Текст книги "Заклятая невеста"

5

Помогать мне снова пришла Лизея, служанки принесли светло-желтое платье, в котором его аэльвэрство пожелал видеть меня сегодня. На платье я едва взглянула, а вот на девушку, управляющуюся с моими волосами с помощью магии, смотрела уже внимательнее. Элленари, и, судя по всему, не из бедного рода, если присутствовала на охоте. Непонятно только, почему у нее на лице нет узора, как, скажем, у той же Ирэи.

– Вы что-то хотели спросить, аэльвэйн Лавиния? – Она посмотрела мне в глаза.

Ее глаза были пронзительно-голубыми, как небо или лесной лунник под кистью любящего яркий цвет художника, а волосы напоминали серебряные нити.

– Почему ты мне помогаешь?

– Потому что я нэвересс.

– Нэвересс?

– Изгнанница. Отлученная от рода. – Она сказала это как бы между прочим, но голос все-таки дрогнул. – Его аэльвэрство согласился принять меня при дворе, только поэтому я до сих пор жива.

– Подожди. – Я внимательно на нее посмотрела. – Когда это произошло?

– Вчера. – Лизея пожала плечами. – Я согласилась вам помогать, потому что он спас мне жизнь, но после того, что случилось на охоте, я бы согласилась помогать вам просто так. Это было смело.

– И никаких предубеждений против смертных? – Я невольно приподняла бровь.

– В каждом из смертных магов есть частица крови элленари. Наверное, за это вас и ненавидят так яростно. За то, что в ваших руках сила, которой могли распоряжаться только мы.

Лизея вернулась к прическе, а я вернулась к своему странному сну. Эльгер сказал искать упоминание о семье, но, как оно может помочь моему возвращению, не озвучил. Впрочем, у меня была возможность попытаться узнать это с помощью перстня, поэтому первым делом с утра я «отправилась» к Винсенту. Но брат был в парламенте. Парламент – это надолго, поэтому я решила повторить попытку вечером. Наверняка он будет встречаться с Эльгером или хотя бы обсуждать с кем-то то, что Эльгер передал мне.

Но Аурихэйм… Эльгер так спокойно отреагировал на мое признание, как будто знал чуть больше, чем остальные. Впрочем, знания мааджари всегда были за семью печатями, а тех, кто имел к ним доступ, считали опасными и потенциальной угрозой. Как бы то ни было, во всем этом мне еще только предстояло разобраться, и разобраться как можно скорее, потому что вчерашний вечер мне совершенно не нравился. Не нравилось, что я тянусь к Золтеру, хотя должна всеми силами его избегать, и совершенно точно не нравился Золтер, который меня обнимает.

Вот только знать бы, как во всем этом разобраться.

Магия Аурихэйма не откликается на магию смертных, но Эльгер сказал, что я меняюсь. Значит ли это, что я смогу воспользоваться библиотекой?

К сожалению, я не успела об этом подумать: в дверь постучали. Лизея быстро закрепила последнюю прядку и скользнула встречать нарушивших наше уединение, а я оглядела себя в зеркале. Никаких внешних изменений не заметила, разве что выглядела еще более молодой, чем когда только оказалась здесь. В последнее время у меня не было желания себя рассматривать, но сейчас с удивлением отмечала, что Аурихэйм словно стер несколько прожитых лет.

По-хорошему после такого приема я должна была выглядеть ужасно, но я расцветала.

Осознание этого оказалось настолько неожиданным, что я не сразу услышала голос Лизеи.

– Аэльвэйн Лавиния, – повторила она, когда я натолкнулась на ее взгляд в зеркале. – Его аэльвэрство желает вас видеть.

Ну еще бы он не желал.

– В зверинце. Он говорит, что вы нужны Винсенту.

– Что?!

Должно быть, изумление в моих округлившихся глазах было настолько ярким, что элленари поспешно добавила:

– Так назвали детеныша бъйрэнгала.

По коридорам я шла быстро, элленари едва за мной поспевала. Не позавидовала бы я сейчас виеррахам, рискнувшим оказаться у меня на пути, но они не рисковали. Стелились по полу и вдоль стен полупрозрачными тенями, из-за чего создавалось впечатление, что мрамор и камень живые, как бы странно это ни звучало.

