Текст книги "Сиротка. Книга 2"

Похудевшая и бледная, Элизабет следила за приготовлением заячьего рагу. Она сердито посмотрела на мужа.

– Нельзя быть таким злым, Жозеф! Мы будем соседями, а соседи помогают друг другу, особенно зимой.

– Не волнуйся, Бетти, – отозвалась Эрмин. – Была бы печка, дрова найдутся. В доме управляющего прекрасная система отопления, и я за маму не волнуюсь.

Но в ее голосе все-таки сквозило беспокойство. Эрмин боялась приезда Лоры так же сильно, как и ждала его. Ей часто снился вечер, проведенный с матерью в «Château Roberval», – вечер, наполненный драгоценными моментами спонтанной нежности и взаимопонимания. Последнее выступление девушки в отеле состоялось в прошлую субботу. Отсутствие в зале ресторана дамы в черном не лучшим образом сказалось на ее пении. Без улыбок и ласковых слов пианиста Ханса Цале девушка чувствовала бы себя совсем одинокой.

Эрмин пришлось подождать еще три дня, прежде чем она смогла увидеть мать, прикоснуться к ней, поговорить…

* * *

Сначала в поселок въехали два больших крытых брезентом грузовика. Остановились они между монастырской школой и церковью. Шофер постучал к священнику и спросил, где находится дом Лоры Шарлебуа.

Аббат Деганьон, который к этому времени получил от мэра все необходимые разъяснения, указал дом. Это случилось вскоре после полудня. Эрмин, которая сидела в классе мадемуазель Алис, выбежала на улицу.

– Месье, вас послала дама из Монреаля? – крикнула она шоферу.

– Да. Нам нужно выгрузить мебель.

– Ключи у меня, я ее дочь, – с гордостью сказала девушка. – Сейчас открою вам дверь!

Грузовики медленно двинулись к дому управляющего. Прибежал Симон, интересующийся всем новым, что могло послужить развлечением и нарушало монотонность обычной жизни. Элизабет последовала за сыном. Беременность сделала ее очень эмоциональной: она готова была любить весь мир, включая, конечно, и Лору Шарден.

«Я хотела бы, чтобы мы подружились, – говорила себе молодая женщина. – Жозеф этого не понимает, но я счастлива за Мимин. Дорогая крошка так ждала своих родителей, так молилась… Мы не должны портить ей радость».

Постепенно подтянулись другие любопытствующие: старый тележник, которому едва удавалось свести концы с концами, поскольку повозок и колясок в обиходе становилось все меньше; дочь тележника Иветта, слишком сильно накрашенная, в нескромно облегающем фигуру розовом ситцевом платье; хозяин универсального магазина, привлеченный шумом моторов, и сам аббат Деганьон, который бережно поддерживал под руку вдову Мелани Дунэ.

Эрмин была на седьмом небе от счастья – Жозеф на работе. Значит, он не придет и не станет встревать в разговор или делать неприятные замечания. Она радовалась, позабыв обо всех сомнениях. Из грузовика вышел мужчина, и, приподняв кепку, поспешил представиться. Ему было около пятидесяти, и в усах блестела седина.

– Вы, наверное, мадемуазель Эрмин, дочь хозяйки? – спросил он.

– Да! Здравствуйте!

– Я Селестен, садовник мадам. Ее factotum[6]6
  Правая рука (лат.). (Прим. пер.).


[Закрыть], как она говорит.

Селестен покачал головой. Его серые глаза пробежали по улице и остановились на ярко освещенном солнцем доме.

– Оказывается, мадам и правда решила жить в деревянной хижине, – проворчал он себе под нос. – В Робервале хоть какая-то цивилизация, но здесь…

– Прошу прощения, – переспросила Эрмин, – где вы видите хижину?

Слова приезжего немало позабавили Симона. Юноша положил руку на плечо Эрмин.

– Не сердись, – сказал он. – Этот господин называет хижиной дом, который нам кажется дворцом. Для горожанина мы живем в лесу, где полно опасностей. Кстати, не забыть бы сказать, что каждую зиму в поселок наведываются волки!

Последние слова юноша сказал шепотом и улыбнулся, увидев, что лицо Селестена застыло.

– Волки? – переспросил он. – Нужно сказать мадам, что понадобится ружье. – И добавил: – Пора выгружать мебель!

