Текст книги "Заклятая невеста"

Это я тоже проверила лично: вытянутая из ограниченных искр магии и антимагии Пустота была слабой и быстро отступала.

Сейчас я собиралась повторить ритуал с точностью до наоборот. Пропустить соединенные силы через Золтера и отрезать его от источника, разомкнув контуры.

Если верить тому, что я узнала от Эльгера, все должно было сработать.

Все должно получиться.

А с остальным мы с Льером справимся.

Потом.

– Так и будешь стоять с одухотворенным видом? – хмыкнула Ирэя. – Или тебя подтолкнуть?

Стихийник, который появился рядом с нами совершенно беззвучно, даже не изменился в лице. Исходящие от него сила и мощь чувствовались в каждом движении, смотрел он исключительно на меня, словно остальные были ему неинтересны. Высоченный, с широкими плечами и густой бородой, он лично раскрыл портал и первым шагнул в него.

Мысленно поблагодарив кузнеца, я пропустила вперед золотых и Ирэю, а после шагнула в разрыв пространства сама.

Место, где мы с Льером в последний раз были вдвоем, осталось прежним. Впрочем, нет, сейчас Пустота здесь стала еще сильнее, и ее суть отозвалась во мне обжигающей болью. Страшно было представлять, что здесь разом прекратил существование целый Двор, и, хотя я готовилась к этому чувству, хотя помнила его по предыдущему разу, сердце словно сдавила невидимая рука.

То, что сейчас представляла собой Пустота – черная выжженная земля и холодный воздух, наполненный тишиной и безветрием, – не шло ни в какое сравнение с тем, во что мог превратиться Аурихэйм, если она полностью воцарится здесь. Ничто в том самом смысле, когда нет ни дыхания, ни биения сердца, ни жизни, ни даже смерти.

Такова цена могущества Золтера.

– Мрачненько, – сообщил Аргайн, оглядывая развалины.

– Начнем. – Я оставила его замечание без внимания. – Мне нужно будет шагнуть в Пустоту. Вам к ней приближаться не стоит.

– Я бы на твоем месте ей не доверяла, – хмыкнула Ирэя. – Что помешает нашей милой Лавинии вобрать всю нашу силу и обскакать моего кузена?

– Ты только сейчас об этом подумала? – хохотнул Аргайн. – Я все пытаюсь представить, во что она превратится, если попытается это сделать. Обожаю необычных женщин.

Я прикрыла глаза и глубоко вздохнула: да, вряд ли мне когда-нибудь станет понятен образ мысли элленари. Наверное, даже если я проведу здесь тысячу лет, ничего не изменится.

Повернувшись спиной к золотым и Ирэе (хотя все инстинкты внутри вопили, чтобы я не делала этого), я шагнула к развалинам. Граница нетронутой земли и Пустоты была видна четко: темнеющая рыхлая земля переходила в Ничто, которое, словно забавляясь, обтекало изломы камней. Будто хотело сохранить их до поры до времени в качестве памятника своему величию.

Элленари разошлись: между силой должно было сохраняться определенное расстояние, чтобы построенное плетение не порвалось от переполняющей его мощи. Когда я обернулась, они уже все стояли на местах – Аргайн со скучающим видом, Ирэя – по-прежнему с ненавистью во взгляде, только стихийник смотрел на меня сосредоточенно. Пожалуй, он единственный здесь был моим настоящим союзником, на которого можно рассчитывать.

От волнения меня затошнило, я шагнула к Пустоте, к той самой границе, и принялась плести заклинание, которое позволит силе устремиться ко мне. Можно было сделать это по ту сторону, но я не хотела находиться там ни одной лишней минуты. Во время экспериментов даже от касания крошечной искры Пустоты меня бросало в холод, а следом возникало странное чувство, заставляющее стремиться к этому. Искать продолжения, позволять скользить по коже, впуская в себя.

Сосредоточившись на плетении, проверила узлы силы. Как только в них хлынет антимагия, они порвутся, если Аргайн сделает это чуть раньше, чем остальные, и… ничего не получится.

Глубоко вздохнула, отгоняя страхи.

