Текст книги "Заклятая невеста"

Часть третья
Королева

1

Майкла и его семью ее величество королева Брианна не жаловала, поэтому при дворе мы бывали редко. Гораздо реже, чем могли бы, согласись я принять предложение руки и сердца от партии, которую мне подыскал бы Винсент, но у меня не было ни малейшего шанса. В смысле принять предложение руки и сердца от кого бы то ни было, кроме Майкла. Сейчас, оглядываясь назад, я понимала, что это в самом деле напоминало одержимость. Я не хотела слушать никого: ни Терезу, ни Луизу, ни Винсента, ни даже матушку. Матушку, к словам которой я всегда прислушивалась, даже если они были чересчур строгими.

Как бы там ни было, именно матушке я сейчас была обязана тем, что у меня почти не дрожат руки, что я предельно собрана и готовлюсь к выходу перед элленари (теми самыми, что вчера называли меня смертной и насмешливо ощупывали взглядами, заинтересованными, разве что когда они оказывались в районе моего лифа) в качестве королевы.

Образно говоря, королевой я не была, я была самозванкой. Так же как Льер не был Золтером, но его игра, к чему бы она ни вела, зашла слишком далеко. Я смутно представляла себе, на что способны взбешенные элленари, которых просто-напросто водили за нос все это время, и уж точно не представляла, на что способна Ирэя, чтобы мне отомстить.

После ухода Льера я долго думала о причинах, которые подвигли его прикрыться чужой личиной, и поняла, что, если заговор не состоялся, значит, в последний момент что-то пошло не так. Что именно, он мне вряд ли расскажет, но мне вовсе не обязательно в этом разбираться. Сейчас главное – играть свою роль, и от того, как я ее сыграю, зависит очень и очень многое.

– Ваше аэльвэйрство, вы прекрасны.

Может, я и была прекрасна в платье цвета пепла, украшенном легким кружевом, но привыкнуть к этому «ваше аэльвэйрство» не могла никак.

– Лизея, ты могла бы называть меня просто Лавиния. По крайней мере, когда мы наедине.

Элленари широко улыбнулась, а вот Амалия, напротив, недовольно сложила руки на груди.

Когда Лизея узнала, что я хочу видеть ее в качестве фрейлины, а не прислужницы, она посмотрела на меня как-то странно. В расширившихся глазах застыло то самое выражение, после которого могли бы заблестеть слезы. Она шагнула ко мне и порывисто обняла, правда, потом сразу же извинилась. По тому, как она прижала ладони к юбке, я поняла, что девушка очень взволнованна… если так можно выразиться про элленари.

Не представляю, что творилось в этом мире с чувствами, но в чем-то мы с элленари все-таки были похожи. Их не учили прятать свои эмоции, потому что прятать было нечего, нас с детства учили показывать лишь то, что благопристойно и не может так или иначе скомпрометировать.

– Хорошо, Лавиния.

– Леди… Аэльвэйн Лавиния… – Амалия все-таки подала голос. В платье бледно-персикового оттенка (какое, по сути, и положено носить девушкам ее возраста) она выглядела совсем юной. Еще более юной, чем была. – Я бы хотела с вами поговорить. Наедине.

Теперь нахмурилась я, но отказывать ей причин не видела, тем более что ее «наедине» тогда прозвучало бы еще более грубо.

– Это не потерпит до конца приема, Амалия? – спросила я.

– Это не займет много времени.

– Я ненадолго отлучусь, – улыбнулась Лизея. – Узнаю, как скоро его аэльвэрство за вами придет.

Его аэльвэрство, или, точнее, его аэльерство.

Я не стала задерживаться на этой мысли, потому что, когда выяснила, что это наши общие покои (разумеется, уже после заключения соглашения с Льером), была очень близка к тому, чтобы пару раз скомпрометировать себя по полной. Впрочем, тут мы с ним были на равных: судя по витавшему в воздухе напряжению и отголоскам ярости, он явно не ожидал такого приема. Да что говорить, я сама такого не ожидала.

– О чем ты хотела поговорить? – спросила Амалию, когда мы остались одни.