На глазах зрителей красивая мебель перекочевала из грузовиков в комнаты. При виде фортепиано послышались восторженные возгласы. Вдова Дунэ насчитала шесть ящиков с посудой и одеждой.

– Моя мама приедет сегодня? – спросила у Селестена Эрмин, когда в кузовах почти не осталось вещей.

– Мадам должна приехать поездом, – ответил он. – Завтра или послезавтра, ей еще нужно собрать чемоданы. Но Мирей будет здесь еще засветло. Мирей – это экономка и первоклассная кухарка. Она приедет с третьим грузовиком.

Хозяин универсального магазина, который стоял ближе всех и не пропустил ни слова из их разговора, поделился новостями с остальными зрителями. Послышался низкий смех Иветты. Элизабет присела на крылечко.

«Лора – дама из высшего света, – подумала она. – Она будет нас презирать, это точно. И Эрмин быстро привыкнет к беззаботной жизни, ведь ее станут опекать слуги! Господи, такого в Валь-Жальбере еще не было! Даже управляющий жил скромнее. Как странно! Как можно быть такой богатой? Я знаю, она унаследовала деньги своего мужа, богатого промышленника. Точно так же Жозеф унаследовал сахароварню своего дяди Бонифация. Мне, когда родители умрут, достанется ткацкий станок матери. Что ж, уже неплохо!»

Элизабет была так занята своими мыслями, что не сразу заметила присевшую рядышком Эрмин. Девушка решила отдохнуть и отдышаться. Она настояла на том, что сама занесет в дом стулья с мягкой обивкой и ящик с книгами.

– Я-то думала, что матери понадобится твоя помощь! Что она будет жить здесь одна! – сказала девушка, обращаясь к Элизабет. – Теперь у людей будет о чем поговорить! Посмотри, вдова разговаривает с Иветт, и обе смеются. А ведь они еще не знают, что приезжая дама – моя мать!

– Они узнают, и очень скоро, – отрезала молодая женщина. – И тогда разговоров будет куда больше. А пока они просто получают удовольствие, вся эта суета их забавляет. Но Лора и не смогла бы одна, без слуг, содержать в порядке такой огромный дом. Вспомни, супруга управляющего Лапуанта тоже привезла из Шамбора девушку, которая занималась готовкой и уборкой!

Эрмин не осмелилась поделиться своими страхами с Бетти. Сегодня она ясно ощутила, что на ее жизненном пути наметилась развилка. На одной дороге оставались Лолотта, все Маруа, Тошан. На другой – Лора со своей изысканной манерой выражаться, своими изящными туалетами, связями в Монреале и хорошо образованные артисты, такие как пианист Ханс Цале.

«Мне придется выбирать, – растерянно думала девушка. – Но мне не хочется об этом думать. Это так грустно!»

Через два часа у дверей монастырской школы просигналил третий грузовик. Все любопытствующие давно разошлись по домам. Элизабет и Симон составили Эрмин компанию. Через десять минут должны были закончиться уроки у Эдмона, и они решили вместе подождать мальчика.

Достопочтенная Мирей, едва выбравшись из кабины грузовика, растянулась на земле во весь рост. Это была маленькая, очень полная женщина, одетая в давно вышедшую из моды просторную длинную юбку. Ее седые волосы были подстрижены каре. Эрмин подбежала, чтобы помочь ей встать.

– У меня ноги затекли, вот я и споткнулась, – пояснила экономка с улыбкой. – Я не привыкла сидеть без дела несколько часов подряд! Да и годы молодости не прибавляют! Подумать только, вы, мадемуазель, – вылитая мадам Лора!

Мирей девушке сразу очень понравилась. Лицо женщины излучало доброту и веселость.

– Скажите, вы знаете, когда приедет мама? – тихо спросила Эрмин. – Дом еще не готов. Все ящики стоят неразобранные.

Мирей хотела ответить, но ее слова заглушил детский гам – тридцать учеников высыпали из школы во двор. Она с улыбкой смотрела, как они разбегаются кто куда. Эдмон спешил к Элизабет и Симону, вышедшим ему навстречу.

– Ваш поселок не такой уж и заброшенный, как говорят! – заключила добрая женщина. – Мадам Лора так и говорит – «заброшенный поселок». Но я сама очень рада, что буду жить за городом. Я родилась в Тадуссаке и выросла на свежем воздухе. Когда выяснилось, что мы уезжаем из Монреаля, я обрадовалась. А дом будет готов к приему хозяйки еще до захода солнца, слово Мирей! Что-то Селестен не показывается… Я его знаю – уже ворчит… Ваша мать должна приехать к вечернему чаепитию. Знакомый из Роберваля привезет ее на машине.

