Текст книги "Весенний марафон"

– Катя, объясни Александру Александровичу, – Бабин умоляюще посмотрел на Катерину, – что это была шутка. Что мы тогда готовили первый выпуск рубрики с объявлениями о знакомстве, писем тогда еще не было, и мы поместили свои – шутки ради. Ты же сама это придумала и еще меня уговорила. Помнишь?

– Да. Уговорила. В шутку, – все еще ничего не понимая, подтвердила Катерина и приврала от себя в качестве бонуса. – Да Женя и не встречался ни с кем.

– А моя дочь от тебя беременна тоже в шутку? Развестись ты ей обещал – в шутку? Девочке двадцать лет, а ты ее, шутник, в постель тянешь?! Или ты и до постели не дотерпел? Так, в кабинете прямо и пошутил? – Фирулев говорил, не повышая голоса, но у Катерины стало холодно в животе. – За такие шутки знаешь, что бывает?

– Да что вы хотите-то от меня? – затравленно озираясь, вскрикнул Бабин и забился еще глубже в щель.

– Напакостил – женись. И дураком не прикидывайся, – сморщился Фирулев, как будто у него болел зуб.

– Я не могу! Я женат! И не развелся! – все еще надеясь на лучшее, сообщил Евгений Николаевич.

– Твои проблемы, – пожал плечами Фирулев. – Девочка на четвертом месяце. У нее токсикоз. Ей нервничать нельзя. Если б не это – я бы ее услал, на хрен, в Швейцарию или в Штаты учиться. А тебе бы ноги-руки повыдергал для науки, и все дела. А тут, понимаешь, – внук. Так что придется из тебя, дешевки, мужика делать. Ты давай по-хорошему все свои дела улаживай, я тебе неделю даю. Не успеешь – скажи, поможем. И не вздумай…

Фирулев выразительно покрутил головой, и Катерина с Бабиным одинаково вздрогнули.

– Говорю же – токсикоз у нее. А рожать она в Москву поедет или в Израиль. Ты с ней. Она так хочет. – Будущий бабинский тесть опять брезгливо поморщился и перевел взгляд с Бабина на Катерину. – Хоть вы, девушка, ему объясните, что тянуть не стоит. Не дай Бог, если что с ребенком.

– Х-хорошо, – пообещала Катерина. – Я понимаю.

– Ну, тогда до встречи, – сухо попрощался Фирулев. – Зятек.

И, не удержавшись, добавил уже из коридора, но так, чтоб было слышно:

– Козел!

Через минуту в дверь просунулась испуганная физиономия редактора Ивана Устиновича, за ним маячила Татьяна.

– Ушел? – тихо спросил он, обводя глазами кабинет. – Слава Богу! А зачем приходил?

Он смотрел на Катерину подозрительно и с испугом. И правильно: обычно к Фирулеву главные редакторы сами ездили в офис по первому вызову и еще за честь считали. А тут явился – и к кому?! К Титовой! Вот уж от кого вечно жди неприятностей.

– А вы тут что, Евгений Николаевич? – обнаружил наконец редактор забившегося в дальний угол Бабина.

Катерина поняла, что Бабин не может вымолвить ни слова, поэтому взяла инициативу в свои руки и затараторила:

– Иван Устинович, нам нужно срочно обсудить кое-что, Фирулев будет звонить через полчаса. Мы вам потом все объясним, честное слово!

– Ладно-ладно, – засуетился редактор. – Только не забудь потом зайти. Такие дела… Чтобы я был в курсе.

Проводив редактора и сделав вид, что не заметила секретаршу, Катерина достала из замочной скважины ключ с грушей, захлопнула дверь и заперла изнутри. Потом уселась на край стола и потребовала у Бабина:

– Объясняй! Чтобы я тоже была в курсе. На кой черт ты его сюда приволок? Я вам что – судья на ринге?

– Кать, он бы меня убил, если бы я с ним в кабинете вдвоем остался, – жалобно произнес Бабин, выбираясь из спасительной ниши и усаживаясь в кресло, но как-то боком, а не вальяжно, как обычно.

– А ты с его дочерью что? – глупо спросила Катерина.

