Текст книги "Заклятая невеста"

Я чувствовала, как его пальцы касаются кожи, как лиф с каждым скольжением шнура становится все свободнее и как с каждым касанием ткани или его рук грудь становится все более чувствительной. Хотя мою грудь он вообще не трогал и даже на нее не смотрел. По-хорошему, Льер действительно до меня не дотрагивался, просто помогал раздеться.

– Хочешь принять ванну? – поинтересовался как ни в чем не бывало, когда платье готово было соскользнуть к моим ногам.

Чтобы этого не позволить, я прижимала его руками к груди так плотно, как только могла, и исключительно поэтому мне было тяжело дышать. Да, именно поэтому, и потому же до меня не сразу дошел смысл его слов.

– С вами – нет! – отрезала я.

Льер приподнял брови.

– Я разве такое предлагал? Но ход твоих мыслей мне нравится.

Я покраснела. Натурально покраснела, как дебютантка под взглядом опытного мужчины, который кажется ей безумно привлекательным и недосягаемым.

– Мой ход мыслей не имеет к вам никакого отношения!

– Разумеется, не имеет. – Льер приблизился к ванне, а точнее, к утопленному в пол бассейну, который напоминал тот, что был в покоях Золтера.

Усилием воли направила свои мысли именно в ту ночь, и это помогло справиться с тем чувством, которое охватило меня, стоило увидеть его спину и… гм, ягодицы. Резко отвернувшись, по-прежнему прижимая платье к себе, я их снова увидела – в отражении. Помимо этого увидела, как наполняется кристально чистой водой бассейн, в котором места для двоих хватило бы с лихвой.

Всевидящий!

– Я бы предпочла остаться одна.

– Ну разумеется, предпочла бы. – Насмешка в его голосе была слишком откровенной, чтобы стать признанием моей правоты.

– Считаешь себя неотразимым?! – Я резко повернулась к нему, и платье все-таки упало.

Я ахнула, когда прохладный воздух обжег кожу, но подхватывать его и верещать, как девица на выданье, было как-то совершенно не к месту. Тем более что глаза Льера потемнели буквально до черноты, меняя цвет на знакомый мне темно-синий.

Он шагнул ко мне, коснулся пальцами подбородка, повторяя овал лица.

– Нет, – хрипло произнес он. – Считаю неотразимой тебя.

От его слов меня бросило в жар, дыхание прервалось. Лишь на миг я позволила себе представить, что можно просто поддаться этому чувству. Позволить его рукам скользить по моим плечам, губам – касаться груди, самой же касаться его, откровенно и бесстыдно. Горячо, жарко.

Впервые почувствовать, каково это – не в забытьи и не по принуждению, когда твою волю сковывают чары, а тело обжигает магический узор.

Воспоминания об узоре Золтера отрезвили, заставили отступить назад.

– Настолько неотразимой, что с радостью отдал меня ему?

Льер отшатнулся. Плотно сжал губы, по радужке прокатилась волна смены цвета, от глубокой тьмы до ночной синевы и обратно. Он вышел стремительно и так хлопнул дверью, что у меня зазвенело в ушах.

На звоне в ушах я и сосредоточилась: на нем, а еще на журчании воды, наполняющей бассейн. Выпуталась из платья, развязала ленты кринолина и шагнула к лесенке. Щеки до сих пор пылали, равно как и лицо, особенно там, где Льер меня касался. Кожа на том месте, где был узор Золтера, горела огнем, как если бы я до сих пор могла его чувствовать.

Закусив губу, погрузилась в воду и закрыла глаза, стараясь не думать о том, что только что сказала. Он действительно отдал меня ему, и я все сделала правильно. Мне нельзя поддаваться чувствам, да о каких вообще чувствах может идти речь?! Он – элленари, я – смертная, я хочу домой, он хочет править Аурихэймом… судя по тому, что ничего не сказал своим сообщникам, – единолично. Между нами пропасть из принципов, устоев, из мировоззрения и совершенно разных желаний.

