Текст книги "Заклятая невеста"

11

– Завтра мы возвращаемся в Энгерию, – сказала я.

Амалия вздрогнула. Не представляю, чего она ожидала, но стоило мне войти, девушка посмотрела на меня так, словно я пришла проводить ее на эшафот. Пару мгновений я изучала ее лицо, пытаясь понять, как поступить дальше, но других слов не нашла. Наша история закончилась в бальном зале, когда Амалия предала меня, и, судя по всему, она от меня тоже ждала чего-то подобного.

Поэтому я развернулась и направилась к двери.

– Леди Лавиния! – послышалось сдавленное.

Я обернулась.

– Вы ведь никому не расскажете, что я… Пожалуйста! Это разрушит мою репутацию!

Я приподняла брови:

– Это все, о чем ты хотела спросить?

– Я… да. Нет. Пожалуйста, простите меня, – выдавила из себя девушка, комкая платье.

Раскаяния в ее извинении не было, скорее страх. Она действительно боялась, что я расскажу высшему обществу Энгерии о том, что она сделала. Чувствовала ли она себя виноватой? Возможно. Я слишком многое могла потерять из-за ее поступка, чтобы сейчас разбираться в ее мотивах.

– Я не собираюсь разрушать твою репутацию, Амалия. Можешь быть спокойна.

Слезы в ее глазах высохли практически сразу.

– Но твоим родителям я напишу.

Мгновения тишины оборвались судорожным вздохом. Она снова стиснула пальцы так, что ткань платья жалобно треснула.

– Вы… вы ханжа! Я расскажу всем, как вы со мной обращались! Я расскажу всем, и в вашу сторону даже никто не посмотрит…

Я не стала слушать, вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Стражи вытянулись по струнке, словно я уже была королевой.

– Проследите, чтобы к ней никто не входил, кроме Лизеи.

Элленари кивнули.

Лизее я безоговорочно доверяла, а вот другим служанкам… Об Ирэе по-прежнему не было никаких вестей, и пусть прошло еще не очень много времени, меня это все же беспокоило. В том, что она не сунется к моим родным, я не сомневалась: во-первых, стражей-наблюдателей к Мортенхэйму Ронгхэйрд отправил первым делом, а Ирэя далеко не глупа. Во-вторых, сила элленари в нашем мире становится слабее, и Винсенту с Терезой однозначно есть что ей противопоставить. Но все же с визитом домой я затягивать не хотела. Мы с Льером договорились, что отправимся завтра, и пока что я смутно представляла себе разговор с семьей.

Особенно с братом.

Что касается Амалии, она была единственным моим уязвимым местом в Аурихэйме, поэтому на порталы в ее комнате наложили печать, а еду для нее Лизея проверяла лично. У Ирэи другие моральные ценности, но она достаточно меня изучила, чтобы понимать, что, если что-то случится с Амалией, я себя не прощу.

Несмотря на все, я по-прежнему чувствовала себя ответственной за ее судьбу и за то, что произошло.

– Разговора не получилось? – спросил Льер, когда я вошла к нему в кабинет.

Он только-только остался один, мы с Ронгхэйрдом встретились в коридоре.

– Нет, – призналась я.

– Что она сказала?

Я пожала плечами.

– Лавиния, – он поднялся и подошел ко мне, – ты не должна чувствовать себя виноватой.

– Кто сказал, что я чувствую себя виноватой?! – тут же взвилась я.

– Твои глаза. Они никогда не лгут.

– Я… наверное, я могла бы проявить больше участия, – сказала тихо. – Понять, войти в ее положение. Но у меня не хватило терпения и…

– У кого бы хватило? Ты еще скажи, что ты должна была защитить ее от Золтера.

– Должна была!

– Ты не знала о своей силе. Ты многого не знала, как и я. Я чуть не убил тебя на балу, когда Золтер управлял мной.

– При чем тут это?! Льер!

– При том, что она действовала по своей воле.

Вчера целительница действительно подтвердила, что на Амалии не было чар и что Ирэя не воздействовала на нее магией. А значит, они просто сговорились.

– Каждый делает выбор сам, – произнес Льер. – Мы не несем ответственности за поступки других.