– Как – что? – изумился Бабин. – Все. Но только два раза! И про женитьбу я ни слова! Я же в своем уме – на такой соплюхе жениться!

– А как с ней спать – так не соплюха, а в самый раз, да? – не удержавшись, поддела Катерина.

– Да она сама, – слабо отбивался Бабин. – Ты же ее видела – ну, практикантка-то? Ничего особенного. Стал бы я…

– Стал бы, – уверенно подтвердила Катерина, с трудом, впрочем, вспомнив страшненькую, но очень ухоженную и дорого одетую девицу. – Еще как стал бы.

– Но жениться я не обещал! А так… сказал просто к слову.

– Вот за базар и ответишь, – безжалостно сказала Катерина. – Кажется, у них так положено говорить.

– Кать, да не топи ты меня, я и так по уши в дерьме, – попросил Бабин. – Ты лучше скажи мне, что делать.

– А что тут сделаешь, Жень? Разве что ОМОН вызвать. Так и это не поможет. Разводись. И побыстрее. А то, не дай Бог, что со Светой или с Леной. Или с его внуком. Он теперь, конечно, цивилизованный господин, не то что пять лет назад. Но ты его достал. Может, если бы ты с его женой переспал, он бы тебе шею свернул для порядка, и все. А дочь – это другое. И у нее токсикоз. Ей нервничать нельзя, понял? Так что у тебя выбора нет. Разводись, не думай.

– Слушай… – вдруг вспомнил Бабин. – А судья сказала, что я больше не имею права подавать на развод, раз в тот раз отказался. Может, ему это сказать?

– Да не смеши меня, Женя! Он же сказал: звони, поможем. Суд взорвут вместе с архивами – и разводись себе на здоровье. Было ведь уже, взрывали – вспомни.

– Бли-ин! – застонал Бабин. – Что делать-то?!

– Поговори со Светой. Пусть она подаст на развод. Она же тебе не враг. И себе тоже.

– И что дальше? В Израиль ехать рожать? Как ее зовут-то, черт побери? Вот шалава! Может, и ребенок-то еще не мой. А?

– Это не важно, Жень. Она тебя выбрала – она тебя получит.

– Катя, слушай, а какая практика зимой? Может, они это все нарочно?! С папашей вместе?

– У тебя мания величия. Просто она учится на платном, там свои порядки, вот и все.

Они помолчали.

– Значит, буду я у Фирулева содержанкой. На мою зарплату минус алименты мне его внука не прокормить. Не говоря уже о его дочери, – Бабин бормотал это себе под нос, глядя мимо Катерины в окно, как будто видел там мрачные картины своей будущей жизни. – Вот ведь…

Он длинно и замысловато выругался. Катерна вздохнула и тоже уставилась в окно. Она в отличие от Бабина видела город, подернутый легкой зеленоватой дымкой проснувшейся листвы. Похоже, только что прошел дождь – первый в этом году, а она и не заметила в этих разборках. Туча, ворча, сползала к видневшемуся на горизонте лесу, солнце уже вернулось на промытое до синевы небо, а в воздухе упоительно пахло мокрой пылью. Катерине было жаль и Бабина, и Светку – вроде бы только у них все наладилось, а тут такой поворот…

От невеселых мыслей ее оторвал телефонный звонок.

– Катя, ты свободна? – Странно, но Ивашов был взволнован и говорил очень быстро.

– Я… не знаю… – растерялась Катерина, которой еще надо было вычитать подборку писем. – А что?

– Бросай все и спускайся вниз, я через пять минут буду! – прокричал Кирилл и бросил трубку.

Катерине передалось его волнение – таким Кирилла она никогда не видела. Что случилось? Зачем она понадобилась ему так срочно? Наверное, он хочет сказать ей что-то важное… От этой мысли Катерина разволновалась еще больше и украдкой посмотрела на Бабина – не заметил ли он чего лишнего? Но Женя тупо смотрел в окно, благо с их десятого вид открывался великолепный, и она сама могла подолгу засматриваться на суетящийся внизу город. Но сейчас ей было не до пейзажей. Не давая разыграться воображению, Катерина быстренько вытолкала из кабинета впавшего в апатию Женю, к которому сразу потеряла интерес, послала по электронке на верстку так и не вычитанный текст подборки, схватила сумку и куртку и побежала вниз, не сдав ключи на вахте. Когда она выскочила на крыльцо, на стоянку, разбрызгивая лужи, влетел джип Ивашова. Он выскочил, чмокнул ее в щеку, схватил за руку и втащил в машину, а с места рванул так, что Катерину вдавило в спинку кресла.

