Текст книги "Заклятая невеста"

– Это правда, аэльвэйн? – Голос Льера был голосом Золтера, возможно, именно поэтому было так легко податься вперед и доверительно прошептать:

– Сильной женщина становится там, где рядом с ней нет сильного мужчины.

После чего я повернулась к Ирэе.

Взмахом руки принцесса приказала нам следовать за ней.

– А ты не так проста, смертная, – проронила она на ходу.

– Я же обещала вернуть долг сполна.

Ирэя усмехнулась.

– Возможно, мы могли бы подружиться, Лавиния. – Она бросила на меня взгляд через плечо.

Это замечание я предпочла оставить без ответа по одной простой причине: несмотря на все заявления Льера, кривить душой не любила и не хотела. Дружбы с той, кто на глазах у детеныша убивает раненую мать, пусть даже опасного зверя, у меня не получится.

– Ваше аэльвэйство! – К нам стремительно приблизился элленари.

Форма, знакомая мне, выдавала в нем одного из главнокомандующих, узор на скулах ложился тонкими завитками.

– Наргстрен! – Принцесса снова ослепительно улыбнулась. Настолько ослепительно, что огонь ее платья, тон в тон с волосами, померк перед этой улыбкой. – Я думала, ты отправился на границу.

– Отправлюсь. Завтра.

Он склонился, целуя тонкое запястье, и в глазах элленари я увидела голод. Тот самый голод, испытываемый мужчиной рядом с давно желанной женщиной, которую не в силах получить.

– Я буду скучать. – Ирэя произнесла это, чуть подавшись к нему.

– У нас впереди целый вечер.

Короткий взгляд элленари – теперь уже выражающий гораздо больше, чем просто жажда обладания.

Ирэя тоже была с заговорщиками?!

Если это так, почему Льер ничего ей не сказал? Почему он вообще ничего не сказал – своим же, почему? Ведь их план удался… почти. Судя по тому, что они до сих пор ничего не знают, личина Золтера в их план не входила. Так почему? Почему он под ней скрывается? Почему молчит?

Вопросов становилось все больше, но, почувствовав на себе пристальный взгляд Наргстрена, я мигом выкинула их из головы. «Когда леди слишком много думает, – говорила матушка, – у нее становится такое выражение лица, которое джентльмены могут неверно истолковать». В общем, сейчас я сделала именно то самое выражение, которое джентльменам истолковывать необязательно: очаровательная светская улыбка и хлопанье ресницами всегда срабатывало в Энгерии. В Аурихэйме… ну, признаюсь честно, я раньше не пробовала.

– Аэльвэйн Лавиния, – Ирэя не спешила отнимать руку, – моя фрейлина на сегодняшний вечер. Наргстрен Райландер, один из самых выдающихся главнокомандующих в армии моего кузена.

То, что мне оказали великую честь, сообщив имя главнокомандующего, я поняла. Видимо, Ирэе очень нужно было мое расположение… временно или же усыпить мою бдительность. Тоже временно. Для чего – разберемся.

– Приятно познакомиться, аэльвэр Райландер, – кивнула я.

Руку мне, разумеется, целовать не стали, но я успела отметить, как цепкий взгляд прошелся по мне от макушки до пяток.

– Ваш кузен не перестает удивлять, ваше аэльвэйство.

– Это почему же? – Ирэя поиграла пальчиками, которые только что были в его ладони.

– До настоящего вечера он прятал аэльвэйн Лавинию от всех.

– Поверь, он бы прятал ее и дальше. Но она задолжала мне… долгая история.

В том, чтобы присутствовать при разговоре, во время которого о тебе говорят в третьем лице, есть немало преимуществ. В частности, когда о тебе забывают, можно отметить много всего интересного. Например, взгляд Наргстрена, которым он обменялся со стоящим чуть поодаль элленари: тем самым, которого целовала Лизея перед охотой. Мое предположение о том, что именно он участвовал в заговоре, подтвердилось, и сейчас я постаралась получше запомнить его лицо. Волевое, нос с широкими крыльями и грубоватый подбородок. Миндалевидный разрез глаз и волосы цвета смешанного с пеплом угля.

– Просить тебя о танце именно сейчас, я полагаю, бесполезно? – Наргстрен кивнул на зал, в котором вокруг танцующего с темноволосой элленари Льера вился хоровод элленари.