Позволю себе сейчас эту слабость – потом будет очень больно.

Гораздо больнее, чем было с Майклом, хотя его я даже никогда не любила, как выяснилось. Глубоко вздохнув, дотянулась до подушечки, сунула ее под шею и закрыла глаза.

Хоть бы он ушел!

Всевидящий, пожалуйста, пусть он уйдет!

Расслабиться у меня так и не получилось, поэтому десять минут поплескавшись и повздыхав (когда я пыталась устроиться поудобнее, но удобнее не становилось), я выбралась из ванны, насухо вытерлась полотенцем и надела халат. Халатов, кстати, раньше здесь не наблюдалось вовсе, но вчера и сегодня они появились. То есть тот, в котором я была утром, забрали, сейчас меня ждал уже новый.

Странно.

Вдвойне странно, потому что элленари даже белья не носили.

Я вышла в комнату и обнаружила, что Льер действительно ушел. Одежды не было, его тоже, и это говорило о том, что ночь я снова проведу одна.

Оно и к лучшему.

Я даже не стала звать служанок, просто разобрала прическу и, стягивая халат, обнаружила на покрывале ночное платье. Вчера его не было.

Еще одна странность.

Ладно, завтра спрошу у Лизеи, в честь чего такие нововведения.

Радуясь тому, что не придется спать обнаженной, я натянула сорочку, нырнула под одеяло и закрыла глаза.

Сон не шел: слова, которые я бросила Льеру, казались жестокими и неправильными. Как ни пыталась я убедить себя в том, что так будет лучше, что я правильно поступила, заснуть все равно не могла. Ворочалась в кровати до тех пор, пока не наткнулась взглядом на перстень Винсента. Только зажав его в руке, напомнила себе, что моя цель – найти дорогу домой, и именно об этом мне сейчас стоит думать.

Об этом, а не о том, кто безжалостно вырвал меня из моего мира и привел сюда.

Винсент говорил, что магия Луизы вела себя странно, и моя магия тоже ведет себя странно. Завтра же пойду и попробую проверить эти странности в библиотеке! Я даже попыталась представить, как именно, но меня уже затянуло в глубокий и беспокойный сон.

5

Лизея раздвинула портьеры, впуская в комнату яркий солнечный свет. Она и сама словно светилась изнутри, когда я ее пригласила.

– Что хотите на завтрак? – улыбнулась девушка, повернувшись ко мне. – Мы можем попросить, чтобы вам снова сделали завтрак, как в Энгерии. Ой, то есть нам. Амалия сказала, что тоже хочет позавтракать с нами.

Я приподняла брови: вчера Амалия не выразила особого энтузиазма по поводу моей просьбы, но то, что она говорила с Лизеей, уже внушало надежду. Подумав об энгерийском завтраке, я вспомнила, что вчера собиралась поинтересоваться по поводу сорочки и халата.

– Лиз, не знаешь, откуда это? – Я приподняла полы халата, показав краешек подола ночного платья. – Раньше я такого в Аурихэйме не видела.

Лизея широко улыбнулась.

– Это его аэльвэрство. – Она поправила волосы. – И завтраки, кстати, тоже.

– Завтраки? – изумилась я. – Но Амалия сказала, что…

Я не договорила. Действительно, зачем в Аурихэйме еда смертных. Разве что в качестве деликатеса или для обитателей зверинца.

– Кстати, спасибо большое за совет, мы с Ронгхэйрдом действительно договорились, что попробуем быть только друг с другом. Правда, вчера он возмущался, что на балу запретили обычные увеселения, но, когда я спросила, зачем они ему, сказал, что действительно незачем, потому что самое главное… – Девушка слегка покраснела, но потом все-таки закончила: – У него в руках.

Можно представить, что он подразумевал под «обычными»… Постойте-ка!

– Кто запретил?

– Его аэльвэрство, – пожала плечами Лизея. – Кто еще может запретить? Ронгхэйрд сказал, что такого не было со времен Раайма, отца нашего повелителя.