Все получится. Ему нет резона меня обманывать и играть со мной в игры, если бы он не собирался помочь, меня бы просто не выпустили из Золотого Двора. Нет, в его глазах сейчас горел исследовательский интерес, несмотря на то что лицо по-прежнему выражало многовековую скуку. Его сестра, устроившись чуть поодаль, смотрела на нас, сцепив руки на коленях.

– Все готово, – сказала я.

Надо мной бились три мощные нити магии жизни, начало начал. По ним должна была течь сила остальных, и та, что протянулась к Ирэе, беспокоила меня больше всего. Я не представляла, чего ожидать от рыжей, надеялась только, что ее желание жить, и жить в Аурихэйме, пересилит ненависть ко мне.

Впрочем, это я узнаю уже совсем скоро.

– Жизнь, – повторила я. – Смерть. Стихии. Антимагия. Именно в таком порядке.

Не дожидаясь ответа, отпустила свою магию, позволяя ей раскрыться в груди цветком, а после шагнула назад.

Пустота обрушилась на меня тишиной, какой мне не доводилось слышать никогда в жизни. Не просто тишиной, зрение отключилось, и я оказалась в кромешной тьме. Ничего, кроме этой тьмы, вокруг не было, была только я и абсолютная, бесконечная, окружающая меня мощь. Время утратило смысл, все утратило смысл: и дыхание, и биение сердца. Мгновением позже пропали даже они.

Все во мне, каждая клеточка тела устремились навстречу этой тьме и внутренней тишине, внутри меня отчетливо прозвучало: «Впусти меня-а-а-а… позволь нам слиться… позволь стать единым целым, и могущественнее тебя не будет уже никого…» Чья это мысль, я различала с трудом, все мое существо тянулось навстречу этому ощущению. Навстречу пьянящему чувству абсолютной силы и власти.

В ту минуту, когда я об этом подумала, в меня ударила смерть.

Стихии.

И антимагия.

Это действительно было могущество. Несравнимая ни с чем сила, которая впиталась в меня, сверкнув синевой смерти, разноцветьем стихий и золотом хэандаме. Под ними, собираясь теплом, плескалось серебро жизни. Собравшаяся во мне магия (и ее противоположность) вплелась в мои волосы, текла сквозь кончики пальцев, билась в груди.

«Прими меня… впусти меня… не будет ничего, с чем ты не сможешь справиться…»

Не будет никого, кто сможет мне противостоять.

Золтера я уничтожу одним щелчком пальцев.

По собственному желанию смогу возродить Аурихэйм, даже если он обратится в руины.

Дикий восторг захлестнул, ударил с той же силой, что и льющаяся сквозь меня магия. Я уже не отделяла ее от себя, уже не чувствовала, где кончается мощь и начинаюсь я. Да и кончалась ли она где-нибудь?

Нет, определенно нет.

«Замкни контур… замкни… замкни…»

Так просто – действительно замкнуть контур и стать… единым целым с объединенной силой, мощнее которой не существовало за все времена существования всех миров. Знания, непонятные и чужие, хлынули потоком. Я могла создавать любые заклинания, не обращаясь к книгам, мне не нужно было восстанавливаться и отдыхать, я становилась с каждой минутой все совершеннее. Все более и более неуязвимой.

Стирались из памяти воспоминания о доме, о родных, отбрасывались как ненужные.

Винсент, Тереза, Луиза, Анри – все стало далеким, не важным. Ничтожным.

Льер…

Его образ мелькнул перед глазами, готовый отправиться вслед за остальными в небытие.

Нет!

Я не хочу его забывать.

Не хочу забывать то, что я чувствовала, когда его губы касались моих. Не хочу забывать то, что бьется во мне. То, ради чего я пришла в Аурихэйм…

Усилием воли вытряхнула себя из этого состояния безграничного, бьющегося вместе с ударами сердца могущества. Пустота рванулась за мной, но в эту минуту в безграничную тьму шагнул Золтер. Разрыв пространства ослепил, выхватив пламя волос, искаженное яростью лицо.

– Наконец-то, – произнес он. – Я знал, что рано или поздно ты попытаешься это сделать…

Отпрянув, сделала вид, что пытаюсь удержать собранную в себе силу, но Золтер шагнул следом.

