Текст книги "Заклятая невеста"

9

Амалия продолжала плакать. Если честно, я уже сомневалась, что поступила правильно, когда просила у его аэльвэрства разрешения ее увидеть: стоило мне войти, у сидевшей в кресле девушки задрожали губы, и она разрыдалась. На этот раз магией я не стала пользоваться, потому что магия способна принести лишь кратковременное облегчение, проблему она не решает. А проблема была, и существенная.

– Мы никогда отсюда не выберемся, – всхлипывала Амалия. – Вы обещали, что сможете вытащить нас, но мы по-прежнему здесь.

А ничего, что прошло не больше пары дней?

– Амалия, я всегда держу свое слово.

– И как вы собираетесь это сделать? – Девушка подняла опухшее от слез лицо. – Как вы собираетесь пересечь границу Аурихэйма, если сами сказали, что сделать это может только элленари?!

Каюсь. Сказала. В прошлый раз.

– Амалия, ко мне в сон приходил месье Эльгер. Сильнейший маг нашего мира. Он сказал, что я меняюсь и что нам нужно понять, что со мной происходит.

Хорошо бы сделать это до того, как я пойму, что мне делать с умирающим Аурихэймом. Его аэльвэрство слушать меня не стал, но после нашего разговора я не могла перестать думать про плачущий лес – олицетворение того, что происходит с домом элленари. Если бы у меня было побольше сведений – например, о том, что нарушило баланс… Вот только откуда их взять, если теперь по любому поводу надо спрашивать Золтера.

– Месье Эльгер?

– Эрик Эльгер. Герцог де ла Мер.

Амалия судорожно сцепила пальцы. Имя герцога де ла Мера в высшем свете не знал только… ладно, его знали все. Как ни парадоксально, преимущественно из-за его отца, который собирался занять трон Вэлеи, а после залить кровью мир ради возрождения магии. В связи со всем, что я узнала, мне вдруг стало интересно, как он собирался это сделать. Или мааджари знали об элленари чуть больше, чем кто бы то ни было?

– Он сможет нас спасти?

– Если я выясню, что творится с моей магией. Ты же понимаешь, что говорить об этом никому нельзя?

Девушка кивнула, быстро-быстро.

– А что с ней происходит?

– Я… создаю порталы, – раскрыла ладони, хотя к моим ладоням порталы не имели никакого отношения. – Пространственные переходы, правда, пока на очень небольшие расстояния.

Если вспомнить Ирэю, она провалилась сквозь пол и выпала в тронном зале, во время экзекуции Льера я просто рванулась к нему и оказалась рядом. Единственное, что объединяло эти моменты, – сильные эмоции. Может быть, в этом все дело?

– Еще я спасла тебя.

Амалия широко распахнула глаза.

– В лесу. Помнишь первый раз, когда ты пришла в себя в Аурихэйме?

И почему Золтер запретил мне об этом говорить?

Вопросы, вопросы, вопросы – и ни одного ответа.

– Аурихэйм не откликается на магию смертных, но на мою магию по какой-то причине откликается. Поэтому… – Я улыбнулась и протянула ей руку. – Мы обязательно вернемся.

Амалия вложила в ладонь дрожащие пальцы. Под глазами девушки залегли глубокие темные круги, и даже голубое платье сейчас не освежало ее светлую кожу.

– Я очень надеюсь, леди Лавиния, – сдавленно прошептала она. – У меня такое чувство, что этот мир меня убивает. Я здесь постоянно мерзну… Помните, я говорила, что мне не страшны холода? Но здесь с утра до ночи пробирает озноб, хотя жара у меня нет.

Я приложила ладонь к ее лбу: действительно, жара нет.

– Ты говорила кому-нибудь об этом? – спросила встревоженно.

Да, Аурихэйм – не лучшее место для юной леди, и я сама частенько мерзну от близости смерти, но…

– А со мной кто-то говорит? – Она горько усмехнулась. – Мне приносят еду с таким видом, словно кормят животное. Вы единственная, с кем я говорю.

Я прищурилась:

– Кто тебе прислуживает?