Я промолчала, испытывая смешанные чувства. Во-первых, из головы не шел наш с Льером вчерашний разговор, а во-вторых, все это было действительно очень похоже на заботу обо мне. Не на ту показную, которую выпячивают, чтобы показаться лучше, чем есть, а на ту, которая призвана скрасить мои дни в Аурихэйме, чтобы я почувствовала себя… как дома.

При мысли об этом мне стало окончательно не по себе, и, хотя чувствовать себя как дома я не собиралась, с Льером решила поговорить. Просто для того, чтобы извиниться за вчерашнее. После того, что я узнала – про бал и сорочки, стало еще более неловко. Даже странно было, что мне в голову не пришло задуматься о завтраках и о том, что специально для меня в Аурихэйме появился самый настоящий чай, и не только он. Должно быть, настолько привыкла к интригам и к тому, что здесь никто ничего не делает просто так, что стала больше похожа на элленари, чем на саму себя.

– Лизея, пригласи девушек, пусть помогут мне одеться. Я хочу поговорить с его аэльвэрством.

– А как же завтрак?

– Позавтракаем чуть позже.

Лизея улыбнулась:

– Хорошо.

Прическу она мне переделывала три раза (служанок я просто не подпустила к своим волосам). Уж на что не была капризной, но сейчас мне все время казалось, что что-то не так, что прядки лежат слишком гладко или, наоборот, слишком топорщатся. Платье для встречи я выбрала местного кроя, с переходами от лилового в светлый на юбке и длинных рукавах. Достаточно плотный лиф по цвету напоминал листву и был оторочен легкой необычной тканью, прозрачной и сверкающей в лучах солнца. Лизея помогла мне подобрать украшение – неброское колье с цветком, камушки-лепестки которого искрились бликами.

– Мы будем вас ждать, – сказала она, подхватывая на руки не желающего отпускать меня котенка.

– Хорошо. Пригласи пока Амалию и Ирэю.

Последнюю за завтраком, конечно, видеть не очень хотелось, но я сама это все начала. Значит, и продолжать тоже мне.

– Как вы смотрите на то, чтобы накрыть стол в саду? – неожиданно предложила Лизея.

– В саду? Здесь есть сад?

– Да, он по ту сторону замка. Отсюда его не видно, но сейчас там столько всего цветет! Очень красиво.

Я подумала о том, что сегодня чудесный день. А станет еще чудеснее после того, как я поговорю с Льером, и, может быть… Что может быть, я решила пока не думать, по крайней мере до разговора. Лизея объяснила, где находится сад, мы договорились, что завтракать будем в беседке, и я направилась в кабинет к Льеру. Поисковое заклинание вело быстро, главное, что сейчас я чувствовала себя свежей, полной сил и магии.

Разве что самую чуточку виноватой, но это можно исправить. Все можно исправить, было бы желание. Так говорил Льер, и так думала я сама, когда говорила с Луизой о Винсенте. А ведь она точно так же, как я, не хотела ничего видеть и слышать. Не хотела принимать никаких причин, никаких объяснений, которые приводил брат, и, возможно, у Льера тоже есть свои причины не говорить мне о Золтере. Как бы то ни было, сейчас это не главное.

Сама не знаю почему, я чувствовала себя дебютанткой, которая собирается на свидание. Хотя это и не свидание вовсе, а разговор. Просто разговор. Пока что.

От всех чувств, которые сейчас во мне бурлили, я казалась себе немного пьяной и самую чуточку шальной. Тем не менее, закусив губу, все-таки помедлила, остановившись перед его кабинетом. Искорка поиска уже давно погасла, а я все стояла и думала о том, стучать или нет. В конце концов решила, что не стоит, просто толкнула дверь и вошла.

Чтобы увидеть полностью обнаженную Найтриш, восседающую на коленях моего мужа.

Да, что ни говори, а с моими попытками влюбиться всегда было что-то не так.