Я видела такое впервые, когда все желающие танцевать просто окружили главную пару, партнеры передавали партнерш другим мужчинам, те подхватывали их и кружили, не отпуская предыдущих. От грохота каблуков и смеха даже музыку было едва слышно.

Что касается Льера… я помнила, каково это – танцевать с ним.

Всеобщее безумие и веселье его и темноволосой элленари словно и не касалось – отталкивалось от кружащейся в танце пары, словно от магического щита. Они двигались быстро и слаженно, и его ладонь, которой он направлял темноволосую, вжимал ее в себя, почему-то сейчас обжигала меня. Я отвернулась в тот момент, когда Ирэя произнесла:

– Да. Это развлечение давно утратило для меня свою прелесть.

Она взмахнула рукой, и прямо перед ней возник бокал с вином, едва не выплеснувшимся на огненно-алое платье.

– Мне остается только ждать утра?

– Не думаю, что ждать придется так долго. Заглядывай, когда закончится пляска. – Ирэя кивнула, и мы вместе с ней направились к ложе, видимо обустроенной специально для принцессы.

Что ни говори, а ложа была огромной: просторная, она занимала большую часть дальней стены зала, по соседству с фонтаном. В фонтане плескались рыбки… правда, фонтан был не совсем обычным и рыбки тоже. Иссиня-черная дымка смерти взлетала и рассыпалась брызгами со звуком, больше напоминавшим шипение клубка змей, чем плеск воды. Рыбки были призрачными (ничто другое в этом фонтане не выжило бы), серебристые, помахивающие вуалью хвостов и плавников, они выпрыгивали из тьмы, чтобы тут же нырнуть поглубже.

Вместо привычных кресел в ложе принцессы были разбросаны подушки, а по центру расстелено огромное пуховое покрывало. Расставленные между подушками блюда ломились от фруктов и ягод – диковинных, которых я раньше никогда не видела, и прочей еды. Что касается вина, то оно лилось рекой. Буквально.

В отличие от призрачного фонтана река плескалась как настоящая. Только цвет у нее был рубиновый и, когда кто-то из свиты Ирэи зачерпывал из нее бокалом, шипела магической дымкой.

– Сюда, – указала Ирэя на покрывало, на котором устроилась. – Будешь со мной принимать гостей.

Поразительно, но оно не пропускало ни частицы холода, исходящего от этого замка.

Я опустилась рядом, тем более что это место показалось мне гораздо более выгодным, чем любая из подушек. Чуть поодаль от нас элленари, у которого я позаимствовала кинжал, уже задирал юбку одной из фрейлин.

Стараясь отрешиться от доносящихся с той стороны звуков, я отвернулась.

– Не нравятся наши развлечения, смертная? – лениво поинтересовалась Ирэя, отщипывая ягодку от грозди. Она напоминала сиреневую малину или ежевику, но росла почему-то как виноград.

– Не думаю, что мое мнение что-то изменит, – заметила я.

– Не изменит, – хмыкнула Ирэя. – Но разве тебе хоть раз не хотелось сбросить маску благопристойности?

– Не хотелось, – покачала головой я. – Возможно, потому, что это не маска.

Принцесса отвлеклась на поданный фрейлиной бокал с вином, а в следующий миг к нам уже подошли. И это было только начало, придворные спешили выразить свои заверения в глубокой преданности Двору и королевской крови, поздравить Ирэю лично и восхититься тем, как прекрасно она выглядит.

Выглядела принцесса и впрямь роскошно: огненные локоны текли по округлым плечам лавой, чувственные губы, чуть приоткрытые, манили к ним прикоснуться. Я видела вожделение в глазах мужчин (а зачастую и женщин), вожделение, перетекающее от нее ко мне и обратно, чувствовала, что с каждой минутой мне становится все жарче и все сильнее кружится голова. Должно быть, дело было в духоте.

Густой, вязкий аромат благовоний, который тянулся над ложей, смешивался с тонким горьковатым запахом. Не сразу поняла, что он исходит от растений, похожие я уже видела в комнате Льера, когда узнала его тайну, но сейчас смогла рассмотреть поближе. Тонкие стебли напоминали прутья, листья – металлические пластины. Венчали их раскрытые цветы: черные с фиолетовым лепестки сходились в окруженной зубцами сердцевине.