– Но мы можем быть к ним добрее.

– Можем. И я не знаю никого добрее тебя, Лавиния. Даже сейчас ты себя обвиняешь в том, что не смогла защитить девицу, которая добровольно отдала тебя в руки Золтера. Зная все. Зная, на что он способен. Честно говоря, я не представляю, что сделал бы, будь я на твоем месте.

– Я сказала, что напишу ее родителям.

– Что?

– Что напишу ее родителям, – повторила я. – Честно говоря, я даже писать не собиралась. Сказала это, просто чтобы она задумалась о своем поступке.

Он приподнял брови, а потом расхохотался.

– Что смешного?!

– Твоя самая страшная угроза – напишу родителям? Я бы как минимум пообещал, что скормлю ее кому-нибудь в зверинце.

– Очень смешно! – возмутилась я и попыталась вывернуться из его рук.

Вывернуться мне не дали.

– Ей с тобой здорово повезло, – совершенно серьезно произнес Льер, глядя мне в глаза. – И мне. Поэтому сейчас я предлагаю забыть об Амалии и отправиться к водопадам. Я обещал показать тебе Аурихэйм и обещал, что ты его полюбишь. Пожалуй, пора выполнять свои обещания.

Аурихэйм действительно оказался красивым. В нем не было городов, только Дворы, вокруг которых собирались наделенные той или иной магией элленари. Их дома, а точнее, замки хранили в себе силу множества поколений, являясь источниками могущества рода. Владения Двора Смерти простирались от Белого моря до Снежного края. Последний Льер показал мне мельком и исключительно потому, что я захотела на него посмотреть.

Он напоминал снежную пустыню, а впрочем, таковой и являлся. Никто из элленари не выбрал это место для того, чтобы здесь осесть, и я их понимала. Тот же Вайд-Хилл, откуда была родом Амалия, где ближе к концу весны цвели сады и где было лето, пусть и недолгое, дышал жизнью. Здесь были только снега, снега, снега – бескрайние поля, вспаханные лишь холодными изломами скал. За пару минут здесь я даже в объятиях Льера закоченела, и мы очень быстро сбежали на земли стихийников.

Среди них были и кузнецы – их дома напоминали те, над которыми мы пролетали во время охоты. Даже посреди дня они казались раскаленными докрасна. Огонь, воздух, вода и земля в элленари сочетались все вместе, как и почему в нашем мире стихии в унаследовавших магию людях разделились, сказать не мог никто. Тем не менее сейчас я понимала, что стихии именно дополняют друг друга: для создания своих особенных изделий, зачарованных тем или иным способом, кузнецы использовали и огонь – чтобы расплавить особый металл, и воду – чтобы остудить. И землю, чтобы проверить прочность (извлечь оружие из ее недр мог только тот, кто его создал), и воздух, чтобы разжечь огонь.

Чтобы управлять погодой, тоже требовалось владение несколькими стихиями, равно как и для того, чтобы унять разгорающийся пожар или бурю, провоцирующую ливень и затопление земель.

Все было настолько взаимосвязано и так интересно, что я забыла о времени, пока Льер мне обо всем этом рассказывал.

Двор хэандаме располагался среди песков, и, когда закатное солнце падало на напоминающий что-то среднее между намийскими дворцами и чертогами армалов замок, казалось, что он сам соткан из солнца и золотых нитей.

– Теперь я понимаю, откуда в нашей культуре взялись некоторые архитектурные стили, – сказала я, когда мы с Льером стояли на песчаном бархане, издалека глядя на Золотой Двор.

Подойти ближе не представлялось возможным, потому что в этих местах была невероятно сильна антимагия. Даже отсюда чувствовалась ее обжигающая суть, словно прокалывающая кожу огненными иголочками.

– Да, элленари многое привнесли в твой мир, – сказал он. – Но многое вы придумали сами.

Действительно, отличия в стилях были, если вглядываться в детали замков элленари смерти, они были близки к строениям Темных времен. Эта эпоха в нашем мире была отмечена очень сильной темной магией, и теперь я понимала почему.

– Интересно, почему Дюхайм покинул Аурихэйм, – прошептала я. – Если в нашем мире элленари слабеют и становятся смертными…

– У всех были свои резоны. Кто-то уходил от Пустоты, кому-то просто нравился твой мир.