– Прислуживает? – Амалия приподняла брови. – Несет тяжелую повинность, вы хотели сказать. Они каждый день меняются, и ни одна не назвала своего имени, хотя я спрашивала.

Взметнувшуюся было внутри ярость я заставила отступить. Нет, с этим элленарийским снобизмом пора что-то делать, и если это делать – то делать сегодня, когда во время экзекуции Ирэи во внутреннем дворе соберется толпа. При мысли о том, какой может быть реакция Золтера, внутри что-то подозрительно задрожало, но эту дрожь я уняла раньше, чем она растеклась по всему телу и добралась до сердца. Если я права (а я права, потому что иначе объяснить случившееся с пологом безмолвия просто нельзя), моя магия в Аурихэйме не подчиняется никаким законам и правилам, странным образом набирает силу, хотя в этом мире почти не осталось жизни.

Пока я буду молчать, Золтер тоже будет молчать.

А значит, пришло время во всеуслышание заявить о себе как о маге жизни.

Оставшееся до вечера время я посвятила общению с магией. Раньше я принимала ее как данность и не заостряла внимания на своих ощущениях, но сейчас отмечала все, что казалось мне интересным. Например, в нашем мире я чувствовала мягкое раскрытие сил, а в Аурихэйме магия вспыхивала сразу. Здесь я чувствовала ее неотделимо от себя постоянно: в каждом вздохе, в каждом движении пальцев, над которыми мерцала жемчужная дымка, а в родном мире она зарождалась во мне лишь тогда, когда я того хотела.

Чем больше я обращалась к магии, тем больше понимала суть слов Золтера об истинной силе: мы с ней действительно были единым целым. Мне не нужно было ее звать, она была со мной каждое мгновение, струилась по моему телу, бежала по венам, раскрывалась цветами и жизнью.

После того как у меня на балдахине вырос цветок, я поняла, что стоит остановиться. Не то чтобы это меня напугало (что может сделать маленький безобидный цветок?), но я была достаточно подкована в магии, чтобы понимать, что, если чего-то не можешь объяснить, в это погружаться не стоит. По крайней мере, пока рядом не будет того, кто может.

Я ожидала, что за мной придет Лизея, но Золтер явился лично. Окинул меня отстраненным взглядом и поинтересовался:

– Ты ужинала?

– Чтобы меня стошнило на глазах у всех? Увольте. Публичные казни и экзекуции не возбуждают мой аппетит.

На самом деле я была не вполне уверена, что поступаю правильно: все-таки для магии нужны силы, но мне кусок в горло не лез. Во-первых, потому что смотреть на истязание Ирэи мне совершенно не хотелось, а во-вторых, по причине того, что я задумала.

– Что же его возбуждает? – поинтересовался он, отточенным жестом подавая мне руку.

Это было как-то слишком по-энгерийски, поэтому я даже не сразу нашлась с ответом. Обычно его аэльвэрство предпочитал приказывать или брать, так что подобный джентльменский жест совершенно выбивался из образа. Раздумывая над этим, я поняла, что что-то странное творится не только с моей магией, но и с Золтером. Пока я не упустила эту мысль, надо будет к ней вернуться. После того как вернусь в свои покои.

– Вы сегодня так милы. Мне ожидать солнце и радугу?

– Ты была бы не ты, если бы не сказала что-то подобное, – усмехнулся он.

Но руку не убрал, и я добровольно положила ладонь на сгиб его локтя.

– Ты не ответила на вопрос.

– Он не показался мне интересным, – хмыкнула я. – Тем более что раньше вас это не интересовало.

– Интересует сейчас, – коротко произнес он, и мы направились к дверям.

Дикость ситуации заключалась в том, что мы шли смотреть на экзекуцию, но вели себя как собравшиеся на званый ужин. Еще большая дикость – то, что я уже начинала к этому привыкать, но самая, пожалуй, из ряда вон – то, что я иду рядом с мужчиной, который предпочитает брать женщин силой и делает вид, что все хорошо.

Эта мысль заставила меня отнять руку.

– Что-то снова не так?

– Снова? – Я приподняла брови. – Постоянно не так.

– Что именно?

– С чего предпочитаете начать?

– С чего угодно. Но не сейчас. Поговорим об этом за ужином.

