечательно! Дом расположен в хорошем месте, – добавила мадемуазель Алис. – Твоя мама будет жить по соседству с Маруа и со мной. Ты работаешь в школе и сможешь навещать ее так часто, как тебе захочется. Что для тебя тридцать шагов, ведь ты бегаешь так же быстро, как твой Шинук!

Молодая учительница была очень хороша собой. Ее черные кудрявые волосы были коротко обрезаны, оставляя открытой изящную шею. Эта прическа придавала девушке несколько высокомерный вид. Однако характер у нее был мягкий, а сердце – доброе. Эрмин охотно сделала ее своей наперсницей. Алис с интересом выслушала ее рассказ о встрече с Лорой.

Мэр еще раз извинился и откланялся. Шарлотта выглядела обеспокоенной. Она тихонько потрепала Эрмин по руке.

– Скажи, Мимин, я правда услышала нашу фамилию – Лапуант?

– Господин мэр говорил о других Лапуантах. Эту фамилию носил бывший управляющий фабрикой.

– В наших краях, Шарлотта, многие люди носят одну фамилию, – пояснила учительница. – Такие фамилии, как Лапуант, Бушар и Маруа, очень распространены. Можно, я пойду с вами и посмотрю на новый дом мадам Лоры?

Эрмин с радостью согласилась. Они втроем прошли под сенью кленов, вязов и сосен, окружавших очень красивый дом, чем-то похожий на монастырскую школу. На веранде мог запросто поместиться стол и несколько стульев, деревянные стены сохранили приятный золотистый оттенок.

– Сколько же сюда нужно мебели, – протянула девушка, впечатленная размерами будущего жилища своей матери. – И сколько штор! В доме не меньше дюжины окон!

На этот раз подошел первый же ключ из связки. Внутри дома было очень просторно. Пустые комнаты казались огромными.

– Для одного человека места слишком много, – высказала свое мнение мадемуазель Алис. – Думаю, твоей матери здесь понравится. Хотя было бы лучше, если бы она посмотрела на дом, прежде чем его покупать.

– Думаю, ей просто хотелось иметь дом в Валь-Жальбере, – сказала девушка. – Не важно какой. Знаете, Алис, для моей матери важнее всего быть рядом со мной.

Рядом с Эрмин, держась за ее руку, стояла Шарлотта. Девушка слишком разволновалась и потому забыла, что малышка не видит и ей нужно все подробно описывать.

– Пол скрипит, – заметила Шарлотта. – И немного скользит. А еще здесь странно пахнет, совсем как в классе.

– Ты права, – откликнулась учительница. – В доме прекрасный паркет, и его часто натирают воском.

Эрмин оставила девочку под присмотром мадемуазель Алис и поднялась на второй этаж. Там она увидела еще шесть комнат с безупречно окрашенными стенами.

«Этот дом содержался в образцовом порядке, – подумала она. – Наверное, кто-то приходил сюда убирать».

По ее подсчетам выходило, что управляющий уехал из поселка в конце 1926 года, то есть три с половиной года назад.

«Как он, наверное, сожалел об отъезде!» – сказала она себе, легкими шагами спускаясь по лестнице.

Алис успела открыть в гостиной окна. В саду ветви хрупкого куста с розовато-белыми розами танцевали на ветру. Шарлотта уловила легкий сладковатый аромат цветов.

– Мимин, я бы хотела подарить маме розы, – сказала девочка. – Можно мне сорвать несколько штук?

– Конечно, Лолотта! Я нарву тебе целый букет.

Ни ножа, ни ножниц у Эрмин с собой, конечно, не оказалось, поэтому пришлось управляться с помощью собственных ногтей. Внезапно она задумалась и тут же уколола палец. Мать Шарлотты слабела день ото дня. Она давно не вставала с кровати. Эрмин вспомнились слова песни «Белые розы». Она вздрогнула.

«Господи, защити эту несчастную женщину!» – взмолилась она про себя.

Через час Эрмин отвела девочку домой. На пороге сидел Онезим Лапуант и курил трубку.

– Как себя чувствует ваша мать? – спросила девушка.

– Как обычно, – ответил парень, вздыхая.

Эрмин зашла поздороваться с мадам Лапуант. Ее поразил контраст между красивым домом управляющего и мрачным, плохо убранным домом семьи Шарлотты.

Сама же девочка была счастлива подарить маме (которую звали Аглая) цветы. Сев на краешек кровати, она рассказала ей, как провела день.

– Мы с Мимин играли в лошадку, она носила меня на спине. Она бежала быстро-быстро, а я держалась за ее шею. Еще учительница сказала, что в нашей стране много семей с фамилией Лапуант.

– Не знаю, как вас благодарить, мадемуазель, – сказала больная женщина. – Если бы я могла ходить, я бы сама ухаживала за моей девочкой. Она очень вас любит, вы это знаете?

– Я тоже ее очень люблю, мадам Аглая, – сказал Эрмин. – Могу я сделать что-нибудь и для вас?

– Дочка все время повторяет, что вы поете лучше всех на свете. Мне давно хочется послушать. Говорят, в поселке развешены афиши, на которых написано «Снежный соловей целое лето поет в Château Roberval». И «соловей» – это вы, так сказала мой сын. Да, Онезим?

Онезим пробормотал что-то невразумительное. Эрмин не могла отказать. Она отступила к середине комнаты и остановилась между заставленным грязной посудой столом и буфетом.

Девушка спела «Золотые хлеба». Она начала с довольно высокой ноты, потом поднялась еще выше. Великолепные модуляции ее голоса звенели в убогом жилище, и тем, кто ее слушал, вдруг показалось, что стены дома раздвинулись и все пространство заполнило золотящееся под лучами солнца пшеничное поле. Слова «спящие долины» и «зеленый вереск» вызывали в памяти соответствующие картины природы. Растроганная до глубины души, Аглая Лапуант расплакалась.

Когда Эрмин умолкла, больная женщина сказала:

– Вы напомнили мне прекрасное время, когда я была так же молода, как вы, мадемуазель. Какой красивый у вас голос!

– Спасибо, мадам Аглая. В следующий раз я спою вам еще что-нибудь, – пообещала Эрмин. – А теперь мне пора. Я должна помочь Бетти приготовить ужин.

Чувствуя на себе ироничный взгляд Онезима, девушка торопилась покинуть дом, обшитый снаружи посеревшими досками. Когда она проходила мимо, парень проговорил тихо:

– А вот и маленький соловушка, из которого я сварю себе суп!

Эрмин сделала вид, что не услышала. Она ощутила смутное сожаление. Внутреннее чутье подсказывало девушке, что Лора и ее богатство нарушат мирное течение ее жизни.

«Лучше б мама не была такой богатой, – призналась она себе. – В Валь-Жальбере ей не будут рады. Люди отнесутся к ней настороженно, будут ее осуждать. Если бы у меня было столько денег, я бы раздала их бедным. Наверное, я бы пригласила докторов для матери Шарлотты и вылечила саму девочку…»

В доме Маруа ее встретили прохладно. Жозеф, сидя у печи, курил свою трубку.

– Говорят, твоя мать будет жить в доме управляющего? – спросил он. – Жаль! На улице Сен-Анн нет электричества, и мадам Лоре пришлось бы вечером сидеть при свечах. Но дрова ей на зиму точно понадобятся. Думаешь, она их найдет? Нет! И я ей помогать не собираюсь.