Новый поворот вывел нас в крыло, где мне раньше бывать не доводилось. Лестницы здесь были узкими и разветвлялись таким лабиринтом, что без сопровождающего можно было заблудиться и сгинуть. Гобелены и фрески, мелькавшие перед глазами, изображали могущество смерти и Глубинной Тьмы. На одних раскрывались магические ловушки, превращающие врагов в горстки праха, на других через призму самой страшной магии мир представал бесцветным выжженным покрывалом.

Да, если ты вырос в такой обстановке, сложно остаться нормальным.

Об этом я подумала, когда вышли во внутренний двор, ничем не напоминающий тот, где мы собирались на охоту и где устраивались развлечения вроде публичных экзекуций. Он был чуть меньше, высокие башни почти закрывали небо, из-за чего стрелы молний казались оборванными нитями. На самом верху переливался серебристой паутиной щит некромагии, растянутый над двором.

– Это необходимая мера, – пояснила Лизея, проследив за моим взглядом. – В зверинце… не всегда бывает спокойно.

Я не стала уточнять, зачем содержать зверинец, в котором не всегда бывает спокойно: странности элленари уже давно пора перестать считать странностями. Тем не менее от хлынувшего на меня многообразия чувств животных на миг потемнело в глазах. Рычание, вой, крики и клекот, шипение, скрежет – все это смешалось в такой безумный коктейль, что мне пришлось остановиться, чтобы перевести дух.

Животные бились, запертые в камне темниц, и пусть их тюрем я пока не могла видеть, я слышала и чувствовала каждое яростное отчаяние, дикую злость, агрессию или молчаливое смирение.

Мы с Лизеей шагнули в арку, которая сейчас не была закрыта решеткой, и оказались напротив двух охранников мощного телосложения, отдаленно напоминающих людей – в два человеческих роста, широкие бугры мышц и серо-зеленая кожа. Их защищали доспехи, в руках они держали булавы, увенчанные шипастыми шарами размером с человеческую голову. Судя по всему, зачарованные, потому что между шипами то и дело проскальзывали опасные искры тьмы.

Лизея прошла мимо них в широкий коридор, протянувшийся бесконечной вереницей дверей, запечатанных магией.

– Нам сюда.

Небольшое ответвление, несколько футов камня, иссиня-черное пламя факелов, дверь.

Больше всего комнатушка, в которой мы оказались, напоминала лабораторию. Бесчисленные полки с колбами и склянками, металлический стол, возле которого стояли Золтер и существо, едва достававшее ему до пояса. Лысая голова собиралась складками, а вот на торчащих ушах рос легкий пушок.

Стоило войти, взгляды элленари устремились на нас, но они меня мало интересовали.

Гораздо больше интересовал котенок, которого я пока не видела, но чувствовала. Смесь отчаянного, дикого страха и ярости. Готовность биться за себя до конца.

– Не бойся, малыш.

Я раскрылась, потянулась к нему магией, осторожно коснувшись страха, сглаживая его.

– Вам нужна помощь, аэльвэйн Лавиния? – Голос у коротышки в белом халате был квакающим, высоким.

– Мне нужно, чтобы все посторонние вышли.

– Мы хотели определить его к самке бъйрэнгала, она у нас тут давно… но я побоялся, что она его сожрет. Для них поедание себе подобных в порядке вещей, – пробормотал он.

– Выйдите.

Голос Золтера прозвучал резко, и коротышку словно ветром сдуло. Вслед за ним вышла Лизея.

– Вообще-то я имела в виду всех, – сказала я.

– Я тебя с ним не оставлю.

– Боитесь, что игрушку поцарапают? – Я сложила руки на груди. – Как вам вообще пришло в голову назвать его Винсентом?!

– Мне показалось, что имя ему подходит. – Лицо элленари по-прежнему оставалось бесстрастной маской.

– Вам показалось. Его нужно отсюда забрать.

– Он останется здесь.

– Почему?

– Он опасен.