Эрмин на радостях готова была расцеловать экономку. Но она сдержалась, чтобы не показаться нескромной и несдержанной.

– Я хочу познакомить вас с Элизабет Маруа, женщиной, которая, так сказать, вырастила меня. Это наша самая близкая соседка. Я называю ее Бетти.

Мирей поздоровалась с молодой женщиной, ущипнула за щеку Эдмона, искренне улыбнулась Симону.

– Оставайся с мадам, Мимин, – сказала Элизабет. – А мы вернемся домой. Насколько я поняла, Лора скоро приедет. Но постарайся не опаздывать к ужину, не то Жозеф рассердится.

– Хорошо, Бетти, обещаю.

Девушка следом за Мирей вошла в дом, загроможденный коробками, диванами и матрацами. Она с нетерпением ожидала приезда матери, а пока решила помочь энергичной Мирей наводить порядок.

Однако стоило Эрмин предложить свою помощь, как та останавливала ее нетерпеливым жестом.

– Мадемуазель, это моя обязанность, а не ваша, – повторяла Мирей.

– Если хозяйка узнает, что вы хоть пальчиком пошевелили, нам устроят нагоняй, – подтвердил Селестен.

– Глупости! – возмутилась Эрмин через четверть часа бесплодных попыток помочь. – Я убираю весь дом у Бетти и монастырскую школу. Я не из сахара сделана! Я дою корову и чищу стойло Шинука, нашего коня. У меня никогда не было прислуги. И точно никогда не будет! И вообще, я делаю то, что хочу!

Девушка сняла крышку с огромного ящика, достала оттуда стопку тарелок и демонстративно стала расставлять их на полках дубового серванта, стоящего между окнами. Мирей смирилась, но в глубине души была не так уж недовольна.

– У вас есть характер, мадемуазель Эрмин, – сказала она, когда они с девушкой вместе стелили постель в самой чистой и солнечной комнате дома. – Мадам говорит, у вас самый красивый голос во всем Квебеке.

Сияя от счастья, девушка погладила тонкую, приятно пахнущую ткань наволочки, которую только что развернула. Она с восхищением посмотрела на бархатные шторы с подкладкой, которые как раз подвешивал к карнизу Селестен.

– Я люблю петь, но что у меня самый лучший в стране голос – это преувеличение!

В стремлении излить переполнявшие ее душу чувства, девушка без всяких вступлений запела арию, которая, по ее мнению, больше всего соответствовала моменту.

 
О Магали, любовь моя!
Уединимся, ты и я,
Под сенью крон, в лесной тиши,
Под сенью крон, в лесной тиши!
Нам покрывалом будет ночь,
А звездный свет…
 

Эта ария была написана для сильного сопрано. Начиная со слов «звездный свет» тон повышался, и голос девушки разнесся по всему дому. Мирей и Селестен замерли, словно зачарованные. Они с восторгом и благоговением смотрели на хрупкую девушку, способную совершить такое чудо.

– Это отрывок из оперы «Мирей», – сказала Эрмин, закончив петь. – Специально для вас, мадам!

– Боже милосердный, она называет меня мадам! Дорогая мадемуазель, зовите меня просто Мирей. Теперь я понимаю, почему вас называют снежным соловьем. Об этом мне рассказала мадам.

Экономка замерла, зрачки ее зеленых глаз расширились. Она увидела, что на пороге комнаты стоят Лора и Ханс Цале. На звук их аплодисментов Эрмин обернулась.

– Мама! Мама, ну наконец-то! – воскликнула девушка.

В следующее мгновение Лора уже прижимала ее к груди. Пианист с умилением смотрел на мать и дочь.

– Моя дорогая девочка, я так торопилась с переездом! Но мне пришлось уладить очень много дел.

– Здравствуйте, мадемуазель Эрмин, – поприветствовал девушку Ханс Цале. – Вы пели прекрасно! Мне показалось даже, что здесь, в дорогом вашему сердцу поселке, вы поете лучше, чем перед публикой в Робервале.

– И вы правы, месье Цале, – сказала Эрмин.

– Можете называть меня Ханс, – поспешил сказать молодой человек. – По четвергам мы будем заниматься. Ваша мать наняла меня в качестве учителя пения.