– Не тебе тягаться со мной на моей территории, девчонка. Даже Альхиина не смогла, а ты…

Золтер не договорил: Пустота ударила в меня, впитывая бьющуюся в груди силу, вытягивая из меня, вливая в него.

– Впрочем, ты избавила меня от многих проблем. Воссоздала ритуал, суть которого знала только Альхиина. Я бился над плетением тысячи лет, но так и не смог его восстановить, а у тебя была ее память.

Его глаза вспыхнули Пустотой, волосы почернели, как погасшие угли.

– Она так стремилась сохранить эту тайну, но я знал, что через тебя получу все, к чему стремился.

– О да, – сказала я, – в памяти рода было много всего полезного. В частности, то, что ритуал обратим.

Последнее я выдохнула, размыкая контуры заклинания. Ослепительная вспышка – брызги золота, серебра, стихий и смерти разорвали черное покрывало Пустоты. Золтер взревел, но я уже шагнула к нему, позволяя освободившейся силе хлынуть на нас. Обхватив ладонями его лицо, прижалась губами к губам, видя под трескающейся на глазах маской совсем другое лицо. Глядя в глаза того, кто старался сделать все, чтобы я его забыла. Отдавая всю магию, всю до капли – ему.

Не только магию, себя всю.

Миг – и последние клочки окутавшей нас тьмы растаяли как туман. Мы с Льером рухнули на землю: туда, где только что была печать Пустоты.

Пустоты больше не осталось.

Даже на его волосах: она отступила, ушла, рассвет над развалинами Двора Жизни согревал солнечными лучами его иссиня-черные волосы. Я чувствовала себя выжатой до капли, опустошенной, но, когда Льер открыл глаза и неверяще посмотрел на меня, нашла в себе силы приподняться.

– Льер, – прошептала я, вглядываясь в его лицо. А потом, не в силах больше держаться, наклонилась, целуя его глаза, скулы, волосы. Кажется, в эти мгновения я снова не слышала своего сердца, но какая разница, если под моими ладонями билось его сердце.

Какая разница, если он подался ко мне, обнимая мое лицо ладонями и целуя меня в губы так яростно, словно от этого зависела его жизнь.

– Невероятно, – раздался за спиной голос Аргайна. – Она действительно это сделала.

Льер глубоко вздохнул, разорвав поцелуй, и я его понимала. Потому что тоже не могла надышаться им. Вместе с ним.

– Мы были бы очень вам благодарны, Аргайн, если бы вы оставили нас одних, – холодно произнес он, поднимаясь и помогая подняться мне.

– О, с возвращением, – хмыкнул золотой, – но одних я вас не оставлю, потому что ваша… подруга мне должна.

Льер потемнел лицом, рука под моей ладонью напряглась.

– Прошу прощения. – Я посмотрела на сестру Аргайна. – Не подскажете, что коллекционирует ваш брат?

Судя по выражению ее лица и тишине вокруг нас, такого не ожидал никто. Правда, уже спустя мгновение Аргайна (да, их родители не отличались фантазией) расхохоталась.

– Женщин, вино и бабочек, – сообщила она. – Последних пришпиливает иглами.

– Тогда бабочек я вам отдать не могу, я против насилия. А вот коллекцию вина обязательно пополню таким, которое вы не пробовали. Хотите получить его прямо сейчас?

Судя по выражению лица Аргайна, он был не против меня придушить, но слово элленари – есть слово. Я действительно не обещала пополнить его коллекцию собой. Он метнул на сестру убийственный взгляд, но та снова расхохоталась. Она смеялась так, что у нее на глазах выступили слезы – видимо, поэтому мы все отвлеклись на нее.

Когда стихийник вскинул руку с криком:

– Назад! – было уже поздно.

Кинжал не долетел нескольких дюймов до моей груди.

Льер успел закрыть меня собой и вздрогнул, когда лезвие вошло ему в спину.

– Тва-а-арь! – заорала Ирэя. Потоком воздуха ее отшвырнуло от нас, но она смотрела мне в лицо и хохотала как сумасшедшая. – Тебе снова повезло. А ему – нет. Я смазала кинжал настоем из пыльцы иартины. Теперь смотри, как он будет умирать.