– Вы тоже. Но себя вы почему-то в клетку не сажаете, – хмыкнула я и, прежде чем его аэльвэрство успел сверкнуть глазами, добавила: – Ему нужны тишина, покой и любовь. В животном мире все взаимосвязано, каждая боль каждого живого существа, любой страх, агрессия или радость воспринимаются как собственные. Он не придет в себя в зверинце.

– И что ты предлагаешь, Лавиния?

– Пусть живет в моих покоях.

– Это исключено. Воспользуйся магией и достань его из норы.

– Из норы?!

– Да. Он прогрыз себе ход, пока Бурф готовил стол для обследования…

– Что он сделал?!

– Когда бъйрэнгал напуган, состав его слюны изменяется. Он способен разгрызть камень и любой металл, за исключением зачарованного. Бурф забыл об этой особенности, поэтому упустил мелкую тварь. Куда он заберется дальше, где застрянет или к кому выпадет, мы не знаем.

От такой перспективы я мысленно содрогнулась, но тут же взяла себя в руки. Я почувствовала его, а значит, котенок не успел далеко уйти…

Да, котенок.

Котеночек.

Который способен прогрызть камень.

Как бы то ни было, он все равно маленький и он напуган.

Я села на стоявший поблизости стул. Прикрыла глаза, позволяя магии течь сквозь меня и тянуться к рычащему от страха детенышу. Где-то там, в этих стенах… Тепло прокатилось от кончиков пальцев сквозь ладони, разошлось по плечам и груди. Давно я не чувствовала себя настолько хорошо, как сейчас: магия жизни разогревала не только меня, но и все, к чему прикасалась.

Я почувствовала, как где-то справа притихло беснующееся существо, как страх бъйрэнгала тает, как он тянется к странному и непонятному источнику тепла.

Да, вот так.

Иди ко мне, мой хороший.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я услышала скрежет коготков и шуршание. Открыла глаза и увидела малыша, стоявшего в нескольких футах от меня. Складчатые веки на миг сомкнулись, потом распахнулись во всю ширину, открывая огромные алые глаза. Я осторожно встала со стула, опустилась на корточки и, запечатав магию, протянула котенку руку.

Он не двинулся с места, просто повел носом, словно принюхиваясь, после чего попятился. Отступил к стене, где превратился в едва различимый комочек, сгусток напряжения и недоверия. Не отпуская моего взгляда, сел. И замер.

До той минуты, когда к нему шагнул Золтер.

Резко, одним движением бъйрэнгал подскочил и зашипел, обнажая мелкие клыки.

– Назад, – скомандовала я тихо, не повышая голоса.

Меня полоснуло раздражением.

– Ты мне приказываешь?

– Понимайте как хотите. Вы попросили меня его вытащить, и сейчас я занимаюсь именно этим. Сделайте доброе дело, хотя бы не мешайте!

Поскольку смотреть на Золтера у меня желания не было и поскольку я по-прежнему сидела на корточках, сейчас видела только начищенные сапоги и брюки. Что меня определенно обнадеживало, дальше он не двинулся, и, когда бъйрэнгал это понял, шипение прекратилось. Он снова собрался в комок у стены и тоненько вздохнул.

– И сколько ты собираешься так сидеть? – раздалось раздраженное сверху.

– Сколько потребуется.

– Почему ты просто не воспользуешься магией?

– Просто магия не способствует доверительным отношениям. Если вы хотите, чтобы он к вам пошел, это нужно заслужить.

Очень скоро я поняла, что сидеть на корточках – занятие неблагодарное. Бъйрэнгал по-прежнему жался к стене, готовый защищаться, и я села на пол, подтянув колени к груди.

– Ты что устроила, Лавиния?! Поднимись и садись на стул.

– Мне нужно быть на одном уровне с ним.

– Пол холодный.

Да правда, что ли?!

– Принесите мне подушечку, – огрызнулась я.

Как ни странно, подушечку и правда принесли, а еще одеяло, миску с водой, миску с молоком и что-то более серьезное съестное для котенка (из чего я сделала вывод, что его аэльвэрство не безнадежен, или по крайней мере не настолько безнадежен, каким хочет казаться).