– Кирилл, да что случилось-то? – не выдержала она.

– Сейчас приедем, все увидишь. Понимаешь, я ехал по делам, меня люди ждут. Дождь пошел. И я увидел… Я сразу подумал – ты же рядом, ты должна быть со мной.

Последняя фраза Катерине особенно понравилась, и она даже поежилась от приятного предчувствия, которое мурашками пробежало по коже.

Через десять минут ничего не понимающая Катерина и приплясывающий от нетерпения Кирилл влетели в шикарный вестибюль самого высокого в городе офисного здания (охранник вскочил и расплылся в улыбке, мгновенно узнав Ивашова), и стеклянный лифт, досчитав до тридцатого с чем-то этажа, вознес их на крышу, где были смотровая площадка и ресторан под названием, конечно же, «Седьмое небо». Через ресторан они пролетели, как махновцы на тачанке по замершей от страха станице – официанты шарахались в стороны и, тоже узнавая, почтительно улыбались.

– Смотри! – жестом человека, дарящего любимой полмира, он показал Катерине на раскинувшийся внизу город.

– И что? – не поняла она. – Я здесь уже была. Видела…

– Да радуга же! – сияя от счастья, пояснил Ивашов. – Первая в этом году!

Катерина смотрела на радугу, разноцветным мостом соединившую районы Эльмаша и Уктуса, и пыталась придать лицу выражение, приличествующее случаю, то есть – благодарно-восторженное. Это потребовало от нее некоторых усилий, потому что радугу Катерина, конечно, любила, но умирать от восторга по поводу ее появления не была готова. К тому же она отчего-то чувствовала себя обманутой, как ребенок, который ждал на день рождения живую собаку, а получил плюшевую игрушку. Впрочем, ей никакой собаки никто и не обещал. Будь неладен Ивашов вместе со своим поэтическим складом ума, ворчала про себя Катерина, подавляя разочарование. И про родство с декабристами наверняка его пресс-служба придумала, посмотрев фильм «Звезда пленительного счастья» – ах, как романтично. Радугу он решил ей показать! А ты, голубушка, интересно, на что рассчитывала? На признание в любви? Что он тебя – на самолет и в Париж? Нехорошо быть такой жадной. Будет с тебя и радуги, тем более первой в году. Какая прелесть.

Наконец нужное выражение устоялось в глазах и на лице, и Катерина обернулась к Ивашову, как бы налюбовавшись восхитительным зрелищем.

– Здорово, да? – сиял глазами Кирилл. – Я подумал, что ты обязательно должна это увидеть.

– Спасибо! Замечательно! Я никогда такой красоты не видела, честное слово! – врала Катерина, памятуя, что лесть должна быть грубой.

 
День сегодня такой – в небе радуга!
И не важно, что это ненадолго.
Мы прожили не зря эту пятницу,
Раз была разноцветья сумятица.
Красный, желтый, зеленый, оранжевый —
Нет занятия более важного,
Чем считать разноцветные полосы
Чуть дрожащим от счастья голосом…
 

Кирилл читал стихи, стоя над городом на краю крыши, у самых перил, раскинув руки, будто собирался полететь. Красиво – оценила Катерина. И стихи на этот раз тоже вроде бы ничего, хотя вряд ли можно сказать про аккуратно раскрашенную радугу – «разноцветья сумятица». Наверное, она придиралась – потому что ей было неловко за Кирилла, его детскую восторженность, которая показалась ей наигранной, даже за так кстати посетившее его прямо на крыше вдохновение тоже было неловко. Она видела, что официанты стоят у выхода на террасу и наблюдают за ними. Когда Кирилл замолчал, они зааплодировали. Ивашов оглянулся с довольной улыбкой, а Катерина отвела глаза: она понимала, что если бы это был не Ивашов, то ему не стали бы так хлопать и так улыбаться, а помели бы господ сочинителей из дорогого ресторана поганой метлой. Но Кирилл был счастлив вниманием и наслаждался своим поэтическим взлетом. «Наверняка он и на высотку-то меня притащил, потому что «Седьмое небо», безусловно, поближе к Парнасу, чем поверхность грешной земли», – злилась Катерина. Впрочем, восхитительный обед в дорогущем ресторане несколько примирил ее с окружающей действительностью, а шоколадно-клубничный и еще какой-то там десерт сделал разочарование не таким горьким.