– О ней. – Она кивнула в сторону закрывшейся двери. – Леди Лавиния! Как вы можете подпускать к себе одну из них?! Не просто подпускать, приближать!

Глаза ее сверкали самой что ни на есть настоящей яростью, и мне это совершенно не понравилось.

– Лизея не сделала мне ничего дурного, – заметила я. – Больше того, она всегда мне помогала…

– Не сделала сейчас – сделает потом. – Амалия судорожно вздохнула. – Неужели вы не понимаете, им нельзя доверять! Никому! Никому из них. Мы должны держаться вместе, но только мы…

– Довольно, – произнесла я, и она осеклась. – Лизея – потрясающая девушка, и тот факт, что она элленари, ничего не меняет. Чтобы выжить, Амалия, нам с тобой действительно нужно держаться вместе. Сейчас у нас уже значительно больше возможностей, чем было еще несколько дней назад. Поэтому я искренне надеюсь и рассчитываю на твою поддержку.

Амалия открыла было рот, чтобы возразить, но тут же с визгом подхватила юбки и отпрыгнула от бъйрэнгала, попытавшегося к ней подойти.

– Пожалуйста! Уберите его от меня!

Она зажмурилась, на виске и на шее бешено колотились жилки.

– Амалия, он ничего тебе не сделает, – покачала головой я, но она так и не открыла глаза: продолжала стоять, плотно сжав губы и кулаки, пока я не подозвала Льера и не отвела к диванчику, на который он нехотя улегся.

– Всевидящий! Нам обязательно находиться в одной комнате с этим монстром?! – прошептала она, и губы ее снова задрожали.

– Он не монстр. – Я указала на свернувшегося клубком звереныша. – Он обычный котенок, просто… иномирный.

Просто иномирный обычный котенок.

– Когда уже мы вернемся домой?! – сдавленно прошептала она.

Я не успела ответить, потому что открылась дверь. Льер (или Золтер) шагнул в комнату, и Амалия судорожно вздохнула. Кажется, она забыла про этикет, и про реверансы, и про все прочее, особенно когда он приблизился к нам. Винить ее за это я не могла: сложно расшаркиваться перед тем, кто тебя пытал, но я под этой личиной видела совершенно другого элленари, понять которого пока так и не смогла.

– Моя королева. – Он протянул мне раскрытую ладонь. – Ты прекрасно выглядишь, Лавиния.

– Благодарю, – отозвалась я, думая преимущественно про Амалию.

Сейчас я была уже не уверена, что идея с фрейлинами настолько хороша, во всяком случае, Амалия в качестве фрейлины. Я думала, что так мне будет удобнее держать ее при себе и в случае чего защитить, но теперь сомневалась в своем решении. Фрейлинам королевы нужно будет видеться с королем, читай с повелителем, и очень часто. А она стоит и дрожит, и побелела как лист дорогой писчей бумаги.

– Думаю, сегодня Амалии необязательно нас сопровождать, – сказала я, и он кивнул.

Мне оставалось только вздохнуть с облегчением и порадоваться, что Льер не стал показывать характер и припоминать мне свои условия.

Мы вышли из комнаты, как и полагается супругам, рука об руку. За нашими спинами метнулась тень, и это были отнюдь не виеррахи: Амалия спешила к себе. Из-за того, что она стала моей фрейлиной, ближайшая комната была отведена ей, равно как и соседняя – Лизее, поэтому не успели мы сделать и пары шагов, как я услышала громкий звук захлопнувшейся двери.

Да, вести ее в толпу элленари, которые непонятно как даже ко мне отнесутся, точно было не лучшей идеей.

– Я отпустил Лизею, – произнес Льер, – сегодня тебе будет достаточно моего сопровождения.

Я глубоко вздохнула.

Может быть. Может быть, и достаточно, но внутри тонко билась невидимая натянутая струна, дрожала, согреваемая лишь моей магией, которой было так ничтожно, так несоизмеримо мало…

Неожиданно Льер остановился, и мне пришлось сделать то же самое. Недоуменно взглянула на него и вздрогнула, когда он коснулся моей щеки.