Я подумала об отце. И о матери.

– Странно, что матушка не захотела мне говорить о моем происхождении, – продолжила рассуждать вслух я. – И что отец мне тоже ничего не сказал…

– Возможно, они решили навсегда отказаться от Аурихэйма и посчитали такие знания лишними.

Лишними – не то слово. Я бы сказала, матушка делала все, чтобы эти знания никоим образом не проникли ко мне в голову. Не только в мою, но и в головы Терезы и Винсента, судя по всему. Почему? Ведь отец оставил в библиотеке запись, где говорилось, что моя магия послужит Аурихэйму. Что-то здесь не сходилось. Думать об этом сейчас было не время, но не думать я не могла. Отец, муштровавший Терезу, ни слова не сказал сестре о природе ее силы.

Разве что отдал ее Анри, рядом с которым их дети могли обрести силу некромага и хэандаме одновременно.

Мысли о семье оказались очень некстати, потому что вслед за ними пришли и мысли о матери Льера, встреча с которой мне предстояла в самое ближайшее время. Не сказать, что я волновалась… Хотя нет, я волновалась. Я действительно волновалась, пусть даже всеми силами старалась не думать, каким будет наш разговор. И о том, к чему я сегодня мысленно возвращалась весь день, – смогу ли я остаться в Аурихэйме.

Когда Льер открыл новый портал, я мягко коснулась его руки.

– Знаю, что мы собирались к водопадам, – сказала тихо. – Но мне бы хотелось увидеть еще одно место.

Он вопросительно посмотрел на меня, и я ответила:

– Двор Жизни.

Льер молчал.

– Льер? – переспросила я, вглядываясь в его лицо, и вздрогнула от вспышки погасшего портала.

Лишь тогда он ответил:

– Ты уверена?

– Разумеется, уверена! Это же место, откуда берет начало мой род!

Льер ненадолго отвел взгляд, даже не отвел, а просто взглянул через мое плечо, но мне этого оказалось более чем достаточно.

– Что не так? – прямо спросила я.

– А ты не догадываешься? – Он посмотрел на меня. – Двор Жизни стал сердцем Пустоты, Лавиния. Сквозь него она проникла в наш мир. Ничего хорошего ты там не увидишь. То, что она сейчас отступила, ничего не меняет.

– Я знаю, что там произошло, – возразила я. – Знаю и хочу посмотреть. Возможно, я смогу помочь земле, где все случилось, быстрее восстановиться. Это важно для меня! Неужели ты не понимаешь?

Какое-то время Льер молчал, потом протянул мне руку.

Вспышка портала – и вот мы уже выходим в место, которое когда-то было домом моей прародительницы. Я успела только увидеть остов замка, изломанный, словно разодранный изнутри. Черную, выжженную землю, залитую солнечным светом словно в насмешку. Там, где мы только что были, уже сгущались сумерки, но здесь еще только начинался новый день. Новый день на мертвой земле, чья боль ударила мне в сердце так остро, что я вцепилась в руку Льера с отчаянной силой. Чтобы мгновением позже ее отпустить и рвануться вперед.

На пепелище.

Из всех стен замка уцелела только самая дальняя, и, хотя по ней достаточно сложно было что-то понять, она отчаянно, до ужаса напомнила мне замок брата.

Мортенхэйм, в котором я родилась и выросла… Сейчас я будто смотрела на его руины, наполненные отчаянием, болью и последними криками.

Подобно тому, как над всем Аурихэймом светило солнце, светило оно и здесь, только здесь оно было черным.

Я пошатнулась. Попятилась.

Обернулась: Льер стоял, опустив голову.

– Почему?! – выдохнула я. – Почему, если Пустота отступила, здесь ничего не меняется?!

Льер поднял голову, и на миг показалось, что на меня смотрит незнакомец: настолько пустым и холодным был его взгляд, словно вобрал в себя часть Пустоты.

– Я не знаю, – произнес он так, словно каждое слово давалось ему с трудом. – Нам не стоит здесь оставаться. Возвращаемся.