Бъйрэнгал к еде не притронулся, разве что немного попил, не сводя настороженного взгляда с меня и с того, кто торчал на уровень выше, после чего отполз обратно к стене. Ближе к обеду еду принесли уже нам, но мне не очень хотелось есть. То ли завтрак был плотным, то ли обстановка не способствовала (я не представляла, что здесь делают с животными и для чего этот кабинет). Можно было спросить у Золтера, но что-то мне подсказывало, что ответ мне не понравится, поэтому я предпочла молчать, заедая тишину удивительно вкусной булкой.

– Тебе надо поесть, Лавиния.

– Я не хочу.

– Я сказал: тебе надо поесть. – Золтер поставил передо мной поднос. – Или ты хочешь вернуться к себе?

Нет, к себе вернуться я не хотела, поэтому придвинула поднос и стала есть. Суп отдаленно напоминал те, которые мне доводилось пробовать раньше: густо-черного цвета, с какими-то тонкими солеными пластинами, мягкими от воды. Я как раз поднесла ложку ко рту и чуть не подавилась, когда Золтер сел рядом. Скрестив ноги, принялся за свой обед с таким видом, как будто его аэльвэрству было не привыкать есть в зверинце на относительно чистом каменном полу.

– Что вы задумали? – поинтересовалась я, когда обрела дар речи и когда у меня закончился суп.

– То же самое я хотел спросить у тебя.

– Детеныш напуган, у него погибла мать. Ему нужно понять, что ему ничто не угрожает.

Сидеть с ним на полу было не то чтобы странно… нет, все-таки странно. Ничего более странного в Аурихэйме со мной еще не случалось. Пока.

– И когда он это поймет, ты…

– Я заберу его с собой.

Золтер приподнял брови: крайне выразительно, надо сказать. Как у него это получилось, не представляю, потому что раньше величайшим выражением эмоций был гнев повелителя, и тот выражался в изменении цвета глаз до черного и клубящейся тьме. Сейчас же на его лице отразилось что-то человеческое, если можно так выразиться.

– Ты думаешь, я тебе это позволю?

– Если вы забрали его, если оставили в живых, если позвали меня, чтобы я его вытащила, то да. Вы мне это позволите.

– Он опасен.

– Даже когда чувствует себя хорошо?

– Нет, когда чувствует себя хорошо, неопасен.

– Значит, я сделаю все, чтобы он был счастлив.

И снова это странное выражение, совершенно не вяжущееся с выражением лица мужчины, который заставил Амалию корчиться от боли. Впрочем, я действительно не знала о нем ровным счетом ничего, и слова Лизеи о том, что он принял ее, отвергнутую родом и умирающую, тоже с тем образом не вязались.

– Почему Лизея умирала?

Золтер медленно повернулся ко мне.

– Она тебе об этом рассказала? – В его голосе звучало удивление.

– Разумеется. Откуда еще я могла бы об этом узнать?

Он помолчал, но потом все-таки ответил:

– Нэвересс, отвергнутых родом элленари, иногда проклинают. Метка изгнанника ставится на того, кто разочаровал родителя, после чего элленари вынуждают покинуть родные земли. Чем дальше от них, тем хуже он или она себя чувствуют и в конце концов умирают. Зависит от силы, вложенной в метку магии. Снять ее может только очень сильный элленари.

Пару минут я моргала, пытаясь осознать услышанное. Нет, в нашем мире тоже изгоняют разочаровавших детей (к слову, в свое время от Луизы отказался отец из-за того, что она воспротивилась браку с Винсентом), но… но…

– Вы считаете это нормальным?! – спросила я, с трудом сдерживая рвущееся наружу негодование. – Убить собственную дочь только за то, что она воспротивилась вашей воле?

– Начнем с того, что я никого не убивал, Лавиния. – Его голос похолодел на несколько оттенков.

– Совсем никого? – Я приподняла брови и отвернулась.

Взаимопонимание было разрушено, а впрочем, что значит понимание, когда речь заходит о Золтере. Я слышала, как он поднялся, но не повернулась. Возможно, для меня это было дикостью, но для него, для всех элленари – это нормально. Брать женщин силой, брать женщин на глазах у всех (что, не исключаю, для женщины-элленари тоже нормально), носить прозрачные наряды, убивать за одно-единственное дерзкое слово…

– Догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь. – Раздражение, смешанное с плохо сдерживаемой насмешкой, заставило меня все-таки поднять голову.

