Текст книги "Ангелы"

20

Что-то я все-таки забыла добавить в список плохих качеств Гарва. Что же это? Кладет пустые коробки из-под апельсинового сока обратно в холодильник? Вместо «конечно» говорит «канешна»?

Нет, ни то, ни другое.

7. Хочет детей, хотя я этого боюсь.

Клер попала в самую точку, сказав, что от кроликов беспокойства не меньше, чем от детей. Разумеется, привязанность Гарва к Попрыгунье и Побегайчику была связана с тем, что он очень хотел деток. Даже психолог-любитель, который провалился на экзамене по психологии, смог бы понять это. Я и сама это знала, хотя делала все возможное, чтобы не знать.

Еще до свадьбы мы с Гарвом все обсудили и решили, что мы оба хотим детей, но сначала несколько лет поживем для себя. Это мне отлично подходило, потому что в двадцать четыре я еще не готова была стать матерью. Хотя и знала, что другие в двадцать четыре уже имеют по нескольку детей. Единственное объяснение, которое я смогла придумать, – я не созрела.

Но на самом деле, и я вынуждена признать это, проблема в том, что мне становилось страшно от одной мысли, что у меня будет ребенок. И не только мне. Большинство моих подруг придерживалось такого же мнения. Много часов мы провели, недоумевая, как же можно рожать естественным путем. Время от времени рассказывали какую-нибудь душераздирающую историю об одной девушке. Какая-то дальняя родственница или чья-то коллега. Не такая, как мы, если вы понимаете, о чем я. Короче, она недавно родила ребенка. Без обезболивания! Или же мы делились историями о нормальных женщинах, которые за несколько месяцев записались на эпидуральную анестезию, но приехали в роддом слишком поздно, так что им приходилось рожать четырехкилограммового ребеночка, приняв лишь таблетку детского аспирина, чтобы хоть как-то ослабить мучения. Обычно этот разговор внезапно прерывался, потому что кто-нибудь восклицал:

– Прекратите, прошу, я сейчас упаду в обморок!

Но едва высохли чернила на нашем свидетельстве о браке, как наши с Гарвом родители организовали круглосуточное Ожидание Беременности. Прямо у меня из-под носа выхватывали мягкий сыр, так как там могут содержаться опасные бактерии. Если, не дай бог, я переедала и умудрялась рыгнуть (хотя в присутствии его мамы с папой я ни разу не осмелилась), то присутствующие за столом сразу же с радостью начинали один за другим понимающе приподнимать брови. Если я съедала какую-нибудь несвежую мидию и потом проводила два ужасных дня, лежа в обнимку с унитазом, мои родственнички уже начинали вязать детские башмачки. Из-за их ожиданий я ощущала панику и возмущение. Я никогда не выходила из себя, пока не стало понятно: они останутся довольны, только если я буду производить потомство, словно пироги печь, – одного за другим.

– Они не могут ничего с собой поделать, – сказал Гарв. – И ты, и я создали семью раньше остальных детей в наших семьях. Относись к этому с юмором.

– И все будет нормально? – спросила я взволнованно, представив, как мои дорогие свекор и свекровь держат меня силой и пипеткой впрыскивают мне сперму своего сыночка.

– Все будет нормально, – заверил он меня.

– Все-все?

– Все-все.

– Все-превсе?

Знаете, иногда надо правильно задать вопрос.

– Все-превсе.

Я ему поверила. И была уверена, что дети – это нечто из моего далекого будущего. Тебе хочется внезапно присесть в общественном месте, а изнутри тебя пинает и толкает твой дорогой малыш. Все эти перемены, связанные с беременностью, были мне приятны, я ими реально наслаждалась все эти годы. Только вот беременности были не мои. Я смотрела, как это происходит с другими женщинами, но не видела причин, почему этого не может произойти со мной.