Я не ослышалась? Он сказал – поговорим?

– Руку, Лавиния. – Это прозвучало привычно жестко, проходящие мимо элленари поклонились, но Золтер даже не взглянул в их сторону.

Ладонь я вернула на место, вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, что кроется за столь резкими переменами. То ли это очередная игра, то ли… не знаю.

В любом случае нам сегодня точно предстоит серьезный разговор. Не знаю, состоится ли он за ужином (после того как я покажу всем, на что способна жизнь), но в том, что избежать его не получится, можно было не сомневаться. Украдкой взглянула на повелителя Аурихэйма, когда мы вышли к лестнице. Что раньше, что сейчас, я не могла его понять.

Может быть, в этом все дело? В том, что элленари непостижимы. Да и можно ли понять существо, которое прожило бесчисленное множество лет?

Сколько ему вообще лет?

Перевела взгляд на картину, отражавшую суть магии и ее зарождение.

Смерть и жизнь, вливающиеся друг в друга, рассыпающиеся искры стихий – пламя и лед, земля и воздух. А ведь в нашем мире почти не осталось магов стихии, да и здесь я их не встречала. Целительскую магию вообще сложно выделить во что-то особенное, ее проявления – именно то, что Золтер говорил про мужчин-магов. Использование силы крови, зелий и созданных давным-давно плетений, возможно, усовершенствованных и доработанных.

О, сколько знаний можно было бы найти здесь! Тереза бы многое отдала, чтобы к ним прикоснуться.

И кажется… я тоже.

– Стихии угасают, потому что из Аурихэйма уходит жизнь? – неожиданно спросила я.

Он скользнул взглядом по моему плечу. Я бы сказала, огладил, от этого неприкосновения мне стало жарко даже в насквозь промерзших стенах его замка.

– Жизнь в Энгерии все-таки не истребила желание поглубже погрузиться в магию?

Я поправила волосы, заставляя их лечь на плечо. В Аурихэйме предпочитали прически попроще, преимущество отдавали распущенным волосам, украшенным завитками, иногда несколько прядей чуть поднимали наверх.

– Ничто не способно истребить желание. Если оно искреннее, – заметила я.

– Да, ты права. – Признание моей правоты звучало в устах Золтера еще более странно, чем все остальное. Тем не менее чем ближе мы подходили к распахнутым дверям во внутренний двор, залитый иссиня-черным пламенем и озаряемый вспышками молний, тем больше мне становилось не по себе. Поэтому я предпочла продолжить:

– Вы сейчас про искренность или про стихии?

– И про то, и про другое.

– А что насчет сил хэандаме?

Он усмехнулся.

– Силы хэандаме возникли как полная противоположность магии. На них неспособны повлиять ни смерть, ни жизнь.

– Тем не менее они умрут вместе с Аурихэймом, если мы ничего не сделаем?

«Мы» сорвалось с моих губ случайно, но взгляд, который бросил на меня Золтер, показался мне слишком глубоким. К счастью, мы уже шагнули во двор, и рев толпы взмыл ввысь, чтобы с грохотом обрушиться по стенам замка на нас.

Элленари приветствовали своего повелителя, а я поморщилась. Среди пестрой толпы, ожидающей расправы над женщиной, с которой танцевали в одном зале и которой говорили комплименты, мне не был никто интересен. По большому счету мне здесь вообще ничто интересно не было, но я не без тайного злорадства представляла, как вытянутся их лица, когда я отпущу магию.

Аурихэйм не признает смертных. Аурихэйм не признает смертных…

Сегодня посмотрим, кто и кого здесь не признает.

Сделать все нужно было до того, как начнется экзекуция, и в идеале экзекуция не должна была состояться, но меня все равно потряхивало.

– Ты такая напряженная, Лавиния.

– А вы такой отзывчивый! – огрызнулась я.

Особенно когда увидела помост.

Да что ж за раса-то такая, а?! Вечно им надо над кем-то показательно издеваться.

– Снова думаешь о том, насколько мы мерзкие? – хмыкнул Золтер.

– Как вы угадали?