– Ахантарии, – заметив мой взгляд, произнесла Ирэя. – Их аромат привлекает жертву, и стоит к ним наклониться…

Принцесса бросила ягодку, и лепестки цветка сомкнулись с жутким хрустом.

– Вот так. Очаровательные создания. Хочешь вина?

Я покачала головой.

Не пить. Не есть.

Сегодня ночью это было правило выживания: по крайней мере, я не настолько наивна, чтобы принять что-то из рук Ирэи. Что бы то ни было, даже с тарелки, стоящей в этой ложе.

– Ты слишком напряжена, смертная. – Она коснулась моего плеча, провела ладонью по обнаженному участку кожи, заставив его вспыхнуть огнем. – Тебе нужно расслабиться.

Мне нужно на свежий воздух.

Я отчетливо это поняла в тот миг, когда взгляд сидевшего рядом элленари с короткой стрижкой и узором-молнией на черной рубашке показался мне затягивающим. Что-то подобное я испытывала рядом с Льером на балу в Мортенхэйме, когда все происходящее кажется нереальным. Мир перед глазами на миг подернулся дымкой, потом стал прежним, но еще более горячим. Мне казалось, что по венам вместо крови бежит огонь, нанесенный Золтером узор раскаленными крючьями впивался в кожу.

Нет, это уже совершенно точно не к месту.

С трудом справившись с головокружением, превращающим зал в карусель, я поднялась. Поискала Льера взглядом и не нашла. Если поначалу от зала нас отделяли желающие поздравить принцессу элленари, то сейчас обзор был отличный. Закончилась и пляска, но трон был пуст. Пламя волос Золтера не полыхало нигде.

– Ищешь кузена?

Повернулась к Ирэе, она улыбалась.

– Найтриш предпочитает развлекаться в уединенных местах, а ей он никогда не мог отказать.

Странное чувство, сдавившее грудь, обожгло. Прокатилось по коже, заставляя плотно сжать губы: мысли о том, как ладони Льера скользят по плечам другой женщины, оказались более чем живыми. Я вдруг представила картину, как и без того фривольное платье падает к ее ногам и как она льнет к Льеру, скользя обнаженным телом по грубой ткани одежды.

Давящее чувство усилилось, но его смыло жаркой волной, прокатившейся по всему телу и собравшейся томительной тяжестью внизу живота.

– Мне нужно на воздух, – сказала я, чувствуя, что здесь этот воздух становится слишком вязким. Слишком горячим, как полуденный зной где-нибудь в каменных кишках Лигенбурга.

– На воздух? – изумилась Ирэя. – А ты дойдешь?

Я сделала шаг и поняла, что меня повело. Пришлось ухватиться за столбик, поддерживающий ложу принцессы.

– Ох, и правда нужно. Кажется, аэльвэйн Лавинии дурно. – Насмешка в ее голосе была откровенной. – Нияр, проводи. Проследишь, чтобы с ней ничего не случилось. Ничего такого, чего она сама не захочет…

С подушек поднялся тот самый элленари, чей кинжал позволил мне поставить на место одну из фрейлин, но сейчас его черты казались далекими и смазанными, расплывались перед глазами.

– Аэльвэйн. – Он протянул мне руку, и мне пришлось на нее опереться.

Пришлось, потому что без его помощи я не сделала бы и шага, но от короткого прикосновения в тело словно ударила молния. Я поняла, что умру, если сейчас он меня отпустит, поняла, что не смогу жить без его запаха, без этого скользящего по телу многообещающего взгляда, без губ – пухлых и чувственных.

Это странное чувство пугало и завораживало, желание стать еще ближе к нему было нестерпимым. Мы шли через зал, и все, о чем я сейчас могла думать, – это о том, как двери за нами захлопываются, как он прижимает меня к стене и скользит губами по моей шее, спускаясь все ниже и ниже, к лифу, укрытому под вуалью листьев, как платье царапает кожу, когда Нияр стягивает его с меня.

Все это было настолько живо, что я сама потянулась к нему, стоило нам выйти из суеты праздника.

– Не здесь, – хрипло произнес он, скользнув пальцами по моему подбородку и раскрывая мои губы.