Вскоре после свадьбы мы переехали в Чикаго. Внезапно мне пришлось учиться по вечерам, мы много, подолгу пропадали на работе, пытаясь зацепиться и начать подниматься по карьерной лестнице. О детях не могло быть и речи. У нас едва хватило бы времени и сил зачать несчастного малыша, не говоря уж о том, чтобы о нем заботиться.

Потом из Лондона до нас дошли ошеломительные вести. Клер беременна! С одной стороны, это было благословение, так как мама обретет долгожданного внука и перестанет давить на меня. Но я чувствовала, что меня это задевает. Получалось, что Клер протягивает родителям руку, чтобы вытянуть их из болота отчаяния. Но ведь это я должна была пролить бальзам на их души. И вот вдруг сестрицу начинает тошнить день и ночь, и она сбрасывает меня с моего пьедестала, лишив звания «Самой лучшей доченьки»

Клер в нашей семье была самой заядлой тусовщицей и завсегдатаем ночных клубов. Как же она решилась завести ребенка? Я задала ей этот вопрос и надеялась услышать в ответ, что ее муж Джеймс решил таким образом получить налоговые льготы. Он такой козел, скажу я вам. Это было крупной удачей, что он завел интрижку на стороне и бросил сестру. Но она смогла придумать лишь одно объяснение: «Я чувствую, что так надо». Мне понравилось, как это звучало. Если уж «так надо» для Клер, никогда не отличавшейся высокой нравственностью, то определенно придет и время, когда для меня это тоже будет «надо».

За несколько дней до родов Клер я оказалась на один день в Лондоне по делам фирмы. Я не видела ее уже несколько месяцев, пока жила в Чикаго. Когда мы встретились в метро, я едва узнала ее. У нее был просто ненормально огромный живот. Бесспорно, Клер была самая беременная женщина, которую я только знала. И она гордилась своим положением, была возбуждена и хотела вовлечь меня в процесс. Как только мы оказались у нее дома, она радостно велела мне:

– Посмотри, какие мы огромные!

Я была в восторге, что она счастлива. Но, глядя на ее большущий живот, покрытый сеточкой голубых вен, я чувствовала тошноту от мысли, что внутри нее сидит маленький человечек. Но еще хуже мне стало, когда я подумала, что ему еще и наружу выбраться надо, причем через отверстие, которое для него слишком мало.

Я поняла, что размышляю, о чем только думала Мать-Природа. Беременность и роды, без сомнения – самая плохая ее идея. Биологический эквивалент безвыходного положения.

Однако один из плюсов в совместном времяпрепровождении с беременной женщиной – то, что у нее квартира забита съестным. Полна сладостей. Старые жестяные коробки из-под бисквитов оказались просто пещерой Али-Бабы, набитой шоколадными батончиками, а в морозилке были тонны мороженого.

Устроившись рядом с жестяной коробкой, мы наелись до упаду (это заняло какое-то время). После этого мы уже были готовы разлечься на ее кровати и посмотреть телик. Но прежде Клер сняла майку. Почему бы и нет? Ведь она же у себя дома. Почему она должна стесняться раздеться в моем присутствии? Ну, вы понимаете, я же ее сестра. И мне пришлось тянуть шею, чтобы посмотреть на экран, потому что она загораживала его своим животом. Более того, если бы это была передача с субтитрами, то я вообще не понимала бы, что там происходит. Я старалась не смотреть на ее огромный живот, который вырастал из тела сестры, как священная австралийская гора Айерс-Рок.

– Не стоило мне есть предпоследний батончик «Баунти». У малышки икота, – ласково сказала Клер. И правда. Ее живот стал подергиваться в ритмичных судорогах. – Хочешь потрогать? – спросила сестра.

Если бы она спросила, не хочу ли я засунуть руку в блендер, то я, наверное, отнеслась бы к вопросу с тем же – нет, вру, – с большим энтузиазмом. Но я не могла придумать, как отказаться, не обидев ее.

Я дала ей руку и позволила производить с ней манипуляции. Клер устроила мою ладонь у себя на животе. Рука задрожала, и эта дрожь отдалась куда-то в голову. Я ничего не могла с собой поделать. Уж лучше бы мне дали индюшачьи потроха.