В прошлый раз меня сопроводили к трону, на котором он восседал, в этот раз мы шли к нему вместе, вот только соседнего кресла больше не было. Разумеется, я же больше не будущая королева, а так, пленница. Пленницам не положено сидеть, им вообще ничего не положено.

– Видимо, ты плохо знакома с историей. Публичные казни были любимой забавой смертных в Темные времена.

– С историей я знакома хорошо, но в Темные времена у людей было помутнение рассудка из-за подавляющей власти магии. У вас оно здесь, кажется, не проходит.

Золтер снова хмыкнул и, когда мы приблизились к трону, сел. Ни один мужчина (достойный, я имею в виду) в Энгерии не позволил бы себе сесть, когда стоит женщина, но с достоинством у них тут большие проблемы. Боюсь, что не только с достоинством.

Чувствовать магию как вторую суть было необычно, но я уже начала привыкать. По крайней мере сейчас, когда напряженно вглядывалась в арку, из которой в сопровождении двух стражей вышла Ирэя. Чем ближе они подходили, тем сильнее внутри меня натягивалась какая-то струна. Раскаленные волосы принцессы полыхали в ночи, а лицо было неестественно белым.

Я глубоко вздохнула, когда она поднялась на помост. В нашу сторону элленари не смотрела, но, когда Золтер вскинул руку и во дворе стало тихо, я увидела, как ее ногти вонзились в ладони.

– Поскольку оскорбление, нанесенное аэльвэйн Лавинии моей кузиной, касается лично ее, – его голос ворвался в шипение плетей, готовых обрушиться на спину Ирэи, – я счел правильным предоставить ей самой решить, какого наказания достойна Ирэя. Аэльвэйн Лавиния?

Тишина, повисшая после этих слов, оказалась гораздо более громкой, чем можно себе представить. Взгляды, обращенные на меня, были весьма говорящими – изумленные, яростные, полные неверия. Они скользили по мне, тяжестью опускались на плечи, оплетали как паутина. Тем не менее из толпы не донеслось ни звука: как Золтер и говорил, оспаривать его решения не осмеливались.

Ирэя все-таки повернулась к нам. Точнее, повернула голову, и взгляд ее горел такой ненавистью, какую мне еще не доводилось видеть. Подозреваю, что отданное смертной право решать ее участь само по себе оказалось гораздо более страшным наказанием, чем боль, которую могла причинить плеть.

– Я не желаю наказания для ее аэльвэйства.

В тишине мой голос прозвучал очень громко, а мне так вообще показался оглушающим.

– Ты уверена, Лавиния?

– Уверена, – отозвалась я, выравнивая дыхание и мысли.

К косым взглядам после развода с Майклом мне не привыкать, а остальное… С остальным я справлюсь.

– Освободите ее аэльвэйство, – последовал приказ. – Надеюсь, Ирэя, ты сделала выводы.

– Сделала, кузен. – Ее голос больше напоминал шипение, тем не менее она изобразила местное подобие реверанса, после чего слетела с помоста. Плеть растаяла.

Еще мгновение – и момент будет упущен, поэтому я раскрылась навстречу бьющейся во мне магии.

– Ваше аэльвэрство. – От толпы отделилась женщина-элленари.

Она шагнула вперед, и в меня ударило тьмой. Я даже не сразу поняла, что исходит она от Золтера: его лицо стало каменным, как окружающие нас стены, взгляд потемнел до глубин черной и беспощадной смерти.

Сейчас было самое время отпустить магию, но я не могла, горло словно сдавила невидимая рука. Направляющаяся к нам невысокая женщина чем-то (возможно, идеально ровной спиной и умением держаться) отчаянно напомнила мне матушку. Одежда, ничуть не похожая на вольные наряды элленари, была ближе к наряду княжны Загорья: плотная темная ткань, тронутая лишь пылью серебряного рисунка. На скулах женщины узоры, от которых я почему-то не могла отвести взгляд. Она приблизилась, и мне стало нечем дышать.

Иссиня-черные волосы, водопадом стекающие по хрупким плечам, глаза глубокой, насыщенной синевы.

Как небо перед рассветом.

Элленари была невыносимо похожа на Льера.

В тот миг, когда я об этом подумала, женщина словно надломилась и встала перед Золтером на колени.