Короткое «возвращаемся» было больше похоже на приказ, но я мотнула головой:

– Нет!

– Лавиния…

– Нет!

Усилием воли заставила себя вновь повернуться к замку. Потянулась силой к изуродованной земле, на которой за все это время не проросло ни травинки. В то время как весь мир элленари праздновал возрождение, здесь по-прежнему царили последствия Пустоты и смерть.

Магия отозвалась неохотно, плеснула из груди в кончики пальцев, растекаясь в ладони. Я почти направила ее в землю, когда Льер схватил меня за талию и буквально втянул в портал. Ставшая уже привычной изумрудная вспышка отрезала нас от Двора Жизни, а когда я моргнула, увидела лишь обстановку нашей спальни. Сорвавшаяся с пальцев сила ударила в камень, и по стене мгновенно побежал густой вьюн, над которыми запорхали десятки бабочек.

Котенок подскочил с кровати и взмыл ввысь, а я вывернулась из рук Льера:

– Зачем?!

– Там ты ничем не сможешь помочь.

– Откуда ты знаешь?!

Не ответив, Льер повернулся ко мне спиной и шагнул к дверям.

– Льер!

Он не остановился, обернувшись на ходу, бросил резкое:

– Переоденься. До приема осталось не так много времени.

Раньше, чем я успела ответить, хлопнула дверь, оставив меня наедине с котенком, бабочками и ощущением Пустоты, которая, казалось, будет преследовать меня всю жизнь. Так же как витающая над местом гибели элленари жизни боль, которую я чувствовала как свою.

Ангсимильер Орстрен

– Чего он хотел? – Ронгхэйрд смотрел непонимающе.

– Стать богом. Получить могущество Изначальной. – Льер покачал головой.

– Он окончательно спятил?

– Вовсе нет. Если верить преданиям, вся наша магия родилась именно из Пустоты. Стихии, смерть и жизнь, даже антимагия. Уничтожив род Альхиины, Золтер лишил себя важной составляющей для осуществления задуманного, но понял это гораздо позже. Лавиния была ему нужна как недостающий элемент. Он ждал, пока ее магия наберет силу, а после воспользовался бы ею для повторного ритуала.

– Это слишком невероятно, – произнес Ронгхэйрд.

– Тем не менее это так. Я слышал его мысли, как свои, и я думал, что смогу его уничтожить, но Пустоту нельзя уничтожить Пустотой. Там, где все началось, она по-прежнему сильна и по-прежнему рвется в Аурихэйм. Теперь уже через меня… через него. Или через нас.

– И что ты собираешься делать?

– На меня придется надеть оковы.

– Ты сошел с ума?

– Предпочитаешь, чтобы однажды я снова проснулся им?

– Думаешь, оковы помогут тебе его удержать?

– Не знаю. Но попробовать стоит.

– А она? Что ты скажешь ей?

Лавиния.

Время рядом с ней пролетело как одно мгновение. Он даже не представлял, что время может быть таким быстротечным, хотя родился с осознанием вечности. В Аурихэйме даже вечность относительна, но Льер никогда не думал, что ему будет настолько мало одной-единственной женщины. Впрочем, сейчас он понимал, что рядом с ней ему и вечности было бы мало.

– Я отправлю ее домой. Как обещал когда-то.

– И что будет с Аурихэймом?

– Не думаю, что Пустота вырвется на свободу, пока Золтер заперт внутри меня.

Ронгхэйрд покачал головой.

– А если все-таки вырвется?

– Мне все равно. Я готов рискнуть Аурихэймом, но не готов рисковать ею.

Друг явно хотел возразить, но промолчал. Льер неожиданно подумал о том, что впервые мысленно назвал его другом. Это странное слово пришло из мира Лавинии, пришло вместе с ней, потому что до ее появления в его жизни не было друзей. Не было любви, были лишь доверенные лица и так называемые союзники, каждый из которых вел свою игру.

– Если все станет совсем плохо, вы с Лизеей сможете уйти в их мир. Не только вы. У нас есть возможность выбирать, у нее ее никогда не было. С детства все решали за нее.

– Так же как сейчас за нее решаешь ты?