Клер передвинула мою руку, и она легла на что-то твердое.

– Чувствуешь? Это ее головка, – сказала она. Я с трудом сдержала рыдания.

Потом, словно мне и без того не было так плохо, Клер заметила невзначай:

– Она может появиться в любую минуту.

На лбу у меня выступила испарина. «Господи, – молилась я, – только не сегодня, пожалуйста, Боженька, пусть она родится не сегодня!»

Клер всегда считала себя страшно «неудачливой» (это ее слова) и всегда утверждала, что, как только отойдут воды, ей сразу придется колоть героин в качестве анестезии. Но когда я робко спросила, сколько линий обороны она предусмотрела, чтобы справиться с родовой болью, – петидин? эпидуралка? героин? – она только покачала головой и сказала:

– Ничего.

Должно быть, ужас отпечатался на моем лице, поскольку она залилась смехом и объяснила:

– Рождение этого ребенка – самое волнующее, что было в моей жизни. Так что я хочу участвовать от и до.

Мне стало ясно, что она избрала самый ужасный путь. Но это странным образом меня утешило. Если уж кто-то типа Клер намеревается рожать естественным путем, без обезболивания, то есть надежда и для трусишек вроде меня.

Тем не менее на следующее утро я проснулась и оделась за час до того, как мне нужно было выходить. И даже вся прелесть жестянок с бисквитами не могла заставить меня остаться. Клер бродила по квартире, зевая и ворча себе под нос:

– Господи, да я сейчас лопну.

В конце концов она неуклюже плюхнулась на сиденье машины, чтобы отвезти меня к метро. Из-за облегчения у меня поехала крыша. Задолго до того, как машина остановилась, я распахнула дверцу и ногой дотронулась до дороги, аж искры из-под каблуков полетели.

Пулей вылетев наружу, я выпалила:

– Спасибо тебе за шоколад и удачно справиться с мучительными болями во время родов!

Вообще-то это у меня случайно вылетело. Попробовала снова:

– М-м-м, удачных родов!

Через два дня Клер родила. Как я ее ни пытала, она не признавалась, что было уж так больно. Примерно тогда я поняла, что существует некая конспирация. Всякий раз, когда я пыталась выведать у какой-нибудь мамаши подробности о родах и о купировании боли, они на контакт не шли. Вместо этого мечтательно сообщали:

– Ну, больновато было, я думаю. Но потом появляется ребенок, я имею в виду, ТВОЙ ребенок. Ты даешь миру новую жизнь, это чудесно!

Я ожидала, что с течением времени мои страхи поутихнут и я перерасту их. Поэтому сказала себе, что заведу ребенка, когда мне исполнится тридцать. Подозреваю, отчасти это связано вот с чем: мне казалось, тридцать лет – это еще очень не скоро и никогда не наступит.

21

– Кризис в Санта-Монике продолжается вот уже два дня…

Я проснулась как обычно, резко дернувшись, от звуков голоса Эмили, говорившей с собой.

– Условия жизни в домике ужасны. Боевой дух заложников упал…

Как я понимаю, Морт Рассел с контрактом под мышкой ночью все-таки не приезжал.

Но вскоре после моего пробуждения кто-то позвонил. И этот кто-то рассмешил Эмили. Она хихикала и накручивала волосы на палец весь разговор. Оказалось, это Лу, с которым она познакомилась на вечеринке свиданий вслепую, где ей в пару сначала подобрали парня, собирающего органы для трансплантации.

– Сегодня вечером пойду с ним на свидание, – сказала она, повесив наконец трубку. – Целых две недели он не звонил и не давал о себе знать, но мне плевать! Я встречусь с ним, пересплю и больше никогда о нем не услышу. И это, – произнесла она с удовлетворением, – поможет мне отвлечься от того, что Морт Рассел не звонит, собака!

Я выглянула в окно.

– На что ты уставилась? – спросила Эмили.