– Ваше аэльвэрство, – голос ее тоже казался надломленным, – прошу вас о милосердии. Позвольте моему сыну вернуться домой.

10

Надо было что-то сказать или сделать, но я замерла. Только чувствовала, как бьется вместе с магией мое сердце, и, кажется, его грохот был слышен всем во дворе. Потому что тишина снова стала глубокой и вязкой, и даже молнии, разрезающие черное небо, крошились с треском.

– Поднимитесь, аэльвэя Орстрен. – Голос Золтера ударил подобно грому. – И немедленно покиньте мой замок.

Что?

– Ваш сын был казнен и останется здесь столько, сколько я того пожелаю.

В глазах женщины мелькнуло отчаяние сродни тому, которое я видела в глазах матери лишь однажды: когда Винсенту сообщили о том, что Тереза добровольно отправилась к Эльгеру, чтобы спасти мужа. Брат всегда оберегал нас от такого рода известий, но в тот раз предпочел сказать правду.

– Пожалуйста.

– Уведите ее.

Этот короткий приказ прозвучал как пощечина, и я резко развернулась к Золтеру:

– Как вы можете?!

Он перевел на меня взгляд. До ужаса медленно, но сейчас впору было радоваться тому, что это произошло так – клубящаяся в нем смерть повторно перекрыла мне дыхание, а ее тяжесть ударила в грудь, на миг разделяя меня с собственной магией.

К нам уже приблизилась стража, поэтому я бросилась к женщине, чтобы помочь подняться. Она взглянула на меня даже без удивления – равнодушно, как обреченная, но руку мою приняла. Правда, стоило ей выпрямиться, тут же отстранилась, оттолкнула попытавшегося взять ее под локоть элленари и направилась к воротам. Я смотрела ей вслед, чувствуя, как внутри все переворачивается.

Магия жизни считается даром, но и подводные камни в ней тоже есть: чужие чувства. Сейчас чувства этой женщины приближались к тому, что я видела, – к выжженной, страшной пустыне.

– Ваше аэльвэрство…

– Руку, – последовал приказ.

Не дожидаясь моего согласия, поднявшийся с трона Золтер сдавил мои пальцы и устроил на сгибе своего локтя. Вспышка – и портал отрезал нас от толпы и от матери Льера, чье лицо до сих пор стояло у меня перед глазами.

– Ужин тебе принесут. Из комнаты не выходить. – Короткая череда приказов обрушилась на меня, едва мы оказались в моей спальне.

– О чем она говорила? – спросила, стараясь не обращать внимания на разрастающийся в груди давящий ком.

– Это не твое дело.

– Не мое? – холодно поинтересовалась я. – А что тогда мое? Что она имела в виду?!

– Элленари не умирают, как ты знаешь, – жестко произнес он. – Погибшие в бою становятся армией Приграничья, казненные – остаются прикованными к месту казни, чтобы переживать ее снова и снова до тех пор, пока наказание не сочтут достаточным.

Я задохнулась от возмущения.

– Вы… вы… неужели в вас нет ни капли милосердия?

– Ни капли, Лавиния, – подтвердил он.

– Послушайте. Льер и так…

– Я запретил произносить его имя, – резко произнес он. – Хочешь оказаться на месте Ирэи?

Новый портал – и я снова одна, а в тишине оседают на пол мерцающие изумрудные искры и отголоски давящей силы Золтера. Сцепив пальцы, прошлась по комнате, готовая прямо сейчас бежать обратно во двор замка. Вот только к чему это приведет? Я все равно не смогу помочь матери Льера, поскольку даже не знаю, где сейчас ее сын.

Не знаю, потому что… не искала!

Жемчужная искра вспыхнула над ладонью, согревая. Повторить заклятие оказалось гораздо проще, чем создать в первый раз, вот только нить не спешила вытягиваться в нужном направлении. Мерцала, подрагивала, словно билась о невидимую стену.

Да, в случае с поиском людей (или не совсем людей) все гораздо сложнее. Будь здесь Тереза, она отыскала бы его в считаные секунды, у меня же не было ни единой вещи, способной к нему привести.