Отчасти Ронгхэйрд был прав. Но только отчасти – он видел, как горели ее глаза, когда они говорили про возвращение в Мортенхэйм. Лавиния была счастлива, она предвкушала встречу с родными, и она готовилась к ней, но теперь будет вынуждена сидеть рядом с ним и ждать, пока в нем снова проснется чудовище, которое причинило ей столько страданий. Больше всего он боялся того, что Золтер снова причинит ей боль, а в том, что он это сделает, сомневаться не приходилось: краткий миг его пробуждения при разрушенном Дворе Жизни, искры злобы оказались настолько яркими, что Льер почти потерял над собой контроль. Он едва успел снова перехватить сознание и сейчас чувствовал, как перед глазами то и дело вспыхивают картины того, что Золтер собирается сделать.

Это были не его мысли и не его желания, но они были в нем.

Точно так же, как яд чужого сознания, бестелесной оболочки, питаемой Пустотой, которая снова набирала силу. С каждой минутой он все ярче чувствовал, как эта сила рвет его изнутри, стараясь перехватить контроль. Медлить было нельзя.

– Мне пора, – сказал он, поднимаясь. – Подготовь оковы. Когда я вернусь…

– Если она не согласится уйти, – перебил его Ронгхэйрд, – что ты будешь делать тогда?

Разумеется, она не согласится. Лавиния любит его, и она любит Аурихэйм. Она просто не умеет по-другому и ни за что не согласится оставить их. Поэтому ему придется сделать так, чтобы она никогда о них не вспомнила. Лавиния заслужила спокойную жизнь рядом с семьей, а лишние воспоминания ей совершенно точно ни к чему.

На вопрос Ронгхэйрда он не ответил, просто шагнул к дверям.

Первой была Амалия: увидев его, стражи расступились, а девушка, неподвижно застывшая у окна, попятилась, вжимаясь в стену. В глазах отразился ужас, особенно когда он захлопнул дверь.

– Лавиния меня простила! – взвизгнула она. – Пожалуйста! Не трогайте меня! Не тро…

Договорить Амалия не успела, заклинание печати легло на ее память, прочно стирая воспоминания об Аурихэйме и обо всем, что с ней здесь произошло. Следующим стало заклинание сна: она упала к нему на руки, и Льер подхватил ее, на этот раз воспользовавшись порталом.

Лавиния была одна: она переоделась к приему и, видимо, отпустила Лизею, чтобы та занялась собой. Увидев его с Амалией на руках, широко распахнула глаза и резко поднялась.

– Льер, что все это значит?!

Амалию он опустил в кресло, а потом шагнул к ней. Быстро, чтобы не передумать – рядом с ней его решимость слабела, – преодолел разделяющее их расстояние. Объяснять что-либо было бессмысленно, но он не хотел, чтобы последним воспоминанием осталось непонимание в любимых глазах.

– Золтер по-прежнему жив, – произнес он, обхватывая ее лицо руками. – Мне не удалось его уничтожить.

Сейчас, находясь рядом с ней, страшно было даже представить, что он видит ее в последний раз, но теперь он точно знал, что поступает правильно. Она будет жить, Золтер никогда больше до нее не доберется. Со временем Лавиния найдет свое счастье… ударившую в сердце яростную ревность Льер заглушил усилием воли.

– Я не знаю, насколько он силен и как быстро он снова сможет взять меня под контроль. Когда он вернется, тебе лучше быть как можно дальше от меня и от Аурихэйма.

Вот теперь она поняла – и то, что произошло на развалинах, и то, что он собирался сделать: осознание сменилось решимостью, которую он видел уже не раз и не два.

– Льер! – яростно прошептала Лавиния. – Как тебе вообще в голову такое пришло?! Я тебя люблю и…

– Я тоже люблю тебя. – Он коснулся лбом ее лба. – Я так тебя люблю, что не смогу себе простить, если с тобой что-то случится.

Она собиралась возразить, но печать отрезала все воспоминания о нем раньше, чем Лавиния успела понять, что случилось. Она соскользнула к нему на руки, и Льер на миг прижал ее к себе, запоминая это прикосновение. Наверное, о большем он и мечтать не мог – многие элленари за всю вечную жизнь не испытывали такой силы чувств.