Свой экспромт Кирилл набросал на полях меню и подарил Катерине, не забыв размашисто расписаться внизу и поставить дату.

– Когда ты станешь знаменитым поэтом, я продам это за сумасшедшие деньги на аукционе «Сотбис», – пряча меню в сумочку, пообещала Катерина.

Но Ивашов знал ее недостаточно хорошо, поэтому принял комплимент за чистую монету и улыбнулся польщенно.

Вообще к поэтам Катерина относилась настороженно: после многих лет работы в отделе культуры выработалась защитная реакция организма. В прежние времена люди, умеющие рифмовать «кеды-полукеды» и оттого почитающие себя поэтами, осаждали редакции на предмет публикации их виршей. Отделы культуры стойко держали оборону, но иногда в ней возникали бреши в виде страничек «Творчество наших читателей», и это придавало борьбе журналистов и графоманов дополнительный накал. Но те времена канули в Лету: газеты стихов теперь не публиковали, все больше криминал, рекламу да светскую хронику. Туда же канула и цензура – в том числе и цензура качества, потому что теперь каждый мог издать свои стихи, заплатив типографии некоторую сумму денег. Таким образом, уровень сочинителя стал определяться категориями не литературоведческими, а исключительно экономическими. Поэт Кирилл Ивашов был автором роскошно изданного, оформленного изумительными иллюстрациями Буйловича четырехтомника в твердой обложке, и под тяжестью этих неопровержимых доказательств его таланта никто не посмел бы вслух назвать Ивашова графоманом. Впрочем, надо отдать ему должное: среди его приятелей было немало поэтов по-настоящему талантливых, и их стихи увидели свет только благодаря Ивашову. Так что его страсть к стихотворчеству по большому счету ему следовало бы простить, доедая десерт, упрекнула себя в нетерпимости Катерина.

Тем более что завтра утром они улетают в Москву.

Майские праздники Василий провел на славу: Первое мая он встретил с Людмилой и ее непревзойденными пирогами, а оставшиеся дни посвятил новым знакомствам, два из которых оказались весьма интересными. И открывавшиеся перспективы наполняли сердце Василия звонкой, как весенний ручей, радостью – вполне под стать стоявшей на дворе погоде с ее солнечно-торжествующим оптимизмом.

Катерина погуляла по весенней Москве, правда, в гордом одиночестве, потому что Ивашов все три дня вел какие-то переговоры, краем уха Катерина даже услышала, что в Екатеринбурге, оказывается, собираются строить ипподром и Ивашов намерен вложить туда деньги. Катерина немедленно попросила разрешения написать об этом заметку. Информация, как ни крути, эксклюзивная, поэтому сумма гонорара будет умножена на три. Жаль, что это заметка, а не очерк строк на триста, пожалела Катерина.

Светка второго мая улетела в Италию со своим Владленом Георгиевичем, который пообещал ей «отличный шопинг в Милане».

Бабин три дня самозабвенно пил в полном одиночестве, поскольку дочь и хомяка немедленно после Светкиного отъезда забрала теща, даже не удостоив его мало-мальски стоящего скандала, до которых в хорошие времена была большой любительницей. А утром четвертого мая отнес адвокату Фирулева написанное Светой перед отъездом заявление о разводе и свое нотариально заверенное согласие. Потом вернулся домой, собрал свои вещи, оставив на столике у зеркала ключи, захлопнул дверь – и безропотно начал новую жизнь.

– Светик, привет! – Катерина влетела к Светке, даже не заглянув к себе. – Я соскучилась и беспокоилась – как у вас там? И барахла небось навезла!

– Да есть. – Светка равнодушно махнула рукой в сторону так и не распакованной новенькой дорожной сумки.