– На Кертиса. Он опять застрял. – Я не отрывала глаз от окна. – Они зовут нас на помощь.

– Господи боже мой!

После того как мы помогли вытащить Кертиса (на этот раз он вылезал из машины, а не наоборот), мы вернулись домой. Я уже практически спланировала, что проведу утро шляясь по торговым центрам Санта-Моники. Мои коленки все еще смешно выглядели в сочетании с джинсовой юбкой. И тут я заметила, что Эмили выгребла из-под раковины охапку чистящих средств и натянула резиновые перчатки. Уборка! Раз уж я живу тут бесплатно, придется помогать. Или, по крайней мере, я должна предложить помощь в надежде на отрицательный ответ с ее стороны. Но, к моему разочарованию, Эмили сказала:

– Если ты не возражаешь, то неплохо было бы помыть полы!

Ладно, это будет для меня хорошей зарядкой. Я наполнила ведро водой, налила туда чистящее средство. Эмили вздохнула:

– Какое счастье, что Кончита придет в понедельник! Хочу перед ее приходом чуток прибраться.

– А кто такая Кончита?

– Моя домработница. Приходит раз в две недели. И ужасно бесится, если тут грязно.

Не стоит ломать голову над этим кажущимся алогизмом. Я не знаю ни одного человека, который не убирал бы перед приходом домработницы. Я начала возить шваброй по деревянному полу и даже вспотела, что меня порадовало. И тут входная дверь открылась и вошел Трой.

– Прямо на мой чистый пол, – заворчала я.

– Ой! Извини! – Он тихонько засмеялся, видно было, что у него срочное дело. – Угадай, что я тебе скажу!

– Что? – выглянула из кухни Эмили.

– Кэмерон Майерс!

Для справки: Кэмерон Майерс – популярный сердцеед. Молодой и красивый.

– И что с ним?

– Как вы знаете, я вчера встречался с продюсером по имени Рики. Ну, сижу я у него дома, и тут приходит Кэмерон Майерс! Оказалось, что Рики – его старый друг. Дальше – лучше. Я сказал Кэмерону, как меня зовут, а он и говорит: «А не ты ли снимал „Свободное падение"?» – Трой пояснил для меня: – А это, Ирландка, мой первый фильм! И он назвал его обалденным!

Эмили обезумела от радости, и я постаралась не отстать от нее, но Трой утихомирил нас:

– Это еще не все. Сегодня у него день рождения. Он снимает пентхаус в отеле «Фримэн», чтобы вечерком потусоваться со своими родными. А вот и действительно хорошая новость: он пригласил меня прийти. И я могу привести с собой пару!

Я замерла от предвкушения. Почувствовала, как мои плечи напряглись, и все тело устремилось навстречу Трою…

– Ну что, Эмили! Ты могла бы познакомиться там с нужными людьми. Извини, Ирландка. – Он беспомощно пожал плечами. – Я могу взять с собой только одну девушку.

Ощущение провала было очень острым. Но неожиданно удача повернулась ко мне лицом. Эмили покачала головой:

– Я не могу пойти. У меня свидание.

– Свидание? – Трой уставился на нее, а потом обнажил свои великолепные зубы в удивительной улыбке. – И кто же этот парень, ради которого ты отвергла приглашение пойти на вечеринку к самому Кэмерону Майерсу?

– Да так, ничего особенного. Просто я устала от всего этого киношного мира.

Трой вопросительно посмотрел на нее, а Эмили опустила уголки губ, словно извиняясь за свой отказ.

– Может, я не достаточно упорная, чтобы жить в этом городе.

Пару секунд мы молчали, а потом Трой сказал:

– Возможно, тебе просто надо денек отдохнуть.

– Спасибо, – устало сказала она, но в голосе слышалось облегчение. – Почему бы тебе не взять с собой Мэгги?

– А ты пошла бы со мной? – спросил он удивленно, даже робко, чем в свою очередь удивил и тронул меня.

– Да.

– То есть ты пойдешь со мной один на один?