– Кхм, – сказала я, заставив элленари отпрянуть и обернуться.

Судя по выражению лица Льера, его мое появление совершенно не взволновало, но он же у нас Золтер. Обязан соответствовать.

– Я пришла поблагодарить за завтраки из Энгерии, – сообщила я, игнорируя приоткрытый рот темноволосой. Она то ли покусать моего мужа собиралась, то ли облизывать. – И за одежду. Весьма ценю вашу заботу, мой дорогой супруг.

Льер прищурился, у девицы сверкнули глаза, выдавая раздражение, а я уже вышла в коридор и прикрыла за собой дверь. Со мной творилось нечто странное: хотелось не то вернуться и стащить девицу с его колен прямо за волосы, не то полить мужа энгерийским чаем. Свежезаваренным. Когда до меня впервые дошли слухи о внимании Майкла к другой, я не испытывала и сотой доли тех чувств, что ворочались во мне сейчас. Чувств совершенно неуместных и лишних.

У отца были другие женщины.

Они с матушкой редко ночевали вместе (пусть даже для Энгерии это нормально), родители почти не смотрели друг на друга как мужчина и женщина. Нет, для всех они были примерной супружеской парой, а то, что любовницы его светлости Уильяма Биго де Мортена изредка появлялись даже у нас на балах (с мужьями, к слову сказать), никому не казалось чем-то особенным.

Матушка оберегала меня от такого рода «новостей», но в огромном замке, где множество слуг, сложно что-то утаить. Разумеется, если бы она узнала, что подобное дошло до моих ушей, уволены были бы все, кто имел к этому отношение, но она не узнала. Не узнала она и того, что ее маленький цветочек леди Лавиния видела, как отец целовал другую. И видела, что леди Илэйн Биго тоже это видела, но ничего не сказала.

Матушка просто подхватила юбки, развернулась и ушла.

Я тогда была совсем девочкой, и мне очень хотелось посмотреть на бал. Я дождалась, пока матушка пожелает мне доброй ночи и отправится на праздник, а камеристка спустится посплетничать с горничными, выскользнула из постели, надела халат и побежала вниз. Надеялась увидеть, как кружатся в танцах влюбленные пары (о, я обожала сказки про любовь!), а увидела… то, что увидела.

После такого на бал я уже не пошла смотреть.

Я вернулась в комнату и долго-долго думала о том, почему матушка все это терпит. Думала, но придумать объяснение так и не смогла, поэтому на следующий день спросила у камеристки. Не про матушку, разумеется, а вообще. Камеристка покраснела и спросила, с какой это радости у юной леди такие мысли, а юная леди сказала, что ей просто интересно.

– Так ведь мужчины всегда изменяют, – сказали мне. – Для них это нормально. А каждый раз разводиться – так ни одной нормальной семьи не было бы. Это же какой позор!

В общем, сейчас я поняла, что нормальной семьи, точнее, такой «нормальной семьи» мне совершенно точно не надо. Тем не менее Майкла я спокойно привязала к кровати, его любовницу выставила за дверь, а сейчас… просто сбежала. И, судя по тому, что уже задыхалась, продолжала бежать, не разбирая дороги.

– Лавиния! – Голос мужа разнесся по коридору ну очень не вовремя: я была к этому не готова.

Я вообще не была готова говорить с ним в ближайшее время. Месяц, может быть, два. Или год.

– Лавиния, подожди!

Я наспех метнула поисковое заклинание, настроенное на сад. Я помнила, что этот замок с сюрпризами, но, когда прямо передо мной выросла стена, а коридор изогнулся влево вместо поворота направо, выругалась совершенно не подобающими леди словами. Шаги Льера звучали уже совсем рядом, и я вдруг с ужасом осознала, что сейчас мне опять придется держать лицо, и держаться, и говорить, как положено воспитанной женщине, а я этого не хочу!

Хочу влепить ему пощечину и высказать все, что думаю о его обещаниях, предложениях и прочем. Не стесняясь в выражениях, и вообще ничего не стесняясь, и…

Ненавижу его!