Глаза у Золтера были прищурены, из ноздрей того и гляди Глубинная Тьма повалит.

– Неужели? Напомните, я уже спрашивала про чтение мыслей?

– Мир смертных ничуть не лучше, Лавиния. Помнишь, что было с женой твоего брата? Леди Луиза Лефер чуть не умерла от заклятия, привязавшего ее к Винсенту, и умерла бы, если бы он не дозволил ей находиться при нем.

Что?!

– Не впутывайте сюда моего брата! – Я вскочила, сжимая кулаки. – Ни он, ни случившееся с Луизой не имеют никакого отношения к вам!

– Неужели? – Он зло усмехнулся. – А что насчет тех женщин, которых мужья награждали заклятием змеи и которых оно убивало в случае несчастливой любви?

– При чем тут…

– Сравните его вот с этим. – Он вздернул рукав, обнажая узор. – Элленари награждают подобной связью не только женщину, но и себя, а заклятие змеи было односторонним. А если вспомнить, что творится на ваших балах, о да, не в бальных залах, но в потайных нишах… далеко ли вы от нас ушли? Элленари, в отличие от людей, не прикрываются благочестивостью, мы – такие, какие есть. В мире смертных творится все то же самое, просто вы, люди, обожаете находить себе оправдания. Благая цель. Большая любовь. Предательство. Месть. Как по мне, так вы просто скопище лицемеров.

– Мы – кто?! – ахнула я. – Это мы – скопище лицемеров?

– Вы. И ты в первую очередь, моя… Лавиния.

– Я не ваша! – сообщила я в закрывшуюся дверь, по которой тут же прошла легкая дымка.

Бросившись к ней, с силой дернула за кольцо, но тщетно. Кажется, меня закрыли с помощью магии. Развернувшись, подлетела к столу, схватила первую попавшуюся колбу, собираясь запустить в дверь, когда услышала чавканье. Громкое, с урчанием: котенок ел. То и дело опасливо поглядывал на меня, но быстро смел подчистую сначала то, что было в одной миске, потом запил молоком. Все это время я не шевелилась, застыв с колбой в руках, и, только когда он отошел к стене, вернула ее на место.

Что в ней было, так и не поняла, но, может, и к лучшему, что не бросила: в густой огненной жидкости перекатывались крохотные искрящиеся шарики, а первое правило при работе с незнакомыми зельями – не изучив свойства, не открывай пробку. Осторожно вернула склянку на место, и себя тоже.

– Иди сюда, – сказала бъйрэнгалу, расстилая одеяло. – Здесь теплее.

Котенок не шипел, но смотрел настороженно, и я просто устроилась поудобнее. Внутри еще все кипело после общения с Золтером: мы – скопище лицемеров, подумать только! Да, заклятие змеи действительно убивало женщин, которые не хранили верность мужьям, но это было в Темные времена, а в настоящем оно относилось к запрещенным! Между прочим, создал его один идиот, переработавший заклятие верности, которое служило магам присягой своим правителям. Если умирал король, умирал и принесший клятву.

Всевидящий!

В эту минуту я осознала, что это заклинание истинной верности ну очень напоминает то, что связывает Золтера и его подданных.

Так что… по сути, не так уж он и не прав.

В том, что только что сказал.

Я решила ненадолго прилечь. Позволила магии немного разогреть пространство вокруг (или много, потому что одеяло от холода почти не спасало), подложила под голову подушку и стала смотреть в потолок. Он казался невысоким, камни угрожающе нависали надо мной, чувства запертых в зверинце существ с каждой минутой ощущались все мягче. Где-то капала вода, поэтому я не сразу услышала тихое-тихое шуршание.

А когда услышала, улыбнулась и очень медленно повернула голову: котенок подполз поближе и с независимым видом устроился на одеяле рядом со мной.

6

– Если быть откровенным, вреда он ей не причинит, конечно… – Большеухий сказал это с опаской и осторожно посмотрел на Золтера.

После пары часов совместного сна (ладно, я не спала, спал только котенок) бъйрэнгал позволил водрузить себя на стол и осмотреть. Правда, при этом поглядывал на меня, а я поглядывала на того, кто осматривал. Попытайся он причинить детенышу вред – и ему бы не поздоровилось.