Эрмин улыбкой выразила свое согласие. У нее было одно-единственное желание – остаться с Лорой наедине, однако в данный момент это казалось невозможным.

– Мама, тебе понравился дом? – спросила она. – Мне кажется, это самый красивый дом в Валь-Жальбере.

– Мне тоже так кажется. Но мне понравился бы любой, лишь бы ты была рядом. Мирей, я пригласила месье Цале выпить с нами чаю. Когда он будет готов?

– Я сама! – объявила девушка. – До вечера еще так много нужно успеть! Мирей и Селестен и так работают, не покладая рук!

Она спустилась на первый этаж, в кухню, и стала разбирать посуду, упакованную в три ящика. В центре стола возвышалась новая переносная спиртовка.

«Мне придется привыкнуть, что мама раздает приказания своим слугам, – подумала она. – Но мне лично это не нравится. И все-таки хорошо, что ей не придется жить совсем одной в таком громадном доме, ведь я по-прежнему буду жить у Маруа…»

Чаепитие было очень приятным. Лора приказала вынести на террасу столик на одной ножке и несколько стульев. Ханс без устали восхищался окружающими местами.

– Клены скоро наденут свой красный наряд, который придает нашим лесам такое очарование! – восклицал он, размахивая имбирным печением. – Поселок не производит впечатления заброшенного, по крайней мере, не настолько, как я опасался.

– Пока колокол на монастырской школе звонит в восемь утра и в четыре пополудни, Валь-Жальбер не умрет, – сказала Эрмин.

Сквозь листву просачивался оранжевый солнечный свет. Лора сняла черную соломенную шляпку, которая отбрасывала тень на ее лицо. Откинув голову назад, она провела ладонью по волнистым, бледно-золотистого цвета волосам.

– Мама, что ты сделала? – воскликнула удивленная Эрмин. – Ты стала блондинкой? Но как это возможно?

– Дорогая, как ты знаешь, женщины красят волосы по своему желанию. Мне надоела седина. Тебе нравится моя новая прическа?

– Она делает тебя моложе, это правда, – сказала Эрмин. – Мне нужно время, чтобы привыкнуть. Но ты была очень красивой и с седеющими волосами. А какого цвета у тебя были волосы в моем возрасте?

– Такие же, как у тебя, – светло-каштановые. Мне давно хотелось что-то изменить во внешности. Мой парикмахер сказал, что я теперь похожа на Мэри Пикфорд[7]7
  Мэри Пикфорд (1892–1979, настоящее имя – Гледис Луиза Смит) – актриса и продюсер канадского происхождения. Одна из первых звезд немого кино. Публика называла ее «маленькой невестой Америки».


[Закрыть], американскую актрису. Я сочла это комплиментом. Мы с Фрэнком видели фильм с ее участием, «Бедная богатая маленькая девочка», снятый режиссером Морисом Турнером. Увы, в Валь-Жальбере нет ни кинотеатра, ни парикмахерской!

– Раньше в поселке работал мужской парикмахер, – сказала девушка.

Ханс Цале по очереди смотрел на мать и дочь. Музыкант был польщен тем, что он единственный мужчина, которого пригласили составить компанию двум столь очаровательным дамам.

– Этот дом на краю леса, по-моему, идеальное гнездышко для соловья, – пошутил он.

Его сердце начинало биться чаще, стоило ему взглянуть на юную певицу. Лора, понаблюдав за ним немного, пришла к правильному выводу. Теперь она одобрительно улыбалась.

– Соловей, который не решается расправить свои крылья, – добавила она. – Моя дорогая девочка, у тебя лирическое сопрано, и ты легко научишься владеть голосом и освоишь сольфеджио, не так ли? Тебе это нужно. Я не эксперт в области вокала, но мне это показалось очевидным, когда я впервые услышала тебя в «Château Roberval». Для человека с музыкальным слухом это несомненно. Зато через год или два ты сможешь выступить в Капитолии, в Квебеке. Месье Цале со мной согласен.

– Может быть, – тихо отозвалась девушка.

– Конечно, сможете! – подтвердил пианист.

Они поговорили еще немного о прекрасной погоде, обсудили расписание занятий. Поиграв немного на новом инструменте, Ханс Цале сказал, что он великолепен, затем откланялся и уехал. Эрмин с тайным удовлетворением смотрела вслед его автомобилю, подскакивавшему на проселочной дороге.