Метнувшись к первой попавшейся двери, отпрянула, когда прямо передо мной раскрылся портал.

– Мне надоело за тобой бегать, – прорычал Льер, выбросив вперед руку, чтобы меня схватить.

Я отпрянула, увидела, как изменилось его лицо, и поняла, что падаю.

В портал, да.

Мне хватило времени осознать, что моя магия снова сработала очень странным образом, успеть показать мужу совершенно непристойный жест (подсмотренный в детстве у конюха) и провалиться… к Арке.

То, что я нахожусь у Арки, стало понятно сразу, эту красоту я бы никогда и ни с чем не спутала. В прошлый раз, оказавшись здесь с Золтером, я даже толком ее рассмотреть не успела, но сейчас могла насладиться сполна. Высоченная, гораздо выше, чем показалось мне тогда, сейчас полностью залитая солнечным светом, она представляла собой сплетение корней, ветвей, вьюнов и цветов. Зелень искрилась в лучах, раскрывшиеся цветы, к счастью ничем не напоминающие ахантарию, источали легкий аромат.

Окружающий меня лес тоже был живым: трели птиц, звучащие на разные голоса, жужжание, шелест, глубокое дыхание очнувшейся после долгого сна природы. Наверное, я бы так и пялилась на все это, сидя здесь, если бы не услышала странный звук. Он выбивался из мелодии жизни, как фальшивая нота, помесь скрежета и шипения. Огляделась, пытаясь понять, откуда он исходит…

– Голову подними.

Я не завизжала только потому, что проведенное в Аурихэйме время показало мне, что здесь может быть все. И что, если от Арки отделилась призрачная тень золотоволосой женщины, значит, так нужно. Или не нужно, но это имеет место быть.

– Подними голову, – повторила она.

– Надеюсь, не чью-то. – Черный юмор проснулся во мне совершенно неожиданно, я даже не представляла, что могу брякнуть такое.

– Да, время, проведенное рядом с Золтером, бесследно не проходит, – вздохнула золотоволосая.

– Вы знали Золтера?

– Я знаю всех, – сказала она. – Потому что я – Арка. Или Изначальная, как меня называют.

Всевидящий! Живая богиня.

Или не очень живая.

Но все-таки богиня?

– Э… – многозначительно произнесла я. – Это неожиданно, но очень приятно. Я имею в виду, мне очень приятно с вами познакомиться.

– Ой, оставь эти церемонии. – Она вроде как вздохнула, но вздоха я не услышала. – Хотя ладно, церемонься. Это приятно.

Очень странная богиня.

– Я бы очень хотела поблагодарить вас за то, что вы не одобрили мой брак с Золтером, – поспешно сказала я.

– Золтер убил свою мать, – скучающим тоном произнесла Изначальная, – чтобы занять место отца. Он знал, что она его мьерхаартан и что ее смерть высушит предыдущего повелителя Двора Смерти и сведет в могилу. Альхиину и весь ее Двор он тоже уничтожил, потому что она отказалась от эксперимента.

– А…

– Да, и на тебе он хотел жениться именно потому, что, когда все это вскроется, а рано или поздно это все вскрылось бы, ему нужна была твоя жизнь в качестве залога. В ночь схождения луны и солнца создаются истинные пары, смерть одного влечет мгновенную смерть другого, а поскольку твоя жизнь очень ценна для Аурихэйма… – Изначальная махнула рукой. – Словом, совершенно неподобающий для тебя супруг. Не благодари.

Мне оставалось только моргнуть.

– То есть не должно было быть никакого ребенка? – уточнила я.

– Нет, разумеется. Он хотел тебя в качестве гарантии того, что сумеет и дальше проворачивать свои дела безнаказанно. Мир-то именно с твоим появлением вернулся к жизни.

– Я решительно ничего не понимаю, – сказала я.