15

Кинжал валяется на земле, Льер смотрит на меня, а я на него. Мне кажется, что это сон или какой-то кошмар, потому что, чуть сдвинув пальцы, я касаюсь разорванной на его спине ткани. Рана под ней пульсирует, я отдергиваю ладонь и вижу, что на ней кровь.

Я вскидываю руку – и из земли, еще несколько минут назад иссушенной Пустотой, взлетают корни. Обхватывая запястья и шею Ирэи мощными хлыстами, волокут по земле, чтобы швырнуть к полуразрушенной стене и оплести коконом. Она пытается сопротивляться, с растопыренных пальцев срываются черные плети, но серебряное сияние отражает их, впитывает, разбрасывает шипящими каплями по траве. Это место – средоточие моей силы, здесь правит жизнь, а не смерть.

– Отпусти! – хрипит Ирэя. – Отпусти… Ты меня задушишь…

Хлестким ударом вьюна ей запечатывает рот, когда я слышу голос Льера:

– Лавиния…

Его дыхание на моей щеке отрезвляет, и я отпускаю корень, впивающийся в шею рыжей.

Аурихэйм изменил меня. Он вывернул меня наизнанку и вытащил из меня самые темные стороны, о которых я даже не подозревала, но он же подарил мне любовь. Чувство, которое я впервые по-настоящему испытала рядом с мужчиной, который по-прежнему сжимает мои плечи. Я вижу, как его лицо искажается от боли и как он начинает оседать к моим ногам. Я не позволяю, вцепившись в него, мы вместе сползаем на землю, и я оказываюсь у него на груди.

В ушах до сих пор звучат слова Ирэи и чьи-то еще.

Кажется, об этом рассказывала Лизея: от пыльцы иартины нет противоядия. Это – смерть для любого элленари.

Нет. Я не позволю ему умереть.

Нет!

Жизнь здесь сильнее смерти, я справлюсь!

Тянусь к нему всей своей магией, пропуская сквозь себя, отдавая, впитывая и отдавая снова, на пределе возможностей. Горящее в моих ладонях тепло уходит в его тело без остатка. Живая сила льется сквозь мои пальцы, но ничего не происходит.

Как такое возможно?!

Льер судорожно сжимает мою руку, словно пытаясь что-то сказать, короткий взгляд глаза в глаза обрывается, как удар сердца у меня под ладонью. Лес, раскрывшийся всеми красками цветов и жизни, принимает меня, но не может помочь ему. Неестественная воцарившаяся вокруг нас тишина звучит в ушах набатом.

– Ваше аэльвэйрство!

Голос стихийника заставляет меня вздрогнуть.

Я вижу стремительно чернеющую траву: моя магия вытягивает жизнь, чтобы вернуть ее Льеру. Тщетно.

– Нет, – шепчу я. – Нет. Нет. Нет… Пожалуйста.

Сердце под ладонью по-прежнему не бьется. Не бьется несмотря на то, что я снова и снова вливаю в него всю себя, всю силу природы, всю родовую мощь Двора Жизни.

Арка!

– Мне нужно к Арке, – сдавленно вздыхаю я. – К Арке. Пожалуйста.

– Ваше аэльвэйрство, – качает головой кузнец, – уже ничего не исправить.

– Нет. – Мой голос не похож на мой. – Нет. Помогите мне!

Я чувствую себя пустой. Словно это по моим жилам только что бежал яд, выжигая жизнь и все силы. Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Никогда не чувствовала ничего похожего.

Меня как будто выпили, и замершее под моей ладонью сердце словно заморозило мое.

Мгновение элленари смотрел на меня, а потом поднял Льера на руки. Короткая вспышка портала – и вот уже мы стоим перед Аркой. Она снова жива, я бы сказала больше, она полна сил. Тщетно вглядываюсь в нее, но Эртея не появляется.

Как?

Что я должна сделать?

Как Льер отдал свое бессмертие, чтобы жила я? Возможно, мне нужно остаться одной?

– Уходите, – командую я.

Мне все еще не верится, что этот голос, полный силы, – мой. Не могу я говорить так уверенно, когда Льер мертв.

Он не мертв, нет!

Все можно исправить.

Это же Аурихэйм.