– Завтра я покажу тебе Валь-Жальбер, – сказала она Лоре. – Если ты не слишком устала…

– Даже усталая, я пойду, куда ты захочешь, – сказала та. – Дорогая, я буду очень счастливо жить в этом поселке. По утрам я буду смотреть в окно на монастырскую школу и думать о тебе. Когда мы проехали на машине мимо ее крыльца, у меня чуть сердце не разорвалось. Подумать только, ведь ты лежала на этом крыльце, закутанная в меха, – мое дорогое дитя, такая маленькая и к тому же тяжело больная!

Лора вздрогнула всем телом, на глаза навернулись слезы. Эрмин крепко обняла мать.

– Мама, это в прошлом. Ты теперь со мной!

Они рука об руку прошли по всем комнатам, рассмотрели мебель. Мирей в это время расставляла лампы и безделушки, которые привезли упакованными в старую газетную бумагу. Начало темнеть, когда экономка занялась приготовлением ужина.

– Мадемуазель, вы останетесь на ужин? – спросила она у Эрмин.

– С удовольствием осталась бы, но мне нужно вернуться в дом опекуна. Ты не очень расстроишься, мама?

– Совсем немножко. Но я хочу установить добрые отношения с семьей Маруа. Если ты их не предупредила, они могут подумать, что я задержала тебя, зная, что им это не понравится.

Они попрощались на пороге. Эрмин обняла мать и дважды поцеловала.

– Мне все еще не верится, что ты теперь навсегда со мной. Если бы ты знала, как мне хочется провести этот первый вечер с тобой! Твой дом такой уютный, в нем столько света…

Девушка смотрела на фасад. В доме, окруженном сумерками, ярко горели окна. Льняные шторы создавали атмосферу уюта.

– Все такое красивое, – сказала она. – И фортепиано, и картины, и ковры…

– Моя дорогая, ты сможешь насладиться всем этим в другой раз, в другой вечер, – сказала Лора. – Я ведь не собираюсь уезжать. А теперь бегом домой! Уже очень темно.

– Мне нечего бояться, мама, – заверила Лору девушка.

Она побежала по густой траве, и через мгновение ее фигурка растворилась в мягкой темной тени деревьев.

«Моя новая жизнь начинается, – думала девушка. – Жизнь с настоящей матерью!»

В темноте Эрмин на кого-то наткнулась. Судя по фигуре, это был мужчина, и от него пахло алкоголем и табаком. Жозеф…

– Я пришел за тобой, – пророкотал он. – Бетти уже разлила суп. Не хватало, чтобы все остыло, пока ты занимаешься своими глупостями!

– Но я совсем не опоздала, – возразила девушка.

Рабочий положил узловатую руку ей на плечо и сжал так, что ногти вонзились в нежную девичью кожу.

– Не пытайся меня одурачить, Мимин, – угрожающе сказал он, приблизив свое лицо к ее лицу. – У меня большие планы! Ты станешь моей невесткой, будешь продавать диски, а деньги мы положим в банк. Я хочу снять для вас с Симоном дом моего старого приятеля Амеде. О семье Маруа еще узнают! Маруа – солидные, респектабельные люди!

Жозеф бормотал еще что-то, но хватка его не ослабевала. Эрмин догадалась, что сегодня он выпил больше обычного. Она попыталась высвободиться, но Жозеф свободной рукой схватил ее за талию.

– Ты выросла на моих глазах, Мимин, и я тебя люблю, очень сильно люблю. Если твоя мать захочет тебя забрать, это будет война. Я запросто подожгу этот барак, дом бывшего управляющего! Так что в твоих интересах быть покладистой, если хочешь, чтобы твоя мамочка Лора не сгорела заживо в адском пламени!

Он прижался плохо выбритой щекой к свежей и гладкой щеке девушки. Эрмин схватила его за волосы и дернула изо всех сил. Страх лишил ее дара речи. Жозеф стиснул зубы, чтобы не закричать от боли, и еще сильнее прижал ее к себе. Эрмин обмерла – одну руку он освободил и теперь расстегивал ремень брюк.

– Нет! Нет! – взмолилась она. – Ради бога, только не это!

– Ты о чем подумала, дурочка? – Жозеф с трудом переводил дыхание. – Я не собираюсь бесчестить будущую жену своего сына. Но ты заслужила наказание! Давно надо было показать тебе, кто здесь главный!