Не знаю, сколько мы прошли коридоров, прежде чем меня толкнули в нишу, вжимая в ледяной камень. Ладони скользнули по моей юбке, задирая ее, прохладный воздух обжег разведенные коленом элленари ноги. В противовес этому предплечье горело огнем, словно спираль узора сжималась все сильнее, но мне было все равно. Единственное, что было важно, – мужчина напротив, единственное… И я подалась к нему, чувствуя, как его ладонь скользит по внутренней стороне бедра. Потянулась за раскрытыми губами, желая прильнуть к ним, когда Нияр отлетел в сторону. Юбка с шелестом осела вниз, а я вскинула голову и наткнулась на полыхающий яростью взгляд Золтера.

То есть Льера.

– Она сама… – Элленари попятился. – Ваше аэльвэрство, вы сами видели: она не возражала. Она…

– Что с ней? – Ярость в этом голосе хлестнула даже меня.

– А… ахантария, – сдавленно пробормотал Нияр, отступая. – Ирэя распорядилась…

Договорить он не успел: шипящая удавка Глубинной Тьмы захлестнула его шею, впиваясь в кожу с невиданной мощью. Смерть ударила в нее с силой, от которой холодом полоснуло пространство. Лицо элленари стремительно почернело, не только лицо, но и руки, одежда, он весь, чтобы спустя миг рассыпаться тленом. Я смотрела, как в воздухе кружатся серебристые хлопья – единственное, что от него осталось. В следующий миг Льер уже шагнул ко мне.

Вспышка портала – и мы оказались в комнате, лицо Золтера стремительно менялось, за несколько ударов сердца волосы почернели, впитывая ночную синеву. Я смотрела ему в лицо, чувствуя, как кожа горит под платьем, как с каждым вздохом становится все тяжелее просто смотреть.

Потянулась, чтобы коснуться ладонью его лица, повторить знакомый узор на скуле, но Льер перехватил мою руку. Одно прикосновение – и от меня почти ничего не осталось, я падала в глубину его глаз, сгорая от желания почувствовать его губы на своих. Если бы он меня не удерживал, поцеловала бы сама, но он удерживал, не позволяя прикоснуться к себе, и лицо его словно продолжало меняться: плотно сжатые губы, дрожащие крылья носа. Нет, он оставался собой, и в минуту, когда я это поняла, Льер меня все-таки поцеловал. Просто рывком подался вперед, сокращая расстояние между нами.

Удар сердца вышел невыносимо долгим, гораздо более долгим, чем предыдущие.

Скольжение губ по губам отозвалось во мне стоном – глубоким и низким, от которого по телу прокатилась новая волна жара. От него или от прикосновения сильных пальцев к щеке, от глухого и хриплого:

– Лавиния…

Платье все-таки сползло вниз, обнажая ставшую чувствительной кожу, но этого я уже почти не почувствовала. Зато почувствовала касание жесткой ткани к груди. Всхлипнула, когда он подхватил меня на руки, и второй раз – когда спиной коснулась ледяной ткани покрывала.

– Тсс… – Льер дотронулся до моих губ. – Тихо.

И я, сходя с ума от этого прикосновения, раскрыла рот, позволяя пальцам скользнуть глубже. Не то рычание, не то сдавленный стон отозвались во мне каким-то странным животным наслаждением, почти болезненным, поэтому, когда он убрал руку, я протестующе всхлипнула и широко распахнула глаза.

Его глаза сейчас напоминали провалы: глубокие и бесконечные, в которых смутно читалось… что-то, но я не хотела читать. Я хотела его, целиком, без остатка, хотела чувствовать его в себе, чувствовать, чувствовать, чувствовать… Всей кожей, всем телом, внутри и снаружи.

Поэтому вскрикнула, когда его пальцы скользнули вниз. Не только пальцы, когда он коснулся меня губами, я выгнулась на покрывале, сминая холодную ткань дрожащими руками. Сумасшедшие, острые прикосновения отзывались внутри болезненно-сладкими, тянущими ощущениями. Движения ладони и языка, поначалу неспешные, с каждым мгновением становились все более резкими, жесткими, обжигающими.

До той минуты, пока его пальцы не скользнули внутрь, и тогда я закричала.

Выгибаясь, комкая покрывало, стягивая его под себя. Содрогаясь от яркого болезненного наслаждения, чувствуя, как сильные ладони скользят по моим бедрам. Льер приподнялся, вглядываясь в мое лицо, а после одним движением притянул к себе, укрывая всем телом, обнимая, впитывая каждую частичку моей дрожи.