– Ничего себе! – изумилась Катерина. – Я думала, ты тут уже все перемерила и по полкам разложила, вы же давно прилетели. Спала, что ли?

– Нет. Так. Думала.

– До чего жизнь довела! Девушка полдня сидит и думает. – Катерина безуспешно старалась растормошить подругу и наконец встревожилась. – Да что случилось-то, Свет? Ты из-за Жени, что ли? Так он сам…

– Он сделал мне предложение, – монотонным голосом сказала Светка и замолчала.

– Вот это да! Ну вы с Евгением Николаевичем даете – не успели развестись, а уже оба пристроены, – всплеснула руками Катерина. – Поздравляю! А ты не рада, что ли? Какая-то у тебя странная реакция.

– У него там в Милане любовник. Дизайнер. Зовут Сильвио. Красивый мужик… И у него своя вилла… Пол мозаикой такой выложен. Бассейн во дворе.

Светка говорила не так, как обычно, а короткими фразами, как будто телеграмму диктовала, ровно и без интонаций, совсем как недавно Фирулев, и это поразило Катерину даже еще больше, чем суть сообщения.

– Светик, – взмолилась Катерина, – не пугай ты меня так! Говори нормально, а?

– Да не могу я нормально! – заорала Светка, и у Катерины сразу отлегло от сердца – Светка стала собой прежней, а с остальным они справятся.

Вскочив, Светка стала метаться по комнате, время от времени налетая на сумку и чертыхаясь. Возвращенный домой хомяк, который повидал за последние дни всякое, притих и, прижав нос к стеклу аквариума, таращил глазки-бусинки. Светка, в очередной раз налетев на сумку, из всех сил пнула ее ногой.

– Я не могу нормально! Единственный раз в жизни настоящий мужик попался, такой, что я с ним на все готова, – и тот голубой! И ему ничего не надо! Это как называется, а?

– Свет, а какое предложение он тебе сделал? Шведская семья – двое русских и итальянец? Если он голубой – то ты-то им зачем?

– Я им на фиг не нужна! – продолжала бушевать Светка. – Они друг на друга не надышатся! Там вообще такой бардак: они по улице идут, за ручки держатся, и на них никто даже не оглядывается, представляешь? У нас бы попробовали!

– Вот они у нас и не пробуют, – резонно возразила Катерина. – Во избежание. Ты про предложение давай, а то я лопну от любопытства. Имей совесть! Что за манера с конца рассказывать, задом наперед. Сначала замуж предложил, потом – любовник у него и вообще я им не нужна. Ну тебя!

– Он мне работу предложил, – упав наконец на диван рядом с Катериной, выпалила набегавшаяся Светка. Хомяк тоже успокоился и отправился в дальний угол грызть морковку. – Он владелец этого магазина, помнишь, где мы встречались, и еще двух таких же. И предлагает мне стать байером.

– Это что – ездить по Миланам и Парижам и шмотки покупать? – загорелись глаза у Катерины. – И он тебе за это еще и зарплату платить будет?

– Ха! Бери выше, – задрала нос Светка. – Я буду управляющим… или управляющей этим магазином, они говорят – топ-менеджер. Ну и пополнение коллекции на мне. Так что еще Лондон добавь.

– Вот это да! – восхитилась Катерина. – Да это же в сто раз лучше, чем замуж. Замужем ты уже была, удовольствие небольшое. Если бы он на тебе женился, ты бы выбирала шмотки для себя одной. А тут для целого магазина. Три этажа! Будешь мотаться по командировкам по бутикам всего мира и покупать, покупать, покупать!

Светка слушала, завороженная. Потом, спохватившись, сообщила, светясь тихой гордостью:

– Он сказал, успел меня хорошо узнать и что я ему идеально подхожу. И образование у меня экономическое, и опыт. И торговые марки знаю, и с людьми умею общаться. Он сказал, что я – редкое сочетание чего-то там… я не запомнила. Вот только языка не знаю. Ну, выучу, были бы деньги. Репетитора можно нанять. Понимаешь, Владик хочет почаще из России уезжать – Сильвио там, вилла на побережье, будут гнездышко вить. А магазин – на мне.

– С ума сойти! Хочешь, я буду с тобой пока английским заниматься?