Портал в ее спальню в Мортенхэйме открылся спокойно. Здесь не работали даже сигнальные артефакты (видимо, де Мортену даже в голову не приходило, что похититель его сестры решит лично вернуть ее тем же способом, что и забрал). Всплеск магии перенес Амалию из кресла в кресло, Лавинию Льер осторожно опустил на кровать.

На миг вглядевшись в умиротворенное лицо, коснулся пальцами ее щеки.

А после, не оборачиваясь, шагнул обратно в Аурихэйм.

12

– Леди Лавиния! Леди Лавиния, проснитесь!

Попробуй тут не проснуться, когда тебя трясут за плечо. Уверена, если бы мне что-то снилось, это был бы корабль, который шторм кидает как щепку. Тем неожиданнее было открыть глаза и увидеть Амалию. Раскрасневшаяся девушка уже собиралась на новый заход, но тут же меня отпустила.

– Слава Всевидящему! Вы не знаете, что произошло?

Я не знала.

– Почему я проснулась в вашей комнате?! Я ничего не помню!

Я тоже ничего не помнила, равно как и то, почему Амалия оказалась в моей комнате, почему я лежу на постели в верхнем платье, в котором хоть сейчас на бал, и, кажется, волосы уложены в соответствующую прическу. В этом я убедилась, когда ощупала голову, но еще большей странностью оказались серьги.

Серьги?!

Я никогда не носила серьги! У меня даже уши не проколоты!

Как выяснилось, проколоты. Об этом мне сообщило зеркало, явив взгляду меня, одетую так, словно я не просто собиралась на бал, а в качестве королевы. Тяжелая диадема чем-то напоминала корону, такой же тяжестью лежало на груди ожерелье.

Вот уж впору усомниться в собственной адекватности, но глядящая на мое отражение в зеркале взволнованная Амалия была в точности такая же. То есть она тоже решительно не понимала, что происходит.

– Ты совсем ничего не помнишь?

– Помню! – Девушка неуверенно оглянулась на дверь. – Мы с вами собирались на бал в честь вашего рождения и… кажется, все.

М-да. Я помнила ровным счетом то же самое. Тот момент, когда ко мне приходил Винсент, и, кажется, как я приветствовала Уитморов и остальных, улыбаясь, пока не заболели мышцы лица. Еще помню, как Амалия стояла у окна, готовясь танцевать, а потом – ничего.

Сказать, что это было странно, значит ничего не сказать. Особенно в том, что касается украшений, которые я никогда не носила, и платья, которого у меня никогда не было. Либо на этом балу что-то случилось, либо… Я терялась в догадках. Магии в моей жизни с самого детства было предостаточно, самой разной, а когда я повзрослела, добавилась еще и темная, но, если бы со мной что-то случилось, сейчас в этой комнате была бы не Амалия, а охранные заклинания и сам Винсент.

Резко развернувшись, я направилась к дверям: нет ничего проще, чем спросить у Винсента, а потом уже вместе разбираться со всеми странностями. Амалия схватила меня за руку, не успела я сделать и шага.

– Куда вы?! – спросила почему-то шепотом.

– Найду брата и спрошу у него…

– А что, если случилось что-то непоправимое?!

– Что непоправимое могло случиться?

– Не знаю. Мы же ничего не помним…

– Именно поэтому я собираюсь все выяснить.

Я отняла руку и вышла в коридор, где предсказуемо никого не оказалось. Мортенхэйм огромен, по нему можно бродить в одиночестве очень долго. Несколько шагов в сторону спальни брата окончательно меня отрезвили: зачем бегать по замку, если можно воспользоваться артефактом вызова и пригласить камеристку? Да, я определенно не в себе.

Уже собиралась вернуться, когда услышала шаги.

Горничная вышла из боковой галереи, увидела меня.

Глаза ее расширились, ворох полотенец оказался на полу. В следующее мгновение я услышала визг, от которого заложило уши, серое форменное платье мелькнуло перед глазами и исчезло за поворотом. Удаляющийся визг подхватило эхо, перебрасывая его от стены к стене. Обернулась на шорох: в коридор выскочила Амалия с кочергой.

Ситуация – лучше не придумаешь.