Эта короткая ласка напомнила о том, что было вчера, о гораздо более нескромных прикосновениях, отозвалась во всем теле нежданными и несвоевременными дикими ощущениями. Хотела напомнить ему про клятву, но опоздала: во-первых, потому, что клятва не позволила бы ему дотронуться до меня вопреки моему желанию, а во-вторых…

– Я уже говорил, что ты прекрасно выглядишь, Лавиния. – Он коснулся прядей моих волос, свободно падающих на плечи. – И это действительно так. Ты выглядишь по-королевски.

– Чудесно, – негромко сказала я, стараясь не позволить этим обволакивающим словам подчинить мой разум.

Разум твердил, что мне нужно быть сильной, а после таких слов очень легко поддаться обманчивой слабости и иллюзорному представлению, что я не одна.

– Если не возражаешь, давай продолжим путь. Я бы очень хотела со всем этим побыстрее покончить.

– Знаю. – Он коснулся обручального узора, и тот словно сильнее вспыхнул под его пальцами. – Я с тобой.

Льер устроил мою руку на сгибе своего локтя и шагнул к лестнице.

С каждым шагом я все больше понимала, насколько мне не хочется выходить в зал, полный элленари. Несмотря на то что в моих волосах сверкала черная диадема королевы, несмотря на то что сказал Льер, я чувствовала, что начинаю задыхаться. В глазах то и дело темнело, меня бросало в холодный пот, а по коже бежал то озноб, то жар. Я не представляла, что с этим делать, поэтому просто шла, расправив плечи и глядя прямо перед собой.

Массивные двери вели в тронный зал. Я ожидала увидеть нечто мрачное, но вместо этого увидела просто высокие замковые стены и полотно над троном. Огромные окна не были занавешены, и солнце вливалось сквозь них, раскрашивая застывшую по обе стороны от расстелившейся под нашими ногами дорожки толпу элленари.

Полотно символизировало мощь Двора Смерти – в непроглядной тьме клубились серебряные искры, окружающие сияющие миры. Все и ничто, почему-то именно это пришло мне в голову, а потом горло сдавил спазм. Я вцепилась в руку Льера, чувствуя, что меня начинает лихорадить.

– Все в порядке? – еле слышно спросил он.

Я нашла в себе силы кивнуть, хотя бы потому, что в окутавшей нас тишине мой голос мог прозвучать несоизмеримо громко. Мне казалось, что я вот-вот лишусь чувств, поэтому трон как ощущение опоры пришелся очень кстати. Садиться, правда, мы не стали, но осознание того, что мне есть куда падать, придало сил.

Взгляды элленари скользили по нам, преимущественно по мне, и в них я читала странную, необъяснимую радость и недоверие.

– Как вы уже знаете, – произнес Льер в звенящую напряжением тишину, – этой ночью Арка благословила наш союз. Мы с аэльвэйн Лавинией стали супругами по законам Аурихэйма.

Он вскинул руку, призывая к молчанию, и взволнованный шепот в зале стих. Только сейчас я вспомнила про Ирэю: она, разумеется, присутствовала и стояла в первом ряду, ближе всех к трону. Она была одна из немногих, кто сегодня был одет в черное. Рядом с ней застыла ее свита – те, кто вчера смотрели, как я вдыхаю аромат ахантарии, и наверняка потешались над смертной, с которой будет развлекаться Нияр.

– Эти законы нерушимы. Наш брак нерушим. Отныне, начиная с этого момента, ваша клятва распространяется на ее аэльвэйрство, союз с которой принес в Аурихэйм первый за долгое время рассвет. Встречайте свою королеву!

Зал взорвался овациями и возбужденными голосами, обрушившимися на нас подобно ураганному ветру или штормовой волне. К одолевающему меня холодному поту и жару добавилась боль в висках.

– Наш первый рассвет совпал с ночью рождения нашего Двора, для нас это теперь двойной большой праздник, – продолжил Льер, когда аплодисменты стали затихать. – Наш мир уже начал неотвратимо меняться, а со временем мы справимся с Пустотой и возродим Аурихэйм!

Его заявление утонуло в новом порыве восторгов элленари, и, когда мы рука об руку опустились на сдвоенный трон, я вздохнула с облегчением. Льер воспринял это по-своему.