– Это еще не все! – торжествовала Светка.

– А что еще-то? По-моему, уже и так выше крыши.

– Он еще хочет открыть в городе шоперскую фирму.

– Очень мило звучит – шоперская фирма, – порадовалась Катерина.

– Ну не важно, не придирайся, – отмахнулась подруга. – Суть в том, что в городе есть много богатых людей, которым некогда или просто лень ходить по магазинам. Они нанимают шопера, дают задание – цвет, фасон, размер, фирма, с чем должно монтироваться – и тот все им домой привозит. Со скидкой. Еще можно ревизию гардероба сделать – помнишь, как он меня просил. Вообще очень удобно, если мужик неженатый: все развесить и подписать – что в офис, что на деловую встречу, что в ресторан, что на уик-энд и прочее…

– Ну, таких дураков ты точно не найдешь, – усомнилась Катерина.

– Согласно опросу, проведенному экспертами «BusinessWeek Россия», – без запинки отрапортовала Светка, – в прошлом году только московские персональные шоперы заработали в общей сложности около пяти миллионов долларов, а в нынешнем эта сумма может увеличиться еще на двадцать – тридцать процентов.

– А давай я про тебя напишу! – загорелась Катерина. – Как будто ты уже шопер. Ты мне интервью дашь. И в Интернете поищу. Про Милан расскажешь. В журнале с руками оторвут, тебе реклама, а мне денежка.

– В Милане их вообще полно! – кивнула Светка. – Владик меня специально в Рим возил, с одной теткой познакомил – она самый известный в Италии шопер! К ней со всего мира едут. Пьют с ней кофе в офисе, все обсуждают, потом едут по магазинам – для нее в любое время открыто, хотя днем они не работают ни фига, жарко им, и все покажут, и ей персональную скидку дадут. Представляешь, там в бутике Fendi, как только ее продавцы увидели, цены сразу упали на десять процентов, а там дешевле тысячи евро ничего нет. Потом ее менеджеры еще клиента в аэропорт отвезут и tax-free оформят, короче говоря, сплошная экономия. И мы не хуже. Владик говорит – я справлюсь. Но это в перспективе. А пока – магазины.

– Владик, – понимающе кивнула Катерина.

– А что? – не смутилась Светка. – Все равно он очень милый. И еще неизвестно, как бы все обернулось, если бы он был кобелем, как все эти… Лучше уж так. А мужика я себе найду, такого добра – завались!

– Фантомас разбушевался! – засмеялась Катерина. – Тогда давай отмечать – новую работу и все прочее, включая мужиков, которых у нас с тобой будет – завались!

– Ой, а ты-то с Ивашовым – как? – спохватилась Светка.

– Как-как… – на сей раз Катерине пришлось ответить, чтобы не ударить в грязь лицом. – Нормально.

– Он такой красивый! – мечтательно вздохнула подруга. – И богатый! Я бы даже родить бы согласилась от такого…

– Размечталась! – проворчала Катерина. – Так бы все от него и рожали, кто захочет, породу портили. Он предусмотрительный. Зачем ему эти хлопоты.

– А правда говорят, что он бандит? И что наркотиками торгует?

– Не знаю. Надо спросить.

– Да ладно, не злись! – сразу пошла на попятную Светка. – А как он… вообще?

– Стихи пишет дрянные. Но много, – уклонилась Катерина. – Жена у него тоже поэтесса, в Лондоне живет, не то с сыном, не то с дочерью.

– Значит, тебе ничего не светит, ну, в смысле развода? – осторожно уточнила Светка.

– С ума сошла? Я ему нужна, как рыбе зонтик. Я у него наверняка сто шестнадцатая и не последняя. Об этом и речи не идет. Мы все о высоком рассуждаем.

– О чем? – не поняла Светка.

– О мечтах. Об идеалах. О том, что надо мечтать. Стремиться. Подпрыгивать. Крыльями махать. Глядишь – и полетел.

– Кать, ну что ты на меня злишься? – жалобно спросила Светка. – Я же ничего… просто так.

– Да я сама не знаю! Я чего-то возле него все время на цыпочках бегаю, улыбаюсь, киваю как болванчик. Роль играю, которая ему нравится, и слова говорю чужие. Главное, все понять не могу – на кой черт мне это надо?!