Девушка отбивалась, задыхаясь от страха. Она прекрасно помнила, какие следы оставляет на теле тяжелый ремень: Арман не моргнув глазом выносил порки начиная с шестилетнего возраста и до сих пор.

– Я не сделала ничего плохого! – простонала она.

Внезапно рядом раздался голос Симона:

– Оставь ее в покое, отец! Ты пьян. Мне за тебя стыдно!

Юноша вырвал Эрмин из рук отца. Девушка разрыдалась. Жозеф, спотыкаясь, растворился в темноте.

– Симон, прошу тебя, останови его, – взмолилась Эрмин. – Он собирается поджечь дом моей матери!

– Не бойся, это пустые угрозы пьяного. Идем, мама успела разволноваться. Мне очень жаль, Мимин… Отец в последнее время слишком много пьет.

– Даже в трезвом виде он жестокий и безжалостный, – всхлипывая, сказала девушка. – За что он так ненавидит мою мать?

– Она богата, и он завидует, – вздохнул Симон.

Эрмин ухватилась за него, и они пошли к дому семейства Маруа.

– На этот раз я скажу маме правду, – заявил Симон, когда они остановились перед домом. – Одна она может на него повлиять. Мимин, было бы лучше, если бы ты поскорее вышла замуж. Мой отец перестанет к тебе цепляться, если у тебя появится защитник. Жо – трус, он бьет только детей и тех, кто слабее его.

– Он никогда не бил Бетти! – заметила девушка.

– Да! Ее – никогда, – согласился Симон.

Элизабет с испугом посмотрела на блузку девушки, разорванную до второй пуговицы, потом перевела взгляд на ее взволнованное лицо. Арман и Эдмон успели поужинать, поэтому она отправила мальчиков в спальню. Симон шепотом рассказал, что случилось.

– Жо не за что на тебя сердиться, Мимин, – сказала Элизабет просто. – Я ему об этом говорила. Он выпил полбутылки джина, потом еще пива. Бедный мой Жо! Он был таким хорошим работником, таким хорошим мужем! Я уже жалею о том, что ты научилась петь, дорогая. Эти грандиозные проекты совсем свели его с ума!

Эрмин не осмеливалась ответить. Она без конца поглядывала в окно, боясь увидеть разрывающие ночь языки пламени.

Симон силой усадил мать на стул. Элизабет дрожала всем телом. Она положила руки на едва округлившийся животик.

– У меня нет больше сил, дети мои, – призналась она. – Собирай вещи, Мимин, и переходи жить к Лоре. Мне все равно, что закон на стороне Жо. А я хочу вернуться к родителям в Шамбор. С тех пор как закрылась фабрика, Жо сам не свой. Сегодня вечером он отхлестал Эдмона по щекам за то, что тот пролил немного супа на скатерть. Если он поднимет на меня руку, я уеду.

– Грязное животное! – сказала Эрмин тихо. – Когда я была маленькой, я его боялась, и не без причины. И сегодня я испугалась, Бетти. Жозеф расстегивал ремень, это было ужасно!

– Моя бедная крошка! У меня сердце разрывается, когда я это слышу! – воскликнула Элизабет.

Девушка посмотрела на хозяйку дома. Лицо Элизабет было словно восковое, глаза обведены сиреневыми кругами. Сердце ее замерло от жалости. Эрмин подошла и погладила лоб молодой женщины.

– Ты заслуживаешь лучшего мужа, чем Жо, Бетти, дорогая, – сказала она. – Не расстраивайся так сильно, Симон пришел вовремя. Скоро все это забудется.

– Уходи к матери сегодня же, Мимин! – продолжала настаивать Элизабет. – Лора позаботится и о тебе, и о твоей карьере. Завтра я все расскажу аббату Деганьону и мэру. Они сурово отчитают Жо, они его вразумят. Он дорожит своей репутацией и не будет больше устраивать скандалов.

– Нет. Я хочу остаться с тобой и помогать тебе, по крайней мере, до рождения ребенка, – твердо сказал Эрмин. – Ты выглядишь усталой.

– Да, я и правда очень устала. Пойду-ка я спать, хотя сердце у меня не на месте. Поведение Жо мне противно.

Симон отвел мать на второй этаж. Эрмин убрала со стола, вымыла посуду и подмела в кухне. Она часто выглядывала в окно, чтобы убедиться, что нигде ничего не горит.