– В Аурихэйме супруги считаются единым целым, – пояснил он.

– Я счастлива, – отозвалась я, но больше ничего сказать не успела: к нам приблизилась Ирэя.

– Позвольте выразить вам свои глубочайшие поздравления, кузен, – произнесла она, и голос ее сочился ядом. Льер кивнул, и принцесса повернулась ко мне. – И вам, ваше аэльвэйрство.

– Благодарю, – негромко отозвалась я, не отводя взгляда. И, хотя виски сдавило еще сильнее, продолжила: – В том, что сейчас происходит, есть и ваша заслуга, кузина. Вы же не против, если я стану вас так называть?

Ирэю знатно перекосило.

– Разумеется, нет, ваше аэльвэйрство.

– Замечательно, – улыбнулась я. – В таком случае в знак моей искренней благодарности я бы хотела предложить вам стать моей фрейлиной.

Ирэя открыла рот, но тут же его закрыла. Перевела взгляд на кузена, но Льер молчал, оставляя ей право решать самой, отказать королеве или принять предложение бывшей смертной. Хотя «бывшей» звучит странно, потому что смертной я быть не перестала, разве что для всех собравшихся стала смертной, с брака с которой начнется возрождение Аурихэйма.

Молчание затянулось, и Ирэя все-таки прошипела (еле слышно, чтобы не позволить собственному негодованию стать достоянием остальных):

– Кузен!

– Моя жена сделала тебе предложение, кузина. – Льер подхватил мою руку и переплел наши пальцы, за что я сейчас была ему благодарна гораздо больше, чем даже за его обещание «Я с тобой». Подобные действия говорили куда лучше любых самых громких слов, и пусть я прекрасно понимала, что мы с ним сейчас в одной связке, все равно на сердце стало тепло.

– Хорошо, – выдохнула Ирэя, и ноздри ее раздулись. – Я принимаю ваше предложение.

– Замечательно, – улыбнулась я и, хотя в горло словно вонзились десятки острых ледяных игл, добавила: – Поскольку вы все время будете рядом со мной, отправьте вашу свиту по домам. Думаю, сейчас самое время им навестить близких и первыми сообщить радостные вести о том, что случилось.

В глазах рыжей мелькнул не просто гнев – бешенство, но я равнодушно отвернулась.

К нам подходили, подходили и подходили, в глазах элленари я по-прежнему читала недоверие, словно они никак не могли смириться с тем, что за окнами светит солнце. Что все это не обман, который вот-вот развеется, поглощенный туманами, грязной тяжестью туч и острыми молниями, терзающими небо и землю. Честно говоря, я сама не до конца в это верила: как так получилось, что всего лишь благословение Арки вернуло свет в этот мир?

Как Арка, отказавшаяся благословить меня и Золтера, благословила меня и Льера?

Я думала об этом, собираясь сюда, но так и не пришла ни к какому выводу, кроме одного: в Аурихэйме возможно все и невозможно ничто. В частности, возможно отшвырнуть повелителя Двора, желающего сделать меня своей, и признать моим мужем того, кто носит его личину, когда я сама не вполне осознаю, что делаю.

К слову, если я не вполне это осознавала, значит ли, что после нашей… нашего благословения была и полноценная брачная ночь? Этот вопрос как-то милостиво ускользнул от моего сознания в прошлый раз, зато сейчас пришелся очень не в тему, и я вздрогнула. В тот момент, когда большеухий элленари, очень похожий на того, которого я видела в зверинце, целовал мне руку.

Он испугался, что слишком сильно сжал мои пальцы трехпалой ладонью, и рассыпался в извинениях, пока его не оттеснили другие желающие нас поздравить.

Когда поток элленари иссяк, Льер снова вскинул руку:

– В честь нашего союза с завтрашнего дня начнутся торжественные обеды и увеселительные балы. Продлятся они ровно неделю, после чего мы с главнокомандующими сможем сообщить о том, как изменилось поведение Пустоты и что сейчас происходит во всех уголках Аурихэйма. Сегодня же я предлагаю вам просто отдыхать и наслаждаться тем, чего мы все были лишены долгое время!