За спиной раскрывается вспышка портала, а я шепчу:

– Эртея, пожалуйста! Пожалуйста, помоги!

Тишина.

– Пожалуйста! – кричу я. – Пожалуйста, ты же творишь чудеса…

– Чудеса?

С губ сорвался вздох облегчения.

– Пожалуйста. – Я чуть не разрыдалась, когда вновь увидела перед собой призрачные очертания Изначальной. – Я отдам все что угодно, все самое ценное…

Она прервала меня:

– Не произноси таких слов в Аурихэйме. Особенно когда не знаешь, что для тебя самое ценное.

Самое ценное – Льер. Я чувствовала это, я это знала, и я знала, что он должен жить.

– Ты – гораздо ценнее для Аурихэйма, – заметила Изначальная. – Твое бессмертие положит начало новой эпохе…

– Не положит! – Голос снова срывается на крик. – Мне не нужен этот мир без него. Мне не нужно бессмертие! Я хочу, чтобы он жил!

Мой крик подхватывает эхо или ветер, а в следующий миг что-то происходит. Ветер возвращается ко мне, ударяя в грудь с такой силой, что выбивает не только воздух, но и способность мыслить, чувствовать, жить. Мне кажется, от меня отделяется самая моя суть, что-то глубоко и бесконечно дорогое, часть меня, которая растворяется в хлынувшей сквозь Арку и мое тело древней магии, а после возвращается, окутывая Льера сиянием такой силы, что я невольно зажмуриваюсь.

Мгновение – и сияние тает, впитываясь в него, а удар сердца в мою ладонь снова заставляет меня кричать. Я кричу так, что срываю голос, со стороны, должно быть, это безумие, но это безумие позволяет выплеснуть страх, на мгновение заставивший меня поверить в то, что я потеряла Льера. Кажется, именно в эти минуты я была как никогда близка к тому, чтобы в это поверить…

Но сейчас его сердце под моей ладонью снова бьется, бьется так сильно, так ровно, так глубоко, что не имеет никакого значения, что было минуту назад. А может быть, вечность. Ничто больше не имеет значения.

– Он не сразу придет в себя, – замечает Эртея.

Мне все равно. Главное, что он жив, что я больше не чувствую этой выжигающей пустоты, несравнимой даже с той, с которой мне недавно пришлось иметь дело.

– Очень жаль, – говорит Изначальная. – В ночь схождения луны и солнца ты могла бы прийти сюда со своим новым избранником и ощутить истинную силу того, что называют…

– Если ты сейчас скажешь «мьерхаартан», я сделаю то, что не сделал Золтер, – говорю я. – Не посмотрю на то, что ты мне помогла.

Изначальная кажется глубоко оскорбленной и удаляется, бормоча себе под нос что-то о непочтительности новых поколений, но мне нет до этого дела. Я ложусь рядом с Льером, устраивая голову у него на плече, пропускаю темные пряди сквозь пальцы и смотрю на его лицо – безмятежное, спокойное, родное.

Не нужны мне никакие ритуалы, чтобы почувствовать то, что я чувствую рядом с ним. Именно близость двух сердец создает глубину чувств, а не ночь схождения луны и солнца, не объединение какими-то магическими чарами или брачными клятвами. Ни одно заклинание не способно разжечь любовь, равно как ни одна даже самая темная сила не способна ее уничтожить.

Не знаю, сколько проходит времени, когда он открывает глаза. Кажется, уже скоро закат – потому что верхушки деревьев становятся золотыми, а некоторые цветы на Арке закрываются.

Льер смотрит на меня так, словно не понимает, что произошло. Впрочем, не понимает ровно до той минуты, когда осознает, что он жив.

– Лавиния, – выдыхает хрипло. – Зачем…

Прикладываю палец к его губам.

– Потому что я тебя люблю, – говорю я. Сейчас эти слова звучат так глубоко, так правильно, и каждая частичка нежности к нему отзывается на них, на каждый его вздох. – Потому что я хочу быть с тобой. Хочу провести с тобой всю свою жизнь, и мне ее будет безумно мало лишь потому, что я никогда не смогу тобой надышаться.

Мгновение Льер смотрит на меня так, что кажется, будто я уже сейчас не смогу дышать от охвативших меня чувств, а потом целует – и дыхание возвращается.