Это было последнее, что я запомнила, потому что после головокружительно-сладкой истомы упала в его руки. И в глубокую, непроглядную темноту.

15

Пробуждение началось с ласкового прикосновения: это прикосновение было тем самым, от которого у меня всегда заходилось сердце. Жизнь тянется к солнцу, поэтому я редко просила служанок задернуть на ночь портьеры. Почти каждое утро для меня начиналось с первой утренней ласки, со скольжения солнечного света по коже, даже зимой. Подушка пахла цветами, и мне не хотелось открывать глаза, такой теплой и мягкой она была. Покрывало, напротив, холодило горячую после сна кожу, и я поплотнее завернулась в него, улыбаясь. Давно у меня не было такого хорошего настроения, как сегодня. Давно я не чувствовала себя настолько живой, настолько наполненной магией, что все внутри звенело от счастья.

Пожалуй, надо будет сказать Луизе, что я не прочь выбраться в Лигенбург, только бы погода не подвела. Но, судя по солнышку, весна все-таки вернулась в Энгерию, а значит…

– Аэльвэйн Лавиния.

Я моргнула и широко распахнула глаза.

Лизея с подносом в руках стояла рядом с моей кроватью. На нем дымился в чашке какой-то резко пахнущий отвар. Лицо элленари светилось от радости, и, как я поняла, не только от радости, но и от… солнца. Оно разогревало иней ее волос, бликами отражалось от сияющей пудры на коже.

Рывком отбросила покрывало, спрыгнула на пол и бросилась к окну. Занавеси были прикрыты неплотно, и я раздвинула их, чтобы увидеть залитое ослепительным солнечным светом море. Оно простиралось до самого горизонта, играя всеми красками синевы, в горах, обычно запечатанных серой туманной дымкой, сейчас сверкала зелень молодой листвы. Небо было высоким и чистым, без единого облачка, и еще не было ни одной молнии.

Не в силах поверить в то, что вижу, повернулась к Лизее.

Она по-прежнему держала в руках поднос, а потом, опомнившись, поставила его на столик.

– Это для вас, моя королева.

Что?!

Я перевела взгляд на руку, на которой сиял… брачный браслет. Узора, который нанес Золтер, не было, хотя я могла поклясться, что предплечье под ним горит.

– Восстанавливающее силы горячее зелье, – она кивнула на чашку, – поможет прийти в себя и взбодрит. Отдыхайте, а я пока принесу завтрак. Сегодня у вас очень важный день.

Элленари поклонилась и вышла, я же смотрела ей вслед, пытаясь осознать происходящее. То, что творилось за окном, ничем не напоминало знакомый мне Аурихэйм, но то, что творилось в этой комнате… Я обвела взглядом спальню. К черному и серебру в интерьере примешивались белый и кремовый. Нет, это определенно не мои покои, хотя на кушетке в изножье свернулся разомлевший на солнышке бъйрэнгал. Заметив мой взгляд, котенок завалился на спину, кверху пузом, облизнулся и продолжил спать. Судя по всему, Лизея уже покормила его и сводила на прогулку.

Решительно не понимая, что происходит, я мысленно вернулась к вчерашнему вечеру, словно вымаранному из памяти с помощью магической кисти. Сначала я выбирала платье, чтобы вернуть Ирэе долг, потом наряжалась. Потом Лизея пожелала мне удачи и сказала, что ее приносит роакариз, нити которого были вплетены в мои волосы. Потом была встреча с Ирэей, короткий разговор с Льером и обжигающая ревность, когда я осознала, что он ушел с темноволосой элленари.

При мысли об этом даже сейчас застучало в висках, а потом…

Потом я вспомнила.

Шарящие по моему телу руки Нияра, и как я сгорала от жажды прикосновений элленари, задранная юбка, сбивающееся дыхание. Яростный взгляд Льера, оседающий на пол коридора пепел: единственное, что осталось от подданного Ирэи.

Наверное, на этом стоило остановить воспоминания, но я не смогла. Они хлынули на меня удушающе-жаркой волной, прокатившись от щек до кончиков пальцев. Я подняла руки: свободные от запирающих магию браслетов запястья показались чужими. Не моими. Не могла я вчера тянуться этой самой ладонью к лицу Льера, чтобы коснуться – порочно и откровенно, впитывая жар его кожи. Не могла выгибаться от бесстыжих ласк, сгорая в одном-единственном желании: раствориться в них, в его руках, в его власти.