– Ну как… – растерялась Светка, которой Катерина никогда таких вопросов не задавала и вообще обычно игра шла в одни ворота. – Ивашов – такой мужчина. Многие мечтают…

– И ты туда же! – окончательно разозлилась Катерина. – Я домечталась. Дальше что? Урвала кусок: и проглотить не могу, и бросить жалко, ведь «такой мужчина», – передразнила она Светкину интонацию. – Что мне с него толку?

– Ну… ты машину хотела. Квартиру. Олег же не мог…

– Э, нет, это не к Ивашову. Он только бескорыстные желания выполняет. То есть луну с неба – пожалуйста, а норковую шубу – фигушки.

– Ой, ничего я тогда не понимаю, – пожаловалась Светка.

– Я тоже, – согласилась Катерина.

– Кать… – выдержав паузу, осторожно начала Светка. – Только ты меня извини. И не сердись, ладно?

– Ну?

– Никак я не могу понять – зачем ты с Олегом развелась? Он хороший мужик. Порядочный. Не пьет, не гуляет. Работает. И вас с Дашкой любит. Ведь любит же?

– Не знаю я теперь ничего. Ушел как ни в чем не бывало. Даже не поговорили.

– Он тебя любит, – уверенно заявила Светка. – Просто ты к нему приспосабливаться не захотела. Сочла ниже своего достоинства. А к Ивашову – вот сама же, сама говоришь – приспосабливаешься. Хотя он тебя не любит, квартиру тебе не купит и жить там с тобой не будет. Нелогично. Сама же говоришь – не знаю, чего ради. А с Олегом смысл был – семья все-таки. Ты надо мной смеялась, что я Женьке все прощаю, а иначе нельзя. К мужчинам надо приспосабливаться – или жить одной. Так уж устроено.

Такого Катерина не ожидала. В их слаженном дуэте умной и рассудительной всегда была она, а Светка – легкомысленной и нуждающейся в мудром руководстве. А сейчас Катерина сидела дура дурой, не зная, что ответить, да и отвечать было нечего, потому что Светка была права. И очень Катерине эта правота не нравилась. Простенько так и незатейливо Светка сформулировала аксиому, согласиться с которой Катерина не могла, хоть убей, все ее существо протестовало.

– А я найду себе мужчину богатого, умного, красивого, и чтоб он ко мне приспосабливался! – заявила она исключительно из вредности, чтобы оставить за собой последнее слово.

– Ну да… С замком и на белом коне, – грустно согласилась Светка. – Это мы уже проходили, Катюх…

Катерина опять скучала. Причем настолько самозабвенно, что тринадцатого мая, поднявшись на тринадцатый этаж, впервые ничего не смогла придумать: не было в голове никаких мыслей, а в душе эмоций. Куража не было, а совершать глупые поступки надо в соответствующем расположении духа. Работы было, как всегда, невпроворот, но ей не хватало – по Жванецкому – мелкого брызга. Чтоб жизнь вокруг кипела пузырьками шампанского, чтоб события всякие интересные, новости… Но ничего не происходило. По крайней мере у нее лично: бывший муж ограничивался долгими телефонными разговорами с Дашкой и регулярным переводом денег на Катеринину карточку, а к личной встрече не стремился, что ее даже задевало: ему сказали – уходи, он и ушел. Странно, честное слово. Так вообще-то не делается. Вон Бабины разводились как полагается: со скандалами и разговорами, а потом вообще передумали. В первый раз. Зато во второй все прошло как по маслу, но это уже был форсмажор. Через неделю после исторического визита будущего тестя Бабин был холост, а еще через две создал новую ячейку общества с гражданкой Фирулевой – как ее зовут, Катерина так и не вспомнила. На свадьбе со стороны жениха никого не было, хотя Женя и звал. Но даже его мама не приехала, и Катерина тоже отказалась.