Возвращается все: и биение сердца, и вся полнота жизни, и радость с ноткой безумия, от которой хочется смеяться и плакать. Все те чувства, которые я испытываю рядом с ним, я никогда не смогу описать, потому что их бесчисленное множество, но имя у них одно.

Любовь.

– У твоих родителей были непростые отношения, – произнес Льер.

Мы собирались в мой мир, знакомиться с Винсентом, и сейчас я понимала, что перед знакомством с матерью Льера волновалась гораздо меньше. Элленари до кончиков пальцев, она тем не менее приняла меня так, словно мы были знакомы целую вечность. Кольцо на моем пальце, видимо, о многом ей говорило. Как ни странно, но, оказавшись в Мортенхэйме, я его не сняла. Полностью утратив память, совершенно без сожалений рассталась с платьем, серьгами и прочими украшениями, а вот его снять не смогла.

Не захотела.

Сейчас я понимала, что моя память просто была запечатана, но чувства никуда не делись. Точно так же оказалась запечатана память моих родителей. Запечатана Золтером.

– Твой отец родился в Аурихэйме, мама – в твоем мире. Она была… воспитана в мире людей.

– Как я.

– Как ты, – подтвердил Льер.

После того, что наворотил Золтер его руками, разбираться с делами приходилось очень быстро, в том числе восстанавливать разрушенные источники родов (которые Золтер иссушил в качестве наказания за неповиновение) и выделять компенсации за утрату родных семьям. Льер действительно продержался в цепях десять дней, долгие десять дней пытался справиться с пытающимся перехватить его сознание Золтером. Постепенно боль и мощь Пустоты подтачивали его волю, и в конце концов сил на сопротивление не осталось. Как только Золтер вернулся, оковы стали бесполезны, а казни при Дворе превратились в инструмент устрашения.

Элленари, отказывающиеся признавать его власть, отправлялись в оковы, а некоторых убила клятва жизни, когда Золтер на их глазах уничтожал друзей и родных. Залитый кровью Двор Смерти сейчас понемногу восстанавливался, но оправиться после такого достаточно сложно. Лизея и Ронгхэйрд собирались поднять мятеж, заручившись поддержкой стихийников, но с наибольшей вероятностью он был бы обречен на провал. Несмотря на то что полную силу Пустоты Золтеру получить так и не удалось, с его силой мало кто мог сравниться.

Золотой Двор занял позицию невмешательства: связываться с Золтером, наделенным Пустотой, даже для элленари-антимага было себе дороже. Когда появилась я, Аргайн уцепился за эту возможность, чтобы разобраться и с ним, и со мной. Правда, не рассчитал, что вести переговоры с элленари я за это время научилась отменно.

Бутылку вина я ему все-таки отправила из нашего мира, мысленно представляя скрежет зубов считающего себя крайне могущественным золотого. Что касается Ирэи, она тоже пополнила его коллекцию, потому что сразу по возвращении была объявлена на землях Двора Смерти вне закона. Стихийники нас поддержали, в результате единственное, что ей оставалось, – прятаться у золотых.

Туда ей и дорога.

Я не испытывала к ней ни малейшей жалости, поскольку простить то, что она сделала с Льером, не могла.

– О чем задумалась? – запечатывая верхний ящик стола охранным заклинанием, поинтересовался Льер.

– Так, ни о чем, – покачала головой я, не желая поднимать тему Ирэи. – Продолжай, пожалуйста.

За время, что Золтер был в сознании Льера, он открыл ему большинство своих мыслей (считая, что тот уже не сможет никому ничего рассказать). Среди них оказалась и память о моих родителях. Льер сказал мне об этом только сегодня, хотя прошло уже достаточно времени.

– Твой отец отправился в ваш мир ради исследовательского интереса. Он был ученым-экспериментатором и считал, что магия в вашем мире пошла по другому пути эволюции.

Она действительно пошла по другому пути. В частности, отец Шарлотты, Рауль, элленари не был, он был магом жизни, в котором проявилась утраченная даже в Аурихэйме сила. То же самое касалось и Эрика: у его отца не было определенной магии, а Эрик неожиданно открыл в себе слабенькую (по мнению старшего Эльгера – слишком слабенькую) стихию. В то время как элленари в нашем мире слабели, люди, напротив, рождались магами. То, что на первый взгляд казалось ослабеванием, было всего лишь развитием в другом направлении. Образно говоря, мы не там искали.