Мы уходили из зала под возбужденные голоса и прославление нашего союза, который принесет мир и процветание Аурихэйму. Солнце заставляло алую дорожку под ногами гореть, и я жмурилась: видимо, глаза привыкли к отсутствию яркого света и теперь болели. Как ни странно, когда мы оказались за пределами зала, я вздохнула свободнее. Исчезла тяжесть в руках и ногах, в голове прояснилось, а горло больше не казалось стянутым металлическим обручем.

– Ты замечательно держалась, – заметил Льер, остановившись у лестницы, перила которой напоминали змей.

Мне не хотелось возвращаться к себе, и я уже собиралась сказать, что намерена отправиться к морю, когда он произнес:

– Я приглашаю тебя на прогулку, Лавиния.

2

Казалось, пару сотен лет уже прошло с того времени, как мы с Майклом отправились в наш месяц молодоженов на море. Луиза так его расхваливала (она очень любила море и океан), и я так восторженно о нем говорила, что Майкл, видимо, понял: не отвезет меня на море, Винсент его придушит. Он всегда ходил с таким выражением лица, словно боялся, что Винсент его придушит, и если раньше я не отдавала себе в этом отчета, то сейчас мысли о нем вызвали новую вспышку раздражения. Как можно было быть такой… такой.

– Люди могут противостоять чарам элленари? – спросила я.

Вопреки моим ожиданиям, к морю мы отправились не порталом, а прошли через замковый двор и миновали ворота, провожаемые сотнями изумленных взглядов. Видимо, не в характере Золтера было выгуливать свою смертную жену после официального представления. Я хотела съязвить по этому поводу, но вовремя удержалась: слишком много язвительности было в последнее время, слишком много тьмы, а мне хотелось света. Я родилась со светом в сердце, но как-то незаметно его растеряла, видимо.

– Нет, – отозвался Льер.

– Совсем?

– Некоторые очень сильные маги способны… сопротивляться. Назовем это так. Ты сопротивлялась.

Я приподняла брови.

– Тогда, в своей спальне в Мортенхэйме.

Лучше надо было сопротивляться, подумала я, но вслух ничего не сказала.

– Ты уверена, что хочешь приблизить к себе Ирэю?

– Не уверена, что я вообще хочу ее видеть, но сейчас лучше держать ее на расстоянии вытянутой руки, – заметила я.

– Забавно.

– В нашем мире есть поговорка, что врагов надо держать гораздо ближе, чем самых лучших друзей.

– И ты еще будешь мне говорить о том, что элленари ужасны?

Я бросила на него быстрый взгляд:

– В последнее время я такого не говорю.

– В последнее время мы почти не разговаривали. Тебе нравится в Аурихэйме?

Вопрос заставил меня остановиться.

– Ты хочешь спросить, не хочу ли я здесь остаться? – поинтересовалась, глядя ему в глаза. – А может быть, проводить домой? Когда мы общались с тобой в твоем… облике, ты собирался отправить меня домой, Льер.

– Многое с тех пор изменилось.

Маска Золтера – очень удачное прикрытие, под ней можно многое спрятать. Не помню, приходила ли эта мысль мне в голову раньше, но сейчас, когда я смотрела в темные глаза элленари, в них не отражалось ровным счетом ничего из того, что могло бы быть в темно-синих. По правде говоря, и не должно было быть, эмоций в Золтере было как в кушетке, а то и меньше.

Я не стала продолжать этот бессмысленный разговор: если бы Льер на самом деле хотел отправить меня домой, уже сделал бы это. Сейчас, когда я выторговала себе возможность ходить где угодно и когда угодно, ничто не помешает мне побывать в библиотеке. Если честно, пока не представляю, как я заставлю ее подчиняться смертной королеве некоролеве. Не представляю и сегодня представлять не хочу, но завтра непременно попробую.

Море, на которое мы с Майклом отправились после свадьбы, было холодным. У нас в Энгерии вообще нет теплого моря, но мне и того хватило. Закаты, раскрашивающие воду и высоченные, поросшие цветами холмы. Я видела море в Вэлее, когда мы гостили у Анри и Терезы, и оно было совсем другим – голубым, прозрачным, сверкающим под солнечными лучами. В юности мы с матушкой путешествовали в Лацию, и маэлонское море было бирюзовым.