– Что случилось?! – воинственно поинтересовалась девушка.

– Меня увидела горничная.

– И?

И вела она себя так, будто увидела призрака.

Вслух я этого не сказала и подумала о том, не могла ли случайно сойти с ума. Да нет, вряд ли, нас тут таких двое. Кочерга в руках Амалии напомнила о том, что камин в моей комнате разожжен не был, а значит… значит, нас в общем-то в спальне не должно было быть.

Нет, так действительно можно сойти с ума.

Прежде чем я успела решить, что делать дальше, снова раздались шаги. На сей раз шел не один человек, и, кажется, я даже узнала шаги Винсента.

Недолго думая бросилась в сторону галереи, но остановилась.

Представить убегающего с визгом брата у меня не получалось, но что, если… если он посмотрит на меня и не узнает?

Эта донельзя жуткая мысль пришла раньше, чем из-за поворота шагнул он, с горящими на ладонях боевыми печатями армалов. Вслед за ним вышли еще несколько мужчин с силовыми артефактами и Эльгер. Почему-то мой взгляд задержался именно на нем, словно этот мужчина, которого я видела от силы раз или два в жизни, имел какое-то особое значение.

Впрочем, после всего это ощущение уже не показалось мне странным, потому что взгляд Винсента вонзился в меня. Он точно меня узнал, но смотрел так, словно видел впервые.

– Лавиния? – Голос его звучал глухо и… вопросительно?

– Разумеется, это я! А кого ты ожидал здесь увидеть?! – Кажется, у меня сдали нервы, потому что меня затрясло.

Я не понимала, что все это значит и почему брат смотрит на меня так. Да, однажды мной управлял Аддингтон, но сейчас это я, это точно я… или… Осознание вдруг обрушилось на меня страхом, от которого желудок превратился в ледяной ком.

– Это… это случилось снова? – сдавленно произнесла я. – Мной опять кто-то управлял? Я что-то сделала?! Кого-то убила?!

Это объясняло, почему я так странно одета, почему на мне непонятные украшения, а в ушах серьги, которых не должно быть. Но главное, это объясняло то, почему я ничего не помню. Чувствуя, что мне становится нечем дышать, я попятилась. Сколько часов, дней, а может быть, месяцев моей жизни у меня снова кто-то украл?

– Лавиния… – Голос Винсента изменился. – Лавиния, нет. Все хорошо!

Брат шагнул ко мне, но я отпрянула в сторону. Метнулась мимо Амалии, ведомая каким-то животным страхом, наугад. Задыхаясь, вылетела в коридор, чувствуя громыхающие за спиной в такт сердцу шаги.

Матушка! Матушка, как же мне вас не хватает…

Я только успела об этом подумать, как меня ослепила зеленая вспышка. Крик Винсента слился со странным шипением, а разошедшееся пространство портала выбросило меня на холодные камни фамильного склепа.

– Мааджари, – процедил Винсент.

Процедил так, словно выплюнул.

Меня обследовали, наверное, часа два, Амалию тоже, но с нами все было в порядке. За исключением одного: несколько недель оказались вычеркнутыми из нашей памяти. Оказывается, в ночь после бала в честь моего рождения нас похитили, но я ровным счетом ничего не помнила. Никакие заклинания не помогали, словно часть моей жизни безвозвратно канула в Пустоту.

Когда я об этом думала, по коже шел мороз, но что уж говорить, после такого по коже должен идти мороз, поэтому я не возражала. Поначалу Винсент не хотел говорить при мне о том, что случилось, но я настояла.

– Это касается лично меня, – возразила резко. – И моей жизни. Поэтому за закрытыми дверями ты будешь говорить о политике, Винсент Биго. А обо мне будешь говорить только при мне, здесь и сейчас!

Кажется, у брата закончились возражения. У Луизы слегка округлились глаза, а Тереза слегка изогнула бровь (величайшее проявление эмоций в случае моей сестры).

Как бы то ни было, мы собрались сейчас в его кабинете, в котором помимо моей семьи находился еще Эльгер. Анри, муж Терезы, несколько дней назад вынужден был уехать в Вэлею, но она осталась.