Впрочем, кое-что все-таки было. Перстень Винсента.

Обычно для поиска требовалась личная вещь или хотя бы вещь, которой человек касался. Не представляю, работает ли это с призраками (или как называют элленари, лишившихся материального воплощения), но перстень побывал в руках Льера. Он был у него несколько дней, возможно, это поможет. Подхватив его, раскрыла ладонь, перенаправила узелок плетения. Нить слабо задрожала, потянулась к двери и… растаяла.

Да что же это такое-то, а!

Я сжала перстень сильнее, окутывая его поисковым плетением, а потом, сама не знаю зачем, представила лицо Льера. Его голос – низкий, глубокий, вкрадчивый… Почему-то именно это определение пришло мне на ум, а следом на ум пришло уже совсем другое: губы, скользящие по моим губам, пробуждающие волнующий жар.

Осознание было коротким, потому что невесть откуда взявшийся ветерок подхватил мои волосы.

Оглушительное «шряу!» и скрежет когтей раздались совсем рядом, а потом вокруг меня вспыхнули искры.

Я провалилась в портал.

Буквально.

Мордочка бъйрэнгала – последнее, что увидела перед тем, как магия вышвырнула меня на узорную плитку. В лицо ударил порыв ветра из распахнутых настежь дверей, ведущих на балкон. Сами двери напоминали крылья какого-то чудовищного зверя: огромные, изогнутые стальные прутья, разделенные вставками витражного стекла.

С бешено колотящимся сердцем огляделась, пытаясь понять, где нахожусь, но эта комната была мне незнакома. Тоже жилая, судя по обстановке – кровать, кресло, все в темно-синих тонах, причем больше темных, чем синих, поначалу я даже подумала, что здесь все черное. Единственным цветом, его разбавлявшим, был цвет потемневшей стали покрывала и узора на стенах. Еще над полом тянулся фиолетовый дымок, и исходил он от непонятных растений с большими листьями, больше напоминавшими пластины металла. Плитка подо мной была просто ледяная, поэтому я поспешно поднялась.

Вот только этого мне для полного счастья не хватало, честное слово.

Нет бы показать, где сейчас Льер!

Но это же слишком просто, зачем леди Лавинии искать простые пути.

Гораздо проще провалиться в портал неизвестно куда.

Сильнее сжимая перстень в ладони, направилась к двери, когда заметила светлое пятнышко. Даже не пятнышко, тонкую полоску: что-то торчало из-под подушки. Не вполне понимая зачем, шагнула к кровати, приподняла край наволочки и широко распахнула глаза.

Светлело не что иное, как моя лента.

Лента, которая была вплетена в мои волосы, когда меня забрали в Аурихэйм.

Эта мысль стала последней перед тем, как за дверями ванной комнаты что-то разбилось. Не просто разбилось, судя по силе удара и звуку, разлетелось даже не в крошку, а в пыль, и на миг показалось, что вместе с этим чем-то разлетелась я – так сильно меня полоснуло отголосками чужой боли.

Не вполне отдавая себе отчет в том, что делаю, я приблизилась к приоткрытым высоченным дверям. И замерла, потому что в комнате, заполненной тленом, окружившим его как рой насекомых, стоял Льер.

Сначала я не поверила глазам и себе тоже не поверила: Золтер сказал, что Льер умер, но мертвым он не выглядел. Не представляю, как выглядят призраки, но если верить Терезе (и умным книгам) – это просто размытые контуры без лиц и каких-либо черт. Странную затопившую меня радость я осознать не успела, равно как не успела осознать, что делаю. Уже почти шагнула к нему, когда на моих глазах Льер начал меняться.

Черты лица стали резче, контур губ и подбородка смазался, чтобы спустя мгновение стать четким, но… другим. Иссиня-черные волосы вспыхнули огнем, словно кто-то развел рядом с ним пламя, но пламени не было. Тем не менее они впитывали раскаленный цвет, цвет волос Золтера. Изменились скулы и надбровные дуги, над ними вспыхнул королевский узор. Спустя мгновение рассеялся и морок тьмы, и, когда это произошло, передо мной стоял Золтер.

Я видела его так же четко, как несколько мгновений назад – Льера.