Море Аурихэйма оказалось серебристо-белым. Белые волны накатывали на берег, рассыпая кружево волн и облизывая камни. Мы шли в нескольких футах от воды, справа от нас расстилались горы, слева – до самого горизонта вода, цветом напоминающая мое платье. Мне почему-то подумалось, что купаться в нем точно нельзя: мало ли, а вдруг рыбки. Такие, какие были в фонтане.

Словно в подтверждение моих мыслей в прозрачной как слеза воде скользнуло что-то странное, не то змея, не то угорь. Всколыхнулась пена накатившей волны, а когда отступила, я поняла, что дело не только в пене: под водой клубилось нечто белое, похожее на густой туман, мерцающее серебром. Видимо, именно за счет этого чего-то такой цвет у воды и был.

– Призрачные водоросли, – пояснил Льер, проследив за моим взглядом. – Из них делают очень вкусные десерты.

– Призрачные?

Он улыбнулся:

– Нет. Вполне реальные.

Мне почему-то захотелось улыбнуться в ответ, а еще захотелось попробовать этот десерт. Я тут же себя осадила: никаких десертов, никаких подобных мыслей. Мы с Льером просто союзники, и ничего больше.

Впрочем, насчет «ничего больше» я, возможно, преувеличивала. Или немного кривила душой, потому что «ничего больше» привело меня к благословению и супружеству, и я не имею ни малейшего представления, что мне с этим делать. Разумеется, с супружеством, с благословением я уже ничего поделать не могла. Вряд ли можно прийти к Арке, показать ей обручальный браслет и сказать: «Глубокоуважаемое сердце Аурихэйма, той ночью я была не в себе, не понимала, что несу, поэтому снимите с меня, пожалуйста, это, и будем считать, что ничего не было».

Даже если это было.

А было наверняка, и при мысли об этом к щекам снова прилила кровь. Мне очень хотелось спросить у Льера, было ли что-то, чтобы осознать, смириться и больше никогда не вспоминать про ночь благословения, но как об этом спросить, я не представляла. Поэтому шла молча, раздумывая об особенностях моей памяти и о том, что это точно обсуждать не стоит. Точнее, это не то, что стоит обсуждать.

Берег изгибался, уводя за собой поворотом, волны с мягким шелестом накатывали и отступали. Я поймала себя на мысли, что рассматриваю брачный браслет – хитросплетения узоров, проявившихся на моей руке и сияющих золотом, а следом – что Льер пристально на меня смотрит. Очень внимательно, если не сказать больше. От этого взгляда меня бросило в жар. Я собиралась сказать, что хочу вернуться, но мы уже шагнули за поворот.

Ближайшая скала наползала на берег, выбросив над мелкими камнями ладонь навеса-площадки, на которой был накрыт стол.

Стол на двоих.

– Что это? – уточнила я.

– Наш с тобой ужин.

– То, что ужин, я вижу. Почему стол накрыт здесь?

– А ты хотела бы поужинать в зверинце?

Нет, в зверинце я точно не хотела есть, но такой Льер – Льер, который обо мне… заботится, который зовет меня на прогулку и накрывает стол у моря, где вот-вот раскроется алый цветок заката, – это нечто странное.

– Зачем? – спросила я.

– Тебе не приходило в голову, что я хочу просто сделать тебе приятное, без всяких «зачем»?

– Рядом с элленари? Нет. – Я сложила руки на груди.

– В таком случае я тебя разочарую. Этот ужин всего лишь для того, чтобы сделать тебе приятное, Лавиния.

Я бы сказала, что разочаровывает меня совершенно другое, но мне хотелось есть. Учитывая, что полдня меня готовили к выходу, который закончился чуть ли не быстрее, чем все мои предыдущие выходы к элленари, я даже пообедать толком не успела. Обед мне приносили, разумеется, и полноценный, но поскольку на мне то подгоняли платье по фигуре, то подбирали драгоценности (от их тяжести очень хотелось сейчас избавиться), то делали прическу, с которой все время было что-то не так, то большую часть просто унесли обратно. Зато сейчас я поняла, чего мне отчаянно не хватает.