Если ты снова будешь водить пальцем по моим ногам, то да. Хотя, конечно, вслух я этого не сказала.

– Эмили не предупредила тебя обо мне? – теперь он шутил и флиртовал. – Я – очень противный мальчик.

– Я рискну.

Господи, ну почему я так напряжена?

– Отлично.

– А какой он, Кэмерон Майерс? – спросила я.

– М-м-м… – Трой задумался. Его взгляд блуждал по потолку, пока он обдумывал, что же ответить. – Дай-ка подумать. Какой же из себя Кэмерон Майерс?

Он еще помолчал, подыскивая подходящее слово, а потом решился:

– Коротенький! Я заеду за тобой в восемь часов!

Как только дверь за ним закрылась, все мои надежды и страхи уместились в одной фразе:

– Мне нужно привести в порядок голову!

Но я не знаю адрес салона Дино. Да и позволить себе поход туда не могу.

– Иди к Резе. У нее салон на углу, – посоветовала Эмили. – Она тупа, как пробка, но в безвыходном положении и она сгодится.

Я помчалась на другой конец улицы, где между кофейней «Старбакс» и магазином техники для видеонаблюдения примостилась маленькая парикмахерская. Салон был пуст. В нем находилась лишь роскошная дама экзотической внешности и неопределенного возраста. Тупица Реза? Ее иссиня-черные волосы падали облаком до лопаток. Куча золотых цепочек свисала на ее полную, но обвисшую грудь. Когда я спросила, можно ли к ней на стрижку, она взглянула на меня, словно я нанесла ей смертельную обиду:

– Ну…

– Нет? – Я ослышалась?

– Не «нет», а «ну»!

– Гм… Отлично…

– Я – Реза, – заявила она.

– А я – Мэгги.

Я объяснила, что мне хочется гладкие, пышные и блестящие волосы. Реза поджала свои черничные губы и заметила (с необычным акцентом):

– У тебя плохие волосы. Толстые…

Она начала размахивать руками, пытаясь вспомнить нужное слово.

– Густые? – предложила я.

– Конечно! – издала она победный вопль. – Очень плохо. Самый плохой тип. Очень тяжело сделать такой плохой волос блестящим. Но я сильная!

Отлично.

Она так тщательно вымыла мне волосы, что даже удивительно, как не разодрала своими ногтями голову в кровь.

– Сильные руки, – зловеще улыбнулась она и продолжила калечить меня, энергично орудуя полотенцем.

Когда она на полную скорость включила фен, то почему-то у меня возникли ассоциации с лесорубом, который собирается спилить дерево бензопилой. Тем временем Реза спросила, где же я родилась, что у меня такие отвратные волосы.

– В Ирландии.

– Иллинойс?

– Нет, Ирландия. Это такая страна в Европе.

– Европа, – протянула она пренебрежительно. С тем же успехом она могла сказать «тьфу!».

– А ты откуда?

– Из Ирана. Только я не какая-то чертова персиянка. Мы – бахаи. Мы не лезем в чертову политику. И всех любим. Нет! – заорала она на появившуюся в дверях девицу. – Сегодня не принимаем! Все занято!

Обиженная девушка удалилась, а Реза как ни в чем не бывало повернулась ко мне:

– Мы тут ко всем относимся с уважением. Богатые ли, бедные, черные, белые. Держи прямо свою дурацкую башку. Какие же у тебя отвратные волосы.

В течение следующих тридцати минут мне приходилось несколько раз прижимать ухо вплотную к плечу, пока Реза тянула и рывками дергала мои несчастные кудри. В конце концов у меня возникло ощущение, словно мне по шее съездили бейсбольной битой. Тут Реза выключила фен и развернула меня к зеркалу:

– Смотри! – Она не могла скрыть гордости. – Хорошо. Я сильная!