В качестве компенсации морального ущерба Сан Саныч Фирулев вручил новоиспеченному зятю энную сумму в долларах для бывшей супруги, проявившей похвальное благоразумие. Этих денег Светке с дочерью вполне хватило бы на покупку новой квартиры, то есть Сан Саныч поступил как порядочный человек, по понятиям. Бабин, опасаясь попадаться Светке на глаза, передать деньги попросил Катерину. Но миссия оказалась невыполнима – Светка денег не взяла. А Бабину просила сказать, что с Фирулевым она в родственных отношениях – слава Богу! – не состоит и поэтому подарки принимать от него не может. На алименты согласна – как положено, четверть папиной зарплаты. А на квартиру она сама теперь заработает, это Светка просила подчеркнуть особо.

Забирая у Катерины деньги, Бабин едва не плакал. «Ничего, в Москве поправишь нервишки. Или в Израиле?» – ворчала про себя Катерина, которой, по совести говоря, было жаль Бабина. У Светки все наладится, а у него теперь такая жена, про которую говорят – не рукавица, с руки не сбросишь. Век воли не видать, как сказал бы Фирулев-папа.

После свадьбы Бабин, к великому удивлению непосвященных в детали, уволился и уехал – «рожать», но об этом знала только Катерина. Светка тоже уволилась из издательства и теперь вникала в дела на новом месте, так что ей было не до Катерины. Ивашов осуществлял свои депутатские полномочия в столице нашей Родины, а может, занимался чем-то другим совсем в другой точке земного шара – Катерине, он, понятное дело, не докладывал. Несколько раз, правда, он звонил, они мило болтали, он читал ей новые стихи, Катерина хвалила, а других тем для разговоров у них и не было.

Одним словом, Катерина осталась одна как перст, и развлекал ее только преданный Василий, исправно завозивший сырки теперь уже не только «для Катеньки», но и для дочки. А она попутно выуживала из него рассказы об очередном этапе его многотрудных поисков семейного счастья. Правда, в последнее время, Катерина заметила, и Василий поутих, свое объявление уже не подавал, а новые письма пробегал глазами без особого интереса. Устал мужик, отчаялся, понимающе вздыхала Катерина. Как оно все непросто-то, черт возьми. И как могла, подбадривала Васю, уверяя, что он непременно найдет свою половинку.

Вот и сегодня Василий заглянул ближе к обеду, выложил гостинцы, они поболтали ни о чем, и Катерина, воспользовавшись случаем, попросила отвезти ее домой.

– С удовольствием, – обрадовался Василий. – А т-твоя что?

– А кто ее знает? С утра не завелась. Я и дверями хлопала, и в выхлопную трубу дула, причем окошки закрыты были, – пожаловалась Катерина.

Но оказалось, что Василий этого анекдота не слышал, поэтому он посмотрел на нее с состраданием, как на больную, и осторожно поинтересовался:

– А з-зачем… в трубу? Д-дула зачем?

– Да это так. Анекдот такой есть.

– А м-муж что? – хитро закинул удочку Василий. – Не починит?

– Муж в командировке, – безмятежно пояснила Катерина.

Бессовестно расспрашивая Васю о перипетиях его многотрудной личной жизни, про свои дела Катерина благоразумно помалкивала. Во-первых, она сама до сих пор так и не привыкла называть Олега «бывшим» и к тому, что она – не замужем. Еще она резонно полагала, что наличие у нее мужа, пускай и отправленного в вечную командировку, поможет сохранить ее отношения с Василием на стадии нежной бесперспективной дружбы (с его стороны) и корыстного профессионального интереса – с ее.

– Тогда п-поехали, – решил Василий. – Я п-посмотрю, что там у тебя, м-может, и решим.

– Спасибо! – радостно засобиралась Катерина. – Сейчас только компьютер выключу, а ты окно закрой, мало ли что…

Но улизнуть с работы немедленно не удалось – черт принес посетителя. Невзрачный мужчина средних лет в кургузом пиджачке и давно не чищенных ботинках решительно прошел в кабинет и уселся на стул, неприязненно глядя на Василия.

– Я внизу п-подожду. Ты тут не д-долго ведь, – с нажимом произнес Вася и оставил Катерину вдвоем с посетителем.

– Я слушаю вас, – дежурно улыбнулась Катерина.

Мужчина посмотрел на нее укоризненно – мол, ничего веселого не вижу, и сообщил:

– Я посылал вам объявление. В феврале.

– И что? – подбодрила Катерина, еще надеясь на то, что беседа будет короткой.