Ужина.

Даже если у моря и вместе с Льером, все равно не хватает.

Он подал мне руку, и мы вместе шагнули на поросший мхом склон. Помимо мха на склоне прорастала молодая трава и даже распустились мелкие сиреневые цветочки с очень длинными тычинками. Природа Аурихэйма оживала на глазах, расцветая яркими красками и напоминая мне о моем мире. Подобно тому, как просыпался этот мир, Энгерия пробуждалась от долгой зимы. У нас она всегда была долгой, зато весна становилась настоящим чудом.

Для меня особенно.

Льер отодвинул стул, и я опустилась на него. Дождавшись, пока он сядет напротив, расстелила на коленях салфетку.

Если на миг отвернуться от странного моря и забыть о том, где находишься, можно представить, что все-таки оказалась дома. Правда, надолго забыть не получилось – мимо нас с криком пронеслась птица, помесь филина и воробья.

– Попробуй вино. – Льер наполнил мой бокал.

– С ахантарией? – уточнила я.

– Нет. Вино в Аурихэйме тоже делается из винограда, Лавиния. Это с добавлением ягод эрисы. – Он первым поднял бокал. – Наше с тобой знакомство оказалось неудачным…

– Это еще слабо сказано, – пробормотала я, разглядывая темно-красную жидкость в тонконогом пузатом бокале.

– И я хочу все исправить.

Я подняла на него глаза.

– Тебе вовсе не обязательно это говорить, – заметила я. – Мы с тобой заключили сделку и…

– Сделка тут ни при чем.

Возможно, было бы проще, если бы вместо Золтера напротив себя я видела его. Того Льера, который… который – что?

– А что при чем? – поинтересовалась я, отвернувшись к морю.

Отсюда, в лучах понемногу опускающегося солнца, оно казалось почти прозрачным, как туманная дымка свадебной фаты. Не представляю, почему мне в голову пришло именно это сравнение, но я вдруг вспомнила свою свадьбу. Сумасшедшая, бессонная ночь, когда я крутилась в постели и кусала губы, представляя, как завтра пойду к алтарю с Майклом. Вести меня должен был Винсент, а матушка вечером рассказывала мне о том, как пройдет первая брачная ночь.

Она, видимо, забыла, что я росла в Мортенхэйме и часто бывала на конюшне, хотя не исключено, что матушка просто об этом не знала, поскольку мне строго-настрого запрещалось приближаться к животным. Словом, все, что она мне рассказывала, мне все равно не пригодилось, но минуты, когда меня наряжали в роскошное платье, легкое, невесомое, когда закрепляли в высокой прическе фату, были невыносимо счастливыми и такими волнительными, что я то и дело забывала дышать. Впрочем, возможно, во всем был виноват корсет.

– Ты.

Я настолько погрузилась в свои мысли, что сейчас даже не сразу поняла, о чем он говорит.

– Ты, Лавиния. Я хочу все начать заново и хочу все сделать иначе. Поэтому предлагаю тост: за нас.

– Хочешь начать заново – что? – уточнила я, все-таки поднимая бокал.

– Хочу, чтобы ты стала моей женой. По-настоящему.

Скажи он, что собирается отправить меня домой и запечатать границы миров, чтобы никто из Аурихэйма больше никогда меня не потревожил, это и то звучало бы более правдоподобно.

– Вряд ли у нас это получится, – заметила я.

– Почему?

– Потому, что я тебе не верю.

– Это я тоже хочу исправить. – Льер коснулся моего бокала своим, и мелодичный звон смешался с шумом набегающих волн.

Я пригубила вино: оно оказалось терпким и сладким, с ярко выраженным ягодным вкусом.

– Не все можно исправить, Льер.

– Все. Было бы желание.

Я посмотрела на него, но он был занят тем, что раскладывал еду по нашим тарелкам. Дымящееся жаркое (или что-то очень на него похожее), овощи (тоже что-то очень похожее) и, вероятно, сыр. А вот соусы были мне знакомы, поэтому с этим я справилась сама.

– Мы из разных миров, – напомнила я.