– Поймешь. – Изначальная опустилась на землю, по-прежнему не покидая границ Арки. – Ты даже не представляешь, насколько приятно впервые за десятки тысяч лет говорить с живой!

Мне почему-то подумалось, что они с Терезой очень быстро нашли бы общий язык.

– Остальные приходят, смотрят на меня как на волшебное дерево: Арка то, Арка се, и никто даже не представляет, каково это – быть бессловесной исполнительницей желаний. Смотреть на их детенышей, которых они приносят, чтобы дать им имя, или соединять их узами брака… Хотя про брак в последнее время все забыли, таскаются, только чтобы попросить их защитить и спасти. Мы не хотим умирать, мы не хотим умирать, а Пустота меня бы, между прочим, тоже не пощадила. Кого-то это волновало? Нет!

Поскольку сидела я хорошо, решила, что лучше и дальше так же сидеть. Все-таки надежнее, а то мало ли.

– Вы говорили, что Золтер убил Альхиину, – напомнила я.

– Да он вообще много кого убил.

Не сомневаюсь.

– Отца Ангсимильера, например. Когда тот понял, что смерть Двора Жизни и возникновение Пустоты на его совести. – Изначальная посмотрела мне в глаза. Так глубоко, что я показалась себе не просто голой, а разобранной по косточкам. – Ух, какие чувства. Право слово, давно здесь таких не было.

– Мм… как мне вас называть?

– Эртея.

– Эртея, – сказала я, не сводя глаз с серебристого сияния, вплетающегося в ее волосы, текущего в Арку и расходящегося дальше по лесу. – Вы можете отправить меня домой?

– Ну а что я говорила? – насмешливо поинтересовалась она. – Все приходят сюда с корыстью.

– Аурихэйм – не мой мир. Разумеется, я хочу вернуться.

– Ты в этом настолько уверена? – Эртея прищурилась.

Могу поклясться, что прищурилась, хотя сквозь нее хорошо так просвечивал лес. Погодите-ка!

– Вы говорили, что живые с вами не разговаривают. Почему?

– Потому, что они меня не видят, – пожала плечами Изначальная.

Призрачное платье слегка подхватил ветер, хотя я сомневалась, что такое вообще возможно.

– А я почему вижу?

– Потому, что ты умерла.

Я не успела удивиться, она уже поправилась:

– Умирала. Ненадолго, когда убила Золтера. Ты уже ушла за Грань, и ты бы умерла, разумеется, если бы Ангсимильер Орстрен тебя сюда не принес.

Вот теперь я замолчала надолго. Если можно так выразиться, потому что пару минут я пыталась сформулировать вопрос поточнее, но все же не была уверена, что это – именно то, о чем я хочу спросить.

– То есть вы меня спасли? Вернули… оттуда? И…

– Не совсем так, – мягко произнесла Эртея и почему-то подняла голову. – Тебя спас он. Когда отдал свое бессмертие за то, чтобы ты могла жить.

Если до этой минуты я считала, что во мне не осталось сил удивляться, то сейчас поняла, насколько я ошибалась.

– Как такое возможно?! – выдохнула я.

– Знаю, звучит необычно. – Эртея развела руками. – Особенно в мире элленари, где все привыкли к тому, что магию можно беспрестанно черпать, словно из глубокого колодца. Но в нашем мире тоже есть порядок вещей, и я сама когда-то была прародительницей магии жизни. Проще говоря, самой обычной элленари.

С моих губ сорвался смешок, потому что «самая обычная элленари» звучало примерно как «самая обычная богиня».

– Одной из первых. Я отказалась от бессмертия, чтобы наблюдать за миром из самого его сердца, ушла за Грань, когда поняла, что бабушка Альхиины и прадед Золтера станут достойными преемниками. Собственно, в какой-то степени я стала артефактом.

– Значит, элленари все-таки можно сделать артефактом? – уточнила я.