«Это было бы ужасно, если бы Жозеф и вправду решился поджечь дом, – думала она. – Мама так рада, что наконец переехала! Но она, конечно, не сгорит в огне. Селестен и Мирей ее спасут!»

Как и многие жители Квебека, Эрмин панически боялась пожаров. Невозможно было стереть из памяти день, когда они с Симоном с плотины на реке Уиатшуан смотрели, как горит церковь. Рассказывали, что единственная в Валь-Жальбере гостиница[8]8
  Этот пожар произошел 22 марта 1918 года. Гостиницу быстро восстановили, ее хозяином стал господин Дюге. Нижний этаж здания занимал универсальный магазин, владельцем которого был господин Велли Фортен, торговец и мэр поселка.


[Закрыть] тоже в свое время пострадала от пожара.

«Мне в 1918 году было только три года. Конечно, все, что сгорело, быстро отстроили, но множество личных вещей пропало безвозвратно…»

Беспокойство ее не ослабевало. Наконец сверху спустился Симон. Вид у него был встревоженный.

– Пойду поищу отца, – сказал он. – Мама боится, как бы он не наделал глупостей.

– О чем ты говоришь?

– Как бы он не повесился на потолочном брусе на фабрике! Он забрал с собой ключи. У отца плохой характер, он скор на расправу, но при этом, что удивительно, у него есть совесть. Я знаю, сегодня вечером он приставал к тебе. Поверь, Мимин, завтра утром он будет умирать от стыда. Может, даже раньше.

Девушка едва удержалась от реплики: «Я бы удивилась, если бы ты оказался прав». Симон был искренне обеспокоен.

– Иди поищи его, а я подожду, пока ты вернешься.

Девушка смотрела, как Симон уходит. Он был старше ее на полгода – сильный, мускулистый, черноволосый, с красивым мужественным лицом. Несмотря на его юный возраст, на подбородке пробивалась густая щетина. Перед тем как исчезнуть за дверью, юноша остановился и дружески ей подмигнул.

«Он намного добрее, чем его отец, и все-таки он мне не нравится. Даже будь он последним мужчиной на земле, я бы не хотела стать его женой. Хотя, наверное, я преувеличиваю…»

Эрмин присела за стол и принялась листать вчерашнюю газету. Думы ее свелись к одному – как непредсказуемо и загадочно женское сердце.

«Почему Тошан очаровал меня одним-единственным взглядом, одной-единственной улыбкой? Почему люди тянутся друг к другу, несмотря на то, что все против их союза? Взять хотя бы Ханса Цале. Я вижу, с какой нежностью он на меня смотрит. Возможно, он влюблен в меня. Но я люблю моего Тошана, и никого больше!»

Она снова и снова повторяла про себя имя возлюбленного. Оно звучало непривычно, ведь Эрмин с детства окружали мужчины с традиционными французскими или английскими именами.

«Хотя встречались и необычные имена. Бывшего мэра, того, который в годы моего детства был хозяином универсального магазина, звали Велли, Велли Фортен. А вот у Бетти все сыновья получили традиционные имена – Симон, Арман, Эдмон…»

Чтобы успокоиться, девушка продолжала вспоминать, какие ей довелось слышать имена. Когда очередь дошла до имени Онезим, со второго этажа донесся пронзительный крик боли.

– О нет! Господи, нет! – кричала Элизабет.

У Эрмин кровь застыла в жилах. Несколько секунд она не могла пошевелиться, потом бросилась вверх по лестнице. Арман стоял посреди коридора в пятне света.

– Это мама кричит, Мимин! Что с ней?

– Вернись в спальню и успокой Эдмона, я слышу, он уже плачет! – приказала девушка, подталкивая мальчика к двери.

Она вошла в спальню четы Маруа. Элизабет корчилась от боли на смятых простынях. Под ней расплывалось пятно крови.

– Эрмин, мне плохо! Эрмин, я теряю ребенка! Снова, снова теряю моего малыша! Почему, Господи, почему?

Растрепанная, с блуждающим взглядом, молодая женщина с трудом переводила дыхание. Вспомнив о приличиях, она попыталась натянуть одеяло на обнаженные ноги.

– Чем я могу помочь тебе, Бетти? – пробормотала девушка. – Скажи, прошу!

– В поселке нет повитухи, нет доктора! – выдохнула Элизабет. – Из меня вытекает слишком много крови. Это началось так внезапно! И мне больно, очень больно!