– Между нашими мирами не такая большая разница.

О чем мы вообще говорим? Никакие отношения между нами невозможны! Хотя бы потому, что… потому, что вчера он куда-то увел темноволосую элленари, и с ней явно не о звездах беседовал.

– Найтриш тебе подходит больше, – заметила я, нарезая кусочками мясо.

Нож почему-то сорвался, и звук вышел оглушительно громким.

– Найтриш – любовница Золтера. Между нами ничего нет.

– И как ты ей объяснил сей прискорбный факт? – поинтересовалась я, продолжая свое занятие.

– Золтер никому ничего не объяснял. Ты же не настолько наивна, чтобы полагать, что она была единственной?

– Ну разумеется, она была фавориткой. – Я не нашла ничего лучше, чем отправить в рот кусок мяса. Это было гораздо проще, чем думать о том, сколько любовниц было у Льера.

Фу, позорище!

Кстати, о позорище.

– Я бы хотела знать, что между нами случилось той ночью. После благословения.

Ну вот, все-таки спросила, и это даже оказалось не так сложно, как представлялось мне изначально.

– Ничего.

Ничего?!

Я вскинула голову и пристально посмотрела Льеру в глаза, но… элленари не могут лгать. Не могут, ведь так? То есть в обход могут, конечно (иначе ему не удалось бы нацепить личину Золтера), но вот так прямо – нет.

– Ничего не было, Лавиния. После благословения ты просто заснула.

Хм.

– Хорошо, – сказала я и вернулась к ужину.

Мне очень хотелось спросить, что связывало их с Ирэей, но на сегодня откровений было достаточно. Я бы сказала, более чем достаточно, к тому же я не была уверена, что хочу знать правду. Эта правда мне ни к чему, потому как, что бы Льер себе ни надумал, я не собираюсь развивать наши отношения дальше скрепленного клятвой союза.

Ночь упала на Аурихэйм быстро: только что мы ели десерт, по вкусу напоминающий нечто среднее между кофе и шоколадом, и цвет волос Золтера разогревал осевшие на берег сумерки, как вдруг стало темно. Очень темно, и, подчиняясь движению руки Льера, над нами вспыхнуло несколько крошечных магических светильников. Они окружили стол, и, когда я потянулась за сладким соусом (все еще теплым, здесь вся еда подогревалась при помощи магии), от прикосновения к пальцам сидящего напротив мужчины меня словно пронзило молнией.

Это напомнило о том, что пора возвращаться и кое о чем еще.

– Ты сказал, что хочешь все изменить.

Льер кивнул.

– Что ж, давай начнем с того, что ты будешь прислушиваться к моим просьбам. Сегодня ночью я хочу спать одна.

Ангсимильер Орстрен

Да, Лавиния определенно знала, что попросить. И прежде, чем он успел что-либо ответить, добавила:

– Все последующие тоже.

Она смотрела на него, а Льер не знал, что ответить. Впервые за долгое время не представлял, что сказать женщине, которая просит его оставить ее одну. Все те, кого он знал до нее, совершенно не возражали против того, чтобы остаться в его спальне после. Для элленари это не играло совершенно никакой роли, поэтому с кем заснуть или же от кого уйти было незначительной деталью, на которую не обращали внимания. Особенно учитывая то, что сегодня засыпали с одним, а завтра с другим, и не всегда в личных покоях. Для Лавинии близость была чем-то особенным, и она не собиралась подпускать его ближе.

Пока не собиралась.

– И как ты себе представляешь супругов, засыпающих в разных спальнях? – Почему-то в обычно спокойный голос сейчас ворвался сарказм.

– Легко. В Энгерии у супругов разные комнаты, и это в порядке вещей. Скажешь, что следуешь традициям своей драгоценной королевы.

Острить она тоже умела. А еще умела зацепить так, как ни одна другая до нее. Кто бы мог подумать, что вчера ночью он потеряет контроль, как… сложно даже подобрать характеристику этому состоянию. Даже будучи юнцом Льер не испытывал ничего подобного, когда весь мир сходится на одной-единственной женщине, сгорающей от страсти в его объятиях. У Лавинии было оправдание – ахантария, у него – нет.