Не могла, но выгибалась, сходя с ума от наслаждения.

Как именно, я сейчас помнила слишком хорошо, и то, как кричала под ним, – тоже.

Осознание этого заставило меня замереть в подобии ступора, наверное, я бы так и стояла невесть сколько времени, если бы не открылась дверь.

Если бы шагнувший в нее в облике Золтера Льер не подхватил мою руку, целуя дрожащие пальцы.

Если бы на его запястье я не увидела такой же брачный браслет, как у меня.

Если бы он не произнес (голосом Золтера, но так, как умеет только он):

– Доброе утро, моя королева.

– Что это? – Я показала ему браслет. – Что это, откуда оно взялось?!

Мне хотелось кричать, и только Всевидящий знает, как я сейчас была к этому близка.

По комнате прокатилась волна полога безмолвия, а после короткая вспышка магии запечатала двери. Я видела такое однажды, что-то похожее создавал Винсент, когда запирался для приватных разговоров у себя в кабинете. Любой, кто захочет войти, почувствует упругую магию под ладонью и даже не сможет взяться за ручку.

– Сегодня ночью Арка благословила наш союз. То, что ты можешь видеть за окном, – подчиняясь взмаху его руки, занавеси разошлись в стороны, – последствия этого.

Я открыла рот и закрыла его: приличных слов у меня не осталось.

– Вчера ночью Ирэя посадила тебя рядом с ахантарией. Ахантарии растут в Долине Смерти, раскрываясь ближе к полуночи, эти цветы распространяют аромат, пробуждающий дикое, неконтролируемое желание. Так они заманивают своих жертв, преимущественно животных, слепо ищущих себе пару, в заросли, чтобы их сожрать. Элленари используют этот цветок в качестве составляющей зелья или просто как возбуждающее, но на смертных он воздействует слишком сильно. Аромат ахантарии вызывает кратковременную потерю памяти, но какие-то события могут навсегда остаться за чертой забвения.

Я мысленно вернулась к своему пробуждению: к тому, как собиралась с Луизой в Лигенбург, даже не вспомнив поначалу все события Аурихэйма, и мне стало не по себе. Что еще я могла забыть?!

– Ты не помнишь обряд? – спросил Льер. – Мне жаль.

А мне-то как жаль!

Луиза сбежала с собственной свадьбы с Винсентом, чтобы воздвигнуть между ними стену непонимания на целых восемь лет. Тереза поцеловалась в саду с Анри и стала его женой. А я вышла замуж и даже не помню, как это произошло.

Да, что ни говори, я однозначно выделилась.

– Ирэя рассчитывала на то, что я сумею тебя найти из-за узора Золтера. – Он коснулся брачного браслета, и я отдернула руку. – Убийство Нияра должно было всколыхнуть недовольство. Убийство Ангсимильера Орстрена, затем второе – аристократа, ее поданного, ради простой, ничего не значащей пленницы. Убийство элленари, посягнувшего на королеву, – это совершенно другое дело.

У меня было много вопросов, но все они потерялись после этого заявления.

– Это основательно пошатнуло бы репутацию Золтера, позволило Ирэе и остальным в перспективе поднять мятеж.

– Умно, – заметила я, с трудом удержавшись от нескольких колоритных восклицаний, которые почерпнула от конюхов. – Но что насчет клятвы на крови?

– Клятва на крови не позволит элленари причинить вред повелителю. Помнишь, на балу я спросил Золтера, могу ли защищать тебя даже ценой клятвы жизни? После его согласия я был единственным, кто мог его убить, но мятеж не всегда подразумевает убийство. Когда сотни, тысячи, десятки тысяч элленари отказываются признавать власть, это уже совсем другое.

– Неужели?

– Да. Отток силы, огромной темной силы, ослабляет Двор. Каждый из присутствующих элленари привносит частицу магии в окружающий мир. Отказ находиться при Дворе не нарушает клятву, но элленари приходится отказаться от власти. Передать ее более достойному. Более сильному. Тому, кого примет аристократия. Долгие годы власть Золтера была единоличной, но в последние десятилетия она пошатнулась. Причиной тому стало наступление Пустоты, и не только. Когда его отец передал ему корону Двора, подобное уже было.