– Ты уверен?

– Да, ваше аэльвэрство. Судя по тому, как он относится к аэльвэйн Лавинии, он признал ее своей. А вы не хуже меня знаете, что своих бъйрэнгалы не только не трогают, но и защищают в случае угрозы.

Золтер почему-то посмотрел на меня так, будто угрозой была я. Ноздри его шевельнулись.

– Хорошо, – отрывисто произнес он. – Можешь его забрать.

– Вот и замечательно.

Я наклонилась, подставила руки, на которые малыш с радостью забрался. Он вообще вел себя как настоящий котенок: терся о мое платье, мурлыкал, или скорее шурлыкал, потому что вместо привычного мурчанья до уха доносилось ш-р-р-р и ш-ш-р-р-ряу.

– Идем. – Золтер кивнул в сторону двери, а я улыбнулась большеухому элленари в белом халате.

– Спасибо большое!

Тот почему-то пошел сине-зелеными пятнами, пробормотал:

– Пожалуйста, – и поспешно скрылся за дверью подсобки, откуда донесся звук, подозрительно напоминающий сморкание в носовой платок.

– Что это было? – удивленно спросила я.

– Бурф – нигар. Это раса слуг и рабов, с ними никто не церемонится.

Я вскинула брови:

– Рабов?!

– Что тебя так удивляет, Лавиния? В нашем ужасном обществе есть рабы. – Сарказма в голосе великого повелителя Аурихэйма было столько, что могло бы хватить на всех элленари, вместе взятых.

С чего бы это, я подумать не успела: мы как раз поравнялись с охранниками. Эти мощные существа согнулись так, что булавы ударились о стены, высекая искры, но Золтер даже не взглянул в их сторону, и мы прошли мимо.

– Откуда в Аурихэйме столько рас? – поинтересовалась я. – Наш мир… не такой.

– Ваш мир примитивный, – хмыкнул он. – Аурихэйм рожден в пространстве, наполненном изначальной магией и ее силой. Когда магия только набирала силу, открывалось множество измерений, вместе с ней в наш мир приходили самые разные существа.

– Но они не являются элленари?

– Совершенно верно. Кто-то из них пожелал остаться сам. Кого-то мы истребили, потому что они пытались нас захватить. Сейчас все дыры в пространстве тщательно запечатаны и столь же тщательно охраняются.

Я покачала головой.

– Или ты считала, что вы – единственные разумные существа во Вселенной?

– Я ничего такого не говорила! – возмутилась я, и котенок на моих руках возмущенно мяукнул.

– Ну разумеется. О таком ты исключительно думаешь.

Я моргнула:

– Что вы хотите этим сказать?

– Леди не положено говорить вслух то, что она считает невежливым, не так ли, Лавиния? – Он окинул меня насмешливым взглядом с ног до головы.

– То есть вы сейчас косвенно обвиняете меня в лицемерии?

– Почему же косвенно? Вполне прямо.

Я пожалела, что на него нельзя натравить котенка. Который, к слову, косился на Золтера очень подозрительно. Тем временем мы пересекли двор и оказались на лестнице, по которой утром я спускалась вместе с Лизеей. То ли замок в этой части решил не перестраиваться, то ли сегодня у магических колебаний был выходной, но лестница осталась на месте, и этот поворот я тоже очень хорошо помнила.

– Я не лицемерю, – сказала я, когда мы шли по коридору.

Услышав шипение виеррахов, котенок выгнулся, но Золтер взмахнул рукой, запечатывая тени в стенах, и звереныш снова прижался к моей груди. Правда, напряженный и поводящий ушами, словно выискивающий малейшую опасность.

– Разумеется, нет, Лавиния. Именно поэтому последний год рядом со своим мужем ты делала вид, что у вас счастливая семья.

– Молчали бы вы… про моего мужа.

– Или что? – Он приподнял брови. Глаза опасно сверкнули.

Я вернула ему похожий взгляд и пошла дальше.

– Нам сюда.

Это тоже прозвучало язвительно, особенно если учитывать, что я почти пролетела поворот в анфиладу.