– Успокойся, Бетти, – попросила Элизабет. – Ты вся в поту! Симон побежал искать Жозефа. Лишь бы он его нашел!

– Твоя мать, Лора… Сходи к ней! Может, она позвонит доктору Демилю, из Роберваля он доедет быстро. Мимин, мне страшно умирать! Когда мне было шесть лет, наша соседка в Шамборе умерла точно так же, от потери крови. Я была почти на четвертом месяце. Я хотела девочку, маленькую милую девочку, мою родную, потому что я знаю: ты скоро уедешь…

Элизабет теребила и кусала свою подушку, ее крики перемежались рыданиями.

– Ты хочешь, чтобы я сходила к маме? – спросила испуганная Эрмин. – Но я не могу оставить тебя одну! Что, если я вернусь, а ты умерла? Бетти, я придумала! Пошлю-ка я Армана, хорошо? Он быстро оденется!

Молодая женщина жалобно вскрикнула, и Эрмин сочла это выражением согласия. Через пять минут вооруженный фонариком Арман уже бежал к дому Лоры.

Мадам Шарлебуа писала, сидя за столом в стиле Людовика XVI, который подарил ей Фрэнк Шарлебуа. Утомленные хлопотами, сопровождавшими переезд, Мирей и Селестен уже спали. Каждому из них досталась такая же удобная комната, как и у хозяйки.

– На помощь, мадам! На помощь! – закричал Арман и забарабанил кулаками в двустворчатую дверь. – Вас зовут к нам, к Маруа!

Лора бросилась открывать и оказалась нос к носу с коротко стриженным мальчиком лет двенадцати.

– Мимин послала меня к вам, мадам. Моей матери плохо. Я думаю, она потеряла ребенка. Я не глухой. Я слышал… в коридоре.

– Господи милосердный! – воскликнула Лора. – А чем занят твой отец? Зачем вам я? Я не акушерка и не медсестра…

– Папа напился, мадам, и ушел куда-то, если я правильно понял. Мой старший брат его ищет.

– Я иду. Подожди меня!

Лора разбудила Мирей и объяснила ситуацию. Экономка надела тапочки и домашний халат. Из аптечки она захватила флакон с камфорным спиртом и пакет ваты.

– Для первой ночи, мадам, это уж слишком, – проворчала она. – Что это за место? Ни докторов, ни акушерок! В доме у нас есть телефон, или он не работает?

– Думаю, его нужно починить. Поторопитесь, Мирей! Моей дочери нужна наша помощь. И этой несчастной Элизабет! Кто знает, может, мой приезд так ее расстроил! Если так, то это я виновата, что с ней случилась беда!

– Не говорите глупостей, мадам! Преждевременные роды всегда начинаются внезапно, и никто не знает причины. Слава тебе господи, у меня хватило ума не выходить замуж. Мне не хотелось мучиться в родах, как все женщины!

С этими словами Мирей торопливым шагом спустилась по лестнице, Лора – за ней. Арман приплясывал на месте от нетерпения. Он повел за собой женщин, высоко подняв свой фонарик. Дойдя до крыльца дома семьи Маруа, он собрался было подняться по ступенькам, но Мирей удержала его за локоть.

– А ты, мой мальчик, беги и разбуди кого-нибудь, у кого работает телефон. Мы с мадам чудес творить не умеем. Твоей матери нужен хороший доктор. Как тебя зовут?

– Арман, мадам.

– Беги, Арман! Беги скорее!

– Пойду к господину мэру! – откликнулся мальчик.

Лора и Мирей вошли в кухню. С верхнего этажа доносились крики и стоны несчастной Элизабет и успокаивающий голос Эрмин. Плакал ребенок.

– У Элизабет Маруа есть пятилетний сын, наверное, он испугался, – заметила Лора.

– Я иду наверх, мадам. А вы бледны как полотно. Идемте, вы займетесь малышом.

– Я должна помочь дочери, – возразила Лора. – Эрмин еще слишком молода для таких испытаний.

– Прошу прощения, мадам, но я с вами не согласна. Вашей дочери скоро исполнится шестнадцать. И очень скоро она станет женщиной, забеременеет и родит ребенка, а то и нескольких, – вздохнула Мирей.

– Ей еще рано замуж! Тем более что у нее прекрасный голос. Я хочу поехать с Эрмин в Европу, услышать, как она поет в лучших операх мира! Ей не следует торопиться.