– А ты весьма прагматичная, – заметила Эртея. – Я тут говорю тебе о том, что тебе спасли жизнь ценой собственной…

– Бессмертие – это все-таки немного другое. Но я так долго была в Аурихэйме той, кто ничего не понимает, что отказаться от твоих ответов сейчас было бы величайшей глупостью с моей стороны. К слову о бессмертии. Как такое возможно?

– Элленари рождаются бессмертными. – Она потянулась, как если бы у нее действительно могла затечь спина. – И если не гибнут в сражениях, не подвергаются казни или не предают своего повелителя, сами выбирают, когда им уйти за Грань. Законы смерти и жизни в Аурихэйме тоже никто не отменял, и, когда ты умерла, Ангсимильер отдал свою жизнь, а точнее, то, что делало его бессмертным, за возможность тебя спасти. Отказавшись от этого, он обрел способность безболезненно лгать, ну и так, по мелочи – думаю, еще возможность чувствовать так же остро, как смертные. Последнее, правда, сомнительный дар. Особенно рядом с тобой.

Эртея задумчиво посмотрела на меня и подвела итог:

– Теперь его смерть станет обычной смертью спустя шесть, семь или восемь ничтожно коротких десятков лет. Но вообще, я бы даже настолько не загадывала, из-за того, что он заварил, ставлю на пару месяцев.

От такого прогноза я задохнулась.

– Ты… вы… о чем ты сейчас говоришь?!

– Ну нет. Ты же не надеешься, что я вот так просто расскажу тебе все? – Она хитро прищурилась. – По-моему, вам давно пора откровенно поговорить. Тем более что он упорно пытается к нам пробиться.

Она снова посмотрела наверх, и я последовала ее примеру. Только сейчас поняла, откуда исходил этот странный звук: шипение и скрежет издавали изумрудные искры, отскакивающие от щита. То, что нас окружает щит, становилось понятно лишь по ним, они вспыхивали – и скатывались по сверкающей поверхности переливающегося под солнцем купола.

– Он пытается построить портал. А ты его не пускаешь.

– Я?!

– Ну не я же, – хмыкнула Эртея. – Зачем мне его не пускать?

Действительно, зачем? Если она одобрила наш союз.

– Кстати, о нашем союзе, – сказала я.

– О чем?

– Вот об этом. – Я вытянула руку, на которой сиял брачный браслет.

Эртея даже не изменила позы, а вот скользнувшая от Арки дымка окутала мое запястье, чтобы мгновением позже от браслета не осталось и следа.

– Иллюзия, – вздохнула она, а я смотрела, как на моей коже проступает узор Золтера.

– Что значит – иллюзия?! Никакого благословения не было?!

– Разумеется, нет. Как я могу тебя благословить, если на твоей руке узор другого мужчины?

– То есть мы с Льером не женаты? И почему на мне до сих пор этот узор, я же не связана с Золтером до самой смерти?!

Вопрос остался без ответа, потому что шипение стало громче. Раздался тонкий звук, нечто среднее между разорвавшейся струной и лопнувшим мыльным пузырем: купол сверкнул на прощанье и исчез. Пространство раскроило знакомое сияние портала, из которого шагнул мой совершенно точно уже не муж. Впрочем, шагнул – это слабо сказано, он ко мне бросился, подхватывая и помогая встать на ноги.

– Все в порядке? Почему ты сидишь на земле?

Вместо ответа я протянула ему руку, на которой больше не горел браслет. Зато узор Золтера полыхал так, словно в зелень плеснули раскаленного металла, и ощущался он в точности так же.

Взгляд Льера стал темным и холодным, закрытым, как когда-то взгляд Золтера.

– Как? – просто спросил он. Голос его прозвучал глухо.

– Арка. – Я кивнула туда, где только что была Эртея. Сейчас о ее присутствии напоминала только легкая серебряная дымка.

Взгляд Льера потемнел еще сильнее.

– Возвращаемся. – Он протянул мне руку.

– Нет, – покачала головой я. – Нет, Льер. Мы никуда не возвращаемся, и я больше не стану играть в твои игры. Мне нужна вся правда. Здесь. И сейчас.