Нет, похоже, все-таки не выходной, потому что этой анфилады я не помнила.

– Рядом с моим мужем меня удерживали обстоятельства, – бросила я.

– Позволь узнать, какие именно?

– Нелегкая семейная ситуация брата.

– Или нежелание показать энгерийскому обществу развод благопристойной леди Лавинии?

– Это сейчас была мораль? – поинтересовалась я и сложила руки на груди. – Если да, то она прошла мимо, потому что рядом с вами меня тоже удерживают обстоятельства, но сказать, что я лицемерю, я не могу.

Теперь его глаза потемнели, но я только ускорила шаг.

Все, хватит с меня. Зачем я вообще с ним разговариваю? Можно подумать, его интересует ситуация Винсента или что-то еще. Его аэльвэрству скучно, даже помереть не может, вот и развлекается, как умеет. Осознание этого подстегнуло, как хлыстом, и я пошла еще быстрее. Сейчас мне хотелось как можно скорее остаться одной.

У дверей моей спальни, массивных и тяжелых, с резными узорами, Золтер остановился.

– Приведи себя в порядок, Лавиния. Ужинать будем вместе.

– Какая жалость! Я надеялась, что сейчас поужинаю с котенком, а потом лягу спать. Тоже с котенком.

Он усмехнулся.

– Если тебя не устраивает имя, которое придумал я, придумай свое.

– Льер, – сообщила я. – Назову его Льер.

Я влетела в комнату раньше, чем его остолбеневшее аэльвэрство успел открыть свой аэльвэрский рот. Захлопнула двери, отпустила малыша и только после этого привалилась к стене, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

Унять не получилось: дверь распахнулась с таким треском, что чудом не раскрошилась в пыль. Бъйрэнгал подпрыгнул, я отскочила, но меня перехватили за руку и резко впечатали в свою грудь. А потом так же резко впились подчиняющим, жестким поцелуем в мои губы.

Я задохнулась, попыталась вырваться – и не смогла.

Губы вспыхнули, и вслед за ними вспыхнуло что-то в груди: что-то обжигающее, сумасшедшее, яростное и… удивительно нежное. Наверное, именно последнее и заставило меня замереть, впитывая каждое мгновение странного и непонятного поцелуя.

Впрочем, поцелуем это назвать было сложно.

По крайней мере, поцелуем в моем представлении.

Ладонь на моем затылке не позволяла мне отстраниться, пальцы скользили по напряженной шее вверх, вниз и снова наверх. Под этими прикосновениями рождалась жаркая дрожь, рождалась и сбегала по плечам прямо на грудь, я чувствовала почти невесомую ткань платья, как если бы она была шелковой. Эта дрожь отдавалась в кончиках пальцев, в ладонях, которыми я упиралась в его плечи, наверное, именно поэтому я чувствовала ее и в нем тоже.

В судорожном вздохе, который мы разделили на двоих, когда по губам скользнул обжигающе ледяной воздух.

В бесстыдном прикосновении языка к языку, которое тут же сменилось укусом, заставившим меня вздрогнуть. И тут же, мгновенно – в глубокой, раскрывающей ласке. Его пальцы, стягивая платье, нежно погладили мое плечо, повторяя скольжение кружева.

– Лавиния. – Хриплый выдох опалил кожу, и так горящую под его пальцами. – Моя Лавиния…

Я и не догадывалась, что мое имя можно произнести так порочно, так собственнически-властно, так…

Широко распахнула глаза, ударилась о взгляд темных, темнее, чем самая глубокая ночь, глаз. Он смотрел так, словно видел меня впервые или словно впервые узнал меня такой. Раскрытой, прижимающейся к нему, подающейся навстречу каждой ласке, вжимающейся ставшей безумно чувствительной грудью в его грудь.

Всевидящий, что я творю?!

Осознание случившегося заставило меня замереть повторно, а потом резко, с силой оттолкнуться от его плеч и шагнуть назад.

– Я не ваша, – повторила скорее для себя, хотя прозвучало это…

– Лицемерие. – Он провел пальцами по моим губам, заставив отхлынувшую было от щек краску вернуться на них в двойном объеме. – Это то, о чем я только что говорил.