При мысли об этом у меня стало тепло на душе. Равно как и при мысли о том, что все это время семья не оставляла попыток меня найти, а Винсент даже пошел на примирение с Эльгером, которого считал злом во плоти. Что касается последнего, он сейчас пристально смотрел на меня. Так пристально, словно видел и знал больше остальных.

– Они наверняка что-то сделали с твоей памятью, – горько произнес брат, и в этой горечи отчетливо звучала вина. – Не исключено, что снова имело место внушение, когда и как оно проявится, мы не знаем, но, клянусь, я буду рядом, Лавиния. Я не отойду от тебя ни на шаг, даже если мне придется провести рядом с тобой годы…

– Элленари.

Голос Эльгера прозвучал так резко, что даже Винсент осекся.

– Эльгер, мы это уже обсуждали. – К раздражению в голосе брата добавилась ярость. – И я был бы тебе очень благодарен…

– Даже чисто физически ты не сможешь находиться с ней двадцать четыре часа в сутки. Как минимум тебе придется ходить в уборную.

В кабинете на миг повисла тишина, а у брата начало темнеть лицо.

– Не считая того, что тебе нужно еще заниматься страной, герцогством и уделять время жене и детям. – Эльгер сунул руки в карманы и шагнул вперед. – Когда я был в твоем сне, Лавиния, ты была в Аурихэйме.

– Всевидящий, это даже звучит как бред! – прорычал брат. – По-моему, тебе стоит смириться с тем, что твоя магия на этот раз не сработала. Ты невсесилен, Эльгер.

– Тогда как ты объяснишь то, что она открыла портал?

Портал – да. С порталом вышло неожиданно.

Я подумала о матушке и оказалась в склепе, прямо рядом с ее гробницей. При том что открывать порталы я не умела никогда, а Эльгер единственный маг нашего времени, кто вообще на такое способен. Правда, заканчивалось это тем, что ему приходилось подолгу восстанавливаться, а у меня даже голова не кружилась.

– Мааджари что-то сделали с ней…

– Не осталось в нашем мире мааджари. – Ноздри Эльгера хищно шевельнулись. – После смерти моего отца не осталось даже последователей. Я единственный носитель знаний, который способен что-то с ней сделать, но я ничего с ней не делал, де Мортен, насколько ты понимаешь.

– А я могу быть в этом уверен?!

Взгляд Эльгера стал еще жестче. Луиза кашлянула.

– Элленари – выдумка, – подвел итог Винсент, тем не менее сбавляя тон. – Она могла быть одурманена чем угодно, именно это ты и видел. Какие цели они преследуют, кто бы они ни были, мы не знаем. Но я это обязательно выясню. Мне остается только поблагодарить тебя за услуги и пожелать счастливого пути.

Луиза метнула на него убийственный взгляд. Эльгер пожал плечами:

– А мне остается только пожелать вам решения вашей исключительной задачи.

Он вышел не прощаясь. Луиза поспешила за ним, и мы остались втроем.

– Тереза, проводи Лавинию в ее комнату. – Винсент потер виски. – Я поднимусь через пять минут, и…

– Можешь не спешить, братец, – хмыкнула она. – Пока я рядом, ни одному мааджари к ней лучше не соваться.

Я ощущала клубящуюся в сестре темную силу, но этот холод, исполненный мощной магии смерти, сейчас казался знакомым. То есть, разумеется, с ее силой я была знакома и раньше, но раньше меня брала оторопь при ее проявлениях. Сейчас же было чувство, что она долгое время была частью моей жизни.

Во всех смыслах.

Подозреваю, меня ждет еще очень много странностей.

– Что думаешь про Аурихэйм? – спросила я сестру, когда мы вышли из кабинета.

Она пристально на меня посмотрела. В сочетании с высоким лбом и тяжелыми бровями, фамильными чертами Биго, взгляд темных глаз казался давящим. Пожалуй, только в нашей семье и знали, что это не так, это просто особенность (довольно пугающая для женщины, обладающей магией смерти).

– Думаю, что Эрику незачем лгать, – сказала она.

– Эрику?

– Ой, давай без энгерийских заморочек. Ты прекрасно знаешь, что он брат Анри, и прекрасно знаешь, какая история нас связывает.