Волосы лежали прекрасно. Кроме челки. Не знаю, как ей это удалось, но челка была абсолютно круглой, словно ее накрутили на сосиску в тесте. Но я решила, что не имеет смысла говорить об этом, Реза во всем обвинила бы мои отвратительные, толстые волосы…

– Хорошо, – вздохнула я, протягивая кредитную карточку «Виза», от которой Реза с презрением отказалась.

– Чертовы кредитки, – заворчала она. – Только наличка.

Затем она что-то пробурчала про «чертовых налоговых инспекторов». Я протянула ей несколько банкнот и ушла.

Всю дорогу домой я прижимала челку ко лбу. И тут, к несчастью, меня заметил Итан, который высунулся из окна и завопил:

– Эй, Мэгги, какая у тебя странная челочка! Через несколько секунд они втроем уже выскочили на улицу и осматривали меня.

– Ты похожа на Джоан Кроуфорд! – постановил Кертис.

– А твоя борода напоминает сахарную вату, только я из вежливости тебе об этом не сообщаю, – ответила я.

Я даже не успела ужаснуться своей глупости, как они заржали, как кони. А у Луиса уже родился план, как мне помочь.

– Надо разгладить тебе волосы и зафиксировать. Пойдем в дом.

Одна из особенностей моей жизни после Гарва: я, казалось, не в силах была противостоять чему-то, что мне не хотелось делать. Так что я поняла, что иду вместе с ними в их темную вонючую берлогу. И позволяю Луису натянуть мне на башку колготки таким образом, чтобы пояс зафиксировал мою челку. Единственный положительный момент – колготки были новые, только что из упаковки. Итан объяснил мне, что они хранят дома колготки на случай, если кому-то из них повезет подцепить девушку.

– Не снимай их до самого выхода из дома, – посоветовал Луис.

Я поблагодарила эту троицу. А что еще мне оставалось делать? И пошла в таком виде домой. Колготки, как уши, мотались у меня за спиной. Когда я вошла, Эмили оторвалась от ноутбука и заметила:

– Господи, да у Резы совсем крыша поехала!

От Морта Рассела все еще ни слова. Эмили поставила крест на свой новый сценарий. Она тихонько бормотала что-то себе под нос, слонялась по дому, полировала зеркала, делала маникюр. Время от времени она кружила вокруг телефона и визжала:

– Звони, чертов ублюдок! Звони! Звони! Звони! И снова начинала что-то бормотать себе под нос. Тем временем я мучилась, прикидывая, что же мне надеть на вечеринку, и размышляла, не пробежаться ли рысью по Санта-Монике и не попробовать ли что-то найти. Но я слишком хорошо знала первый закон шоппинга, поэтому надежд не было.

– Может, новую вышитую джинсовую юбку? – предложила Эмили.

– Не могу, у меня в ней смешные коленки.

– Нет.

– Да.

– Померь и покажись мне.

– Идем в мою комнату.

Через двадцать девять секунд озадаченная Эмили вынуждена была согласиться:

– И правда. Не пойму, в чем дело. Обычно у тебя отличные коленки.

Она принялась копаться в моем чемодане. Рассматривала мою одежду и комментировала.

– Какая миленькая юбочка. У меня как раз есть розовенькая футболочка, – тут она замолчала и охнула: – Господи, какая прелесть!

Я посмотрела, о чем это она. Эмили обнаружила бирюзовые сандалии и вытащила их из-под груды носочков.

– Великолепные. И новенькие. Даже ценник не снят. Почему же ты ни разу их не надевала?

– Просто ждала подходящего момента.

– Думаю, это может быть сегодняшний вечер.

– О нет! – Я сглотнула. – Только не сегодня.

Она пристально посмотрела на меня. Пришлось объяснить:

– Каблук высокий и колодка неудобная. А я сегодня вечером хочу расслабиться.

Не уверена, что Эмили мне поверила, но она отстала.

Вопреки законам физики, этот день тянулся бесконечно и в то же время пролетел стрелой. Каждая секунда длилась долго, но вдруг оказалось, что уже половина шестого. Слишком поздно, чтобы ждать новостей. Эмили пообщалась с Дэвидом. Он сообщил, что «Хотхауз», очевидно, отнесся к сценарию со всей серьезностью, так что задержка означает лишь, что Морт обсуждает текст со своим начальством. Но Эмили это не убедило.