Если верить тому, что я узнала и услышала за последнее время, магия в нашем мире понемногу возрождается и снова начинает набирать силу.

– Он действительно собирался просто изучать магию, – голос Льера выдернул меня из размышлений, – под именем Уильям Биго де Мортен, но познакомился с твоей матерью. Можно сказать, это было столкновение характеров: его методы достижения цели, его жестокость урожденного элленари и его настойчивость были ей не по душе. Она ему отказала, и это стало началом их брака. Он не особо распространялся на эту тему, но, когда родилась ты, кажется, у них был расцвет отношений. Он пришел к Золтеру со словами о том, что скоро в Аурихэйм вернется жизнь.

Моя память о родителях сейчас обретала все более четкие очертания. Все более понятные. Настолько, что мне становилось немного страшно от того, что я услышу.

– Разумеется, Золтер не мог этого допустить. Он не мог допустить того, чтобы кто-то кроме него узнал о рождении настоящей элленари жизни, поэтому он поставил печать забвения твоему отцу и матери. Особенную печать. Аристократы, муж и жена, не могли одновременно забыть большую часть своей жизни, поэтому он удалил из их воспоминаний только знания об Аурихэйме, оставив память об отношениях и об обществе, в котором они жили сейчас. Это заклинание в разы сложнее и требует особой осторожности, но Золтеру было не привыкать работать с опасной магией. Он уничтожил всех, кто знал о них как об элленари. В мысли твоей матери он вложил яростное неприятие магии в том, что касается тебя. В мысли твоего отца – нежелание тебя обучать.

Действительно, если подумать – отец, обучавший Терезу и столько времени посвятивший изучению магии, к моей даже не прикоснулся. Да, я была слишком маленькая, когда он погиб, но уже тогда во мне билась жизнь.

– Он подсказал старшему Эльгеру, чем занимается твой отец, и результаты его изысканий не могли не заинтересовать мага, собиравшегося подчинить себе весь мир с помощью знаний мааджари. Сватовство Эрика к твоей сестре наверняка было всего лишь причиной, на самом деле Эльгер преследовал другие цели, но твой отец ему отказал. Вероятно, в том разговоре было сказано слишком многое, на это Золтер и рассчитывал. Он знал, что Эльгер не оставляет свидетелей, посмевших ему отказать. Фактически его руками Золтер избавился от первой проблемы.

Да, Золтер сделал все, чтобы обо мне никто не узнал. Чтобы ко мне даже ненароком не вернулась память рода. Убийство моего отца Эльгером – отличное прикрытие, такой могущественный маг вполне мог не простить отказа, когда отец не согласился отдать Терезу Эрику.

– Все равно не понимаю, – покачала головой я. – Почему до того, как родилась я, отец не сказал ни Терезе, ни Винсенту о том, что они – элленари? Или мама?

– Думаю, именно она была против. В частности, против возвращения в Аурихэйм. А он… – Льер помолчал. – Он неосознанно все равно пытался добиться ее любви. Как умел.

Удалось ему или нет, я уже не узнаю.

Равно как не узнаю, что…

– Мама однажды просто заснула и не проснулась, – вытолкнула я через силу. – Хотя она никогда не жаловалась на здоровье. Думаешь, это тоже был он?

По коже прошел мороз, и Льер тут же поднялся. Приблизился ко мне, опустился на подлокотник, обнимая меня за плечи.

– Вот поэтому я не хотел тебе говорить. Не хотел, чтобы ты снова все это переживала.

Я молчала. Пыталась собраться с силами и вытолкнуть себя из этого состояния, но не могла. В день смерти матушки мы с Майклом были в гостях. Когда в гостиную, где нас принимали, вошел Винсент, я сразу поняла, что что-то случилось. Но когда он сказал, что ее больше нет, во мне словно что-то оборвалось. Я почувствовала, что падаю, падаю, падаю и этой пропасти нет ни конца ни края.