– Почему?

– Потому что его считали недостойным. Недостаточно сильным, но его отец потерял свою мьерхаартан, стремительно слабел и вынужден был передать корону наследнику. Его отказывались принимать, но одна ситуация все изменила.

Кажется, я даже догадываюсь какая.

– Спасение мира после эксперимента Альхиины?

Льер нахмурился:

– Откуда тебе известно об Альхиине?

– Лизея рассказала, – пожала плечами я. – Зачем тебе обличье Золтера?

– Так надо.

– Так надо – не совсем то, что говорят потенциальной союзнице. – Я сложила руки на груди. – Или… – С губ сорвался смешок. – Жене.

Взгляд Льера стал жестким.

– Это не шутки, Лавиния.

Какие уж тут шутки.

– Немного восстановим события, – произнесла я. – То есть ты воспользовался тем, что я была в полубессознательном состоянии, и тихонечко отвел меня к Арке? Где я согласилась стать твоей?

– Моей ты согласилась стать в этой самой спальне, – произнес Льер, и мне захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым.

– Да, и мне, видимо, остается только поблагодарить тебя за чудесное избавление прошлой ночью. – Я сама не ожидала, что выйдет настолько язвительно.

– Аромат ахантарии действует до двух суток. – Льер пристально посмотрел на меня. – Ты хотела сгорать от желания все это время?

Нет, я хотела чем-нибудь его огреть. И сейчас хочу, в отличие от последствий воздействия аромата ахантарии это желание не проходит.

– Ну что вы. – Я покачала головой. – Я же говорю, примите мою искреннюю благодарность. Ваше аэльвэрство.

Последнее я выделила особо. Отвернулась, но он схватил меня за руку, невольно заставив повернуться к нему лицом:

– Отныне – ты моя жена, Лавиния. Перед лицом всех моих подданных.

Я вырвалась и отступила назад.

– Отныне я – жена Золтера. – Я сложила руки на груди, возвращая ему жесткий взгляд. – Ты привык действовать, руководствуясь понятными только тебе одному мотивами, но, если хочешь продолжать, придется считаться со мной.

Его ноздри шевельнулись, выдавая ярость, но я не отвела взгляд.

– Тебе нужно обличье Золтера – я не против. Ты молчишь о том, что затеял что-то за спинами бывших союзников, – на здоровье. Ты делаешь меня своей женой, чтобы прикрыть спину на время реализации своих планов, – пожалуйста. Но начиная с этого дня ты будешь рассказывать мне все. Ты перестанешь недоговаривать, перестанешь уходить от ответов. Я поддержу тебя, если сочту, что наши интересы совпадают. В противном случае…

Я не договорила.

Моя жизнь уже давно мне не принадлежит, и я не стану прятаться от того, что рано или поздно может меня настигнуть, но и помыкать собой больше не позволю. Никому.

– Для начала у меня есть несколько условий. Амалия и Лизея станут моими фрейлинами…

Он сдвинул брови, но я вскинула руку, пресекая любые возражения.

– …Ты больше ни разу ко мне не притронешься. Я смогу передвигаться по замку и за его пределами где захочу, когда захочу и куда захочу. И последнее. – Я внимательно посмотрела ему в глаза. – Ты оставишь Ирэю мне. С ней я разберусь сама.

На скулах Льера заиграли желваки, но я не проронила больше ни слова. Просто стояла и ждала, пока он ответит.

– Хорошо, – наконец произнес мой новоявленный супруг. – За исключением одного пункта. Я не притронусь к тебе, пока ты сама этого не пожелаешь.

Я вскинула брови:

– Под ахантарией?

Льер плотно сжал зубы.

– Сама. По своей воле, находясь в трезвом уме.

– Чудесно. В таком случае давай скрепим нашу договоренность магией.

Судя по тому, как сверкнули глаза, ему это совершенно не понравилось, но меня это не смутило. Улыбнувшись, я коснулась кинжала на его поясе. Обвела пальцами рукоятку перед тем, как вытащить из ножен, и вдавила острие в подушечку пальца.

– Не думал же ты, что я поверю элленари на слово, дорогой муж? – поинтересовалась я, глядя ему в глаза, и добавила: – Клянись.