– Но вам же понравилось, – не осталась в долгу я. – Вам нравится лицемерие, ваше аэльвэрство, признайтесь. Иначе бы вы не пошли за мной и не стали меня целовать.

Его глаза вспыхнули, а затем потемнели: опасно, как тлеющие угли. Он шагнул ко мне, схватил за локоть и дернул в сторону кровати. Правда, не успел сделать и шага, как снизу раздалось звучное клацанье. Золтер подозрительно споткнулся, а я опустила глаза и увидела котенка, который… в общем, он больше напоминал пиранью. С крылышками. С ушами и хвостом, как у кота, но все-таки пиранью, потому что это нечто из животного мира Аурихэйма сейчас вцепилось в сапог его аэльвэрства, плотно сжало челюсти, да так и повисло.

Меня отпустили столь же резко и бесцеремонно, сколь и схватили, и так же резко схватили бъйрэнгала за шкирку. Челюсти котенка сразу же разжались, он зашипел, а я протянула руки:

– Отдайте!

Глаза Золтера по-прежнему метали молнии, ему бы сейчас на башенку, под небо, идеальная была бы картина. Очень гармоничная.

– Отдайте, – повторила я. – Или я воспользуюсь магией, и ничем хорошим это не кончится!

Котенка мне вернули на вытянутой руке: Золтер просто разжал пальцы, и детеныш свалился в мои ладони. Тут же снова зашипел, готовый к бою, но я погладила его по голове, осторожно, чтобы не оцарапаться о шипы.

– Спокойно, Льер. Его аэльвэрство уже уходит.

Его аэльвэрство скрипнул зубами, ну или что там у него скрипело от старости.

– Не испытывай мое терпение, Лавиния.

– Да было бы что испытывать. У вас его вообще не осталось. Сначала бросаетесь словами о лицемерии, потом бросаетесь на меня. Кстати, вам напомнить, что вы обещали меня не трогать, пока я сама не попрошу? Так вот, я вас об этом не просила.

– Словами – нет, – вернул мне сарказм его аэльвэрство, после чего развернулся на каблуках своих слегка покусанных сапог и направился к двери.

Громыхнул ею так, что даже гроза могла бы позавидовать.

После его ухода я еще минут пять гладила котенка, который явно к такому не привык, поэтому возился у меня на руках, всячески переворачивался, изодрал мне шипами рукава, поцарапал оба запястья, а потом все-таки спрыгнул и побежал трепать свисающее до пола покрывало.

Как воспитывают бъйрэнгалов, я понятия не имела, да если честно, мне сейчас было не до этого. Я до сих пор помнила волны прокатывающейся по телу дрожи, чувствовала скольжение пальцев. Губы горели, сердце колотилось о ребра, и все это… я допустила сама. Глубоко вздохнув, стараясь выровнять дыхание, направилась в ванную, чтобы узреть леди Лавинию во всей красе.

Грудь высоко вздымается, волосы слегка (ладно, слегка – это мягко сказано) в беспорядке. Глаза сверкают, а внутри вместо привычного неприятия какая-то волнующая, будоражащая легкость.

Во всем виноват узор?

Вернула рукав на место, прикрывая оголенное плечо, но узор вообще никак не реагировал. Даже слегка побледнел, хотя, возможно, мне это только казалось.

Дернула ткань вниз, услышала жалобный треск и выругалась совершенно неподобающим для леди образом.

Что бы это ни было, какая бы магия только что ни была замешана в том, что сейчас произошло, это не должно повториться. Я не могу целовать Золтера и испытывать такие чувства.

Или могу?

Как вообще можно тянуться к мужчине, который…

Я напомнила себе о том, что случилось после Арки, в красках представила случившееся, и сразу стало легче. То есть легче, разумеется, не стало, но сердце унялось мгновенно, а прикосновение прохладной воды к разгоряченному лицу окончательно привело меня в чувство.

Мне нужно скорее, как можно скорее попасть в библиотеку. У Эльгера получилось прорваться в мои сны в Аурихэйм один раз, значит, получится и второй, и к этому дню, а точнее, к ночи я должна быть готова. Я должна узнать как можно больше, чтобы помочь ему и Винсенту вытащить меня отсюда.