Что это?

Что это только что…

Он повернулся к двери, и я отпрянула. Метнулась в сторону балкона и едва успела оказаться снаружи, как в комнате раздались шаги. Двери с грохотом захлопнулись, отрезав меня от того, кто за ними остался. Не представляя, что делать дальше, не в силах поверить в случившееся, я прижимала к груди ленту, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Льер… жив?

Не просто жив, Льер – это Золтер? Точнее… Что точнее, я пока понять не могла, зато вспомнила фразу Золтера о том, что элленари способны принять чей угодно облик. Но если Льер – это Золтер, точнее, он носит его личину, то настоящий Золтер…

Я поняла, что не готова думать об этом. Сейчас – точно нет. Мне нужно вернуться к себе, собраться с мыслями и понять, что вообще происходит.

Над Аурихэймом снова нависло безветрие и мертвая тишина, и это играло мне на руку. Сквозь витражные стекла невозможно было что-либо разглядеть, поэтому оставалось надеяться только на слух. Затаив дыхание, я вслушивалась в то, что происходит за дверями, но оттуда не доносилось ни звука. Точно так же, как выпитый досуха мир, лишенный почти всех проявлений жизни (я ведь действительно не видела здесь ни птиц, ни животных, не считая жутких псов и бъйрэнгалов, ну и еще запертых в зверинце Золтера неизвестных существ), комната безмолвствовала.

Выждав еще несколько минут для верности, осторожно приоткрыла дверь.

Никого.

Глубоко вздохнула и шагнула к кровати, стараясь ступать еле слышно. Ленту надо оставить на том же месте и…

– Что ты видела, Лавиния?

Его голос раздался из-за спины так резко, что я едва не заработала разрыв сердца. Обернулась, наткнувшись на жесткий темный взгляд.

– Все.

Отпираться не было смысла, да и сейчас, когда оказалась лицом к лицу с ним, я поняла, что мне хочется высказать ему все, что думаю. А думала я многое: в частности, о том, что очнулась после кошмарной ночи и вместо его лица увидела ненавистную физиономию Золтера. Мужчины, который взял меня силой, и… Льер ведь об этом знал! Я сама ему рассказала.

– Понравилось меня целовать? – поинтересовалась я, с трудом сдерживая кипящий внутри гнев. – Будучи им?

– Не говори о том, чего не понимаешь.

– О, я многого не понимаю. Например, как можно быть настолько жестоким к собственной матери!

Он замер.

– Что молчишь, Льер? Ответить нечего? – Я уже не сдерживала чувства, и голос дрожал.

От надолго и прочно упрятанных на глубину чувств, от того, что я все это время скрывала даже от себя самой.

– Понравилось быть мертвым?

– Замолчи.

– И не подумаю!

– Как ты здесь оказалась?

Его голос звучал настолько холодно и отстраненно, что сходство с Золтером стало не просто идеальным. Сейчас я при всем желании не отличила бы Льера от его аэльвэрства. Никто не отличал.

За исключением коротких мгновений, когда я что-то скорее чувствовала, чем понимала, отличить первое аэльвэрство от второго не представлялось возможным.

– Это все, что тебя интересует? – поинтересовалась в тон ему.

– Сейчас – да. В эту комнату никто не мог войти: ни через портал, ни просто так. Никто не мог увидеть, услышать или почувствовать, что здесь происходит. – Слова он сейчас цедил. – Так скажи мне, Лавиния, как ты прорвала магическую защиту высшего уровня и оказалась здесь?

Магическую защиту высшего уровня?!

– С удовольствием! – выдохнула я. – Не знаю!

– Не лги мне.

– Я никогда не лгу! В отличие от некоторых. Я говорила, что с моей магией что-то происходит, но ты был слишком занят маскарадом, чтобы обратить на это внимание.

Льер все-таки шагнул ко мне. Видеть его в этой маске сейчас было особенно дико, поэтому я отпрянула.

– Не смей. Не смей меня трогать и не смей ко мне приближаться.

– Не смей мне приказывать, Лавиния.