– Он не проявляет должной активности, – с горечью сказала она. – Я видела, что происходит, когда агент раскручивает сценарий. Он звонит исполнительному директору и так распаляет его, что тот уже к обеду раскошеливается на два лимона баксов, даже не видя текста.

– Не верю.

– Богом клянусь. Я могу привести тебе целых четыре примера, когда киностудия платила огромные деньги, не прочтя ни слова. Агент давал им час на размышление под видом упреждающего предложения. И они соглашаются на любую цену в ужасе, что возможность уплывет к кому-то другому.

– Но что, если это плохой сценарий.

– Часто так и бывает. Но когда кинокомпания обнаруживает, что за пару миллионов долларов приобрела фигню на постном масле, уже поздно. Сценарист уже жарится на солнышке где-нибудь на Карибах и обдумывает новый проект.

– Это абсурд.

– Мы живем в городе абсурда. Как бы то ни было, можно попытаться хорошо провести выходные, – благоразумно заметила Эмили. Потом спрятала лицо в ладонях и хрипло выкрикнула: – Черт возьми, я не могу этого вынести!!!

Она посмотрела на меня с легкой улыбкой.

– Извини, расслабилась на минутку. Где там моя косметичка? Иди-ка сюда, я тебя накрашу!

– Но тебе же нужно подготовиться к своему свиданию!

– Да ладно, накрасить два лица не сложнее, чем одно. Ты же не каждый день ходишь на дни рождения к кинозвездам в пентхаус самого потрясающего отеля Лос-Анджелеса.

Когда она так сказала…

– Слушай, ты уверена, что не хочешь сама пойти?

– Абсолютно. У меня отличный шанс заняться сексом сегодня ночью. Лучше синица в руках. А ты-то уверена, что хочешь пойти? Что-то ты не очень взволнована.

Она была права. Поход на вечеринку к Кэмеронy – это просто воплощение мечты. Но я не ликовала так, как должна была бы. Как ликовала бы раньше. Мне было стыдно. За последнее время я всего лишь раз испытала почти настоящий восторг. Во время презентации Эмили. И теперь начала сомневаться, не ошиблась ли я тогда.

– Просто думаю, сейчас я не способна веселиться. Любые, даже самые блестящие идеи кажутся мне скучными.

– Ты в депрессии. Вся эта ситуация тяжело ударила по тебе. Это неудивительно.

– Я с нетерпением ожидаю лишь одного – отправиться на свидание с Троем, – призналась я.

– Хорошо, что он тебя пригласил, – согласилась Эмили. – А то ведь мог попросить и Керсти.

– Эту сучку! – воскликнула я. – Не успела рассказать тебе, что она ляпнула на вечеринке…

Я пересказала наш разговор с Керсти, пока Эмили проделывала свои обычные фокусы с косметикой, заколками и прочей ерундой. В конце концов я напялила то же черное платье, которое надевала уже на вечеринку к Дэну Гонсалесу. Больше у меня ничего приличного не было. Эмили добавила в качестве аксессуара шифоновый шарфик на шею и сказала, что я выгляжу в духе моделей Роя Халстона. Наступил момент истины. Мы наконец сняли у меня с башки колготки. Челка была плоской, как полотно. Я в долгу перед этими парнями.

В половине восьмого с треском распахнулась дверь. Благоухающая и сияющая, она задержалась на выходе и повернулась ко мне:

– Только на случай, если ты думаешь… о Трое. Дам тебе один совет. Всего одно слово. Он человек-тефлон.

– Это уже три слова.

– С ним хорошо проводить время, но к нему не приклеишься. Так что развлекайся, но ни на что не надейся. Обещаешь?

Я пообещала, но тут же забыла об этом. Надо извлекать удовольствие из всего, из чего только возможно.