– Лавиния… – Льер вытягивает меня из кресла. – Лавиния, посмотри на меня.

Я поднимаю на него глаза и шепчу:

– Я ее любила…

– Я знаю, – говорит он.

– Я так ее любила, – добавляю почти неслышно и утыкаюсь лицом ему в плечо.

Льер гладит меня по спине, но он напряжен. Я чувствую это напряжение, которое втекает в меня через объятия. Поднимаю глаза: лицо просто каменное.

– Ты не виноват. – Мои пальцы скользят по его щеке. – Просто для меня это очень тяжело.

– Я знаю. – Он касается губами моих губ. – Прости, что расстроил.

– Нет, – глубоко вздыхаю. – Это ты меня прости. Золтер мертв, и мне нужно все это отпустить.

– Он мертв, но он натворил много зла, – глухо произносит Льер. – Через меня в том числе.

– При чем тут ты?!

Он качает головой, потом показывает мне свои руки.

– С этих рук срывались плети, уничтожавшие элленари. Эти руки глушили источники целых семей…

– Это был не ты!

– Это был я. Просто я оказался недостаточно силен, чтобы ему противостоять.

– Льер. – Я чуть повышаю голос и заглядываю ему в глаза. – Аддингтон, управляя мной, чуть не убил чудесную девушку, у которой сейчас малыш, которая любит и любима. Убил бы, и не только их, не сумей Эрик остановить этот кошмар.

– Это другое.

– Нет! Это то же самое!

Он отворачивается, но я касаюсь его подбородка.

– Не смей от меня отворачиваться! Я не хочу, чтобы ты считал себя виноватым в том, чего ты не делал. Случись Аддингтону кого-то из них убить, мне бы пришлось жить с этим, но у меня не было возможности их защитить, понимаешь? Если бы была, я бы отдала себя всю… скажи, разве ты не сделал бы то же самое? Разве не за этим ты надел оковы?

Я смотрю ему в глаза и вижу, как синева в них понемногу сменяет тьму. Не ту, видимую, которую можно отразить, а более глубокую, страшную, темную.

Ну уж нет!

Золтер действительно мертв, и я не позволю ему больше коснуться Льера – даже в воспоминаниях. Не позволю омрачать нашу жизнь.

– Хватит воспоминаний, – говорю решительно. – У нас впереди встреча с Винсентом, а у меня нет больше сил волноваться.

– Ты волнуешься перед встречей с братом? – Льер улыбается.

– Еще как!

– Льер, – в кабинет заглядывает Ронгхэйрд, – буквально на пару слов. Поступило предложение от стихийников…

– Если только на пару, – говорит он. – У нас впереди важная встреча.

– На пару, – смеется Ронгхэйрд и подмигивает мне.

В эту минуту в приоткрытую дверь влетает бъйрэнгал, а из коридора доносится крик Лизеи:

– Куда?! Совсем от рук отбился, паршивец!

Паршивец, к моему великому счастью, оказался жив, нашелся в зверинце. Сейчас он прыгает вокруг меня и поглядывает на Льера: может, получится безнаказанно взлететь?

Не получится – качаю головой и указываю ему на дверь. Изрядно подросший котенок вылетает, чуть не сбивает Лизею с ног, а следом выхожу я.

– Лавиния! – доносится голос Льера. Он выглядывает следом. – Я быстро.

– Это уж как пожелаешь, – хитро улыбаюсь. – Просить моей руки у брата не мне, а ближе к вечеру Винсент на редкость несговорчив!

Льер меняется в лице, я же с трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. А вот пусть тоже поволнуется!

Подхватываю Лизею под руку, увлекаю за собой по коридору. Подруга сияет, как браслет у нее на запястье, – они с Ронгхэйрдом нас опередили, их благословение состоялось пару дней назад. Что касается меня и Льера, я решила, что справедливо будет подождать, и отправила Винсенту и Терезе письма, в которых обещала, что скоро вернусь с отличными новостями. Судя по тому, что посыльные привезли ответы (ответ Винсента оказался чересчур эмоциональным), меня все-таки ждут.

– Сладу с ним нет, – пожаловалась Лизея, когда котенок прыгнул на стену за виеррахом под недовольное шипение последнего.