– А то что? Меня постигнет участь Ирэи?! – Я сжала кулаки. – Всевидящий, какое благородство! Аэльвэйн Лавиния может решать участь моей кузины! Ты, кто вытащил меня на охоту и заставил на все это смотреть! И ты говорил мне про лицемерие?!

– Руку.

Я отступила.

– Лавиния.

Его голосом можно было убивать, но я сложила руки на груди.

– Не испытывай мое терпение.

– Помост для экзекуции, наверное, еще не успели разобрать. Сразу пойдем туда?

Глаза потемнели еще сильнее, сквозь радужку в белки плеснули чернила смерти.

– Я справлюсь без посторонних.

Он шагнул ко мне так стремительно, что я не успела отпрянуть. Подхватил с той же легкостью, что котенка, перекинул через плечо, шагнул в портал и швырнул меня на постель.

К счастью, здесь было мягко.

К несчастью, у меня задралось платье, и меня затрясло. Поэтому я не успела остановить бъйрэнгала, бросившегося на Льера. Короткое движение руки – и котенок, не долетев до него, свалился на пол. Со стороны он смотрелся как поломанная игрушка, и я метнулась к нему. Запутавшись в платье, больно ударилась о столбик, рывком опустилась на колени, положив руку на крохотное тельце и чувствуя, как медленно бьется сердечко.

Бьется.

Хотя звереныш казался каменным.

– Что ты сделал?! – прошипела я, вскинув голову.

– Обездвиживающее заклинание.

Его бесчувственная физиономия не поменяла выражения даже сейчас.

– Сними!

– Нет. Ему полезно понимать, на кого можно рычать, а на кого нет.

Под рукой ничего больше не оказалось, поэтому я запустила в него туфелькой. Следом – второй, а потом пружиной взвилась на ноги.

– Ты… – выдохнула я. – Ты хуже самого мерзкого чудовища, которое я когда-либо видела! Золтер хотя бы не притворялся.

Миг – и Льер оказался рядом со мной, на ходу выхватив из раскрывшегося пространства магическое ожерелье. Металл коснулся кожи, и украшение мгновенно сплелось звеньями, сомкнувшись ошейником.

– Это, – прорычал он, – научит тебя выбирать слова, Лавиния. Будешь ходить в нем, пока не перестанешь мне возражать. А это… – Мне в запястья вдавили браслеты, которые точно так же оплели руку. – Это позволит мне сразу узнать, если ты выйдешь из комнаты. И тогда мы вернемся к вопросу о наказаниях.

– Не боишься, что я расскажу обо всем, что видела?

– Вперед. Элленари очень изобретательны в том, что касается казни, а за смерть повелителя отвечает вся семья. Чаще всего убийца смотрит на то, что делают с его родными и близкими, и только потом умирает сам.

Он вышел из комнаты через разорвавший пространство портал, снова оставив меня в пелене стремительно тающих искр. Я смотрела на них и думала о том, что за все время нашего знакомства, даже при всей его несоизмеримой жестокости, Золтеру ни разу не удалось сделать мне так больно.

Да что там, так больно мне не было никогда.

Ангсимильер Орстрен

Может, все дело было в том, что она действительно отличалась от женщин, с которыми ему приходилось иметь дело. В мире элленари не существовало столь четкой границы между полами, как в мире смертных. Женщина могла возглавлять армию, женщина могла править Двором. Правда, с тех пор как последняя королева ушла за Грань, прошло пять тысячелетий, но сути это не меняло. Женщина-элленари была равна мужчине, женщина-элленари не стеснялась собственного тела и желаний. Для нее это никогда не было чем-то запретным, скорее – естественным и проходящим. Истинное наслаждение постигалось разве что в соединении с мьерхаартан, но из-за случившегося много лет назад пары перестали возникать. Все больше и больше союзов Арка отказывалась благословить, и в результате обряд слияния стал чем-то вроде пережитка прошлого.

Никого он не интересовал по большому счету, этот обряд слияния.

Кроме Золтера, который так настойчиво собирался объявить Лавинию своей, и с этим Льер уже который день тщетно пытался разобраться. То, что лежало на поверхности, то, что озвучил Золтер, было всего лишь верхушкой, но что под ней скрывалось – никому не известно. Никому, кроме повелителя Аурихэйма.